Текст книги "Единичные и множественные преступления"

Часть 2
Квалификация преступлений

Раздел I
Общие вопросы квалификации преступлений

Квалификация преступления наряду с назначением наказания является одной из двух ведущих категорий уголовного права. По существу, все учение о преступлении, и Особенная и Общая части уголовного права направлены на создание совокупности знания, которая должна привести к правильной квалификации преступления.

Исходя из сказанного, рассмотрим некоторые определения квалификации, предложенные теорией уголовного права. Так, многие авторы признают квалификацией «установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой».[470]470
  Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972. С. 8; Он же: Общая теория квалификации преступлений. М., 1999. С. 5; Сабитов Р. А. Квалификация уголовно-правовых деяний. Челябинск, 1998. С. 4; Гаухман Л. Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. М.,2003. С. 13; Кадников Н. Г. Квалификация преступлений и вопросы судебного толкования. М., 2003. С. 5, и др.


[Закрыть] Примерно об этом же говорит и Б. А. Куринов.[471]471
  Куринов Б. А. Указ. соч. С. 43.


[Закрыть]

По поводу самого понятия «квалификация преступлений» особых проблем не возникает, господствует в теории уголовного права именно указанная фраза. Тем не менее определенные сомнения по этому вопросу возникли у некоторых ученых. Так, по мнению Р. А. Сабитова, «сущность квалификации состоит не столько в отнесении конкретного деяния к какой-либо статье УК, сколько в отнесении его к определенному преступлению, предусмотренному статьей УК. В связи с этим правильнее говорить не о квалификации преступлений, а о квалификации общественно опасных деяний».[472]472
  Сабитов Р. А. Указ. соч. С. 5.


[Закрыть] На первый взгляд, автор прав, поскольку именно деяние мы квалифицируем, именно в деянии мы определяем наличие преступления. Фактически это и так, и не так. Дело в том, что на стадии расследования уголовного дела действительно никто не имеет права говорить о квалификации преступления, поскольку преступления еще нет, только в будущем суду предстоит вынести решение о виновности или невиновности лица и о совершении или несовершении им преступления. Этого не хотят видеть определенные министерства и ведомства (Генеральная прокуратура РФ, Министерство внутренних дел РФ, Министерство РФ по делам ГО и ЧС и ликвидации последствий стихийных бедствий, Министерство юстиции РФ, Федеральная служба безопасности РФ, Министерство экономического развития и торговли РФ, Федеральная служба РФ по контролю за оборотом наркотиков), которые ввели в действие Приказ о едином учете преступлений от 29 декабря 2005 г. № 39/1070/1021/253/780/353/399. В соответствии с данным приказом многие формы учета (Статистическая карточка на выявленное преступление – Ф. 1, Статистическая карточка о результатах расследования преступления – Ф. 1.1, Статистическая карточка на лицо, совершившее преступление – Ф. 2, Статистическая карточка о потерпевшем – Ф. 5, в определенной части Статистическая карточка о результатах рассмотрения дела судом первой инстанции – Ф. 6)[473]473
  Российская газета. 2006. № 13 (3979). С. 10–16.


[Закрыть] указывают на совершение преступления как изначально очевидную вещь. Строго юридически те из указанных форм учета, которые подписываются органами предварительного расследования, должны фиксировать только деяние, а не преступление, а подписанные судьей – должны фиксировать деяние до вступления обвинительного приговора в законную силу и преступление после такового. Отсюда следует, что данные формы учета составлены некорректно и должны быть изменены. Применительно же к изложенной теоретической дискуссии можно констатировать, что Р. А. Сабитов в данной части прав. Однако при квалификации мы сопоставляем реальное общественно опасное деяние с моделью преступления, заложенной в норме УК, т. е. в данном случае мы имеем не один, а два объекта сравнения, и уже по одному этому наименование деятельности сравнения мы не можем ограничить только одним объектом (деянием). При объединении двух указанных объектов результатом сравнения выступает констатация того, что данное деяние есть преступление, т. е. делается вывод о преступности деяния. Именно поэтому вполне логично указанная деятельность по сопоставлению двух объектов названа по конечному результату «квалификацией преступлений».

К достоинствам приведенного определения можно отнести то, что авторы весь процесс квалификации разбивают на два этапа (это очень важно в связи с тем, что невозможно найти термин, который бы в полной мере раскрывал процесс квалификации) – установление и юридическое закрепление.

Общепризнанно, что квалификация преступления выступает в двух аспектах: с одной стороны, это процесс установления сходства (тождества) конкретно совершенного преступления с признаками диспозиции нормы Особенной части уголовного закона, а с другой – вывод об этом сходстве.[474]474
  Левицкий Г. А. Квалификация преступления// Правоведение. 1962. № 1. С. 144; Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступления. М., 1972. С. 7–8; Куриное Б. А. Научные основы квалификации преступлений. М., 1976. С. 12, 43; Наумов А. В., Новиченко А. С. Законы логики при квалификации преступлений. М., 1978. С. 26–27; Андреев И. В. Теоретико-правовые основы квалификации преступлений: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Омск, 2000. С. 8, и др.


[Закрыть] В целом с такой позицией необходимо согласиться, поскольку она верно отражает практическую значимость квалификации. Однако настораживает в данном подходе следующее: один и тот же термин понимается как динамический процесс и как определенное состояние, что, конечно же, является неприемлемым с точки зрения однозначности толкования юридических терминов. Попытка обратить внимание на тесную взаимосвязь процесса и результата[475]475
  Кудрявцев В. Н. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть] лишь усиливает осознание того, что мы имеем, хотя и связанные, но самостоятельные явления, оформленные в теории одним термином. И только в этом плане двухаспектное толкование понятия квалификации вызывает возражения. Действительно, квалификация преступления представляет собой процесс познания явления, его сходства с другим явлением. Именно это – главное в квалификации. «Процесс – … 2) совокупность последовательных действий для достижения какого-либо результата».[476]476
  Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 1087.


[Закрыть]

Остается вопрос, выводит ли такое понимание процесса результат за пределы процесса или оставляет его в структуре процесса? «Человек, осуществляющий какую-либо деятельность, стремится к определенной цели, а достижение этой цели свидетельствует о том, что процесс деятельности завершен. Если же цель не достигнута, то можно говорить о прекращении деятельности, а не о ее завершении, ибо завершение всегда подразумевает достижение результата».[477]477
  Лаптева Е. Н. О видах квалификации преступлений // Юридические записки Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Вып. 2. Ярославль, 1998. С. 226; Благов Е. В. Квалификация преступления. Ярославль, 2003. С. 11, и др.


[Закрыть] Очень похоже на то, что результат установления является структурным элементом процесса и, соответственно, значения за пределами процесса не имеет. Поэтому признание квалификации процессом установления сходства сразу снимает проблему второго толкования квалификации, так как данный процесс завершается выводом о применении соответствующей нормы уголовного права, без чего процесс не будет законченным.

Несколько иначе определяет двойственное значение термина «квалификация» Н. Г. Кадников: «Обратим внимание на двоякое значение термина "квалификация преступления": а) деятельность должностных лиц правоприменительных органов (орган дознания, следователь, прокурор, судья), результатом которой является установление точного соответствия между деянием и признаками состава преступления, указанного в Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ); б) государственно-правовая оценка совершенного общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом».[478]478
  Кадников Н. Г. Квалификация преступлений и вопросы судебного толкования. М., 2003. С. 5–6.


[Закрыть] Довольно странная позиция. Во-первых, автор разделяет деятельность и установление соответствия как результат деятельности, хотя несколько ниже мы увидим, что он полностью поддерживает при определении квалификации преступлений В. Н. Кудрявцева, который под таковой деятельностью понимает само установление соответствия. Во-вторых, в уголовном законе указана диспозиция, а не состав преступления, если только автор не отождествляет диспозицию с составом преступления. В-третьих, элементы «состава преступления» (диспозиции) указаны не только в Особенной части уголовного закона, но и в Общей части (вина, оконченное и неоконченное преступление, соучастие и т. д.).[479]479
  Благов Е. В. Квалификация преступлений. Ярославль, 2003. С. 9.


[Закрыть] В-четвертых, ни о какой государственно-правовой оценке при квалификации преступлений не может быть речи, поскольку сам автор признает субъектами квалификации должностных лиц, а не государство. И хотя они действуют от имени государства, тем не менее их поведение основано на их убеждении, что создает особые преграды для признания такого поведения государственным. Мало того, в уголовном законе нет самой квалификации, а есть только один ее объект – диспозиция (модель преступления), с которой сопоставляется реальное деяние. В-пятых, квалификация преступления может исходить не только от должностных лиц, указанных автором, но и от адвокатов, законных представителей и т. д. Однако автор прав в том, что с позиций легального значения квалификации ею могут заниматься только особо уполномоченные лица; квалификация, произведенная адвокатом, станет социально значимой только после ее подтверждения особо уполномоченными лицами. Тем не менее никакого двойственного характера квалификации преступлений в приведенном высказывании не проявляется.

Недостатком указанного определения квалификации является то, что авторы используют термин «состав преступления». Дело в том, что данная теоретическая конструкция абсолютно условна и не выдерживает критики,[480]480
  Козлов А. П. Понятие преступления. СПб., 2004. С. 173–189.


[Закрыть] хотя на фоне данной критики в теории уголовного права предпринимаются попытки сохранения и обоснования данной фиктивной категории уголовного права.[481]481
  Благов Е. В. Указ. соч. С. 9–10; Ляпунов Ю. Состав преступления: гносеологический и социально-правовой аспекты // Уголовное право. 2005. № 5. С. 44–48 и др.


[Закрыть] Строго говоря, если встать на позицию сторонников состава преступления, то при квалификации преступления вообще нельзя опираться на состав преступления, поскольку при квалификации лишь устанавливается общность признаков и элементов реального поведения и уголовного закона, тем самым устанавливается только наличие преступления как единства деяния и диспозиции уголовного закона. Только после констатации того, что в деянии виновного содержится преступление, мы можем говорить о «составе преступления».

Правда, в настоящее время предложено под составом преступления понимать некоего монстра: «Общепризнанный термин имеет, однако, три самостоятельных, но взаимосвязанных друг с другом значения, в каждом из которых он встает перед нами только в своей, ему присущей ипостаси. Во-первых, состав преступления в значении явления социальной реальности как строго структурированное содержание общественно опасного деяния, имеющего свои четкие границы и в обобщенном типизированном виде отраженного в коллективном (законодатель) или индивидуальном (отдельный ученый, исследователь) сознании познающего субъекта в форме нормативного общеобязательного установления либо научной дефиниции. В этом значении он является объектом познания, аналогом сформированного на этой основе соответствующего понятия. Во-вторых, состав преступления в значении законодательной конструкции, общеобязательного юридического понятия, закрепленного в диспозиции уголовно-правовой нормы, относящейся к Особенной части, и в соответствующих нормах Общей части УК… В-третьих, состав преступления как научное понятие, как доктринальная дефиниция вырабатывается и формируется на более высоких уровнях обобщения его элементов и признаков и представляет собой теоретические определения самого крупного масштаба с максимально возможной степенью обобщения слагаемых определяемого явления, например, общее понятие состава преступления».[482]482
  Ляпунов Ю. Указ. соч. С. 46–47.


[Закрыть] Приносим извинение за столь длинную цитату, но нам она необходима для точного уяснения контекста. Прежде всего, необходимо отметить следующее: а) автор допускает «подмену тезисов», поскольку в первой ипостаси смешивает реальное, отражения в законе и доктринальное значения состава, в то же время выделяя во второй и третьей ипостасях самостоятельные значения состава преступления применительно к закону и доктрине; б) это сделано для того, чтобы прикрыть ложность состава преступления применительно к реальному поведению, где состава преступления до квалификации преступления быть не может (есть просто общественно опасное поведение, но пока не преступление), и при квалификации преступления быть не может; состав преступления появляется после завершения квалификации, после констатации существования преступления в реальном поведении (разумеется, все это будет выглядеть таким образом при условии, что мы не пойдем по пути, предложенному Р. А. Сабитовым, и не признаем квалификации общественно опасного деяния); в) но после квалификации преступления уже нет самостоятельно существующих деяния и диспозиции, они объединены возникшим преступлением, соответственно, и здесь не может быть двух самостоятельно существующих значений состава преступления; г) лукавит автор и применительно к составу преступления как законодательной конструкции, общеобязательного юридического понятия, закрепленного в диспозиции; этого просто хочет автор, поскольку нет в диспозиции состава преступления, там отражены признаки и элементы возможного преступления с необходимой для признания его в качестве такового структурой; д) можно согласиться с признанием доктринального значения состава преступлении, поскольку он и был изобретен как теоретическая конструкция преступления, но только в качестве технического термина, обозначающего структуру преступления, и без придания ему образа триединого «бога» со всякими гносеологическими и социально-правовыми обоснованиями, ведь мы особо не обосновываем наличие структуры явления – она есть и есть. Лично для меня состав преступления не является существенной доктринальной категорией: применительно к преступлению хватает термина «структура», использование которого вполне достаточно для анализа преступления, а применительно к квалификации вполне достаточно диспозиции нормы (модели преступления) как эталона квалификации. При таком подходе из теории уголовного права удаляется фиктивная категория состава преступления, теория становится простой и ясной: имеется общественно опасное поведение, которое нужно признать преступным или непреступным, имеется диспозиция нормы как модель преступления, сопоставлением первого и второй мы получаем либо преступление, либо отсутствие преступления. Ничего лишнего – деяние как преступление или непреступление.

Похоже, В. Н. Кудрявцев это видит: «Для квалификации же преступления обязательным условием является ссылка на норму уголовного закона».[483]483
  Кудрявцеве. Н. Указ соч. 1972. С. 9.


[Закрыть] На это же указывает Б. А. Куринов: «…Диспозиция по своему значению – сердцевина всей уголовно-правовой нормы, в ней заключена характеристика сущности преступления».[484]484
  Куринов Б. А. Указ. соч. С. 56.


[Закрыть] Именно норма уголовного закона, а также обязательные признаки ее диспозиции представляют собой ту основу, на которую примеряют при квалификации признаки реально содеянного.

Правда, по мнению Е. В. Благова, «включение в искомое понятие как эталона квалификации уголовного закона подчеркивает лишь внешний, видимый ее аспект. Его недостаточно в силу неотражения связи между преступлением и законом (выделено нами. – А. К.)».[485]485
  Благов Е. В. Общая теория применения уголовного права. Ярославль, 2003. С. 103.


[Закрыть] Но непонятно, о какой связи пишет автор. Ведь при квалификации нет и быть не может связи между преступлением и диспозицией, поскольку пока нет преступления, а есть общественно опасное деяние, которое еще не признано преступлением и которое также никак не связано с законом. В процессе квалификации мы только пытаемся установить существование этой связи и определить в качестве результата наличие преступления определенного вида. Поэтому попытка Е. В. Благова расширить объем эталона квалификации за пределы уголовного закона является неудачной, а ее реализация будет социально вредной, поскольку высказанная позиция не ограничивает квалификацию законом, соответственно, такая квалификация с ее результатом будет заведомо незаконной. Мало того, остается непонятным и то, каким образом, на основании чего автор при квалификации будет применять ту или иную норму уголовного закона, если, по его мнению, уголовного закона для квалификации недостаточно.

Несколько непонятна позиция Е. Н. Лаптевой, которая определяет квалификацию как «единство процесса соотнесения (сопоставления) признаков совершенного деяния и признаков состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой, и результата их совпадения или несовпадения».[486]486
  Лаптева Е. Н. Указ. соч. С. 226.


[Закрыть] Дело в том, что автор здесь говорит о единстве процесса соотнесения и результата соотнесения, тогда как чуть ниже (и мы уже приводили ее позицию) она доказала, что результат входит в процесс, соответственно, разделять процесс и результат нельзя.

В определенной части противоречиво определение квалификации, которое дают А. В. Наумов и А. С. Новиченко: «Квалификация преступления… представляет собой констатацию тождества признаков квалифицируемого общественно опасного деяния и признаков уголовно-правовой нормы, предусматривающей ответственность за это деяние»,[487]487
  Наумов А. В., Новиченко А. С. Указ. соч. С. 30.


[Закрыть] и здесь видится два недостатка. 1. Едва ли оправданно применяется термин «констатация», который, скорее всего, характеризует состояние, но не процесс развития явления, хотя авторы являются сторонниками последнего. В более поздней работе один из авторов дал несколько иное определение квалификации: «Под ней обычно понимается установление соответствия или тождества признаков совершенного общественно опасного деяния признакам предусмотренного уголовным законом преступления».[488]488
  Наумов А. В. Реализация уголовного права. Волгоград, 1983. С. 13.


[Закрыть] Здесь правильно указан процесс (установление), но не указано состояние результата сопоставления, поскольку оно входит элементом в структуру процесса. 2. Не было никакой необходимости смешивать в одном определении, касающемся преступления, две различные категории «преступление» и «ответственность», последняя просто излишня, поскольку авторы анализируют квалификацию, а не назначение наказания; лучше было бы говорить о диспозиции нормы. Примерно так же, но в плане квалификации – вывода, рассматривает квалификацию и Б. А. Куринов.[489]489
  Куринов Б. А. Указ. соч. С. 12.


[Закрыть]

На наш взгляд, более точное определение квалификации дано Г. В. Вериной и М. С. Рыбак: «Квалификация преступления – это процесс, при котором выявляется соответствие между совершенным лицом общественно опасным деянием и признаками конкретного состава преступления, описанного в одной из статей уголовного кодекса».[490]490
  Верина Г. В., Рыбак М. С. Некоторые аспекты квалификации преступлений: проблемы теории и практики // Правоведение. 2000. № 3. С. 165.


[Закрыть] Данное определение более точно только с позиций соотношения процесса и результата – авторы включают результат в процесс («квалифицировать преступление – значит дать ему правовую оценку и определить соответствующую статью УК»[491]491
  Там же.


[Закрыть]). В остальном определение малоприемлемо, поскольку а) в законе не описывается состав преступления, согласно структуре нормы там присутствуют диспозиция и санкция (мы не включаемся в дискуссию о структуре нормы, которая нами проанализирована ранее, и высказываем свою позицию[492]492
  Козлов А. П. Механизм построения уголовно-правовых санкций. Красноярск, 1998. С. 15–16.


[Закрыть]); б) элементы диспозиции отражены и в Особенной, и в Общей части УК, а не в одной норме.

Обширное определение квалификации преступлений дает И. В. Андреев: «Осуществляемая специально-уполномоченными органами и лицами уголовно-правовая оценка поведения индивида на основе выявления и юридического закрепления уголовно значимых признаков, определения уголовного закона и его элементов, подлежащих применению, и установления тождества выявленных признаков конкретному составу преступления при отсутствии факторов, исключающих преступность поведения».[493]493
  Андреев И. В. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть] Определение действительно полное, настолько полное, что вызывает сомнение в целесообразности такового. Дело в том, что в данном определении объединены и уголовно-правовые, и уголовно-процессуальные положения, что, на наш взгляд, чрезмерно расширяет объем исследования, поскольку уголовно-процессуальные аспекты квалификации, естественно, могут быть самостоятельно исследованы.[494]494
  Гальперин И. М., Вышинская З. А., Салаутдинов С. А., Якубов А. Е. Вопросы квалификации преступлений на предварительном расследовании. М., 1975; Свидлов Н. М. Виды норм и квалификация преступлений следователем. Волгоград, 1986, и др.


[Закрыть] Достаточная глубина исследования может быть достигнута только путем сужения объема исследования. Поэтому мы считаем излишними упоминания о признаках квалификации, носящих уголовно-процессуальный характер (по кругу лиц и по документальному закреплению оценки поведения индивида). Кроме того, на наш взгляд, является излишним упоминание об отсутствии факторов, исключающих преступность поведения, ведь автор определяет квалификацию преступлений, т. е. он для себя уже определил, что сталкивается только с преступлением со всеми его элементами и признаками. Поэтому при наличии факторов, исключающих преступность поведения, отсутствует сам предмет исследования (нет преступления, нет квалификации преступлений). И, естественно, нас не устраивает состав преступления – эта эфемерная теоретическая конструкция – в качестве эталона квалификации преступлений.

При рассмотрении указанных и других работ возникает проблема терминологического оформления связи между поведением лица и нормой уголовного закона (диспозицией). Как видно, авторы говорят либо о соответствии, либо о тождестве, либо о совпадении, либо о подобии.

Во многих работах эта связь признана тождеством.[495]495
  Наумов А. В., Новиченко А. С. Указ. соч. С. 13 и др.


[Закрыть] При этом говорится, что «в традиционной формальной логике принцип тождества («а плюс а» или «а есть а») имеет двоякое значение: во-первых, онтологическое (тождественность себе предметов и ситуаций, о которых идет речь, как условие логического рассуждения); во-вторых, логическое (необходимость сохранения в процессе рассуждения постоянства значения понятий)».[496]496
  Там же. С. 13–14.


[Закрыть] Действительно, формально-логический закон тождества означает: «в процессе рассуждения о каком-либо предмете мы должны мыслить именно этот предмет»,[497]497
  Кириллов В. И., Старченко А. А. Логика. М., 1982. С. 83.


[Закрыть] т. е. по существу разрешаем формулу «а есть а». Но при этом нельзя забывать и о том, что указанное вовсе не означает двоякого (онтологического и логического) значения закона тождества. Закон однозначно говорит о равенстве предмета самому себе. Совершенно не случайно в философии выделяются логика и онтология (мы не станем вдаваться в дискуссию о том, является логика составной частью философии или нет, и примем за основу одну из позиций): первая из них – наука о познании, формах мышления, а вторая – учение о бытии (действительности, реальности). Уже поэтому не совсем точна позиция данных авторов по поводу того, что в формальной логике закон тождества имеет значение онтологическое; речь может идти только о самостоятельном онтологическом значении формально-логического закона тождества, тогда как благодаря анализируемому подходу происходит смешение логического закона тождества с онтологическим тождеством, хотя они не совпадают по объему: если логический закон тождества свидетельствует о равенстве понятия самому себе, то онтологическое тождество в одном значении реализует закон тождества и устанавливает равенство предмета самому себе, а в другом значении представляет собой равенство различных объектов (собственно тождество), не имеющее никакого отношения к логическому закону тождества, поскольку не предполагает равенства самому себе. Ведь в философии тождество определяется как «понятие, выражающее предельный случай равенства объектов, когда не только все родовидовые, но и все индивидуальные их свойства совпадают»,[498]498
  Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 687.


[Закрыть] т. е. речь идет о соответствующем сравнении различных объектов и констатации их полного совпадения. «Таким образом, диалектическое тождество не есть одинаковость, совпадение предмета, понятия с самим собой, а есть взаимодействие противоположностей, т. е. тождество, которое предполагает различие и которое есть тождество противоположностей».[499]499
  Наумов А. В., Новиченко А. С. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть] Смущает здесь лишь применяемый авторами термин «противоположности», который явно не к месту, поскольку противоположности представляют собой отсутствие тождества (белое и черное, дом и не дом, день и ночь). И ссылка авторов на Гегеля ничего в этом плане не меняет. Лучше говорить о тождестве самостоятельных явлений.

Из сказанного следует вывод, что формально-логическое понимание тождества и его философское понимание не совпадают, поскольку последнее означает «А есть Б» (в природе нет преступления, а есть лишь определенное поведение лица, которое признают преступлением только на основе сопоставления деяния с уголовным законом). Представляется, удачно оформил эту мысль В. Я. Колдин: «Сводить квалификацию преступлений к логической идентификации понятий – значит искусственно схематизировать, выхолащивать этот сложный процесс»,[500]500
  Колдин В. Я. Идентификация и ее роль в установлении истины по уголовным делам. М., 1969. С. 9.


[Закрыть] хотя дело вовсе не в искусственной схематизации, поскольку определенная схематизация, создание алгоритмов сделает квалификацию только более надежной. Действительно, нельзя сводить квалификацию к идентификации потому, что последняя есть не что иное, как отождествление объекта самому себе (применительно к общественно опасному деянию это означает, что оно суть общественно опасное деяние, и не более того). При этом идентификация является лишь техническим приемом установления фактических обстоятельств дела.

В. Я. Колдин верно пишет, что при сопоставлении конкретного деяния с соответствующей нормой уголовного права также имеются элементы отождествления.[501]501
  Там же. С. 8.


[Закрыть] Но, к сожалению, даже автор, столь глубоко исследовавший закон тождества с позиции криминалистической идентификации, не удержался от признания того, что тождество суть идентификация.[502]502
  Колдин В. Я. Судебная идентификация. М., 2002. С. 22–25.


[Закрыть] Нам понятны лингвистические сложности, однако, тем не менее, идентификацию и тождество необходимо «разводить». При этом идеальным вариантом было бы жесткое разделение терминов «сходство», «тождество», «идентификация», последние два – по характеру сравниваемых объектов: тождество – подобие разных объектов, идентификация – самоотождествление человека с другим человеком или группой лиц,[503]503
  Философский энциклопедический словарь. С. 199.


[Закрыть] что можно признать с определенной натяжкой формально-логическим подобием самому себе (я – человек, я – ученый). Однако, скорее всего, такое сделать не удастся, и потому приемлем и более мягкий вариант: признание двух видов тождества – тождества различных объектов (собственно тождество) и тождества самому себе (идентификация) (например, оттиск пальца лица, произведенный криминалистом, и оттиск пальца этого же лица, оставленный на месте совершения преступления, идентичны, а не собственно тождественны). В дальнейшем для удобства пользования мы будем говорить о тождестве, понимая под таковым собственно тождество, и об идентификации, считая таковой тождество самому себе.

Е. В. Благов предпринял попытку разрешить проблему терминологического оформления факта сопоставления через простой категорический силлогизм и средний термин, ему свойственный. В результате он предлагает анализируемую связь обозначить термином «предусмотренность» уголовным законом.[504]504
  Благов Е. В. Квалификация преступлений. С. 11–13.


[Закрыть] Данный термин уже подвергался критике из-за его неточности.[505]505
  Гаухман Л. Д. Указ. соч. С. 16–17.


[Закрыть] Мало того, автор тем самым допустил «подмену тезиса». Дело в том, что при анализе среднего термина Е. В. Благов говорит о тех основных уголовно значимых элементах, которые содержатся и в реальном поведении, и в уголовном законе (элементы структуры будущего преступления). Однако само наличие данных элементов и там, и здесь (средний термин) еще не определяет характера связи между посылками – это совпадение, тождество, соответствие или подобие (какая связь характеризует средний термин). Позиция Е. В. Благова лишь доставила дополнительную «головную боль» исследователю, так как ею предложен еще один термин – «предусмотренность» в качестве определителя связи.

Некоторые авторы считают все перечисленное выше синонимами и особого внимания вопросу не уделяют. Так, Р. А. Сабитов пишет: «Квалификация преступления (деяния) – это установление совпадения (соответствия, тождества, идентичности)…».[506]506
  Сабитов Р. А. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть] В определенной части с этим можно согласиться. Ведь при квалификации для нас является главным соотнесение двух явлений, категорий и установление их совпадения. В основном указанные термины характеризуют это совпадение, и каждому понятно, что и совпадение, и подобие, и тождество, и соответствие характеризуют сходство, степень равенства объектов (как видно, мы привнесли еще два термина указанного порядка). Применительно к позиции Р. А. Сабитова мы не готовы согласиться с предложенным им термином «идентичности», поскольку согласно теории идентификации данный термин означает равенство самому себе; при квалификации преступления этого нет.

На наш взгляд, совершенно верно, говоря о методологических основах квалификации преступления, В. Н. Кудрявцев указывает на философские категории единичного и общего, которые отражаются в конкретно совершенном антисоциальном поступке (единичное) и в норме уголовного закона (общее),[507]507
  Кудрявцеве. Н. Указ. соч. 1999. С. 33–38.


[Закрыть] соответственно, в поиске их соотношения. Из этого следует, что если мы хотим всерьез признавать уголовное право прикладной наукой и жестко соотносить ее с фундаментальными науками (философией, формальной логикой, психологией), то в таком случае полезно будет для разрешения анализируемой проблемы обратиться к философии. В философии выделены категории «равенство», «подобие», «сходство», «тождество», но это вовсе не означает, что мы вновь попали в плен множества терминологий, поскольку указанные термины характеризуются различной степенью обобщения и различной степенью совпадения признаков. При этом равенство явлений представляет собой высшую степень обобщения совпадения явлений. Отношения равенства заключены и в подобии, однако последнее означает поиск переходных масштабов явлений и «условий обоснованного перехода от модели к реальности и наоборот. Таким образом, идея подобия лежит в основе моделирования».[508]508
  Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 504–505.


[Закрыть] Вот это является для нас очень важным, поскольку именно моделированием (соотношением реального поведения с моделью преступления, отраженной в диспозиции) мы и занимаемся при квалификации. Соответственно, термин «подобие» нас должен вполне устроить при квалификации преступлений. Однако это еще не все. Подобие дифференцируется в зависимости от объема совпадающих признаков на сходство и тождество; сходство образуется при совпадении хотя бы одного признака, тождество означает совпадение всех признаков.[509]509
  Там же. С. 505, 558, 666, 687.


[Закрыть] Применительно к квалификации преступлений является единственно точным термин «тождество», поскольку только при полном соответствии признаков мы можем говорить о возникновении преступления; аналогия здесь, как частичное совпадение признаков, недопустима. Из изложенного следует, что интересующая нас связь моделирования, присущая квалификации преступлений, является связью подобия – тождества.

На основе сказанного под квалификацией следует понимать процесс установления и юридического закрепления тождества конкретного общественно опасного поведения той модели преступления данного вида, которая предусмотрена диспозицией нормы уголовного закона.

Процесс квалификации – сложный мысленно-деятельный процесс, которому уделяется достаточно много внимания в теории квалификации. Мыслительная деятельность предполагает познание тех или иных явлений окружающего мира. Но все знают, что всегда познание выступает на двух уровнях: рациональное (разумное) и эмоциональное (чувственное). Квалификация преступлений в этом плане не представляет собой ничего особенного, она также осуществляется на двух указанных уровнях. По идее, эмоциональный уровень при квалификации преступлений должен быть исключен и квалификация должна базироваться только на разумных основах, иначе будет слишком велика возможность ошибок в квалификации преступлений. На первый взгляд, это можно сделать, поскольку при квалификации мы сталкиваемся с достаточно жесткой, установленной уголовным законом моделью преступления, которая вроде бы исключает эмоциональность подхода лица, занимающегося квалификацией. Но, с другой стороны, наличие множества оценочных категорий в уголовном законе и предоставление возможности узкого или широкого их толкования дают право реализовать эмоции, которые могут возникнуть у правоприменителя, даже при самой жесткой законодательной модели преступления. Именно поэтому в теории квалификации вновь и вновь предлагаются решения данного вопроса путем выделения алгоритмов квалификации, которые бы свели до минимума эмоциональность квалификации, о чем мы поговорим несколько позже.