Текст книги "Единичные и множественные преступления"

Вторая проблема заключается в точной оценке правоприменителем элементов и признаков, содержащихся в модели преступления. Толкование диспозиции – сложнейший род деятельности, особенно на фоне необходимого существования большого количества оценочных категорий в уголовном законе. Традиционно в теории уголовного права выделяют положительные и отрицательные стороны оценочных понятий,[549]549
  Питецкий В. В. Оценочные признаки уголовного закона. Красноярск, 1993. С. 67.


[Закрыть] при этом считая, что положительные свойства не следует преувеличивать.[550]550
  Там же


[Закрыть] «Отрицательные свойства оценочных понятий выражаются в том, что эти понятия таят в себе возможность судебных ошибок вследствие некоторых особенностей в применении норм, их содержащих. Одна из таких особенностей заключается в том, что в применении оценочных понятий велика роль субъективного фактора, а точнее – индивидуального правосознания».[551]551
  Там же.


[Закрыть] По мнению Н. Иванова, «содержание этих признаков (оценочных. – А. К.) определяется правосознанием лица, которое применяет соответствующую норму, исходя из конкретных обстоятельств дела. Однако уровень правосознания и профессиональной подготовленности практических работников неодинаков. Вследствие этого, а также из-за отсутствия законодательного разъяснения уголовно-правовых терминов, используемых для установления оснований ответственности, возникает разноречивое толкование одних и тех же признаков в теории, судебной и прокурорско-следственной практике».[552]552
  Иванов Н. Об унификации оценочных признаков уголовного закона // Рос. юстиция. 1996. № 4. С. 17.


[Закрыть] Это довольно точная оценка влияния и значения оценочных понятий. Но дело даже не в них. Справедливо отмечает А. И. Рарог, что «пределы оценочной деятельности правоприменителя достаточно широки. Она не исключается даже в тех случаях, когда преступление описано в законе посредством предельно полного перечня и максимально конкретной характеристики признаков его состава».[553]553
  Рарог А. И. Усмотрение правоприменителя при квалификации преступлений // Уголовное право. 2000. № 1. С. 39.


[Закрыть] Именно поэтому оценка существенности того или иного элемента либо признака деяния представляется довольно сложной.

В теории уголовного права существуют предложения по нейтрализации возникших при усмотрении правоприменителя проблем. А. И. Рарог предлагает искать разумный и обоснованный компромисс формальной определенности права и оценочной деятельности правоприменителя,[554]554
  Там же.


[Закрыть] что, конечно, верно, но уж слишком обще и неопределенно. В. В. Питецкий считает, что необходимо сокращать количество оценочных понятий в законе;[555]555
  Питецкий В. В. Указ. соч. С. 71.


[Закрыть] это так, но в целом проблемы не решит, поскольку нельзя исключить из уголовного закона все оценочные понятия, мало того, проблемы негативного влияния убеждения правоприменителя возникают и помимо оценочных понятий. По мнению М. Костровой, решения проблемы единообразного применения закона заключаются в следующем: 1) аутентичное толкование; 2) обязательное судебное толкование; 3) введение в Общую часть УК статьи «Основные понятия, содержащиеся в настоящем Кодексе»; 4) увеличение количества примечаний к статьям Особенной части, содержащих определения понятий, используемых в них.[556]556
  Кострова М. Оценочная лексика в уголовном законе: проблемы теории и практики // Уголовное право. 2001. № 2. С. 20.


[Закрыть] Все указанные меры могут снизить уровень негативного влияния усмотрения правоприменителя, но полностью исключить его не смогут, и данное влияние будет весьма существенным.

Тем не менее пессимистическое отношение к выработке правил, ограничивающих усмотрение, едва ли приемлемо. А. И. Рарог считает, что «сформулировать правила, ограничивающие рамки усмотрения при применении таких квалифицирующих признаков, как существенный вред, существенное нарушение прав и законных интересов, значительный ущерб, практически невозможно. Поэтому рекомендации по применению таких признаков должен давать Пленум Верховного Суда Российской Федерации во избежание полного произвола в практическом их применении, но с предоставлением судам возможности руководствоваться соображениями справедливости и гуманности».[557]557
  Рарог А. И. Указ. соч. С. 41.


[Закрыть] Думается, он неправ и применительно к невозможности создания таких правил, и применительно к возможности толкования нормы по судейским представлениям о справедливости и гуманности. Еще в начале XX века Н. Д. Оранжиреев писал: «Если за одно и то же деяние можно попасть на каторгу, в тюрьму или быть обеленным, если нельзя уловить разницы в сути дела и в его обстановке, а в Нижнем за него погладили по головке, в Твери же обрекли человека на гражданскую смерть, если за тяжкое преступление в одном случае наказали тюрьмой, а за сравнительно пустое в другом – лишением прав и арестантским отделением, то не может остаться веры в справедливость суда, справедливость, зависящую от места происшествия и неуловимых случайностей».[558]558
  Оранжиреев Н. Д. Преступление и наказание в математической зависимости. М., 1916. С. 16.


[Закрыть] А еще раньше об этом писали следующее: «При осуществлении проекта идея легальности получит у нас весьма странную физиономию, сделавшись чем-то вроде растения перекати-поле: на вопрос гражданина, как должно казаться известное преступление, закон ответит «не знаю» и отошлет его к сидящему на судейском кресле, Ивану Ивановичу, которому это будто бы лучше известно; но Иванов Ивановичей этих целый полк и каждый из них ответит различно. Таким образом, на место юстиции встанет судья, а на место легальности – самовластие».[559]559
  Красовский А. Легальный произвол. СПб., 1896. С. 20.


[Закрыть]

Именно поэтому нельзя согласиться с А. И. Рарогом в том, что «в отечественной юридической науке проблеме пределов судейского усмотрения уделялось, к сожалению, явно недостаточное внимание».[560]560
  Рарог А. И. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть] Этому вопросу уделялось огромное внимание в связи с назначением наказания, начиная с XIX века,[561]561
  Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889; Шавров. Судейское усмотрение и неопределенный приговор. 1903; Владимиров Л. Е. Уголовный законодатель как воспитатель народа. М., 1903, и др.


[Закрыть] на всем протяжении существования советского уголовного и процессуального права, разрабатывающих проблемы правосознания и убеждения судей;[562]562
  Вышинский А. Я. Теория судебных доказательств в советском уголовном праве. М., 1950; Карпец И. И. Отягчающие и смягчающие обстоятельства в уголовном праве. М., 1959; Лукашева Е. А. Социалистическое правосознание и законность. М., 1973; Резник Г. М. Внутреннее убеждение при оценке доказательств. М., 1977; Петрухин И. Л., Батуров Г. П., Морщакова Т. Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М., 1979; Щегорцов В. А. Социология правосознания. М., 1981; Прохоров Л. А. Общие начала назначения наказания и предупреждение рецидивной преступности. Омск, 1980; Залесский Г. Е. Психологические вопросы формирования убеждений. М., 1982; Новоселов Г. П. Критерии определения судом меры наказания. Свердловск, 1984; Соколов Н. Я. Профессиональное сознание юристов. М., 1988; Скрябин М. А. Общие начала назначения наказания и их применение к несовершеннолетним. Казань, 1988, и др.


[Закрыть] и в современный период, который характеризуется тем, что законодатель, создавая УК 1996 г., вместе с грязной водой («социалистическое») выбросил из общих начал назначения наказания и ребенка («правосознание»), словно судья назначает наказание вне своего правосознания, тем не менее, соответствующие работы имеются.[563]563
  Грошев А. В. Функции правосознания в механизме уголовно-правового регулирования: Дис… докт. юрид. наук. Екатеринбург, 1997; Горелик А. С., Назаров А. Д., Стойко Н. Г. Справедливость судебного разбирательства и обеспечение права на защиту в уголовном судопроизводстве. Красноярск, 2000; Севастьянов А. П. Пределы судейского усмотрения при назначении наказания: Дис… канд. юрид наук. Красноярск, 2004, и др.


[Закрыть] Здесь указано едва ли не менее десятой части всех работ, посвященных анализируемой проблеме. Мало того, как видно из названия работ, они посвящены не только назначению наказания, но и оценке доказательств, что имеет прямое отношение к квалификации преступлений. Дело не в отсутствии исследований, а в нежелании общества и государства, тем более судейского корпуса прислушиваться к выводам и рекомендациям, вытекающим из этих исследований. В результате следуемые из выводов и рекомендаций полумеры особого значения не имеют, а радикальные меры игнорируются и законом, и судебной практикой, и теорией уголовного права.

Но тем не менее нужно признать и то, что специалисты в области квалификации преступлений, напрямую связывая квалификацию с доказыванием, не обращают внимания на то, что, в конечном счете, закон тождества преломляется в правила доказательства, выработанные формальной логикой: доказательства, весьма схожие с умозаключением, однако в полной мере таковыми не являющиеся.

«Познавательный процесс, протекающий в форме умозаключения, и процесс доказывания в формальной логике нередко отождествляются… Здесь возможно два решения вопроса: 1) познание и доказывание совпадают, являются тождественными, взаимозаменяемыми понятиями и 2) эти понятия отображают разные мыслительные процессы и, таким образом, их отождествление неправомерно. Только вторая точка зрения нам представляется единственно правильной».[564]564
  Домбровский Р. Г. Логика и теория судебных доказательств // Оптимизация расследования преступлений. Иркутск, 1982. С. 11–12.


[Закрыть] В целом с позицией Р. Г. Домбровского можно согласиться, он довольно убедительно проводит разграничения умозаключения и доказательства.[565]565
  Там же. С. 12.


[Закрыть] Настораживает в приведенном высказывании только то, что автор небрежно обращается с понятийным аппаратом: верно начинает разговор о соотношении умозаключения и доказательства и тут же походя разграничивает познание и доказывание, отождествляя тем самым познание с умозаключением, что явно неоправданно. «Познание действительности происходит в значительной мере (выделено нами. – А. К.) при помощи умозаключения»,[566]566
  Кириллов В. И., Старченко А. А. Указ. соч. С. 103.


[Закрыть] однако не заключается только в нем, поскольку к формам мышления относятся и понятия, и определения, и суждения, и умозаключения, и доказательства, и гипотеза. Ограничивать познание умозаключением в этих условиях было бы некорректным. Ведь познание как процесс получения нового знания не может обойтись без указанных форм мышления. Очень похоже на то, что ошибка отождествления познания и умозаключения свойственна многим специалистам в области уголовного процесса.[567]567
  Теория доказательств в советском уголовном процессе. М., 1973. С. 283–289, и др.


[Закрыть]

Формально-логические правила доказательства заключаются в следующем. Под доказательством понимается «процесс мышления. где истинность какого-либо суждения обосновывается с помощью других суждений, истинность которых доказана».[568]568
  Кириллов В. И., Старченко А. А. Указ. соч. С. 196–197.


[Закрыть] Доказательство состоит из тезиса (доказываемого положения), аргументов (суждений, с помощью которых доказывается тезис) и формы доказательства (способа логической связи между тезисом и аргументами). При этом под тезисом следует понимать и какой-то один факт, и совокупность фактов, когда ее применение (необоснованное расширение либо необоснованное сужение совокупности) с необходимостью влечет за собой наличие нового, другого тезиса с той же самой «подменой тезиса». Логика доказательства достаточно проста: выдвигая тот или иной тезис, исследователь обосновывает его при помощи аргументов, истинность которых уже доказана. На первом этапе квалификации по существу происходит доказывание наличия предмета, т. е. тождества предмета самому себе: действительно ли есть общественно опасное деяние, общественно опасное последствие и т. д. Аргументами здесь выступает множество фактов материального мира.

Выдвигаемый тезис в целом может быть разнообразным, его характер зависит от характера исследования. При квалификации тезисы довольно определенны: это деяние, последствие, объективная связь между ними, способ, место, время совершения преступления, поведение окружающих лиц, социальная значимость общественных отношений, вменяемость и достижение соответствующего возраста субъекта преступления: вина, мотив, цель, степень антисоциальной направленности сознания субъекта и т. д.

При этом тезис должен быть «суждением точным и ясным, остающимся одним и тем же в процессе всего доказательства или опровержения».[569]569
  Там же. С. 209.


[Закрыть] Из чего следует, что не может быть истинным доказательство там, где нарушается данное правило. Особенно важно помнить об этом в тех случаях, когда тезис в понятийном плане носит двойственный (широкий и узкий, двухуровневый и т. д.) характер.

Возможны ошибки при определении тезиса двух видов. 1) «Подмена тезиса» имеет место тогда, когда доказывается другой, новый тезис, а не выдвинутый ранее. Ошибки такого рода становятся особенно реальными при двойственном понимании тезиса, когда исследователь начинает доказывать тезис в одном его понимании, а заканчивает доказыванием в другом понимании тезиса. Противоречия в понимании тезиса с необходимостью отражаются в его доказывании, истинность аргументации при этом исчезает. 2) «Довод к человеку» состоит в том, что обоснование истинности или логичности тезиса подменяется положительной или отрицательной оценкой лица. Чаще всего такие ошибки допускаются в устных выступлениях.

Аргументы при доказывании тезиса «должны быть истинными, доказанными суждениями, которые не подлежат сомнению и не противоречат друг другу».[570]570
  Там же. С. 212.


[Закрыть] Значимость данного правила трудно переоценить, особенно в уголовном процессе. Возможные ошибки при выборе аргументов: 1) «основное заблуждение», когда тезис обосновывается ложными аргументами, и 2) «предвосхищение основания», когда берутся аргументы, требующие доказывания их истинности.

Кроме того, аргументом может быть суждение, истинность которого «установлена независимо от тезиса».[571]571
  Там же. С. 214.


[Закрыть] Нарушение данного правила – «круг в доказательстве», когда истинность аргумента обосновывается положениями тезиса.

Для формы обоснования доказательства существует одно правило – она «должна строиться по общим правилам силлогизма».[572]572
  Там же. С. 215.


[Закрыть] Нарушение данного правила приводит к следующим ошибкам: 1) «мнимое следование», когда тезис не следует из аргумента; 2) «от сказанного с условием к сказанному безусловно», когда аргументы, истинные при определенных условиях места и времени, используются как аргументы, истинные при любых условиях; 3) «учетверение терминов», когда в умозаключение вместо трех терминов входит четыре; в значительной части данная ошибка связана с двойственным пониманием терминов.

Все ошибки делятся на ошибки фактические (незнания, неполного представления, невежества) и логические (неправильная связь мыслей при рассуждении). И хотя эти ошибки «нельзя противопоставлять друг другу» в связи с их динамической связанностью, тем не менее они представляют собой различные виды ошибок (с точки зрения формальной логики как формы мышления при фактических ошибках (ошибках незнания) исключается применение правил формальной логики). В свою очередь логические ошибки подразделяются на паралогизмы (неумышленные ошибки) и софизмы (умышленные ошибки, как результат преднамеренного обмана).[573]573
  Там же. С. 217–218.


[Закрыть] Именно поэтому едва ли следует соглашаться с В. В. Колосовским, который связывает ошибку с заблуждением субъекта правоприменения.[574]574
  Колосовский В. В. Ошибки в квалификации уголовно-правовых деяний: Автореф. дис…канд. юрид. наук. Челябинск, 2003. С. 6.


[Закрыть] Именно поэтому не совсем точна М. Е. Пучковская, которая определяет ошибку в уголовном судопроизводстве как результат непреднамеренной (выделено нами. – А. К.) деятельности властных субъектов уголовного процесса, противоречащей предписаниям уголовного и уголовно-процессуального законодательства, не достигающий целей уголовного судопроизводства».[575]575
  Пучковская М. Е. К вопросу о понятии ошибки в уголовном судопроизводстве// Право. Личность. Культура. Красноярск, № 3. 2005. С. 148; Она же. Следственные ошибки и пути их устранения судом на отдельных стадиях уголовного судопроизводства. Красноярск, 2006. С. 6, 11.


[Закрыть] Именно поэтому неправы и другие авторы, придерживающиеся этой же точки зрения.[576]576
  Власов В. И. Расследование преступлений. Проблемы качества. Саратов, 1988. С. 63; Баранов А. М. Процессуальные ошибки, совершаемые на этапе окончания предварительного следствия, и способы их устранения. Омск, 1996. СП.


[Закрыть] Это тем более неверно, что в русском языке под ошибкой понимается неправильность в действиях, поступках, высказываниях, мыслях.[577]577
  Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1987. С. 419.


[Закрыть] Данная объективная неправильность базируется на субъективном отношении человека к ней, которое может быть выражено либо в заблуждении, либо в сознательном их возникновении. И с этих позиций правы те авторы, которые толкуют ошибку на основе формальной логики, признавая и преднамеренный характер ошибки.[578]578
  Бойков А. Д. Вопросы укрепления законности и повышения эффективности уголовного судопроизводства в свете решений XXVII съезда КПСС // Вопросы укрепления законности и устранения следственных ошибок в уголовном судопроизводстве. М., 1988. С. 14–15; Назаров А. Д. Влияние следственных ошибок на ошибки суда. СПб., 2003. С. 17.


[Закрыть] Правда, при этом А. Д. Назаров почему-то исключает из числа преднамеренных ошибок осознанные действия, являющиеся преступными,[579]579
  Назаров А. Д. Указ. соч. С. 17.


[Закрыть] словно преступные действия перестают быть неправильными действиями. Признание преступными или непреступными – это всего лишь социальная оценка неправильных действий (ошибок) вне зависимости от их непреднамеренности или преднамеренности. Таким образом, существуют непреднамеренные и преднамеренные ошибки деятельности властных органов.

Вопросы ошибок при квалификации всегда вызывали интерес исследователей. В последнее время они все чаще становятся предметом самостоятельных исследований. Так, по мнению А. Д. Назарова, допускаются следующие ошибки при квалификации преступлений: «завышение» следователем квалификации (70,9 % случаев), неправильное определение объекта преступного посягательства (6,3 %), неправильное определение формы вины (6,2 %), неправильное применение правил неоднократности, рецидива преступлений (5,8 %), неправильное определение соучастия в преступлении (5,6 %), иные (5,2 %).[580]580
  Там же. С. 112.


[Закрыть] При этом особое внимание автор уделяет «завышению» следователем квалификации, обоснованно связывая его с правилом «запрета поворота к худшему» на последующих этапах уголовного процесса. Соответственно, А. Д. Назаров предлагает в законодательном порядке закрепить отказ от данного правила и несколько упростить процесс в случае необходимого ухудшения положения виновного.[581]581
  Там же. С. 112–114.


[Закрыть] В. В. Колосовский выделяет три группы ошибок: 1) по элементам состава преступления; 2) в зависимости от вида квалифицируемого деяния (преступлений, положительных посткриминальных деяний, отрицательных посткриминальных деяний, общественно опасных деяний невменяемых); 3) по применению отдельных институтов уголовного права (соучастия в преступлении, множественности преступлений).[582]582
  Колосовский В. В. Ошибки в квалификации уголовно-правовых деяний: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Челябинск, 2003. С. 15.


[Закрыть] При рассмотрении объекта и предмета преступления правоприменитель допускает ошибки неверного определения предмета преступления, подмены его другими понятиями; не всегда верно определяет общественные отношения, нарушает правила логики при их определении, слабо ориентируется в определении конкуренции объекта преступления.[583]583
  Там же. С. 18.


[Закрыть] К сожалению, даже серьезные ученые допускают в этом вопросе ошибки, признавая, например, предметом преступления порнографические материалы или предметы (ст. 242 УК).[584]584
  Рарог А. И. Усмотрение правоприменителя при квалификации преступлений // Уголовное право. 2000. № 1. С. 42.


[Закрыть] При анализе объективной стороны правоприменитель допускает ошибки по толкованию ст. 35 УК (непонятно, зачем здесь, если ошибки установления соучастия автор выделил в самостоятельную группу ошибок. – А. К), по определению способа совершения преступления, оценки преступных последствий, разграничения уголовно-правового деяния и административного правонарушения, квалификации составов с бланкетными диспозициями.[585]585
  Колосовский В. В. Указ. соч. С. 19.


[Закрыть] На ошибки в этом плане указывает и А. И. Рарог.[586]586
  Рарог А. И. Указ. соч. С. 40–41.


[Закрыть] Ошибки по субъективной стороне преступления заключаются в том, что правоприменитель неправильно устанавливает формы вины, мотивы, цели, в целом психическое отношение субъекта к содеянному.[587]587
  Колосовский В. В. Указ. соч. С. 21; Рарог А. И. Указ. соч. С. 41–42 и др.


[Закрыть] Применительно к субъекту преступления правоприменитель допускает ошибки толкования и применения институциональных норм Общей части УК РФ, а также норм Особенной части УК по установлению специального субъекта.[588]588
  Колосовский В. В. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть] На ошибку в установлении соучастия в преступлениях со специальным субъектом указал и А. И. Рарог: «Законодатель точно сформулировал специальный признак субъекта государственной измены: им может быть только гражданин Российской Федерации. Однако в юридической литературе было высказано утверждение, будто организаторами, подстрекателями и пособниками государственной измены могут быть иностранные граждане и лица без гражданства.[589]589
  Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации/ Под ред. В. И. Радченко. М., 1996. С. 494.


[Закрыть] Такое неосновательное распространение нормы уголовного права об измене гражданина России своему Отечеству на лиц, не обладающими российским гражданством, следует рассматривать не как законное усмотрение правоприменителя, а как ошибку в толковании уголовно-правовой нормы».[590]590
  Рарог А. И. Указ. соч. С. 43.


[Закрыть] Думается, автор не прав. Проблема соучастия в преступлениях со специальным субъектом иных лиц, не являющихся таковыми, давно и устойчиво решена в пользу возможности такого соучастия с признанием таких лиц иными соучастниками (организаторами, подстрекателями, пособниками), но не исполнителями преступления.[591]591
  Российское уголовное право. Общая часть. М., 1997. С. 209, и др.


[Закрыть] Мало того, в ч. 4 ст. 34 УК данное правило закреплено: «Лицо, не являющееся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Особенной части настоящего Кодекса, участвовавшее в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, несет уголовную ответственность за данное преступление в качестве организатора, подстрекателя либо пособника». Именно поэтому, прежде чем давать соответствующие рекомендации, А. И. Рарог должен был исследовать саму проблему и предложить аргументы, обосновывающие непригодность положений ч. 4 ст. 34 УК, что сделали, например, Б. В. Волженкин и ваш покорный слуга, предложившие исключить из уголовного закона ч. 4 ст. 34 УК.[592]592
  Волженкин Б. Некоторые вопросы соучастия в преступлениях, совершаемых специальными субъектами// Уголовное право. 2000. № 1. С. 15; Козлов А. П. Соучастие: традиции и реальность. СПб., 2001. С. 318–323.


[Закрыть] Он этого не сделал, и посему его предложение выглядит умозрительным, поверхностным и лежит за рамками законности. На некоторые иные ошибки квалификации преступлений также указывают многие авторы. Соответственно, все эти ошибки необходимо преодолевать путем правильного понимания диспозиции и точного толкования ее элементов.

На первом этапе основа квалификации заключается в сравнении двух определений: определения деяния и определения вида преступления, за которым скрываются ранее совершенные подобные деяния. Применительно к таким случаям формальная логика выработала правила категорического силлогизма, относимые к терминам: а) в силлогизме должно быть только три термина; б) средний термин должен быть распределен хотя бы в одной из посылок; в) термин, не распределенный в посылке, не может быть распределен и в заключении; и относимые к посылкам: а) хотя бы одна из посылок должна быть утвердительным суждением; б) если одна из посылок – отрицательное суждение, то и заключение должно быть отрицательным; в) хотя бы одна из посылок должна быть общим суждением; г) если одна из посылок – частное суждение, то и заключение должно быть частным.[593]593
  Кириллов В. И., Старченко А. А. Указ. соч. С. 140–143.


[Закрыть] Относительно квалификации мы можем сказать: при квалификации преступлений имеем только три термина (характеристику реально содеянного конкретным лицом, характеристику модели преступления – такое-то поведение может составлять преступление такого-то вида и вывод о тождественности того и другого); средний термин (содеянное) присутствует в посылке; обе посылки – утвердительные суждения. Соответствие этим правилам приводит к надлежащему умозаключению. При этом сравниваемые понятия должны быть совместимыми равнозначными пересечения или подчинения, несовместимые понятия не могут выступать в качестве оснований для квалификации, поскольку квалификация преступления представляет собой установление равенства и подобия. И все. В дальнейшем и формальная логика бессильна, так как она не вырабатывает правил сравнения понятий.

Но такие правила должны быть созданы. Вот некоторые из них:

1. При квалификации должны сопоставляться понятия одного уровня классификации, когда сравниваются только классы, либо только подклассы, либо только субподклассы. Сопоставление понятий, входящих в различные уровни деления (класса и подкласса, подкласса и субподкласса), недопустимо. В таких случаях возникает ошибка «разноуровневого сравнения».

2. При квалификации совместимые понятия должны содержать одинаковые существенные признаки (все или часть их). При нарушении этого правила возникает ошибка «сравнения по различным признакам».

3. Объемы сравниваемых понятий при квалификации должны совпадать. При этом объем определяющего понятия в зависимости от соотношения этих совместимых понятий может совпадать полностью (соотношение равнозначности), либо частично (соотношение подчинения или пересечения) с объемом сравниваемого (конкретно совершенного деяния) понятия. При нарушении этого правила возникает ошибка «разнообъемного сравнения».

Как видим, само по себе следование правилам формальной логики еще не гарантирует безошибочности решения вопросов надлежащего толкования диспозиции норм уголовного закона. Соответственно, нужны радикальные меры по изменению ситуации. В определенной степени в этом может помочь знание специфики диспозиции, и умение анализировать ее оказывает существенную помощь в квалификации преступлений.

Традиционно теория уголовного права выделяет несколько разновидностей диспозиций: простые, описательные, бланкетные, ссылочные, сложные. Первые два вида выделяются в зависимости от широты охвата диспозицией существующих признаков вида преступления, от того, насколько широко указал законодатель эти признаки в диспозиции нормы. Под простыми диспозициями обычно понимаются те, в которых не указаны существенные признаки, кроме одного из них, являющегося определяющим (например, надругательство над Государственным гербом Российской Федерации или Государственным флагом Российской Федерации – ст. 329 УК РФ). Описательными традиционно признаются диспозиции, в которых с относительной полнотой отражены существенные признаки вида преступления (например, грабеж – открытое хищение имущества – ч. 1 ст. 161 УК РФ). Данное деление происходит от традиционного понимания диспозиции как части нормы Особенной части УК. Поскольку это не так (диспозиция включает в себя и признаки, отраженные в Общей части УК), любая диспозиция является описательной, и та же ст. 329 УК включает в себя обязательный умысел (ст. 25 УК), обязательную оконченность или неоконченность преступления (ст. 29 УК), обязательное единоличное или в соучастии совершение преступления (ст. 33, 35 УК). Все это заложено в санкции нормы и отражается на назначенном наказании. Вывод из сказанного: указанная классификация диспозиций является неоправданной.

Кроме указанных двух видов, обособляются теорией уголовного права еще два в связи с тем, что конкретная диспозиция нормы уголовного права отсылает правоприменителя для установления признаков вида преступления к другим нормам иной отрасли права (бланкетные) или уголовного права (ссылочные). Эти две разновидности диспозиций образуют самостоятельный вид, который можно условно назвать инонормативными. Основанием выделения данного вида диспозиций является место отражения сущности нормы (в данной норме или за ее пределами).

Вполне понятно, что указанная традиционная классификация диспозиций с точки зрения формальной логики несовершенна и необоснованна, поскольку нарушает ее правила. Прежде всего, видим, что классы диспозиций выделяются по двум, а не по одному, основаниям, чего быть не должно. Кроме того, и простые, и описательные диспозиции могут быть и бланкетными, и ссылочными, что, естественно, нарушает правило исключения классов. Поэтому логичнее будет признать самостоятельное деление диспозиций на родовидовом уровне. Все диспозиции делятся по основанию места расположения сущностных признаков вида преступления на виды: самонормативные (относящиеся к данной норме) или инонормативные (сущность явления выражена в других нормах данного или иного законодательного акта). При этом не следует забывать, что самонормативные в дальнейшем по анализируемому основанию не делятся, в силу чего их можно назвать моноструктурными, тогда как инонормативные по указанному основанию можно назвать биструктурными, поскольку они делятся еще и на подвиды – бланкетные и ссылочные. Дальнейшая классификация данных видов и подвидов по широте охвата диспозицией сущностных признаков вида преступления на простые и описательные, на наш взгляд, бессмысленна.

В то же время необходимо отметить одну особенность формирования элементов и признаков в диспозиции – в одних диспозициях указаны только сами элементы без их дальнейшего официального толкования (кража – тайное хищение чужого имущества), в других раскрыты и сами указанные элементы (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, или повлекшего за собой потерю зрения, речи, слуха либо какого-либо органа или утрату органом его функций, прерывание беременности, психическое расстройство, заболевание наркоманией либо токсикоманией, или выразившегося в неизгладимом обезображивании лица, или вызвавшего значительную стойкую утрату общей трудоспособности не менее чем на одну треть или заведомо для виновного полную утрату профессиональной трудоспособности; здесь выделенная часть диспозиции, по сути, охватывает один элемент – тяжкий вред здоровью по исходу, однако данный элемент законодатель раскрывает по структуре, толкуя тем самым его). Соответственно, необходимо выделить простые (с указанием только самих элементов) и сложные (с определенным толкованием самих элементов) диспозиции. При этом и самонормативные, и инонормативные диспозиции могут быть и простыми, и сложными.

Схематически это можно изобразить следующим образом (рис. 5).

Рис. 5

Наиболее сложно устанавливаются элементы вида преступления в диспозициях простых, потому что сам законодатель эти элементы не толкует. Следовательно, правоприменитель должен быть хорошо осведомлен о «духе» нормы, знаком с руководящими и иными указаниями вышестоящих судов, хорошо знать теоретический аспект вопроса с тем, чтобы разобраться в социально-оценочной и логической оправданности тех или иных решений вышестоящих судов и теории и правильно определиться с элементами вида преступления.

Несколько упрощается задача правоприменителя при его столкновении со сложной диспозицией, в которой законодатель уже предлагает то или иное, меньшего или большего объема, толкование элементов в качестве обязательного и существенного для вида преступления. Исследователю останется только установить недостающие, факультативные с точки зрения закона элементы. И здесь возникает та же ситуация, что и в простых диспозициях. По существу то же самое возникает при бланкетных и ссылочных диспозициях, особенностью которых является лишь то, что они определяют место поиска существенных признаков (иные отрасли права или иные нормы уголовного закона).

Гораздо важнее исследователю разобраться в более сложных диспозициях, когда законодатель вводит в одну диспозицию несколько единичных преступлений (несколько единичных простых, единичное простое и единичное сложное, несколько единичных сложных и т. д.). К таким диспозициям относятся, во-первых, те, в которых законодатель отражает без дополнительного описания единичное простое и продолжаемое преступление. Подобных диспозиций достаточно много, хотя они в глаза исследователю и не бросаются (например, кража, предусмотренная ч. 1 ст. 158 УК, может быть и единичным простым и продолжаемым преступлением), т. е. исследователь должен помнить, что по ч. 1 ст. 158 УК может быть квалифицировано и одиночное преступление, и неоднократно совершенное преступление при определенных условиях. Во-вторых, составные диспозиции, когда законодатель объединяет в одной норме элементы двух или более других имеющихся диспозиций. Необходимо помнить, что в таких диспозициях нормы скрывается множественность в том или ином ее виде. В-третьих, альтернативные диспозиции, которые многочисленны по своему назначению: а) различного характера развития одного преступления, совершенного одним лицом или в соучастии (незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка без цели сбыта наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов – ст. 228 УК РФ); при этом часть действий, образующих ступени в развитии, выступает в качестве простых (приобретение), а часть носит длящийся характер (хранение); б) отражает самостоятельные преступления, совершаемые различными людьми (один изготовил наркотики, другой хранил их, а третий переработал); каждый совершает одно или несколько из указанных с альтернативной диспозиции преступлений (изготавливает, хранит, приобретает, перерабатывает и т. д.); здесь нет одного преступления, есть несколько преступлений; при этом нельзя забывать, что часть преступлений носит длящийся характер, а часть их может быть и продолжаемыми, и единичными простыми. В-четвертых, диспозиции, отражающие единичные сложные с двумя последствиями и продолжаемые преступления (например, убийство двух или более лиц – п. «а» ч. 2 ст. 105 УК). Знание указанных особенностей построения диспозиции окажет серьезную помощь в квалификации единичных преступлений.

Главная задача квалификации – максимально сузить круг применяемых норм, придя, в конечном счете, к единственной норме. Соответственно, необходимо четко представлять структуру диспозиции нормы. На наш взгляд, все элементы диспозиции, имеющие отношение к структуре преступления, необходимо делить на две группы: составляющие объективную сторону и составляющие субъективную сторону. К первой группе следует относить модель общественно опасного деяния, модель общественно опасного последствия, модель объективной связи между ними (причинная она или обусловливающе-опосредованная); модель способа действия, модель времени и места совершения преступления. Ко второй группе – модель вины, модель мотива, модель цели. Кроме них самостоятельные группы элементов образуют жертвенная, потерпевшая сторона, личность виновного и обстоятельства, исключающие преступность деяния, которые также имеют значение для квалификации преступлений.