Текст книги "Война кротов"

Глава 17
Чакра безумия

– Чакры, к примеру.

Минут пять уже Че что-то рассказывал Сайгону.

– Что?.. – Луч фонаря, закреплённого на голове с помощью резинки от трусов, дёрнулся, осветив растамана.

– То. – Че прикрыл глаза ладонью. У него с ночным видением, кажись, пока что полный порядок. – Вот ты знаешь, что такое чакра?

– Понятия не имею. – Сайгон на ходу затачивал шестерню. Металл противно скрипел о шершавый брусок, аж зубы ныли, но фермер терпел. Главное сейчас – отделаться от надоедливого растамана.

Жаль, того ничто не могло смутить. И даже девушка на плече не сбивала ему дыхания.

– И небось рад тому, что голова пустая?

– Точно, – буркнул Сайгон, не отрывая взгляда от метательного оружия, тем самым показывая, как он жутко занят.

– Это меня бесит в вас, кротах, больше всего. Вы так и говорите: «Мы тупые и очень рады тому, что тупые».

– Ну-ну, полегче, а то можно и в дюндель схлопотать!

Че, если и заметил раздражение собеседника, виду не подал. Даже ружьё достать не удосужился – только с улыбкой взъерошил свои дреды, и так торчавшие, словно хвосты пацюков:

– Смешной самовлюблённый мальчишка!

– Сам ты!..

– Я уже дедок, – возразил Че, хитровански улыбаясь. – Ты, кстати, помнишь, что такое автомобиль? Или мозги на мясном рынке продал?

Сайгон обиженно засопел, пытаясь сообразить, нарывается растаман на стычку или опять начинает проповедовать.

– Молчишь – значит, помнишь. ДВС. Выхлопные газы. Бензин, который выдохся много лет назад. Ну, ты в курсе. Так вот были люди, крутые автослесари. Стоило им подойти к машине – сразу определяли, что с ней не так. Нюхнул выхлоп – и тут же говорит, что игла в инжекторе залипает или ещё что. Это и есть чакра, дружок. И чакры есть у всякой животины, у всякой вещи.

Хозяин Туннелей… Метро – единый организм… Проповедь Че созвучна мыслям Сайгона. Разговор вдруг стал интересным. Шестерня перекочевала в рюкзак, и расцарапанные гарпиями плечи и спина поуспокоились, а то ведь жгло огнём…

– Если я правильно понял, – задумчиво протянул Сайгон, – чакра есть признак неисправности или же болезни?

– О! – воздел руки к потолку Че. – Устами младенца!

Сайгон кивнул и продолжил:

– Если у меня диарея, то дрянь, которая из меня вылетает, и есть чакра? Ведь это самый верный признак расстройства желудка?

Растаман моргнул. Потом выругался сквозь зубы. Гильза застонала. Он похлопал девушку по мягкому месту – мол, всё хорошо, родная. Было видно, что бродяга не прочь набить бульбулятор трофейными листьями с Вокзальной.

Сайгон презрительно хмыкнул. Че бы только накуриться до зелёных чертей, танцевать и петь о Джа и трамвае в рай. Наркоман хренов.

– Хапанёшь? – Че словно прочёл мысли святошинца. – Разочек? Ну не стесняйся, я же знаю, ты хочешь!

Сайгон качнул головой:

– У меня самогон есть. Пару по сто – мой рецепт. Могу налить.

Че скривился так, будто ему предложили что-то неприличное.

И как только они замолчали, Байда сошёл с ума.

* * *

Казак остановился. Губы его беззвучно шевелились, будто он с кем-то разговаривал. Глаза уставились в пустоту.

Мышка сбросил с себя Лектора и схватился за револьверы – мародёр первым почувствовал опасность. Фидель резко согнулся под нигерийцем, лицо его мгновенно покраснело.

– Всё, – сказал Байда и поднял автомат.

Он явно не соображал, что делает и где находится.

Автомат рявкнул очередью. Пули просвистели над головой, заставив Сайгона присесть. В одной руке оказался нож, во второй – шестерня. Лишь усилием воли святошинец заставил себя не спешить, ведь это Байда. Не берсерк какой, не мутант, а Байда! Спасатель! Товарищ по оружию!

– Эй, друг, ты чего? Перестань глупить! – Фидель медленно уложил Лектора на пол и выставил перед собой руки. Заодно он велел Мышке опустить оружие.

– Не надо, ты что? Тут же все свои. – Че тоже принялся увещевать казака. Гильза всё так же отдыхала у него на плече. – Мы твои друзья. У нас есть цель. Мы идём к Днепру. Мы спасём метро. Вспомни. Ты что?

Бесполезно. Их слова не трогали Байду. Казак видел перед собой вовсе не Че и команданте, с которыми он протопал пол-метро. Перед ним стояли заклятые враги.

– Назад!!! – истерически заверещал он и попятился. – Всех перестреляю!!! Назад!!! Живым не дамся!!!

Вскоре он исчез из виду, но крики его слышались ещё некоторое время.

– Что это было? – Мышка вернул револьверы в кобуры.

– Это была чакра безумия. Хозяин Туннелей съел его мозг, да, Сайгон? – Че выглядел раздражённым. – И всё бы ничего, хрен с ним, с мозгом. Но нам с Байдой по пути. И что-то мне не хочется соваться в туннель, где бродит сумасшедший с автоматом. Хоть он и наш товарищ.

Сайгон на все сто был согласен с растаманом. И Мышка тоже:

– Надо было его сразу завалить. Я же мог.

Фидель покачал головой:

– Он бы нажал на спуск. Даже мёртвый нажал бы. И всех нас тут оставил бы. Всех!

Сайгон нервно хохотнул. Положение у спасателей ещё то. Берсерки не сунулись на кладбище, но бродили где-то рядом – то и дело слышались их крики. Они, точно стая шакалов, пировали над трупами караванщиков – осматривали тела и груз.

– Берсерки перехватят нас на подходе к Универу. Дорога каждая секунда. – Фидель задумчиво осмотрел свой пистолет. – У меня патроны закончились, всё на гарпий потратил. Как с боезапасом, парни?

– Пусто как-то, – с удивлением признался Мышка.

А развоевался-то как!

– Я тоже по нулям, – невесело ухмыльнулся Че.

Сайгон промолчал. Даже если в магазине ПМ что-то есть, не будет он стрелять в Байду.

Лектор и Гильза, конечно же, ничего не сказали. Да у них и не было огнестрельного оружия.

– Зато у Байды в бандольерах десяток рожков, не меньше. – Фидель повернулся к Че. – У тебя же есть граната. Для особого случая. Что скажешь?

– Ещё не время, команданте. Ещё не время.

Все дружно уставились на Сайгона.

* * *

– Значит, малыш, ты. Больше некому.

– Я?! – Сайгон сделал вид, что не понял, почему выбрали именно его.

На самом же деле всё было яснее ясного. Он отлично владеет холодным оружием, спасибо Майору. Наставник говорил так: «Патроны когда-нибудь закончатся, стволы поржавеют, бойки сточатся. Мы ничего не производим, а значит, останемся безоружными. Это очень плохо». И потому правильными навыками – обязательными для мужчины – Майор считал рукопашный бой, метание ножей и стрельбу из лука. Он говорил, что лучшее оружие – руки и ноги. И кулаком проминал дверь «ежа». Сайгон так и не освоил этот страшный удар – он был на последней стадии обучения, когда покинул школу мародёров. Так что мастер унёс свой секрет наверх, в пасть к лыбидю…

– Ты, малыш, ты. – Фидель развёл руками. – Бери лук и вперёд. Мы тут тебя подождём. Тушёнка есть? Отлично. Перекусим пока.

Сайгон снял рюкзак. Вытащил флягу с самогоном. На самом дне плескалось. Чёрт, мало, надо было у гетмана перцовкой разжиться. Хотел допить, но передумал – выплеснул на плечи и зашипел от резкой боли. Хоть какая-то дезинфекция.

– Давай, полосатый, не тяни время. – Че ножом вскрыл банку с мясом. – Хорошая у тебя тельняшка, у меня такая же была. В армии.

Мышка развёл руки, показывая, что он тут ни при чём.

Сайгон взял лук и двинул во мрак туннеля. Один.

Вот он должен убить Байду.

Кому должен?..

Не хотел он убивать казака. Не хотел, и всё. Байда – отличный мужик. Со своей придурью, конечно, но отличный. Ну поехал крышак от переживаний, но это временное, его к мозгоправу бы… А дружки его на казаке сразу крест ставить готовы! И вообще, кто тут без придури? Фидель? Ха! Че? Два раза ха. И уж точно не сам Сайгон, у него придури на пятерых хватит, приходите с мешками.

Фонарь на лбу. Сайгон остановился. Свет фонаря виден издалека, это же отличная мишень – прицелься и всади святошинцу пулю в лоб. Снять и закрепить на луке? Эффект будет тот же, разве что выстрелит Байда чуть ниже, в живот или в грудь. А нужен ли фонарь?

Крот.

Ты – крот.

Благодаря мутанту с Шулявской, Байда отлично видит в темноте, ему подсветка не нужна. А значит, единственный твой шанс, парень, – это и тебе уподобиться кроту. Доверься слуху, обонянию… Интуиции, блин. Можно и без глаз прожить. Кроты живут. И только кроты в подземелье и выживут.

Стоп. Дальше ни шагу. Теперь ползком. Тихонечко, медленно, не издавая ни звука. Дыхание размеренное, никакого сопения, кашля и чиха. Представь, что пыли здесь нет. Что влажную уборку здесь делают два раза в сутки. Любой твой звук может стать последним.

Сайгон полз вперёд, прислушиваясь к своим ощущениям.

Сейчас!

Он поднялся на одно колено и отпустил тетиву. Выхватил ещё стрелу из колчана и выстрелил вновь. И тут же залёг. Мгла впереди разразилась проклятьями.

Но зачем ползти и едва дышать, если Байда отлично видит в темноте? Всё это время фермер представлял собой мишень, в которую смог бы попасть и ребёнок. Так почему Байда не стрелял?!

Сайгон включил фонарь.

Байда сидел, привалившись к стене. По лицу его стекали капли пота, мешаясь со слезами. Обе руки казака были пробиты стрелами, по одной на конечность. И надо бы вытащить, но… пусть пока.

Не будет он Байду добивать. Не сможет. Зачем? Казак теперь безвреден… Да, Фидель приказал, но если можно без этого обойтись…

– Слушай… Ты это, звиняй. Я как бы ненарочно… – неловко брякнул Сайгон. Чего он перед ним оправдывается? У казака все равно помутнение, так?

– Брось, – тяжело вздохнул Байда. – Сделал, что должен был. Не знаю, что на меня нашло… Вы тут торчите из-за меня, а берсерки рядом… Это ты прости.

– Бог простит.

Сайгон не слышал, как подошёл Фидель. Зато сопение Че, несущего Гильзу, было слышно издалека. А Мышка, значит, в одиночку тащит Лектора. Уже притащил и уложил на пол. Вот все и в сборе.

– Прости, Фидель. Впредь такого не повторится…

Команданте покачал головой:

– Нет, казак. Ты больше не с нами. Так получилось, никто не виноват. Просто я больше не смогу повернуться к тебе спиной. Кто знает, может, тебе захочется выстрелить мне в затылок?.. Че, займись им.

Растаман умело – быстро! – извлёк стрелы, не сломав их. Затем перевязал Байде раны. Стрелы Сайгон вытер и вернул в колчан. Его трясло. Казак не открыл огонь, потому что безумие оставило его, он понял, что натворил. Байда специально подставился под стрелы. И после этого Фидель говорит, что не сможет повернуться к нему спиной?..

– Всё верно, команданте, всё верно. Я бы и сам… не смог. Я понимаю.

Че положил перед казаком прозрачный пакетик с белым порошком:

– Если ты ещё с нами, прими это лекарство и задержи берсерков. Лекарство избавит тебя от боли. Ненадолго. Это всё, что я могу для тебя сделать, воин.

Че вновь взвалил на себя Гильзу и, обогнув Байду, зашагал вперёд. До основного туннеля метров десять пройти. Растаман прошёл и свернул налево, к Университету.

Вой берсерков слышался справа, отчётливо слышался.

Фидель двинул вслед за товарищем. Мышка с таким ужасом посмотрел на Лектора, что Сайгон тут же вызвался ему помочь.

Они уже свернули влево, когда Байда позвал святошинца. Мышка вместе с Лектором привалился к стене, ожидая возвращения напарника.

– Мне бы порошок принять. Не получается. Руки не слушаются.

– Да, конечно, сейчас, – засуетился Сайгон.

Он знал, что видит Байду в последний раз. А казак знал, что он весь этот дурной мир в последний раз видит. Будь он здоров, одному ему с берсерками не совладать нипочем. А с перебитыми руками… Смертник. И соглашается на смерть, чтобы искупить, чтобы дать спасателям шанс оторваться от погони.

– А ведь я родом из Питера. Честно. Накануне войны приехал в Киев к двоюродному брату. А потом закрутилось. Брат погиб, все погибли… Я тут чужой, никого не знаю, никому не нужен… Вот и прибился к казакам. Тогда всё иначе было, без фанатизма. Креститься умеешь, говоришь, что любишь Украину, – и всё, свой. А мне в Киеве всегда нравилось, красивый город, и Днепр ещё… Так чего ж не любить? Это потом нацики заправлять стали… Сечь реальной силой была, настоящим братством. Мы отбивали набеги ворья с Вокзальной, защищали всё метро. Если бы не Сечь… Эх!..

– Ну как бы да, – сказал Сайгон, чтобы не молчать.

Он высыпал порошок в воду и теперь ждал, когда можно будет раствор из кружки влить в рот раненого. Дождался.

– Я не националист. Я – казак! Я за волю, за Сечь, я… – Судорога прошла по телу Байды. Выпитое лекарство начало действовать. – Да что уж теперь…

Было ясно: для Байды важно, чтобы его поняли. И простили, что ли. Но Сайгон никак не мог придумать, что сказать в ответ. Его клинило на том, что берсерки с каждой секундой всё ближе.

– Удачи тебе, Байда.

Вот и всё его прощание с казаком.

Он метнулся к Мышке, вместе они потащили нигерийца дальше. Когда догнали команданте и Че, Мышка спросил:

– Эй, команданте, почему ты не забрал у Байды патроны? Мы пустые, а у него много, все не понадобятся.

– Спасатели не шакалят на трупах, – ответил Фидель.

* * *

Позади загрохотал автомат. Берсерки взвыли громче и открыли ответный огонь.

– Быстрее!!! Бегом!!!

Они бежали так быстро, насколько это возможно с двумя людьми без сознания на руках.

Позади некоторое время были слышны звуки перестрелки, а потом автомат Байды замолчал. Сайгон точно это определил. Если бы его спросили, как он отличил выстрелы казака от прочих залпов, он не смог бы ответить. Просто знал, и всё. Отстрелялся Байда.

Зато в грохоте пальбы появился новый тон – отрывисто бахали пистолеты.

– Что это?! – Не только Сайгон уловил эти странные звуки, Фидель тоже остановился, прислушиваясь.

Растаман споткнулся и рухнул вместе с Гильзой. Всё-таки не мальчик, за полтинник ему, здоровья с каждым годом больше не становится.

– Я думаю… – едва продышавшись, сказал он, – это те, кто интересовался нами на Вокзальной.

Сайгон вспомнил стрелку, прилетевшую из джунглей. Галдовники?!..

Наконец замолчали и пистолеты.

И тогда заговорил Фидель:

– Эти люди, галдовники… кажется, они расправились с берсерками. Нам не уйти от них, верно, Че? Бежать дальше бесполезно. Надо остановиться и принять бой. Как считаете, ребята?

Сайгон никак не считал. От жуткой усталости глаза его закрывались сами собой. Но при этом ему было весело, он улыбается. Вот только пошутить вслух не получилось, губы не слушались. Ну и пусть…

– А малыш-то совсем расклеился! Я уж думал, Сайгон, ты какой-то особенный, из титана или хотя бы из стали три, а ты обычный, мясной… Ну да после укусов гарпий немудрено слечь, ты ещё долго продержался. В слюне этих тварей содержится фермент, который в незначительных количествах вызывает слабость с весельем… – Голос Че звучал всё тише и тише. Кому он всё это рассказывает? Кому это интересно?.. – А вот избыток яда в крови – это уже серьёзно. Ещё не факт, что наша сладкая парочка оклемается. Я про Лектора и Гильзу. А нам теперь троих тащить…

– Привал. Мы примем бой, – скомандовал Фидель.

Это было последнее, что услышал Сайгон.

Затем – тишина.

Глава 18
Интеллигенты

Тишина.

Всё завалено снегом. Но главное – тишина.

Разве так бывает на поверхности?

Сквозь прорехи в чёрных облаках пробивается солнце. На снегу – он здесь почему-то розовый – следы огромных когтистых лап. Одним таким коготком человека запросто можно нанизать. Как на вертел, да. Немного углей, обжарить – и готов шашлычок. Но это ерунда, подумаешь когти. Точно, твари, оставившие следы, безопасны для людей. А вот снег… Почему он розовый? И ладно бы чёрный от копоти или серый, пусть забрызганный кровью и потому красный. Или даже цвета довоенной майской травы, если какое-то растение-мутант решило вдруг сбросить вечнозелёную крону или развеять вызревшие споры. Но розовый?!

Ни лоскута на теле. Ни шнурка на ногах. Девственная нагота.

Только так и можно входить в новый мир, отвергший людей.

Хочешь, чтобы мир этот принял тебя, изгоя, – оставляй на розовом снегу отпечатки босых ног, а не протектор ботинка на искусственном меху.

Холодно, да? Губы посинели небось? Пяток не чувствуешь?

Есть такое дело. Но если вера твоя сильна, если решился ты окончательно – тело покорится, научится принимать температуру как должное. Вот только розовый снег…

В ладони – пальцы болят от напряжения – счётчик Гейгера. Как бы не сломать – кости или чёрный пластик. Пусть бы и снег чёрный, но… Пусть. Главное, радиация в норме. Это же отлично! Об этом даже мечтать было смешно, чтобы радиация была в норме. Никто не надеялся даже. Но ведь есть! Да!!!

Счастье.

Так это называется.

Безграничное счастье. Его столько в груди, так распирает, что можно швырять горстями. Оно такое горячее, что растопит снег, оно…

Сзади. Послышалось, или…

ЧТО ЭТО?!!

* * *

Сайгон с криком проснулся. Из носа текло. Внизу живота давило до рези. Да что же это?!

Вдруг вспомнилась песенка из далёкого детства:

 
Черные сказки про розовый снег,
Розовый снег даже во сне.
А ночью по лесу идёт сатана
И собирает свежие души…[44]44
  Слова из песни «Сказочная тайга», группа «Агата Кристи»


[Закрыть]
 

Кто пришел по его, Сайгонову, никчемную душу?!

Умом он уже сообразил, что это был лишь кошмар. Но унять дрожь всё ещё не получалось. Его колотило так, будто каждая кость, каждый сустав получили возможность совершать колебательные движения – и тотчас ею воспользовались. Подбородок трясся. Слюна повисла на щетине, вот-вот упадёт на грудь. Да что же это такое, а?!

Кошмар, да? Всего лишь? А вот и нет. Сайгон уверен, что это был не просто сон – это грёзы одного из спасателей. Вот только кого? И что означает увиденное? И почему, сатана забери, до сих пор так страшно?..

– Проснулся?

– Да. – Фермер, шатаясь, отошёл в сторону, расстегнул штаны.

– Чего кричал-то? – не унимался Че. Прямо «Хочу всё знать» какое-то, а не растаман.

– Врагов приманивал. А то скучно как-то уже становится, – скривился Сайгон.

– А-а. Тогда зря. Фидель завалил галдовника. Этот казачок Мышку ранил. Не смертельно, но убедительно… А Фидель ему голову подчистую снёс. Хороший у него ствол, себе такой же хочу…

– Где?

– Метров полста, вон там. Но смысла идти нет, пацюки уже наведались, сам понимаешь. Ты на отдыхе уже часов десять. А Лектор с Гильзой и того больше. Чую, не спасём мы их, только зря нянчимся.

Фидель и Мышка спали. Причём один из них положил пистолет себе на грудь, а второй вытянул вдоль тела руки с револьверами. На голове у Мышки вместо шляпы была пропитанная алым повязка.

– Вот так просто…

– О чём ты?

– Так просто Фидель завалил галдовника. Даже не верится.

– А что, надо было сложно? Не так страшен чёрт, как его малюют. Народная мудрость.

Сайгон вспомнил байки, которые рассказывали о воинах-колдунах. Мол, посвященный галдовник может на стене дверь нарисовать, а потом в неё войти и оказаться на другой станции. Бред же вроде, а? Ничего, поживешь в киевском метро, и не в такое верить начнешь…

– Скажи, – произнес он, – а через сколько времени яд гарпий из крови уходит? Когда наши оклемаются?

Растаман глянул на Лектора и Гильзу, бездыханных и беспомощных.

– А ни через сколько, – пожал плечами он. – Если ничего не сделать с ними, так и подохнут.

– Какого?.. Так что мы тут развалились?! Подъем! Я сказал, подъем!!!

* * *

Вроде почти те же пилоны, и в торце центрального зала тоже что-то изображено… А всё-таки от Политехнического института Университет отличался разительно. Казалось бы, названия у станций похожи – и там и там ВУЗы, ан нет, не тут-то было. Начать хоть с того, что никаких лозунгов на стенах нет и националисты отсутствуют как класс. Да любой казак лопнул бы от возмущения, обнаружив встроенные в пилоны бюсты Пушкина и Ломоносова!

Впрочем, и тут народу с придурью тоже хватало.

Да вот один, к примеру. Кланяется, лопочет:

– Прошу вас! Очень рад! Бесконечно рад! Уже и не думал с вами свидеться, но судьба преподнесла такой подарок! Я просто счастлив!

И так далее, и в том же духе. Викентий Бенедиктович – на иные обращения парнишка не откликался – столь слащаво улыбался, что Сайгон сразу заподозрил недоброе. Слишком много радости, пацюки куда скромнее ластятся к ногам хозяев на Вокзальной. А если учесть, что у Викентия Бенедиктовича по всем признакам астма – он не разговаривает, а задыхается, каждое слово через силу, – то… Неужели и на деле так рад?

– Чем богаты. Чувствуйте себя. Прошу! – Он проводил спасателей к своей палатке. – А мне нужно отлучиться – дела-с, не обессудьте. Чувствуйте, да-с, как дома. Моё – ваше! И знаете, такая радость, дела-то в гору пошли! Вы ведь за процентом прибыли? Я уж вам к завтрашнему дню и отчет, и дивиденды!

И, низко раскланявшись, отбыл.

Университет даже в мясном снабжении отличался от прочих станций. Обычно – всегда! – Сайгон продавал франшизы, то есть вручал покупателям за весьма солидную плату клетки с разнополыми животными. При этом покупатель гарантировал, что будет торговать мясом под маркой «Ким и сын», раз в квартал передавая на Святошин скромные отчисления за использование этой самой торговой марки, а если Сайгон и сын надумают посетить станцию, где действует франшиза, им будет оказан приличествующий приём: вода, самогон, ночлег, пища, девки…

Ладно, насчёт девок – шутка. Остальное – всерьёз. Правда, про девок – шутка.

Сайгон, с некоторых пор сделавшись заядлым домоседом, ни разу свои франшизы не проведывал. Да и оказалось, что заглянуть в гости к коллегам по бизнесу не так уж легко, ведь чужаков на станциях не привечают – в метро каждый сам за себя… Что там, всеобщая война на пороге!

Так вот однажды на Святошин явился представитель Университета. Поправив очки, он заявил, что франшизу не потянет, слишком уж много жетонов за неё надо платить. Но у него есть предложение: «А что, если выручку пополам? Не франшиза, а филиал? Так сказать, ваше представительно у нас? А?».

Сайгон смутно себе представлял, как он сможет контролировать ферму, которая находится на расстоянии шести станций от Святошина, но по дурости согласился. Поступлений с Университета почти не было: только иногда очкастый хлюпик присылал малую копеечку, все жалуясь на то, что хомячки дохнут как проклятые. А потом отчисления и вовсе прекратились.

И вот теперь Сайгон лично инспектировал свои – на полста процентов – владения. Вообще-то ему и спасателям просто надо отлежаться и прийти в себя. Но уважаемому Викентию Бенедиктовичу об этом знать совершенно необязательно. А то ещё расслабится, возомнит о себе невесть что. Парнишке этому с виду чуть за двадцать, родился он, скорее всего, уже в подземке, но зачат наверху. Чахлый он какой-то. Ручки-ножки худые, зубы кривые, бородка куцая, лучше бы сбрил. Рубашечка, костюмчик мятенький, туфельки… Ботан какой-то, в общем. Женской гигиеной бы ему торговать…

Впрочем, тут все так одеваются и, похоже, никакого дискомфорта не испытывают. Ведь на этой станции обосновались преподаватели Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, студенты и их потомки. Они поставили себе целью сохранить научные знания, в том числе и те, которые в новом мире не имеют практического применения. Кому, скажите, в подземке нужна культура парагвайских индейцев или анатомия огненной саламандры? Исследуют что-то все время, исследуют… И все свое, бесполезное. Метро нужны патроны и электричество, пища, воздух и вода. А без книжек с непонятными картинками метро запросто обойдётся. Сайгон в это свято верил. Чудачества профессуры он считал глупой тратой времени и ресурсов. Ведь эта прорва народа жрёт, гадит и просто занимает территорию!

– Интеллигенты. – Фидель сочувственно-презрительно сморкнулся вслед ушедшему Викентию Бенедиктовичу. – Здесь-то точно можно расслабиться.

Как бы не так.

* * *

Дотащили-таки Лектора и Гильзу.

Сайгон думал, что у него хребет треснет от напряжения. Че даже перестал зудеть, что, мол, надо бросить сладкую парочку, всё равно не спасём, – так он устал.

– Дышат?

Сайгон пощупал пульс, кивнул.

– Ну, это временно, – ухмыльнулся Че.

– Да иди ты!..

– Куда это твой сайгак умчался? А гостей накормить, а спать уложить? – Растаман с сомнением посмотрел на единственную в палатке раскладушку, на которой лежали пробирки, колбы и странно изогнутые металлические трубки.

Сайгон развёл руками:

– Наш благодетель Викентий Бенедиктович велели себя как дома чувствовать.

– Дом-то у меня раньше на Вокзальной был, – хмыкнул Че.

И вот тут случилось… Гильза застонала и открыла глаза:

– Где я?

Голос её был слаб, но всё-таки! Она жива и она говорит! Значит, необратимого поражения нервной системы, о чём всю дорогу талдычил растаман, не случилось.

Сказать, что Сайгон обрадовался, значит ничего не сказать. Кто ему вроде бы эта девка? Никто. А такая радость взяла…

– Лектор! Лектор! Он живой? – Гильза коснулась плеча нигерийца, испуганно округлила глаза.

Нет ответа.

– А ты поцелуй его, – предложил Че. – Обычно прекрасный принц орально ласкает принцессу. Но так поступали на поверхности, а у нас, в метро…

Гильза, не дослушав растамана, впилась в губы Лектора.

И – второе чудо! Лектор очнулся!

Открыл глаза и улыбнулся амазонке.

– А я что говорил?! – Че с гордым видом принялся освобождать раскладушку. С потерями он при этом не считался: разбил три колбы и пару пробирок. Осколки аккуратно затолкал в угол под наваленный грудой хлам – старую одежду, провода и системные блоки. – Хорошая у твоего сайгака палатка, вместительная. На Берестейской у нас тоже апартаменты были – личный подарок императрицы, царство ей небесное. Наш команданте расстарался. А этому чмырю за что такая роскошь? Кого он тут обхаживает?

Конечно, Че брюзжал для виду. На самом деле прекрасно знал, что на Университете так заведено: каждый обитатель станции должен иметь личный кабинет для экспериментов и раздумий. Некоторые аборигены только тем и занимались, что целыми днями думали. Таких тут считали самыми крутыми.

Это ж надо, ты штаны просиживаешь, а тебе за это почёт с уважением! Тьфу!

Вернулся гостеприимный хозяин, притащил пластмассовый электрочайник с водой. Похоже, энергию тут не экономят… Хорошо устроились ботаны!

– Горяченького? – Кипяток он разлил по чашкам и стаканам, сетуя на то, что нет настоящего сервиза, да и чай как таковой тоже отсутствует. – Заменитель. Попробуйте.

– Викентий Бенедиктович, называй вещи своими именами. Плесень пьём? – Че подул на жидкость в стакане и отхлебнул.

Абориген кивнул, мол, так и есть, простите.

– А ничего, – одобрил Че. – Даже вкус есть. На чай и близко не похоже, но вполне.

Выпив по полчашки, нигериец и амазонка вновь потеряли сознание.

Хорошо, что Сайгон лишь пригубил напиток, – уж слишком мерзким он оказался на вкус.

* * *

Следующим накрыло Фиделя.

И весьма своеобразно накрыло: он разулся и схватился за пятку, довольно улыбаясь. Потом отпустил пятку и опять схватил. Ну словно котёнок, играющий со своим хвостом или с тряпичной мышкой!

Кстати, насчёт Мышки. Он первым сообразил, что спасателей опоили, и потянулся к Викентию Бенедиктовичу. Но силы оставили мародёра, он упал лицом вниз. Лучше бы воспользовался револьверами, подумал Сайгон и тут же вспомнил, что патронов нет. Так что ручками сжать горло научника – самое то. Жаль, мародёр не совладал со своим отравленным телом.

А вот на Че яд подействовал специфически. Растаман пустился в пляс. Он приседал, бил себя по ляжкам, корчил рожи и в итоге свалился на пол, указывая пальцем в потолок палатки. Трип, не иначе. В добрый путь, товарищ!

– Вода! Вода очистит! Залить! Залить нору! – в конвульсиях выкрикивал растаман.

Бредит, болезный. Зато Сайгон все еще был в здравом уме и трезвой памяти. Он хотел прекратить это безобразие, но не смог встать – отказали ноги. Вот они, колени-пятки в пятнистых штанах, а не слушаются! Сайгон раз за разом приподнимался и падал. Викентий Бенедиктович с научным интересом понаблюдал за его немощью, затем извлёк скальпель из внутреннего кармана офисного костюма. Лезвие хищно блеснуло в свете лампы без абажура.

Это привело Сайгона в чувство. Он тут же подавил панику и сделал вид, что потерял сознание. Так оно надёжней. Особенно, если тобой интересуется вивисектор.

– А забавный получился бы эксперимент. – Викентий Бенедиктович с сожалением спрятал скальпель обратно.

– Разрешите? – В палатку вошли двое.

– Конечно! – На сей раз хозяин ограничился сухим приветствием. Видать, подчистую истратил многословие на чужаков.

Вошедшие двое были маститыми деятелями науки. Мужчины в возрасте: седина, расчёсанная на пробор, очки с толстыми линзами, неторопливые движения. Один из них то и дело пожёвывал губами, второй хмыкал и подносил платок к носу, массивному, сплошь в чёрных точках.

Спасатели к этому моменту уже все лежали бесчувственным штабелем. Даже трип Че закончился беспамятством. Один Сайгон был в себе. Некоторое время новые гости осматривались, хмыкали, хмурились. Учёные казались раздраженными тем, что пришлось оставить лабораторию.

– Стоило только идти, вы ведь могли сами…

– Да, молодой человек, нехорошо заставлять старших товарищей…

– Но вы же сами, господа! – затрясся от возмущения Викентий Бенедиктович. – Вы сами настояли на том, чтобы лично осмотреть образцы! – Выдав это одной фразой, он вытащил из кармана небольшой баллончик и прыснул из него себе в рот.

Лекарство от астмы, понял Сайгон. Но почему бедолага не пользовался им раньше, когда спасатели к нему пришли?

Ответ не заставил себя ждать.

– Молодой человек, вы ведь получили плату за труды. – Платок коснулся носа. – Спрей вам помогает?

Вот оно что. Партнёр Сайгона получил лекарство от астмы в качестве оплаты… за что? И почему научники так интересуются спасателями?

– Девушке и африканцу нужна реанимация. – На нижней губе профессора остался отпечаток резцов. – Викентий Бенедиктович, вы подсовываете нам некачественный товар. Вы же прекрасно осведомлены, что для опытов нам нужны здоровые организмы. Подчёркиваю: здоровые! Иначе результаты будут недействительны. Вы хотите нас опозорить?

– А то, что они парализованы сильнейшим средством, вас не смущает?! – Викентий Бенедиктович чуть ли не с кулаками набросился на визитёров.

Те переглянулись и мерзко захихикали – мол, скажете тоже. Хозяин палатки побагровел, ему даже пришлось воспользоваться баллончиком – он едва не задохнулся от ярости.

Сайгон скрипнул зубами. Ну, блин, попили чайку! Так не ровен час окажешься на операционном столе – разделанный, как хомячок, и с электродами в мозгу. Картина так и встала перед глазами, и Сайгона передернуло. Ну уж нет. Ему повезло, он-то выпил самую малость отравы. Хозяин Туннелей хранит его. Нельзя упускать подаренный шанс. Нужно действовать!

Но врагов трое, а нижняя часть тела у Сайгона парализована. Единственный шанс на спасение – внезапность. Это как выскочить из большой коробки и заорать что есть мочи: «Сюрприз!!!». Именно этим Сайгон и собирался заняться. Вот только кричать он не будет.

– Интересный экземпляр.

– Согласен, коллега.

Учёные склонились над фермером.

Сайгон только этого и ждал – выхватив нож, ударил того мужчину, что оказался ближе, в сердце. Платок спланировал на пол. Второй научник дёрнулся назад, но Сайгон обхватил его колени. Повалил. Мгновение понадобилось на то, чтобы на руках подобраться к горлу экспериментатора. Агония, зубы прокусили губу.