Текст книги "Город без отцов (сборник)"

На фронтоне здание огромными буквами – «Rzeczpospolita». Под большим навесом гора высыпанных бутылок, по всей вероятности бутылки с водкой и спиртом, рядом множество сигаретных пачек, кто-то хотел нажиться и пытался провести запрещенный груз из Украины в Польшу, но ему не удался задуманный план и этот запрещенный товар грелся на солнце, дожидаясь расправы в виде сжигания и утилизации. Таможенники в чужой форме, с шипящим произношением, пристально проверяли транспорт, постукивая по кузову в разных местах, отыскивая приглушенный тон звука. Они чем-то напоминали, Артему, настройщиков пианино. Служебная собака наркоманка, бегала вдоль дисциплинированно выстроившихся фур, вынюхивая и выискивая дозу.

И вот автобус пересек границу поздно ночью, и стал удаляться вглубь соседнего государства. Горящие светоотражатели указывали путь чужеземным странникам и придавали бодрости. Дорога с отражателями скорее походила на взлетную полосу аэродрома, а не на трассу районного значения. Артем ничего подобного не видел в жизни, во времена Советского Союза, и это явление действовало на него возбуждающе, улыбка самопроизвольно отпечаталась на юном лице.

Пассажир с военным прошлым уселся на переднее сиденье, рядом с водителем, закурил сигарету и пристально начал всматриваться на шоссе, по обе стороны которого, светились светлячки на белых, пластмассовых столбиках, вызывая порывы ностальгии о прошлом. Закончив карьеру пилота и переквалифицировавшись на роль спекулянта, он вспоминал службу и сильную армию, размышлял о том, что не многим дано найти в себе силы перестроится на новый лад и быть востребованным. Десятки лет, он, советский офицер, побывавший в горячих точках, повидавший войну в Афганистане, накрывавший саркофаг в Чернобыле, налетавший при этом тысячи часов, прошел путь от лейтенанта до полковника – теперь должен трястись в ржавом венгерском автобусе, чтобы заработать на жизнь и такими действиями улучшить экономическое состояние какого-то поляка, а то и нескольких. Проще простого – выйти на пенсию, в отставку, или хуже – лишиться работы, как лишились его гражданские друзья, в связи с банкротством предприятий. Но как жить дальше? Без любимого занятия, которому отданы лучшие годы жизни. Как терять накопленное мастерство? Он вспомнил, как говорил ему покойный отец, пчеловод: «Когда у пчел нет работы, а этому может послужить затянувшаяся плохая погода, не летная, значит, либо соты оказались полны меда, и хозяин пасеки не доставил новые рамки, то при такой ситуации насекомые роятся, беснуются, значит, собираются в клубы и веселятся, ведут беспутный образ жизни. Так и нынче – летчик стал все чаще замечать заполненные пивные и кафетерии, в которых от безделья, от безработицы заседали никому не нужные люди и также как роевые пчелы, эти люди вели беспутный образ жизни. Скорее всего, им не повезло с «пасечником». И как рой виснет на дерево, так и многие из этих людей заканчивали дни печально, возможно на том же дереве. Ему, ветерану вооруженных сил, повезло с «пасечником», правда, не с пасечником, а с «пасечницей». Повезло больше других, даже здесь, в этом наполовину автобусе, наполовину грузовике; у него есть то, чего нет у этих, рядом расположившихся людей. У него в отличии от них, есть любимая жена, которая пришла проводить в дальний путь, единственная из провожающих. Это она вылечила его от депрессии и увлечения алкоголем. И ничего страшного, что большую часть прожитой совместной жизни, зарплату приносил именно он, а теперь, все происходило наоборот. Дефицит исчез, полки магазина, которым управляла жена, наполнились импортными продуктами сомнительного качества. Прибыли от торговли увеличились в разы. Деньги потекли рекой в их семейный бюджет, но что с ними делать, они с женой не знали. Куда тратить и как долго это продлится, тоже оставалось загадкой. Поэтому старались больше уделять внимания единственной дочери и баловали её заграничными подарками. В такие моменты, он понимал как никогда, что допустил не поправимую роковую ошибку – родив одного ребенка. Пройдет год, два и она – прекрасное существо, любимица папы, вылетит из гнезда и полетит, полетит, а он начнет тосковать, потеряет сон и будет проклинать себя за допущенную оплошность: однозначно последует наказание за выпитые конртацептивы на основе гормонов или произведенные аборты, которые в некоторой степени и на его совести. Именно он давал согласие на убийство ни в чем не повинных жизней, он убивал их чужими руками, нарушая святыню – десять заповедей.

Город Люблин встречал огнями рекламных щитов. Челноки поселились в гостинице местного сахарного завода. Специфический запах повис в воздухе. Комнаты в гостинице напоминали комнаты советских общежитий: те же кровати и те же тумбочки, на окнах скромные, но чистые гардины, туалет в конце длинного коридора, правда, не все советские общежития имели туалет внутри здания, зачастую он находился снаружи. Подружившийся в дороге коллектив вселялся далеко за полночь, и внимательно рассмотреть округу не представлялось возможным. Присутствие женщин не позволяло молодым людям ругаться матом и это положительно действовало на Артема. Но как только дамы отделились – сразу в ход пошли привычные, нецензурные выражения, особенно в этом превосходил Василий. Создавалось впечатление, что если вынуть из его обращения пагубные словечки, то он и сказать-то толком ничего не сможет.

На новом месте Салтанову не спалось, ночь прошла в размышлениях.

Утром путь лежал на оптовый рынок – по-польски хуртовню. От изобилия товаров рябило в глазах, и уже через пару часов голова отказывалась подчиняться. Усталость ощущалась во всем теле. Оплаченные товары польские торговцы обещали привезти к Икарусу вечером. Выпало не легкое испытание на долю Салтанова – дожидаться вечера и главное, чтоб ничего не пропало, не потерялось. Артему ничего не оставалось, как довериться польским предпринимателям. Подкрепившись фляками – супом из говяжьих желудков и выпив по три кружки крепкого кофе, ребята забыли о сонном состоянии и усталости. Поляки не обманули и вовремя прибыли на парковку сахарного завода, даже помогли выгрузить реализованное. Василий привез мебельные комплекты с каким-то поляком, у которого усы были до ушей и который все время поправлял их, закручивая двумя пальцами кончики, придавая форму спирали. От перегруза венгерская техника прогнулась до земли. Водители автобуса с привычным ужасом смотрели на колеса. Им больше ничего не оставалось, как смотреть и молчать.

После трудового дня все бесчувственно свалились в свои кровати и крепко уснули, только Василий достал купленную бутылку водки; предлагал присоединиться к его столу, но никто не реагировал и тогда он сам стал напиваться, а поводом послужили удачно приобретенные покупки. Поляки сделали скидку на оптовую закупку мебели, и он уже считал стопроцентную прибыль в своем семейном кошельке. Неожиданно для всей компании, среди ночи, подскочил алкоголик-одиночка.

– Вызовите мне такси, срочно. – Кричал напившийся Василий.

– Зачем? – Удивились присутствующие в номере, протирая глаза.

– Надо. Хочу отдохнуть. Всю жизнь об этом мечтал, а тут такой шанс. – Язык у него заплетался, он с трудом выражал свое желание, но все равно никто ничего не понял и тогда Артем пришел на помощь. Он один в компании, кто в совершенстве владел украинским языком и более-менее понимал польскую речь.

Вдвоем они кое-как спустились на ресепшн. Артем в обнимку, придерживал коллегу, чтобы тот не свалился с лестничного марша и не сломал себе шею. Постучали в окошко дежурной.

– Такси, просим такси. – Сказал Артем, в надежде, что будет понят.

Женщина преклонных лет, с лишним весом и толстыми пальцами, подняла трубку и недоброжелательно посмотрела на с трудом стоящего Василия.

– Тэн пан потшебуе лужко, а не таксувку. – Брезгливо произнесла она и стала вращать диск телефона.

– Что? – Переспросил Артем, не понимая.

– Этому челавэку надо кравать, а нэ такси. – Произнесла она по-русски и принялась проклинать на родном языке всех русских и украинцев, а для неё это одно и тоже. Не оставила без внимания и своих правителей, которые разрешили этим диким нациям останавливаться в их гостинице, которые не подчиняются правилам и законам, как и все дикое в природе с трудом поддающееся дрессировке, а то что все дикое на земле красивое, так это ничего не меняет. Она утверждала, что после приезда таких наций полотенца исчезают, и туалетной бумаги не напасешься, ну, а прятать и выдавать по требованию у них как-то не принято.

– Какую кровать? Я сам знаю, что мне надо. – Ответил Вася в грубой форме.

Ко входу подъехала Ауди старой модели, но в очень ухоженном состоянии. В полуоткрытое окно водитель спросил на понятном языке:

– Вы заказывали такси?

– Да, да, мы заказывали. – Удивился Артем. Он не мог сообразить, как этот таксист понял, что они с Василием русские.

– В бордель! – Скомандовал в стельку пьяный Василий, усаживаясь на переднем сиденье.

Артем помог закрыть ему дверцу и сразу вернулся в свой номер. Улегшись в постель, он ещё долго не мог успокоиться. Мысль о таксисте и о том, как этот таксист понял, что они русские не давала уснуть. «А этому, дурню, еще и в бордель приспичило…», – думал Салтанов, ворочаясь на не привычном месте.

Под утро неугомонный стучал в дверь. Лицо его протрезвело, но на вид казалось уставшим и возбужденным, с мешками под глазами и пятнами.

– О! Моя Сильвия! Сильвия! – Произнес Василий, переступив порог, сбросил с себя обувь, и бесчувственно свалившись на свою кровать, не снимая верхней одежды – громко захрапел.

– Кто эта Сильвия? – Спросил Артем, но не был услышан гулёной.

– Сильвия, я вернусь к тебе. Сильвия! – Сквозь сон повторял нагулявшийся, как майский кот Вася.

Утром все завтракали и косо поглядывали на своего товарища, склонившегося на путь разврата. Мужчины посмеивались, женщины чувствовали себя не ловко – в своих взглядах осуждали измену, принимая ситуацию за собственную. Высказывались вслух, как бы они поступили на месте супруги порочного мужа.

– Ну, что, кабель? Как ночь? Удалась? – Вернемся домой, надо все твоей жене рассказать, негодник… ай-я-я, как не стыдно? – сказала Соня, и по интонации все поняли, намерения у неё не серьезные, а так, для словца, и Василию не стоит опасаться.

– Не вздумай, Соня, бес попутал, все жизнь мечтал в публичный дом сходить, воплотить фантазии, у нас же они в советское время запрещены были.

– Ладно, я пошутила. И как там? – С повышенным любопытством спросила еврейка в пятом колене.

– О! Великолепно! Помню подъезд. Перед подъездом надутая до третьего этажа резиновая баба, колышущаяся от ветра, вход у неё между ног. Помню девушку – звали её Сильвия. Помню красивую комнату с белоснежным занавесками и мягкими покрывалами. Помню кто-то из девушек брызгал в коридоре возбуждающую аэрозоль, а дальше ничего не помню. Сильвия разбудила меня и сказала: «Время закончилось, пора уходить».

Все весело рассмеялись. Было понятно – Василий не воплотил свои фантазии, а лишь побывал на экскурсии в доме терпимости.

Целый день грузили автобус, заполняя пустоты товаром. Больше всех удивил провинившийся ночной гастролер, который помимо мебели, совал в салон около сотни бывших в употреблении шин к легковым авто. Летчик носил коробки с продуктами питания, от которых исходил аромат всевозможных пряностей.

Соня бережно складывала растения: туи, пихты, диковинные елки и сосны, а ещё громадные сумки с брендовой одеждой от Esprit и Oliver, которую в Европе носило малоимущее население. Влюбленная парочка меньше всех заняла места в салоне – бижутерия была объектом их внимания. И только Артем оставался преданным своему увлечению к технике. Бережно укладывал запасные части к Жигулям, Волгам и уже появившимся в городе иномаркам, типа Ситроен, Пежо, да, и привезенных из Японии с правым рулем Мазд и Хонд, моряками дальнего плаванья, тоже хватало с лихвой.

Больше всех места в автобусе, конечно, заняла Соня. Василий с летчиком возмущались, пытались спорить, мол, кто больше грузит, тот больше и платит, но получили отпор – не на ту напали. Она совершенно не обращала внимания на упреки и продолжала с надменным спокойствием укладывать вещи.

– Договор был – все платят поровну и нечего новые правила устраивать. – Отчеканила еврейка, противно улыбаясь.

Уразумев, что с ней бесполезно воевать, мужчины замолчали и так до самого Донецка с жидовкой никто не общался. Переубедить эту нацию в обратном вряд ли кому удастся.

Автобус был забит до отказа и от перегруза напоминал ползущую ящерицу. Челноки расположились близь водителя на впередистоящих креслах.

– Хоть бы воздушные подушки не стрельнули, – ворчали водители. – Ох, и намучались мы в прошлый раз.

– Ничего. Доедем. – Подбадривали клиенты арендованного автобуса. Атмосфера сулила новые испытания, от которых жизнь становилась ещё прекрасней.

Поляки не пропускали около суток, вернее пропускали, но очень медленно. Пропускная способность не позволяла беспрепятственно пересекать таможенный пункт. Очередь растянулась на несколько километров и заканчивалась у города Хелм. На обочине скопилось большое количество мусора от перевозчиков. По губам местного населения улавливались не лестные фразы, отпускаемые всем стоящим, хотя они совершенно были ни при чем в создавшейся ситуации, и на кого возложить вину никто не знал. Фуры с товаром, которые невидимо уничтожали украинскую нацию, вернее украинские предприятия, столпились в многокилометровую колону. Эта колона напоминала Салтанову танки, которые точно также, вот здесь, на этом самом месте, полвека назад, готовились к нападению на СССР и также уничтожили тысячи предприятий и миллионы людей. Он непрерывно думал о том, что во всем виновата дорога, которая способствовала этому разорению.

Подъехав к шлагбауму, настроение у Артема и его сопутствующих значительно улучшилось. За несколько дней проведенных на чужбине все успели соскучиться по родному дому и близким. Запах грязного, пропитавшегося потом нижнего белья, разнесся по салону. Присутствующим хотелось поскорее залезть в ванную и не вылазить из неё несколько часов. Наконец к автобусу подошел польский пограничник и постучал в дверь. Водитель пустил его. Тот повис на ступеньке и принялся пересчитывать пассажиров, но для уверенности решил перестраховаться и спросил на корявом русском:

– Сколко человЭк?

– Восемь. – Ответил водитель.

– Пока не освободите проход, чтобы я в переднюю дверь вошел, а заднюю вышел – никто никуда не едет! – Строго сказал капрал и испарился, прихватив с собой паспорта туристов, которые посыпали ему в след маты и не пристойные жесты, позабыв о присутствии женского пола.

Этой новостью все были шокированы. В первые минуты трудно было представить – куда девать товар.

– Предлагаю мои шины грузить на крышу, – сказал Василий, в надежде, что его поддержат. – Так мы освободим много места, а как только покинем территорию таможни, снова сложим в салон.

Со стороны все выглядело комично: медленно ползущий автобус под навес польской таможни с горой шин на крыше. Автобус с трудом вписывался по габаритам высоты, но кое-как, не задевая балку перекрытия, проскочил по каналу и вышел на противоположную сторону. Артем в окно наблюдал, как их транспорт привлек огромное количество взглядов. Представление, режиссером которого был не кто иной как Василий, удалось. Иностранцы улыбались, хлопали в ладоши и кричали: Браво, русланд! Браво! Кто-то из них просил повторить на бис. Польскому пограничнику, установившему ультиматум, ничего не оставалось, как поставить пассажирам и водителям Икаруса штампы в паспорта и пожелать счастливого пути.

Радость была безгранична. Украинская сторона пропустила, получив 100 долларов хабаря (взятка). Система налогообложения не работала. В молодой стране никто не знал, как это делается, и поэтому, единственной зацепкой содрать с челноков хоть какую-нибудь сумму – это заставить выгрузить товар, как бы в целях безопасности, а то вдруг они атомную бомбу перевозят. «Легче отдать взятку, чем мучиться с выгрузкой и загрузкой», – думал каждый пересекающий в восточном направлении.

За окном опять проплывали Ковельские леса. На обочине народ продавал грибы и землянику, иногда попадались продавцы банных, дубовых веников. Дорога вытрясывала внутренности. Бетонка – она же «Варшавка» была построена ещё до второй мировой войны. Каждый стык, странники, ощущали пятой точкой, самим копчиком. Внезапно, на одном из таких стыков, раздался взрыв, мощный хлопок, автобус резко перекосило и потянуло в сторону перекоса. Водитель едва справился с управлением и к всеобщей радости остановился.

– Что и следовало доказать… – уныло, потирая руки, бормотал один из шоферов. – Подушке каюк, менять придется.

Все пассажиры, опечаленные неприятностью, вышли из автобуса. Постигнуть участь водителей никто не желал, ведь им пришлось битый час работать не покладая рук: подставлять разные приспособления под днище, ползать на спине, возиться с домкратом и закручивать гайки.

Нежданно-негаданно, подъехал тот же Опель и из него вышли те самые ребята-рекетиры.

– В ту сторону вы обилечены, – сказал один из бандитов, прищурив правый глаз. – Теперь в обратную полагается проездной купить.

– Но у нас уже нет денег, все деньги в Польше потратили, мы ведь назад возвращаемся. – Оправдывались коммерсанты.

– Колеса есть на четырнадцать? – Заглядывая в салон, спросил короткостриженный урка, в надежде получить выкуп.

– Да, есть… возьмите… Michelin… проверенная фирма. – Сказал хозяин покрышек.

С пробуксовкой, оставляя за собой столб пыли и дыма, вымогатели скрылись за поворотом.

В подвальном помещении панельного девятиэтажного дома Григорич собственными силами сотворил бильярдный клуб. В клубе том на учете состоял один игральный стол, два кия, комплект шаров, шахматная доска и сопутствующий инвентарь.

Тарас Григорьевич был тезкой знаменитого украинского кобзаря, тоже родом из деревни, но только Запорожских степей. Пожалуй, это было единственное сходство с великим поэтом. В его характере присутствовала деревенская упёртость и вросшая глубоко корнями жадность, от которой избавиться мало кому удавалось. По этой причине инвентарь был скуден, можно сказать, в дефиците и к тому же изрядно изношен. Григорич имел страстную привычку пить пиво и потреблял напиток в чрезмерных количествах, от которого живот надулся до неприличных размеров. Когда-то в юности, он профессионально играл в футбол, подтверждением тому были прибитые на стене фотографии, но теперь, когда вес зашкаливал, и вены на ногах раздулись, ему было не до футбола. Остановится, бывало, возле лесопосадки, свесит ноги наружу и отольет, не выходя из машины. С таким весом одно мучение. Вот и решил, чтобы окончательно не завязывать со спортом – открыл клуб русского бильярда. По натуре своей, он был коммуникабельным и добрым человеком, умел все и знал все, поэтому мог заменить отца каждому и подсказать, как поступить в той или иной ситуации. Артем, как и многие его сверстники, тоже имел – толи жизненные, толи семейные проблемы и поэтому поводу частенько захаживал получить дельный совет. В заведении собиралась в основном молодежь, но иногда сюда приходили и шахтеры-пенсионеры постучать в домино. Зимой ютилось много народа в ожидании сразится в полюбившиеся игры.

Илья Муромец тоже был завсегдатай заведения, но из-за громоздкой физической, богатырской массы, увлекался ещё и боксом. Никто не знал: Илья Муромец – это кличка или имя с фамилией. Никто не решался спросить, зная, какими бойцовскими навыками он обладает. Артему Салтанову, как-то довелось видеть на дискотеке печальную картину: соперник Ильи от мощного удара в челюсть подлетел, оторвавшись от земли на полметра. Привести в чувство беднягу пришлось врачам.

С самого детства, Илья дружил с Эдиком Тюленем. Тюлень обладал повышенной дерзостью и храбростью. Высокий рост и широкие плечи обоих говорили сами за себя. Шутки с такими могли закончиться фатально. Артем частенько замечал их вместе, с киями в руках, в заведении Григорича, но тут случилось не предвиденное обстоятельство.

– Слыхал, какие новости? – Спросил Григорич входящего Артема, только что прибывшего из Польши. – Натворили пацаны дел… Эдик Тюлень на тот свет отправился и ещё Зябу с собой прихватил. Дураки, ох и дураки. Ты-то хоть Зябу знаешь? Зябкин его фамилия.

– Слышал, что есть такой, но лично не знаком, с ним мой друг детства ошивался – Жорик Тушкан. Как-то видел его в компании этого Зябы, на авторынке, они там у коммерсантов деньги вымогали, скверный тип, – ответил Артем, удивленный новостью. – Расскажи, что собственно произошло.

– Пока никого в клубе нет, садись, расскажу, ты я знаю, Тема, язык за зубами держишь, не болтаешь лишнего, а мне излить наболевшее надо, вторые сутки не сплю.

Григорич подошел к бильярдному столу и стал набивать кожаные отбойники вокруг лузы, старые потерлись и от них свисали лохмотья. Ремонтировал инвентарь он всегда сам, никому не доверяя.

– «Стрелка» у них была назначена, – начал рассказ Григорич с волнением в голосе. – Наехала на меня банда Зябкина, хоть он там и не главный, есть пастухи посерьезней. Зяба с друзьями, самую грязную работу выполняют, хотят много денег легких… ох, эти деньги, деньги… фильмов насмотрелись американских, поэтому и оказываются на том свете рано. Три КАМАЗа у меня работают с нанятыми водилами, так эти гангстеры решили, что мне надобно с ними поделиться. Несколько дней назад приехали сюда, в клуб, и стали угрожать, пообещали спалить бильярдную. Пришлось поделиться этой проблемой с Эдиком Тюленем и Ильей Муромцем. Ну, этих ты точно знаешь, они мои постоянные клиенты. Им деваться некуда, согласились помочь, так как я с них за прокат стола, шары погонять, денег не беру. Ага, приехали на встречу, каждый на своей иномарке: Илья с Эдиком на Форде, а Зяба со своими головорезами на BMW. Выбрали место встречи на окраине города – многоэтажки заканчиваются, и огороды начинаются. Народ как раз помидоры с картошкой окучивал и колорадских жуков собирал. Вылезли из колымаг поговорить. У Ильи глаза горят, кулак о ладонь потирает, Эдик Тюлень щурится, явно что-то задумал, как вдруг полез во внутренний карман… Зяба со своими пацанами насторожился, втроём они были, руки в карманах наготове держали, рукоятки щупали. И тут, ни с того ни с сего, представляешь, роняет Эдик из-под пиджака на асфальт пистолет ТТ! Наклонился, чтоб поднять, но к сожалению не успел. Перепуганный Зяба, заметив оружие, стреляет наклонившемуся Тюленю в шею и область сердца. Илья Муромец тем временем бежит к машине, получает пулю вдогонку, в плечо, – это не останавливает его, а наоборот, только добавляет злости и желания поквитаться за друга. Хватает на заднем сиденье Форда автомат Калашникова и Зябу в решето, тот падает, и, ещё живой, лежит на дороге, истекает кровью, просит подошедшего Муромца пощадить, не лишать жизни. В нескольких метрах от них сидит, опершись на капот, раненый Эдик Тюлень, так ТТ и не поднял, сил не хватило. Опустил руки, наблюдает со стороны за происходящим, дышит тяжело, иногда странно закатывает глаза. Дружки Зябыны от страха, мигом разбежались по полю кто-куда. Дачники, побросав тяпки, пали ничком, штаны промочили. Илья говорит, Зяба просил не убивать, у него накануне сын родился, рыдал на асфальте, каялся, говорит автомат в одной руке держу, другая окровавленная от боли не поднимается, онемело плечо, хорошо, что пуля навылет прошла, да, кость не задела. По очереди смотрел то на лежащего Зябкина, то на Тюленя, прицел на Зябыну грудь навел и как только Тюлень закрыл глаза, с дикими воплями спустил курок. Затем помог подняться и усадить раненого, истекающего Эдика на сиденье и понесся. По дороге заметил, что у друга ртом пошла пена и кровь. Уже мертвое тело он оставил на крыльце медучреждения, а сам раненый, испачканный кровью явился ко мне домой. Завтра едем с ним в милицию, будет давать показания. Ты знаешь, Тема, я теперь его и сам боюсь, глаза у него какие-то страшные стали, не остановится, думаю, на этом, натворит ещё бед. Люди, которые Зябу в морге видели, говорят дыра у него в груди неимоверная.

– Что ему теперь будет? Посадят? – Спросил Артем печальным голосом. Было несколько жаль Илью – Муромец предстал олицетворением героя, отомстившим за друга.

– Ничего не будет, – ответил Григорич. – Знакомые адвокаты, которые тоже сюда захаживают со своими киями сразится в партию… я им, бывает, и ключи оставляю до утра, они на этом столе девок топчут, тройной тариф платят. Сказали, чтобы Муромец писал, якобы Зяба с Эдиком сами в себя одновременно выстрелили, такие трюки сейчас проходят, а он по идее, должен сухим из воды выйти.

– Ну, и ну, – ошарашенный рассказом, вздохнул Артем, мысленно представляя разборку на окраине города и то, как в этой стране можно уйти от ответственности.

И снова «пирожок» мчался, но только теперь в западном направлении. Артем предварительно договорился по телефону с таможенниками, что на сей раз будет ехать за польской мягкой мебелью, то есть диванами, которые привяжет к купленному прицепу, ну и конечно, разумеется, их ждет от него вознаграждение. – Цо, Артем, еще не згинела ваша Украина? – Спрашивали Салтанова поляки с улыбками на лицах, у которых он покупал комплекты диванов и кресел. Затем привязывал их к приобретенному прицепу и эту похожую на гору, некую чертовщину, медленно волочил, аккуратно преодолевая ухабы.

– Нет, ещё жива. – Стыдливо отвечал Артем, опустив глаза, краснея при этом.

– Z takiej polityka umrze, jeśli nic nie sprzedajete, wszystko tylko kupujete (с такой политикой умрет Украина, если вы ничего не продаете, а только покупаете).

«Наверно они правы», – думал Артем. Нищета свирепствовала, горнодобывающие предприятия закрывались, шахтерские поселки превращались в трущобы. Каждый горняк мечтал дожить до пенсии – ради чего стоило спускаться на километровую глубину и рисковать жизнью. Количество аптек и похоронных бюро увеличивалось с каждым днем, очереди на прием к врачу пугали своими размерами.

Вернувшись с очередной поездки, Артем снова решил заглянуть к Григоричу, поделиться впечатлениями, посоветоваться, как выгодней продать товар и по какой цене. Опыта в таких делах у Григорича было не занимать.

У входа в бильярдную, стояла женщина, похожая на супругу владельца клуба. На её лице, ещё издали, Артем увидел огромный синяк. Подойдя ближе и присмотревшись, он узнал женщину – это действительно стояла жена Григорича, но со странным, избитым, изуродованным лицом: «Неужели Григорич такой тиран, у которого столько жестокости?» – Спрашивал сам себя Салтанов, пытаясь найти ответ.

– Григорич! Что стряслось? – Крикнул Артем, через весь зал, не обращая внимания на посетителей. – Ответь, пожалуйста, что произошло?

Пузатый товарищ угрюмо молчал, супруга тоже не произносила слов. По выражению осунувшегося, окаменелого лица было понятно, что произошло что-то непоправимое, незабываемое, и то, что расспросами его просто напросто замучили, тоже проявилось на его лице. Но он все же попытался ответить:

– Ограбить меня хотели бандиты, – начал он, сомневаясь в правильности утечки информации. – Два дня назад позвонили в звонок. Вот она…, – и тут он подбородком указал на подле него избитую, пережившую горе, женщину. – Она вышла в перегородку, в тамбур, предварительно захлопнув за собой дверь в квартиру, и спросила, как обычно спрашивают в таких случаях: «Вам кого?»

Артем слушал и не мог поверить в произошедшее.

– Эти убийцы знали, что я на днях продал BMW и таким образом деньги находились дома, – продолжал старший наставник и просто друг, который изредка ездил в Германию и покупал там подержанные авто, которые в последствии перепродавал в Украине при этом имел не малую прибыль. – В квартире, помимо жены, находилась ещё и дочь, хорошо, что ей не досталось, а я целый день возился в кооперативном гараже, наводил порядок. Супруга спросила сквозь дверь: «Зачем пожаловали?» – те ответили, что они клиенты и хотели бы заказать её мужу, якобы машину, чтобы тот доставил её за определенную плату, и у них, на сей счет, какие-то документы имеются, которые надо ему передать в срочном порядке.

– И чем все закончилось? – С нетерпением спрашивал Артем, желающий поскорее услышать развязку, столь детективного происшествия.

– Повезло нам, случайно повезло…короче, моя наивная баба, – и он снова, толи от осуждения толи от жалости, посмотрел на жену. – Отворила дверь – учу, учу посторонним не открывать – без толку. Распахнулась дверь, и тут влетают в тамбур три красавца в черных масках, рослые, до потолка, кричат, нервничают, развернули её и в спину толкают, из-под масок одни глаза видны, попытались дальше в квартиру попасть, но хорошо, что она додумалась за собой дверь вторую захлопнуть.

– Если бы я знала, что такое… – перебила рассказ Григорича женщина, но от выступивших слез не смогла удержаться, а только полезла в карман за платком и стала утирать мокроту по всему лицу, шмыгая носом, размазывая тушь под глазами и расплывшийся под глазом синяк.

– Все успокойся, хуже уже не будет, – обхватив вокруг плеч близкого человека, скрестив у неё на спине свои пальцы, продолжал криминальную историю Григорич. – Тем временем, дочка, услыхав шум, вопли, угрозы в перегородке, испугалась, открыла окно на кухне и изо всех сил стала звать прохожих на помощь. Слава Богу, рядом находится участок милиции. Услышав крики девчонки, двое патрульно-постовых кинулись на помощь. Бандиты, заподозрив неладное и то, что попасть в квартиру не так уж просто, а тут ещё кто-то крик поднял за дверью, решили не рисковать, и выскочили в считанные секунды на лестничную площадку. Ребята в форме, подбегая к нашему подъезду, заметили, как три молодых парня выходят на улицу, а в руках держат маски. Милиционеры приняли решение: во что бы то ни стало, догнать хотя бы одного из них, но для этого необходимо выполнить все, чему учили на занятиях. Благо оружие у бандита оказалось не столь опасно – газовый пистолет, да и то, отечественного производства. После первого выстрела, сделанного налетчиком, гильзу заклинило в патроннике, он на секунды замешкался, отвлекся от погони и тем самым позволил схватить себя без особых усилий. Я этим молоденьким милиционерам уже и подарки купил.

– И что дальше? – Начал снова допекать Григорича, Артем.

– А, что дальше? – Вопросом на вопрос ответил пострадавший товарищ. – Сидит бандюга, а дружки его в бегах; жена моя боится теперь на улицу выйти, дочь с неё смеётся, она умница, не растерялась, вся в меня.