Текст книги "Введение в отладку"

Глава 5. Образ дела

Отладка, безусловно, нацелена на то, чтобы улучшить то, что вы собрались сделать, то есть ваше дело. Однако было бы совершенно неверно ожидать от нас, что она улучшит здания, машины или вещи. Это задача совсем иных служб.

Отладка улучшит дело, но только через улучшение тех, кто это дело делает. В сущности, отладка совсем не направлена на вещи этого мира. Её предмет – сознание людей. Цель – улучшение нашего разума.

Разум – это ум воплотившейся души. Души воплощаются в тела не напрямую. Прямо в теле они жить не могут. Тела, как вещи и стены этого мира, проницаемы для душ, призрачны. Чтобы душа смогла удержаться в теле, нужна среда, которая ей это позволит. Чтобы душа могла телом управлять, таких сред необходимо несколько.

Среды, которые обеспечивают душе возможность жить в теле и решать с его помощью задачи своего воплощения, утоньшаются от пары до биоэлектричества, которое обеспечивает работу нервной системы.

Работа нервов прекрасно изучена физиологией, и лучше неё эту работу никто не знает. А вот остальные среды естественной наукой упущены. В силу этого научной психологии пока не существует – картина человека не полна.

Для отладки важно лишь то, что управляет действиями людей, значит, две среды: сознание и сила. Сила позволяет телам двигаться, сознание определяет, как им двигаться. Делается это через образы, составляющие содержания сознания. Сознание, как это видел народ, становится сознанием лишь по мере обретения знаний. Исходно эта среда называлась парой. Очевидно потому, что её видно вокруг человека, как легкое парение. Мазыки, которые обучали меня народной психологии, считали, что душа выделяет пару из себя, когда воплощается. И выделяет её постоянно, так что объем пары постоянно прирастает.

Пара обладает определенными свойствами. Во-первых, она пространственна и вещественна. Вещественность у нее, примерно, такая же как у тела души. Во-вторых, она подобна жидкости в том смысле, что текуча и способна течь по плотностям мира. Точнее, по плотностям нашего знания о мире.

Именно эту способность сознания знать нечто о мире и стекать с плотного в мягкое и любящее, мазыки считали умом.

Ум, как и сознание, принадлежат душе и сохраняются в промежутках между воплощениями. В тех мирах, где души живут невоплощенными, мир тоже надо знать, но невозможно помнить. Поэтому там души знают иначе, чем мы здесь. Состояние пары, которая знает, но не помнит, называется Стихом.

Воплотившись, мы попадаем в мир, где все меняется очень медленно. Настолько медленно по сравнению с миром душ, что его можно считать неизменным. А значит, появляется возможность запоминания для выживания. Каким-то образом для воплощенной души оказывается легче помнить, чем видеть и знать.

Так из ума рождается разум – разымающий ум. Он расчленяет ранее нерасторжимое единство пары в соответствии с восприятием органов чувств, обрезает границами значимые для выживания тела куски и заполняет их. Точнее, отправляет в Хранилище в виде образов, которые можно использовать повторно.

Вероятно, переход от ума к разуму совершается из-за сложностей воплощенного существования в телах. Существование это явно омраченное и чрезвычайно ограничивающее и наши способности восприятия, и наши способности вообще.

Тем не менее, мы воплощаемся и живем, значит, это ограничение возможностей нужно и полезно. Хотя бы для обучения и самосовершенствования.

Как бы там ни было, но действительность такова: чтобы наши тела действовали, они должны двигаться. Причем точно и вполне определенным образом.

Вот этот «определенный образ» и есть причина всех наших сложностей как в делах, так и в жизни. Поэтому он и является предметом отладки. Точнее, вся совокупность образов, созданных человеком для того дела, в котором у него появились сложности. Обобщённо ее можно назвать Образом дела.

Образы – удивительные вещи. Что вы задумали, какой образ создали, то и воплотится, то есть втянет в себя плоть, то есть плотность, например, вещество. Что вы хотите сделать, создав образ действия, то и будет исполняться, воплощаясь в движения. И если вам не нравится, как вы двигаетесь – не считайте, что у вас не получилось! Наоборот: у вас получилось именно то, что есть в вашем образе.

Точнее: не считайте, что у вас не получается двигаться, у вас получается, и очень точно. У вас не получается создать тот образ движения, который вы хотели.

Точно так же, если у вас не получается создать счастливую семью, или дом своей мечты, это означает только то, что вы не сумели создать верный образ, когда приступали к этим делам. Про предприятия все и того очевидней, только там в творении неудачи кроме вас, принимали участие и другие люди. Как если бы вся толпа мечтает только о крахе и разорении того дела, которым они собирались кормиться.

Как исправить образы у других – особый и непростой разговор, который будет бесполезен, если не научиться бороться с собой, как с врагом, живущим во мне.

Поэтому отладка начинается с выверки собственного образа дела. И лишь когда ты уверен, что сбой не в нем, можно переходить к выверке образа дела у других.

Кстати, простейший способ исправления искажений у других – это убирание искажений вместе с их хозяином. Попросту, увольнение тех, кто не хочет жить лучше, а работать легче.

Глава 6. Хозяин

Простейший и действенный способ отладки – это увольнение помех. Но для того, чтобы уволить работника, надо иметь такое право, значит, быть хозяином. А чтобы выбросить плохо работающую машину, надо быть её владельцем. Чтобы развестись, если вы отлаживаете семью, мужем или женой.

Не психологом!

Прикладная психология невозможна, психолог ничего не может сделать, потому что он никогда не хозяин. А когда он оборачивается на себя и принимается ладить собственную жизнь, он становится хозяином. Но тогда он хозяин, а не психолог…

Психология возможна либо в академическом ключе, как один из видов познания, либо в ключе самопознания. Но не в прикладном виде и не в виде практической психологии, которая пытается лечить людей. Лечение снаружи невозможно. Снаружи, извне, объективными методами, можно лечить только то, что и является предметом объективного изучения – тело.

Душу можно лечить только изнутри, то есть самому себе. По очень простой причине: если человек не захочет, чтобы с его душой что-то сделали, он все равно не поддастся, и никакое ваше лечение не пройдет. Если же он захочет, он сделает это сам. И ни один психолог не сможет этого сделать с ним за него.

Ловушка. Тупик.

Однако потребность в психологической помощи, в том числе и в отладке всего, что делают люди, очень велика. Значит, должен быть выход. Должен быть найден какой-то прием.

Современная психотерапия работает за счет наработанного еще в середине девятнадцатого века доверия к медицине. Психотерапевт совсем не врач, но старательно прикидывается им, ловко надевая покровительственную окраску. Врачом он при этом становится не больше, чем муха, изображающая осу, осой. Врач, начиная с Гиппократа, это естественник, который не сомневается, что думают мозгами. Он лечит тело. Психотерапевт не может лечить тела по определению. Он исходно нацелен на лечение всего, что есть у человека, кроме тела. Но кроме тела ничего нет! Это знают все врачи. Это суть естествознания.

Значит, пытающийся лечить нечто за пределами телесности, – шарлатан. И это еще не самое страшное. Страшнее, если он пытается лечить душу, которой не только нет, но и не должно быть. А когда появляется, приказано живой не брать! Тот, кто ищет свой предмет в психотерапии и находит душу, – враг!

А врагов уничтожают. В некоторые эпохи, сжигая. В другие – отправляя в лагеря. И всегда подвергая осмеянию и травле.

Поэтому психотерапевты скромно прилепляются к животику материнского тела медицины, пытаясь дотянуться губами до источающего пищу сосца. Авось зверь посчитает меня своим детенышем и не сомкнет на моем тельце свои челюсти…

Делают они это, объявляя, что их предмет не душа, а психика. То есть нечто психическое, недушевное. Такие телесные проявления, которые надо изучать особо, поскольку они прямо из телесности не объясняются. Как организм, который придумали физиологи…

По сути, предметом психотерапии оказываются либо физиологические расстройства нервной системы, и тогда все становится просто и удобно: прописываешь физиотерапию – и ты настоящий врач! Либо же этот предмет – поведение. И это тоже удобно, потому что поведение можно рассматривать самостоятельно, в отрыве от его источника.

Источником поведения является нечто «внутри» человека, хотя это «нутро» весьма условно. Но эта условность и важна. Как прием речи. Всем желающим вопрошать психотерапевта можно предложить метафору, образное выражение: представьте себе, что человек – это черный ящик, проявляющийся наружу поведением. Поведение объективно. Наблюдая его, мы можем описать закономерности. А закономерности можно использовать для лечения.

– А что в черном ящике?

– Не имеет значения. Для психотерапевта не имеет значения. Это предмет другой науки – академической психологии. А между науками существует негласное джентльменское соглашение не залезать в чужие вотчины. Психотерапия просто использует то, что является передовым фронтом академической…

Брехня!

Академическая психология описывает работу мозга, а потом бодро завершает рассказ скороговоркой: «Вот из этого и рождается поведение!» И если ей задать нетактичный вопрос: «А как именно оно рождается?» – будет рассказана все та же сказка про белого бычка и черный ящик.

Черный ящик всех психо-наук – это шкаф, хранящий в себе скелет. Скелет души. А душа – это то, что не сломать. Она давно висит на цепях подобно Кощею бессмертному, поскольку бессмертна, и не сдается, но и не помирает, гадина!

И именно она-то и есть тот Хозяин, который один может вести отладку. Если вы психотерапевт, пришедший лечить, но исключающий из дела душу, душа исключит вас. В её вотчине действовать можно только с ней и от её имени. Для этого были приемы.

Глава 7. Обережье

Психолог должен стать оберегом для человека, который попросил его о помощи. Он должен вести отладку от его имени. Значит, ему необходимо научиться исчезать, становиться невидимым так, чтобы люди ощущали, что все делает хозяин.

Но хозяин не может этого делать. Если бы мог, не приглашал бы психолога. А пригласил именно потому, что исчерпался и больше ничего не может поделать. Ему нужны знания и новый взгляд на привычные вещи. Вот их-то и должен дать психолог.

К тому же, хозяин просто не имеет права сделать многое из того, что необходимо сделать. К примеру, он не может избить работника. Он не может уволить кого-то, за кого просили, не может совершить поступок, который разрушит его облик или рабочий образ. Психолог должен мочь все, что может потребовать отладка. И ему гораздо легче сделать недопустимое, потому что от него не знают, что ожидать, а ожидают, чего угодно. Но главное, потому что при правильном ведении работы психолога для людей не существует. Они все сделают сами.

Для этого надо видеть желания или душевные движения людей. Это нужно и для того, чтобы управление было действенным, и для того, что бы стать невидимкой. Если ты предлагаешь человеку сделать что-то, что противоречит его желаниям, он будет сопротивляться или делать неохотно, то есть без желания. Но если ты точно попадаешь в желание, человек воспринимает твое управление не управлением, а разрешением. И ты из того, кто управляет, становишься тем, кто создает условия, в которых жить по охоте допустимо. Тогда тебя нет, а есть мир психологической игры, в котором души отдыхают.

Но на этом искусство невидимости не завершается. Если ты хорошо читаешь желания хозяина, а потом точно исполняешь их, человек, по отношению к которому были произведены действия, знает, что это делал хозяин. Психолог для него не более, чем передающая среда. Но хозяин этого не делал, и потому он неуязвим. Ты оберёг его!

Грубый пример. Иногда хозяина так достают, что ему хочется просто врезать какому-нибудь гаду. Это недопустимо, и гад это прекрасно знает. Но так же хорошо он знает, что хозяин должен этого хотеть, хоть и скрывает свое желание. Он даже и сам уже хочет, чтобы тот перестал сдерживаться и врезал раз, но только не длил пытку молчанием.

Все, кого в детстве наказывали тем, что переставали с ним говорить, помнят это состояние. И жены, которых нельзя бить, частенько знают, что зарываются только потому, что их мужик никогда не подымет на них руку. А иногда это было бы лучше всего: уж лучше врезал бы, гад!

Но тот, кто сдерживается, действительно не имеет права бить. Просто подраться с любимой или ребенком играя – это наслаждение для всех. Ударить в ненависти – значит, убить. Если не тело, так любовь или доверие. Так же и с друзьями – одеть перчатки и любовно отходить друг друга по бокам и скулам – это любимые мужские забавы. Но гораздо менее сильный удар в ненависти убьет дружбу навсегда.

Хозяину не дано бить подчиненных. А психолог может. Он в себе, у него нет ненависти к этим людям. По сути, он должен их любить, как тех, кто его кормит, платя зарплату. К тому же, ему ничего не стоит создать игровое положение, в котором все колотят друг друга, как в театре Петрушки. И если для начала какая-нибудь девушка врежет пристающему к ней хулигану, то это вызовет смех над неудачливым ловеласом, а с ним даст разрешение лупить и тузить всех.

Вот тогда можно задать тому, кто держит хозяина больным, вопрос: как бы он поступил с таким гадом. Задать надо в игре и так, чтобы с неизбежностью стало очевидно, что за такое надо бить. Если он почует, откуда дует ветер, надо воспользоваться общим мнением уже битых, и они охотно «приобщат» товарища к своим забавам.

После этого можно обратиться к хозяину и вытащить наружу его желание, и если оно обоснованно, то отлупить виноватого. Поскольку ты в себе, то бить ты будешь так, что это не будет разрушительно или унизительно. А наказываемый будет только крякать и наполняться пониманием. По мере чего Хозяин будет опустошаться, избавляться от ненависти и сдержанности.

Но еще лучше, если от лица хозяина вызвать душевный порыв у остальных битых, чтобы они объяснили своему приятелю, как он не прав. Если это перейдет в явную потасовку, считайте что провели сеанс телесно-ориентированной терапии.

И если это войдет в культуру отлаживаемого сообщества, у всех, начиная с хозяина, появятся действенные средства психологической разгрузки. Гораздо действенней бюста японского директора для избиения.

Еще раз повторю: пример грубый и в силу этого очевидный. Он сильно упрощает жизнь и опрощает отношения. Но не все хотят их опрощать. Многим нравится вести сложные и утонченно жестокие игры. Вроде секса с садомазохизмом. Это чужие люди в теле вашего предприятия. Свои всегда открыты и готовы принять наказание, если заслужили его. Для своих быть битым, в любом условном или прямом смысле, всегда проще, чем ходить, тая коварство или выдерживая долгие пытки.

В этом настоящее дело похоже на семью. Можно сколько угодно изображать из себя недотрогу, но если бабушка шлепнет по заднице тряпкой или дед стегнет по голяшкам кнутом, обижаться невозможно. Надо просто рвать на безопасное расстояние. Они для внуков – стихия. С ними нельзя бороться, их нельзя ломать. Их просто надо принимать. Это семья.

Если ты не хочешь на своем предприятии поддерживать семейный дух, ты чужой. Чужого надо либо выгнать, либо переводить на положение наемного специалиста. Пусть не формально, но лишь в общем мнении, но необходимо.

Свой – это тот, кто не только здесь зарабатывает, но хочет здесь жить и живет. Кто не играет в общие игры, тот чужой. Играть в общие игры – не значит участвовать во всех делах, устраиваемых на предприятии в нерабочее время. Но это определенно значит быть отзывчивым и без обид и высокомерия принимать шутки и игры. Остальное поймут.

Что дает такой отбор? Благодаря проверке работников через семейственность из коллектива рождается общее тело предприятия. Но это не сделать без любви.

Отступление. Чародейство как психологическое явление

Чтобы читатель лучше понимал, что такое образы и как с ними работать автор написал главы про чародейство. Они были написаны в качестве вспомогательных для одного из семинаров.

Чародейство во все времена было чрезвычайно востребовано и вызывало живой интерес и восхищение. Однако явление это до сих пор очень плохо исследовано. Связано это, безусловно, с гонениями на колдовство и все родственные с ним виды деятельности, ведшееся христианством, начиная со средневековья.

Исследовать причины этой ненависти Церкви к явлениям культуры, способным уводить паству на иной путь, нет смысла. Важно лишь то, что чародейство рассматривается Церковью в числе явлений, в каком-то смысле родственных с религиозной доктриной, а значит, способных заменять ее в сознании людей. Даже если чародейство и не является ни в коей мере учением, оно все же способно быть входом в иное мировоззрение, что и делало его врагом Церкви.

Тем не менее, явление это живо и до сих пор ощущается захватывающим и желанным. В чем действенность и желанность чародейства? Ответить на этот вопрос далеко не просто, поскольку это явление захватывает слишком много слоев культуры. Моя задача – попробовать рассмотреть чародейство с точки зрения психолога.

Но прежде хочу отметить, что преследования чародейства далеко не во всем оправданны. А может, и вообще ошибочны. Повторю: чародейство отождествлялось в умах средневековых инквизиторов с колдовством и искоренялось, как во времена сталинских репрессий, не потому, что виновато, а за наличие родства с осужденным, то есть колдовством.

Колдовство действительно имело совсем иные корни, чем чародейство. В сущности, этот вид традиционной народной магии был пережитком древнего волхования. К тому же, очевидно под воздействием общественного мнения и запретов, за века тайного существования колдовство очень сильно утратило ту составляющую волхования, которая была направлена на так называемое гобино, то есть на улучшение жизни человека.

Живя, как сокровенные знания, только для себя, колдовство постепенно и превращается в орудие, говоря современно, эгоистическое, то есть направленное исключительно на улучшение лично своей жизни. Это ведет к нравственным изменениям человека. Любая первобытная магия имеет две стороны: с одной стороны, она защищает мое племя, с другой – причиняет вред врагам.

Колдун переносит это первобытное правило в потаенный мир своей личной жизни. В итоге, пытаясь получить выгоды для себя, он с легкостью делает это за счет тех, кто в его мир не входит. А не входят при таком узком мировоззрении даже соседи по деревне. И вот этнография однозначно свидетельствует, что к началу двадцатого века колдун воспринимается крестьянином как портун или порчун, то есть человек, наводящий порчу на других людей.

Все, кто обидели колдуна, становятся его врагами, и им допустимо нанести ответный удар. Удар, наносимый колдовскими средствами, становится порчей. Боюсь, что и многие из современных колдунов, даже если они не обладают соответствующей силой, живут с той же нравственностью и в том же мировоззрении. Впрочем, утверждать это однозначно невозможно и даже преступно.

В любом случае, предметом моего исследования является не колдовство, а чародейство.

Чародейство, по свидетельствам той же этнографии, воспринималось народом иначе, чем колдовство. На Научно-практической конференции «Морфология обряда», проводившейся Заповедником народного быта в апреле 2011 года, этнографами-собирателями приводились свидетельства того, что народ боится колдунов, но чародеев считает веселыми людьми, чья цель – порадовать, повеселить окружающих.

Основное место деятельности чародея – не тайная лаборатория алхимика или мага, а общественная площадка, заполненная людьми. Его деятельность разворачивается на праздниках, на свадьбах, просто во время общих гулянок и отдыха. Чародей беззлобен, в его арсенале нет средств для причинения вреда, а задачи совпадают с желанием людей отдохнуть и весело провести время.

Если принять эти свидетельства, то главным чародеем оказывается телевидение. А способности к чародейству необходимы как любым массовикам-затейникам, так и всем людям, чья профессия предполагает общение или управление другими людьми, начиная с самых высших уровней власти.

Сама способность чаровать также оказывается двойной: с одной стороны, должен быть кто-то, кто умеет это делать. Но гораздо важнее то, что, с другой стороны, мы все обладаем способностью быть очарованными, и более того – мы хотим быть очарованными. Поэтому мы ищем нужную нам музыку, выбираем стихи или прозу, которая оказывает на нас желанное чарующее воздействие.

Быть очарованным – какая-то глубинная психологическая потребность человека. Причем, очарование оказывается на деле легким способом обрести измененное состояние сознания, вроде выкуренной сигареты. Это означает, что в основе способностей чаровать и очаровываться лежит, условно говоря, вполне определенный психологический механизм.

На это можно закрывать глаза, как в советское время закрывали его на секс или наркоманию, ограничиваясь утверждениями, что у нас нет секса и чародейства. Но, скорее всего, этим мы лишь загоним это явление вглубь общества, и оно станет тайной верой каких-то сообществ.

Чародейство должно быть исследовано и физиологически, и психологически. Но для этого надо хотя бы в самом общем виде понять, что же это такое.