Текст книги "Заказное убийство СССР. Подлинная история катастрофы"

НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА: ТАЙМЕР ВЗВЕДЕН

Наряду со многими факторами недостатков в устройстве Союза ССР особое место (в силу того, что это было федеративное государство) занимала недостаточно продуманная национальная политика. В разных союзных республиках СССР существовали как объективные, так и субъективные различия: наличие полезных ископаемых, неравномерность социального положения, разрыв в темпах экономического роста, разница в душевом национальном доходе, демографическая ситуация, выраженная прежде всего в естественном годовом приросте населения, многообразие моделей хозяйственной жизни, наконец, неучтенные особенности национальных менталитетов – все это и многое другое упорно свидетельствовало о том, что Союз представлял собой очень разнородное образование. Об этом достаточно написано, и мы не будем повторяться, а выделим из всего многообразия только одну компоненту – искажения в определении границ между национальными территориальными образованиями, что вызывало весьма справедливые претензии.

«Перекосы» в национальной политике начались сразу же после прихода к власти большевиков. В 1920-е гг. на этом поле в силу идеологических предрассудков и конкретных обстоятельств были ущемлены права малых народов и сжаты окраины проживания русского народа. Тогда это вызывало большие неудобства, а иногда прямое национальное угнетение. Тогда это вызывало известный дискомфорт: когда полновластное руководство и подчиненное население принадлежали к разным народам. Самый известный пример – Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО). Подавляющее большинство населения – армянское, а руководящие указания шли из азербайджанского Баку. Пользуясь обсуждением Конституции 1977 г., на партийных собраниях в учреждениях науки и культуры Армении обсуждалась возможность переименования НКАО в «Армянскую НКАО» или передачи ее под власть Еревана. Указывали на нелогичность положения, при котором НКАО была передана Азербайджану, тогда как отделенная от Азербайджана полосой армянской земли Нахичеванская АО также оставалась в составе этой республики: не исключался и размен на Нахичевань. Возможно, советское руководство могло бы внять этим тревожным предупреждениям и пересмотреть решения 1920-х гг. Но это не соответствовало принципам брежневской политики, при которой изменения проводились лишь в направлении интеграции народов.

Деятельность Н.С. Хрущева отличалась особенными подходами. Причем как в то время, когда он был фигурой подчиненной, так и после того, как он стал первым лицом в стране.

Только-только 27 января 1938 г. произошло его избрание Первым секретарем ЦК КП Украины, как «в тот же день на пленуме ЦК КП(б) Украины кроме организационного рассматривались и некоторые текущие вопросы и среди них – о дальнейшей судьбе существовавших на Украине национальных районов с компактным проживанием населения. Таких районов насчитывалось десять, в том числе три болгарских, пять немецких и два греческих. В своей реплике Н.С. Хрущев заметил, что в этих районах украинцы подвергаются угнетению. С. В. Косиор (бывший до этого первым секретарем ЦК КП(б) Украины, а с января 1938 г. – заместитель Председателя Совнаркома СССР, расстрелян в 1939 г. – А.Ш.) решил выяснить мнение Никиты Сергеевича и, как говорится, задал вопрос в лоб: «Что с ними делать?» На что тот мудро ответил: «Ликвидировать их не надо, но и иметь тоже не стоит» [2.05. С. 179].

В 1939 г., после того как к СССР отошли западные районы Украины и Белоруссии, он опять повторяет свои методы по искривлению национальной политики. Но тут он был остановлен И.В. Сталиным, которому не раз пришлось разрешать подобные вопросы, будучи народным комиссаром РСФСР по делам национальностей [2.06. С. 110–113].

В годы же своего правления страной Н.С. Хрущев развернулся в полную силу – под видом тех или иных невинных на первый взгляд событий на самом деле скрывалась извращенная национальная политика, таящая в себе опасный потенциальный заряд межнациональных вспышек. Здесь и передача Крыма (и Севастополя) Украинской ССР в 1954 г., 9 января 1957 г. восстановлена Чечено-Ингушская АССР, в которую включили три русских района: Наурский, Каргалинский, Шелковской, зато часть Пригородного района осталась в составе Северо-Осетинской АССР. Подобного рода «инициативы» были и в других регионах. Вспоминает член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК КП Казахстана Д.А. Кунаев: «Под руководством Хрущева я проработал около десяти лет. <…> Одна из первых стычек у нас произошла, когда он предложил мне передать несколько хлопкосеющих районов Узбекистану. Я выступил категорически против. Как раз в это время первый секретарь Южно-Казахстанского краевого комитета партии Юсупов Исмаил написал письмо Никите Сергеевичу, в котором выступил с подобным предложением. Несмотря на мои возражения, Хрущев обязал меня в партийном порядке передать Узбекской ССР Жетисайский, Кировский и Пахтааральский районы. Впоследствии все они были возвращены назад.

Кроме того, Хрущев внес предложение об организации Целинного, затем Западно-Казахстанского и Южно-Казахстанского краев. Я опять не согласился. Время показало, что я был прав – позднее все эти края упразднили.

Не сошлись наши мнения и о будущем Мангышлака. Как-то Хрущев сказал: «Мангышлак – полуостров несметного богатства. Освоить нефть там могут только туркмены. Надо его им отдать». Мои контраргументы он пропустил мимо ушей, поэтому я попросил его переговорить с министром геологии Сидоренко. Тот поддержал меня, и Хрущев был вынужден оставить Мангышлак Казахстану» [2.07. С. 11].

Застой потому и называется «застоем», что решения насущных проблем всегда откладывались на «потом». В.Е. Семичастный вспоминает, что «Брежневу не раз советовали: вместо института марксизма-ленинизма создайте при ЦК КПСС институт по национальным проблемам. У нас достаточно разных марксистских университетов, институтов, кафедр, научных учреждений, а вот национальные вопросы по-настоящему никто не изучает и не разрабатывает, поэтому руководители в центрах и на местах часто творят отсебятину» [56. С. 1]. А с другой стороны, по свидетельству еще одного генерала КГБ, «США и НАТО уделяли национальной проблеме в СССР огромное внимание» [40. С. 204].

СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ СССР. 1953 – 1985

За годы Большого Застоя управление в СССР проделало длительную и не во всем удачную эволюцию: от бизнес-плана построения коммунизма к конкретному сроку (третьей Программы КПСС), от хрущевских экспериментов, не имеющих ничего общего с элементарным здравым смыслом, через отставание экономики от общемировых, и в особенности западных, показателей к предкризисному состоянию. В первую очередь за это несет ответственность управленческая элита. Как происходил набор людей на вершину информационно-управленческого контура СССР? «Системе нужен был руководитель-робот, любой ценой выполняющий заданный план, который им не разрабатывался, привнесенный ему сверху. Под этот план он получал фонды на ресурсы. Ему не нужно было искать поставщиков. Под этот план он получал перечень предприятий, которым надо отправить продукцию в таком-то квартале. Ему не надо было рыскать по рынку. За него решали, что нужно потребителю, имея в виду, что даже сам потребитель не дорос до того, чтобы понять, что ему необходимо. А если он и хотел поощрить кого-то, он тоже не мог это сделать, потому что был зажат в «тиски» строгих лимитов. Всякая незапланированная инициатива была недопустима» [2.08. С. 3]. Социализм (с его важнейшим экономико-управленческим атрибутом – планом) по сравнению с капитализмом (рынком) требует более грамотных, подготовленных, неслучайных руководителей, особенно верхнего звена. У нас же нарушались основные управленческие принципы. Так, отсутствие обратной связи между субъектом и объектом управления обернулось в конечном итоге катастрофой. Надежная обратная связь правительства с массами – вот залог того, что информация будет доведена до нужного участка, что будет корректировка курса, что будет решение проблемы. Ни одно правительство не способно само по себе «объять необъятное» море информации. Только народ в массе своей способен дать широкое подлинно свободное толкование происходящих процессов. Недаром в памяти именно русского народа мы находим столько сакральных умозаключений, что их предостаточно для любой теории. Часть работы информационного центра страны можно вполне сократить: передоверь ряд полномочий на места, прислушивайся к мнению снизу, успевай гибко реагировать – исправишь все ошибки и свои, и предшественников, освободишь скованную (отсутствием ли средств, излишними бюрократическими барьерами, идеологическими или правовыми – все зависит от провозглашенных приоритетов – рамками) волю людей к творческому труду и получишь результат, который потребует намного меньше затрат аппарата. Отсутствие такого механизма обернулось в конечном итоге крахом. Как известно, запаздывание сигнала в высшей нервной деятельности доисторического ящера приводило к тому, что от хвоста до головного мозга информация проходила за восемь минут. Столько времени какой-нибудь хищник мог его есть от хвоста, не опасаясь последствий. Советскую страну сознательно превратили в такого ящера. Только «ели» ее не восемь минут, а гораздо дольше. В управлении страной не соблюдался принцип адекватности в многообразии субъекта управления и объекта управления. Что это значит в первую очередь? Наиболее важные решения принимались аппаратом ЦК КПСС. И хотя в его структуре были отражены все стороны жизни государства, но в полной, нужной мере управление было недостаточным. Неадекватным было прежде всего положение между числом объектов управления и числом управленцев: «В аппарате ЦК КПСС было всего две тысячи работников-функционеров. А в одном международном валютном фонде, в одном здании – восемь тысяч функционеров. Так что мало у нас было бюрократизма. В государственный аппарат США нанимают от 17 до 20 процентов всего населения, а у нас в СССР управленцев было всего до 12 процентов» [2.09. С. 4]. То есть поток информации был таков, что нам просто требовалось увеличить главный штаб страны на порядок. «В послевоенные годы <…> буквально в десятки раз увеличилось число предприятий, учреждений, организаций, произошло усложнение общества в таких масштабах и с такой скоростью, какой никогда до этого не было в истории человечества для объединения таких огромных размеров, каким был Советский Союз. Усложнились все аспекты общества <…>

Сущность надвигающегося кризиса заключалась в том, что сложившаяся и нормально функционировавшая до этого система власти и управления советского общества стала неадекватной новым условиям. <…> Необходимо было увеличить аппарат власти и управления, особенно партийный аппарат. <…> Необходимо было усилить систему планирования и ввести более строгий контроль за выполнением планов. Необходимо было повысить квалификацию работников системы власти и управления именно как работников коммунистической системы, <…>, усилить централизацию экономики и управления ею и т. д.» [24. С. 3].

Весь СССР нуждался только в консультанте по таким вопросам, и нельзя сказать, что его не было: «У некоторых государственных чиновников, имевших прямое отношение к информационным делам, особенно разведок, знакомых с их организацией в западных странах, время от времени возникали проекты создания у нас государственного органа <…>, который бы осуществлял координацию работы ведомств и способствовал выработке разумной системы доклада информации главе государства. Но таким проектам не давали хода» [40. С. 108]. Вот именно, что все было устроено так, чтобы такие люди не могли пробиться со своими идеями на высший уровень власти и чтобы к их знанию (а не мнению) никто не прислушивался!

Разумеется, что известное отставание по количественным параметрам от Запада, о котором все знают – и это при наличии в стране природных кладовых и потенциале социализма, который позволяет аккумулировать средства и информацию на решающих направлениях, – имеет еще и качественную сторону. Количественную компоненту можно еще нарастить, а вот то, что ущерб был глубоко внутри системы и тщательно затушевывался, впоследствии возымело огромные негативные последствия. На него потом указывали сами разрушители. Вот вам готовый ответ на вопрос: может ли существовать социализм, раз позволяет себе, например, такое: Председатель Совета министров СССР в 1964–1980 гг. Косыгин, озабоченный жалобами на ухудшение качества обуви, посетил одну из столичных фабрик, где стояла импортная линия, и стал сурово распекать директора за плохую работу. Но расторопный директор ответил:

– Алексей Николаевич, помните, эту импортную линию мы закупили при вашем содействии пятнадцать лет назад? Она была рассчитана на выпуск миллиона пар обуви в год и производила сто операций. Но потом нам увеличили план до полутора миллионов. Для ускорения производственного процесса мы вынуждены были сократить двадцать пять операций. Потом план довели до двух миллионов. На конвейере осталось пятьдесят операций. Но какое может быть качество, если вместо ста операций мы делаем лишь половину?

Этот анекдотический пример весьма показателен. А между тем идеология отдела плановых и финансовых органов ЦК, по сути дела, толкала нашу экономику именно на этот порочный путь» [49. С. 83].

«Волюнтаризм» Н.С. Хрущева, «застой» Л.И. Брежнева, «неосталинизм» Ю.В. Андропова и «полный маразм» (как будто до него был «неполный»?) К.У. Черненко – всего лишь идеологические штампы, не отражающие сути промахов. На верх пробивались умелые интриганы, а не толковые управленцы. В стране образовалась, успешно действовала и разрасталась криптократия: «В сфере управления всегда существовали официальная и теневая власти, причем от последней зависело принятие ключевых решений. Вспоминается молодой человек, представитель крупного объединения в Ленинграде <…>, часто наезжавший в Москву. Он весьма успешно пробивал дела объединения в министерствах и ведомствах, используя тайный список лиц для каждого ведомства, которые реально принимали решения. Согласовывать заявки и проблемы нужно было только с ними. И этот список отнюдь не совпадал с номенклатурными должностями. Успех деятельности молодого человека объяснялся тем, что он имел дело с реальной теневой властью, существовавшей уже на среднем уровне. <…> Высшую власть, как правило, осуществляет сетевая структура, которая обычно носит скрытый характер. В СССР недееспособность генсеков Л. Брежнева и К. Черненко, формально обладавших огромной властью, практически не отражалась на повседневных делах. Реальное управление осуществляла неформальная сетевая структура, в состав которой входила относительно небольшая группа людей. Ее взаимосвязи и взаимозависимости оставались в тени» [41. С. 323–324].

Вследствие различных объективных и субъективных причин в стране не было информационно-управленческой культуры. Запад в это время переживал «экспертный бум» и «революцию менеджеров», а СССР отставал.

Доктору экономических наук В.И. Терещенко, до 1960 г. жившему в США, больнее других было сознавать, как используются «преимущества социализма»: «У нас в Союзе масса искусственно создаваемых препятствий. Сплошь и рядом они влекут за собой непроизводительные затраты времени. Всяческие бюрократические препоны. Перестраховка. А уж безответственность – просто массовое явление! За всем этим – десятки, да что там, сотни тысяч упущенных возможностей улучшить жизнь. По правде говоря, при максимальной отдаче работе я делаю лишь треть того, что мог бы сделать в Америке. Очень обидно! Время необратимо…» [2.10. С. 13].

Главной же ошибкой, приведшей затем к катастрофе, было слепое абсолютное следование тому пониманию марксизма (оставлявшего, как и всякая идеология, широкое поле справа и слева для свободного необязательного толкования), которым грешил тот или иной генеральный руководитель. Не просто отсутствие надежного механизма критики снизу, но, наоборот, заглушение его, не синтез негатива, а, наоборот, указание в конце доклада на «в то же время имеющиеся отдельные недостатки». (М.С. Горбачев потом открыл шлюзы негатива, перенацелил русло, и вот он, результат: нет вожделенного социализма, нет СССР.) Мир все более усложнялся. Практика построения «социализма» все более упрощалась. Отражение реальных процессов опошлялось, примитизировалось, загонялось в догматы. «Волюнтаризм» в третьей Программе КПСС имел тот смысл, что к 1980-м гг., не достигнув коммунизма, советский народ был бы вынужден вообще отказаться от этой цели.

АППАРАТ ЦК КПСС: НА ВЕРШИНЕ ВЛАСТИ

Как по характеру, так и в силу исторически сложившихся обстоятельств (поскольку всем руководили партийные комитеты, делегировав некоторые функции советским и другим органам) главным институтом власти в СССР был аппарат КПСС. Официально высшая власть в СССР была закреплена за Верховным Советом СССР (делегатов созывали дважды в год в Кремль, чтобы они подняли руки и проголосовали за принятие того или иного закона – и на этом все!) и Советом министров СССР. На деле же главную роль в руководстве страной играли верховные (по уставу) партийные органы – съезд КПСС (реже – Всесоюзные партконференции) и Центральный Комитет КПСС, собиравшийся, как правило, дважды в год на Пленумы. При этом 6-я статья Конституции только закрепляла политическую власть в стране за партией, но нигде не было никакой расшифровки этого положения: ни в Конституции СССР, ни в каких бы то ни было других законах об этом не говорилось ни единого слова.

А если совсем точно, в текущем повседневном управлении государством главную роль играл не сам ЦК КПСС как таковой, а аппарат ЦК КПСС. Поясню. В Центральный Комитет КПСС входили члены КПСС и кандидаты в члены ЦК КПСС. Это были, как правило, высшие партийные сановники, «разбавленные» для проформы рабочими, колхозниками, научной и творческой интеллигенцией, дважды в год произносившими на Пленуме вполне откровенные речи о положении в стране и голосовавшими по тому или иному вопросу (кандидаты в члены ЦК имели право выступать, но не голосовать).

Но члены и кандидаты в члены съезжались дважды в год, а аппаратчики работали ежедневно, и все эти сановники (особенно с мест) приезжали к ним на Старую площадь в качестве просителей и ходоков, и решения по их делам и вопросам принимались в отделах ЦК, т. е. в аппарате. Эта разница была весьма ощутимой: «В первый же день службы мне объяснили: «Запомните, вы работаете в аппаратеЦК (курсив мой – А.Ш.), сам же ЦК – это совсем другое!» [2.11. № 3. С. 12, прим.].

Аппаратчики старались держаться в тени, и делалось это, по-видимому, несколькими способами, из которых мы знаем о трех. Первый заключался в том, что в первый же день службы при получении удостоверения работника аппарата ЦК последнему рекомендовалось не предъявлять его без особой на то нужды [2.11. № 4. С. 13]. Второй способ – не давать ответов по существу на обращения, письма и т. п. в адрес аппарата, а переслать письмо в другое госучреждение, которое всю ответственность должно было взять на себя. ЦК должен был оставаться чистым и непогрешимым: таким образом, в случае ошибки виновным оказывался любой другой адресат, но ни в коем случае не главный партийный штаб или, того хуже, партия в целом: «Правило было такое: аппарат ЦК письменных ответов не дает, только устные. И в определенный срок. Если мы направляем письмо в какой-нибудь журнал или институт, то те, по своему усмотрению, могли послать человеку ответ в виде письма. Аппарат же – нет!» [2.12. С. 367]. Чего было в этой установке больше: заботы об авторитете ЦК (неудачный ответ может бросить на него тень) или же отсутствия доверия интеллектуальным способностям своего аппарата? Возможно, в равной мере и то, и другое. Третий способ. Даже тогда, когда об аппарате ЦК КПСС нельзя было не сказать, то о нем говорилось вскользь. Пример. Из печати вышел учебник «Партийное строительство» [2.13]. В нем есть глава «Руководящие органы партии», в которой есть параграф «Партийный аппарат» [2.13. С. 173–179], где отражена полная схема аппарата ЦК КП союзной республики [2.13. С. 167] и всех нижестоящих организаций, но вот об аппарате ЦК рассказано немного: какие решения по его структуре принимались на ХVI съезде (1930 г.), а какие – на ХVII съезде (1934 г.). О последнем же на ХХIV съезде (1971 г.) сказано лишь немногое: в отчетном докладе прозвучало, что за предшествующие 14 лет численность партии выросла вдвое, а партийный аппарат сократился на 20 %. Далее – только общие слова [2.13. С. 176]. Словом, то, что на Западе не было секретом (в чем мы убедимся в дальнейшем), то для граждан СССР оставалось неизвестным.

Аппарат ЦК, имея всю полноту власти в своих руках, имея разветвленную структуру, охватывающую все стороны внутренней и внешней политики, тем не менее был чуть ли не полуконспиративной организацией. При этом наличие таких органов не держалось в секрете и не отрицалось в официальной хронике: лица, занимавшие должности в ЦК, представлялись наравне с государственными.

Была и еще одна точка уязвимости центрального аппарата – управленческая: над ним не было одного главного хозяина, который бы устанавливал правила игры и отвечал бы за аппарат и только. Если у его предшественника – Собственной Его Императорского Величества Канцелярии был Управляющий, если у его преемника – Администрации Президента РФ есть Глава Администрации, то аппарат ЦК такого важного элемента был лишен. Такая ситуация сложилась еще в первые годы его существования, когда им руководило несколько секретарей. Тогда-то было решено выделить главного, чтобы именно он руководил аппаратом через простых секретарей. 3 апреля 1922 г. И.В. Сталин был избран Генеральным секретарем ЦК именно с такими функциями и не более, однако со временем сам И.В. Сталин, не оставляя своего поста, начал совмещать свою основную работу с другими постами, и его роль вышла за рамки простого «главного управляющего». Его преемники продолжили эту традицию. Вот так исторически сложилось, что у аппарата не было непосредственного управляющего, а Генеральный секретарь руководил всем аппаратом через Секретариат ЦК. В 1960 – 1980-е гг. в аппарате ЦК КПСС сложилась следующая структура: 1) Военный отдел (на его правах существовало Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота); 2) Международный отдел; 3) Оборонный отдел; 4) Общий отдел; 5) Отдел административных органов; 6) внешней торговли; 7) информации; 8) культуры; 9) легкой промышленности и товаров народного потребления; 10) машиностроения; 11) международной информации; 12) науки и учебных заведений; 13) оборонной промышленности; 14) организационно-партийной работы; 15) Отдел плановых и финансовых органов; 16) пропаганды и агитации; 17) Отдел по работе с заграничными кадрами и выездом за границу; 18) по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран; 19) сельского хозяйства и пищевой промышленности; 20) строительства; 21) торговли и бытового обслуживания; 22) транспорта и связи; 23) тяжелой промышленности и энергетики; 24) химической промышленности; 25) Экономический отдел; 26) Инспекция; 27) Управление делами [2.14. Р. 78; 2.15. С. 86].

В Москве, на Старой площади, где размещались основные службы ЦК, работали разные люди. Среди работников ЦК были как те, кто проявил себя со временем ярым антисоветчиком, так и их противоположности. Случайные люди, державшиеся нейтральной позиции, были здесь большой редкостью.

Разным был интеллектуальный уровень и научный статус: были лица только с одним высшим образованием, а можно было встретить и академиков АН СССР, таких, как Г.А. Арбатов, Б.Н. Пономарев, Г.Л. Смирнов, И.Т. Фролов, а также членов-корреспондентов АН СССР В.А. Григорьева, В.А. Медведева. Одни получили ученые степени и звания в вузах и научных учреждениях, другие – не покидая стен зданий ЦК. Шла ротация кадров не только в сторону науки, но и прессы (обозреватель отдела сельского хозяйства «Правды» В.И. Болдин стал помощником секретаря ЦК, В.Н. Игнатенко после работы в ЦК – главным редактором журнала «Новое время», поэт Ю.П. Воронов – «Литературной газеты», Л.П. Кравченко – «Строительной газеты», И.Д. Лаптев – только членом редколлегии «Правды», но и он потом возглавил газету «Известия»); с близко расположенной Лубянки (В.А. Крючков и Ю.С. Плеханов ушли туда вместе с Ю.В. Андроповым в 1967 г., В.В. Шарапов был рекрутирован помощником Генсека в конце 1982 г., подполковник Ю.А. Кобяков перешел из 5-го управления, в ноябре 1988 г. Е.И. Калгин стал начальником 12-го отдела КГБ (прослушивание), уйдя с должности помощника Генсека ЦК КПСС, количество же ответработников профильного Отдела административных органов, переместившихся в центральный аппарат госбезопасности, вообще было очень велико; в МИДе, включая посты послов, или, наоборот, с этих постов в ЦК (посол на Кубе А.С. Капто стал 1-м замзавом Отделом пропаганды, а вернулся послом в Северную Корею, В.М. Фалин, работавший в аппарате в 1950-е гг., побывал послом в ФРГ, а потом стал секретарем ЦК и зав. Международным отделом). Количество работников ЦК, ушедших на посты провинциальных первых секретарей, вообще трудно учитываемо, разве только напомним о Е.К. Лигачеве, ушедшем в Томскую область на 18 лет, чтобы вернуться в ЦК и со временем стать вначале заворготделом, а потом и вторым секретарем. Одни, сделав удачный старт в карьере, уходили навсегда, а будущий первый в истории СССР первый секретарь ЦК РСФСР И.К. Полозков, например, поставил «рекорд»: приходил и уходил трижды, работая в Главном штабе партии в 1975–1978 гг., в 1980–1983 гг., в 1984–1985 гг., и каждый раз возвращался на периферию с повышением. Были и рекордсмены-долгожители: некий Л.О. Оников проработал с 1960 по 1991 г., генерал-лейтенант И.П. Потапов прослужил на должности завсектором с 1957 по 1987 г.

Секретари ЦК КПСС были неоднородны по своему положению и функциям. Так, были секретари, одновременно являющиеся членами Политбюро ЦК или кандидатами в члены Политбюро, а такие, как В.И. Долгих, Б.Н. Ельцин, В.А. Купцов, Е.К. Лигачев, А.И. Лукьянов, Б.Н. Пономарев, И.Т. Фролов, совмещали свою главную должность с заведыванием курируемого отдела, а последний – с постом главного редактора газеты «Правда». Большинство же курировало несколько отделов. Семейственности там не наблюдалось, за одним, пожалуй, исключением – помощником у секретаря ЦК А.Н. Яковлева работал В.А. Кузнецов, сын расстрелянного по «ленинградскому делу» А.А. Кузнецова.

Двое из ответственных работников аппарата ЦК КПСС – Ю.В. Андропов и К.У. Черненко – смогли достичь наивысших постов.

Однако, кроме различий, было на Старой площади и общее: правила поведения, в особенности иерархия и чинопочитание, открывающиеся возможности, возраст, карьерный путь, с которого не свернешь: «Я попал на эскалатор, с которого по своей воле не сходят, если, конечно, с тобой не произойдет какое-нибудь ЧП. Но такое – редкость» [2.11. № 3. С. 12].

В аппарате ЦК проблемы с кадрами как таковой не было… Но вот качество… При ЦК существовало четыре научно-учебных заведения: Институт марксизма-ленинизма; Институт общественных наук; Высшая партийная школа; Академия общественных наук. Они, конечно же, готовили кадры для партаппарата, но, во-первых, как правило, их оканчивали люди уже солидного возраста больше с целью успешного продолжения карьеры, чем получения самых современных знаний по управлению; во-вторых, образование хотя и было максимально качественным для СССР, но строилось на том же марксистско-ленинском идеологическом базисе, что и везде, который на тот момент безнадежно отстал от лучших западных подходов, и ничего более точного даже для высшей элиты партийная наука предложить не могла. Отсутствие своего «Гарварда» сыграло большую отрицательную роль в подготовке кадров.

Управление государством – если это действительно управление, а не послушное выполнение чужих инициатив, – это очень тяжелый труд, и, чтобы им заниматься в полной мере, требуется довольно много энергии, которой не могут похвастаться люди преклонного возраста. Знания, опыт, связи, которыми они могли бы гордиться, тоже многое значат, но как быть с тем, что все физические силы уходят только на то, чтобы уверенно выглядеть на публике? В США каждые четыре года (может быть, и восемь) команда меняется. В Союзе же при Л.И. Брежневе одна и та же команда проработала почти 20 лет, большинство ее членов при этом перешагнуло пенсионный рубеж…

Однако нижний эшелон ответработников приглашался на работу в цветущем возрасте. Вспоминает как раз один из таких работников: «К сорока годам человек достигает расцвета духовных и интеллектуальных сил. В нем еще не пошла на убыль жизненная энергия, и он полон устремлений. Это хорошо понимали в руководстве государством. И именно в этом возрасте рекрутировались кадры в аппарат ЦК со всей страны» [2.11. № 4. С. 12]. Мы решили перепроверить эти слова и сделать небольшую выборку (первая цифра – возраст, в котором сотрудник был взят на работу, вторая – количество лет на работе в ЦК): Г.А. Арбатов 41/3; С. Б. Арутюнян 39/10; Н.В. Багров 49/1; В.В. Бакатин 46/2; Ю.А. Беспалов 40/7; В.И. Болдин 46/10; А. – Р.Х-оглы Везиров 40/6; А.В. Власов 58/1; А.И. Вольский 37/19; Ю.П. Воронов 57/2; А.С. Грачев 32/18… Думаю, на этом можно прерваться для того, чтобы согласиться с вышесказанным. Самый старший из списка – А.В. Власов – до прихода в аппарат успел поработать 1-м секретарем обкома и министром СССР. Молодые сотрудники, конечно же, лучше выполняют тяжелую работу, но кто ими руководил? Тот самый Секретариат, который состоял из лиц пожилого возраста…

В техническом отношении аппарат ЦК КПСС себя ничем не обделял, поспевая за новшествами оргтехники, и за таким техническим чудом, каковыми являлись тогда компьютеры, даже внедрена была пневмопочта по линии «Старая площадь» – «Кремль».

Так они и функционировали сами по себе – без особого давления…