Текст книги "Господин Великий Новгород – расцвет и трагедия"

Глава 5
Церковь в Великом Новгороде

Первый известный Новгородский святитель, грек Иоаким Корсунянин, прибыл в Новгород в 992 г. Владыка начал с постройки школы и храмов, среди которых был, вероятно, и деревянный Софийский собор. При святителе Луке Жидяте (1036–1059) в 1045 г. был заложен каменный Софийский собор, который затем на века сделался духовным центром Новгородской земли, главным ее символом.

Первые новгородские владыки были в полной зависимости от киевских митрополитов. Так, епископ Лука Жидята был оклеветан перед митрополитом Ефремом своим холопом Дудиком. Митрополит призвал его в Киев и, считая виновным, держал его в заточении три года (1055–1058). Потом Ефрем нашел, что Лука невинен и отпустил его, а доносчику Дудику велел отрезать уши и нос за клевету. По дороге из Киева в Новгород Лука умер.

О преемнике епископа Луки Стефане известно, что он был удавлен в Киеве в 1068 г. Подробности этого события до нас не дошли. Но видно, что власть митрополита не ограничивалась тогда благословением и посвящением владык, как это было после.

С 1168 г. новгородские владыки стали именоваться не епископами, а архиепископами. Замечу, что новгородские архиепископы стали первыми на Руси.

К концу XIV века русская иерархия состояла из четырех архиепископов: Новгородского, Ростовского, Суздальского и Черниговского, и четырнадцати епископов.

Став архиепископами, новгородские владыки по-прежнему ездили к своему киевскому начальству. Так, архиепископ Герман умер в Киеве в 1096 г.

Первые новгородские владыки были в основном греками, во всяком случае, они прибывали из Киева. А к концу XII века архиепископы стали исключительно из местных уроженцев, как из белого, так и из черного духовенства.

Как и когда новгородских владык стали избирать на вече, неизвестно. Во всяком случае, владыка Аркадий был избран вечем в 1156 г., а лишь затем утвержден киевским митрополитом. Ряд историков считают, что выбирать владык вечем новгородцам разрешил константинопольский патриарх в награду за верность каноническому порядку, проявленную предыдущим новгородским святителем Нифонтом (1130–1156). В 1147 г. киевский князь Изяслав Мстиславич без санкции константинопольского патриарха поставил митрополитом Климента Смолятича. Однако Нифонт не признал нового митрополита и в 1149 г. получил «почетную грамоту» от патриарха Николая IV.

С 1165 г., с взошествием на престол архиепископа Илии, Новгородская кафедра стала первой на Руси архиепископией. Согласно укладу, бытовавшему тогда в Константинопольской церкви, титул архиепископа обычно принадлежал «автокефальным» епископам, которые подчинялись не областному митрополиту, а непосредственно патриарху. Владыке Василию Калике в 1346 г. было пожаловано еще и право ношения крещатых риз, каковой привилегией пользовались в то время только самые высокопоставленные иерархи Константинопольской церкви.

Замечу, что в древней христианской церкви епископа выбирали и клирики, и миряне. Таким образом, в практике избрания епископа новгородцы не были оригинальны – они только следовали апостольской традиции.

Как правило, на рукоположение во владыки вече выбирало трех кандидатов. Их имена писали на жребиях, которые клали на престол собора Святой Софии. Служили литургию. После окончания богослужения тянули жребий, который и определял имя нового владыки. Новгородцы считали, что именно таким образом лучше всего совершается божественное волеизъявление. Они говорили: «Не хотим избрания от человека, а желаем принять извещение от Бога – кого Бог захочет и Святая София».

Но была и еще одна причина, по которой новгородцы избирали владыку сначала на вече, а затем жребием. Дело в том, что архиепископ в Новгороде не только возглавлял церковь, но и был одним из главных государственных лиц республики. А «все, что имело в Новгороде власть, силу и влияние, окончательно, по исконному народному понятию, надлежало исходить из народной воли. И отсюда необходимость избрания владыки на вече»[29]29
  Костомаров Н.И. История Руси Великой. М.: Мир книги, 2004. Т. 10. С. 432.


[Закрыть]. Жребий же служил гарантией того, что архиепископский сан получит не ставленник какого-либо боярского клана, а человек, чуждый внутриполитических симпатий и заботящийся о всеобщем благе. «Владыка стоял выше партий и выражал единство республики. Чтоб сделать реальной его независимость, кандидаты, избранные вечем, подвергались жеребьевке»[30]30
  Федотов Г.П. Республика Святой Софии // Народная правда. Нью-Йорк, 1950. № 11–12.


[Закрыть].

Вечевая система выбора, в отличие от бюрократической карьерной лестницы, давала возможность занимать новгородскую кафедру одаренным церковным руководителям-организаторам, а не посредственным исполнителям.

«Положение новгородского владыки было совершенно исключительное: как епископ он стоял во главе Новгородской Церкви; как председатель Совета господ – во главе управления; избранный вечем, и к тому же пожизненно, он являлся совершенно независимым, но, будучи избранниками народа, все новгородские епископы неизменно проявляли выдающийся патриотизм. Среди новгородских владык было много талантливых людей и выдающихся не только церковных, но и государственных деятелей»[31]31
  Муравьев М.В. Новгород Великий: Исторический очерк и путеводитель. Ленинград: Комитет популяризации художественных изданий при Государственной Академии истории материальной культуры, 1927. С. 73–74.


[Закрыть].

Формально архиепископ не занимал главного поста в Новгородской республике. Да и вообще, такого поста в Новгороде и не существовало. Функции исполнительной власти распределялись между посадником, тысяцким, служилым князем и архиепископом. Каждый из них руководил своим сектором жизни республики. Однако совокупность властных полномочий, которыми обладал архиепископ, дает право утверждать, что он, если не юридически, то фактически, являлся главой Новгородской республики.

Такого мнения придерживались многие известные специалисты по истории средневековой Руси. Г.П. Федотов писал: «В Совете Господ председательствовал архиепископ. В сущности, именно он был “президентом” республики, если искать современных аналогий. Посадник был первым министром, главой победившей партии»[32]32
  Федотов Г.П. Республика Святой Софии // Народная правда. Нью-Йорк, 1950. № 11–12.


[Закрыть].

«Высшим должностным лицом вечевой республики, – утверждает профессор Р.Г. Скрынников, – был архиепископ, имевший свое войско и хранивший новгородскую казну»[33]33
  Скрынников Р.Г. Трагедия Новгорода. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1994. С. 9.


[Закрыть]. «Владычний полк» был одним из самых боеспособных воинских формирований. Он нередко самостоятельно выполнял боевые операции.

Во Владычьем полку служили не только новгородцы, но и бояре, и даже князья с Нижней Руси. Так, например, князь Рюрикович, потомок великого князя Ярослава Всеволодовича, Дмитрий Галицкий был согнан с удела московскими боярами. Тогда несчастный Дмитрий Галицкий бежал в Господин Великий Новгород. Там никогда не выдавали беглецов ни Москве, ни Орде. Данных о жизни Дмитрия в Новгороде не сохранилось. Если бы у него была достаточно сильная дружина, он смог бы стать служилым новгородским князем. Но таковой у Дмитрия не было, и он поступил на службу к новгородскому архиепископу и стал командовать его дружиной – «владычным полком».

Архиепископ имел большое влияние на внешнюю политику Новгородской республики. Новгородцы начинали войну и заключали мир не иначе, как испросив на то благословение архиепископа.

Как уже говорилось, после Аркадия все новгородские владыки выбирались вечем. Следующим выборным владыкой стал Иоанн II.

По смерти Иоанна в 1186 г. архиепископом был избран его брат Григорий, а в 1193 г. – Мартирий из Русы. После своего избрания они были посвящаемы киевским митрополитом. После Мартирия в 1201 г. вече избрало Митрофана. Сразу после избрания он был введен во владычество и правил духовными делами, прежде чем митрополит, пригласив его для посвящения, утвердил народный выбор.

В 1211 г. новгородцы изгнали этого владыку и избрали другого, Антония. Но позже мнения на вече разделились – одна часть горожан выступала за старого, другая – за нового владыку. Спор предоставили на разрешение митрополиту. Тот встал на сторону Митрофана, за которого было большинство новгородцев. В Новгороде образовалось две партии, одна выступала за «монархический принцип» в церковных делах: она толковала о подчинении митрополиту. Другая часть горожан хотела, чтоб церковное управление сообразовалось с местной гражданской свободой и независимостью.

Когда в 1229 г. вече стало выбирать архиепископа, некоторые орали: «Кого даст нам митрополит, тот нам и отец». Однако все-таки взяла верх партия народная. Митрополиту не предоставили назначать архиепископа по своему усмотрению, и митрополитом посвящен тот, кто был избран по жребию на вече.

Большую роль в религиозной жизни Великого Новгорода сыграл мужской Юрьев монастырь, расположенный в 5 км от Новгорода на берегу Волхова у истока его из озера Ильмень.

По преданию, монастырь основал князь Ярослав Мудрый в 1030 г. Он имел христианское имя Георгий, которое русские люди обычно произносили как Юрий. Первое же летописное упоминание о монастыре относится к 1119 г., когда мастер Петр по повелению княжившего в Новгороде Всеволода Мстиславича заложил каменный Георгиевский собор.

В 1194 г. игуменом Юрьевского монастыря стал Савватий. Его настоятельство продолжалось 32 года.

«На протяжении этой трети века Юрьев монастырь изменил свой статус. Основанный в 1119 г. как княжеский, он приобрел новое качество, став главным общегородским, вечевым монастырем уже в первые годы игуменства Савватия. Хотя в 1198 г. в нем хоронят детей тогдашнего новгородского князя Ярослава Владимировича, что как будто свидетельствует о сохранении традиционного княжеского статуса, однако организатором погребальной церемонии, как это следует из берестяной грамоты № 601, был глава администрации Новгорода посадник Мирошка Несдинич.

Сам Мирошка, приняв перед смертью в 1203 г. пострижение в Юрьевом монастыре, был похоронен там же, а в 1207 г. рядом с ним хоронят его сына, посадника Дмитра. Уже после смерти Савватия, в 1230 г., в Юрьевом монастыре погребают посадника Семена Борисовича. Не противоречит этому статусу монастыря продолжающееся использование его и как усыпальницы членов княжеской семьи – княжича Федора Ярославича в 1233 г. и его матери в 1244 г.

Изменился при Савватии и статус самого юрьевского настоятеля. Если в 1194 г. он был поставлен в игумены, то умирает в 1226 г. с титулом архимандрита. Это изменение титула, на первый взгляд, следовало бы связать с обычным в церковной практике повышением ранга монастыря, если бы Савватий и все следующие за ним юрьевские настоятели назывались “юрьевскими архимандритами”. Но их титул звучит иначе: “архимандрит новгородский”, что нуждается в осмыслении и объяснении. Необходимость в специальном анализе этого титула диктуется и тем обстоятельством, что в летописные списки должностных лиц Новгородского государства включены только пять категорий высших сановников: князья, посадники, тысяцкие, епископы (архиепископы) и интересующие нас архимандриты, что указывает на исключительную важность “новгородских архимандритов” в системе боярской государственности.

Наиболее существенным признаком, отличающим “новгородского архимандрита” от прежнего юрьевского игумена, является его избрание не монастырской братией, а “всем Новгородом”, т. е. совокупностью светских и духовных властей Новгорода. Вот как излагает новгородская летопись обстоятельства избрания преемника Савватия в 1226 г. Перед своей кончиной Савватий призвал архиепископа Антония, посадника Иванка Дмитровича “и всех новгородцев” и сказал братии и всем новгородцам: “Изберете собе игумена”. Они же сказали: “Кого ты благословиши”. Он же назвал Саву Гречина, попа приходской новгородской церкви святых Константина и Елены, который и был поставлен игуменом 8 марта 1226 г., т. е. более чем за месяц до смерти Савватия. Преемник Савватия в этом контексте называется игуменом, но это никак не отменяет совершенно нетрадиционной процедуры его избрания.

Такая же общегородская процедура лишила в 1230 г. должности Саву и привела на его место другого настоятеля. Во время городских волнений новгородцы вывели из Хутынского монастыря игумена Арсения, которому “князь Ярослав Всеволодович, владыка Спиридон и весь Новгород” дали игуменство в Юрьевом монастыре, а Саву этого игуменства лишили, после чего он разболелся и умер. И в этом случае титулование Арсения игуменом находится в некотором противоречии с процедурой получения им юрьевского настоятельства. Определенную ясность в эти титулатурные сложности вносит летописное сообщение 1270 г.: “Преставися Варламъ, игумен святого Георгия, архимандритъ новгородьскыи”.

Из цитированного сообщения следует, что, принадлежа одному лицу, это все же были функционально различимые титулы, один из которых обозначал отношение настоятеля к пасомой им братии, а другой – его отношение к Новгороду как социальной и государственной структуре.

Толкование термина “новгородский архимандрит” установилось еще в XIX в. и надолго стало традиционным»[34]34
  Янин В.Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М.: Издательство «Русскiй Мiръ» ИПЦ «Жизнь и мысль», 2013. // Материалы сайта: http://www.e-reading.club/bookreader.php/137788/Yanin_-_Ocherki_istorii_srednevekovogo_Novgoroda.html


[Закрыть].

После «батыевой рати» Новгород оказался в куда меньшей зависимости от татарских ханов, чем русские княжества. При таком положении и достоинство его местной церкви возвысилось. Когда сами митрополиты и архиереи других земель не раз ездили к ханам в Орду испрашивать милостей и покровительства басурман, новгородские владыки ни разу не отправлялись в орду и не получали ханских ярлыков.

Достоинство архиепископа так поднялось, что вместо того, чтобы владыкам по делам ездить к митрополиту, митрополиты сами приезжали в Новгород. Так, после смерти владыки Спиридона, в 1251 г. митрополит Кирилл сам приехал в Новгород для посвящения Далмата. Это повторилось в 1300 г.: митрополит Максим приезжал в Новгород для посвящения архиепископа Феоктиста.

Однако эти посещения митрополитов для новгородцев были разорительны. Надобно было содержать их многочисленную свиту и одаривать их, а потому новгородцы не настаивали на этой чести, и после того предпочитали отправлять новоизбранного владыку для посвящения туда, где находился митрополит. Так, митрополит Феогност в 1341 г. посетил Новгород, и летописец заметил, что это посещение было тягостно для Новгорода. Поездки нареченных владык к митрополиту совершались только ради одного посвящения, а не для получения права быть владыками: нареченный правил епархией еще до посвящения, со дня своего избрания на вече.

Экспансия московских князей на территорию Господина Великого Новгорода сопровождалась церковной экспансией со стороны московских митрополитов, которые со времени своего переезда из Владимира в Москву стали «замполитами агрессивных московских владык».

«В качестве верховных правителей всей русской Церкви митрополиты домогались иметь за собой право апелляционного суда в духовных делах над новгородскими владыками; со своей стороны новгородские владыки старались удержать свою независимость и выхлопотать себе от константинопольского патриарха ограждение вообще от таких покушений митрополитов.

В православной Церкви внешние знаки всегда были важны для внутреннего значения по своему символическому смыслу; тут являются у новгородских владык два отличия: крестчатые ризы и белый клобук. К сожалению, известия об этих отличиях очень сбивчивы и противоречивы. По одному летописному известию, владыка Моисей в 1353 г. посылал к патриарху пожаловаться на митрополита и получил от него грамоту за златой печатью и крестчатые ризы. Мы не знаем обстоятельно, что заключалось в патриаршей грамоте; летопись говорит только, что в ней были постановления о посвящении владык, об издержках по этому поводу и пр.

Важно, что крестчатые ризы и грамота даны были новгородскому владыке именно после того, как он жаловался на митрополита: по-видимому крестчатые ризы, означая почетное отличие, имели связь с делом ограждения свободы новгородской Церкви от домогательств митрополита вмешиваться во внутреннее управление и суд; а золотая печать при грамоте означала всегда, что грамота дарует какие-нибудь преимущества; и уже одно то, что патриаршая грамота была с золотой печатью, заставляет предполагать, что в ней заключались благоприятные для владык правила, при которых они до известной степени выигрывали перед судом патриарха свое спорное дело с митрополитом. Но с другой стороны, о крестчатых ризах, которых значение соединяется как-то тесно с грамотой патриарха и со свободой новгородской Церкви, представляется в тех же летописях противоречие и недоразумение: говорится, что крестчатые ризы даны в первый раз новгородским владыкам – не Моисею, от патриарха Филофея, а митрополитом Феогностом предшественнику Моисея, архиепископу Василию в 1346 г.

Что касается до белого клобука, то известие о нем еще более исполнено недоразумений. Оно сохранилось не в древних летописях, а в особой повести, которая дошла до нас уже по поздней редакции и самый древнейший известный нам состав ее относится к концу XV века. Сообразно этой повести, белый клобук дан патриархом Филофеем владыке Василию и с тех пор сделался почетным отличием одежды новгородских архипастырей.

Но ни эти отличия, ни временные успехи владык перед патриархами не доставили однако полной независимости новгородской Церкви. По духу, господствующему в православии, константинопольские патриархи держались за старину и не решились нарушать единства русской церкви. Отделить епархию, прежде зависевшую от другой старейшей, без важных причин, было бы фактом, нарушающим принцип иерархичекой подчиненности, которая составляла сущность порядка церковного строения. Вслед за Моисеем, преемнику его Алексию патриарх Филофей (который после отсылки крестчатых риз успел потерять, а потом снова приобресть свой сан) писал, что знак отличия, данный Моисею, касается только лица этого архиепископа, а не составляет вообще преимущества сана новгородских владык.

Причины, побуждавшие владык искать устранения новгородской Церкви от власти московских митрополитов, зависели от политических отношений Великого Новгорода к московским князьям. Новгородская Церковь охотно и всегда готова была признать над собой первенство митрополита, если только он не станет вмешиваться в управление, так как и Великий Новгород охотно и сознательно готов был признать над собой первенство великого князя – верховного главы русских земель, – с тем, чтобы великий князь оставил ему старую свободу. Но владыки, как новгородцы по происхождению, постоянно были участниками политических дел, и поэтому должны были сочувствовать всякому патриотическому движению своего края, благоприятствовать его самобытности; а между тем, митрополиты московские явно благоприятствовали стремлению великих князей подчинить единству верховной власти самостоятельность всех частей древней удельновечевой федерации. Когда Великий Новгород находился в хороших отношениях с великими князьями, – и в церковном отношении между владыкой и митрополитом согласие не нарушалось»[35]35
  Костомаров Н.И. Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). М.: Чарли, Смоленск: Смядынь, 1994. // Материалы сайта: http://www.xliby.ru/istorija/russkaja_respublika_severnorusskie_narodopravstva_vo_vremena_udelno_vechevogo_uklada_istorija_novgoroda_pskova_i_vjatki/p49.php


[Закрыть].

Взаимоотношения московских и новгородских священнослужителей хорошо иллюстрирует история с митрополитом Кириллом.

В 1354 г. константинопольский патриарх Филофей Коккинос поставил Алексея митрополитом Киевским и Всея Руси. Алексей (мирское имя Алферий) был сыном боярина Федора Бяконта, пришедшего на службу к Даниилу Московскому. Крестным отцом Алферия был сам Иван Калита.

В отличие от своих предшественников, митрополит Алексей ни разу в 60-х – 70-х гг. XIV века не появился ни в Киеве, ни в других южных и западных русских землях. Щедрыми дарами и льстивыми письмами он сумел завоевать расположение патриарха Филофея. По настоянию Алексея Филофей в 1370 г. подтвердил постановление, «чтобы литовская земля ни под каким видом не отлагалась и не отделялась от власти и духовного управления митрополита Киевского» (Алексея).

Но всему есть предел. На Алексея буквально валом шли жалобы из Литвы, Твери, Великого Новгорода и других земель за его беспринципную поддержку московских князей, идущую вразрез не только с интересами других русских земель, но и с самой православной церковью. Несколько раз константинопольский патриарх пытался вразумить Алексея. Так, в 1372 г. специальное послание патриарха в Москву привез монах Аввакум. Затем Филарет послал в Москву двух своих протодьяконов, Георгия Пердика и Иоанна Докиана. Они должны были «произвести дознание о жизни Алексея, выслушать, что будут говорить против него обвинители и свидетели и донести священному собору [в Константинополь. – А.Ш.] письменно обо всем, что откроется».

Однако московские власти и священнослужители не только не допустили проведения патриаршего розыска, но и начали угрожать протодьяконам, да так, что тем пришлось просить защиты у самого Алексея.

Между тем 23 октября 1373 г. папа Григорий XI обратился к литовским князьям Ольгерду, Кейстуту и Любарту с призывом принять латинскую веру, в каковой они только и смогут спасти свои души.

Литовских князей вопросы веры интересовали лишь в той степени, в какой они касались их интересов. Так, Ольгерд решил сыграть на папской булле. Он пригласил в Киев митрополита Алексея для ведения церковных дел, тот традиционно отказался. Тогда в Константинополь пошла жалоба от киевского клира. А сам великий князь литовский Ольгерд направил грамоту Филофею, в которой угрожал поставить своего митрополита от папы римского, если патриарх откажется от устройства особой православной митрополии в Литве.

И вот 2 декабря 1375 г. Филофей возводит в сан митрополита киевского болгарина Киприана. Филофей познакомился с Киприаном еще будучи настоятелем Афонского монастыря. Сам Киприан происходил из древнего боярского рода Цамвлаков.

Замечу, что константинопольские патриархи до этого всеми силами пытались сохранить единовластие на Руси. Так было и проще качать деньги с такой огромной территории, и управлять легче, а главное, меньший риск отложения в «латинство» какого-либо русского княжества. Поэтому Филофей сделал хитрый ход. Было объявлено, что киевская митрополия создается временно, до смерти старого Алексея, а затем Киприан станет митрополитом всея Руси.

Появление конкурента вряд ли обрадовало митрополита Алексея, и тот сам решил подыскать себе преемника. Им стал хорошо известный в Северо-Западной Руси Сергий Радонежский.

Однако Сергий благоразумно отказался от сана митрополита, поскольку у Дмитрия Донского уже был свой претендент, а Сергий ни в коем случае не хотел вступать в конфликт с великим князем. Великокняжеский кандидат вошел в историю под именем Митяя.

Зимой 1376 г. в Новгород прибыли послы от митрополита Кирилла с грамотами константинопольского патриарха Филофея. Новгородский владыка Алексей предпочел держать нейтралитет, в разговоры не вступал, а перенаправил посланцев в Москву – кого там признают митрополитом, того и Новгород признает.

12 февраля 1378 г. в Кремле умирает митрополит Алексей. «Митяй вышел на митрополичий двор, стал ходить и властвовать как митрополит». Поначалу он собрался ехать в Константинополь на поставление к патриарху, но потом раздумал и начал говорить великому князю: «В правилах писано, что два или три епископа поставляют епископа; так пусть и теперь сойдутся епископы русские, пять или шесть, и поставят меня в митрополиты».

Но вскоре до обоих Митяев (до великого князя и митрополита) дошло, что ехать в Константинополь все-таки придется. Тогда Митяй (в монашестве Михаил) младший немедленно начал собирать деньги: «По всей митрополии с попов дань сбираше, сборное и рожественое и урокы и оброкы и пошлины митрополичи, то все взимаше, готовляшеся на митрополию и тщашеся и наряжашевя ити к царю-городу на поставление».

Обычно за поставление в митрополиты греки брали тысячу рублей, но ввиду пикантности ситуации собрали в десять раз больше.

Получив вести о смерти митрополита Алексея, в Москву из Литвы двинулся Киприан, притом ехал он нелегально. Великий князь выслал заставы, чтобы перехватить неугодного митрополита. 3 июня 1378 г. Киприан из-под Калуги, то есть уже с территории Великого княжества Московского, написал письмо Сергию Радонежскому и его ученику Федору Симоновскому с предложением встретиться «где сами погадаете».

Киприану удалось обмануть московские дозоры и в сопровождении свиты из монахов и слуг въехать в Москву. Киприан надеялся, что великий князь не захочет скандала в столице. Но Дмитрий Иванович ради своего тезки был готов на все. Воевода Никифор с отрядом всадников захватил Киприана и его свиту. С митрополитом обошлись довольно грубо. Позже сам Киприан писал, что над ним «содея… хулы, и наругания, и насмехания, грабления, голод!.. Мене в ночи заточил, нагаго и голодного, и от тоя ночи студени и нынеча стражу!»

Как реагировал на случившееся Сергий Радонежский и другие иерархи, неизвестно. Но через сутки, с наступлением ночи, Киприана и его свиту под конвоем княжеских дружинников тот же воевода Никифор повез до литовского рубежа. Причем свита была основательно ограблена подчиненными Никифора.

В конце июля 1379 г. Митяй (Михаил) покинул Москву и отправился в Константинополь. По дороге он заехал в Сарай к темнику Мамаю. С подачи Мамая хан Тюлякбек (Тулухбек) выдал ярлык митрополиту Михаилу.

Ханский ярлык позволил посольству беспрепятственно достигнуть Кафы (современная Феодосия), где был нанят турецкий корабль. И вот у входа в пролив Босфор Митяй внезапно «разболеся и умре на море».

В Москве Митяя постоянно корили за его молодость, и вот этот силач и здоровяк внезапно скончался. Позднейшие историки обвинят его спутников в умышленном убийстве – то ли его удушили, то ли отравили.

Казалось бы, свите умершего патриарха нужно было поворачивать назад, но они прибыли в Галату, где без лишних церемоний похоронили Митяя. А в свите Митяя немедленно начались раздоры, кому быть митрополитом – Иоанну Петровскому или Пимену Горицкому. Дело чуть ли дошло до ножей. В конце концов, решили представить патриарху Пимена.

Как писал Р.Г. Скрынников: «Князь Дмитрий снабдил своего любимца чистой “хартьей”, запечатанной великокняжеской печатью. Найдя в казне Митяя эту грамоту, Пимен и его советники написали подложную. Из нее следовало, что московский князь прислал в Константинополь на поставление не Митяя, а Пимена, “того бо единого избрах на Руси и паче того иного не обретох”.

Однако обмануть Синод с помощью подложной грамоты послам было довольно трудно. Во-первых, патриаршая канцелярия располагала точными данными о том, что на митрополию в Москве назначен Михаил, а не Пимен. Во-вторых, похороны Митяя в Галате не могли остаться тайной для Константинополя. В-третьих, в приемной у патриарха послы столкнулись лицом к лицу с прибывшим из Киева Киприаном, доказывавшим свое исключительное право на митрополичий стол»[36]36
  Скрынников Р.Г. Святители и власти. Ленинград: Лениздат, 1990. С. 58.


[Закрыть].

Дело решили деньги, причем не столько привезенные из Москвы, сколько занятые Пименом у генуэзских купцов в Константинополе. Новый патриарх Нил и священный собор поставили Пимена митрополитом всея Руси, а Киприана – митрополитом Малой Руси и Литвы, причем в случае смерти Киприана его митрополия должна перейти к Пимену.

Весть о смерти Митяя и поставлении Пимена на митрополию была получена в Москве после возвращения русских войск с Куликова поля. Великий князь Дмитрий был расстроен и в сердцах сказал: «Я не посылал Пимена в митрополиты, послал я его как слугу при Митяе; что сделалось с Митяем, я не знаю, один бог знает, один бог и судит, только Пимена я не приму и видеть его не хочу».

25 февраля 1381 г. Дмитрий Донской направил в Киев своего духовника, чтобы призвать Киприана на митрополию в Москву. 23 мая, в праздник Вознесения, столица торжественно встретила нового пастыря, тремя годами ранее выдворенного под конвоем боярина Никифора.

А митрополиту Пимену не дали даже доехать до Москвы. В июне 1381 г. он был схвачен в Коломне великокняжескими дружинниками. С Пимена силой сорвали митрополичье облачение и отправили в ссылку в Чухлому. Духовные лица из его свиты тоже были сосланы, а светские подверглись телесному наказанию, боярину же Юрию Кочевину отсекли голову.

В связи с войной с Ордой и «замятней» в митрополии князь Дмитрий Иванович временно поддерживал добрососедские отношения с Новгородом. Посему в конце 1381 г. – начале 1382 г. Киприан ездил в Новгород к владыке Алексею.

Вскоре Дмитрий Донской решил избавиться от митрополита Киприана. В августе 1382 г., когда войско хана Тохтамыша подошло к Москве, вся знать, включая самого Донского, разбежалась как тараканы. Бежал, естественно, и Киприан, но со страху или по недомыслию он прибежал в Тверь и, видимо, «политически неграмотно» повел себя с великим князем тверским Михаилом Александровичем – соперником Донского. Лишь 3 октября 1382 г. Киприан отправляется из Твери в Москву. Но Дмитрий Донской дает ему «от ворот поворот», и Киприану приходится ехать в далекий Киев.

Но еще раньше Дмитрий Донской получил несколько грамот из Константинополя от патриарха Нила, который был обеспокоен судьбой митрополита Пимена и просил великого князя избавить Пимена «от телесных бедствий». После высылки Киприана великому князю пришлось за неимением лучшего вернуть из ссылки Пимена и посадить его на митрополию.

Но власть Пимена была весьма ограничена. Дмитрий Иванович едва терпел Пимена, а Сергий Радонежский и его окружение вообще игнорировали митрополита. Видимо, сторонники Сергия и отправили в Царьград жалобу на Пимена. И в 1383 г. патриарх назначил митрополитом всея Руси суздальского епископа Дионисия. Итак, на многострадальной Руси стало сразу три митрополита: один в Москве, второй в Киеве и третий в Царьграде.

Новопоставленный митрополит легкомысленно решил ехать в Москву через Киев. Надо ли говорить, что Киприан не мог упустить свой шанс. Он нажаловался киевскому князю Владимиру Ольгердовичу, который заточил Дионисия в темницу. Через год Дионисий умер (а может, ему помогли?). Зато киевские власти устроили третьему митрополиту торжественные похороны в Киево-Печерском монастыре, в самом святом месте обители – в пещере основателя монастыря Антония Печерского.

В 1389 г. патриарх Антоний признал единственным патриархом всея Руси Киприана. Узнав об этом, Пимен отправился объясняться в Царьград, даже не предупредив великого князя Дмитрия. Но увидеть патриарха Пимену не удалось – его постигла судьба Митяя. 11 сентября 1389 г. незадачливый митрополит скончался при невыясненных обстоятельствах в нескольких верстах от Константинополя.

Еще ранее, 19 мая, умер Дмитрий Донской. Великокняжеский стол занял его старший сын Василий. И вот 6 марта 1390 г. Москва вновь с колокольным звоном встречает митрополита Киприана.

Тут произошла почти детективная история. После нашествия Тохтамыша Дмитрий Донской в 1383 г. дал татарам в заложники своего старшего сына Василия. В конце 1385 г. четырнадцатилетнему княжичу вместе с несколькими дружинниками удалось бежать из Сарая.

Как ни принижали большевики роль личности в истории, а ведь именно отдельные личности на столетия определяли развитие одной страны, а то и мира в целом! Одна меткая татарская стрела, выпущенная в спину княжича Василия Дмитриевича, в корне бы изменила русскую историю. Мы не получили бы двух слабых и тугоумных Василиев (I и II), управляемых московскими боярами, не было бы тридцатилетней кровавой гражданской войны на Руси. Московским князем стал бы Юрий Дмитриевич – храбрый воин, мудрый стратег и политик. С ордынской зависимостью было бы покончено в самом начале XV века. Но, увы, увы…