Текст книги "Максимовна и гуманоиды"

Глава двенадцатая
О том, как Максимовна приехала покорять столицу

Максимовна, вырвавшись из Горемыкино, ехала в поезде в Москву лежа на верхней полке. Она глядела в потолок и удивлялась тому, что произошло с ней за эти последние месяцы. Никак она не могла привыкнуть к тому, что прожив восемьдесят лет она, вновь стала молодой и желанной. Судьба вновь ей предоставила шанс прожить новую, еще более полную и красивую жизнь. Все это настолько трогало ее за душу, что она, повернувшись на бок к стене, пустила горючую слезу. Все, что происходило с ней, как бы было вообще не с ней, а с кем—то другим, а она лишь только наблюдала за этими метаморфозами со стороны. Успокоив себя, Максимовна закрыла глаза и крепко заснула с мечтами о лучшей жизни. Сон теплой пеленой окутал ее, и под стук колес Балалайкина увидела сновидение.

Ей снилось, будто она молодая и красивая девка, приезжает в Горемыкино и на глазах у всей деревни выходит из дорогой красной машины, показывая своим старым подругам, какой она стала красивой и молодой. Модные журналы пестрят от ее фотографий, а лучшие мужики столицы ходят вокруг, в надежде завладеть ее сердцем.

Саша Зек бросает к ее ногам, расписанную им в стиле Рембрандта свиную шкуру, и она Мария Балалайкина, наступает на нее, словно королева Анна, покорительница северного народа великих варваров.

Поезд уносил ее вдаль, и Машка абсолютно не подозревала, что судьба приготовила ей новые, не менее интересные испытания…

– Москва, Москва, просыпаемся! – сквозь сон услышала Максимовна голос проводницы, – Через десять минут санитарная зона. Я закрою туалет…

Максимовна потянулась, освобождая мозг от ночных грез, и спустилась вниз. Прожив всю жизнь в деревне, она впервые ехала в столицу. Москва, как магнит манила, открывая перед ней широко распахнутые двери новых возможностей. Тут было все: деньги, слава, популярность и все то, что хочет молодая девушка на рубеже своего совершеннолетия.

Поезд медленно вкатился на Белорусский вокзал и, скрипнув чугунными башмаками, остановился. Народ выстроился в очередь к выходу. Максимовна, озираясь по сторонам, глядела в каждое окно вагона, стараясь впитать в себя, словно губка, первые впечатления от увиденного, но пока еще не было того, что могло удивить деревенскую девку.

Народ двигался по перрону сплошной стеной. Кто тянул чемоданы на колесах, кто огромные баулы, а кто просто так, как и она бежал налегке. Было зябко и все люди старались как можно быстрее окунуться в суматоху огромного города, чтобы за суетой забыть о конце января и том утреннем морозе, который обжигал лицо.

Влившись в общую народную массу приехавших пассажиров, она мчалась в людском потоке словно щепка, уносимая полноводной рекой, пока не оказалась в метро.

Впервые за свои восемьдесят лет Максимовна вышла в люди. Все эти годы она провела в своей деревне и ни разу не высовывала носа дальше районного центра.

Лишь однажды много лет назад за свой каторжный труд ей довелось отдыхать на Черном море в пансионате «Колос». Партийное руководство района наградило Максимовну путевкой, за внедрение изобретенной ей установки по отлову земляных блох. В те далекие годы, когда народ не знал о существовании ядохимикатов, блох на льняных полях просто отлавливали вручную. Так вот Максимовна и придумала четырехколесную тачку с натянутым пологом, который покрывался невысыхающим клеем. Немецкий конь по кличке Геббельс тянул за собой по полю тачку, будоража цепями сидящих на молодой поросли льна зловредных и прожорливых членистоногих.

Эти твари настолько обожали молодые сочные побеги льна, что в один день, бросив своих кормильцев в виде котов, собак и прочей живности, в одночасье дикими стаями устремлялись на поля. Тут—то и начинался праздник желудка, а колхоз, проворонивший этот период халявного обжорства, почти всегда оставался без урожая. Так и тягал Геббельс по полям этот полог, к которому и прилипали эти твари, поднятые с ростков железной цепью.

Стояла Максимовна посреди огромного мраморного зала и, вращая головой, старалась предугадать направление своего движения. Мудрость и интуиция вели ее по пути к своей цели, и уже к вечеру она смогла добраться до телевидения, где и проходил кастинг по отбору будущих звезд Российской эстрады.

Глава тринадцатая
Как «бандитский папа» по кличке Монгол искал Машу Балалайкину

Тем временем в покинутой ей деревне разворачивались детективные события.

Монгол, вдохновленный весьма солидной премией, которую обещал Зиновий Шнипельбаум, направлялся в Горемыкино со своей командой отмороженных коллег по криминальному бизнесу. В тот миг ему казалось, что найти Машку будет легко, а еще легче будет отобрать у нее то, что гарантировало ему благосостояние. Монгол не знал и не ведал, что на этот раз ему придется столкнуться не с простыми деревенскими мужиками, а с внеземным разумом.

Как и все «крутые перцы», приехал Монгол на разборки в черном внедорожнике с народным названием « Козел», который был списан военными еще в период командования маршала Малиновского. Поднимая клубы снежной пыли, перемешанной с черными выхлопными газами умирающего двигателя, бандитский папа не въехал, а просто влетел в деревню, чуть не столкнувшись с трактором Коли Шумахера.

– Эй ты, черт из коробочки, ты эту мочалку знаешь? – спросил наглым голосом Монгол, показывая Шумахеру фото Максимовны.

– А нявошь! Девка, чай местная! Живет тут недалече, сказал Шумахер выплевывая шелуху семечек.

– Где, где она живет? – сгорая от нетерпения, спросил гангстер

– А вон та хата на краю деревни, – показал Коля Шумахер, полагая, что к Машке приехали городские ухажеры.

Ничего не сказав, Монгол прыгнул в «Козла» и, скрипя рессорами, покатил в сторон, у указанную трактористом.

– Это кто такие? – спросил Гутенморген, щелкая семечки.

– Это… – задумался Коля Шумахер.– А хрен их знаеть! К Машке приехали, видать свататься будут? Один красивый такой, как американский ковбой. Сапоги золотом шиты, шляпа во, что зонтик! Ну, прямо блин, Суппер перец из штата Калифорния! – сказал Шумахер и плюнул вслед.

– Ты давай гони к Прохору на кузню, а я за Зеком сгоняю. Ща устроим этим гангстерам пламенный прием!!! Будут знать, как нашу Машку обижать!!!

– А что, не хай сватаются! Нам то, что?! – сказал Шумахер, почесывая свой затылок.

– Ты, Шумахер, дурак! Эти уроды приехали к Снегурке, чтоб ейный кулон отобрать! Я этого ковбоя, в райцентре видел. Он мне фото показывал. То, Колян, бормотухинская мафия!

– Мафия говоришь?!

– Мафия, мафия! – ответил Гутенморген и выплюнул шелуху на белый снег.

– Сейчас мы той мафии навалим таких звездюлей! Дорогу в Горемыкино забудут на всю жизнь! – сказал Коля и рванул свой трактор так, что тот встал на дыбы, на задние колеса, словно арабский скакун, пришпоренный наездником.

– Сейчас им сделаем мафию! – крикнул он из окна трактора, и помчался в кузницу к Прохору.

Осмотревшись, Семен Гутенморген, подвернув свой овчинный кожух, помчался к Зеку, который уже с самого утра трудился в свинарнике над росписью очередного свиного стада. Выполняя заказ одного из авторитетных «олигархов», Зек, уже целую неделю под музыку Михаила Круга «Кольщик нарисуй мне купола, рядом чудотворный крест с иконами», расписывал хрюшек в уголовной тематике, аккуратно выводя тушью на откормленных свиных боках соборы и святые распятия.

Свиньи, как ни странно, обожали эти сеансы иглотерапии. Они оболдели от выпитой водки, к которой были неравнодушны, как местные жители.

– Что за черт тебя принес? – спросил Зек, сидя верхом на пьяной свинье.

– Там, Санек, мафия бормотухинская прикатила. Машку ищут! Хотят какой—то камень у неё украсть. Говорят он огромных денег стоить! Я Шумахера за Прохором послал, будем организовывать отпор.

– Я, Семен пацифист! Я против кровопролития! Я что, зря зону тапочками полировал? Мы мафию так напугаем, что они до конца жизни не очухаются. Ты пойди и сам им скажи, что завклубом тут на свинарнике. А я их встречу, как полагается. Вон глянь, у меня сколько «братвы». Я им такой рамс раскачаю —мама не горюй, – сказал Сашка Зек.

Семен, подвернув полы своей дубленки, помчался к Шумахеру, чтобы поведать непрошеным гостям, что Снегурка их ожидает в свинарнике.

Через несколько минут «Козел», упершись в сугроб, замер невдалеке от местного свинокомплекса. Монгол и трое бормотухинских «авторитетов» вышли из машины. Захватив с собой бутылку водки, они прямым ходом направились в свинарник. Монгол лелеял надежду что именно здесь в свинарнике они застанут Машку с огромным бриллиантом на шее.

Первое, что им бросилось в глаза был таинственный мужик в черном плаще, который стоял посреди свинарника. На его лице громоздились большие очки в роговой оправе. В руке он держал палочку и, махая ей, проговаривал:

– Мгардиум инсектру патронум! Мгардиум инспектру патронум! Трах тибидох!

Гангстеры переглянусь между собой, и замерли проходе между клетками.

– Босс, это кто? – спросил один из гангстеров, показывая на «колдуна» пальцем.

– Я так понимаю, это местный Гарри Поттер! Погоди братва, мы сейчас у него узнаем, где эта телка с бруликом, – спокойно сказал Монгол, не зная какое представление сейчас разыграется.

– Эй ты, свиновод! Где нам найти эту бабу?!

Саша Зек сквозь замазанные свиными испражнениями очки взглянул на фото и, сделав суровое лицо, спокойно сказал:

– Её вчера псковские бандюгны искали! Только не нашли!

– И что? – спросил Монгол, закуривая сигару. Что им надо было от неё?!

– Я тут как палкой махнул, так их сразу в свиней и превратил! Целые сутки уже колдую, а обратно в людей никак не получается! Видно я заклинание забыл! Может, вы поможете?!

– Да ты гонишь —убогий? Да я сейчас тебе… – не успел сказать Монгол.

Сашка Зек взмахнул палкой и зычным голосом пролепетал заклинание:

– Вингардиум лови—осса! Вингардиум лови—осса! Ахалай – махалай, водка ваша протухай! – сказал Зек, зная особенности местной аномальной зоны.

– Монгол, а что это с ним, что он такое трет?! – спросил один из гангстеров, который держал бутылку для оплаты услуг свинаря.– Дай я ему по его окулярам ввалю! Будет знать, как нас дурачить!

– А ты, босяк порожняк то не гони – пузырь открой да попробуй. У тебя от моего колдовства водка протухла! – сказал Зек и вновь захохотал ужасным дьявольским голосом.

Гопник ради любопытства открутил пробку и ехидно улыбаясь, опрокинул бутылку в рот. Не прошло и секунды, он выплюнул и заорал на весть свинарник.

– Стухла, собака! Стухла Монгол – век воли мне не видать! Сам попробуй, – сказал гангстер, подавая бандитскому папе пузырь! Навозом прет!

– Не гони беса, Кучерявый! Водка – это спирт! А спирт протухнуть не может, – сказал главшпан. Он взял бутылку и, покрутив для понтов, присосался к ней.

В этот самый момент зловонная жидкость попала ему в рот. Монгол не ожидал подобного. Он, раздул, словно жаба щеки и выплюнул гадость наружу. Ошибкой местного гопника было то, что остатки алкоголя он вылил из бутылки на пол. Приученные к спиртным напиткам свиньи, почуяв знакомый запах, оживились, и от нетерпения стали карабкаться копытами на деревянные перегородки.

Зек знал суть происходящего, поэтому был спокоен как удав. Как ни в чем небывало, он потянул за трос и открыл все клетки где сидели размалеванные хрюшки. Свиньи гурьбой бросились в проход на запах алкоголя, сбивая с ног борматухинских гопников.

– Босс, глянь и вправду братва! – крикнул один из гопников, – Валим отсюда, пока этот придурок нас в свиней не превратил!

Бормотухинские гопники бросились вон из свинарника, оставляя «бандитского папу» на произвол судьбы. Монгол от увиденного, прямо оцепенел. Он смотрел на татуированных свиней и не мог сделать даже шага. Хрюшки, хрюкая и визжа от предвкушения благодати, сбили его с ног и стали вылизывать пролитый на пол алкоголь, как лижут коты капли валерианы.

Весь перепачканный с ног до головы свиным навозом Монгол, в страхе выполз на карачках из свинарника. Спотыкаясь, он бросился к «Козлу»и открыв дверь ввалился внутрь.

– Гони! Гони отсюда на хрен! —завопил он, считая, что за ним гонится табун диких кабанов.

Машина взревев мотором вырвалась из объятий снега и покатила в сторону деревни с такой скоростью, что скрылась из вида в снежной пыли.

– Не ты видал Монгол?! Ты видал, что эта тварь, делает? – сказал Кучерявый, как бы оправдываясь, за свое позорное бегство.

– Жми железку! Поедем к иудею да навалим ему! На два фронта работает? Ох, не люблю я этих иудеев. Ох, не люблю я их! Я, хоть не антисемит, но никогда не прощу им, распятого Христа! —сказал Монгол.

– Так Христос был тоже иудей, – сказал Кучерявый, вращая «баранку».

– Дурак ты! Христос, был нашим пацаном, русским! Он там от Ваньки Грозного прятался!

– А может, Босс, тот Поттер, блефовал? – спросил один из бандитов, – Может это и не братва вовсе, а настоящие свиньи?

– А, ты, сходи, проверь, может к вечеру и ты будешь хрюкать? – сказал Монгол, закуривая новую сигару.

– Я, парни, такие татушки у братков из Пскова, на сходняке видел! Век мне воли не видать! Клянусь —это они были!

– Да, Поттер явно колданул! – сказал Кучерявый и затих, оценивая произошедшее.

Дальше все ехали молча. Хоть и пахло от Босса не цветочным ароматом, а навозом никто не хотел гневить «бандитского папу», который был взбешен. Желание заработать сто тысяч долларов хоть и осталось где—то в его сознании…

Глава четырнадцатая
Москва «Останкино» – где то утром или вечером

Уже неделю, как Максимовна приехала в Москву. Первые пробы кастинга на «конкурс народных талантов» не дали ей ответа о наличии у нее таланта эстрадной певицы. Зная о свойствах своего чудодейственного символ «вселенской власти» решилась Машка на самый отчаянный шаг. Где—то в кулуарах Останкинского телецентра, она, как бы случайно оказалась в лифте с продюсером этого проекта. «Прима» Российской эстрады была дамой не первой свежести. Она хоть и старалась выглядеть моложаво, но все её усердия были тщетны. Кожа в виду возраста обвисла, а целлюлит на бедрах был похож на шкуру апельсина.

Машка знала, что ее камень сможет в течение недели на пятнадцать лет омолодить увядающую приму. Этот факт мог гарантировать ей такой старт в новую жизнь московской элиты, которого ни кто никогда не делал.

Выкатив наружу свой бюст, Максимовна, как бы промежду прочим, обнажила висящий на груди символ вселенской власти. Неловко повернувшись, она как бы нечаянно выпустила из рук папку с портфолио. Глянцевые фотографии скользнули на пол прямо под ноги приме.

– Ой, простите! – сказала Машка, делая вид, что не знакома с примой, – Простите, я так неловка…

– Ой, деточка, я вас где—то видела – сказала «Прима», рассматривая Балалайкину с головы до ног. —Я вас видела на кастинге. Вы прошли? – спросила она Максимовну.

– К сожалению, – ответила она складывая в папку фотографии.

Машка, включив мозг в режим гипнотического влияния, стала складывать фотографии в таком порядке, чтобы на глаза «королевы российской эстрады» попала именно та фотография с «нубиритом». Приму окатила волна какого—то странного волнения. Она стояла в лифте и даже не могла понять, почему она так страстно хочет помочь этой молоденькой девушке. Машка так повернула фото, что «звезда российской эстрады» глазами прямо впилась межгалактический символ вселенской власти, стараясь пробуравить насквозь пачку фотографий.

– Занятная какая безделушка, – еле выдохнула она. Что—то мне не хорошо, – сказала «Прима», и её ноги стали подкашиваться.

Балалайкина подхватила «королеву» и помогла ей выйти в просторный холл. «Прима» присела на диван, стоящий в зоне отдыха и откинулась на спинку.

– Боже, я чуть не умерла. – Сказала она, принимая из рук Максимовны стакан с водой.

Сделав несколько глотков «звезда», взволнованная таким напором энергетики Максимовны откинулась на спинку дивана.

– Боже, детка, накапай мне валерианочки, я что—то совсем расклеилась, – сказала «„Прима“» Балалакиной.

Она подала Машке флакон с валерианой, а сама стала обмахивать себя папкой с фотографиями Балалайкиной. Сердце «королевы эстрады» билось через раз.

Максимовна подала ей стаканчик с лекарством. Взяв в руки ладонь «примы», она вновь включила внутренний энергетический поток, который был направлен на известную певицу. В одно мгновение приме стало необычайно легко и она, глубоко вздохнув, сказала:

– Тебя милочка, прислал сам Бог! Ты мне детка, жизнь спасла, и я умею быть благодарной. Ты будешь знаменитой певицей – это я тебе обещаю!

– Камушек—то хоть настоящий? – спросила она, делая заинтересованное лицо.

– Да,, настоящий! Мне от моей бабки по наследству достался! А вот бабке моей он достался еще от прадеда! Он у меня на груди, посмотрите сами!

Максимовна, не снимая с себя символ вселенской власти, прямо на ладони поднесла этот камень к свету.

Огромный «нубирит», как две капли похожий на редкий бриллиант «Слеза Солнца» весом в сто пятьдесят карат, искрился на ее руке, вызывая в душе знаменитости необыкновенный душевный трепет и чувство какого—то страха.

«Прима» аккуратно взяла его двумя пальцами, и ее глаза прямо присосались к Машкиному кулону, стараясь поглотить всю его красоту, словно пылесос всасывающий бытовую пыль.

– Дорогой, наверное? – спросила она, прикидываясь эдакой простушкой.

– Я не знаю, – ответила Балалайкина, – может быть и дорогой. А может, просто кусок стекла…

– Так ты, что деточка, что не прошла кастинг? – спросила «Прима», зная, что Машка осталась за бортом проекта.

– Да! У меня просто не получилось, – ответила та, замечая, как блестят глаза продюсера проекта, – Волновалась, наверное, очень!

– А хочешь, я могу дать тебе мастер—класс, если ты, конечно, этого хочешь? Возможно, я Могла бы даже повлиять и на решение жюри. Я продюсер проекта!

– Ой! Я просто буду счастлива! – сказала Машка, расплывшись в счастливой улыбке, захлопала в ладоши. Она точно знала, что «Звезда эстрады» клюнет на камень и это повод использовать его в восстановлении здоровья легенды шоу бизнеса.

– Может, деточка обсудим условия нашей сделки, – сказала продюсер, приглашая Машку в буфет.

Если бы «королева сцены» в тот момент она знала, что этой деточке стукнуло уже восемьдесят, она бы без всякого сожаления рассталась со всем своим богатством во имя торжества молодости, здоровья и тех перспектив, которые открываются перед молодостью.

– Я деточка на днях, уезжаю в Хельсинки на эстрадный конкурс «Интервидения». Я могла бы попросить у тебя этот камушек? Он так подходит к моему новому сценическому наряду– просто как будто я шила свои платья с перспективой именно на это украшение. Хочешь, я заплачу тебе?

– Я, это продать это не могу, —сказала Балалайкина.—В завещании бабушки было сказано, что его нельзя продавать. Он утратит свои необычайные свойства.

– Какие – такие свойства? – спросила «Прима», приближаясь вплотную к Максимовне.

Балалайкина глубоко вздохнула и тихо таинственно сказала:

– Камень этот не простой – он волшебный! Он не только приносит удачу, но и возвращает молодость!

– Ха—ха! Я столько раз себе косметическими операциями возвращала молодость, что мне теперь не страшно ничего. Самое страшное детка, это когда за ушами натягивают кожу лица. Трудно открывается рот, а петь надо, – сказала «Прима» и поправила рыжий локон, упавший на глаза. – Решайся детка и тебе будет счастье.

– А мне можно подумать, – спросила Балалайкина, – стараясь удержать королеву эстрады возле себя.

– Да можешь, пока я тут кофе пью, – ответила «Прима» и пригубила напиток, придерживая чашечку двумя пальчиками.

– Пожалуй, я вынуждена согласиться. Но только на условии контракта.

– Я согласна! Я сегодня же скажу руководству канала, что ты, зачислена на следующий тур конкурса «Лучший голос России». Ты же Машенька, девушка талантливая и очень красива! Я думаю, у тебя будет большое будущее!

Если быв ту секунду «Звезда эстрады» знала, что этой деточке скоро стукнет восемьдесят, то она давно бы разогнала свой конкурс, сделав ставку только на эту моложавую, а точнее омолодившуюся старушку– веселушку.

– Ой, как я рада! Я прямо вся пылаю от счастья! Вот только, нам нужно договорчик составить! Это же семейная реликвия!

– Ты мне не доверяешь, – спросила «бабушка» российской эстрады.

– Как сказать, в народе всякое говорят, – ответила Максимовна.

– Ну и правильно! Доверяй, но проверяй, – ответила «Королева», но обиду затаила.

– Меня моя бабка, как пить дать с того света достанет! Она была на весь Союз известная колдунья! Её даже в кремлевской больнице изучали как уникума, – соврала Балалайкина, напуская тень на плетень

«Звезда» недовольно поморщилась. Она впервые встретила девушку, которая так трепетно относилась к своему наследству. Сначала это даже обидело её, но девчонка, как ни крути, была права. Камень стоил огромных денег. А тут как ни крути, он нуждался в договорных обязательствах скрепленных подписями.

Мудрая Максимовна, ученная годами жизни, знала, что, одев этот кулон, «Прима» никогда не сможет с ним расстаться. Словно заядлый наркоман, она будет требовать «новой дозы», чтобы на долгие годы сохранить, уходящую в старость красоту. Договор, подписанный ей собственноручно, мог как—то повлиять на возврат боевого трофея добытого в схватке с инопланетным разумом.

– Я, пришлю к тебе своего адвоката деточка, он и составит наш договор! А через десять дней после гастролей, я возвращу тебе эту безделушку обратно. Ты согласна, милочка?

– Да! – ответила Максимовна, приняв предложение «примы».

Только сейчас «звезда эстрады» поняла, что камень подарил ей не только молодость, он подарил ей настоящую удачу. Разве могла она предположить, что через десять дней из ее рта вывалится весть имплантированный японский фарфор, и рот заблистает своими родными жемчужинами зубов. Разве она могла предположить, что ее целлюлит, с которым она вела борьбу на протяжении половины жизни, разгладится, словно под утюгом, не оставив о себе даже былых воспоминаний. Разве могла она предугадать, что ее женские груди, напоминавшие последние годы пожухлые «чебуреки» трехдневной выпечки, всего лишь за каких—то семь дней приобретут первозданную красоту и шикарные формы, как у великой мраморной статуи Венеры Милоской.

Хитрости и продуманности Машки Балалайкиной могли позавидовать даже спецслужбы Израиля и Великобритании. Подобное внедрение в самый ближний круг «Звезды российской эстрады», о котором мог мечтать любой фанат её таланта, для Марии Балалайкиной не составило особого труда. «Звезда» выросла и созрела на глазах Максимовны. Это она на глазах Максимовны превратилась из нищей девчонки с рыжими волосами и платьицем из тюля в даму пышных форм и бескрайних денежных закромов, равных бюджету Украины.

Вся жизнь «Примадонны» прошла в ушах Балалайкиной. На виниле, да на «костях» пластинок изготовленных на рентгеновских снимках, на магнитофонных лентах и кассетах. Все это было.

Максимовна с упоением заслушивалась дерзким голосом «звезды» и всегда мечтала хотя бы притронуться к ее тени на стене деревенского клуба. Годы уходили и некогда прыщавая девчонка, мотающаяся по захолустьям и деревням, превратилась в первую поющую леди великой страны, к мнению которой, прислушивается даже сам Президент.

Дело было сделано. Веселое общежитие на два месяца проекта, регистрация в столице и четырехразовое питание в кругу будущих кумирови– все было куплено. Максимовна знала, что омоложенная «Примадонна», будет теперь стоять за нее горой. Никакие инсинуации и рейтинги в прямом эфире не смогут изменить ее судьбу – судьбу Марии