Текст книги "За Христа до конца"

На пороге новых испытаний
выступление на «круглом столе» «Русская православная церковь перед лицом глобальных вызовов»

Очевидно, что заявленная тема «круглого» стола «Русская Православная Церковь перед лицом глобальных вызовов» настолько сложна и обширна, что требуется, если подходить по-настоящему серьезно, как минимум научно-практическая богословская конференция, и даже не одна. А вообще это тема соборного уровня. Так что я могу высказать свои самые предварительные соображения, требующие дальнейшего развития и обоснования.

Прежде всего, ледовало бы разделить на группы эти глобальные вызовы. Я выделил бы три большие группы. Первая группа – это духовные, особенно экклесиологические вызовы, то есть то, что угрожает чистоте святоотеческого учения о Церкви. Главной проблемой здесь видится ложный экуменизм, предполагающий не соборное единство Вселенской Православной Церкви, а универсализм, приводящий к смешению и уничтожению соборности, а значит и самой Церкви. То есть главная опасность ложного экуменизма заключается в том, что он хочет подменить соборность универсализмом. Как писал Владимир Лосский: «Можно говорить о буддийском или мусульманском универсализме, но можно ли когда-либо назвать эти религии «соборными»?» Мне представляется правильным сделать опору при изучении экклесиологических вызовов на труды Алексея Хомякова и Владимира Лосского.

Следует особо выделить вопрос о соблазнах церковного сознания. В своей статье, которая так и называется – «Соблазны церковного сознания» – Владимир Лосский обращает внимание на два таких соблазна, связанных соответственно с монофизитской и несторианской ересями. Неомонофизиты сегодня не желают считаться с реальной жизнью Церкви во времени и пространстве. Они исключают любую икономию церковной жизни. Они фактически полностью разделяют Церковь и реальный мир, в котором Церковь действует и который она питает и духовно просветляет. То есть неомонофизиты считают единственно правильной формой жизни для христианина катакомбу, то есть полный отказ от участия в реальной жизни во всех отношениях – социальном, политическом, культурном.

К неомонофизитству склонны современные крайние консерваторы. Недавние выступления трех удмуртских клириков – яркое тому подтверждение. Интересно заметить, что эта провокация никакого успеха в церковном народе не имела, никто за ними не пошел. Здесь они весьма близки к старообрядчеству, считающему, что в мире правит духовный антихрист. Кстати, именно люди такого типа требовали от Патриарха Сергия разрыва отношений с советской властью. Вообще, отношение к Патриарху Сергию является ключевым при определении дальнейшего пути Русской Православной Церкви, и для ее противостояния глобальным вызовам современности.

А неонесториане считают, что участие Церкви в земных делах – это ее главная цель и критерий ее состоятельности. Полнота Истины, догматы Церкви и чистота ее учения для новых несториан вторичны, и ими, с их точки зрения, можно пожертвовать ради «любви к человеку». В этом случае Церковь растворяется в стихиях мира. Против такого понимания роли Церкви всегда выступал Алексей Хомяков.

Образно говоря, неомонофизитство ведет к окаменению церковного сознания, его капсулированию. А неонесторианство ведет к полному растворению церковного сознания в гуманизме, подменяющем христианскую любовь. Новые несториане сегодня – это церковные либералы.

Хотелось бы особенно подчеркнуть, что ярким примером следования Царским путем, не уклоняющимся ни в монофизитство, ни в несторианство, и был путь Святейшего Патриарха Сергия. Церковные революционеры сегодня, как справа, так и слева, хотят опорочить личность Патриарха Сергия, и тем самым дискредитировать всю нынешнюю церковную иерархию. Подробно об этом мне уже приходилось писать в ряде своих статей.

Вторая группа – это нравственные вызовы. Мир постепенно погружается в тотальную аморальность. Такого, во всяком случае в христианской истории, пожалуй еще не было. Мы имеем дело с массовым аморализмом. Моральное своеволие людей, в том числе и тех, кто считает себя церковными и верующими, переходит все мыслимые границы. Такой тотальный аморализм не мог представить себе даже Федор Михайлович Достоевский. Сегодня Родион Раскольников кажется воплощением добродетели и любви. Сегодня живут и действуют миллионы Раскольниковых, только без всякой нравственной рефлексии относительно того, «тварь ли я дрожащая, или право имею». Теперь всякая «дрожащая тварь» в своем праве убивать ближнего не сомневается. А тут еще некоторые наши церковные либералы выразили готовность одобрить эвтаназию. Вот будет раздолье для молодых отцеубийц!

Современный аморализм активно пропагандируется так называемой антикультурой – постмодерном.

В мире совершается глобальная половая революция. Еще ее можно назвать «голубой» революцией, или «содомской». Содом восстал на святой град Иерусалим. Формируется содомское «общественное мнение», а критерием «политкорректности» становится отношение к содомитам-извращенцам. Тотальный аморализм, аморальное общественное мнение – это главнейшая причина нарастающей ненависти к Христианству и Церкви.

Период относительного благоденствия для Церкви заканчивается. Новые гонения на Православие сначала будут воздвигаться частью общества, а не государством. В этом, на мой взгляд, специфика момента. В этой связи уместно вспомнить нашего выдающегося церковного историка Василия Болотова, который писал: «Судьба Христианства в Римской империи определялась участием трех факторов: отношением к нему простого народа, римского государства и греко-римской интеллигенции». В разные времена в гонениях на Церковь доминировал тот или иной фактор, и никогда эти факторы не выступали одновременно. Это вполне приложимо и к нашей истории. При большевиках, например, главным гонителем было государство. А сегодня таковым постепенно становится общество, то есть часть народа и часть интеллигенции.

Следует отметить, что некоторые поверхностные наблюдатели полагают, что главой причиной недовольства Церковью является отхождение некоторых священнослужителей от евангельских норм жизни, особенно в плане нестяжательства. Конечно, это тоже играет определенную роль, но далеко не главную. Я убежден, что если бы мы завтра все надели рубища и раздали бы свои имения, ненависть в обществе к Церкви и священнослужителям увеличилась бы во много раз. Вот такой парадокс.

Главная причина ненависти мира к Церкви в том, что она просто существует и обличает зло падшего мира.

Третья группа – это социально-политические вызовы. Если говорить о нашем внутреннем положении, то здесь, прежде всего, следует отметить рост социальной напряженности в российском обществе, рост недоверия граждан России, в том числе православных, к наличной государственной власти. Очевидно, развивается такое явление, как государственный нигилизм. Это явление имеет две стороны. С одной стороны, государство все больше игнорирует свои социальные обязательства, а с другой, народ перестает верить, что это государство способно в принципе изменить свою социальную политику. Разрыв между богатыми и бедными достиг такой степени, которая практически гарантирует социальный взрыв, сравнимый с революцией начала прошлого века. Тем более, что по всем признакам мы на пороге нового глобального экономического кризиса.

В такой ситуации введение универсальной электронной карты может стать мощным детонатором социального взрыва. России пока везет, что не появился так называемый субъективный фактор революции, то есть новая большевистская партия с новыми Лениными и Троцкими. Но объективный фактор уже полностью сформирован. Субъективный фактор тоже уже формируется. Вероятнее всего новые большевики произрастут из так называемых либеральных националистов, которые, подобно революционерам прошлого, освобождают себя от всех нравственных обязательств. Либеральные националисты полностью отрицают Церковь и по существу исповедуют атеизм. Некоторые из них называют себя агностиками. Судя по всему, наши западные враги попытаются использовать в качестве тарана будущей «оранжевой революции» в России именно либеральных националистов в союзе с радикальными либералами (Каспаров и компания).

Русская Православная Церковь, находящаяся между государственной властью и народом, призвана умиротворять общество на всех уровнях. Отсюда – возрастающая активность РПЦ в жизни страны. Надо заметить, что в определенной части российского общества эта активность Церкви вызывает недовольство. Данной части общества не нравится сближение Церкви и государства. Ей очень хотелось бы, чтобы Церковь заняла диссидентствующую позицию, то есть отказалась бы от своей миротворческой миссии. В то же время всегда существует опасность, что государство начнет требовать от Церкви слишком большого сближения, что для нее неприемлемо, поскольку по своему истоку и признаку она «не от мира сего». Так что, образно говоря, Русская Православная Церковь может оказаться между молотом радикальной части общества и наковальней государства. Впрочем, общество и государство могут здесь при определенных обстоятельствах поменяться ролями. Но ведь Евангелие и не обещает Церкви легкой и комфортной жизни.

Если говорить о внешнем положении РПЦ, то здесь очевидна нарастающая тревога либеральных глобалистских сил, вызванная независимостью и активностью нашей Церкви и ее Предстоятеля Святейшего Патриарха Кирилла, последовательно отстаивающего Россию и русский народ, а также резко выступающего против превращения стран и народов в единую серую либеральную массу. Пугает наших оппонентов и то, что Русская Православная Церковь сегодня – единственная стабильная структура в России, сохраняющая строгую иерархичность, и при этом развивающаяся и растущая, что не только препятствует развалу России, но и является залогом ее укрепления. Одним словом Русская Православная Церковь сегодня – мощный фактор сдерживания мировых глобалистских сил. Поэтому следует предполагать, что враг рода человеческого будет предпринимать все новые попытки атаковать нашу Церковь и народ Божий.

Нам нужно готовиться к тяжелой борьбе и жертвам во имя святого Православия и России.

Невменяемые
о «малом народе», протоиерее Александре Мене и его последователях

В свое время выдающийся русский математик Игорь Ростиславович Шафаревич ввел в науку понятие «малый народ», на мой взгляд, в высшей степени удачное. Тогда на Шафаревича набросились либералы-диссиденты, обвинившие его в антисемитизме, поскольку, по их мнению, под «малым народом» Шафаревич подразумевал исключительно евреев, хотя сам Игорь Ростиславович спокойно и внятно объяснил, что в это понятие могут входить люди самых разных национальностей, в том числе и русские. Он доказал, что объединяет «малый народ» не кровь, а патологическое стремление всегда быть против большого народа, против порядка и традиций, выработанных эти народом в течение веков.

Нападки на Шафаревича лишь убедительно подтвердили, что в составе «малого народа» присутствуют также и евреи. Сегодня мы наблюдаем, что «малый народ» действительно многонационален. Самые разные этнические элементы вошли в его состав и пытаются окончательно навязать свою волю и стиль жизни большинству нашего общества.

Конфликт между малым и большим народами всегда приводил к жестокому и кровавому столкновению. Отсюда и нарастающая в последнее время тревога. «Малый народ», он хоть и малый, но очень активный. Этой активностью он компенсирует свою малочисленность. Пока большой народ неторопливо протирает свои сонные глаза, малый уже успевает везде «пометить» его большую территорию.

Есть представители «малого народа» и в Церкви. Мне уже неоднократно приходилось писать о них. В частности, в статьях «Высокомерие убивает понимание», «Советский вопрос и церковная революция» и др. Ярчайшим представителем «малого народа» в Церкви был протоиерей Александр Мень, зверски убитый в 1990 году. Этот, несомненно, талантливый человек, безусловно, является одним из главных отцов основателей современного неообновленчества.

Впервые я услышал проповедь-лекцию отца Александра в клубе на Красной Пресне, незадолго до его гибели. Эта лекция произвела на меня неприятное впечатление. Меньше всего отец Александр был похож по своей манере на священника. Стоило закрыть глаза и казалось, что говорит не православный батюшка, а профессиональный лектор из общества «Знание», надевший на себя рясу с крестом. Один из слушателей после лекции непроизвольно задал вопрос: «А в Бога-то он верит?»

У протоиерея Александра Меня можно выделить две, на первый взгляд несовместимые, идеи. Первая – Церковь включает в себя все, что нравится отцу Александру. Разве что колдовской культ вуду туда не вошел. И получается, что Господь наш Иисус Христос совершенно «необязателен» для спасения. Учение отца Александра тяготеет к несторианской ереси, сущность которой заключается в растворении Церкви в стихии мира. Вторая идея – двойная богоизбранность евреев, ветхозаветная и новозаветная. У отца Александра выходит, что евреи в новозаветной Церкви имеют особую миссию, т. е. они не такие, как все прочие христиане. Вот и получается парадокс – с одной стороны Церковь лишается своей церковной ограды и мусор всего мира сметается меневской метлой к ее алтарю, а с другой – солью Церкви оказываются исключительно соплеменники отца Александра. Ложная вселенскость и подлинная местечковость в одном флаконе – вот суть учения протоиерея Александра Меня. И не стоило бы разбирать его идеи, если бы он не был православным священником. Ничего нового и интересного в учении отца Александра нет.

Нечто подобное проповедовали представители «малого народа» во все времена, начиная с гностиков и кончая серебряным веком. Например, в XIX веке жил протоиерей Герасим Павский, один из директоров «Библейского общества», считавший, что Церковь объемлет все исповедания. Он полагал, что православный священник ничем не отличается от лютеранского пастора. Среди «продвинутых» христиан того времени была также популярна идея создания храма в Москве с тремя отделами – для православных, католиков и лютеран. Протоиерей Александр Мень все эти идеи «творчески» развил и дополнил. Когда говорят, что благодаря отцу Александру воцерковились многие заблудшие интеллигенты, то я задаю вопрос: а хорошо ли это? Что это дало Церкви, кроме дополнительного взрывчатого вещества, называемого церковным диссидентством? Да, они вошли в Церковь, но едва освоившись в Ней, начали тут же охаивать традиции большого церковного народа. Так лучше бы не воцерковлялись вовсе! Поразительна самоуверенность его последователей. Они, как впрочем, все представители «малого народа», как представители сектантского образа мышления, абсолютно невменяемы. Мне приходилось с ними беседовать. Это оказалось совершенно бесполезно. Для меневцев ни Евангелие, ни святые отцы не являются авторитетом. Они признают только книги своего убиенного учителя.

Что же касается ужасной смерти протоирея Александра Меня, то, конечно, она вызывает сочувствие, как говорится, такого конца и врагу не пожелаешь. Но, к сожалению, невменяемые поклонники убитого священника сделали все, чтобы отравить наше христианское чувство сострадания. Буквально на следующий день после убийства они стали обвинять в этом «русских экстремистов-антисемитов». Позже следствие не только не подтвердило эту гнуснейшую клевету, но и пришло к выводу о чисто уголовной причине убийства, ни с какой идеологией не связанной. И хоть бы кто-нибудь извинился! Но чему же тут удивляться, ведь невменяемость «малого народа» всегда сочетается с его вопиющей наглостью.

Вместе с тем, я продолжаю сочувствовать отцу Александру Меню. Какая незавидная судьба! Ортодоксальные евреи считают его предателем своего народа, а большинство православных христиан – отступником от Христовой Церкви. Впрочем, близко знавшие отца Александра говорят об его искренности. Проявил он и несомненное мужество в момент злодейского убийства. Поэтому помолимся за его бессмертную душу.

Новогодний Ургант и внук советского узбека
о телевизионной пошлости и имперском духе

Вечером 31 декабря вся наша большая семья традиционно собирается в московской квартире на Смоленском бульваре, где живет моя мама. В этой квартире я родился, здесь прошли мои детство и юность. И хотя настоящий Новый год, согласно церковной традиции, наступает первого сентября (по старому стилю), я люблю эту ночь, с 31 декабря на 1 января. Люблю новогоднюю елку в нашем доме, неизменно большую и пушистую. В детстве мы всей семьей наряжали ее, а утром 1 января мы с сестрой приподнимали тяжелые изумрудные хвойные лапы и находили под ними подарки. Новый год мне дорог еще и потому, что 31 декабря день рождения моей незабвенной бабушки Татьяны Александровны Власовой, которая играла в нашей семье особую роль. Пока она была жива, мы ощущали себя как за железобетонной стеной. Татьяна Александровна была человеком большого ума и несгибаемой воли, крупным ученым – академиком, директором НИИ дефектологии. Она была ведущим организатором науки, которая называется дефектология. Все дефектологи мира признавали нашу школу дефектологии лучшей и приезжали к нам учиться. Но в период перестройки эта наука была уничтожена, и даже название ее исчезло. Теперь НИИ дефектологии называется Институтом коррекционной педагогики. Это все равно, как если бы назвать Первый медицинский институт фельдшерскими курсами.

Татьяна Александровна никогда никого и ничего не боялась, спасла многих людей в непростое советское время. Она могла запросто позвонить в компетентные органы и попросить не трогать того или иного человека, и работники этих органов всегда шли ей навстречу. Один из них, уже пребывая на пенсии, признался моей бабушке: «Мы не могли устоять перед вашим напором, обаянием и бесстрашием». Так, она очень помогла великому филологу Виктору Владимировичу Виноградову, которого после ссылки никто не хотел принимать на работу, а Татьяна Александровна, не раздумывая, приняла. Другой в высшей степени показательный случай произошел еще в ту пору, когда моя бабушка работала в ЦК КПСС и курировала все педагогические вузы страны. Произошло это в 1948 году. В НИИ дефектологии работал тогда выдающийся дефектолог Федор Андреевич Рау, один из основоположников российской и советской сурдопедагогики (обучение людей с нарушением слуха). Федор Андреевич Рау – выходец из Германии. В Россию он перебрался еще в конце XIX века. Федор Андреевич был пламенным патриотом России и очень переживал, когда началась Великая Отечественная война. И он, несомненно, пошел бы на фронт, если бы не преклонный возраст. В 1941 году ему было 73 года. В его рабочем кабинете висел портрет Сталина, который не снимался вплоть до смерти ученого в 1957 году. Федор Андреевич Рау был учителем моей бабушки Татьяны Александровны. Также он является прадедом мой жены Ольги.

В 1948 году в компетентные органы на Федора Андреевича поступил донос, в котором ученый обвинялся в том, что он, являясь немцем по происхождению, специально оглушал советских детей. Случай этот разбирался в комиссии ЦК, которую возглавляла моя бабушка. Во время разбирательства встал один из оппонентов Федора Андреевича и заявил: «Знаете ли вы, товарищи, что настоящее имя Федора Андреевича вовсе не Федор Андреевич, а Фридрих Альберт Вильгельм». На что Татьяна Александровна мгновенно среагировала: «Так и про вас, Михаил Борисович, известно, что зовут вас вовсе не Михаил Борисович, а Мойша Борухович. И что же мы теперь будем делать?» Федор Андреевич был спасен, а доносчики наказаны.

К слову сказать, писательница Людмила Улицкая занимается нечистоплотными подтасовками в своем романе «Зеленый шатер». В главе «Демоны глухонемые» она называет Федора Андреевича Рау Яковом Петровичем Ринком. Приведу красноречивую цитату: «…великий специалист Яков Петрович Ринк, представитель целой династии педагогов, почти сто лет разрабатывающих методы развития речи у глухих, глухонемых и слабослышащих». Нет никаких сомнений в том, что здесь имеется в виду Федор Андреевич Рау. Конечно, автор имеет право на художественный вымысел, но нельзя же наглеть до такой степени, чтобы немецкое имя великого ученого переделывать в имя, очень напоминающее имена соплеменников Улицкой.

Вернемся к моей бабушке. Убежден, что даже гестаповцы с их чудовищными пытками не смогли бы ее сломать. Будучи партийной, она никогда не хулила Бога и Церковь. Умирая, она сказала мне слова, которыми я живу и поныне: «Внук, не бойся смерти, она тихая, милая и розовая как весенний сад». Разве может такое произнести безбожник?

Почему я вспоминаю мою бабушку? Потому, что она олицетворяет для меня настоящего советского человека, сохранившего русскость и не предавшего Христа. Вот на таких «красных» директорах держалась наша жизнь в неоднозначное советское время. Благодаря таким людям, мы создали великую и могучую страну – Советскую империю. Уже нет в живых моей бабушки, нет и той великой страны. И каждый Новый год означает для меня, прежде всего, мысленное возвращение в советскую эпоху, без которой не было бы ни меня, ни моей семьи.

31 декабря 2012 года мы, следуя семейной традиции, собрались в квартире на Смоленском бульваре. Сели за новогодний стол и, конечно, сначала помянули Татьяну Александровну, пропев ей «Вечную память». Затем стали вспоминать прожитое и тех, кто бывал здесь. А бывали здесь и великий филолог Виктор Владимирович Виноградов, и мой дед по материнской линии, выдающийся ученый-химик, академик РАН и Герой Социалистического Труда Иван Павлович Алимарин, и блестящие историки Николай Николаевич Молчанов и Николай Николаевич Яковлев, и гениальный русский художник Анатолий Тимофеевич Зверев, и министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева и многие другие.

Я перечисляю все эти имена вовсе не для того, чтобы похвастаться своим прошлым, а для того, чтобы на примере всего лишь одной советской семьи показать, что мы жили в «эпоху большого стиля», в эпоху выдающихся и могучих людей, к которым можно по-разному относиться, но в которых не было самого страшного – пошлости, этой всепожирающей нравственной гангрены, которую так ненавидел великий русский аристократ и патриот Константин Леонтьев. Да, не было в советской эпохе пошлости! Встречались, конечно, и пошлые люди, и пошлые явления. Но сама пошлость, как сущностное имманентное качество, не была присуща советскому времени и стране, называемой СССР. Были великие подвиги и великие глупости, были величайшие нравственные взлеты и великие преступления, одним словом все, что характеризует большой стиль. Но пошлости не было!

Особенно, конечно, мы вспоминали в эту новогоднюю ночь бабулю Таню, так ласково называли мы с сестрой Татьяну Александровну Власову, без которой были бы невозможны все эти знаковые встречи на Смоленском бульваре.

В ожидании новогоднего выступления нашего Президента Владимира Путина включили телевизор, Первый канал. Шел то ли «Голубой огонек», то ли еще что-то. Название не имеет значения. Главное – форма и содержание программы. Ведущим был известный хохмач Иван Ургант. Восседал Ургант на некоем возвышении за столом, покрытым алой скатертью. На столе перед ведущим лежал венок, сплетенный из еловых веток. Крайне неприятная эстетика, которую я называю «эстетикой смерти». Ургант весьма напоминал работника ритуальных услуг, и каждое объявление им нового номера содержало в себе глумливые кощунственные интонации. Например, он объявляет, что сейчас мы увидим танцующую Россию, и на сцену выходят русские, почти голые молодухи, которые начинают кривляться и петь похабную песню. И в таком вот духе проходила вся программа. Все это выглядело как издевательство «малого народа» над Россией и русским народом. Главный «талант» Ивана Урганта, пришедшего на смену другому хохмачу Максиму Галкину, состоит именно в умении опошлить все возвышенное и глумиться над всем духовным и нравственным, прежде всего, над Христианством. Например, в сотом выпуске своей программы «Вечерний Ургант» автор заявил, что за время его эфиров «произошло три непорочных зачатья». Понятно, что парень совсем осатанел, что он собирает горячие угли на свою малонародную голову, оскорбляя Божию Матерь и Ее святых родителей. Но непонятно другое. Почему вся эта содомская мерзость транслируется по первому федеральному каналу, который должен быть образцом нравственности и академизма, тем более, что наш Президент в последнее время неоднократно заявлял о необходимости качественного повышения уровня нравственности и патриотизма в нашей стране. Ведь очевидно, что урганты и нравственность, урганты и патриотизм – вещи несовместные. Подобные программы следует рассматривать как вражескую диверсию, направленную против Российского государства и Русской Православной Церкви. Эфиры Урганта, особенно сотый, необходимо рассматривать как оскорбление чувств православных верующих. Гвоздем сотой программы «Вечерний Ургант» был американский рок-музыкант, сатанист и извращенец Мерилин Мэнсон. Образина по имени Мерилин Мэнсон состояла из черной шинели, фуражки, темных очков и намазанных бордовой помадой губ. Образина несла такую похабщину, что я не в состоянии ее цитировать. Ваня Ургант млел от восторга, который закончился тем, что он попросил у педераста и сатаниста Мэнсона его помаду и намазал ею свои губы. Затем Ургант передал Мэнсону свои тени для глаз и тот нарисовал ими себе усы. От такого зрелища может стошнить. Все это очень походило на сатанинскую инициацию. К тому же Ургант достал фотографию Виталия Милонова, известного борца с пропагандой гомосексуализма и других извращений, и сказал, нагло и цинично улыбаясь, что эта фотография является оберегом от страшного Мэнсона. В заключении Ургант попросил американского сатаниста поздравить всех с наступающим Рождеством Христовым какой-нибудь из своих песен. Мэнсон взял микрофон и начал издавать звуки, которые Церковь однозначно рассматривает как признаки беснования. Все это происходило 31 декабря, т. е. в Рождественский пост.

И где наши правоохранительные органы? Что произошло бы с Ургантом, если бы он попросил Мэнсона поздравить мусульман с каким-нибудь мусульманским праздником? Я уже не говорю про иудеев, особенно хасидов. Иван, а не поехать ли вам вместе с Мэнсоном в Израиль и не подойти ли к Стене Плача, когда там молятся хасиды? Что? Слабо?! Конечно, ведь вы прекрасно знаете, что для вас с Мэнсоном этот день станет последним!

А ведь какая замечательная бабушка у Ивана Урганта. Все мы помним ее по советскому киношедевру «Белорусский вокзал», в котором она потрясающе пела о том, что «нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим».

Предвижу ханжеские отзывы на мои слова, в которых меня упрекнут в том, что я смотрю телевизор в пост, да еще такие вот программы. Мне уже не один раз писали подобное. У нас почему-то в последнее время появилось много людей, которые всегда точно знают, что должен и чего не должен делать или говорить священник. Но мне ведь не приходит в голову учить врача, как надо лечить, летчика, как надо летать, футболиста, как надо играть, архитектора, как надо проектировать и т. д. Я безусловно, не стал бы писать про Ивана Урганта и его программу, если бы не считал необходимым показать, какую страну мы потеряли и какую нам навязали и продолжают навязывать. Если мы не поймем глубоко, до мозга костей, что с нами сделали и делают, то мы не сможем возродиться!

На следующий день я служил Литургию в нашем храме. После службы поехал домой. Москва была пустая, и я решил поймать такси. Только взмахнул рукой, как тут же остановился белый старенький «Рено». Смуглый молодой человек с азиатским разрезом глаз, приветливо улыбаясь, пригласил меня сесть в салон, не назначив при этом цену за проезд. Мне это понравилось. Затем он неожиданно сказал: «Денег мне не надо, а вот у меня к вам просьба. Вы ведь священник, и пока мы едем, расскажите мне про Москву. Я очень хочу побольше узнать про Москву, про Россию, про русских». Мы разговорились. Молодой человек оказался узбеком. Я сказал ему, что Москва – это наше сердце, сердце России. Неожиданно узбек с небольшим акцентом, но точно процитировал известные строки Пушкина:

 
Москва! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось,
Как много в нем отозвалось.
 

Это прозвучало совершенно неожиданно. А узбек продолжал: «Я и Есенина читаю, а вот сейчас начал читать «Войну и мир». Внешность узбека никак не совмещалось в моем сознании с тем, что я от него услышал. На вид – обычный представитель бывшей среднеазиатской республики, каких мы сегодня встречаем в Москве на каждом шагу.

Мы уже подъехали к моему дому, но расставаться не хотелось ни мне, ни ему, и мы продолжили разговор. Я спросил его, откуда у узбека такой неподдельный интерес к России и такой хороший русский язык. Бабур Шах-бек, так представился мне узбек, сказал: «Да это все благодаря деду и бабушке. Дед прошел всю Отечественную войну, стал Героем Советского Союза. По-русски говорил так же как вы. А бабушка была учительницей русского языка. Они совсем недавно умерли. Им обоим было под сто лет. Дед был очень крепкий, детей у него было много, я поздний внук. Деда звали Абдуазим, что значит раб Божий. Он всегда учил меня с уважением относиться к русскому народу и русской культуре, а бабушка, уже находясь на пенсии, учила меня русскому языку, потому что, когда я учился в школе, русский у нас очень плохо преподавали. А еще до Великой Отечественной войны дед усыновил двух сирот из Перми, брата с сестрой. Они долго жили в Узбекистане, но когда началась перестройка, русских погнали из Узбекистана и дед, боясь, что их убьют, помог им уехать в Пермь, где у них оставались какие-то дальние родственники. Он очень переживал. А теперь мы иногда встречаемся с ними в Москве. Они считают моего деда родным отцом».

Я понимаю, что таких узбеков сейчас немного, но все равно мне очень хорошо стало на сердце, как от воспоминаний о моей бабушке Татьяне Александровне. А еще утверждают, что не было в Советском Союзе подлинной общности людей, единого имперского самосознания!

Я убежден, что пошлость ургантов не одолеет наш имперский дух. Никогда мы не променяем светлый лик Гагарина на черную образину Мэнсона. Урганты, берегитесь! Скоро серный дождь прольется на ваши содомские головы!

А мы будем неустанно молиться Заступнице нашей: Пресвятая Богородица, спаси Свой удел – Россию!