Электронная библиотека » Александр Сивинских » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 16 декабря 2013, 15:13


Автор книги: Александр Сивинских


Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Не тут-то было.

– В штыки их, ребята! – заревел я и, вцепившись в рукоятку обеими руками, потянул нож на себя, совершая лезвием пилящие движения.

Инопланетный хитин трещал и расползался. Ленточное тело твари билось и скручивалось за броневым слоем уплотнившегося воздуха. Я рвал нож на себя и орал с веселой яростью победителя. Наконец голова червя развалилась пополам, изнутри хлынул поток прозрачной жидкости, но я уже успел откатиться в сторону.

Слондатики мои не подкачали. Комар и Махмуд разделали своих противников как свиней, любо-дорого посмотреть. Молоканов, потомственный крестьянин, лёжа на боку, деловито отделял голову червя от слабо вздрагивающего тела. Не повезло одному Косиевичу. И не повезло катастрофически. То ли «гурия» ему попалась чересчур проворная, то ли сам он растерялся. Сейчас одна его рука была зажата в пасти ленточного паразита, который полностью скрылся в недостижимое для нас «застеколье» и толчками отползал к поваленной сосне. Косиевич, дико завывая, упирался ногами и царапал второй рукой по земле, сгребая хвою и траву.

Приподнявшись на кончиках пальцев и носках ботинок, я как ящерица метнулся на помощь. Не успел совсем чуть-чуть. В два сильнейших рывка червь утянул сержанта к себе и быстро заскользил прочь. Косиевич свисал из красной пасти будто кукла, подошвы берцев скользили по поверхности незримого «потолка». Отрицательно направленное тяготение на человека явно не действовало.

Из виду они скрылись за считанные секунды.

– Отделение, слушай приказ. Вводная меняется, – жёстко сказал я, придя в себя. – Никаких, к хренам, «языков». Всех под нож.

– Ну, один-то язык у нас есть, – сообщил Молох, запихивая в ранец отрезанную и обмотанную полиэтиленовой плёнкой голову «гурии». – Тут он, поди-ка, найдётся.

Несколько минут спустя мы нашли то, что осталось от младшего сержанта Косиевича. Удивить безголовый труп уже никого не мог.

Хоронить прах товарища не стали, просто забросали ветками. Так же, как давеча покойных исследователей НЛО.

* * *

Впереди вздымался аккуратный, полностью свободный от сосен пригорок.

Высотой он был, навскидку, метров двенадцать-пятнадцать, диаметр основания под сотню. По склонам тянулись длинные мосты перезревших маслят. Сбоку от вершины рос разлапистый куст «волчьей ягоды», обильно забрызганный капельками рыжих и жёлтых плодов. Ничего, хотя бы отдалённо сходного с инопланетным кораблём, на этой возвышенности не было. Я открыл планшетку, сверился с картой. Если карта не врала, этот бугорок и являлся точкой «максимальной активности».

– Добрались. Нам наверх, – сказал я.

– Упрёмся, – безразлично заметил Комар.

– Вряд ли. По-моему, «потолок» повторяет все изгибы рельефа. Короче, так. Перекурите пять минут, я постерегу. Потом двинемся.

Невидимая плоскость и впрямь точно следовала рельефу. И через метр и через два никто из нас не уткнулся в неё головой, зато над спинами она оставалась на прежнем расстоянии. Определялось это легко, достаточно было чуть приподнять зад.

Мы карабкались на пригорок, давя грибы, и – странный факт! – практически не ощущали, что ползём в гору. Скорей наоборот, нас как бы слегка подталкивало к вершине. Сначала я думал, что это адреналин фокусничает, а когда опомнился и заорал «тормози!», было уже поздно. Неодолимая сила поволокла так, будто не вверх мы двигались, а вниз. По крутому, мало не отвесному склону. Мелькнула мысль о воронке гигантского муравьиного льва – и я ухнул в какую-то яму.

Полёт был недолог, приземление не мягко. Точно на голову мне свалился Молох, отчего я на некоторое время потерял способность анализировать обстановку. А когда очухался, пожалел, что не вырубился насовсем.

Мы находились в обширном (как раз с предательский холмик) округлом помещении, строгом до аскетизма. Снизу – лесной дёрн, вырезанный вместе с травинками, хвоинками, вездесущими маслятами и даже муравейником. Такие же дерновые стены. Примерно посередине помещения в десятке сантиметров над полом парила овальная плита, испещренная, будто сито, крошечными отверстиями. Вверху, как повелось, туманная светящаяся плоскость. Принцип горизонтального расслоения пространства работал и здесь.

А из тумана, едва не касаясь алыми рылами пола, свисали гроздья «гурий». Десятки тварей. Все они были абсолютно недвижимы, но ощущалось – живы. Наготове. Ждут лишь сигнала, чтобы навалиться скопом, откусить нам головы, пожрать мышцы и внутренности и высосать кальций из костей.

Сигнала почему-то не было.

Я медленно вытянул из чехла нож.

Черви оставались неподвижными.

– Работаем, бойцы, – скомандовал я и пополз к ближайшей твари.

* * *

Ну и грязная же это профессия – мясник.

* * *

К тому времени, когда большая часть «гурий» была уничтожена, я накушался разделочных работ досыта. Я был с головы до ног залит пахнущей глиной секрецией. Или лимфой. Да без разницы. Подозреваю, этот запах долго ещё будет вызывать у меня тошнотные спазмы.

Приказав слонам побыстрее заканчивать, сам направился к дырчатой плите. Видимо, это и была пресловутая летающая посудина. Размером она была с обеденный стол из солдатской столовой, толщиной чуть больше полуметра. Она висела в воздухе надёжно, не сдвинешь – и из-за множества отверстий неправильной формы походила на губку или кусок пемзы. Только поверхность не шершавая, а гладкая, будто покрытая тефлоном. Изнутри слабо веяло теплом. Дыхание? Вентиляция? Выхлоп? Я совсем было решился поковырять плиту ножом, когда меня окликнул Молоканов:

– Товарищ старший лейтенант, давайте сюда. Скорее! Тут, блин, такое…

 «Такое» было – глист. Ну, глист и глист. Казалось бы, чего с ним церемониться? Нож в основание головы, где шкура помягче, провернул на треть оборота для надёжности, и готово. Однако эта тварь заметно отличалась от прочих. Мерзкое её рыло являлось безобразной карикатурой на лицо младшего сержанта Косиевича.

– Серёга, – бормотал пораженный Молох. – Это же Серёга, блин. Что же получается, товарищ старший лейтенант, они все – люди?

– Похоже, что так, – просипел я. Во рту вдруг почему-то пересохло.

В этот момент чешуйки и крючочки на морде бывшего сержанта пришли в движение. А потом одна из сочащихся слизью бородавок лопнула, приоткрыв вполне человеческий глаз.

То, что случилось дальше, трудно назвать разговором. Всё больше превращающийся в ленточного червя Косиевич хрипел, скрипел и перхал, силясь продавить сквозь своё нечеловеческое горло понятные человеку звуки. Поведать нам хотя бы часть знания, которое уже возникло в его трансформирующихся мозгах.

Понять его можно было с пятого на десятое. И далеко не факт, что понимали мы его верно.

Это была колонизация. Никакое не вторжение, не война, а мирный поступательный процесс взаимопроникновения культур. Та дырчатая штуковина, что плавала неподалеку, являлась автоматическим зондом, призванным подготовить земную цивилизацию к встрече с вселенским разумом. Прежде всего, запустить процесс раскатки пространства на пласты. Обратить объём в плоскость; ясно вам, гордые последователи Галилея? Сейчас этим процессом управляет зонд, но скоро наступит резонанс с гравитационным полем Земли, и вот тогда караул. Скорость роста зоны будет исчисляться экспоненциальной зависимостью, тектонические подвижки достигнут пиковых значений, и поверхность планеты разутюжит так, что любо-дорого. Нужно это, чтобы упорядочить человеческое общество, расслоив по кастам и разделив по ранжиру. Как пирог. Внизу, придавленные и уложенные мордой в грязь, дабы понимали свою цену, аборигены. Выше – те же аборигены, но модифицированные. «Гурии», способные к частичному контакту с высшей расой. Слой для них чуть пообъёмнее, свободы побольше, но тоже не досыта. И наконец наверху, вольные как ангелы, высшие существа. Бесконечно мудрые и бесконечно милосердные. Прибытие их ожидается позднее, когда зонд пошлёт сигнал, что «пирог» полностью готов к употреблению.

– А если не пошлёт? – спросил я, оценивающе присматриваясь к плите.

Косиевич задёргался и забулькал. Если я правильно понял, обозначало это: тогда живите спокойно. Ангелам недосуг отслеживать судьбу каждого зонда, коих рассеяны по вселенной – миллионы. Нет сигнала, нет и «пирога». Какой смысл лететь на обед, который не готов.

– Уничтожить-то его можно?

– Сердцевина биологическая, – вполне разборчиво проскрежетали красные жвала. – Защитные поля действуют только в космосе.

* * *

Вскрыть оболочку зонда не представлялось возможным. Острие ножа скользило по поверхности, едва цепляясь за отверстия. Автоматные пули рикошетили, не оставляя малейшего следа. Вот когда я пожалел, что не захватил с собой хотя бы парочку гранат. А впрочем… Если этот зонд рассчитан на путешествие сквозь космос, пусть даже в оболочке защитных полей, вряд ли он столь хрупок, чтоб поддаться банальной лимонке.

Всё было напрасно. Я перевернулся на спину и закрыл глаза. Земля ощутимо вибрировала, практически без остановки: тектонические процессы набирали обороты. Рядом посапывали бойцы (существует ли вообще ситуация, в которой не сможет уснуть российский солдат?), в отдалении издавал тихие звуки Косиевич. Членораздельно говорить он был не способен уже минут двадцать. Ещё немного, и его придётся кончать, подумал я безразлично. Иначе он кончит нас.

Что-то мелкое и дьявольски настойчивое принялось грызть меня за ухом. Я почесался, нащупал твёрдое тельце.

Это был муравей. Опять муравей. Крошечный санитар леса. Любитель поживиться всякими вредителями. Всякой биомассой.

Всякой.

– Подъём, гаврики! – заорал я и пополз к муравейнику. – Сапёрные лопатки к бою!

Нельзя сказать, что у нас всё получилось сразу в лучшем виде. Поверхность плиты была фантастически скользкой, потенциальные спасители Земли съезжали с неё как детишки с ледяной горки. Но присутствовал один фактор, который играл на нас. Фактор массы, если вы меня понимаете. Муравьёв были десятки тысяч. И пусть тысячи падали на пол, но сотни всё-таки попадали внутрь. А останавливаться мы не собирались.

Лопаты вскоре пришлось бросить и действовать голыми руками.

Разъярённые нашим поведением, муравьи кусались, брызгали кислотой и снова кусались. На головы мы натянули противогазы, но руки!.. Мне казалось, что я орудую по локоть в кипятке. Я выл от боли, но продолжал сгребать с полу мурашей и буквально втирал их в отверстия зонда. И надеялся, что там, внутри, они не растеряются – отыщут, во что вонзить челюсти.

Они отыскали. И, похоже, сумели сообщить собратьям о залежах халявной пищи. Потому что вскоре количество муравьёв снаружи стало убывать. Уже без нашего участия. Насекомые по оставшейся от муравейника насыпи из земли и хвои маршировали туда, куда их гнал голод. Или долг. Или любопытство. В конце концов, чем средний муравей отличается от среднего солдата? Не умом ведь, х-хэ.

Разве что числом ног.

Я скомандовал отступление, а затем и отдых. Червю-Косиевичу в целях безопасности натянули на рыло ранец и крепко обмотали ремнями. Впрочем, он всё равно пребывал в оцепенении. Должно быть, у него наступила фаза куколки. Так же как у тех «гурий», которых мы пластали полчаса назад. Иного объяснения пассивности этих тварей у меня не было. Да и откуда им взяться, объяснениям? В конце концов, я не паразитолог.

Прожорливые крошки окончательно нарушили работу инопланетного биомозга в 13.10. Земля содрогнулась в последний раз: тихонько, как остывающая после любви женщина – и всё кончилось. Разом.

Мы очутились на вершине холма, рядом с кустом «волчьих ягод». Повсюду валялись дохлые «гурии». Бывшего младшего сержанта среди них можно было отыскать только по ранцу на голове – перерождённое тело бедолаги было расслаблено и недвижимо. Поодаль, наполовину зарывшись в землю, лежала облепленная муравьями дырчатая плита зонда. Туман стремительно рассеивался.

Я встал сначала на четвереньки, затем оттолкнулся руками, с хрустом распрямил спину и поднялся во весь рост.

– Алла, как же это прекрасно, быть прямоходящим, – восторженно сказал Махмудов и воздел красные, точно освежёванные руки к небесам.

У остальных грабли выглядели точно так же. Муравьи – ребята основательные, халтуры не терпят. Представляю, во что они превратили содержимое летающего блюдца.

Взяв автомат на плечо, я посмотрел в сторону Косиевича и спросил:

– Как попрём «языка», разведка?

Бойцы молчали. Торопить их мне не хотелось. Пускай хорошенько обдумают, взвесят. Уверен, решение будет таким, как следует.

Как должно.

– Товарищ старший лейтенант, – наконец подал голос Молоканов. – Серёга вряд ли хотел бы, чтоб его это… исследовали. Чтобы… живьём.

Я поочерёдно взглянул на остальных. Махмудов и Комаров кивнули.

– Согласен, – сказал я.

Прихрамывая (колени после многих часов пластунских упражнений были содраны, наверное, до кости), подошёл к длинному плоскому телу, вынул из кобуры пистолет, взвёл и приставил дульный срез к туго перетянутому ремнями ранцу.

– Прощай, Серёга, – тонким голосом сказал Молох.

Выстрелы ПМ-а прозвучали негромко. Совсем негромко.

Коренные различия

Ноги у девчонки росли, что называется, от самых коренных зубов и, наверное, именно поэтому бюста у неё почти не было. Вообще, походила она более всего на циркуль – очень привлекательный чуточку веснушчатый русоволосый циркуль. Она прошла мимо нас, помахивая канареечно-жёлтым кожаным рюкзачком и напевая какую-то незнакомую песенку про «невинную пастушку, не знавшую стыда». Пограничник проводил её долгим взглядом, а когда девчонка скрылась за зеркальной дверью VIP-портала, повернул холёную морду ко мне и, манерно растягивая гласные, будто токер с лень-канала, переспросил:

– Ну-у, так где ваш техпаспо-орт, Типуно-ов Матвей?

– Тиунов, сержант. Нет техпаспорта. Я натурал.

Он презрительно скривил рот, но от комментариев воздержался.

– В таком случае чётко назовите ваш по-ол, биологический во-озраст и-и…

Пограничник на секунду окаменел лицом. Только слегка шевелились губы – видимо, читал подсказку на стекле очков-коммуникатора…

– И ве-ероисповедование-э.

– Мужской. Семнадцать. Культур-атеист последнего разбора.

Я оставался невозмутимым, когда сержант раздельно, слово в слово, повторял сказанную мною галиматью о последнем разборе в микрофон. Даже когда он снова коченел, следя за информацией, выведенной на очки-суфлёры. И только когда он наконец отвёл автомат в сторону, я перевёл дух. Ну, блин, развлёкся! Тянули меня за язык, что ли? Нет, зря я пил этот коньяк, ой зря. Подумаешь, зуб ноет. Лучше б перетерпел.

– Тиуно-ов Матвей, – заговорил сержант, – вам позволено пройти на территорию космопорта имени Валентины Терешковой.

Я облегчённо улыбнулся и уж, было, двинулся к входу, но пограничник вновь шевельнул стволом:

– До-олжен предупредить вас, что любая-а а-атеистическая пропаганда на территории космопорта строжайше запрещена-а. Нарушение карается штрафом в размере стоимости билета на орбитальный челно-ок. Или же, при отсутствии достаточных средств на счету нарушителя, изъятием названного билета. Или же, при отсутствии последнего, направлением на хозяйственные принудрабо-оты. Надеюсь, у вас имеется хотя бы биле-ет на орбитальный челно-ок?

– О да, – сказал я. – И не только на челнок. Я отбываю на Пажить.

Он снял очки, отвёл усик микрофона к виску и со вкусом загоготал.

– Скатертью дорога, натурали-ист!

* * *

– Значит, мама не приедет? – Отец загасил сигарету о серебристую стенку космодромного мобиля, уронил бычок под ноги. Откуда-то проворно вынырнула раскрашенная в осиные цвета голокожая крыса-мусорщик, сожрала окурок и стремглав шмыгнула прочь.

– Я же сказал. Нет.

Скрыть раздражение стоило огромного труда. Отцу было достаточно мигнуть, и меня доставили бы к самому трапу челнока на роскошном служебном «Тоболе». Вместо этого я сначала дурак-дураком полчаса парился в душном такси, потом чёртову прорву времени торчал на самом солнцепёке, исповедуясь перед тупым пограничником в своей религиозной и половой принадлежности. А на десерт должен выслушивать его задолбавшее дома бормотание. Троглодит хренов! Ну что стоило бабушке с дедушкой двести пятьдесят лет назад заморозить не всего сыночка, а только его семенники?

– Мэт, ты, кажется, всё ещё сердишься на меня?

– Папа, я же просил называть меня Матвеем.

– Ах да, прости. Виноват, исправлюсь…

Ой, что это? Папец изволил пошутить? Корявенько, корявенько.

Правдой слова его быть не могли. Виноватым себя он не чувствовал. Ни в коей мере. Как же, он ведь благодетель (про благо вспомнит обязательно, ручаюсь чем угодно), которому я должен быть благодарен по гроб жизни!

– Так ты не сердишься? Пойми, это делается во имя твоего блага. – (Вот, я же говорил!) – Я рассчитываю сохранить твою само…

Я надул пакет из-под вафельных трубочек, купленных в лавочке «Дьюти фри» и с маху опустил на ладонь. Хлопнуло здорово – раньше у меня так никогда не получалось. Отец осёкся, нахмурился.

– Да ладно, папа, – сказал я громко (на нас обернулись две сухощавые тётки с перестроенными под «ягодку опять» лицами и шевелюрами; увы, на омоложение шей денежек им не хватило), – я всё это слышал не раз. Теперь послушай меня ты. Сколько себя помню, ты день за днём стонал: ох два с половиной столетия криогенного кошмара, выпавшие на мою долю – не пожелаешь и врагу! Ах, бессердечные родители, ввергнувшие меня в этот жуткий мир, где люди – не люди, а всего лишь ёмкости для разведения механических амёб! О, пусть бы лучше я умер младенцем, но в своё время! А что сейчас?

Я яростно смял обрывки пакетика и бросил комок всё той же полосатой жёлто-чёрной крысе, выскочившей на шум и маявшейся, требовательно попискивая, поодаль. Она срубала их с поразительной жадностью, словно голодала, по меньшей мере, неделю.

– Что – сейчас?

– А то! Ты с муравьиным упорством торопишься повторить их ошибку. Вышвыриваешь меня из моей жизни в какую-то мерзкую дыру, где даже зубы лечат при помощи дрели и цемента!

– Ага, слышу мамины слова. – Он с осуждением покачал головой. – А что зубы? Ну, подумаешь, зубы…

Подумаешь? У самого бы так хоть раз в жизни ныл коренной, как у меня сейчас.

– Зато, Мэт, – поднял он палец, – в твоих сосудах никогда не станут ползать…

– …«Эти отвратительные нанопаразиты». Громадное спасибо, милый папочка! Особенно за то, что без нанопаразитов проживу как раз вдвое меньше сверстников. Впрочем, думаю, на твоей разлюбезной Пажити мне и шестьдесят лет покажутся бесконечными. И прекрати, наконец, называть меня Мэтом! Я русский, русский, ясно?! Да, и… не ходи за мной, ладно?

– Не пойду, – сказал он тихо. – Прощай, сынок. Я буду…

Последние его слова отсекли сомкнувшие створки двери мобиля. Я закусил губу, сдерживая слёзы. Аппарат приподнялся и, держась над пунктиром магнитных бляшек, заскользил к снежно-белому орбитальному челноку.

* * *

Отец родился, когда автомобили имели четыре колеса, самолёты были реактивными, все мужчины поднимали гири, растили лохматые бороды и выбривали лысины. А женщины натирали щёки свёклой и носили красные мини-юбки из натурального шёлка или голубые льняные шорты с прорехами на ягодицах. Он запомнил только это, потому что в четыре года и семь месяцев его поместили в криогенную ванну – он был неизлечимо болен. За двести пятьдесят лет болезнь научились лечить, а акции «Норильского Никеля», которые должны были обеспечить его пробуждение и врачевание, повысились в цене раз этак в тысячу. Не в абсолютных величинах (кто сейчас помнит цену тогдашних рублей?) – в относительных. Точкой отсчёта, как и прежде, служит цена карата природных алмазов, которые, при смехотворных ценах на искусственно выращенные бриллианты, до сих пор стоят поистине баснословных денег.

В общем, его разморозили, исцелили, вырастили, дали базовое образование и оставили жить-поживать на ренту с акций. Потому что «впускать в себя механических амёб» отец, став совершеннолетним, отказывался категорически. А приём на любую, даже простейшую работу предусматривает обязательную наноагрессию – введение в организм комплекса нанороботов.

Потом «Никель» в одночасье рухнул под напором «Нанометалл-Россия», и отцу пришлось завербоваться в десантники: за время безделья он нехило развился физически, а базовое образование и боязнь нанотехники – слишком плохое подспорье для того, кто добивается перспективного места где угодно. За исключением армии. Там используют собственные разработки, и гражданские нанороботы призывнику попросту вредны.

В «голубых беретах» он прослужил лет восемь. Там ему без лишних разговоров вогнали титаническую дозу метаболических и медицинских нанороботов под видом противостолбнячной сыворотки и научили ненавидеть не полезные земные технологии, а вредную внеземную жизнь. Он истреблял на Гидролаке костистых шакалов и сопровождал транспорты в Зейском кольце астероидов, знаменитом обилием пиратов. Участвовал в Новосеульской резне клонов 23 года (на стороне карательного отряда Лиги Наций) и выполнял задание по осеменению на Филомене – после мужского мора 25-го. Там он проявил столь высокое рвение, что предписанного полугодового восстановления сил в военном санатории ему не хватило, и он вышел в отставку по инвалидности. Пенсия полагалась изрядная – и это, не считая приличных ежемесячных отчислений с Филомены, где наблюдался взрывной демографический рост.

Женился отец на сослуживице, такой же, как он, отставной десантнице краснознамённого Псковского десантно-штурмового батальона, которую встретил во время гуляний в честь Святого и Приснопамятного Дня Победы. Мама была родом с Пажити – скучной сельскохозяйственной планеты, где нанотехнологии запрещены законом, а многожёнство и рукоприкладство по отношению к слабому полу считаются нормой. Она бежала оттуда пятнадцатилетней невестой, улизнувшей прямо из-под венца – на вербовочном боте десантников. И ни разу о том впоследствии не пожалела.

Дёрнул же маму чёрт рассказать об этой окаянной дыре отцу! Он мигом вспомнил все свои юношеские заскоки, а когда родились мы с Томкой, твёрдо решил, что его дети, во-первых, останутся «натуралами», во-вторых, будут жить на Пажити – и только там! Среди колосящихся нив, хрустальных рек и изумрудных пастбищ. Счастливицу сестру мама забрала, когда уходила от отца к своему теперешнему коновалу от психологии, а я остался. Отец, преодолевая отвращение, двинул в рост по части наземной администрации космослужб. Выслуга, медали, дисциплина в крови – конечно же, его приняли с восторгом. Там он живо заработал право и средства отправить сыночка на жительство в одну из самых отдалённых точек освоенной вселенной.

И вот сегодня мечта последних его, без малого двух десятилетий жизни, сбылась. Я улетал на Пажить. Если туда в ближайшие годы не завернёт ещё один вербовочный бот десантников – то навечно…

* * *

Первым, кого я встретил, поднявшись в челнок, был голографический стюард, посоветовавший занять предписанную компенсационную стартовую ячейку прежде, чем начнётся стартовый отсчёт. Номер ячейки семь. Вторым – мелкий вертлявый паренёк моего возраста, одетый в расшитую петухами просторную косоворотку до колен, синие полосатые штаны и мягкие шнурованные сапожки с кисточками на голенищах.

– Корень! – дружелюбно представился он, протягивая узкую жилистую кисть. – Корень – это вторая производная от фамилии Корнеев и первая от… – Парнишка натренированным движением задрал рубаху, одновременно приспуская штаны… – От этого. Как говорится, ростом невелик, весь в корень ушёл!

Он осклабился.

– Ого, – с уважением сказал я. – Путный протез.

– Сам ты протез. Реальный орган! Можешь потрогать, он чистый.

– Спасибо. Пока воздержусь. Я Матвей.

– Пока, так пока. В случае чего обращайся. – Корень неспешно привёл в порядок одежду. – Далеко летишь?

– Пока до орбитального. Там на БХР и – к Пажити.

– О, зашибись, – обрадовался Корень. – Компания разрастается! Я туда же. Родичи спровадили. Лишил невинности одну лялечку, а у неё уже был заключён добрачный контракт, и… Короче, на контроле верности она была. Контроль, ясно, просигнализировал, что верности пришел абзац. А жених – араб. Абсолютно дикий. Шейх, что ли? Поклялся достать меня хоть из ада и кастрировать. Ну а там шиш найдёт. С нами, кстати, ещё двое гавриков до Пажитей мылятся. Так что ты уже четвёртым будешь.

– Что за гаврики? – спросил я.

– А, один какой-то странный, Костя. Два метра ростом и морда дебильная. Вместо вещей притащил сетку с мячиками и корзину для баскетбола. По-моему, натуральный овер. Раньше, поди, нарком был, виртуалом или бандюком, а как БИОС перешили (Корень постучал себя согнутым пальцем по макушке), так и стал спортсменом не бодаться.

 «Оверами» называли людей, подвергнутых принудительному психическому лечению, – подмене болезненных пристрастий другими, менее разрушительными как для самого пациента, так и для общества. Чаще всего в качестве нового увлечения им прививали страсть к спорту или коллекционированию. У нас, впрочем, их звали «заменяшками» или просто «замами». Как раз этими делами занимался новый мамин супруг.

– С «овером» общаться скука смертная, – безрадостно констатировал я. – Второй-то кто?

– Вторая барышня. Пигалица такая длинноногая. Конопатая. Зося, оцени!

– С жёлтым рюкзаком? – я вспомнил девчонку, вошедшую на территорию космопорта через VIP-портал.

– Во, точно! Доска доской, но мордашка, вроде, так ничего. И задок славный. – Корень показал округлым движением рук, насколько хорош задок Зоси. Выходило, что и впрямь – очень даже.

– Ей тоже предлагал подержаться? – с иронией спросил я.

– Ясно. А чего? Ляльки это любят, хоть и стесняются сказать.

– И как успехи?

– Да, блин!.. – Корень смутился. Однако удержать язык на привязи было для него, видно, задачей совершенно невыполнимой. – Запросто, говорит. И кэ-эк облапит, да кэ-эк надавит. Я от боли чуть не вырубился! Киборг она, что ли? Ты с ней, в общем, поосторожней.

– Ну, положим, я-то свой корень трогать всем подряд не предлагаю.

– Стесняешься размеров? – хихикнул Корень.

Пока я подыскивал достойный ответ, вновь объявившийся голо-стюард предложил нам последовать примеру других пассажиров и занять в течение двух минут свои ячейки. Раздражённый тем, что последнее слово так и осталось за Корнем, я долго не мог устроиться в стартовой ложе и приладить дыхательную маску.

Перелёт до орбитального комплекса я, погруженный в компенсационное желе и надёжно усыплённый, абсолютно не запомнил. Зато запомнил пробуждение – после полётного наркоза наконец-то перестал болеть зуб.

* * *

БХР «Иван Бернулли» – движущийся по брахистохроне малый звездолёт класса «чайный клипер» – на орбиту вокруг Пажити лечь не мог в принципе: отклонение от расчётной координатно-временной линии грозило не только жуткими тратами топлива, но и полной потерей ориентации в брах-пространстве. Наш модуль (обыкновенный внутрисистемный контейнеровоз, соединённый с БХР лишь крепёжными штангами и аварийным рукавом), имеющий вместо названия убогий номер П-1101, должны были сбросить в полутора астрономических единицах от планеты. Всего «Бернулли» волок на себе четыре прицепа, два из которых были вовсе беспилотными и, по сути, являлись гигантскими сетками, заполненными чистейшим льдом. Последний модуль, тихоходный тягач, более старый даже, чем наша колымага, предназначался для финишной буксировки айсбергов.

Доставив груз по пунктам назначения, БХР отбывал дальше. Куда? Известить о точных планах нас не озаботились.

В отличие от изящного, похожего на жука-плавунца «Ивана Бернулли» модуль П-1101 был огромен. Стовосьмидесятиметровый тритон, выпустивший жабры солнечных панелей и раздувшийся от набитых в его пузо удобрений и запасных частей к сельхозтехнике. Для какой-то надобности имелись в нём и сотни полторы пассажирских кают – тесных пеналов с кольцами для гамаков в три яруса. Впрочем, практически все они были забиты под завязку оранжевыми мешками с нитратами. Дверные проёмы пеналов затягивала толстая полупрозрачная плёнка, что позволяло мешкам выпирать в тесные и без того проходы твёрдыми боками. Перемещаться по модулю – санитария оказалась общей, «по коридору до упора и направо» – приходилось из-за этого бочком, каждый раз обмирая от ужаса: а что, если плёнка вдруг лопнет?..

Свободных кают насчитывалось восемь, ровно по числу летящих, плюс кают-компания, она же столовая, соединённая окошком с камбузом. Плюс медицинский блок с вместительным изолятором. Да ещё ходовая рубка, куда ходу пассажирам не было.

К счастью, пихать по двое-трое в одну каюту нас не стали. Хотя… от компании Зоси я, наверное, не отказался бы.

Кроме меня, Корня, Зоси и овера-баскетболиста Кости в модуле присутствовал, само собой, экипаж. Два неважно говорящих по-русски, зато вечно улыбающихся азиата, исполняющих роль техников-пилотов и средних лет крепкий дядька – кок, медик и капитан в одном румяном щекастом лице при моржовых усах. Пилотов звали Сёма и Сеня, капитана – Дарий Платонович. Последним прибыл сухощавый пожилой мужчина, представившийся Захаровым. Мне он отчего-то сразу не понравился, несмотря даже на то, что внешность у него была, в общем, симпатичной, а манеры – обходительными.

Окончательно невзлюбил я его после того, как он пригласил меня в свою каюту и, продемонстрировав карточку с какой-то геральдической птицей, отрекомендовался сотрудником Безопасности Пажити.

Обо мне он располагал прямо-таки исчерпывающей информацией. И ещё большей – о моих родителях. Особенно о маме.

* * *

– Я вас не запугиваю, Матвей, – сказал Захаров, будто бы невзначай отгибая полу пиджака. На поясе у него висела кобура. И она не пустовала. – Просто спешу предупредить, пока мы не отшвартовались от станции. Чтобы вы могли, если сочтете разумным, покинуть корабль сразу после разговора. Ибо, коль скоро мои подозрения подтвердятся, мне придётся ликвидировать вас физически, а тело вышвырнуть в открытый космос.

– Какие подозрения? – с испугом спросил я.

– Подозрения в том, что вы намерены ввезти на Пажить запретные технологии. Нанотехнологии, – уточнил он, душевно улыбаясь.

– Зачем это мне? Наоборот, мой отец…

– О, – перебил Захаров, – сказав «вы намерены», я неверно выразился. Разумеется, речь не о вас и не о вашем уважаемом отце. Василиса Карповна, ваша мать – вот чьё участие в этом деле настораживает меня воистину нешуточно. Знаете, она ведь в своё время не просто сбежала с Пажити, но пообещала вернуться, чтобы превратить «это сонное болото»… – Захаров нарочно изменил тональность, акцентируя внимание на маминых словах. – …Превратить в нормальную современную планету. Я знал её тогда весьма хорошо, и отлично могу представить, что она подразумевала под нормой! И представляю, каким способом этого можно добиться быстрее всего.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации