Текст книги "Порно для маленьких"

Глава 19
Тамара Борисовна и Марина Шульман

И вот они сидят на кухне утром. Две женщины, которых сблизила любовь к одному мужчине. Одна из них сама этого мужчину родила, другая, наоборот, беременна от него. Они сидят на кухне у старшей, у будущей свекрови. Свекровь не ругает невестку, наливает ей кофе, смотрит благосклонно. Невестка пьет кофе, отвечает взглядом, в котором удивление – вот она, оказывается, какая. Это моя свекровь.

Но вопросы у них есть друг к другу. Вопросы, можно сказать, накопились.

– Еще кофе?

– Да, спасибо.

– Как ночь прошла? Никто в окно не вламывался?

– Я крепко спала, ничего не слышала. А вы хорошо спали?

– Я вообще не спала. Отлично себя чувствую. Что за нелегкая тебя погнала ночью на улицу?

– Я не могла спать. От мысли, что Борю арестовали. И все из-за меня. Но я почему-то точно знала, что встречу вас.

– Откуда ты могла это знать?

– Мне кажется, вы лучше меня могли бы ответить на этот вопрос.

– Ладно… я не для того тебя позвала, чтобы допрос устраивать. А про окно это я так спросила, чтоб разговор поддержать. Я, пока не рассвело, с твоего окна глаз не спустила. Мне этот вчерашний блондин вообще не понравился.

– Он же с ножом был. Мне показалось, вы с ним толкались в темноте. Потом мы убежали, а он остался. Вы зря говорите, что его мой газ остановил. Газ, мне кажется, вообще не подействовал. Продали, наверное, бракованный. А вы как-то его оттолкнули. И не испугались, что он с ножом. И потом вы не спали, ходили под моим окном, ведь так?

– Да, именно так.

– И вы видите в темноте?

– Отлично вижу.

– Что вы с ним сделали?

– Прибила ножом, который ты успела заметить. Ты ела сегодня что-нибудь?

– Нет. Не хотелось, – Марина замолкает, надо услышанное как-то усвоить.

– Я тут по случаю купила немного черной икры. Очень хорошей, как оказалось. Ты сейчас съешь бутерброд и не будешь со мной спорить, хорошо?

– Хорошо.

Вопросы не закончились на этом. Оставалось еще очень и очень много неясного. Но надо сделать паузу.

Это не экзамен, да и девушка еще даже не студентка. Но дело, конечно, не в чувстве такта, необходимом при общении с членами семьи, тем более новыми. А в том, что задавать вопросы нужно осторожно. А вдруг она сама не знает ответов на них. И только будет испугана? Хотя она вроде не из пугливых: «Не бойтесь, Тамара Борисовна, у меня газ».

Икра действительно оказалась отличная. Свежий белый батон. Свекрови нравится кормить невестку. Она улыбается. Невестка тоже улыбается немного виновато. В такую историю втравила.

– Спасибо, очень вкусно. То есть как это прибили ножом?

– Давай откровенность за откровенность. Договорились?

– Договорились.

– Со мной случилась одна история девятнадцать лет назад. Я после этого все вижу в темноте, немного слышу, что люди думают, немного могу лечить руками. Я знаю, ты никому не скажешь. Я тебе как-нибудь подробней расскажу.

– И можете ударить сильней, чем другие люди.

– Я беременных девочек не бью, – улыбается Иевлева. – Скорее тех, кто на них с ножом кидается. А он, кстати, шел именно на тебя. На тебя смотрел в темноте. Что за странное создание. Плетется за тобой, как сомнамбула. Требует девственность или кошелек. Я сначала подумала, он шутит. Потом поняла, что он не знает толком ни что такое девственность, ни что такое шутки. Какой-то полуживой. Но вскакивает, как на пружинке. Да, извини. Прибила ножом в самом прямом смысле слова. Всадила в грудь по рукоятку. И ни малейшего раскаяния не испытываю. И так сделаю с каждым, кто до тебя пальцем дотронется. Утром, когда рассвело, я прошла мимо того места. Никого. И никаких следов. Ни крови, ничего. Что это вообще такое? Может, ты знаешь? Это связано именно с тобой. Не с твоим папой.

Марина явно под впечатлением. «Прибила ножом…» Не совсем обычно для преподавателя университета. Тем более женщины…

– Мы потом об этом поговорим, – меняет тему свекровь.

– Мне показалось, – говорит Марина, – что он не понимает слов, то есть понимает механически, без конкретной ситуации, в которой их обычно используют. Он потребовал девственность или кошелек, именно зная, что ни у вас, ни даже у меня нет ни того, ни другого. Чтобы ну… иметь право напасть, не получив того, что требовал. То есть он как бы идиот, но идиот очень системный. И проницательный. Кошелек – ладно, мы обе были в обтягивающей одежде. Он мог разглядеть. Но девственность… На мне не написано, что у меня ее уже нет.

– И у тебя нет никаких предположений, кто это может быть?

– К сожалению, никаких. Да, и еще. Вы мне показывали смс, которое прислал Борис. Номер телефона, с которого пришло смс, это 777. Может, это простое совпадение, но от мамы осталось два ее рисунка. Оба подписаны этими цифрами.

– Это, конечно, не совпадение, – ответила Тамара Борисовна, пряча телефон в сумочку. – Эта информация скорее тебе предназначалась. Ты мне про маму все, что знаешь, подробно расскажи. Надо бы Льва Иосифовича тоже расспросить. Ты молодец. Ничего, мы же с тобой не дадим его в обиду, правда?

– Правда, – сказала Марина. Вдруг Тамаре Борисовне показалось, что Марина сейчас заплачет. Но та не заплакала, а спокойно допила кофе, поставила чашку на стол.

– Ничего, Тамара Борисовна, дождемся понедельника.

Глава 20
Разговор с патологоанатомом

Что же это за блондин все-таки? Просто какой-то обдолбаный с ножом? Нет, тогда я бы не стала его убивать. Я никогда никого не убивала.

Он смотрел на эту девочку беременную, в руках у него был нож. Я знала, что нужно его убить. Убить, закопать, на могиле написать: «Мне показалось, что – ты устройство». Сложное приспособление для умерщвления Марины Шульман. Почему ты вызвал во мне такое ощущение, я не вполне понимаю. Но вызвал. И еще было что-то.

У меня нет совершенно опыта такого рода, но мне кажется, когда человеку грудь пробивают ножом, он вскрикнет. А ты молчал, мой дорогой блондин. Как будто тот, кто тебя проектировал, знал о твоем прообразе очень много, но не все. И то, что ты должен был в такой ситуации вскрикнуть, не предусмотрел. Может, и самой ситуации тоже?

И куда ты потом делся? Встал и ушел? Милиция забрала в судмедэкспертизу?

– Марина, я тебя отведу к папе на работу. Сиди у него, никуда не выходи, договорились? А сама пойду, узнаю про блондина. В судмедэкспертизу зайду, у меня там друзья. Попробую, по крайней мере. А потом приду за тобой. И с твоим папой поближе познакомлюсь. Мы же теперь родственники, причем очень близкие. Но ты никуда не уходи, жди меня.

Лев Иосифович был вполне удовлетворен просьбой побыть с Мариной. Никаких дополнительных объяснений не потребовалось и слава Богу. Про блондина ничего Лев Иосифович знать не должен. Он все равно ничем тут помочь не сможет. Кажется, только Тамара Борисовна и может помочь. А вот панику он поднимет. Да и сам в ужас придет. А совсем не надо в ужас приходить. Надо понять в первую очередь, что это вообще такое, откуда оно взялось.

Да, Лев Иосифович, конечно, звонил своим знакомым юристам. Тоже считают, что странно. Что никакой необходимости в аресте не было. Удивляются, обещают попробовать выяснить, что происходит. Город такой, всего миллион человек. Все всех знают. Обещали перезвонить.

Иевлева идет по Пушкинской. Мимо своего дома, мимо школы номер восемьдесят.

Теперь ей кажется, что после того, как летучие мыши появились в жизни Бориса, все просто сорвалось с места и понеслось куда-то. Она уже не помнит, верней, не придает значения тому факту, что неделю назад еще не знала о существовании Марины Шульман. Вообще не знала, что есть такой человек. Деятельный, энергичный, инициативный человек. К тому же беременный. Или – как следствие, беременный.

Привет тебе, Марина Шульман. Ты не позволяешь соскучиться. За тобой гонятся убийцы, а мой сын в тюрьме. И у меня только одна возможность как-то распутать этот клубок, заняться всем комплексно. Иначе будет плохо, причем не только мне. Но Марина Шульман – интересное существо. Очень интересное.

– Ну? – спросил огромный мужик в белом халате, черноволосый, даже на пальцах с внешней стороны толстые черные волосы, – Так в чем твой, Тома, научный вопрос?

– Арсен, я начну с лести.

– Хорошее начало.

– У меня много знакомых, ты знаешь, но среди них нет лучшего антрополога, чем ты.

– Так. И чего ты за это хочешь? У меня три трупа. Почка? Яичко?

– Давай перестанем по-светски шутить, потому что мне, если честно, не до шуток. Борьку арестовали вчера.

– Как арестовали? Наркотики?

– Совращение несовершеннолетней.

– Тоже красиво звучит. Подожди, я сниму халат, подъедем на моей машине на Ворошиловский, и я Мельни-ченке лично набью морду.

– Кто это такой?

– Да начальник следственного отдела.

– Но там действительно несовершеннолетняя.

– Ну и что? Арестовывать зачем? Ее родители написали?

– Нет. Точно, нет.

– Охренеть!!! Я узнаю про это дело. Нашли преступника, козлы.

– Сейчас не спрашивай меня ни о чем. Слушай, тебе не попадались такие экземпляры – очень маленькие, почти неестественно маленькие, черноволосые, и у них от лобовой кости назад к темени идет утолщение, как будто кости черепа образовывали гребень, очень незначительный, почти не заметный. И не острый, а закругленный. Ты видел когда-нибудь что-то подобное?

– Это твой научный вопрос? Нет. Не видел. И не увижу. И ты не увидишь. Ни у одной земной расы нет такого признака. А что ты забиваешь себе голову какой-то херней? Адвоката взяли уже?

– Ты уверен?

– Нет такого ничего. Ни у людей, ни у обезьян даже нет. Это только может быть инопланетянин. А что, приставал к тебе?

Второй человек говорит, что Марина Шульман – инопланетянка. Но Женя говорил образно. А вот Арсен все эти кости наощупь знает. Он образно говорить не будет.

– Тома, ты чего? Ты аж побледнела. Нет никаких инопланетян. Ты что, видела такого человека?

– Не обращай внимания.

– Ну бывают, наверное, отклонения. Хотя я сам не видел. Бывают всякие чудеса. Нам сегодня ночью привезли. Худой такой блондин. У него нож в сердце торчит, и вопрос перед экспертизой поставлен – определить причину смерти. Тридцать лет назад мне бы это показалось смешным. Так у него мозг недоразвитый, как у семилетнего ребенка. Наверное, редкостным был дебилом при жизни.

Глава 21
Виктор Петрович опять

Виктор Петрович пошел к врачу. Потому, что терпеть такое больше невозможно. И дело даже не в том, что и смех и грех, и что не пристало и негоже и так далее.

И не в том, что она ему во внучки годится. А дело в том, что он совершенно сошел с ума, ни о чем другом не может думать, как будто он пятнадцатилетний пацан.

Что, сперма на уши давит? Это в семьдесят-то шесть лет? Да, смешно, и никому даже рассказать про это нельзя. Можно, конечно, дрочить, дело нехитрое. Так ведь не помогает. Облегчения не приносит. Вернее, приносит, но на очень короткое время. А нельзя же все время дрочить. В таком возрасте можно бы и сдохнуть уже, а вместо этого прям напасть какая-то. Как будто Бог все-таки есть, и он смеется над тобой, Виктор Петрович. Смеется за то, что ты всю жизнь в него не верил. А ты не верил. Даже под бомбами не верил. Другие верили, хоть и не признавались, а ты не верил. Нет, не может Бог смеяться. Смех – это пустое дело от глупой веселости. На Бога не похоже. Ладно, Бог сам разберется, ему-то, Виктору Петровичу что делать?

Короче, от девушки, которая назвала себя Олей, опять пришло сообщение. Писала про поездку на Зеленый остров, в которой участвовали она сама и ее подруга. Там были мальчики из рок-группы «Стрелы севера» – басист и ударник. Это очень хорошая группа, они играли в школе на дискотеке. Басист, писала она, мне очень понравился, он высокий, глаза черные, а волосы до плеч. И у него ноги такие длинные и стройные, как у девушки, а волосы на ногах такие светлые, что их почти не видно. И когда мы играли на пляже в волейбол, писала девушка, он смотрел на меня. А я была вся в песке, у меня груди ходили ходуном, чуть не выпадали из купальника. И я делала вид, что не замечаю, как он смотрит. Но он все время смотрел на мою грудь и вообще меня рассматривал. Мне было приятно, что он меня рассматривает, я сама иногда смотрю на себя в ванной. И я подумала, если я бы себя так рассматривала, а он ошибся дверью и зашел? Потом стемнело, мы напились вина, стало ужасно весело, мы лежали на песке на пляже, и он пел под гитару прикольные песни. Я запомнила слова в припеве:

 
Ровно из твоих глаз идет ко мне
Огонь, сжигающий все на своем пути,
Вересковая пустошь стоит в огне,
Я охрип от дыма и пепла. Прости!
 

Прикольно, правда? Было темно, и никто не видел, потому что все лежали на спине и смотрели вверх. И я дотронулась ему внизу, и там сразу стало большое и твердое. Потом мы еще целовались, и он терся этим об меня, и у меня было такое чувство, что я растворяюсь. И он сказал, что сейчас придет ко мне в палатку, чтобы я там его ждала. Я пошла в палатку, а он пришел не сразу, но скоро. И стал тыкаться по палатке в разные стороны. Я подумала, что он или принял таблетку, или чем-то еще обдолбался. Тут вошла моя подруга Валя, и он схватил ее, как будто это была я, и они стали целоваться и раздеваться, а я громко протестовала, потому что настоящие подруги так не поступают. Но уже было поздно, судя по звукам, которые стала издавать подруга Валя, звуки были подозрительно ритмичные и очень тонкие. А он на следующее утро подошел ко мне и сказал, что я очень ему понравилась и что мы теперь будем встречаться. А подруга Валя стояла рядом красная и недовольная.

Ну, хорошо, она не знает, сколько мне лет. Я написал, что сорок шесть. А сорок шесть – мало? Чего она хочет? Зачем она мне все это пишет? Она поясняет – потому что мне из-за вас стыдно. От этого стыда я вся горю. Тьфу, будь оно неладно, это же непередаваемо. Она горит, а я?

Но в кабинете вместо своего лечащего врача Виктор Петрович обнаружил молодую женщину совершенно незнакомую.

– Павел Андреевич заболел, слушаю вас, – из-за очков очень внимательный взгляд.

Вот баба, думает Виктор Петрович, смотрит прямо в душу. Ну и что я тебе скажу? Что у меня по ночам одно место каменеет? Очень это тебе интересно. Как бы смыться половчее?

«Выписать ему фенозепам и пусть валит. Очень мне нужно. Но как же я не люблю, когда мне врут. Чего ты приперся? Не доверяешь мне? Как увидел меня вместо своего Павла Андреевича, чуть не поперхнулся».

– А, скажите, пожалуйста, вы долго не засыпаете или просыпаетесь и потом не можете заснуть?

– Вы мне рецепт выпишите, и я пойду. А то люди же ждут в очереди. «Прицепилась. Как я тебе скажу из-за чего я не сплю? Я член партии с сорок второго года. Меня контузило под Белостоком».

– Вы один живете?

– Я… то есть… собака у меня. А так один.

– А дети?

– Сын уехал. На Север.

– Может вам что-то мешает заснуть?

– Ничего мне не мешает.

«Как-то очень поспешно он ответил. Вот так вы мужики и прокалываетесь. Эмоции вас выдают. Не хочет мне сказать. Надо прекратить это дело, выписать ему рецепт. Но что он скрывает? Что-то с ним происходит, он Павлу Андреевичу хотел сказать, а мне не хочет. Может потому, что я женщина? Геморрой? Не стал бы он стыдиться геморроя. Что тут такого?»

– А, скажите, может, вам сердцебиение не дает заснуть?

– Да, сердцебиение. – «Это правда, между прочим. Сердце валит как молоток».

– Снимите рубашку, я вас послушаю.

«Нормально, сердце, как метроном, вообще старик – молодец. Вот и давление сто тридцать на восемьдесят пять, вполне в норме. Похудеть килограмм на семь, ему б сноса не было. Никаких хронических заболеваний, вон сосуды на руках как у молодого. Дался тебе этот старик. Выпиши ему рецепт, пусть он идет. У него лицо такое торжественное, как будто он видит в окне дирижабль с красной звездой. Совсем ему херово от моего присутствия».

– Эрекция у вас не возникает во сне? Может, это спать мешает?

«Ну вот, посмотрел так, будто я у него «где партизаны» спрашиваю. Ну все, хватит, и так все ясно. Это скользкая тема, лучше ее не трогать. И на слабоумного вообще не похож. Слабоумный бы не стеснялся. Наоборот, он бы это обстоятельство всячески выпячивал, тем более, я молодая женщина. А мог бы и голову потерять». В памяти всплыло из учебника: «…принуждал с револьвером в руках».

Виктор Петрович увидел в глазах врачихи совершенно искреннее сочувствие, Павел Андреевич никогда так на него не смотрел. Ну, слава Богу, не догадалась. А была на волосок, эрекция во сне… Про память зачем-то спросила. Все нормально с памятью.

– Это хорошее средство, должно вам помочь, оно оказывает не только снотворное, но успокаивающее действие, если вас мучают какие-то мысли, что-то тревожит, беспокоит, излишне возбуждает, лекарство вам поможет. Я написала, как принимать. И обязательно гуляйте перед сном, тем более, у вас собака. Всего вам доброго, не болейте.

Виктор Петрович взял рецепт, поблагодарил немного деревянным голосом и вышел из кабинета.

Глава 22
Адвокат

А чего ты ожидала? Арсен и так сказал тебе очень много. Но он видит только тело. А ты видела, как это тело двигается, как говорит, и понимала – что оно чувствует. И для тебя, конечно, «редкостный дебил» – это не разгадка. Это только по-другому сформулированная проблема. Борька в тюрьме, от него беременна девушка непонятного, не совсем земного происхождения. А это ведь и без Арсена было понятно, если честно признаться себе. Если не прогонять невероятные невозможные предположения. Далее. На нее бросаются с ножом какие-то странные существа. Тоже непонятного происхождения. Если появился этот, значит обязательно придут и другие. И мозг у них может оказаться и побольше, чем у первого экземпляра.

Позвонил Женя. Сказал, что договорился с адвокатом на «прямо сейчас». Может, она подойдет? Конечно, она подойдет. Звонок Марине Шульман – я задержусь. Никуда не уходи.

Адвокат – знакомый знакомого. Всех знает, все умеет. По крайней мере, расскажет, как это выглядит с точки зрения закона. А с точки зрения закона это выглядит следующим образом.

– Конечно, можно! – адвокат Михаил Георгиевич, высокий плотный мужчина с волосами серого цвета, говорил убедительным голосом. Четко. Веско. Логично и понятно.

– Конечно, можно было по-другому. Назначить спокойно экспертизу. Всех допросить. Запросить мнение УПДЕНа.

– Простите, что это такое?

– Ну… Тамара Борисовна, это управление по делам несовершеннолетних. Да. Изучить мнение врачей. Закон совершенно не препятствует такому ведению дела.

– А что же препятствует?

– Преступление… извините, Тамара Борисовна, но так это квалифицируется в соответствии со статьей 144 УК… Уголовного кодекса Российской Федерации, это как бы бесспорно. Подследственный совершеннолетний. Потерпевшая не достигла возраста, который по закону дает ей право принимать самой решение. Этот возраст – шестнадцать лет. Пока девушка не достигла его, с точки зрения закона совершено преступление. Этого достаточно. Почему милиция сразу действует с максимальной жесткостью? Во-первых, потерпевшая. Ну бывают девушки, которые в четырнадцать лет выглядят на двадцать. А как выглядит подследственная?

– Не выглядит старше своих лет.

– Вот видите, Тамара Борисовна. Это очень важное обстоятельство.

– Но Марина на самом деле намного взрослее, чем выглядит.

– Но милиция может не знать об этом. Участкового допросили, он рассказал, как выглядит потерпевшая. Он и нашел Бориса, это было нетрудно. Сигнал поступил от врача из поликлиники. Это то, что я успел узнать. Уж врач-то описала все так, чтобы милиция всполошилась. Ведь если она решила написать этот… ну… донос, то не от хорошего отношения к пострадавшей. Наверняка там возник при осмотре какой-то конфликт. Иначе, врачу зачем писать донос?

– Разве она не обязана сообщить о преступлении?

– Ну конечно, Евгений Петрович. Но она ведь не знала, что мужчина совершеннолетний. И потом… Сейчас у нас такие нравы, что она замучается писать. Это ж потом ходить в милицию, на вопросы отвечать. Для этого надо, чтобы возникло желание. Я представляю, как она там все расписала. И милиция увидела в этом интерес.

– Какой интерес?

Михаил Григорьевич отпил кофе из чашечки. Да, интерес. Володя, коллега и старый друг, сказал, что можно доверять. Этим людям. Полностью. Они точно никакой гадости не сделают, никого не подведут. Володя бы и сам взялся за это дело. Но Михаил Григорьевич в очень хороших отношениях с прокурором района. Он попробует добиться изменения меры пресечения, чтобы мальчика выпустили, это сейчас главное.

– Во-первых, им нужно резонансное дело. А это дело можно легко сделать резонансным. Вашу семью в городе знают. А вас, Евгений Петрович, не только в городе и не только в нашей стране. Вот милиция отчитается. Борьба с педофилией. Без оглядки на чины, заслуги и так далее. Да. Конечно, можно курить. Во-вторых. Вопрос еще более деликатный. Они прекрасно понимают, какой это удар для вашей семьи. И это, к сожалению, повышает… как сейчас говорят… цену вопроса. С вашего разрешения я буду говорить и об этом. А что делать? Так устроена наша система. Некоторые вещи можно решить за деньги. Закон дает возможность правоохранительным органам рассматривать практически любую ситуацию с очень широкой амплитудой квалификации. Например, от умышленного запланированного убийства с целью ограбления, до неумышленного превышения уровня необходимой обороны, случайно повлекшего. Ну и так далее. Я понимаю, вы лично не сталкивались. Но вы же не с Луны упали.

– Конечно, мы не упали.

– Мне тоже неприятно вам это говорить. Владимир Абрамович сказал, вам можно доверять. Вы тоже можете мне верить. Просто действовать надо как можно скорее. Пока не появились в следствии обстоятельства, которые трудно будет открутить назад. Пока они не подключили прессу. Да, к сожалению, это вполне возможно. Эта система похожа на паутину. Только прикоснись, и ты запутался. Ну, вы понимаете, что это сугубо между нами.

– Конечно, понимаем. И спасибо за откровенность.

– Сделаем все возможное и невозможное. Мое личное мнение, они перегнули палку. Но тогда разрешение этого дела лежит и в их интересе, как ни странно. Если мы нащупаем почву для взвешенного решения, все только выиграют. Надеюсь, я вас не слишком шокировал.

Он позвонил вечером, есть хорошие новости. Был разговор с начальником следственного отдела, скорее всего, в понедельник мальчик будет дома.

Ну слава Богу! Кончится весь этот бред.

Потом еще раз позвонил, сказал, что утром в понедельник надо прийти к следователю с потерпевшей. Потерпевшая все представит следователю, скорее всего, Бориса сразу освободят.

Марине стоило большого труда уговорить папу не идти с ней к следователю, а позволить, чтобы пошла Тамара Борисовна. При ней Марина будет менее скована, папа, ну следователь – женщина, и с Тамарой Борисовной мне будет легче говорить о разных вещах, о которых при тебе я и заикнуться не смогу. Ну пожалуйста. Лев Иосифович решил, что женщина с женщиной лучше поговорит, а на Тамару Борисовну можно положиться. Тем более, что, как он понял, вопрос уже решается положительно, тут главное ничего не испортить. Вообще новые внезапно появившиеся родственники ему очень нравились. Подозреваемый в совершении преступления, а также его родители.