Текст книги "Секунд-ротмистр"

Он выхватил шпагу и встал рядом с другом.

– Пора, – прошептал Федька.

Приятели вскочили и очутились рядом с гвардейцами. Неразумно и поддавшись порыву, они это сделали, не осознавая, что потом будут сожалеть о своих непродуманных действиях

– О, я гляжу, наши шансы уравнены, – прорычал ветеран, – тогда вперед, с богом.

Поединок начался с ожесточенностью, вполне естественным для людей, являвшимися врагами. И хотя путешественники ничего не имели против голштинцев, но сейчас вдруг что-то произошло, и они стали вдруг недругами.

Меншиков дрался с таким спокойствием и с такой методичностью, словно он был в фехтовальном зале.

Ветеран, разыгрывал свою партию весьма хитро и осторожно.

Молодой, торопился, как человек, у которого очень мало времени.

Старый гвардеец первым убил своего противника, он нанес лишь один удар, который оказался смертелен: шпага пронзила сердце.

После него и молодой уложил своего соперника на пол. Он проколол ему бедро, отчего тот не стал сопротивляться. Голштинец просто отдал ему свою шпагу.

– Спасибо, – проговорил гвардеец, – мне не хотелось бы вас убивать, мне достаточно было смерти вашего офицера.

Федька так сильно теснил своего противника, что тот, в конце концов, не выдержал и, показав спину, скрылся в дверях постоялого двора.

Что касается Сашкова, то Александр искусно и просто вел оборонительную игру: затем, утомив противника, он мощным ударом выбил у него из рук шпагу. Видя себя обезоруженным, голштинец отступил на пару шагов, но поскользнулся на луже крови и упал навзничь.

Сашков одним прыжком очутился возле него и приставил шпагу к горлу.

– Сдаюсь, – прошипел тот. Вскочил и кинулся в след убегавшим приятелям.

Путешественники обтерли носовым платком шпаги и вернулись за стол.

– Гвардейцы Преображенского полка – Михаил Сухоруков, – проговорил подошедший ветеран, и склонил голову, – мой приятель Семен Иевлев. Хотели бы вас отблагодарить, но, увы, нельзя, нужно спешить скоро сюда явятся голштинцы, со своим сикурсом.

– Граф Федор Меншиков, – представился Федька, – мой приятель граф Александр Буйносов, дворяне из Пскова.

– Очень приятно, господа, – проговорил Иевлев, – нужно делать ретираду. Может к моему другу – секунд – ротмистру Конного гвардейского полка Хитрову Федьке.

– К Федьке, так к Федьке, – проговорил Сухоруков, вытащил из-за пазухи золотой и положил на стол, – хозяин это тебе за причиненный беспорядок.

VIII

Июнь 1762 года. Санкт-Петербург.

Молодой секунд-ротмистр Хитров Федор Афанасьевич, известный среди товарищей под прозвищем Хитрово, жил в частном доходном доме на берегу Фонтанки, в нескольких минутах ходьбы от Аничкова дворца. Сюда в меблированную квартиру, находящуюся на втором этаже трехэтажного особнячка, выкрашенного в изумрудно-зеленный цвет, и привели преображенцы Меншикова и Сашкова. Вчетвером они поднялись и постучались в дверь. Им открыл статный молодой человек в шелковом халате, белом парике, красных штанах, на ногах потрепанные шлепанцы.

– Позвольте представить, Федор, – проговорил Сухоруков: – Граф Федор Меншиков и граф Александр Буйносов! А это секунд-ротмистр Конного лейб-гвардии полка – Хитров Федор. Можно у тебя на время укрыться?

– Чего так? – спросил офицер.

– Да пришлось тут кое-кого поколотить, – признался преображенец.

– Уж не голштинцев ли часом?

– Их родимых, – улыбнулся Иевлев.

– С огнем играете, а если найдут?

– Разве впервой. – Проговорил Сухоруков.

– И то верно. Ну, ладно проходите. Я уж словечка перед государыней замолвлю, чай поговорит с супругом.

Впятером они вошли в просторную комнату, что снимал Федор Алексеевич. Меншиков оглядел помещение. Кровать, несколько кресел, стол, секретер, буфет.

– Любопытно, – прошептал Федька, когда они Хитров и Сухоруков немного отстали, а Иевлев устремился к буфету, – а как они обходятся без телевизора и прочих предметов так знакомых нам?

– Мне самому это интересно, – ответил шепотом Шурик. – Может карты или еще что?

– Ладно, вскоре сами узнаем.

– Вы, господа, – проговорил Хитров, – присаживайтесь. Нам тут с Михаилом нужно кое о чем переговорить. Семен, угости графов французским ликером.

– Будет сделано, Федь, – проговорил Иевлев и с бутылкой вина в одной руке и бокалами в другой направился к путешественникам.

Сам же Хитров вместе с Сухоруковым вышли на лестничную клетку. Федор прикрыл дверь и спросил:

– А с этими ты как познакомился?

– Так они в трактире к нам на помощь пришли? – проговорил Михаил.

– Ты, Миш, уверен, что они не люди Петра?

– Уверен. Никто ведь не знал, что мы в тот трактир заявимся, а они там, как я узнал, нумера вот уж второй день снимают.

– Будем надеяться, что просто совпадение. Даже если они и не люди Петра, о наших делах говорить не следует. Надеюсь, Иевлев сообразит держать язык за зубами. А теперь пошли, поговорим с новыми знакомыми.

Они вошли в комнату. Меншиков и Сашков уже пили ликер в обществе преображенца. Тот рассказывал сальные анекдоты, а приятели хохотали. Хитров прошелся и сел в кресло, рядом примостился Сухоруков.

– Выходит вы, господа, – проговорил секунд-ротмистр, налив себе французского вина, обратившись к путешественникам, – приехали в Санкт-Петербург из самого Пскова?

– Именно, – проговорил Федор Меншиков, не задумываясь, добавил, понимая, что вполне возможно, прежде чем покинуть трактир, один из преображенцев скорее поинтересовался у девчушки кто они такие. Не хотелось, чтобы легенда, рассказанная там, расходилась с новой: – Приехали поглядеть коронацию государя.

Хитров взглянул на Михаила, и тот незаметно кивнул.

– Проделать такой путь, только чтобы увидеть церемонию?

– Совершенно верно, – молвил Меншиков, – а чему вы собственно удивляетесь? Такое событие бывает редко. Мы с приятелем не застали коронацию государыни-императрицы Елизаветы, а тут такой шанс.

– Шанс? Это точно, – согласился Хитров. – Но по своей глупости попали в переделку, – констатировал он. Федор Алексеевич тяжело вздохнул: – Я-то вас понимаю. Незнакомый город, четверо против двоих. Дворянская честь. Но вы то, господа, – секунд-ротмистр укоризненно взглянул на Иевлева и Сухорукова, – вы-то должны были понимать, что смерть фон Штерна может иметь для нас всех очень тяжелые последствия.

Сашков встал с кресла и подошел к окну и стал рассматривать берег реки. Меншиков внезапно насторожился, предчувствуя, что добром их путешествие не закончится. Хитров явно заметил его реакцию, но пока понять, что она значит, никак не мог. Поэтому он не стал больше ходить кругами, чем очень удивил преображенца.

– Будем надеяться, что мне удастся уговорить человека, что замолвит за вас словечко перед Петром Федоровичем и тот в качестве наказание просто сошлет вас в ссылку. – Тут он взглянул на Сашкова затем на Меншикова и лишь только потом на гвардейцев: – Вы ведь ставите под удар наше общее дело. Я надеюсь, господа, – обратился он к путешественникам, – могу вам доверять? Можете вы дать слово дворянина, что вы не являетесь людьми Петра-Ульриха?

То, что Петр III и Петр-Ульрих одно и то же лицо, Меншикову с Сашковым объяснять не было нужды. Поэтому Федор встал с кресла и, приложив руку к сердцу, поклонившись, проговорил:

– Мы оба можем дать слово, что мы не люди Петра III.

Секунд-ротмистр взглянул на Александра. Тот тут же повторил слова Меншикова.

– Хорошо, – улыбнулся Федор Алексеевич, – так вот господа, – он вновь посмотрел на Сашкова, – присаживайтесь граф, в ногах правды нет. Так вот господа, – проговорил секунд-ротмистр, когда Александр уселся в кресле, увенчанном имперским двуглавым орлом, – мы все здесь присутствующие, а также Георгий Потемкин, Пассек, Панин, братья Орловы и еще небольшая группа людей. Все мы являемся участниками заговора по свержению всеми нелюбимого императора Петра III, для возведения на престол государыни-матушки Екатерины и ее сына Павла. Видите ли, господа дворяне, – обратился он в который раз к путешественникам, – драка происшедшая в трактире, может носить серьезные последствия. Император не простит смерти барона фон Штерна, и уже наверно объявил розыск его убийц. Хотя, что теперь махать кулаками, – Хитров махнул рукой, – прошлое не вернуть. Да и не изменить…

Если бы в тот момент Хитров знал, кто перед ним сидит он точно так бы не сказал. Ведь Меншикову было просто достаточно вернуться в прошлое, и сделать что-нибудь такое, что заставило бы голштинцев пойти в другой трактир. Вот только Федька не собирался возвращаться. В его планы не входило играть с историей. Ведь вполне возможно, что происшествие в забегаловке было тем самым катализатором, что ускорило переворот.

Федор Алексеевич встал, подошел к буфету, с узорчатыми деревянными дверцами, открыл его и извлек оттуда штоф с водкой.

– Господа, – проговорил он, ставя его на стол, – может, еще выпьем? Пока я свободен, а потом извините у меня в двадцать часов аудиенция, – тут он поднес палец ко рту, – т-с-с, с одним высокопоставленным лицом…

– Хватит, – перебил его Сухоруков, – на сегодня хватит, да и нам с Семеном нужно возвращаться в казармы.

– А это не будет опасно? – поинтересовался Сашков.

– В нашем положении нет. Голштинцы не знают, с кем из гвардейцев была у них схватка, приведшая к гибели барона, – ответил за него Иевлев, – так, что нас будут искать. Это даст нам шанс подготовиться к перевороту. Если мы не вернемся…

Тут он сделал жест рукой около шеи, так, что далее для приятелей все стало ясно даже без слов.

– Верно, говорит, Семен, – сказал Сухоруков, – пока разберутся, пока найдут, может много времени пройти. – Он взглянул в сторону окна и произнес, – И все же нам пора идти. Опоздание или то же отсутствие вызовет куда больше подозрений. А тогда уж точно будет не отвертеться.

Гвардейцы встали из-за стола. Взяли треуголки, что сейчас валялись на кровати и, откланявшись, ушли. Сашков, Меншиков и секунд-ротмистр продолжили знакомство. Федор Алексеевич все больше спрашивал да слушал, и совсем ничего ни о себе, ни о события в стране не говорил. Только однажды обмолвился:

– Если бы не смерть Елизаветы Петровны, так мы давно бы разделались с Гранд Тартарией. Петр согласен временно заключить союз с казаками, и только для того, чтобы вернуть себе родное герцогство Гольштейн. А ведь на востоке куда более просторные земли.

Но это произошло только один раз, когда Меншиков невольно спросил про солдат, что были разбиты ими в трактире. Наконец, через полчаса, пьяненький, в отличие от приятелей, Хитров проговорил:

– Ну, вам тоже пора, мне не хотелось бы, чтобы вас у меня застал мой ночной гость. Вы знаете, что приходите завтра. С утра.

– Хорошо, – проговорил Федор.

Они встали из-за стола. Меншиков взял треуголки с кровати. Одну протянул Сашкову и добавил:

– Надеюсь, мы еще увидимся, Федор Алексеевич.

– Хитрово, – проговорил секунд-ротмистр, – для друзей Хитрово.

Федор Алексеевич поднялся с кресла, сделал несколько шагов и повалился на кровать.

– Надеюсь, он протрезвеет, – проговорил Сашков, закрывая дверь.

Они вышли от Хитрова. Подошли к привязи, где стояли лошади, доставшиеся им в наследство от голштинцев. Сашков собирался было вскочить в седло, но Федор его остановил:

– Знаешь, Шурик, – проговорил он, прикоснувшись к плечу друга, – я бы желал взглянуть на ночного гостя секунд-ротмистра. Мне интересно знать с кем он общался здесь в Питере, до ссылки. Ведь были же у него друзья кроме преображенцев да коллег из Конного лейб-гвардейского полка? Ведь должна же быть у него девушка? Кто знает, может быть, ночной гость связан с этим проклятьем? Ну, не напрямую, а допустим косвенно. – Тут Меншиков побледнел, посмотрел на Сашкова и прошептал: – А если это и есть тот человек, что проклял твоего предка? Давай поищем место, откуда нас с тобой не будет видно, а подъезд дома будет как на ладони!

Такое место нашли. Стали ждать, а перед этим Сашков, порывшись во внутреннем кармане кафтана, достал цифровой фотоаппарат.

Карета, запряженная четверкой вороных коней, появилась со стороны Петергофского тракта. Вначале ни Меншиков, ни Сашков не обратили на нее никакого внимания, но она вдруг неожиданно для обоих остановилась у самых дверей дом секунд-ротмистра. Кучер, облаченный в красную ливрею, слез с облучка и открыл дверцу. Замер поклонившись. Стоял до тех пор, пока оттуда не выбралась женщина, закутанная в черный плащ, с маской на лице. Федька присвистнул от удивления и прошептал:

– Ни хрена себе! Вот тебе и «высокопоставленное лицо»!

– А ты кого ожидал увидеть? – Удивился Сашков. – Петра III?

– А, хотя бы и его, – фыркнул Меншиков. – Может быть, предок твой на два фронта работает?

– Тебя бы за такие слова на дуэль вызвать! – Вспыхнул Александр, – Да только я этого делать не хочу. А я еще подумал, а чего это он нас так спешит выпроводить. Интересно кто это?

– А черт ее знает. Ты хоть сфотографировать успел?

– Успел. – Сашков протянул Федору фотоаппарат, тот тут же стал делать манипуляции и выругался:

– О, дьявол! Не разобрать. Хотя с другой стороны, это не так и важно?

– Это еще почему?

– Потому что нет на Федоре Алексеевиче никакого проклятия.

Сашков удивленно посмотрел на товарища:

– С чего ты так решил?

– Так если бы было, она бы к нему не пришла. – Меншиков замолчал и задумался. Вернул фотоаппарат Сашкову. – И все же меня не покидает любопытство по поводу этой персоны. А вдруг именно она и прокляла секунд-ротмистра? В порыве гнева. Знать бы кто она, тогда можно было бы в будущее вернуться, да справки навести.

– Может Дашкова?

– Может и она, – согласился Федор. – Вот что сделаем, – вдруг проговорил он, – ты отправляешься на постоялый двор и ждешь меня, а я пробуду здесь, подожду, а потом прослежу за каретой. Глядишь, хоть какую-то завесу в этих загадочных событиях поднимем.

Сашков взял своего коня и вскочил в седло. Не хотел он оставлять приятеля одного, да только прекрасно понимал, что преследование кареты, даже на достаточном расстоянии двумя горожанами будет замечено, а вот один, да к тому же хорошо ориентирующийся в городе, а Меншиков, в отличие от него прекрасно изучил город, мог бы вполне справиться. Только до постоялого двора Сашков не доехал. Он издалека заметил, что тот бурлит, как кипящий чайник, поставленный на огонь. Александр остановил лошадь, спрыгнул на землю, и уже было собрался идти, как его окликнул женский голос:

– Граф Буйносов!

Он закрутил головой, пытаясь разглядеть говорившую. Было ведь любопытно, что кто-то в прошлом знает, как его зовут.

– Вам нельзя туда, – произнес голос, и из-за угла дома высунулась голова дочки трактирщика. Она замахала рукой.

Сашков привязал лошадь и поспешил к ней.

– Вам с вашим приятелем нужно уходить, – проговорила она, когда он к ней приблизился. – Когда вы с гвардейцами ушли, началось такое. Вернулись голштинцы. Стали расспрашивать у моего отца об вас. Кто такие и откуда прибыли. Потом, догадавшись, что отец ничего им толком не расскажет, ушли, предварительно оставив засаду. Ни сколько рассчитывая, что вернуться гвардейцы, сколько на вас. Ведь вещи, как они считают, остались в нумерах. Тем более, что кто-то из посетителей проговорился, что вы приятели преображенцев. – Сашков невольно улыбнулся. Как таковых вещей-то у них с Федором в восемнадцатом веке не было. Зачем было таскать с собой, что-то, что можно было бы в суете просто потерять. – Отец-то знал, – продолжала между тем девушка, – что вещей у вас нет, поэтому и отправил меня предупредить вас, да отвести на другой постоялый двор. А где ваш приятель? – вдруг спросила она.

– Он задержался, – проговорил Александр, – у него возникли непредвиденные дела…

– Уж не арестовали ли его?

– Боже упаси. Просто он, задержался у одного из наших знакомых, – соврал Сашков. – Но это не главное. Я прошу вас миледи, – проговорил он, – отведите меня на другой постоялый двор, а уж там я сам сообщу Федору, что мы переехали.

– Тогда пойдемте со мной, – проговорила она: – Возьмите вашу лошадь, нам придется немного прокатиться. Отсюда до постоялого двора очень далеко.

Александр отвязал свою кобылу и проследовал за девушкой. За углом у нее стояла ее лошадка. Барышня заправски вскочила в седло, словно была не дочерью кавалериста, а дикой амазонкой. Пришпорила лошадку, и они поскакали в сторону Гороховского проспекта, где на берегу Фонтанки, в нескольких километрах от дома секунд-ротмистра находился постоялый двор Неймана.

Когда они подъехали и спрыгнули с лошадок, девушка вдруг запустила руку в сумку, что была прикреплена рядом с седлом, и вытащила оттуда монеты. Протянула их Сашкову со словами:

– Это отец просил вернуть вам, прощайте.

– Почему?

– Почему – прощайте? – Не поняла девушка. – Или почему он их вернул? – Не дожидаясь пояснения, ответила на второй вопрос: Отец сказал, что не имеет права брать не заработанные деньги…

– Нет, я имел в виду, почему он нас спасает? – Уточнил Александр.

– Папа не любит не Петра III, ни его солдат, и чтобы ему помешать готов сделать все. Его брат погиб в семилетней войне, а этот голштинец заключил с Фридрихом мир.

– Понимаю, – проговорил Сашков. Он прекрасно знал, как изменилась государственная политика страны после смерти Елизаветы Петровны. Русские уже стояли в Берлине, когда поступили новости о кончине государыни. Пришлось резво победителя уходить, да к тому же, как побежденным платить контрибуцию. Скорее всего, что Петр III не только поклонялся Фридриху, сколько мечтал направить солдат своих к территории Дании, и чтобы процессу сему не мешала Великая Тартария отправил туда послов для заключения мира. – Ты, можешь поговорить с хозяином, – Александр указал в сторону трактира, – чтобы тот предоставил нам хотя бы одну комнату?

– Попытаюсь.

Они привязали коней и вошли в дом. Девушка провела его по темному коридору и, остановившись перед дверью, постучалась. Открыл толстяк и, взглянув на пришедших, сначала улыбнулся, а лишь только потом предложил войти.

– Каким ветром вас занесло, сударыня, – проговорил он, беря в руку девушки. – Присаживайтесь моя дорогая, – добавил трактирщик и указал на софу.

– Я по делу, Селиван Селиванович.

– По делу, – улыбка сползла с лица толстяка. – Что ж по делу, так по делу. Чем могу служить, сударыня?

– Мне бы двух людей к вам на постой определить, Селиван Селиванович.

И только тут владелец постоялого двора обратил внимание на Сашкова.

– Этого?

– Его и его товарища.

– А почему не у вашего батюшки, сударыня?

– У нас нет свободных номеров, – не моргнув глазом, солгала девушка.

– Ладно, – проговорил Селиван Селиванович, – только ради вас.

Он прошелся по комнате, подошел к комоду и извлек из его ящика ключ, такого большого Сашков уже давно не видывал.

– На втором этаже. Окна выходят на Фонтанку. Первая дверь от лестницы. Сейчас я вас провожу.

Втроем они поднялись на второй этаж. Хозяин лично открыл дверь и продемонстрировал, что комната вполне сгодится для жилья.

– И надолго вы в Санкт-Петербург? – поинтересовался он.

– Пока не знаю, все будет зависеть от обстоятельств…

– Вот-вот от обстоятельства, – со вздохом произнес толстяк и с укором взглянул на девушку. – Вы уж располагайтесь, – проговорил он, – а я провожу Марту.

– Да нет, я уж как-нибудь сама, – молвила девушка и убежала. Слышно было, как стучат по лестнице ее каблучки.

Трактирщик вновь тяжело вздохнул. Хлопнул Сашкова по плечу и проговорил:

– Вы уж с приятелем как-нибудь ко мне загляните, винца попьем.

– С удовольствием, – согласился Сашков, – вот только мне сейчас приятеля в вашем большом городе нужно будет отыскать. Мы же договорились на Василеостровском встретиться…

– Как найдете, стучитесь. Я все равно спать не буду…

Трактирщик, переваливаясь, спустился к себе. Сашков же вошел в комнату и осмотрелся. Небольшая. Уютная. Две кровати, комод, на полу половик, на единственном окне, выходящем на речку цветочные ситцевые занавески. На комоде два подсвечника с четырьмя огарками в каждом. Тут же рядом в коробочке новые.

– Нужно отыскать Федьку, – проговорил Сашков, закрывая дверь, – иначе поздно будет.

Меншиков вот уже около часа стоял и наблюдал за каретой. Время казалось, что тянулось уж больно долго, наконец, незнакомка выскочила из подъезда, и по-прежнему пряча лицо, запрыгнула в карету.

Федька выругался. Плюнул со злости и поспешил к лошади, что стояла недалеко. Вскочил в седло и поскакал, преследуя на приличном расстоянии, экипаж. И тут он заметил скачущего к нему на встречу Сашкова.

Тот пронесся мимо кареты и остановился перед самым Меншиковым.

– Успел, – пробормотал он.

– Что успел? – удивился Федор. – Я только-только начал преследовать незнакомку, чтобы узнать кто она, и тут ты!

– Не важно, кто она, – проговорил Александр, – узнаем как-нибудь осторожно. У тех же Преображенцев спросим, может, кто и знает. К тому же это может быть его сестра.

– Э нет, Санька, ты не прав. Сестру не стали бы скрывать. Тут явно некая особа, чьи похождения должны оставаться втайне от окружающих…

– Екатерина…

– Если только Дашкова, – улыбнулся Меншиков.

– А ты что государыню исключаешь?

– Так ведь согласно историческим хроникам она в этот период с Орловыми мутила, да Понято́вским…

– Так по истории и Руси-Орды не было, – заметил Александр.

Федор замолчал, вдруг как-то осунулся.

– Может ты и прав, Шурик, – проговорил он. – Так если девушка не так и важна, так чего ты – успел, произнес?

– На Василеостровской нас с тобой – ждали. Если бы трактирщик и дочка, так точно попали в переплет.

– Это и так ясно. Меня сейчас другой вопрос интересует, где мы теперь жить то будем?

– Так я же снял номер, тут неподалеку.

– Ну, ты и пострел, – улыбнулся Федька.

Меншиков потянулся, было пять часов утра и спать больше не хотелось. На предложение трактирщика пропустить по стаканчику, они отказались, сославшись на усталость.

– Вставай приятель, – с этими словами он начал будить Александра, который мирно посапывал.

– А, что, – проворчал тот.

– Нам пора. Ты не забыл.

Забыл? Шурик сейчас за эти слова придушил бы своего приятеля. Он прекрасно помнил, как наблюдал приезд к секунд-ротмистру незнакомки, а еще то, что Федор Алексеевич приглашал их к себе.

– Почему бы нам, еще раз не посетить его? Воспользовавшись приглашением. – Проговорил Сашков.

Так что вскоре они уже забирали своих лошадок у конюха, которой за пару монет накормил тех отборным зерном. Когда приятели спустились из номера, тот в потрепанной курточке, проверял у кобылиц сбрую.

– Это тебе за беспокойство, – проговорил Федор, и протянул тому полушку.

Они отвязали лошадок и, вскочив в седла, поехали к секунд-ротмистру.

Хитрова они застали в плохом настроении. Тот сидел, облокотившись на крышку стола. Перед ним стояла бутылка вина, но еще не опустошенная на столько, чтобы одурманить мозг, а уж тем более свалить замертво. Ко всему прочему пистолет, скорее всего, заряженный.

– Видно дело совсем того, – прошептал Меншиков, констатируя тот факт, что за пару минут, что они уже пробыли в доме, хозяин пару раз брал его, подставлял к виску и неожиданно отводил в сторону, не делая того рокового выстрела, который смог бы принести облегчение его душе.

– Она меня бросит, – простонал Хитров, и резким движением отодвинул пистолет в сторону, – императрица нашла нового фаворита.

Приятели переглянулись. Сашков оказался прав. Та незнакомка, что приезжала к Федору Афанасьевичу, на самом деле оказалась будущей государыней – Екатериной Великой.

– Это с ней у вас вчера была аудиенция? – Поинтересовался Меншиков, незаметно для Хитрова убирая пистолет со стола.

– Она, – проговорил Хитров, его рука потянулась к бокалу, но Сашков успел его отодвинуть. Пальцы сомкнулись в кулак, и секунд-ротмистр ударил по столу, – ей даже плевать на нашего сына.

– Сына? – переспросил Федор. Если Хитров был любовником Екатерины, в том, что у них мог быть ребенок, нет ничего удивительного. Ведь будет же у нее незаконнорожденный от графа Орлова.

– Сына, – кивнул секунд-ротмистр. – Вот только об этом никто из приближенных во дворце, никто не знает. Все считают его сыном Петра. Но это не так. О том, что Павел мой сын никто не должен знать. – Хитров взглянул на приятелей, – надеюсь то, что вы услышали сейчас останется между нами?

– Само собой, – проговорили хором путешественники.

– Понимаете от людей, представленных к Екатерине, Елизаветой Петровной императрице забеременеть не удалось, как не удалось ей получить ребенка от Петра. – Хитров замолчал, потянулся к стакану, но снова не смог достать, – а тут я молодой кавалерист, в которого юная императрица влюбляется. Короче – у нас с ней рождается Павел, ну Нарышкин и его приятель, чтобы избежать конфуза, были вынуждены перед Елизаветой Петровной поклясться, что ребенок от них. Иначе в Павле текла бы кровь не Романовых, а Великих монголов. Не один европейский монах не допустил бы этого. Ведь все их усилия связанные с ослаблением России пошли бы на нет.

Меншиков посмотрел на своего друга, и знаком дал понять, что у него есть мысль, насчет того, что в восемнадцатом веке, некоторые люди все еще прекрасно помнили ту историю, которая будет очень скоро отскоблена. У многих еще жила надежда вернуть прежние времена.

– Она сама хочет править, – продолжал Хитров, – ей не нужен наш сын.

Он стукнул кулаком по столу. И тут приятели увидели, как он плачет.

– Мой приятель Панин сейчас воспитывает моего сына. Только он, Екатерина и я знали эту тайну. Теперь вот вы…

Договорить Хитров не успел. Дверь вдруг резко распахнулась, и на пороге появился гусар. На нем были желтые доломаны и голубые ментики с оторочкой из серого меха. Черные сапоги венгерского типа с золотой обшивкой и кисточками.

– А вот и мой приятель из гусарского полка Цобельтиша, – проговорил секунд-ротмистр, как только гусар снял с головы черный кожаный колпак, обшитый желтой тесьмой, – барон фон Раштенхолл.

– Оставь свои церемонии, – проговорил гусар и потянулся к бокалу. Взял его и осушил одним глотком. – Я надеюсь при твоих друзьях можно говорить?

– Да, я за них ручаюсь.

– Хорошо. Так вот, – продолжал фон Раштенхолл, – вчера Петр III прибыл вечером в Петергоф. Он Екатерину не застал, так как она уже уехала к тебе, в Петербург. Осерчал, кричал, что посадит ее в Шлиссельбургскую крепость. Вернулся в Ораниенбаум, где узнал, что Преображенцы убили фон Штейна. Сегодня посланный в полк отряд голштинцев, в результате того, что Пассек отказался выдать своих людей. Пассека арестовали.

– Пассек арестован! – вскричал Хитрово, – Господа возможен провал заговора, нужно ехать в Петергоф и везти императрицу в Санкт-Петербург, медлить нельзя.

Он накинул на себя василькового цвета мундир лейб-гвардии конного полка, прицепил шпагу и взял в руки перчатки.

– Нам надо спешить господа, – уже спокойно проговорил он.

Вчетвером они вышли из дома на улицу.

– Опаньки, – выдохнул неожиданно Федор Алексеевич, – а вон и Гришка Орлов.

На белом коне, со стороны штаб квартиры Преображенского полка, скакал молодой офицер в зеленом мундире. Он был озадачен и оглядывался по сторонам, когда Григорий увидел заговорщиков, то остановился. Хитров схватил за уздечку коня и прошептал:

– Заговор вот-вот будет провален, Гришка, нужно ехать в Петергоф…

– Я знаю. Пассек арестован.