Текст книги "Хаос и космос в ментальности субъекта"

Философскую основу преодоления нарастающего хаоса ряд исследователей видят в синтезе рефлексии разрушения реального мира и оптимизма в отношении возможности выхода из данного процесса. К разумному познанию действительности добавляется эстетический компонент: «В отличие от ноосферного мышления, которое строится исключительно на основе философии науки, эстетосферное мышление опирается на глубокий синтез философии науки и философии искусства». Здесь в науку вводится понятие эстетосферного мышления, по мысли авторов, приходящего на смену ноосферному (Астафьев, Бранский, Оганесян, 2004; Бранский, 1999).

На наш взгляд, введение понятия «эстетосфера» как противопоставлении его понятию «ноосфера» является избыточным. Обычно ноосфера понимается как будущий, высший этап эволюции биосферы, связанный с развитием общества. Как известно, введение представления о ноосфере (от гр. νόος – «разум», σφαῖρα – «шар») принадлежит математику Э. Леруа и палеонтологу П. Тейяру де Шардену, которые разрабатывали саму концепцию ноосферы. Данное понятие также стало ключевым в концепции русского ученого В. И. Вернадского. Он применил понятие ноосферы для определения материальной оболочки Земли, меняющейся под воздействием людей, которые своей деятельностью так преобразуют планету, что могут быть признаны «мощной геологической силой». Эта сила, полагал Вернадский, своей мыслью и трудом перестраивает биосферу в интересах всего человечества (Вернадский, 1944, 2010).

П. Тейяр де Шарден определял ноосферу как «оболочку мыслей» над Землей. В его понимании Земля покрывается мириадами элементов мысли и окутывается единой мыслящей оболочкой. Множество индивидуальных мышлений группируется и усиливается в акте одного единодушного мышления в космическом масштабе. Таков тот общий образ, в котором, по аналогии и симметрично с прошлым, Тейяр де Шарден научно представлял себе человечество в будущем (Семенова, 2009; Тейяр де Шарден, 1989). Как Тейяр де Шарден, так и Вернадский, говоря языком современной науки, рассматривали ноосферу как когнитивное явление. При этом Тейяр де Шарден полагал, что развитие ноосферы обусловлено любовью к Богу и людям, что наделяло понятие ноосферы гуманитарным смыслом (Семенова, 2009).

На наш взгляд, существенно глубже понимал ноосферу автор данного понятия Эдуард Леруа, который так же, как и Тейяр де Шарден трактовал ее как «мыслящую оболочку», формирующуюся человеческим сознанием. В то же время в основе теории ноосферы Леруа лежат представления Плотина об эманации Единого – непознаваемой Первосущности, отождествляемой с Благом. Эманации Единого преобразуются в Ум (νόος) и мировую Душу (ψυχή), которые далее снова трансформируются в Единое. В соответствии с учением Плотина сначала Единое выделяет из себя мировой Ум, заключающий в себе мир идей (εἶδος), затем Ум производит из себя мировую Душу, которая дробится на отдельные души и творит чувственный мир. Материя возникает как низшая ступень эманации Единого. Достигнув определенной ступени развития, существа чувственного мира начинают осознавать собственную неполноту и стремиться к приобщению, а затем и слиянию с Единым (Roy, 1927) (курсив наш – А. С.).

Кроме того, мировой Ум (νόος) как у Платона, так и в неоплатонизме понимался не только как разум, но и как вместилище идей («эйдосов»), которые воплощаются в различных «вещах», в том числе и таких, как любовь, знание, страсть и др. Таким образом, в концепции Леруа и Тейяр де Шардена вполне присутствует и чувственная сфера, и когнитивная, и сфера практики в самом широком смысле – преобразовательная деятельность, искусства и технологии различного рода (от гр. τεχνικός, τέχνη – «искусство, мастерство, умение»). На наш взгляд, введение понятия «эстетосферное мышление» как синтеза мысли и эстетики является избыточным по отношению к «ноосферному мышлению», так как данный синтез уже включен в понятие ноосферы Леруа.

Таким образом, представление о ноосфере в понимании Леруа и Тейяр де Шардена можно рассматривать как идеал «космизации хаоса», в процессе достижения которого осуществляется интеграция чувственного и рационального как представления о «разумном».

* * *

В оценках постмодернизма как реакции на многовековой и тупиковый путь к универсальности, разбивающей прежнюю «ложную и опасную» целостность на хаотические фрагменты, звучит оптимизм. Оптимизм оценок предполагает, что данная реакция должна создать нечто новое и конструктивное (все то же универсальное), но на плюралистической основе. Здесь, как полагает Якимович, «мы прикоснулись к новым, альтернативным, «досократовским» началам мысли и культуры и начали изживать двухтысячелетнюю традицию дифференциального структурирования картины мира» (Якимович, 1991, с. 231). В исследованиях отмечается, что постмодернизм можно рассматривать с позиций антропологического оптимизма, полагающего, что, «отстраненно взирая на себя самого, дегероизируя себя самого, человек получает возможность осмыслить, почему он до сих пор не выполнил своего предназначения» (Алейник, 2006, с. 212). Как отмечает З. Бауман, это делает постмодернистскую онтологию изначально нейтральной по отношению к добру и злу (Bauman, 1995) и оставляет человека один на один с нерешенными моральными проблемами, сохраняя опасность «сползания в хаос». Желательность развития, обретения «форм ограничения» не вызывает сомнений. Однако данная «желательность» имеет эстетическую интуитивно-ностальгическую окраску, без должного научного обоснования.

Возникают вопросы: как именно должен осуществляться процесс самоорганизации и, главное, на какой научной основе, каком новом (!) «космическом основании» и позитивном («катафатическом») понимании мира предполагается сделать первый шаг к развитию и предполагаемой гармонизации бытия?

Возможности философской синергетики в анализе гуманитарных систем

Психологический смысл разрешения внутренних противоречий «ментальности постмодерна»[9]9
  Определения и сравнительный анализ ментальностей архаики, модерна и постмодерна представлены в разделе «Ментальность архаики, модерна и постмодерна в развитии субъекта» и далее.


[Закрыть] состоит в поиске самоидентификации человека (Тынянова, Сабанина, 2017; и др.). Проблемные поля постмодернизма, ориентированные на преодоление «кризиса идентификации… задают оформление нового этапа эволюции постмодернистской философии» (Можейко, 2010, с. 85). Обращаясь к поиску концептуального разрешения проблемы, очевидно, что в условиях мультикультурализма возвращение исторически пройденных форм организации культуры или экспансия каких-то современных культурных форм на все европейское и тем более все человеческое сообщество было бы искусственным. В конечном итоге повторение пройденных форм является деструктивным и провоцирующим возвращение к хаосу.

В качестве пропедевтики содержательного определения вектора развития в гуманитарных исследованиях рассматривается популярный в настоящее время философский синергетический подход, базирующийся на естественно-научных достижениях XIX–XX вв. Применение термина «синергетика» в гуманитарных науках, как мы уже отмечали, осуществлялось по аналогии с применением его в естествознании. Заимствование естественно-научных моделей, на наш взгляд, является признаком того, что в самой гуманитарной сфере поиск решения проблемы зашел в тупик, при том что полнота познания индивидуального и коллективного субъекта требует сочетания гуманитарного и естественно-научного подходов.

Следует отметить, что в современной науке отношение к философской синергетике неоднозначно и имеет своих сторонников и противников (Буданов, 2001; Губин, 2004; Романов, 2001; и др.). Не вдаваясь в анализ аргументов «за» и «против», отметим, что наша позиция, как будет показано далее, заключается в необходимости дополнения анализа гуманитарных систем учетом их образных компонентов.

Как в гуманитарной, так и в естественно-научной сфере сторонники синергетики определяют ее как универсальную теорию развития, дающую единую основу для описания механизмов возникновения новых форм, применимую для описания способов регулирования и оптимизации: в природе, технике, обществе, культуре и т. д. По мнению последователей синергетического подхода, в связи с его универсальностью принципы синергетики могут быть распространены абсолютно на все сферы человеческого знания и бытия.

В. И. Аршинов определяет синергетику как «коэволюционный, междисциплинарный, коммуникативно-деятельностный процесс», претендующий на то, чтобы быть одновременно и научной дисциплиной, и методом познания, и мировоззрением. Она «наддисциплинарна», и ее принципы широко применяются и в естественных, и в гуманитарных науках, что помогает стирать между ними границы (Аршинов, 1999, с. 4).

Гуманитарный пафос синергетики исследователи видят в надежде на восстановление утраченной целостности и освобождении от страха перед хаосом. Некоторые исследователи увидели в синергетике «теорию оптимизма, которая возвращает веру в закономерность эволюции природы и мировой истории, в прогресс» (Стеценко, 2010, с. 91).

В последнее время в гуманитарных науках выделились такие направления, как социосинергетика, синергетика культуры, истории, психики человека.

Таким образом, формулируется представление о синергетике как «теории оптимизма», утверждающей, что любой кризис имеет разрешение, так как «хаос содержит в себе творческий потенциал», «конструктивен». Данное положение имеет некоторую аллюзию с верой в богословском понимании и, строго говоря, методологически является нефальсифицируемой гипотезой. На наш взгляд, несомненно только то, что «конструктивность» данного направления представляется желательной.

Взаимодействие хаоса и космоса ряд авторов рассматривают как условие творческого развития. В эстетике романтизма, например, у Ф. Шлегеля, хаос и Эрос рассматриваются как необходимые основания прекрасного, рождающегося в процессе трансформации хаоса в космос вследствие эротического стремления к совершенству (Шлегель, 1983). В представлении постмодернистского философа Жиля Делёза бытие представляет собой «имманентное тождество космоса и хаоса» или «игру смысла и нонсенса» (Делёз, 1998, с. 87–107).

Понятия хаоса и космоса использовались, например, в работах Дж. Джойса, Ж. Делеза, М. А. Можейко и др. В современной постмодернистской философии и эстетике представление о мире как «смешении всего» было отражено в понятии «хаосмос» – смешении понятий хаоса и космоса, представляющем собой аллюзию естественно-научного представления об «осмосе»[10]10
  Осмос (от гр. ὄσμος – «толчок, давление») – процесс односторонней диффузии через полупроницаемую мембрану молекул растворителя в сторону бульшей концентрации растворенного вещества из объема с меньшей концентрацией.


[Закрыть] (Joyce, 2012). Хаос здесь представляется как чреватый космосом и находящийся в процессе постоянного упорядочивания при переходе от одного осмотического состояния в другое и метафорически характеризующего бесконечный процесс смыслопорождения в атмосфере креативной нестабильности. Представление о космизации мышления связаны с отечественным философским направлением «русского космизма» в трудах П. А. Флоренского, В. И. Вернадского и др. (Русский космизм…, 1989, 1993).

С позиций синергетики возможность «космизации», упорядочивания происходит в процессах перехода из одного осмотического состояния в другое как состояние ризомы[11]11
  Ризома (от фр. rhizome – корневище) – теория или исследование, допускающее множественные неиерархичные точки входа и выхода в представлении и интерпретации знания. Ризома противопоставляется древовидному (иерархичному, древоподобному) представлению знания, которое отражает дуальные категории и двоичные выборы. Ризома отражает горизонтальные/межвидовые и плоскостные связи, в то время как древовидная модель отражает вертикальные и линейные связи (Делёз, 1998).


[Закрыть], то есть осцилляции между этими состояниями. Хаос трактуется в аспекте своей креативности: акцент делается не на отсутствии наличной упорядоченности, но на потенциальной космичности (Делёз, 1998; Можейко, 2002).

М. А. Можейко находит модель взаимодействия хаоса и космоса в космогонических моделях архаической мифологии, где «хаос мыслится как имманентно содержащий в себе брачную пару космических прародителей», и «в данной системе отсчета Эрос выступает медиатором между хаосом и космосом и любовь как архаическая персонификация космотворения возникает из „лона Хаоса“» (Можейко, 2002, с. 897). Данная «классическая мифологическая схема» повторяется у Эмпедокла и позднее в натурфилософии эпохи Возрождения у Пико делла Мирандола. «Подобно тому, как в современном естествознании креативность хаоса связывается с пониманием последнего в качестве достигнутого, постмодерн также признает достижение хаоса содержательно необходимым этапом процедур смыслопорождения» (там же).

Ряд отечественных исследователей предпринимали попытки применения аппарата синергетики к психологической науке. В процессе применения системного подхода в отечественной психологии отмечалось, что функционирование психических систем характеризуется сложностью и нелинейностью (Ломов, 1984), что дает основание для их описания методами математической психологии. Синергетику как возможную новую парадигму психологической науки, рассматривал В. Ю. Крылов (Крылов, 1990, 1998). Основываясь на общих свойствах нелинейных систем, В. Ю. Крылов предложил такую парадигму в психологии – психосинергетику (Крылов, 2010, с. 17–24). Логику построения общей концепции психосинергетики автор представил следующим образом: «…выбирается какая-либо базовая модель синергетики, описывающая эволюцию физической, химической или биологической системы. На основе изучения модели выделяются качественные особенности эволюции данной системы. Далее находится психологическая система, эволюция которой имеет аналогичные особенности. Тогда можно предположить, что исходная базовая модель описывает также и эту психологическую систему, достаточно только интерпретировать переменные величины, входящие в модель, в терминах этой психологической системы» (там же, с. 19). Из приведенного рассуждения видно, что применение синергетики в психологии строится исследователем на естественно-научной основе. Вместе с тем, констатируя, что «нелинейные эффекты… в точности описываются моделями, взятыми из физики, химии, биологии и др.», Крылов отмечал, что «важнейшей задачей является выявление таких специфических нелинейных психологических систем, которые не имеют (и не могут иметь) аналогов среди систем более простой природы» (там же, с. 22).

На наш взгляд, данная задача, поставленная исследователем, вряд ли может иметь достаточно полное решение в рамках математической психологии, так как сама «специфика психологических систем» хотя и допускает использование математических методов исследования, но имеет существенно отличную от естественно-научной гуманитарную природу. Вместе с тем ряд исследователей не считают синергетику фундаментальной парадигмой в психологии и в науке вообще. В частности, отечественный психолог В. А. Мазилов полагает, что синергетика является «просто описательной теорией, полезной, когда мы имеем совершившийся процесс» (Мазилов, 2010, с. 27). Отмечается, что наделение абсолютной ценностью второго закона термодинамики и созданных на его основе конструктов синергетики и полученные таким образом новые формы представления культуры (флуктуация, хаос, аттрактор, бифуркация, энтропия, нелинейность и т. п.) превращает их в симулякры (Тынянова, Сабанина, 2017). По мнению известного французского математика Р. Тома, чрезмерное превозношение случайных факторов кладет предел поискам дальнейших объяснений (Сокулер, 1993).

Мы полагаем, что попытки применения синергетики в психологии имеют то сходство с попытками ее использования в истории, искусствоведении, социологии и других гуманитарных областях, что в формальных построениях структуры предмета в дихотомии «хаоса и порядка» в принципе не учитывается собственно гуманитарное содержание и специфика предмета исследования. Другими словами, происходит абсолютизация естественно-научного подхода как универсального инструмента, применимого и в области гуманитарных наук.

Нельзя не согласиться с тем, что синергетика как эвристическая концепция, несомненно, является свежей идеей, стимулирующей научную мысль. Однако, на наш взгляд, практическая эффективность синергетики на данный момент далеко не очевидна. Верным представляется то, что необходимость междисциплинарного подхода в науке психологии и опора на базовые принципы системного анализа явлений действительно назрела (Журавлев, 2002).

Опираясь на базирующуюся в естественно-научном подходе синергетическую модель мира, нашу эпоху можно определить как «период разрастания хаоса по мере приближения к точке бифуркации, моменту выбора нового варианта стабилизирующего порядка» (Стеценко, 2009, с. 103). Возникает вопрос: каким образом можно выделить гуманитарные критерии приближения к «моменту выбора» и тем более правильности данного выбора?

Роль архаики «в цивилизационном процессе в целом» нарастает (Хачатурян, 2009, с. 1), и принятие архаики стало в постмодернизме своеобразным принципом. В отличие от всего исторического опыта западноевропейской культуры, темное и инстинктивное в постмодернизме уже не обязательно опосредствуются разумом и культурой. Где предел этого возрастания хаоса и в чем может состоять основание для выхода из чрезмерной хаотизации общества, природы и культуры? В имеющихся оценках эпохи «хаотизации культуры» и роли постмодернизма как «самопорождающей креативной среды» звучит лишь эстетически оценочный оптимизм. Пригожин, Делёз и другие мыслители гуманитарного и естественно-научного направлений полагают, что обращение к хаосу порождает у субъекта стремление к обретению смысла.

Действительно, при рассмотрении привычной для синергетики нейробиологической аналогии (модели) можно видеть, что экспериментальные исследования биоэлектрической активности нейронов головного мозга показывают существенное значение соотношения порядка и хаоса в их работе по обеспечению нормального состояния центральной нервной системы (ЦНС). Изучение активности нейронов новой коры и других структур головного мозга показало, что стрессогенный фактор, ослабляя торможение, вызывает переход значительной части нервных клеток от хаотических или нерегулярных групповых разрядов к упорядоченному распределению их во времени (Шульгина, Кориневский, 1975). В состоянии покоя, торможения, сна, то есть при накоплении ресурсов ЦНС, большая часть нейронов работает либо хаотически, либо с преобладанием нерегулярных групповых разрядов вследствие относительного усиления тормозных процессов. Активная работа головного мозга (новизна обстановки, боль, обучение, движения) происходит на фоне повышения упорядоченности в распределении импульсации нервных клеток во времени вследствие повышения ее частоты и ослабления торможения (Мелехова, Шульгина, Лебедев, 1966; Шульгина, Кориневский, 1975). Длительное повышение упорядоченности при действии стрессогенных факторов, то есть нарушение соотношения порядка и хаоса, сопровождается истощением ресурсов нервной системы и может привести к патологии. Усиление тормозных процессов возвращает нейроны ЦНС к повышению хаотичности в их работе и способствует профилактике и снижению дистресса (Шульгина, Косицын, 2017).

Таким образом, на внесение в функционирование организма непредсказуемых стрессовых воздействий он реагирует усилением упорядоченности активности нейронов, но возможно и разрушение организма под влиянием длительного стресса. Без стрессовых воздействий развитие затормаживается, но происходит восполнение затраченных ресурсов. Таким образом, для поддержания жизненного процесса и развития необходимо определенное соотношение проявлений хаоса и порядка.

Применительно к гуманитарной сфере рассматривается представление «креативный хаос» (Делёз, Лиотар), который сам по себе не может порождать смысл в жизнедеятельности субъекта; хаос изначально должен выступать в единстве с космосом, а условием порождения смысла в обобщенном виде является некоторое соотношение хаоса и космоса. Последнее является обобщенным условием обретения человеком и обществом смысла существования и возможности развития.

Синергетическая концепция хаоса отличается от абсолютизации представления о хаосе, как, например, в современном деконструкти-визме[12]12
  В самых общих чертах деконструктивистский подход заключается в выявлении в тексте не только скрытого и незамечаемого неискушенным читателем, но и ускользающего от самого автора бесконечного многообразия смыслов.


[Закрыть]. С позиций синергетики в процессе развития осуществляется закономерное чередование хаоса и порядка, а хаос, в свою очередь, наделен творческим потенциалом или способностью спонтанно рождать новый порядок в процессе самоорганизации. У последователей постмодернизма он ассоциируется с антиэнтропийными тенденциями, а именно с феноменом глобализации, созданием единого экономического, информационного и культурного пространства, с тем, что было присуще эпохе модерна. Постмодернизм как культурное течение, полагают многие исследователи, способен к эволюции, самоотрицанию, преобразованию своей фрагментарности в формы целостности. Этому способствуют его динамичность, оперирование огромным количеством культурных явлений. Развитие философии постмодернизма исследователи видят в опоре на достижения физической науки и синергетическую модель бытия, рассматривая нынешнюю эпоху как закономерный и предсказуемый этап эволюции человечества, который, как предполагается, неизбежно переведет его на новую ступень развития (Стеценко, 2010; и др.).

Таким образом, «хаотизация» современной культуры преимущественно рассматривается исследователями и философами в рамках научного синергетического подхода с оптимистических оценочных позиций. Такая оценка предполагает, что в процессе нарастающего хаоса в современной культуре уже заложен самоорганизующийся выход в целостность и социокультурную «космизацию»[13]13
  Направленность на архаику в современной мультикультурной среде, с наших позиций, объясняется избытком глобалистских попыток рационально-универсалистской регламентации поведения человека и общества. Вследствие сформулированного нами ниже представления об идеале синтеза хаоса и космоса избыток космического порождает направленность субъекта на архаику и хаос.


[Закрыть].

Казалось бы, что «оптимизм» синергетического подхода снимает ответственность с субъекта за происходящее в мире. В то же время философский анализ представления о развитии и роли субъекта в историческом процессе с позиций синергетики вполне последовательно и адекватно предмету осуществлен В. П. Бранским (1999). Автор исходит из того, что «сущность развития социальной реальности не сводится ни 1) к одностороннему увеличению порядка, ни 2) к одностороннему росту степени свободы (хаоса), как это полагали многие мыслители в прошлом (в частности, первой точки зрения придерживался О. Конт, а второй – Г. Спенсер). Та элементарная форма синтеза порядка и хаоса (свободы), которая реализуется в диссипативной структуре, приводит к совершенно новому взгляду на сущность развития, когда речь заходит о развитии диссипативных структур. Оказывается, что развитие (эволюция) диссипативной структуры есть рост степени синтеза[14]14
  Синтез (от древнегр. Σύνθεσις – «соединение, складывание, связывание»; от συν – «совместное действие», θέσις – «расстановка, распределение»). Понимается как процесс соединения или объединения разрозненных элементов в целое. На наш взгляд, В. П. Бранский в понятие «синтеза» хаоса и космоса вкладывал скорее смысл «сочетание» или «чередование» (см. далее), так как для синтеза необходимо наличие дополнительного системообразующего принципа.


[Закрыть] порядка и хаоса, обусловленный стремлением к максимальной устойчивости. Тем, кто сомневается в революционном вкладе синергетики в философию, следует учесть, что никто из философов прошлого при всей смелости их воображения никогда не приходил к подобной идее» (Бранский, 1999, с. 121) (курсив наш. – А. С.).

Социальная синергетика, отмечает Бранский, позволяет совершенно по-новому подойти к самой острой проблеме традиционной философии истории. Эсхатологическую проблему автор формулирует следующим образом: «Существует ли у социальной истории конец или такого конца может и не быть?». Как известно, все философские концепции всемирной истории разделились на две группы: финалистские (признающие конечность истории) и инфинитные (отрицающие эту конечность). С точки зрения социальной синергетики, считает исследователь, «вопрос поставлен некорректно, ибо в такой постановке он исключает возможность однозначного ответа. У всемирной истории в одном отношении есть конец, а в другом – его нет. С одной стороны, должен существовать предел культурного развития человечества, но, с другой стороны, движение к этому пределу должно быть бесконечным… Социальная синергетика, однако, не только раскрывает научные основания религиозного мышления, но и показывает его границы». Отмечается также, что «целью глобального развития человечества является субъективный образ, а воплощение этого образа в действительности есть результат сознательной деятельности субъекта» (там же, с. 122–123). Наделяя субъектностью человека и социум, Бранский полагает, что, «в отличие от природы, в развитии общества объективный порядок и объективный хаос переплетаются самым причудливым образом с идеологическим («субъективным») порядком и хаосом. В силу этого не существует «объективного» критерия социального прогресса, независимого от социальных идеалов». Он делает важный вывод: «…относительный прогресс определяется степенью реализации относительного идеала, а абсолютный – степенью реализации абсолютного идеала». Причем «социальный идеал включает в себя экономический, политический, этический, эстетический и мировоззренческий аспекты, нельзя считать критерием абсолютного прогресса любой из этих признаков, взятый в отдельности» (там же, с. 124–125). Сходное представление о развитии сформулировано нами далее как представление об идеале развития субъекта («архегения»).

Выделяя научное и практическое значение социальной синергетики и ее новизну, Бранский сравнивает синергетическое понимание истории с известными историософскими концепциями: концепциями божественного предопределения (Августин и др.), исторического круговорота (Дж. Вико и др.) и глобального прогресса (Ж. А. Кондорсэ, И. Гердер, Гегель, Конт, Маркс и др.), а также с концепциями локальных цивилизаций (Н. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин и др.) и абсолютного хаоса (философский деконструктивизм последней трети XX в.).

Понимая постмодернизм как синтез модернизма и классики[15]15
  Мы не придерживаемся такого понимания постмодернизма, для «синтеза» необходим системообразующий принцип.


[Закрыть], Бранский полагает, что новизна концепций абсолютного хаоса, по сравнению с концепциями цивилизаций, состоит не в учете роли хаоса в истории (идея хаоса присутствует и в концепциях локальных цивилизаций), а в отрицании роли порядка и тем самым творческой роли хаоса. Социальная синергетика показывает, по мнению автора, что так называемый «постмодернизм» является подготовительной стадией для формирования настоящего (конструктивного) постмодернизма (там же, с. 125). Синергетическая историософия, полагает Бранский, представляет собой, прежде всего, возрождение концепции глобального прогресса. В отличие от линейного («бесконечного» или «конечного») прогресса, он вырастает из параболической эволюции локальных цивилизаций и имеет нелинейный и асимптотический характер. Развитие выглядит теперь как чередование («круговорот») порядка и хаоса. Хаос органически вплетается в картину прогресса, но при этом сохраняет свой творческий характер, порождая новый порядок (там же).

Бранский отмечает практическую значимость рассмотрения с позиций социальной синергетики («теории социальной самоорганизации») следующих фундаментальных проблем философии истории: 1) исторического детерминизма; 2) природы социальных кризисов и путей их преодоления; 3) движущих сил истории (борьба каких именно социальных слоев является главным двигателем истории); 4) критерия социального прогресса (существует объективный критерий такого прогресса или его нет); 5) роли социальных идеалов и утопий (необходимы ли они или только возможны); 6) существования предела культурного развития человечества; 7) возможности долгосрочного социального прогнозирования; 8) возможности согласованного развития («коэволюции») общества и природы, то есть должно ли человечество продолжать преобразование природы или ему следует прекратить вмешательство в естественный ход природных процессов и др. (там же, с. 126).

Например, коэволюция общества и природы есть, по мнению автора, «продолжение развития природы на более высоком уровне», а причина негативных явлений, связанных с анторопогенными изменениями в природе, заключается не в самом факте данных изменений, а в их характере, который определяется «соответствующим социальным идеалом» (там же).

В социальных идеалах, по мнению А. П. Назаретяна, можно рассматривать утилитарные (экономические и политические идеалы) и духовные (этические, эстетические и мировоззренческие идеалы) компоненты. Негативные явления при антропогенных преобразованиях природы возникают тогда, когда либо духовные идеалы приносятся в жертву утилитарным, либо утилитарные – духовным, а для профилактики негатива необходимо согласование духовного и утилитарного развития. В связи с этим гармоничное развитие обеспечивается согласованием в социальных идеалах «утилитарной и духовной компонент в рамках глобальной социальной системы» (Назаретян, 1996, с. 91). С данных позиций необходимо «не только не ослаблять, но и усиливать преобразование природы (космическая и биологическая инженерия в XXI в.) в сочетании с преобразованием социальных идеалов (социокультурная инженерия в XXI веке, осуществляемая и регулируемая законом дифференциации и интеграции идеалов)» (Бранский, 1999, с. 126).

На основе анализа практического применения социальной синергетики, осуществленного Бранским, выделим необходимые для нашего дальнейшего исследования положения. В качестве источника социального развития он рассматривает социальные противоречия, что является достаточно общим положением в теориях социального развития. Относительная новизна заключается в положении автора о том, что цель развития есть движение к «суператтрактору»[16]16
  «Аттрактор» (от англ. attract – «привлекать, притягивать») – естественно-научный термин, обозначающий компактное подмножество фазового пространства динамической системы, все траектории из некоторой окрестности которой стремятся к нему при времени, стремящемся к бесконечности. Суператтрактор в синергетике понимается как консолидирующее звено глобального процесса самоорганизации, позволяющее рассматривать эволюционный процесс в масштабах универсума (Максимова, 2010, с. 10).


[Закрыть], который «с первого взгляда напоминает аристотелевскую конечную, или целевую, причину и потому легко может быть истолкован как некая глобальная „цель“, к которой стремится в своем развитии человечество». В понимании Бранского аттрактор – это промежуточный результат реализации общечеловеческого идеала, не конечная, но одна из промежуточных целей развития (там же, с. 126).

Наиболее важным для нашего исследования представляется понимание Бранского задачи субъекта исторического процесса. Данную задачу он формулирует следующим образом: «Искать оптимальную для данных исторических условий форму синтеза порядка и свободы („хаоса“). Что означает практически такой синтез? Сочетание регламентации одних видов деятельности и либерализации других» (там же). Здесь им закономерно ставится проблема выбора критериев оптимизации сочетания (в нашей книге используется понятие «соотношение») хаоса и порядка в развитии социума. Исходя из положения Аристотеля о том, что оптимальность противостоит экстремальности и представляет собой «золотую середину» между двумя крайностями (Аристотель, 1984), Бранский рассматривает дихотомию крайностей на онтологическом, гносеологическом и аксиологическом уровнях, соответственно, как «тоталитаризм—либерализм», «догматизм—скептицизм» и «утопизм—прагматизм». Оптимальная форма синтеза порядка и хаоса (свободы) определяется специфической в данных исторических условиях формой этих крайностей. Указанную выше дихотомию автор определяет как «золотую середину» между «оптимизмом» и «пессимизмом» – «драматическим, то есть трезвым оптимизмом» (Бранский, 1999, с. 127).

Вместе с тем даже в рамках математической и аппаратурной экспериментальной психологии исследователи приходят к выводу о важности учета «воспринимаемого качества, где исходным этапом анализа является содержание перцептивного образа, а перцептивная модель строится на основе характеристик, предложенных испытуемым» (Носуленко, 2010, с. 173). Еще большее значение приобретают вторичные образы (памяти, воображения и пр.), характеризующие смысловое ядро психики (Гостев, 2007), в гуманитарном психологическом исследовании. Как отмечала И. Стенгерс, «„образность“ понятия „хаос“ неустранима и поэтому требуется разработка сложных процедур переноса этого понятия из наук естественных в науки социальные и гуманитарные. Это, в свою очередь, предполагает и разработку „грамматики хаоса“, основанной на универсальных свойствах сложных систем, которые исследуются сравнительно недавно» (Stengers, 1992, р. 135). Следует отметить, что в гуманитарных текстах иногда используются не только понятия хаоса и порядка, но и понятия хаоса и космоса как мифологических представлений (в фольклористике, религиоведении и философии и др.). Но при этом исследуется лишь фольклорно-мифологический аспект данных понятий без их осмысления как элементов теоретико-методологических конструктов и их роли в детерминации поведения субъекта.