Текст книги "Хаос и космос в ментальности субъекта"

Естественное развитие как идеал синтеза хаоса и космоса

Создавая космос из хаоса («из земли и огня»: Платон. Тимей, 1971, 29a, 31ac) и далее человека как живое подобие космоса, демиург, имея в качестве прообраза космос, определил соответствие всего живого «вечносущей природе», т. е. «хаосу» как «первичной потенции», в понимании А. Ф. Лосева (Лосев, 1990, с. 568; Платон. Тимей, 1971, 39e). Другими словами, источник жизни для всего живого, наряду с космосом, коренится и в хаосе, как в предельных основаниях бытия.

Человеческую душу Платон сравнивает с колесницей, запряженной двумя конями. Возничий – это разум, а непредсказуемый, норовистый конь влечет к хаосу. «У богов и кони, и возничие все благородны и происходят от благородных, а у остальных они смешанного происхождения» (Платон. Федр, 246b). У человеческой души, в отличие от душ богов, один из коней «прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь – его противоположность и предки его – иные» (там же). «Конь причастный к злу всей тяжестью тянет к земле и удручает своего возничего, если тот плохо его вырастил. От этого душе приходится мучиться и крайне напрягаться» (там же, 247b). При этом от всего противоположного «божественному», – «от безобразного, дурного – душа чахнет и гибнет» (там же, 246е). «Безобразность», причастность к «злу», «гибель», «дурное» у Платона являются атрибутами хаоса. Образ «неразумного» коня представляется в нашем понимании тяготеющим к безобразному, гибели, хаосу, образ «разумного» коня – тяготеющим к божественному, упорядоченности, законам Зевса, сообразности космосу.

В платоновском понимании развитие человека (как совершенствование) осуществляется в его стремлении к «космическому идеалу» через преодоление опасностей хаоса (то есть стремление к гармонии). В иной форме близкие идеи высказывал Аристотель, говоривший об оптимальном соотношении крайностей – «золотой середине» (Аристотель, 1984, с. 18).

Античные мыслители прозорливо обратили внимание на взаимодействие дуальности «бесструктурности» и «структуры», «хаоса и порядка». В то же время в развитии ментальности субъекта рефлексируется историческое развитие архаических образов, отразивших начало оформления мифологической картины мира (Лосев, 1996, с. 15–22).

Платоновская метафора возничего и колесницы, запряженной конями, отражает то положение, что развитие субъекта обусловлено, кроме прочего, саморефлексией исторического развития мифологических образов, влекущих к хаосу, и образов, влекущих к космосу.

Платоновское понимание роли хаоса и космоса не потеряло актуальности и сегодня. Как уже отмечалось, в современных исследованиях в области социальной синергетики, используя упрощенное, по сравнению с «хаосом и космосом», дуальное противопоставление «хаоса и порядка», предлагается модель социального устройства, основанная на формах «синтеза порядка и свободы («хаоса»)» (Бранский, 1999, с. 126; и др.). При этом развитие понимается как рост степени синтеза хаоса и порядка (там же). Используя представление о «хаосе» и заменяя представление о «космосе» «порядком», исследователи оставляют вне рассмотрения субстратное содержание элементов архаики – первичные мифологические образы, связанные с хаосом и космосом.

В связи с вышеизложенным мы вводим философское положение о развитии субъекта, имеющего целью естественный идеал «синтеза хаоса и космоса». При этом можно говорить о «ступенях качественного синтеза» в приближении к данному идеалу: «…в отличие от количественного, качественный синтез состоит не во внешнем только – периферическом, но во внутреннем центральном объединении бесконечного; он выражает единство внутренней связи (Komprehension), а не простого складывания (Komposition). Качественный синтез мыслится как источник или первоначальное основание, из которого множественность качественных различий неисчерпаемо порождается все вновь и вновь» (Наторп, 2006, с. 72). В терминах Бранского «ступени качественного синтеза» можно понимать как «степень синтеза». Каковы конкретные характеристики «степени синтеза», или «ступеней синтеза», в качественном или количественном выражении, являющиеся показателями приближения к идеалу синтеза, будет показано в главе III. Пока лишь отметим, что в ступенях качественного синтеза должны быть отражены как историческое развитие мифологических образов, так и структурно-динамические характеристики проявлений хаоса и космоса[30]30
  Как мы уже отмечали, любые проявления хаоса или космоса рассматриваются как характеристики искажения развития, отклонения от естественного идеала синтеза хаоса и космоса в сторону приоритета того или другого.


[Закрыть].

В современной науке XX–XXI вв., в том числе и психологической, представление о развитии связывается с представлением о направленном, необратимом и закономерном процессе. Данное представление базируется на философии Гегеля (Юдин, 1989, с. 537), однако, как правило, со счетов сбрасывается существенное гегелевское положение о том, что развитие имеет идеальную цель, а сам процесс развития представляет собой смену его последовательных стадий или конкретных (национальных) представлений «стремления духа» в определенных культурно-географических условиях (Гегель, 1970).

В соответствии с античными философскими положениями, а также подходами Гегеля и Шеллинга развитие можно рассматривать как направленное изменение и трансформацию конкретного, чувственно воспринимаемого содержания форм, ступеней развития в бесконечном приближении к идеалу. Эта цель является не только изначально заданной, но и природосообразной в платоновском смысле. В нашей терминологии идеал природосообразности, так же как и идеал культуросообразности, обозначается объединяющим понятием идеала естественного развития. Ниже будет показано, что направленное движение субъекта к данному идеалу определяется ступенями, характеризующими модус взаимодействия проявлений хаоса и космоса (с. 100 и далее). Приближение развития ментальности субъекта к идеалу определяется, в частности, уровнем саморефлексии по отношению к содержанию его историогенеза (для коллективного субъекта) или онтогенеза (для индивида).

Как уже отмечалось, в качестве идеала развития природы в нашем исследовании рассматривается девственная природа[31]31
  В современных исследованиях ставится, в частности, проблема реконструкции и консервации древней «неантропогенной» акустической среды, оценки воздействия конкретных звуков на человека и сохранения акустической среды благоприятной для жизни людей и их биологического окружения (Носуленко, Харитонов, 2018, с. 386–389).


[Закрыть], не подвергавшаяся в какой-либо мере культурно-антропогенному воздействию. Идеал исторического развития культуры достигается сообразно идеалу девственной природы, природосообразно. В христианстве, например, искажение изначального лика природы рассматривается как следствие грехопадения человека, а искупление греха связано с представлением о райской природе, вечно цветущих райских кущах (Сирин, 2015), то есть с достижением идеала развития природы.

Представление об изначально заданном идеале естественного развития мы фиксируем в понятии архегении, образованном от древнегреческих слов ἄρχη – «начальный, первый; начало», Γένεσις – «рождение, происхождение, возникновение». Естественное развитие субъекта осуществляется природосообразно и культуросообразно. В терминах «хаос» и «космос» понятие архегении соответствует представлению о естественном идеале синтеза хаоса и космоса.

Идеал естественного развития (архегения) для произвольно взятой «вещи» может быть представлен в реальности в форме конкретного образного содержания последовательных стадий или этапов развития индивидуального и коллективного субъектов или реальных природно-географических ареалов, видоизмененных в результате культурно-антропогенных воздействий. В историческом аспекте данное развитие имеет определенное сходство с последовательными ступенями развития «мирового духа» или отдельного «народного духа» (Гегель, 1993). Отличие нашего подхода состоит в том, что представление об архегении предполагает, например, не только приближение к идеалу «народного духа» в целом, но и более тонкую дифференциацию данного процесса по конкретным показателям динамики последовательности и содержания каждой ступени развития субъекта.

Как мы уже отмечали, особое положение в нашем анализе занимает развитие природного субъекта, который, согласно Шеллингу, не является разумным и не обладает способностью к сознательному развитию, то есть, в отличие от человеческого субъекта, не наделен саморефлексией. Искажения развития природного субъекта происходят лишь вследствие культурно-антропогенных воздействий, обусловленных грехопадением человека, или шеллингианским «космическим отпадением» (Abbrechen) (Коплстон, 2004, с. 156).

В частности, для ментальности индивидуального субъекта восстановление направленности личности на архегению ее этносреды отражает положение Л. С. Выготского о том, что «воспитание есть искусственное овладение естественными процессами развития» (Выготский, 1982, с. 107).

Условием естественного развития является архегенийная направленность субъекта. Как рефлексируемая характеристика ментальности, направленность может относится как к индивидуальному, так и коллективному субъекту. Психологический смысл направленности заключается в наличии у субъекта системы устойчивых и взаимосвязанных побуждений, мотивов, определяющих его поведение, избирательность проявлений его активности, а также в наличии определенного уровня саморефлексии.

Процессом, противоположным естественному развитию, является инволюция и разрушение. Соответственно вводится понятие анархегенийной направленности субъекта, ведущей к разрушению его целостности, инволюции. Данная направленность может возникать вследствие нарушения принципов природо– и культуросообразности поведения субъекта, что в самом обобщенном смысле можно понимать как результат шеллингианского «космического отпадения», а в библейском понимании – грехопадения. На практике это приводит к искажению естественного развития, например, под влиянием тех или иных привлекательных, но разрушительных (патогенных) для субъекта представлений и мотивов. На организмическом уровне данный процесс можно проиллюстрировать, в частности, увлечением человека субъективно приятным, но вредным для здоровья табакокурением, злоупотреблением психоактивными веществами и т. п.

С одной стороны, исследования в области социальной синергетики показывают, что развитие может пониматься как «рост степени синтеза порядка и хаоса» и, как отмечается, «никто из философов прошлого при всей смелости их воображения никогда не приходил к подобной идее» (Бранский, 1999, с. 121). С другой стороны, исследования с позиций этнофункционального подхода в психологии показывают, что в развитии и повышении психологического адаптационного потенциала субъекта существенную роль играет наличие в ментальности субъекта архаических образов, например, хтонических существ, наряду с «космизирующими» представлениями надэтнических религий (Сухарев, 2008; Сухарев, Тимохин, Выдрина, Шапорева, 2017а, б; и др.). Таким образом, как структурно-динамические, так и образные проявления хаоса и космоса могут рассматриваться во взаимодействии, а роль данного взаимодействия для развития субъекта, как будет показано ниже, может быть оценена качественно и количественно.

Исходя из античного мифа о рождении космоса из хаоса («земли и огня») и представления о начале развертывания мира как процесса «космизации» хаоса, мы полагаем, что изначально заданное соотношение и взаимодействие проявлений хаоса и космоса является идеальным (оптимальным). Используя положения Бёме и Шеллинга, на уровне философского обобщения естественный идеал развития (архегению) можно определить в качестве изначально заданного синтеза хаоса как бесформенной мощи природы (Ungrund) и оплодотворяющего разумного космоса (Gott). Таким образом, развитие мы понимаем как направленность субъекта на архегению, или естественный идеал синтеза хаоса и космоса[32]32
  Определенное эмпирическое и экспериментально-психологическое и историко-психологическое подтверждение приближения к архегении как условия оптимизации развития и повышения психологического адаптационого потенциала субъекта будет представлено на с. 181–214.


[Закрыть].

Идеал развития является одновременно его целью и результатом. Последующее искажение идеала, как было показано выше признается практически во всех европейских (и не только) философско-мировоззренческих системах. В христианстве искажение развития понимается как следствие грехопадения, в немецком идеализме – как следствие «космического отпадения», в античности и святоотеческих текстах искажение души как «обретение эйдосом болезненной бесформенности» происходит вследствие грубых чувств и т. п. Мы понимаем возникновение искажения идеала развития как следствие антропогенной активности, основывающейся на субъективном представлении субъекта об этом идеале. Собственно развитие осуществляется в процессе преодоления искажений в процессе «искусственного овладения естественными процессами развития» (Л. С. Выготский).

Важнейшим и практически значимым следствием из представления об идеале естественного взаимодействия проявлений хаоса и космоса является то, что при искусственном (антропогенном) усилении приоритета космических – разумных, осознанных – проявлений может активизироваться приоритет хаоса в форме иррациональных, разрушительных проявлений. Например, если жизнь индивида чрезмерно регламентирована и упорядочена, то возникает опасность прорыва из области бессознательного вспышек иррационального поведения, образов или возникновения психосоматических расстройств. Аналогично для коллективного субъекта: например, в определенный период отечественной истории чрезмерная регламентация и структуризация поведения и мировоззрения на марксистско-ленинской основе активировала соответствующие его протестные и подчас разрушительные воззрения и поведение. Или же вследствие недостаточно органичной регламентации ментальности общества «космизирующими» христианскими представлениями в постперестроечный период спонтанно активизируются архаические «языческие» представления. С данных позиций существенна оптимизация соотношения человеческой разумной деятельности и девственной природы (системы «человек—природа») в целях обеспечения устойчивого экологического развития. Эта оптимизация предполагает наличие не только искусственно преобразованного и разумно организованного человеком пространства, но и девственных природных ареалов (в идеале), а также переходных, относительно менее архаических и лишь незначительно «модернизированных» ареалов (заповедники и пр.). Для оптимизации жизнедеятельности субъекта в определенных культурно-природных ареалах наибольшее значение имеет наличие конкретных относительно девственных ареалов.

Как было показано выше, приоритет проявлений хаоса в целом определяется архаичностью этнически специфических мифологических субстратных элементов, а приоритет проявлений космоса – рациональностью и универсальностью определенных представлений этнических религий, надэтническими представлениями мировых религий и естественно-научных представлений.

* * *

Таким образом, в положении о естественном идеале синтеза хаоса и космоса представлен обобщенный механизм образования непредсказуемых, иррациональных явлений во всех сферах человеческой жизнедеятельности. Для обеспечения естественного развития субъекту необходима не только саморефлексия «космизирующих» представлений о законе и порядке, наряду с соответствующими олицетворениями (например, Христос, Будда, Магомет). Необходимо предусматривать возможность спонтанных, хаотических проявлений, предоставлять им определенную свободу от «порядка и контроля» (Бранский, 1999). Кроме того, необходим определенный уровень саморефлексии субъектом образных проявлений хаоса (хтонических представлений, образов первопотенций и т. п.). Осознанная оптимизация развития заключается в формировании направленности субъекта на идеал синтеза хаоса и космоса. Учитывая то, что представления о необходимости разумного устроения бытия усваиваются современным человеком «по умолчанию», важнейшей задачей оптимизации развития субъекта является предоставление образным проявлениям хаоса законного места в его ментальности, в устройстве бытия.

Представление о космосе обладает такой же степенью общности, как и представление о хаосе. Космос и хаос являются инвариантными для всех этносов и природно-культурных ареалов. В отличие от своих конкретных проявлений, собственно хаос, так же как и космос, не имеет природно-культурной специфики. Вместе с тем проявления хаоса имеют выраженную этническую специфику, а проявления космоса – относительно менее выраженную или отсутствие таковой. Этническая специфика ментальности субъекта преимущественно определяется представлениями, связанными с начальным этапом развития субъекта, характеризующимся приоритетом хаоса.

В целом по признаку всеобщей значимости хаос и космос являются наиболее общими категориями не только для естественно-научных, но и для гуманитарных исследований, описывающих человека, культуру, общество и природу как на языке структурно-динамического описания, так и на языке образного содержания.

Историческая иллюстрация философского определения развития ментальности субъекта

В развитии общества Л. Н. Гумилев связывал фазы этногенеза с щадящим или губительным отношением человека к природе. В частности, в фазе «подъема» в развитии этнической системы ландшафт старались сохранять для будущих поколений: природу организовывали. В «акматической» фазе, когда «все убивали друг друга ради чести, славы, богатства и др. природой заниматься было некогда», она оставалась относительно сохранной. А вот в фазе спада, когда «риск возмездия за насилие и убийства представлялся уже чрезмерным», «силы большинства населения направлялись по линии наименьшего сопротивления – на беззащитную природу» (Гумилев, 1990, с. 195).

Наиболее щадящее отношение к природе имеет место при направленности субъекта на естественный идеал синтеза хаоса и космоса. Достаточно гармоничное сочетание динамизирующих хтонических сил с организующим и целеполагающим проявлением космоса имеет место в наиболее активном периоде этногенеза – в фазе подъема и акматической фазе. Степень гармонизации взаимодействия проявлений хаоса и космоса соответствует степени приближения к идеалу естественного развития – архегении этносреды. Этим объясняется минимум антропогенного разрушения конкретного природно-культурного ареала.

В фазе «спада», по Гумилеву, «пассионарный» (энергетический) импульс развития этнической системы начинает иссякать. В нашей терминологии это свидетельствует о начале разрыва между уровнем энергетического обеспечения развития системы (связано с проявлениями хаоса) и уровнем ее организации (связано с проявлениями космоса), вследствие чего данная система начинает распадаться, возникают междоусобицы и т. п. В данной фазе чрезмерный рост уровня саморефлексии коллективного субъекта не подкрепляется энергетически. Степень синтеза проявлений хаоса и космоса постепенно снижается, архегенийная направленность ментальности этносреды искажается либо трансформируется в анархегенийную. Выражаясь метафорически, в фазе спада для построения «светлого будущего» потухшие взоры бывших «пассионариев» обращаются на иностранный опыт или на подражание идеализированным шаблонам из собственного исторического прошлого. При этом используются любые имеющиеся в арсенале образцы поведения, но только не стремление к его творческому развитию (Сухарев, 2017), что требует известного самоотречения и энергии. Начинается повальное «приглашение иностранных специалистов», идеализация зарубежного опыта или исторически пройденных этапов в качестве целей будущего развития (например, «нужно законодательно включить в парламент 50 % женщин, как в Швеции», «необходимо восстановить православную монархию» и т. п.)

Роль проявлений хаоса и космоса в биологическом и психическом развитии субъекта

В результате развития естественных наук и технологического прогресса может возникнуть соблазн создания «нового природного порядка (как попытки антропогенной «космизации природы» и создания «нового космического устройства») на основе естественно-научных достижений. Имеется в виду управление процессом мутаций, создание гибридов, чрезмерная антропогеннная трансформация естественных природных ареалов, клонирование эмбрионов, полная замена умственной деятельности человека функционированием искусственного интеллекта и т. п. Наряду с этим, ускорение технологического прогресса и коммуникаций обусловливает нарастание информационно-психологического воздействия мифологических представлений хаоса и космоса, специфических для разнородных природно-культурных ареалов, на образную сферу индивидуального и коллективного субъекта. Данный процесс дополняется антропогенным смешением разнородных реальных природно-биологических субъектов – метисацией человека, гибридизацией живых существ и т. п. Возникают вопросы: Что будет происходить при такого рода взаимодействиях? Как это может отразиться на развитии и адаптации человека?

Мы знаем, что объективно такие взаимодействия, как правило, приводят к конфликту (от лат. conflictus – «столкновение»), в широком смысле к столкновению, витально значимому противостоянию взаимодействующих представлений или систем. Приведем примеры конфликтов, обусловленных взаимодействием биологических агентов, относящихся к различным природным ареалам.

В свое время искусственное переселение американской норки в Россию практически привело к исчезновению европейской норки-хозяина. Попытка спасти европейскую норку переселением ее на о-в Кунашир, входящий в состав Курильских островов, привела к тому, что норка прижилась, но уничтожила несколько редких видов животных-эндемиков из Красной книги, обитающих на островах. Не удалось также искусственное переселение горбуши с Дальнего Востока в Беломорский бассейн: через год-два горбуша вроде прижилась, но еще через несколько лет она полностью исчезла в данном регионе. Можно привести и другие примеры.

Субъекты природы из различных природных ареалов могут взаимодействовать между собой практически независимо от человека, несмотря на антропогенную в целом обусловленность биологических «смешений». При этом результаты данного взаимодействия, отображенные в ментальности субъекта, могут изменять привычное (традиционное) поведение человека или общества. Современный цивилизационный процесс характеризуется экспоненциальным нарастанием разрыва с сакральностью, с тем, что веками отображалось в мифах, волшебных сказках («осколках» мифов). Данный разрыв, как показывают исследования, порождает у человека изменения, которые могут приводить к деструктивным процессам, вплоть до возникновения психических и психосоматических расстройств. Однако в некоторых случаях, при достаточно высоком уровне разрешения, возникающие конфликты могут способствовать развитию субъекта (Сухарев, 2008).

Влияние разнородных надэтнически-религиозных или естественно-научных представлений также может изменять традиционное поведение субъекта, но в меньшей степени, чем влияние хтонических проявлений (Сухарев, 2008, 2017). Рассмотрим такой показатель развития субъекта, как его готовность к естественно-научному познанию. Данная готовность формируется в том случае, если его психика является достаточно зрелой, а мышление относительно менее кататимным. Вследствие недостаточного уровня психологической зрелости процесс мышления может в определенной мере искажаться под влиянием эмоций и чувств, то есть «кататимно».

Согласно нашим исследованиям снижение адаптационного потенциала индивидуального или коллективного субъекта имеет место в том случае, если а) в его ментальности не рефлексируются природные, сказочно-мифологические (проявления хаоса) и надэтнически-религиозные (проявления космоса) представления, специфические для его родной этносреды, либо если б) данные представления рефлексируются, но относятся к инородному природно-культурному ареалу (являются этнодифференцирующими), по сравнению с ареалом рождения и проживания конкретного субъекта (Сухарев, 2008). И напротив, повышению адаптационного потенциала субъекта способствует саморефлексия в его ментальности природных, сказочно-мифологических и надэтнически-религиозных представлений, характерных для природно-культурного ареала его рождения и проживания (этноинтегрирующих) (Сухарев, 2008, 2016, 2017).

Таким образом, помимо возникновения биологических конфликтов между природными объектами, взаимодействие в психике субъекта базовых архаических мифопоэтических и надэтнически-религиозных представлений, относящихся к существенно различающимся природно-культурным ареалам, может приводить к психологическим конфликтам. Другими словами, саморефлексия субъектом проявлений хаоса в определенных природно-биологических таксонах способствует повышению адаптационного (энергетического) потенциала современного человека, а саморефлексия инородных (этнодифференцирующих) образов может обусловливать конфликты.

Если субъектом рефлексируются проявления хаоса инородного природно-культурного происхождения, то адаптационный потенциал расходуется на разрешение возникшего конфликта и поначалу снижается. Дело в том, что разрешение такого рода конфликтов требует определенных энергетических затрат. Разрешение их на недостаточно высоком уровне может приводить к необратимым разрушительным изменениям в ментальности субъекта и снижению его адаптационного потенциала. Такой вариант развития чаще происходит при экспоненциальном росте интенсивности информационных потоков в условиях современного общества. Однако для человека, в силу его способности осуществления разумного и свободного выбора[33]33
  В частности, у Гегеля субъективный произвол, свобода ограничиваются необходимостью. Гегель полагал, что данную необходимость следует ассимилировать, и первым шагом в ассимиляции выступает познание необходимости – свобода присутствует в необходимости, но в «замаскированном» виде. Человек, согласно Гегелю, получает возможность подчинить необходимость своим интересам в результате познания необходимости как законов общества и природы (Гегель, 1977, с. 339). В нашем понимании свобода определяется направленностью на идеал естественного развития, на естественный идеал синтеза хаоса и космоса.


[Закрыть], разрешение подобных конфликтов возможно на «творческом этноинтегрирующем уровне» (см.: Сухарев, 2008, с. 117–120). Разрешение конфликтов на данном уровне есть акт приближения к идеалу естетственного развития, повышающий адаптационный потенциал субъекта.

Отсутствие у субъекта направленности на идеал природосообразности в форме бескорыстной («самоценной») любви к природе и единения с ней является психологической предпосылкой для бездуховного антропогенного искажения им мира природы – воды, воздуха, растений, животных. Современные исследования показывают, что отсутствие у человека отношения к природе как к живому («субъектификация объектов природы»[34]34
  Следует отметить, что «субъектификация природы» в исследованиях С. Д. Дерябо нетождественна таким понятиям, как «анимизм», «антропоморфизм», «персонификация», «олицетворение» и т. д. На наш взгляд, данные понятия имеют сходный, но все же иной, более широкий смысл.


[Закрыть]) связано с нравственными искажениями (Дерябо, 2002; Шейнис, 2009, с. 333–337; и др.).

Отдельно коснемся роли природы и ее одушевления в развитии и адаптации субъекта (то есть «фетишистских» и «анимистических» проявлений хтонизма по А. Ф. Лосеву). В мировой науке психологическое взаимодействие человека и природы стало рассматриваться относительно недавно – в рамках «географической школы» в психиатрии, «поведенческой геграфии» и пр. (Голд, 1990; Claval, 1966, р. 386–407; Dupaqier, 1968, p. 342–366; Deutsch, Won, 1963, p. 115–122; и др.). В отечественной психологии одним из наиболее ранних исследований взаимодействия человека и природы, взаимосвязи психологической адаптированности с отношением к природе является работа А. Л. Журавлева. В данной работе показано, что по мере восстановления здоровья пострадавших в катастрофе на Чернобыльской АС у них наблюдались следующие изменения в отношении к природным явлениям, фауне, флоре: произошло осознание взаимозависимости человека и природы; усилилась потребность взаимодействия с природой, повысилось положительное эмоциональное отношение к ней; стал наблюдаться феномен одушевления природы, антропоморфизм, «очеловечивание» леса, деревьев, речки, а также повысилась наблюдательность по отношению к отдельным элементам природы и т. д. У пострадавших возникало чувство величия и мощи природы, природных стихий (Журавлев, 1996, с. 186–195).

В наших клинических исследованиях была выявлена роль этноинтегрирующих и этнодифференцирующих образов природы в диагностике эндогенных аффективных расстройств, наркоманий, а также роль одушевленных природных стихий и явлений в психической адаптации и развитии личности в целом (Сухарев, 1996, с. 129–137; и др.). Например, по мере восстановления после периода употребления опийных наркотических веществ у пациентов наблюдалось повышение интереса к природе, более дифференцированное ее восприятие, а работа с образами родной природы способствовала выходу из психологической зависимости от наркотиков и удлинению периода ремиссии (Сухарев, 1998, 2008; и др.).

Интересно, что для русского коллективного субъекта в период психологической катастрофы, в качестве которого мы рассматриваем раскол церкви, характерен был массовый отход от общепринятой формы исповеди. В частности, верующие вследствие дискредитированности в их глазах священства для совершения таинства исповеди обращались к земле, воде, «деревбм», солнцу. Верующие обращались к Богу, явленному в природе, что сохранилось в ряде беспоповских старообрядческих толков до настоящего времени, например, у федосеевцев и поморцев, в отдельных группах старообрядцев на Полярном Урале (Зеньковский, 2009; Сухарев, 2017; и др.).

Понимание, «прочувствование» и «одушевление» родной природы, как показано в наших экспериментальных психокоррекционных исследованиях, обусловливает не только гармонизацию взаимодействия эмоционально-чувственных и когнитивных компонентов отношений личности, ее развитие, но и принятие библейских заповедей (в русской этносреде) (Сухарев, Чулисова, 2013; и др.). Иначе говоря, формирование субъект-субъектного отношения к явлениям и стихиям природы (образам) обусловливает гармонизацию эмоционально-чувственных и когнитивных компонентов отношений (то есть синтез структурно-динамических проявлений хаоса и космоса). Данный результат подтверждает обусловленность культуросообразного поведения природосообразным, а также системность представлений личности об этносреде. Этноинтеграция природно-анимистических представлений (хтонических и других мифологических образов) в процессе субъект-субъектного отношения к природе отражает направленность на идеал синтеза хаоса и космоса и обусловливает органичное усвоение нравственных заповедей, а также гармонизацию эмоционально-чувственных и когнитивных компонентов отношений субъекта как структурно-динамических характеристик.

В принципе можно говорить о направленности этносреды как системы «природа—человек». Такая характеристика этносреды, как природа, наделяется субъектностью уже на хтоническом этапе развития мифа (в смысле А. Ф. Лосева), другими словами хтонические сущности – стихии, явления и духи природы могут чувствовать, представлять, испытывать боль, радость и т. п. При оптимизации взаимодействия проявлений хаоса и космоса субъект этносреды может обладать архегенийной направленностью и развиваться. И напротив, – анархегенийная направленность субъекта этносреды ведет к ее нравственному и физическому разрушению.

* * *

С учетом расширения понимания субъекта до «трансцендентального начала», «творящего бытие» (Дерябо, 2002), заключим следующее: сущее обладает субъектностью и наделено направленностью на идеал естественного развития – идеал синтеза хаоса и космоса.