Текст книги "Лжедмитрий. Царская плаха"

– А от нее помереть можно?

– Я знаю?

– Да, прогулялись, насмотрелись, наслушались. Теперь просто грех не выпить.

– Так идем.

– У меня самого все тело дрожит.

– Не у тебя одного.

– А эта падучая, она не заразная?

– Нет. Идем, Ерема.

– Слава богу. Ты как хочешь, а я больше не ходок сюда.

– Испугался?

– Испугаешься тут. А ведь малец еще, девятый годок всего.

– Иван Васильевич в тринадцать лет уже думу Боярскую разогнал да приказал казнить князя Шуйского.

– Про то слыхал, но думал, врут люди.

Кумовья вышли из Кремля, прошли до единственного в Угличе кабака, взяли медовухи. Выпили.

– Не могу успокоиться, – проговорил Еремей.

– Что так?

– Теперь Осипу Волохову в Кремль дорога закрыта. Глядишь, Мария Федоровна и Василису погонит. Если бы не Осип, то, может, и с царевичем ничего не было бы.

– Его падучая хворь не впервой бьет. Я с лекарем Гордеем надысь встречался. У него пятый внук народился. Позвал отметить. Посидели чин по чину. Я знал про хворь царевича и спросил у Гордея про нее. Он, сам знаешь, в своем деле человек известный, сказал, что немочь эта валит приступами, и человек потом ничего не помнит. А перед приступом он нередко начинает бояться всего, прятаться от мнимой угрозы либо напротив – злобствовать. Видения у них появляются разные. Вот сейчас все так и было. Дмитрий сперва прыгал, распоряжался, а позже в снеговиках бояр увидел, от которых на Москве лишения терпел. А может, кого из местных. Вот и порубил. Потом почуял угрозу в Осипе, да тот еще и подначил его. Он и зарубил бы дружка своего, потому как не понимал, что делает, а после и сам не поверил бы в это.

Кумовья выпили еще и пошли каждый к себе, делиться с женами и соседями виденным в Кремле.

Бессознательного Дмитрия слуги занесли в покои. Доктор немец Ганс Стубе служил Марии Федоровне еще при Иване Грозном и хорошо знал о болезни царевича. Он тут же велел положить его на постель, повернул голову набок, вставил в рот инструмент, похожий на палец, только плоский, вытер чистым полотенцем пот с лица, пену, застывшую на подбородке. Судороги прекратились, вспотевшее тело расслабилось. Вскоре царевич открыл глаза.

– Вот и все! – Стубе поднялся, вытер руки тем же полотенцем. – Поверни голову, царевич, да открой рот.

Дмитрий подчинился.

Доктор осмотрел полость рта.

– Язык не покусан, как в прошлый раз. Это хорошо. Закрой рот. Голова болит?

– Да.

Стубе повернулся к Марии Федоровне, которая всегда находилась у постели сына во время припадков.

– Прикажи, царица, намочить полотенце и положить его на лоб царевичу. Да пусть воды принесут пилюлю запить.

Мария Федоровна передала приказ Волоховой и гневно взглянула на нее. Брат уже доложил ей о ссоре царевича с Осипом.

Стубе тем временем достал из своей сумки пузырек с пилюлями.

Волохова принесла мокрое полотенце, чашу с водой.

Мария Федоровна положила полотенце на лоб сына.

Дмитрий принял пилюлю, поданную ему доктором, запил ее водой.

Стубе спросил его:

– Легче стало, Дмитрий?

– Да, только в глазах мухи.

– Пройдет. Ты поспи. Как проснешься, хвори и след, как говорится, простыл.

– Да. У меня глаза закрываются.

– Поспи, сынок, а я посижу возле тебя, – сказала Мария Федоровна и махнула рукой, приказывая всем покинуть покои.

Когда сын уснул, вдовствующая царица прошла в палату, где обычно встречала посланцев из столицы и местную знать.

Представитель Москвы ждал ее.

Мария Федоровна прошагала мимо него, села в кресло, стоявшее меж двух окон, и только после этого соизволила посмотреть на посланца.

– Дьяк Михаил Битяговский, – представился тот. – Прибыл в Углич для ведения дел, порученных мне высочайшим повелением. Вот грамота царя Федора Ивановича. – Битяговский подошел к вдовствующей царице, протянул ей свиток.

Мария Федоровна схватила его и отбросила в сторону.

– По велению царя, говоришь, прибыл, Михайло Битяговский?

– Не след так обращаться с царской грамотой.

Царица повысила голос:

– Поучи еще меня. И отвечай на вопрос!

Битяговский был по натуре вспыльчив, но умел владеть собой, сдержался и ответил спокойно:

– В грамоте все прописано. А коли не желаешь сама читать, Мария Федоровна, так позови своих братьев или хотя бы одного, Григория. Михаил-то, наверное, по своему обыкновению пьян.

– Не много ли позволяешь себе, дьяк?

– Ровно столько, на сколько имею прав и обязанностей по царскому Указу.

– Да что ты врешь? Не Федор тебя прислал, а Бориска Годунов.

Битяговский вновь ответил спокойно, размеренно:

– Я с людьми своими прислан сюда государем Федором Ивановичем, и закончим на этом. Завтра же начну работу. Попрошу к утру подготовить мне отчет по доходам с удела, ибо с завтрашнего дня таковых у тебя не будет. Деньги на содержание станешь получать только из государевой казны через меня. В тех размерах, какие будут признаны необходимыми. Страже отдай наказ беспрепятственно пропускать во дворец меня и моих людей, имена которых указаны в грамоте. Либо я распоряжусь сменить стражу. О прочем поговорим отдельно, когда ты будешь поприветливее.

– И не надейся.

– На что? На повиновение государю?

– На то, что стану приветливой для слуг Борискиных.

– Повторяю, Мария Федоровна, я прибыл сюда по приказу царя.

Но вдовствующая царица не слушала Битяговского.

Она резко повысила голос, в нем зазвучали истерические нотки:

– Бориска Ивана Васильевича извел, Федора через сестру подчинил себе, девицу Мстиславскую в монастыре запер, меня с наследником в ссылку отправил. Он даже духовенству запретил поминать имя Дмитрия при богослужениях. К трону дорогу себе пробивает. Может, Бориска послал тебя извести моего сына?

Битяговский вздрогнул, но тут же взял себя в руки:

– Как ты можешь такое думать, царица? Моя цель – защищать царевича, следить за тем, чтобы строго блюлись его права и безопасность.

– Без тебя обойдемся. Я знаю, как уберечь сына. В бумагах ройся сколько угодно, следи, вынюхивай, мешать не стану, докладывай Бориске, что хочешь. Уже завтра можешь отправить гонца и передать ему, что Мария Нагая не даст царевича на растерзание, коли надо, весь Углич подымет, а не подпустит к нему никого. Поведай еще, что мы не признаем его и проклинаем.

– Смелые речи говоришь, Мария Федоровна. Не надо так со мной. А грамоту-то подыми да почитай, что в ней написано и скреплено печатью нашего государя, остепенись, смири гордыню.

– А то что? – Гримаса ненависти легла на лицо царицы.

– А то потеряешь все, что имеешь. Больше мне нечего тебе сказать. До завтра, царица. – При слове «царица» Битяговский пренебрежительно усмехнулся.

Это вызвало новый прилив гнева у Марии Федоровны, но она промолчала, только сжала кулаки, прикусила губы. Какой смысл ругаться с дьяком? Понятно, что он исполнял волю ненавистного Бориса. В этом у Марии Нагой сомнений не было.

Битяговский ушел, царица постепенно успокоилась и призадумалась.

С одной стороны, приезд надсмотрщика Битяговского – это плохо. Значит, Бориска решил, что Углич без присмотра оставлять нельзя. Как бы тут не поднялся мятеж. Ведь Годунову хорошо известно, что народ по-прежнему вспоминает годы правления Ивана Грозного.

Занервничал правитель, обставил все так, будто дьяк с людьми своими прибыл защищать Дмитрия. Битяговский назвал сына царевичем. Тоже с умыслом и с ведома Бориски.

С другой стороны, если Годунов намеревался бы извести Дмитрия, то вот так, именем Федора, не послал бы убийцу. Это делается тайно.

Да и присылать не надо. У Бориски и в Угличе есть свои люди, хотя бы тот же городовой приказчик Русин Раков, выборный правитель Углича. У него тут верные людишки имеются. Да и сам он, получив приказ Бориса, легко извел бы царевича. Долго ли подкупить слугу, который подсыплет яда в еду или питье? И не станет ни Дмитрия, наследника престола, ни непокорной матери его, вдовствующей царицы Марии Федоровны.

Братьев в ссылку подальше от Углича. В Сибири необъятные просторы, сколько знатных людей сослано туда по злой воле Годунова? Не счесть.

Бориске не занимать опыта в таких делах.

Однако он присылает дьяка с семейством, с грамотой царя. Значит, еще не время убирать с дороги Дмитрия.

Но долго ли ждать, когда Годунов решится на убийство? Он рано или поздно пойдет на то, чтобы извести Дмитрия. Тот большая помеха в его притязаниях на престол.

С Битяговским, покуда тот не набрал силу в Угличе, справиться не сложно. Поднять народ, обвинить дьяка в посягательстве на жизнь царевича, и все дела. Горожане разбираться, правда то или нет, не станут, разнесут подворье, занятое дьяком, до смерти забьют его с женой, сыном и племянником.

А самой в это время с Дмитрием, братьями и ближними людьми податься сначала в Ярославль, потом через Тверь в Новгород под защиту князя Губанова. Иван Петрович укроет на время, если не у себя, то в ближайшем монастыре, где помнят и чтут Ивана Грозного и сына его родного в обиду не дадут.

Наладить отношения со шляхтой, перебраться в Речь Посполитую, в Краков, к королю польскому и великому князю литовскому Сигизмунду Вазе. Там русского царевича примут с почестями. Это же такой подарок – заполучить наследника российского престола, который потом будет в долгу.

Подобные мысли, план бегства и мести Годунову, мгновенно созревший в голове, возбудили Марию Федоровну. Она поднялась с кресла, стала мерить шагами залу, что-то шепча и крестясь.

За этим и застал ее брат Михаил, пьяный сильнее прежнего, но способный воспринимать реальность.

– Кого это ты, Мария, принимала? Что за птица этот гость из Москвы?

– Ты, Михаил, лучше пошел бы да проспался, а сперва подозвал бы сюда Григория.

– Я пьян? Окстись, Мария, да я, можно сказать, Дмитрия от беды великой спас. Не будь меня рядом, царевич наш зарубил бы Осипа Волохова. Тогда Бориске и изводить его не потребовалось бы, потому как наследник совершил бы смертный грех. Упрятали бы всех нас в монастыри, сослали в дальние края.

– Ты спас? – воскликнула Мария Федоровна. – А кто ему саблю дал? Это надо додуматься!

– А чего в этом такого? Мальчишку надо приучать к оружию, чтобы вырос воин, а не слюнтяй.

Вдовствующая царица махнула рукой.

– Что с тобой говорить? Иди проспись.

– Я выпил самую малость для настроения. В этих палатах да в паршивом городе с ума сойти можно.

– Видно, что разума в тебе осталось самая малость.

– Мария, обидеть хочешь?

– Тебя не обидишь.

– Так ты скажешь, что за гость объявился?

– Дьяк Михайло Битяговский. Слыхал о таком?

– Битяговский? Вроде такой в Казани был.

– Был. А теперь в ближних людях Годунова обретается.

– А к нам-то зачем пожаловал?

– Чтобы следить за нами да защищать интересы Дмитрия. Мы же их нарушаем!

– Кто сказал?

– Годунов.

– Нашла кому верить.

– Я и не верю. Это ты ничего понять не можешь. Бориска приказал дьяку надзирать за нами, ущемлять во всем, в чем только можно, унижать нас, посылать в Москву лживые доносы о нашем недовольстве. Теперь тебе не разгуляться. С завтрашнего дня средства на наше содержание из казны поступать будут. А много Бориска не даст.

– Обойдемся и без его подачек. Дьяка же этого, коли он будет совать свой нос не туда, куда надо, приструним, на место поставим.

Мария Федоровна насмешливо посмотрела на брата.

– Ты поставишь?

– А хоть бы и я.

– Иди, Михайло, не смеши.

– Я-то уйду, душно тут, а вот тебе без меня, как ни крути, не обойтись.

– Куда ж мне без тебя. Но ладно, Михаил, ты и впрямь ступай. Пусть Григорий придет.

– На что тебе брат?

– Нужен!

– Я не нужен, Гришку подавай. А ну вас всех. К вам, как к родным, а вы… – Михаил Федорович повернулся и вышел из залы.

Мария Федоровна поведала брату Григорию о приезде надсмотрщика и попросила заняться с ним бумагами по хозяйству, по отчетности удела.

– Ты будь с ним, Гриша, любезней, хоть и не по нраву тебе это. Мне не по чину с ним общаться, а Михайло по пьянке может нагородить такого, что не разгребем потом.

– Ладно, сестра, займусь. Бумаги у нас в порядке, хотя придраться, конечно, можно. Я вот о чем подумал, Мария. А не по душу ли Дмитрия явился дьяк?

– Были у меня те же мысли. Считаю, что Битяговского опасаться не стоит.

– Да, убийцу открыто не присылают. Но все же надо бы усилить охрану и опеку царевича. До игр допускать только ребят надежных, проверенных.

– Я уже повелела Осипа Волохова на двор не пускать.

– А вот это напрасно. Царевич о ссоре помнить не будет, а отсутствие дружка заметит и вопросы начнет задавать. Прислуга все ему расскажет.

– Может, и так, но Осипу делать во дворе нечего. Это решено.

– Ну тогда гони и Василису.

– Надо будет, выгоню. Покуда пусть служит. От нее вреда нет.

Григорий Федорович пожал плечами.

– Дело твое, ты мать.

– Вот именно, я мать, и мне решать, как воспитывать сына.

– Я о том же.

– Ну и ладно. Битяговский будет смотреть за нами, тебе же надо приглядывать за ним и за его людишками.

– Сделаю. Это все? Пойду заберу бумаги да еще раз все посмотрю, где надо подчищу. – Он поднялся, намереваясь уйти, но вдовствующая царица окликнула его:

– Погоди, Григорий! Это еще не все, что я хотела обсудить с тобой. Но об этом не здесь.

– Ты кого-то опасаешься?

– Всех, кроме родных. Любой из прислуги продаться Бориске может. Не устоит, даже не имея подлых намерений. Годунов подавит любого.

– Но не Нагих.

Мария Федоровна улыбнулась.

– Но не Нагих. В этом ты прав. Выйдем во двор.

– Шубу надень, на улице похолодало, ветер поднялся.

– Жди у крыльца, скоро выйду.

Григорий Федорович вышел во двор. Вскоре к нему спустилась Мария, взяла брата под руку, повела по дорожке вокруг дворца, где никто не мог слышать их.

– О чем ты хотела поговорить со мной, сестра? – поинтересовался Григорий.

– Ты только выслушай, не перебивая, и сразу выводы не делай. После скажешь, что надумаешь.

Григорий Федорович удивленно посмотрел на сестру.

– Хорошо. Я слушаю тебя.

Мария Федоровна поведала брату свой план с отъездом в Польшу. Говорила она довольно долго, по деталям расписывала суть замысла, хотела убедить брата в своей правоте.

Григорий Федорович умел слушать.

Они обошли дворец, встали у крыльца.

– Ну вот, пожалуй, и все, Гриша.

– Я услышал тебя и уже сейчас…

Мария Федоровна ладонью из прорези в рукаве шубы закрыла рот брату.

– Сейчас, Гриша, ничего не говори. Обдумай услышанное, воспринимай это не как слабость, измену или выгоду, а как необходимость сохранить Дмитрия для царствования. Помни, что Годунов не оставит нас в покое и не отбросит мысль о восхождении на трон любыми способами.

– Хорошо, сестра. Но когда мы поговорим на эту тему?

– Сразу после того, как ты разберешься с делами вместе с дьяком Битяговским. Он уедет из Кремля, тогда и поговорим. Опять здесь же.

– Я понял тебя! Хочу знать, Михаил в курсе твоих замыслов? Он же был у тебя.

– Был, только пьяный. О чем с ним говорить? Послала его отсыпаться. Протрезвеет – узнает все. Не бросать же его здесь на растерзание!

– Я думаю, его не надо посвящать в суть дела прежде времени. Трезвым он выслушает тебя, а пьяным может раскрыть тайну всем.

– Да, ты прав. Скажем ему об этом попозже. А вот нашему брату Андрею вообще ничего говорить не надо. Он для таких дел совсем не подходит. Будем уезжать, позовем с собой. Пусть тогда сам решает, как ему быть.

Царица продолжала тщательно продумывать план побега.

В Новгород был отправлен гонец для установления связи с князем Губановым. Верный Нагим человек вернулся с обнадеживающей новостью. Губанов готов был не только принять и укрыть семью наследника, но и содействовать переговорам с Речью Посполитой.

Однако зима в этом году выдалась непредсказуемой и на редкость капризной. Ехать было опасно. То лютые морозы, то оттепели с обильным снегопадом делали дорогу просто непроходимой.

Второй не менее важной причиной невозможности немедленного бегства являлось присутствие в Угличе дьяка Битяговского, который усердно исполнял свои обязанности. Не проходило дня, чтобы он не наведывался во дворец. Битяговский постоянно усиливал давление на Марию Федоровну и ее братьев, урезал их привилегии, в то же время более чем любезно обходился с Дмитрием, часто разговаривал с ним.

На дворе появились жена дьяка, его сын Даниил и племянник Никита Качалов. Он начал ухаживать за дочерью Василисы Волоховой, что закончилось свадьбой.

Мария Федоровна, умудренная опытом дворцовых интриг, чувствовала, что вокруг нее стягивается петля, наброшенная Борисом Годуновым. Теперь она могла доверять все меньшему количеству людей.

На семейном совете вдовствующая царица объявила братьям о принятом ею решении:

– Уходить в Новгород будем в начале июня, когда леса станут для нас лучшей защитой.

– Но, Мария, Битяговский тут же подымет тревогу и пошлет за нами погоню. Мы и отойти от Углича не сможем, – возразил Михаил, недавно узнавший суть плана.

Григорий поддержал брата:

– Михаил прав, Маша.

– Знаю, что дьяк не даст нам уйти, а посему его надо убрать.

– Что? – одновременно воскликнули Михаил и Григорий.

– А чего это вы так всполошились? – осведомилась вдовствующая царица.

– Так ты же сказала, что надо убрать дьяка?

– Да. На время.

– Не убить? – спросил Михаил.

– С ума сошел? В этом нет никакой надобности.

– А как же тогда его убрать? – спросил Григорий.

– Привлечем Андрюшу, которого посылали в Новгород. Его мало кто в Угличе знает и уж тем паче Битяговский. Приоденем его, сделаем грамоту, в которой напишем, что Бориска срочно вызывает дьяка на Москву. Тот не ослушается, уедет.

– Мария, ты хочешь выдать нашего Андрюшу за гонца Бориски? – осведомился Михаил.

– Как же туго до тебя все доходит! Дьяк доберется до Москвы, встретится с Годуновым. Бориска поймет, что мы его провели, отправит погоню. Но мы уже будем далеко. За два-три дня скроемся в лесах так, что не найдут.

– Это если ищейки Годунова сразу след не возьмут или кто из местных не подскажет им, куда мы двинулись, – сказал Григорий.

Вдовствующая царица улыбнулась.

– Правильно, Гриша, а посему людишки Бориски след взять не должны.

– А как это сделать? Незаметно нам все одно из Углича не выехать.

– Самых ярых наших противников посадим в кремлевские погреба.

– Да у нас и людей-то для того нет.

– Это пока. Слушайте меня. Ты, Гриша, займешься подбором верных людей. Много не надо, человек пять, которые потом уйдут с нами в Новгород. В том числе и Андрюша. Подготовишь ему грамоту. Михаил, ты подыщешь струг или ладью.

Михаил Федорович открыл рот от удивления и спросил:

– А судно-то нам зачем, коли пойдем не рекой?

– А ты подумай!

– Некогда думать, говори, что замыслила.

– Раз незаметно выбраться из Углича не получится, то уйдем открыто, вниз по реке. Пусть народ видит это. Тогда люди Годунова будут искать нас именно там. А мы пристанем к берегу и пойдем в лес, где будет стоять обоз, который тебе, Михаил, надо приготовить. Судно же продолжит плавание, пока его не догонят. Это еще потеря времени, причем большая. С хозяином судна не торговаться, дать сколько запросит. Управлять судном станут наши люди. Завидев преследование, они должны будут бросить его и разбежаться по лесу, увести погоню за собой. Этих людей надо подобрать отдельно. Это уже сделаешь ты, Гриша!

– Ну и замутила! – заявил Михаил.

– А как ты хотел? Провести Бориску – это тебе не кубок вина выпить. В Кракове мы начнем новую жизнь. Там и Дмитрия у лучших королевских докторов подлечим, и права на престол укрепим. Королю выгодно такое положение. Он выступит охранителем наследника российского престола. Мы поднимем народ на мятеж, напрямую обвиним Бориску в убийстве Ивана Васильевича. Начнется на Руси смута, и не видать Бориске трона. Дмитрий править будет, а с ним и мы.

– Верные слова говоришь, Мария, – заявил Михаил.

Григорий же был более спокоен и расчетлив.

– Надо будет доктора Ганса Стубе с собой брать, – сказал он. – Захочет ли он бежать?

– А кто его спросит? – воскликнул Михаил. – Воспротивится, я сам его в тюк уложу и на себе потащу.

– Заставим! – тихо проговорила Мария Федоровна. – Снадобья лечебные тоже надо брать. Займись этим, Гриша.

– Да, сестра.

Глава 2

Нагие всерьез взялись за подготовку к бегству. Михаил Федорович перестал пить, отчего почти всегда был не в настроении, однако дело свое делал. Наперво он решил заняться наймом речного судна, которое должно было сыграть отвлекающую роль во всем плане побега семьи в Польшу и запутать следы ищеек Годунова.

Но как это сделать, когда вокруг полно людишек Битяговского? Из Кремля выйдешь, а дьяк о том уже ведает. В Угличе владельцев речных судов много. Город стоит на Волге, с нее кормится. А к кому и как подойти, чтобы Битяговский не знал?

Выход из положения, казавшегося Михаилу отчаянным, нашелся неожиданно.

Михаил, истерзанный думами и духотой, стоявшей в жарко натопленных покоях, решил выйти во двор, прогуляться, воздухом подышать. Погода стояла морозная, но безветренная. Он надел шубу и шапку, вышел в коридор и столкнулся там с Ариной Тучковой.

Кормилица царевича вздрогнула.

– Ой, господи, боярин, напугал-то как!

– Много тут вас пугливых, – буркнул Михаил. – Чего допоздна делаешь во дворце?

– Дело свое справляю.

– Дело, – недовольно проговорил Михаил, – мне бы твои заботы.

– А чем это ты озабочен, боярин?

Брат вдовствующей царицы вздохнул.

– Тебе-то какое дело?

– Может, подмогу?

Михаил Федорович посмотрел на кормилицу.

– Поможешь? А ну-ка пройдем в покои.

– Ты только это…

– Ты о чем подумала, Арина? Как тебе в голову такое могло прийти?

– А я что, я ничего.

– Ничего она. – Михаил Федорович покачал головой. – Идем, говорю, потолкуем.

– Тут нельзя?

– Слушай, ступай-ка ты к себе. Поможет она!.. Чего испугалась? Что приставать буду? Нужна ты мне.

Он собрался идти дальше, но Арина сказала:

– Ладно, боярин, пойдем в покои, а то гляжу, извелся ты в думах.

– И до чего же вы, бабы, непутевые! То не пойду, то идем. – Михаил Федорович прошел обратно в покои.

Тучкова шагала за ним.

Он сбросил шубу.

– Жарко. Надо сказать, чтобы больше не топили.

– Да, душно у тебя. Так о чем думы-то твои?

– Надо мне по наказу сестры нанять на лето судно для прогулок царевича.

– И что в этом трудного? Купцы с удовольствием сдадут ладью. Ведь не даром же?

– А дьяк, который надзирает за семьей? Прознает он про это и назло царице сделку сорвет. Мне нужен человек, который не побежит к Битяговскому. Много ли таких в городе?

– Да, таких, пожалуй, немного, но одного посоветовать могу.

Михаил Федорович пытливо взглянул на Тучкову.

– И кто это такой смелый, что против человека Годунова не побоится пойти?

– Федор Табанов, рыбой копченой с товарищем своим торгует.

– Откуда ты его знаешь? Почему думаешь, что не забоится он гнева Борискина?

– Я же дружна с Катериной, его женой. Она сказывала, что муж и товарищ его царевича жалуют, говорят, не зря Годунов прислал сюда дьяка с людьми. Задумал он какую-то подлость.

– Что, открыто об этом говорят?

– Ну не на людях, меж собой, конечно. Вот к Табанову тебе и надо обратиться.

– Почему не к товарищу его?

– Можешь и к товарищу, но лучше к Табанову. Он вроде как старший в их деле и характером сильнее.

– Это ты тоже от женки его слыхала?

– Это я из разговора ее поняла.

Михаил Федорович задумался, прошелся по покоям, повернулся к Тучковой.

– Ладно. Но как мне встретиться с Табановым, чтобы людишки дьяка не заприметили? Тебе же хорошо известно, что за нами всеми надзор установлен.

– Это за вами, боярин, за царицей, царевичем. А чтобы смотреть еще и за прислугой, так у дьяка людей не хватит. Я могу спокойно переговорить с Катериной. Она завтра должна зайти, просто так, поболтать.

– Поговори. Но смотри, ты за Катерину и муженька ее поручилась. Если что, спрос будет с тебя.

– Знаю. К купцу сам пойдешь? Или ему сюда прийти?

– Сам пойду. Сюда его не проведешь мимо стражи, а она под дьяком. Я же знаю, как незамеченным уйти из дворца и из Кремля. Пусть только этот купец встретит меня на подворье да работников своих, коли такие есть, уберет. Лишних людей в доме быть не должно. А как лучше по городу к его подворью пройти?

– Это и я скажу.

– Может, еще и проводишь?

– Скажешь, провожу!

– Ответ когда дашь?

– Так завтра и дам.

– Все, поговорили, ступай. Завтра жду ответа. Когда к тебе Катерина должна зайти?

– До полудня.

– Добро, буду ждать. Если мужик ее согласится на тайную встречу, то пусть с ней не затягивает. И язык за зубами держите, чтобы Битяговский ни о чем не прознал. Это уже не мой, а царицы Марии Федоровны строгий наказ.

– Ой, что-то вы опасное задумали, боярин.

– Тебя это не касается. Твое дело маленькое. Поможешь, наградим. Подведешь – накажем. О том крепко помни.

– Если бы не Дмитрий, меня бы тут не было. Все, боярин, пошла я. Завтра будешь знать все.

– Ты сюда не приходи, как встретишься с купчихой, на дворе будь. Увижу, выйду.

– О нашем разговоре даже Мария Федоровна не должна знать?

– А то ты что-то сделаешь без ее ведома? Ступай уж.

Михаил Федорович спустился в гостевую залу.

Мария Федоровна задумчиво сидела в кресле.

– Тебя тоже гложут мысли, сестра?

Царица вздрогнула.

– Ты?

– Тоже испугалась, что ли?

– Кто еще?

– Арина Тучкова.

Мария посмотрела на брата.

– Что у тебя с ней?

– И ты туда же, – присев на скамью, проговорил Михаил. – Ничего.

– Так как тогда испугал?

– За тем и зашел, чтобы поведать о нашем с ней разговоре. Утром она сама все тебе расскажет, но лучше будет, если ты сейчас узнаешь.

– Не говори загадками, давай по делу.

Михаил Федорович поведал сестре о разговоре с Тучковой, не упустив ни малейшей подробности.

Вдовствующая царица внимательно выслушала его и сказала:

– Это что же получается, Михаил, наша прислуга свободно заводит знакомства среди горожан?

– Так бабы, Мария, что с них взять? Они без того, чтобы почесать языками, не могут. Но я кормилицу царевича строго предупредил, чтобы о нашем разговоре молчала.

– Ты понимаешь, что наделал?

Тот шумно выдохнул.

– Ну вот и так плохо. А как мне, по-твоему, нанять судно да подобрать на него людей, сиднем сидя во дворце? Как найти верного человека, когда повсюду людишки Битяговского?

Мария Федоровна успокоилась и неожиданно улыбнулась.

– Ты прости меня, брат, я была неправа. Ты все сделал верно, сказал Арине, что ладья нужна для летних прогулок царевича по реке. Узнает об этом дьяк и что? Запретит прогулки? Может. Скажет купцам, чтобы не давали нам судно? Тоже может. Но главного не прознает – для чего на самом деле мы хотели нанять это судно. Не получится здесь, обращусь к князю Губанову. Тот что-нибудь придумает. У него и люди есть, и суда. Вот только как быть теперь с Андрюшей?

Михаил Федорович насторожился.

– А что Андрюша?

– Мы думали, он в Новгород и обратно скрытно ездил, ан нет, оказывается, видел его один из здешних стражников.

– Да ты что? Теперь о нем и дьяк знает? Но это же крах всего дела. Возьмут Андрюшу, он под пытками и выдаст, зачем мы посылали его в Новгород.

– Не суетись, Михаил. Судя по всему, дьяк о гонце нашем ничего не ведает. А стражник перед тем, как на службу заступить, дождался Григория, тот в город выезжал, и сказал, что есть о чем поговорить. Серьезный, мол, разговор.

– Григорий сейчас с этим стражником?

– Да.

– Господи, спаси и сохрани, не дай сгинуть от рук Борискиных.

– Чего так перепугался? Или не знал, что тягаться с Годуновым – не игрушки?

– Ох, Мария, попадем мы, как кур в ощип, чует мое сердце.

– И давно ты таким пугливым стал?

– Станешь, когда новость такая. Давно Григорий на встречу ушел?

– Да уж должен был вернуться.

– А если его Битяговский взял? Стражника поставил, чтобы выманить Григория, а сам тут как тут.

– Подумал, что сказал? Зачем Григория куда-то выманивать, когда дьяк мог взять его и во дворце? Не сам, через городского пристава.

– Ох, Мария, чую, беда.

– Не ной, сядь на лавку, воды испей.

В коридоре послышались шаги. В залу вошел Григорий Федорович, снял шапку, шубу, остался в шелковой рубахе.

– И что так натопили? Не продохнуть. А, Михайло, ты чего такой бледный? Худо без выпивки?

– Не напоминай. Лучше рассказывай, о чем со стражником говорил.

Григорий Федорович взглянул на сестру.

Та кивнула, мол, можно при брате.

Григорий устроился на скамье, ближней к креслу вдовствующей царицы, и проговорил:

– Стражник этот, Боян Каратаев, местный, из Углича. Здесь у него два брата живут, один скорняк Влас, другой купец Глеб. Родители померли. Их изба отошла Бояну. Братья с сыновьями живут на одном подворье в других избах…

– Ты о деле, Григорий! – потребовала Мария Федоровна.

– Так я и говорю о деле. Все по порядку. А ты лучше не перебивай, не то забуду чего. Разговор был скорый, тайный.

– Ладно, продолжай, коли подробности так важны.

– Важны, сестра. Так вот, в Угличе у Бояна два родных брата, в деревне же Сутнице двоюродные проживают, трое. Те, понятно, от земли кормятся. Когда Андрюша вернулся из Новгорода, коня поставил в конюшню, сам же прошел во дворец потайным ходом. Там, где мы сегодня говорили со стражником. А его место недалече, на углу. Вот он случайно и увидел Андрюшку. Человек для стражника чужой. Тот хотел гонца задержать, но я успел открыть дверь раньше.

– Так этот глазастый стражник и тебя видел? – спросила Мария.

– Видел, сестра. Я пропустил Андрюшку и осмотрелся, нет ли за ним кого.

– Это значит, стражник тебя увидел, а ты его нет?

– На угол не посмотрел.

– Ладно. О чем говорили?

– Боян сказал мне, что если у нас есть человек, о котором не знает дьяк, то его надо лучше прятать. Мол, будь на моем месте другой стражник, Битяговский уже все знал бы и учинил бы следствие.

– Почему же Боян этот не сдал нашего человека? – осведомился Михаил.

– Я его тоже о том спросил, а он мне в ответ, мол, в народе поговаривают, что дьяка из Москвы прислали, дабы царевича извести. Чернь недовольна, почитает батюшку его и нам зла не желает. Так и семья Каратаевых. Стражник сказал, что если есть надобность, то он и братья его всегда готовы служить нам, а не Битяговскому с Раковым. Я ему велел о гонце молчать. Мол, человек тот уже покинул Углич, а приезжал он, чтобы вещицы твои, Мария, драгоценные, забытые на Москве, привезти. Солгал я, взял на душу грех, но думаю, что стражник мне не поверил.

Мария Федоровна поднялась с кресла, прошлась по зале, шелестя длинным платьем.

– А ты уверен, Григорий, что Боян этот не заслан к нам Битяговским?

– Но тогда Андрюшку искали бы.

– Я тоже так думала до недавнего времени и Михаилу о том говорила, а сейчас вдруг мысль пришла, какой резон Битяговскому Андрюшку брать сейчас, сразу? Это успеется. Куда полезней к нам человека своего приставить, чтобы приглядывал. Сам Битяговский на такую игру не пошел бы, а вот Бориска мог, это как раз по нему. А что, если этот Боян и есть тот человек, которому Годунов намерен поручить извести Дмитрия? Расчет простой. Этот стражник втерся в доверие, будет нам служить, дьяка ругать, поручения мелочные исполнять, а поступит приказ от Бориски, он и лишит царевича жизни.