Текст книги "Лжедмитрий. Царская плаха"

– Понял, государь.

Борис повернулся к Бартеневу.

– Ты ничего не бойся. О твоем доносе до поры до времени никто не узнает. Потом же, когда начнется дознание, тебе придется подтвердить написанное. Но за это ты будешь очень щедро награжден, получишь мое покровительство. Милость государя безгранична, так же как и гнев. Все, ступайте. Устал я!

Несложно понять, какие чувства испытывал Бартенев. Он верно служил боярину Александру Никитичу, а тут в одно мгновение предал его и весь род Романовых, обрек на смерть людей, к которым относился с симпатией. Но разве можно перечить самому царю, Борису Годунову, сметавшему все и всех на своем пути к трону?

Настроение его было прескверным. Дождь промочил Бартенева до нитки, но ему было все равно. Казначей шел, не обращая ни на кого внимания.

Поэтому он и не заметил, как за ним пристроился какой-то мужчина. Бартенев уже свернул в свой проулок, наконец-то услышал шаги и резко обернулся. Ему в подбородок тут же уперлось острие стилета.

– Тихо, Бартенев, спокойно! Не будешь дергаться, останешься жив.

– Ты кто? – прошептал казначей.

– Тебе это знать не следует. Как встретил тебя Годунов? Угостил медом, царскими яствами?

– Я не понимаю тебя.

– Не надо врать! Вижу, не угостил тебя Бориска. Ну-ка быстро и правдиво поведай мне, о чем имел разговор в царских палатах.

– Но я там не был.

Острие стилета распороло мягкую кожу, тонким ручейком потекла кровь.

– Не глупи, казначей. Не скажешь правды, убью! И никто не защитит тебя. Годунов в Кремле, его братец троюродный, наверное, уже дома. Здесь только ты и я. Не юли. Я смотрю за тобой не первый день. Сам видел, как Семен Годунов тайком привел тебя в Кремль. Уж явно не для того, чтобы показать роскошь царского дворца. Говори!

– Не могу. Царь погубит меня и всю мою семью.

– Он погубит тебя в любом случае. Годунов еще ни разу не оставлял в живых свидетелей своих преступлений. Так же будет и с тобой. Как только сыграешь нужную роль, Семен Годунов тут же прибьет и тебя, и твою семью. Выглядеть все будет обычно. Пожары на Москве не редкость. Сгорит твое подворье, а с ним и вы. Годунов наверняка пообещал тебе царскую милость и покровительство. Это он говорил многим из тех, кто случайно и внезапно канул в вечность. Но дело даже не в этом, а в том, что если ты не расскажешь мне о разговоре с Бориской, то ему не придется посылать к тебе Семена, потому как убью тебя я. Такова судьба всех предателей.

– А если скажу? Оставишь жить?

– Да! Я не Годунов, слово держу.

Что оставалось делать Бартеневу?

– Ладно. Слушай! – Он почти слово в слово передал этому человеку свой разговор с Борисом Годуновым.

Холодов, а это был он, внимательно выслушал казначея Александра Никитича Романова и спросил:

– А когда Годунов собирается напасть на подворье Романовых?

Бартенев перекрестился.

– Вот те крест, не знаю. О том разговора не было, но, наверное, скоро. – Что мне теперь делать?

– Служи далее. Коли чего нового узнаешь, передашь мне.

– Как?

– Ты знаешь Якова Тетерю? Это стражник в доме Романовых, со шрамом на щеке.

– Видал такого не раз.

– Вот через него и передашь.

– А для кого?

– Скажешь, для друга, он поймет. К Бориске ты больше не попадешь, а вот дату нападения они тебе, скорее всего, раскроют. Им надо, чтобы ты скрытно подготовил тайник для кореньев, которые потом и найдут ищейки Годунова. Пока об этом речи не велось?

– Нет.

– Хорошо.

– Подскажи, как мне и Годунову угодить, и живым остаться?

– Сам мог бы додуматься. Чтобы сохранить себе и семье жизнь, тебе надобно, во-первых, обо всем, что узнаешь от Семена, сообщать мне, а во-вторых, когда Бориска стянет к подворью войска, бежать оттуда. Дома заранее все подготовить для быстрого выезда из Москвы. Ратники Романовых без боя не сдадутся, так что свара будет большой. Покуда стрельцы сломят их сопротивление, захватят братьев Романовых, найдут доказательства заговора против царя, времени уйдет много. Ты успеешь далеко уехать. Есть где спрятаться?

– Есть. Но меня искать будут.

– Не та ты персона, чтобы тебя по всей России искать. Но прячься надежней и на Москву, пока правит Годунов, не возвращайся. Таков будет мой тебе совет. Хочешь, слушай, хочешь, нет. Про Тетерю не забудь. Все, что будет касаться интереса Годунова к подворью, передавай ему и не пытайся узнать, кто я. Все, иди домой и обрадуй жену, расскажи ей, что тебя сам государь принимал.

Холодов, промокший до нитки, двинулся к подворью князя Ивана Дмитриевича Харламова.

Рано утром оттуда в Новгород со срочным донесением отправился Фадей Костыль, помощник Андрюши.

Спустя две недели, 24 октября князь Губанов прибыл на Москву и остановился у Харламова.

Вельможи встретились тепло, хотя обстановка складывалась отнюдь не радужная.

Харламов провел Губанова в залу, где они присели в высокие кресла.

– Да, Иван Дмитриевич, признаюсь, не думал, что Годунов после воцарения продолжит убирать со своего пути всех возможных даже по малости претендентов на трон.

– Раньше Бориска для себя дорогу расчищал, теперь, когда пошатнулось здоровье, стремится обезопасить царствование своего сына Федора.

– Бориска, как и всегда, просчитал игру на несколько ходов вперед. Он понимал, что Романовы не подпустят к трону его сына, и решил разгромить их, – сказал Губанов.

Харламов кивнул.

– Так оно и есть.

– Долго что-то Годунов готовится к нападению.

– Ко мне вчера дьяк Ронжин заходил, помнишь такого?

– Ну как же? Афанасий Мартынович из Посольского приказа.

– Он сейчас в Разбойном. Так вот, дьяк поведал, что ждать бури осталось недолго, счет на дни пошел. То же самое подтверждает и казначей Александра Никитича Романова, которого твой Андрюшка крепко на крючок посадил.

– Кстати, князь, а где он сейчас?

– Так на встречу с этим Бартеневым и отправился. Фадей с ним.

– Встречу сам казначей назначил?

– Не знаю, князь, не вникал. Из Андрюши твоего, как и из его товарища, слова лишнего не вытянешь.

– Так и должно быть.

– Да я не против. Дело слишком серьезное.

– Что за слухи гуляют по Москве?

– Те самые, которые нам и нужны. Мол, Годунов в смерти Ивана Грозного повинен. Он царевича Дмитрия в Угличе приказал извести и обставил все так, чтобы свидетелей не осталось. Лишь Нагие, но те какие свидетели? Дознание Шуйский проводил так, как угодно было Годунову. Бориска уморил царевну Феодосию Федоровну, да и к смерти царя Федора руку приложил. Много слухов. А теперь, как мы и договаривались, в торговых рядах пошла молва, будто жив Дмитрий, убит другой мальчик, похожий на него. Царевича верные люди прячут. Я вот думаю, Иван Петрович, не пустить ли слух о том, что Дмитрия укрывают Романовы. Годунов узнал об этом и готовится разгромить их подворье?

– Не надо, Иван Дмитриевич. Я понимаю, ты беспокоишься о Романовых, но их этим не спасешь. Да, Бориска может отложить захват подворья, покуда не подготовится к развенчиванию слухов о спасении Дмитрия. Долго ли ему назначить повторное дознание и получить подтверждение случайной смерти царевича? Сейчас он встал во главе государства, сможет подготовить все хорошенько, тщательно. Тогда появление на свет царевича во много раз усложнится. Это сейчас почва для слухов благодатная. Что станет потом, когда ее обработает Годунов, одному Богу известно. Бориска пресечет слухи и все одно ударит по Романовым. Последствия для них окажутся самыми плачевными. Если и выставлять Дмитрия, то после нападения на подворье Романовых и так, чтобы это ошарашило и Годунова, и народ.

– Ты, похоже, знаешь, как это сделать.

– Знаю! Надо только забрать у Романовых Юрия Отрепьева. Это дело для Андрюши. А вот и он.

В залу вошел Холодов, поклонился, поздоровался.

– Проходи, Андрюша, садись, рассказывай, что узнал.

Холодов присел на скамью у двери.

– Встреча с казначеем не получилась, не мог он. Но Тетеря сказал, что Бартенев подходил к нему и шепнул, мол, в четверг, в ночь. Яков расспросить его не смог, но и так все понятно. Захват подворья Годунов назначил на ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое октября.

– Отрепьева видел?

– Нет, на подворье не заходил, опасался.

– Как же смог переговорить с Тетерей?

– А он в лавку выходил, купил пирогов. Там и перемолвились.

– Понятно. Значит, послезавтра?

– Получается так. Что мне делать дальше?

– Завтра тебе надо попасть на подворье Романовых, но скрытно, чтобы никто не видел. Сегодня думай, как это сделать.

– В ночь могу попробовать, днем не получится никак. Мне нужен чертеж подворья, чтобы знать, как уйти оттуда, даже если оно будет окружено.

Губанов взглянул на Харламова и спросил:

– Ты можешь помочь, Иван Дмитриевич?

– Задача непростая, Иван Петрович. Чертежа у меня нет, но есть девица Алена, от рождения убогая, живет с матерью недалече отсюда.

– Чем она может помочь?

– Алена постоянно, каждое утро наведывается на подворье к Романовым. Никто ее не останавливает, не обращает на нее внимания. Ты же знаешь, как у нас к убогим относятся. Если телом девица уродлива, то разум имеет ясный, а память – просто необыкновенную.

В разговор вступил Холодов:

– Но это она может свободно пройти куда угодно, а другой человек?

Харламов улыбнулся.

– Я ж не просто так заговорил о ней, Андрюша. Хворь лишила Алену способности передвигаться самостоятельно, посему ее везут на подворье в самодельной каталке или в санках. Да не одни и те же, а разные люди, кого она попросит. Никто ей не отказывает. Обратно ее ратники Романовых доставляют.

– А почему ее на подворье зовут?

– Алена в знахарстве преуспела, а Федор Никитич считает, что она счастье в дом приносит.

– Понятно, – проговорил Холодов, – если убогая Алена постоянно бывает на подворье, то с ней туда пройти можно и внутри она все до мелочи знает. Вот только как разговорить ее, убедить в том, что я не зла, а добра Романовым желаю. Как вообще познакомиться с ней?

– С последним ничего сложного. Вечером перед молитвой она будет дома, вместе с матушкой своей Дарьей Анисимовной. С той мой холоп уже полгода живет. Баба-то здоровая, кровь с молоком, дитя больное, но сама хороша. Вот Степан Закатный тебя и познакомит с матерью да дочкой. Муж Дарьи случайно сгинул, по первому льду на реке Москве рыбу ловил да провалился. Попадешь к ним домой, Андрюша, и попробуешь расположить к себе Алену. Она людей чувствует, видит, кто с ней искренен. Скажи ей, что хочешь поступить на службу к Федору Никитичу. В общем, сообразишь. А утром отвезешь ее к Романовым, там и останешься. Сейчас на подворье народу много, затеряться легко. Лучше места, чем погреба под главным домом, не найти. Но и с этим определишься сам.

– А Фадей Костыль?

– Тот пусть вне подворья находится. В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое возьмет коней. А что делать дальше, ты знаешь, – ответил Харламов.

– Отрепьева сюда везти?

– Да, здесь будет безопасно. Тут его искать не станут.

– О нападении Алене говорить?

– Не надо. Она сама наверняка почувствует беду. Таким, как Алена, это Богом дано.

– Все понял! – заявил Холодов.

– Пойди перекуси с Фадеем, а вечером за тобой зайдет Степан.

– Добро. Позволь удалиться?

– Ступай, Андрюша, и помни, что на тебе очень ответственная работа.

– Иной у меня и не было. – Холодов ушел.

Губанов повернулся к Харламову.

– Ну вот и начинаем. Кстати, Иван Дмитриевич, я в Новгороде сиднем не сидел, встречался с некоторыми польскими вельможами. Намекнул, что в Угличе погиб не Дмитрий Иванович, а другой мальчонка, сильно похожий на него. Поляки проявили немалый интерес. Начали расспрашивать, что да как. Больше всего их интересовало, где находится выживший Дмитрий и намерен ли он бороться за корону, принадлежащую ему по праву? В общем, поляков эта новость ой как взволновала.

– А что за вельможи-то?

– Имен называть не буду, сам понимаешь, по каким причинам, скажу лишь, что один из них имеет прямой доступ к Сигизмунду Третьему Вазе.

– Вот как? Это серьезно.

– Уверен, что сейчас паны в Кракове смакуют эту новость.

– Эх, Иван Петрович, не слишком ли опасную игру мы затеяли?

– А к власти, Иван Дмитриевич, легких путей не бывает. Здесь, как говорится, или пан, или пропал.

– Лучше уж пан.

– Я придерживаюсь той же точки зрения.

Вечером слуга Харламова провел Холодова в дом Дарьи Анисимовны Рыдановой, где тот познакомился с Аленой. Лицом она была очень хороша, а вот тело! Какой-то страшный недуг скрючил ее руки, иссушил ноги способности держать тело. Она сидела в самодельном кресле с колесами, с пояса до пола покрытая бордовой материей, довольно долго смотрела на Холодова, а потом спросила, зачем он пришел.

Андрюша сказал, что хотел бы поступить на службу к Федору Никитичу Романову, а для начала попасть на подворье.

Алена отрицательно покачала головой:

– Не за тем ты хочешь попасть на подворье, Андрей. Но зла в тебе нет. Ты замышляешь какое-то благородное дело, поэтому я согласна тебе помочь.

Утром Холодов покатил самодельную каталку к подворью Романовых. Он увидел, что стрельцов на подходе стало больше. Они стояли вокруг всего подворья, однако никого не останавливали, пропускали всех и туда и обратно. Не остановили и Андрюшу с Аленой.

Холодов вкатил каталку во двор, где ее подхватили женщины из прислуги.

По всему подворью было заметно приготовление к обороне. Городьба усилена частоколом, ворота укреплены. Много ратников. Вот только с оружием у них был недостаток. Сабли, бердыши, ножи, редко у кого пищаль или самопал. Но взгляды решительные, без страха.

Холодов отыскал Тетерю. Тот стоял у крыльца главного дома.

– Здорово, Яков!

– Ты? – удивился ратник Романовых.

– Я, Яша.

– Зачем пришел сюда? Известие какое-то принес?

– Ты помоги мне укрыться где-нибудь, чтобы никто меня не видел. Есть такое место?

– Моя комнатушка. Там укроешься. Туда никто не заходит.

– А в погребах?

– Тебе что надо, Андрюша, укрыться на время или забраться в погреба?

– Мне нужно быть там, откуда я мог бы выбраться и вывести отсюда одного человека, когда стрельцы полезут на подворье.

– Тебе известно время?..

– Погоди, Яша, давай с первым определимся.

– Бежать с подворья лучше через погреб главного дома. Из него ход в проулок, к реке. В погреб можно попасть из моей комнаты.

– Каким образом?

– Так она над погребом и есть. Отставил половицы и оказался там.

– Хорошо. Теперь по твоему вопросу. Ты можешь встретиться с Федором Никитичем?

– В срочных случаях могу.

– Как я укроюсь, пойдешь к боярину и скажешь, что стрельцы пойдут на подворье в ночь с четверга на пятницу.

– Может, сам с боярином поговоришь?

– Нет, Яша, мне открываться нельзя.

– Но Федор Никитич спросит, откуда я знаю о соображениях царя Бориса.

– Ответишь, что человечек один незнакомый шепнул, когда ты к воротам выходил. Еще скажешь, что люди Годунова понесут на подворье мешок с кореньями.

– А это зачем?

– Чтобы потом обвинить Романовых в том, что они отравить семью Годунова хотели.

– Ерунда какая-то.

– Ерунда, но в нее поверят.

Тетеря ненадолго задумался и сказал:

– А ведь и вправду поверят. Ладно, что еще?

– Тут где-то служит Юрий Отрепьев.

– Есть такой. Он то при Михаиле Никитиче, то у князя Черкасского.

– Найти его сможешь?

– Если тут, найду, а коли у Черкасского, то не смогу, сам понимаешь, уходить надолго нельзя.

– Ладно. Давай в комнату. У тебя там еда какая-то есть?

– Хлеб, солонина, вода, даже винцо иноземное.

– Оно не потребуется. Обо мне никому, кроме Отрепьева. Ему скажешь, что Андрюша ждет и поговорить желает.

– Понял. Держи ключ, запор простой, вход сбоку, с той стороны, где ворота погреба. На двери подкова. Найдешь.

Тетеря пришел в свою комнатушку вечером и сразу сказал:

– Ничего не вышло, Андрюша. Отрепьева не нашел, куда-то отправили его, будет только завтра. С Федором Никитичем поговорить не смог. Недосуг ему. Михайло Никитич тоже выехал, до сих пор не вернулся. Попробовал я поговорить с Александром Никитичем, но он только отмахнулся, не до тебя, мол.

– Понятно. Но еще есть завтрашний день.

– Что-нибудь придумаем. В крайнем случае через Бартенева попробую попасть к кому-нибудь из бояр. А вот еще что. Ребята в город выходили, так в торговых рядах слыхали, мол, жив царевич Дмитрий.

Холодов умело изобразил удивление.

– Но ведь Шуйский выяснил, что он сам случайно поранил себя и помер. Похороны были.

– Похороны-то были, и дознание было, но по чьему приказу? Годунов через Боярскую думу Шуйского посылал от имени Федора Ивановича. А до того надсмотрщиков в Углич направил. Как раз перед тем, как Дмитрий поранил себя.

– Как бы то ни было, Яшка, а царевич Дмитрий погиб.

– Погиб не царевич. Народ говорит, что Мария Федоровна двойника его при себе держала, тот и помер. А настоящий Дмитрий выжил.

– Не верится в это, Яша.

– А если вправду жив царевич Дмитрий? Он сейчас уже не дитя, вырос. Кто-то прячет. Представь себе, объявится сын Ивана Грозного и предъявит права на трон!

– Так Годунов не допустит того.

– Э-э, Андрюша, это еще как сказать. За Дмитрия может большая сила подняться. Ты же видишь, как народ у нас любит Годунова. Чего бы ни делал новый царь, а все одно неправедным его считают, незаконным, убийцей.

– Ладно об этом, Яша. Отдыхай.

Тетеря указал взглядом на рогожу, застилавшую пол.

– Смотрю, ты проверял проход в погреба.

– Проверял, – подтвердил Андрюша, – потому как пригодится.

– Эх, что будет дальше?

– Ничего хорошего. Ты себя береги, Яша.

– Попрут стрельцы, начнут палить из пищалей, не сбережешься. Сюда бы пушек хоть каких, да где их взять?

– Это дело бояр.

– Ну да. Их-то опала ждет, а холопов смерть. Ну да еще посмотрим. Глядишь, и отобьемся, народ московский поднимется. Все, я обмоюсь и спать.

– Давай, Яшка, я тоже отдохну. День, а особенно ночь будут непростыми.

Глава 5

Тетеря ушел еще затемно. Андрюша слышал, как тот умывался, харчевничал, но с уходом товарища вновь забылся. Только спать ему долго не пришлось.

Как рассвело, Холодова разбудил Тетеря:

– Андрюша, вставай!

– Чего, Яков? – Холодов открыл глаза и увидел за спиной приятеля боярина Федора Никитича Романова.

Он быстро встал, оделся, натянул сапоги.

Романов между тем присел на табурет, пристально глянул на Андрюшу.

Тот поклонился.

– Долгих лет тебе, боярин.

– И тебе, коли совестью чист и кровью не обагрен.

– Чист я, боярин.

Федор Никитич велел Тетере выйти из каморки и начал допрос:

– Кто таков?

– Холодов я, боярин, Андрюша. Служил в Угличе тайным посланником Марии Федоровны, после известных событий ушел в Новгород, куда часто ездил по делам семьи Нагих, к князю Губанову Ивану Петровичу. Бежал, в общем, от греха подальше, дабы на плаху не попасть, когда люди Годунова там лютовали.

Это известие заинтересовало Романова.

– Ты был личным доверенным лицом Марии Федоровны?

– Да, боярин.

– Чем докажешь?

– Могу рассказать, что было в Угличском кремле в тот самый день.

– Давай! Послушаю.

– Это долгая история, боярин.

– Ничего. Ты говори, о времени не думай.

Андрюша подробно изложил то, чему сам был свидетелем.

Выслушав его, Федор Никитич задумчиво проговорил:

– Да, ты тот, за кого себя выдаешь. Так расписать гибель царевича может лишь тот, кто сам там был. Ладно. Как на подворье попал?

– Тайно, боярин.

– Знаю, что тайно. Стража не пропустила бы тебя. Вот и желаю знать, где у нас места, через которые чужаки на подворье проходят.

– Я привез убогую Алену. С ней меня никто не остановил.

– А с Аленой как познакомился?

– Через князя Харламова.

– Ты знаешь его?

– Я живу на подворье Ивана Дмитриевича. Пошли к нему своего человека, он все подтвердит.

– Будем считать, что с этим разобрались. Теперь главный вопрос. Откуда знаешь, что Годунов ныне в ночь будет брать подворье? Коли Бориска такое задумал, то не стал бы говорить об этом кому ни попадя.

– А он и не говорил. Я узнал об этом через человека, который служит твоему брату. Царь сам склонил его к измене с помощью Семена Годунова.

Глаза боярина сощурились.

– От нашего человека, переметнувшегося к Годунову?

– Да.

– И кто изменник?

– Скажу, только обещай, что не тронешь его. Человек этот не по своей воле предал. Годунов лично застращал его. Я обещал ему неприкосновенность, коли перескажет разговор с Бориской.

Федор Никитич усмехнулся.

– Что ты за вельможа, чтобы давать такие обещания?

– Я не вельможа, боярин. Но такое право мне дал хозяин, князь Губанов.

– Называй изменника, не трону. Слово боярина Романова.

– Годунов принудил к измене казначея брата твоего Александра Никитича.

– Бартенева?

– Да. Но повторюсь, силком заставили.

– Я считал его честным человеком.

– Он честен, боярин, но слаб и пуглив. Но страх его не столько за себя, сколько за семью, которую Годунов обещал извести.

– Бориска не меняется. В чем измена Бартенева? Чем он так заинтересовал Годунова, коли далеко не во все наши дела посвящен? Или Бориска не ведает, сколько на подворье сейчас людей?

– Измена в другом, боярин. Бартенев должен подготовить на подворье тайник.

– Зачем?

– А тебе Тетеря не говорил о замыслах Годунова?

– Нет!

– Не успел, значит. Разгром подворья будет представлен народу как поиск доказательств государственной измены Романовых, готовивших яд для отравления царя и его семьи. Стрельцы или люди Семена Годунова должны найти на подворье тайник, а в нем коренья, из которых отрава делается. Позже Бартенев подтвердит, что ты, боярин, с братьями действительно готовил покушение на царя. Годунов вынужден был первым нанести удар.

– Но это же полная чушь!

– А вот это, боярин, кому как. Кто-то посмеется, да мало на Москве таких. Большинство же народа поверит. У нас насчет этого легко.

– А тебя, значит, князь Харламов послал предупредить об опасности?

– Князья Харламов и Губанов.

– Поздно только, – сказал Романов, резко поднялся с табурета и вышел из комнатушки.

В каморку вошел Тетеря.

– Ну и чего, Андрюша?

– А ты разве не слыхал?

– Нет, я не подслушиваю.

– Да ничего, Яша. Я сделал то, что должен был, теперь мне нужен Юрий Отрепьев. Надеюсь, он вернулся на подворье.

– Не видел. Сейчас пойду и узнаю. Коли увижу, сказать, чтобы к тебе шел?

– Да, но сам понимаешь, тайно.

– Как не понять.

– Как на подворье? Вокруг? Приехала ли Алена?

– Ночью к нам подъехали еще холопы. Но немного, десятка два. Это последние, наверное. Стрельцов стало меньше, стоят вокруг подворья. Проходить сюда и выходить никому не мешают. Даже не верится, что в ночь они пойдут на нас. Может, попутал казначей и ничего не будет?

– Кровавый пир будет, Яша.

– Ребята говорили, что Семен Годунов приезжал, пробыл тут недолго, поездил вдоль городьбы и отправился восвояси.

– Бартенев здесь?

– Да, видал. А вот Алена нынче не приезжала. Чудно, каждый день была, а сегодня нет. Может, захворала?

– Может, и так. Ты, Яша, найди Отрепьева. Нужен он мне.

– Если вернулся, найду, а на нет и суда нет.

– А ты в случае чего под вечер из подворья к реке меня вывести сможешь?

– Через погреб смогу, открыто – нет. А что?

– Возможно, мне надо будет выйти.

Тетеря ушел на службу.

После обеда раздался тихий стук в дверь.

– Кто? – спросил Холодов.

– Юшка.

– Нашелся!

Андрюша открыл дверь, пропустил Отрепьева внутрь.

– Ты где пропадал, Юрий?

– Может, для начала поздороваемся?

– Здорово.

– И ты будь здоров. А где был, там меня уже нет.

– Понятное дело. Значит, вопросы задавать не след? Не ответишь?

– Не могу, Андрюша, не обижайся.

– Да какие обиды. Про замыслы Годунова знаешь?

– Это смотря о каких.

– О ночных.

– Только то, что он задумал какую-то подлость.

– Кровавую подлость, Юшка. Садись, поговорить надо.

Отрепьев присел на скамейку.

– Говори, Андрюша, слушаю. Только поначалу ответь, как на подворье попал? Если это, конечно, не тайна.

– К тебе пришел. Этого хватит?

– Как?

– С Аленой.

– Ясно. Ну, говори, слушаю.

– Дела серьезные намечаются, Юрий. В эту ночь стрельцы пойдут на подворье.

– Откуда знаешь?

– От надежного человека.

– В ночь, говоришь? Надо Федора Никитича предупредить.

– Уже предупредил.

Отрепьев не без удивления посмотрел на товарища.

– Где ж ты с ним встретился?

– Тут, в этой комнате. Мы с ним долго говорили.

– А я-то думал, чего бояре людей повсюду расставляют и учения проводят. Готовятся к обороне.

– К бесполезной обороне. У Годунова сил намного больше.

– И что же будет, Андрюша?

– Бойня будет, Юрий.

– Будем стоять до последнего.

– Глупо. А тебе нельзя. Мы должны уйти с подворья до того, как стрельцы пойдут.

– Ну уж нет. Я не желаю, чтобы потом меня прокляли, как подлого изменника.

– Конечно, ты желаешь, чтобы тебя стрельцы на куски изрубили. Потом пострадают и мать с братом Василием.

– Но я обещался честно служить Романовым.

– Служить, но не погибать из-за того, что они в свое время допустили роковую ошибку. Романовым надо было брать власть, когда такую возможность им давал государь Федор Иванович. Ан нет, они не стали бороться за трон, когда его можно было получить и без крови сделать. Ведь знали, что рано или поздно Годунов попытается их истребить только ради того, чтобы обеспечить царствование своему сыну, однако ничего не сделали. А сейчас биться задумали. Это глупо, Юрий.

– И все одно я никуда с тобой не пойду.

– Ступай один, коли со мной не желаешь.

– Я вообще с подворья не уйду. Буду биться со стрельцами, как и все ратники бояр Романовых.

– В итоге погибнешь либо будешь казнен потом. Это вместо того, чтобы подняться над всеми.

– Ты опять будешь твердить о мыслях каких-то влиятельных людей?

– Да. По их приказу я здесь, и ты должен повиноваться им.

– Ничего я никому не должен. А ты, Андрюша, иди отсюда, не мути воду, иначе…

Холодов прервал Отрепьева:

– Что «иначе»? Сдашь меня боярам? Скажешь, что я склонял тебя к измене? Ступай, скажи. Но только помни, что этим поступком ты не на мне, а на себе крест поставишь. Вот уж не думал, что ты станешь таким упрямым.

– Я не сдам тебя. Да и не упрямый я, служу по чести, как и должно. Ступай к влиятельным людям и передай, что я не нуждаюсь в их услугах.

Холодов махнул рукой:

– Да делай ты чего хочешь, глупец!

– Не обзывай, Андрюша, а то не посмотрю, что друг!

– Разве ты можешь иметь друзей, Юрий? Нет, теперь, как на службу поступил, у тебя только хозяева остались.

– Надоел ты мне! – заявил Отрепьев, поднялся, рывком открыл дверь и вышел из каморки.

В комнатенку вошел Тетеря.

– Чую, не сложился разговор, Андрюша?

– Не сложился.

– Уйдешь?

– Ушел бы, Яша, да не могу нарушить приказ князя. А Юшка?.. Ничего. Это сейчас у него гонору много. Поглядим, как он заговорит, когда на подворье пойдут стрельцы.

– Значит, останешься.

– Иначе нельзя, Яша. Но мне вечером надо будет выйти с подворья. Я говорил тебе.

– Помню. Выведу, но ненадолго.

– А надолго и не надо. Что на подворье?

– Суета. Бревна крестьяне подвезли, для чего, не знаю. Ратники больше не подходили. Те, которые, уже есть, стоят на постах, отдыхают. Бояр не видел.

– Ладно, вечером, как договорились, проведешь к реке. Да еды принеси, если можно.

– Принесу, как хлеб испекут да молоко завезут. Может, мясо или рыба будет.

– И хлеба с водой хватит.

– Пошел я.

– Давай. Коли новость какая, предупреди.

Тетеря кивнул и вышел во двор.

Двери залы отворились, на пороге появился Семен Годунов.

Борис Федорович ждал его.

– Что, Семен?..

– Я только с подворья Романовых. Государь, они, кажется, прознали про ночь.

– С чего ты взял?

– Во дворе холопы при оружии. Стоят вдоль всего частокола, где прорублены бойницы. Видел Михаила Федоровича. Он всем и руководит.

– Ты докладывал, что он выезжал со двора. Установлено куда?

– Да, государь. В храм.

– Так у них своя церковь.

– Докладываю, что узнал.

– С кем встречался в храме?

– Ни с кем. Помолился и вернулся на подворье.

– Что, и со священником не общался? Нищим не подавал?

– Нет. Все время был один.

– Странно.

– Меня, государь, тоже волнует, откуда Романовы могли прознать про наш замысел.

Годунов рассмеялся.

– Наш? С каких это пор холоп вместе с государем замыслы строит?

– Прости, Борис Федорович.

– Значит, тебя волнует, откуда Романовы прознали про мой замысел?

– Да.

– А думать не пробовал?

– Думал.

– Ты чего дурачка валяешь? О чем тут думать? Кто знал о замысле? Ты, я и…

– Ах, дурная башка! – Семен хлопнул себя по лбу. – Бартенев. Он рассказал Романовым. Больше некому. Позволь взять его и отправить в пыточную избу.

– Нет, Семен, вижу, нечем тебе думать. Коли Бартенев сдал мой замысел, то неужели он остался бы после этого на Москве?

– Мои люди сегодня на подворье его видели.

– Да? Ну раз так, то езжай в гости к Романовым и попробуй забрать у них Бартенева. Что-то мне подсказывает, что туда тебя пропустят, а вот обратно нет. Говорить с тобой будут не в палатах, а в подвале, подвесив за ребро на железный крюк.

– А семья?

– Ты еще раз убеждаешь меня в том, что думать тебе нечем. Коли Бартенев решил остаться, то уж о семье он позаботился. Никого ты в доме его уже не найдешь. Раньше надо было приставлять к нему людей.

– Так твоего повеления на это не было.

– А по нужде ходить тебе тоже повеление царя надобно? Или как-нибудь без него обойдешься?

Семен Годунов потупился.

– Прости, государь, сегодня я и вправду что-то плохо соображаю. Голова болит с утра.

– Захворал?

– Вроде нет, только слабость да головная боль.

– К доктору обратись. Но после того как дело сделаешь.

– Да, государь. Еще не сказал, что с ближней вотчины крестьяне на подворье бревна привезли. Много. Сосны.

– Зачем?

– Не знаю.

– С крестьянами холопы с оружием приехали?

– Нет, тех не было.

– Крестьяне остались?

– Сбросили бревна с телег и уехали. Но какая собака этот Бартенев!

– Я предупреждал тебя.

– Не вели казнить, государь. Допустил оплошность, исправлю. Ночью. Лично поведу стрельцов.

– Ты и так их повел бы.

– Что сейчас делать повелишь, государь?

Борис Годунов прошелся по зале, остановился, повернулся и проговорил:

– А сделаешь ты, Семен, вот что. Романовы прознали про нападение, готовятся к бою. Зря, только людей погубят, но это их дело. Они собираются обороняться, а мы возьмем и уберем от подворья стрельцов.

– Как это?

– Ты не знаешь, как убирают войска? Передай стрелецкому голове, чтобы оставил у подворья Романовых только небольшой отряд для поддержания порядка, а всех остальных увел в Кремль.

– Слушаюсь, государь, передам. Только не пойму я что-то…

Годунов повысил голос:

– А тебе не надо понимать. Коли сам ничего делать не можешь, то исполняй волю других.

– Понял.

– Нет, Семен, тебе, право, к доктору надо. Вот и румянец на щеках появился. Хворь прицепилась не ко времени.

– Стерплю, государь.

– Ну терпи. По стрельцам все понял?

– Да. Основные силы отвести от подворья Романовых.

– Основных сил, Семен, там еще не было. Стрельцам, вернувшимся в Кремль, отдых. Всем находиться на месте в готовности по первому приказу двинуться на Варварку. Представляю, как Романовы удивятся. Они готовятся к обороне, а стрельцы ушли. Федор Никитич наверняка подумает, что эти действия с моей стороны связаны с изменой Бартенева. Они устроят совет, решат, что я вынужден был отложить нападение на какое-то время. А выйдет как раз наоборот.