Текст книги "Парацельс. Гений или шарлатан?"

Через несколько месяцев в Зальцбурге начались народные волнения, Штаупица это беспокоило. Он обратился к Теофрасту:

– Говорят, ты работаешь сейчас над новым сочинением?

– Да, «О Святой Деве Марии и Богородице». Я пишу об отношениях людей, о роли женщины в обществе…

Упомянув Деву Марию, Теофраст тотчас же, как было принято, перекрестился. Этому сочинению суждено было стать его первой опубликованной работой.

– О, Святая Дева – очень важная тема! Мария – наша вечная заступница на небесах, прощающая наши грехи. Нельзя допускать смуты, заговоры и мятежи, ибо власти установлены от Бога. Меня пугают бесчинства черни. Они врываются в церкви, разрушают иконы и статуи святых и даже разбили фигуру Девы Марии. Какое варварство! – возмутился аббат.

В Зальцбурге чувствовалось приближение бури. Недавно Теофраст выехал в окрестности города на вызов к больному. По дороге ему встретилась толпа крестьян, которые бежали куда-то, вооружившись вилами. Ему довелось быть и свидетелем пожара: из ненависти к богачу жители деревни подожгли его дом. В горах крестьяне и шахтеры о чем-то сговаривались. Кардинал выудил из страны еще 30 тысяч гульденов, обложив ее дополнительным налогом. Горожане возмущались. Ланг готовился перевоспитать «смутьянов» – он нанял 500 чужеземных солдат и приказал обеспечить две главные крепости пушками, пулями и порохом.

– Да, ваше преосвященство, вандализм, в самом деле, отвратителен, – согласился Теофраст.

В поклонении иконам и статуям ему виделось что-то языческое, но их разрушение выглядело еще хуже. Убрать из церквей лишнюю роскошь? В этом есть резон, но иконы-то тут при чем?

Разговор не удалось продолжить. 28 декабря аббат скончался от апоплексического удара. Теофраста в Зальцбурге в это время не было: он уезжал на Рождество к отцу в Филлах. Аббат не разделял взглядов Теофраста, но его смерть была для врача тяжелой потерей.

* * *

Одной из пациенток Теофраста стала сестра столяра Лукаса, уважаемого в своем цехе. Лукас познакомился с доктором и доверял ему. Он пригласил Теофраста в свою компанию на вечеринку. Около дюжины гостей собрались в доме одного из друзей Лукаса на окраине города. Дом стоял на отшибе – лишних ушей можно было не бояться. За столом стали обсуждать нравы священников:

– Говорят, что в Риме высшие духовники держат свои публичные дома. До чего дошло! В окружении кардиналов жулики, сутенеры и проститутки! Банкиры, ростовщики – их друзья!

– Неужели! А как же папа их терпит?

– А ты думаешь, папа – святой? Очень просто: падшие женщины им прибыль дают.

– Ха-ха! Наверху у всех рыльце в пуху! В Риме высокими должностями торгуют!

– Недаром говорят: черт попу карман набивает.

– За деньги они отца родного продадут! За деньги и грехи отпускают! Ловко: у кого больше денег, тот и на том свете будет в раю!

– Раньше нас успокаивали: терпите все на земле – будет вам блаженство на небесах. А теперь, выходит, нам и это не по карману?!

Приятели Лукаса пили, оживленно беседовали, вместе пели. Теофрасту запомнилась одна из песен:

 
Ложь и злоба миром правит.
Совесть душат, правду травят,
Мертв закон, убита честь,
Непотребных дел не счесть.
Заперты, закрыты двери
Доброте, любви и вере.
Мудрость учит в наши дни:
Укради и обмани!
 

Это собрались вальденсы. Они придерживались идеалов раннего христианства, чистоты нравов и помогали друг другу. Их преследовали, но не могли истребить.

– Не беспокойся, Теофраст. Тут все люди надежные. Мы не отделяемся от католической церкви, – объяснил Теофрасту Лукас. – Но миряне должны иметь право свободно читать Библию и проповедовать. А ты как думаешь?

– Меня многое возмущает. Надо покончить с продажей отпущения грехов и торговлей должностями. Церковь должна повернуться к простым людям, отказаться от светских привилегий, от десятины, от поборов. Увы, кое-кто из наших священников служит не Богу, а золотому тельцу. Это ли истинная вера?

– Теофраст, назревает бунт. Люди должны быть братьями – разве можно брать в руки оружие?

– Не дай Бог, чтобы дело дошло до этого! Война – преступление, – ответил доктор. – Уж мы-то, врачи, первыми видим, как война калечит людей. Бьешься с больным, вытаскиваешь его с того света – и вдруг он погибает. Все твои усилия вмиг пропадают. Но вроде все идет к войне. Правители доводят народ до нищеты и отчаяния.

– Но помнишь ли ты слова апостола Павла из Послания к римлянам: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Противящийся власти противится Божию установлению»?

– Да, помню. На эти слова правители и их челядь любит ссылаться. Но Павел считал, что всякая власть – под Богом, всякий начальник есть Божий слуга. Богу угодно, чтобы в мире были справедливость и любовь. Ежели власть творит зло и не исполняет заповеди Божьи, она должна пенять на себя.

* * *

Удалось бы Теофрасту спасти аббата, если бы он оставался в городе? Может быть и нет – кто знает? Ему нередко удавалось вылечить больного, когда другие врачи не могли этого сделать. А разве это не колдовство? Об этом начинали шептаться, и слухи были опасны. Еще опаснее было работать у печи с ретортами и колбами – алхимик мог прослыть колдуном. Все непонятное внушало окружающим страх. Даже юристы и богословы полагали, что особым знаниям и навыкам учит дьявол. Поэтому Теофраст не любил, как правило, рассказывать о себе. Колдунов и ведьм сжигали на костре, а у него было еще много дел на земле.

Люди веками мучились от голода и эпидемий, неурожаев и гибели скота. Они считали, что все эти безобразия не могут происходить сами по себе, а возникают из-за врагов, насылающих порчу. «Мы-то с вами – добрые христиане, но у нашей христианской церкви, – учил монах Савонарола, – семь главных врагов: неверующие, евреи, мусульмане, язычники, еретики, ложные христиане и суеверные». Как же найти самых вредных врагов и их уничтожить?

За девять лет до рождения Теофраста в судьбе жителей Европы произошел важный поворот. В 1484 году папа Иннокентий VIII издал послание: «С самой глубокой печалью мы узнали недавно, что очень много людей обоих полов, отказываясь от нашей общей веры, вступили в плотскую связь с дьяволом, с демоническими существами». Такие связи, по мнению церкви, приняли особенно угрожающий характер в Майнце, Кёльне, Трире, Бремене, Зальцбурге и окружающих их землях. В 1487 году два почтенных профессора теологии Якоб Шпренгер и Генрих Инститорис (Крамер) издали трактат «Молот ведьм». Они объяснили, как распознавать колдунов и ведьм, которые вступают с дьяволом в сексуальные отношения и заключают с ним договор против Бога. Какое чудовищное, двойное преступление: отступничество от Бога и колдовство!

В книге были примеры, рассказы очевидцев, и ее авторы требовали судить таких преступников и непременно сжигать. Книгу переиздавали 30 раз на протяжении следующих двух веков, а ее авторам поручили истребление злостной ереси, снабдили их грамотами инквизиторов и они отправились в путешествие по самым опасным местам. Крамер гордился тем, что лично отправил на костер 200 ведьм. Этот профессор был известен растратой денег от продажи индульгенций. Сжигание ведьм и колдунов тоже приносило прибыль: их деньги и имущество доставались не только властям, но и инквизиторам и доносчикам.

В предисловии к «Молоту ведьм» объяснялось: книга называется так потому, что ведьм гораздо больше, чем колдунов. Если мужчина уходит от привлекательной жены к другой женщине, ясно, что это подстроил дьявол и что эта другая – ведьма. Ведьмы могут наслать на человека любое несчастье, чуму и проказу. Поскольку женщина сотворена из ребра мужчины, она несовершенна – ведь именно Ева отдала человечество во власть греха! Будучи скверной по своей природе, объясняли авторы, женщина больше склонна к измене истинной вере, чародейству и колдовству в любви. Женщины ненасытны в плотских наслаждениях. Ведьмы опаснее колдунов-мужчин, потому что женщины более легковерны и склонны к суевериям. Они болтливы, во все втягивают подруг и, кроме того, «скорее подвержены действию духов вследствие … своего сложения». Женщина – сосуд греха, орудие дьявола для совращения человека.

Как женщины отдаются дьяволу, авторы руководства описывали со знанием дела: «Часто многие видели на полях и в лесах, как ведьмы лежали на спине оголенные ниже пупка и, придав членам соответствующее непотребству положение, двигали бедрами и голенями, в то время как демоны-инкубы действовали невидимо для окружающих…» Мужья должны быть бдительными: демоны могут производить непотребство с их женами прямо в супружеской постели, а потом исчезать, оставаясь невидимыми. У женщин, согрешивших с дьяволом, «взгляд ядовит и несет порчу. Главным образом, он вредит детям, обладающим нежным сложением и впечатлительностью». Более того, «в Лозаннском герцогстве ведьмы варят собственных детей и пожирают их».

Авторы книги трогательно защищали не только детей, но и мужчин, пострадавших от женского коварства. Ведьмы препятствуют их способности к деторождению и могут удалить необходимые для этого органы. И это не домыслы, а факты! Например, «в городе Равенсбурге один юноша, как только он захотел бросить свою девушку, тут же чародейственным образом потерял мужской член и почувствовал вместо него лишь гладкое тело. Он заподозрил в этом черном деле одну женщину. Несчастный выждал ее на дороге, стал душить эту ведьму полотенцем и угрожал убить, если она его не вылечит. Та испугалась, коснулась рукой его бедра, и он cразу явственно почувствовал, что член его был восстановлен».

«Молот ведьм» был дополнен в 1509 году «Мирским зерцалом» Ульриха Тенглера – руководством на немецком языке, где были подробно расписаны правила суда над колдунами и ведьмами. Если обвиняемый не сознавался в своем преступлении, его полагалось передать светской власти для сожжения. Если он при допросе молчал, значит, был околдован, и это подтверждало его вину. А если сознавался, то тем более подлежал смертной казни. Часто для обвинительного приговора хватало слухов о колдовстве. Доносчики охотно втягивались в процесс, сообщали подробности, а потом, к своему изумлению, сами становились жертвами доносов. Ретивость судей, присяжных и свидетелей была вызвана не обязательно неприязнью или завистью к обвиняемому, а зачастую просто желанием сплотиться вокруг родной церкви и ненавистью к ее врагам. В Средневековье люди отличались особенно сильным коллективизмом и сплоченностью при недостатке ума и знаний.

Как разоблачить ведьму или колдуна? Ведьма не обязательно должна быть дряхлой и безобразной. Она могла быть (или обернуться) красавицей: настоящая ведьма умеет приворожить к себе мужчин. За ведьмой или колдуном надо было проследить, тайком проникнуть в их жилище, осмотреть все горшки и сундуки. Странные предметы желательно захватить с собой как улики для суда. Не встречалась ли вам предполагаемая ведьма в подозрительном месте, например, около виселицы? Или на перекрестке дорог? Впрочем, достаточно было просто донести судье о своих подозрениях. У нас ведь зря не судят и не забирают: не бывает дыма без огня.

Теофраст знал, что с колдунами, как и с ведьмами, власти не церемонились. Травники и целители вызывали особые опасения. К размышлениям об этом доктора побудила неожиданная встреча с одним старым знакомым в апреле 1525 года.

* * *

В тот вечер Теофраст сидел с приятелями в таверне. За столами с пивом люди делились новостями. Страсти кипели. Сапожник Юрген показал доктору листовку:

– Здесь ругают дворян и священников. А что ты об этом думаешь?

– Одни занимаются земледелием, другие – ремеслами, третьи – искусствами и наукой, а четвертые – управлением. Все связаны, и никто не имеет права презирать других. Блажен тот, кто целые дни проводит в работе, строит дома для ближних, а не лишь для себя, делится с окружающими зерном и выращивает виноград не только для своей собственной глотки. Он живет, как угодно Богу. Ведь Бог сам говорит о себе как о владыке всего земного имущества. А человек – лишь его приказчик и распорядитель, он создан для ближнего. Простые люди не хуже графов и князей, они работают. А что делают благородные дворяне? Охотятся, пьют, кутят и играют.

Кто-то спросил: «А что ты скажешь, Теофраст, о священниках?»

– Не позволяй священнику становиться между тобой и Божьим словом. Добрые дела должны быть для церкви важнее, чем молитвы. Скверно, если священник ищет богатый приход, чтобы от него кормиться. Кое-кто из высших церковных сановников погряз во лжи и мошенничестве. Такие люди – лицемеры, последователи Каина. Про них сказано в Священном Писании: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные!»

– Мы простые люди, не учились, как ты. Некоторые ругают правителей, и даже кардинала… Это же богохульство! Разве так можно?

– У всех свои недостатки. Папа тоже когда-нибудь снимет свою тиару, а вместе с ней спесь, гордость, алчность и заносчивость… Не каждому, кто забрался наверх, есть чем гордиться. Чем выше обезьяна, тем больше виден ее зад, а она все равно упорно лезет вверх…

Слова Теофраста были встречены одобрительным смехом.

– Чем выше забрался, тем больнее падать. Недостойные князья, епископы и богатеи глубже проваливаются в ад, чем бедняки, – добавил доктор.

– Это безбожник и еретик! Он подбивает к непослушанию властям! Не слушайте его: он действует по наущению дьявола! – неожиданно крикнул один посетитель таверны. Он был по виду похож на монаха, и раньше его здесь не видели.

– Это неправда, – раздался чей-то голос.

– Да, это ложь! – дал ответ Теофраст своему противнику. – Если бы я говорил по наущению дьявола, то люди были бы на вашей стороне, а не на моей. Если люди прислушиваются к моим словам, то, значит, Бог и правда на моей стороне.

Монах промолчал. В таверне случалось всякое – ссоры, потасовки и драки. В ход могли даже пустить оружие, и надо было уметь постоять за себя. Но к монаху вдруг подошел клоун в колпаке с бубенчиком и похлопал его по плечу: «Какой же это еретик? Это наш доктор. Ты что-то перепутал, приятель! Споем „Путаницу“», – предложил он другому циркачу, и вместе они запели:

 
Жил в мужике богатый дом,
Пил хлеб, закусывал вином…
Он на ночь хлев пускал в коров,
Срывал деревья с груши,
В деревню лес возил из дров,
На лодке плыл по суше…
 

Скоморохи пустились в пляс. Все развеселились, и ссора забылась. В первом из выступающих Теофраст узнал Петера, которого он одним из первых встретил в Зальцбурге. Петер показал несколько фокусов и пошел вокруг столов с шапкой. Люди смеялись, хлопали костяшками сжатых кулаков по столу и кидали монеты. Теофраст пригласил к себе Петера за стол и угостил вином. Тот тоже бродил по городам, им не раз доводилось встречаться и было что вспомнить.

– Спасибо, друг! – cказал ему Теофраст.

– Будь осторожнее, Тео! – шепнул Петер. – Этот монах не из тех, с кем можно спорить!

Сосед по столу спросил Теофраста:

– В листовке нас призывают применить против господ силу. Что ты на это скажешь?

– А что делать мужу, если жена ему изменяет? – ответил Теофраст вопросом на вопрос.

– Поколотить ее? Выгнать из дома? – раздались голоса.

– Нет, – возразил Теофраст. – Разумный муж потолкует с ней, и они вместе найдут решение. На благо семье, на благо детям.

Его последний ответ многим не понравился. Теофраст задумался. Совет был хорош, но у него-то семьи не было. Сам он был вспыльчивым, взрывным, в споре мог прихвастнуть и обругать противника последними словами. В гнев впадал легко и не знал меры. Будучи убежденным противником смертной казни, доктор мог сгоряча заметить, что все же плохих аптекарей следовало бы повесить. «Но речь шла о насилии, так что ответ был правильным», – решил Теофраст и успокоился.

Монаха Армина в таверне на этот раз не было. Не было и августинца Кастенбауэра – он попал в тюрьму. Кардинал решил покончить с ересью и преследовал сторонников Реформации. О чем бы ни зашла речь, к этому возвращались:

– А где же проповедник Матиас? Что-то его давно не видно.

– Его осудили на пожизненное заключение. В башне Миттерзилле.

– Там в сыром подвале он долго не протянет.

– Но он же сбежал!

– Из этой башни? Никогда не поверю.

– Я видел своими глазами. Его сковали цепями, посадили на лошадь и привязали к ней. Три всадника повезли Матиаса в башню, а по дороге зашли в трактир. Матиаса оставили перед дверьми и вокруг собрались любопытные. Он крикнул им: «Люди добрые! Меня хотят сгноить в темнице. Я страдаю за вас, за правду. Помогите, Христа ради!»

– Кто же свяжется с вооруженной охраной?

– Собралась большая толпа. С ними был молодой Штекль из Брамберга и его друг – этим ребятам сам черт не страшен. Они освободили Матиаса, и он скрылся.

– Ах вот за что казнили Штекля!

– Да, этих двоих кардинал Ланг приговорил к смертной казни. Без суда.

– А как же законы?

– Он сам себе закон.

– Говорят, городской палач сперва отказался рубить Штеклю голову. Но пришлось – у него работа такая.

– У Штекля много родни и друзей. Они этого так не оставят.

– Недовольные есть даже среди дворян и священников.

К разговору прислушивался человек, одиноко сидевший за дальним столиком. Похоже, что это был бродячий монах. Из-за капюшона не удалось запомнить его лицо. Неужели доносчик Ланга? Подозрение мелькнуло в голове Теофраста, но он тут же отвлекся. В таверне неожиданно появился его знакомый, которого он давно не видел, – Михаэль Гайсмайер. Это был высокий и стройный, крепко сложенный мужчина, с короткими волосами темно-каштанового цвета. На нем был изящно сшитый камзол из дорогого сукна. Искрящиеся, насмешливые глаза придавали лицу особое обаяние. Мужественный, быстрый и решительный, Михаэль всегда был любимцем женщин и душой компании.

Вошедший сразу подошел к столу:

– О, кого я вижу! Привет, Тео!

– Привет, Михль! Рад тебя видеть! Садись за наш стол!

– Хорошо. У меня удачный день. Я всех угощаю!

Они не видели друг друга уже несколько лет. Теофраст спросил:

– Как ты тут оказался?

– По делу. Приехал ненадолго.

Михаэль, уроженец графства Тироль, соседнего с архиепископством Зальцбургским, был на три года старше. В последние годы они общались редко, но с неизменной симпатией и были друг с другом откровенны. Теофраст подолгу нигде не задерживался, и у него не почти не было близких друзей. Людей, с которыми он поддерживал связь на протяжении нескольких лет, можно было пересчитать на пальцах одной руки. С первого взгляда нельзя было понять, что сближало его с Михаэлем. Тот казался полной противоположностью Теофрасту.

– Давай споем нашу студенческую, – предложил Михаэль, и они затянули гимн вагантов:

 
В итальянской стороне, на чужой планете
Предстоит учиться мне в университете.
До чего тоскую я – не сказать словами.
Плачьте, милые друзья, горькими слезами…
Всех вас вместе соберу, если на чужбине
Я случайно не помру от своей латыни…
Если те профессора, что студентов учат,
Горемыку школяра насмерть не замучат.
Если насмерть не упьюсь на хмельной пирушке,
Обязательно вернусь к вам, друзья, подружки!
 

Их пути не раз пересекались. Оба учились вдали от родного дома и познакомились давно, в Венском университете. Получив звания бакалавров, Теофраст и Михаэль встретились в Шваце на севере Тироля. Этот городок в живописной долине реки Инн был вторым по значимости в империи после Вены. Здесь добывали медь и серебро, из которого чеканили монеты. На шахтах Шваца работали больше 20 тысяч рудокопов. «Серебряный век» принес городу богатство и славу – здесь селились знатные люди, художники и ученые.

Теофраст и Михаэль выбрали свои профессии и завершили образование в Северной Италии. Им доводилось из Шваца вместе добираться до Падуи. Михаэль учился там в университете и стал юристом. Теофраст тоже в нем побывал, но потом продолжил путь на юг до Феррары, где и получил диплом доктора медицины. Оба хорошо учились – их ставили другим в пример.

Теофраст на каникулах в университете и после его окончания работал в Шваце помощником в металлургической лаборатории на руднике барона Зигмунда Рютнера – в разное время, всего около двух лет. Волшебные превращения веществ давно очаровали его. Заметив его интерес к этому, отец, когда сыну еще не было 15 лет, устроил его на время поработать учеником в лабораторию на шахту Гутенберг неподалеку от их дома в Филлахе.

Рютнер, известный специалист по плавлению руд и опытный алхимик, имел собственную лабораторию. К нему обращались с заказами банкиры Фуггеры, владевшие большинством шахт в Тироле. Барон и его работники многому научили Теофраста. Рютнер был уже в летах и владел двумя замками. Его единственным наследником был сын, полуслепой и парализованный. Барон надеялся найти для него эликсир здоровья, возлагал на Теофраста большие надежды, но тот в Шваце не остался.

Михаэль работал в том же городе писцом на одном из фуггеровских рудников. Он, как и Теофраст, знал, насколько тяжел труд рудокопов. Михаэль исправно служил хозяевам, но отстаивал справедливость. Фуггеры задерживали шахтерам зарплату и рассчитывались с ними неполноценными монетами. Михаэль помог шахтерам составить жалобу императору – правда, своих целей они так и не смогли добиться.

После университета Теофраст нанялся на военную службу, чтобы приобрести опыт хирурга. Он был лекарем швейцарских наемников в армии императора во время венецианских войн в 1516–1517 годах. Многолетняя война против Венеции не приносила империи особых успехов. Михаэль там тоже воевал, был ранен и, очнувшись, увидел перед собой Теофраста с ножом в руках. Тот подмигнул ему и улыбнулся: «Все будет хорошо, Михаэль! Наша работа простая, как у портного: режем и шьем, режем и шьем!» Теофраст протянул ему кружку, дал что-то выпить, и перед глазами раненого снова все исчезло… После этой войны их дороги разошлись. А когда они встречались, Теофраст неизменно спрашивал: «Как твоя спина? Наверное, стоит на нее взглянуть?», а Михаэль отвечал: «Спасибо! Я о ней давно не вспоминаю». Позднее Теофраст работал лекарем и на других войнах.

– Скажи, Михль, что ты делал после войны? Вернулся в родной Тироль? – спросил Теофраст.

– Да, я устроился на службу к губернатору, графу Леонарду фон Фёльсу. Он знает моего отца и слышал обо мне хорошие отзывы.

– Но ты вроде хотел стать горнозаводчиком?

– Я купил акции одного рудника, но это не очень-то выгодно. Фуггеры диктуют цены на всё. Для них законы не писаны. Ими не только шахтеры, но и другие хозяева шахт недовольны.

– Тебе, видно, повезло с местом, Михль? Это же очень высокий чиновник!

– Спору нет. Он командовал войском, руководил работой парламента и местных собраний. И еще он был председателем в придворном суде…

– А ты чем занимался?

– Помогал ему в юридических вопросах. Ездил с ним на места сражений в Италии.

– Ты работал писцом, как в Шваце?

– Нет, только вначале. Он назначил меня личным секретарем. Потом я стал его первым помощником и доверенным лицом.

– Ты, наверное, побывал и в Инсбруке? Там ведь была резиденция Максимилиана. Видел покойного императора?

– Да, но в основном я служил неподалеку, в роскошном замке Прёзельс, который принадлежит губернатору. Его величество не раз приезжал туда погостить… Но что я вижу, ты ли это? – удивился Михаэль. – Ты много пьешь?

– Ну и что? Наш доктор, сколько бы ни выпил, никогда по-настоящему не пьянеет, – заметил сосед Теофраста по столу.

– Это правда, Тео? А почему?

– Почему я пью или почему не пьянею? До двадцати двух лет я почти не брал в рот вина. Но лечить приходится разных людей. Вино помогает общению. Под стол я не свалюсь: у врачей свои секреты.

– Ладно, не обижайся. А помнишь мой стишок: «Коль не любишь ты вина, женщин и хороших песен…»

– «То опустишься до дна, и башку погубит плесень. Ты, со счастьем незнаком, вечно будешь дураком!» – улыбаясь, перебил Михаэля Теофраст.

– А как дела у тебя? Ты, я надеюсь, счастлив, Тео?

– Долгого счастья, я думаю, не бывает. Бывают минуты, когда я счастлив – когда мне удается спасти тяжелого больного. Или когда придумываю что-то новое в лаборатории.

– Говорят, ты презираешь своих коллег. А за что?

– Нет, Михль, далеко не всех. Меня возмущают врачи, которые заботятся больше о своем кошельке, чем о судьбе пациента. Медицина должна быть для людей, а не для наживы. Университеты производят немало дураков в квадрате, которые не хотят думать и учиться новому. Они прикрывают свою глупость красными беретами, красуются, как святые на картинах. А иначе кто бы признал их врачами?

– И тебе не надоело возиться с людскими болячками? Щупать пульс, разглядывать мочу? Ведь тебя могут в любую ночь разбудить и увезти бог знает куда, чтобы кому-то помочь. А что ты накопишь к старости – стоптанные башмаки?

– Ну, мне это интересно. Помогать людям – благое дело. Настоящие врачи, как и священники – ученики Христа. А чему он учил? Не взирать на земные богатства, а странствовать, не имея ни сумы, ни сандалий, ни двух одежд.

– Неужели ты будешь всю жизнь бродяжничать?

– Влюбленный может пройти длинный путь, чтобы увидеть обожаемую им женщину. Что же удивительного в том, что любящий мудрость скитается в поисках своей божественной возлюбленной? Знания нельзя черпать только из книг.

– И ты по-прежнему так же мучишься, если больной погибает?

– Это хороший вопрос. Ко всему вроде бы привыкаешь. Сострадание с годами, наверное, убывает, но… Иногда мне кажется, что я больше беспокоюсь о здоровье моих больных, чем они сами. А счастлив ли ты, Михаэль?

– Да… – Михаэль задержался с ответом. – У меня много новостей… Да, я счастлив. Я женился, и у нас скоро будет первый ребенок. Моя жена замечательная, тоже не из дворян, но с хорошим образованием. Отличная наездница, любит конные прогулки.

– Я рад за тебя. Передай привет твоей милой Анне.

– Мою жену зовут Магдалена.

– Но ты же собирался жениться на Анне! Помнишь, ты мне о ней рассказывал?

– Анны на этом свете больше нет, Тео!

– Нет Анны?! Ведь она была такой молодой! Прости, а отчего она умерла?

Михаэль изменился в лице. Улыбка мгновенно исчезла, и он как будто почернел.

– Это долгий разговор, Тео.

– Проводи меня, и мы посидим у меня дома.

Они распрощались с компанией и вышли.

* * *

Теофраст снимал небольшой дом. Он показал гостю свою лабораторию и провел его в кабинет.

– Ты живешь один, Тео? Ты что, равнодушен к женщинам?

– Нет, просто я служу науке. Врач должен жертвовать всем ради спасения пациента. Мне нельзя жениться – так же, как священнику. Да и подумай – какая женщина захочет бродить вместе со мной, меняя страны и города?

– Но священники, например Лютер и Цвингли, нынче вступают в брак.

– Это их дело. Между прочим, Цвингли мне нравится, хотя я с ним не во всем согласен. Располагайся, где тебе удобнее, Михль! Выпьешь?

– Нет, спасибо, мне хватит. Надеюсь, ты не торопишься? Хочется кое-что тебе рассказать. Это моя рана, хуже, чем на войне. Нас никто не слышит?

– Нет, в доме пусто. Штефана я на сегодня отпустил.

– С недавних пор, Тео, я больше не работаю у губернатора. Я трудился на него семь лет, и он не делал без меня ни шага.

Михаэль, действительно, сделал блестящую карьеру. Он работал секретарем на заседаниях парламента в Инсбруке, составлял документы, знакомился с людьми из разных сословий, участвовал в переговорах и в решении сложных юридических вопросов, следил за работой суда.

– А как ты зарабатывал?

– Отлично! За неделю в парламенте больше, чем за месяц писцом в Шваце. Для парадных костюмов мне подарили дорогие отрезы из тонкой верблюжьей шерсти и дамасской ткани…

– Да, ты хорошо одет!

– Как вся наша знать. Этого требует работа. А про тебя, Тео, говорят, что ты добился сказочного успеха. Ты делаешь золото?

– Нет, Михль. Над этим бьются многие, но безуспешно. Мне искусство алхимии служит для другого – чтобы делать лекарства.

– Вижу, что живешь ты скромно.

Деньги у Теофраста были, но не накапливались, а как-то сразу утекали, и он о них тут же забывал. Чтобы лечить бедных, нужно было иметь богатых пациентов и не уступать им в цене. А те норовили обмануть и недоплатить. Вообще деньги были нужны всем: не только бедным, но еще больше богатым. Всем – за исключением доктора Теофраста.

– Мне кажется, Михль, ты чем-то сильно расстроен? А почему ты ушел от губернатора?

– Он поручил мне вербовку наемных солдат в армию…

Михаэль собирал в деревнях людей и умел их убеждать. Бедных и безработных было много. Каждый наемник тут же получал вознаграждение. Губернатор радовался: никто другой не набирал солдат так удачно, как Гайсмайер. Но у Михаэля появились завистники, выходцы из аристократических семей: слишком высоко забрался этот «выскочка»!

– Мои недруги нашептали начальнику, что я часть денег присваиваю, – продолжил Михаэль. – Вызвали комиссию из Инсбрука и устроили проверку.

– И чем же это кончилось?

– Им пришлось признать, что я не взял себе ни копейки. Фёльс выразил мне благодарность. Но мне стало так противно иметь с ними дело…

– А что случилось с Анной?

– Ее казнили…

– Как? Когда? За что?!

– Ее казнили как ведьму, за колдовство.

– Анну?! С ума сойти!

– Это было восемь лет тому назад. В замке Прёзельс состоялись два судебных процесса над колдунами и ведьмами. Казнили двадцать восемь женщин и двух мужчин. Анна погибла во время второго процесса. Я учился в университете и узнал об этом слишком поздно.

– Но она же не колдовала?

– Ясное дело, нет! Оба процесса были ложью от начала до конца. Я попал туда на работу и в этом разобрался. У меня появился доступ к бумагам. Кроме того, я случайно услышал один разговор… Теперь я точно знаю, кто в этом виноват.

– Папские инквизиторы?

– Нет, святые отцы сделали вид, что они ни при чем, хотя правила борьбы с ведьмами и колдунами разработала церковь. Мне врали, что от губернатора это не зависело. На самом деле оба процесса устроил и направлял именно он. Это была его идея.

– Но для чего?

– В том-то и штука: ничего особенного в Тироле не происходило. Фёльс поставил спектакль, чтобы прослыть самым ретивым борцом с еретиками. Так можно было уничтожить любого. Слухи, донос, признание обвиняемого, cуд и казнь. Подумай, Тео, начальнику, которому я столько помогал, понадобилось три десятка трупов! И только ради того, чтобы запугать людей, чтобы никто не мог его ослушаться!

– А почему жертвой охоты на ведьм стала Анна?

– Она была из состоятельной семьи. Родители умерли, брат погиб на войне. За нее некому было заступиться. Ее дом и хозяйство можно было прибрать к рукам. Но главное, Анна была необычайно привлекательна. Чарующие зеленые глаза, чудесные волосы, точеная фигура… На нее все заглядывались, в том числе муж соседки, и та возненавидела Анну. У них сдохла корова, а яблоки были испорчены червями. Хозяйка была уверена, что Анна навела на ее семью порчу, и распустила о ней слухи. Анна помогала людям, лечила их. Этому она научилась от деда – знала травы, собирала их, дома сушила и готовила отвары. Значит, она варит колдовское зелье! В деревне поверили, что она ведьма, и стали молоть о ней всякую чепуху.