Текст книги "Дети сакморов"

Голова кузнечика отрицательно заходила из стороны в сторону.

– Нету! – отрапортовал Апофиус. – Да ни к чему они, наши скакуны умные. Они знают, куда лететь.

– Откуда знают-то? – упорствовал в сомнениях Сергей.

– А леший их ведает!

И Апофиус пожал плечами.

– Знают – и всё! Ты за луку держись, и ноги – в стремена. Как полетят высоко – пригибайся, чтобы ветром не сбило. Быстро научишься, это я тебе говорю.

И, сложив ладони рупором, закричал, обратясь к своему скакуну:

– К Корнилию летим! Хей-гоп!

«Вона чего!» подумал Сергей.

И захотел было сам прикрикнуть залихватски на своего травяного коня, но его металлический скакун ни в каких командах не нуждался.

Едва кузнечик Апофиуса, резко оттолкнувшись от земли, подскочил в воздух и, расправив прозрачные крылья, полетел над лесом, спиральным полукругом уходя в облачный небосвод, так и собрат его так же резво взлетел над поляной, унося Сергея на встречу с Корнилием.

В момент прыжка сердце Сергея ухнуло вниз, остановившись где-то возле желудка, на весь этот долгий миг застыв в неподвижности.

Сквозь полузакрытые веки увидел Сергей, как широкий холст с ромашками и сине-розовыми головками клевера ушёл куда-то влево и вниз, затем и вовсе пропал из виду, и синее с белым небо надвинулось ему на голову, будто огромная шляпа.

Смесь восторга и страха, воздушного вихря и свистящего ветра настолько захватила его, закрутила и опьянила, что лишь по прошествии нескольких секунд сообразил Сергей, что за луку седла он так и не ухватился, и держится в седле разве только каким-то очередным чудом или попросту глупым своим везением.

И даже ступни толком в стремена не вставил, лишь сжатыми кончиками пальцев уперевшись в них.

Но кузнечик, не смущаясь растяпистостью седока, нёс его по небу, подняв под самые облака, так что откормленные, полные дождями брюха их плыли над самой макушкой, набиравшей влаги от облачной росы.

Сердце, занявшее было своё законное место в груди, пошло теперь вверх, отчего понятно стало, что кузнечик пошёл на посадку.

Сергей глянул вниз: река плыла под ним, тёмно-торфяная, в бурных лентах порогов, в рыжих выступах отмелей, в обрамлённых осокой зеркалах заводей.

Сплошным зелёным прошло поле за рекой, шоколадной протокой мелькнула разбухшая от дождя дорога.

И вот уже близко земля, и тревожно замелькала разноцветными картинками быстро-быстро.

Сергей зажмурился и матёрым кавалерийским манером упёрся в стремена, ожидая удара.

Но кузнечик дело своё знал хорошо: в последний момент он быстро замахал крыльями, гася скорость, так что приземление прошло довольно плавно, хотя от лёгкого толчка Сергей всё-таки подался вперёд, едва не зацепив лбом усы насекомого.

Хотелось бы написать мне сейчас, что герой мой выпрыгнул из седла, или даже – лихо выпрыгнул, но написать такое никак не могу, ибо это была бы явная неправда, а рассказ у меня правдивый во всех деталях, это и Клотильда вам подтвердит, да и другие жители волшебной страны свидетелями моей правдивости будут, ежели, конечно, вы, уважаемый читатель, когда-нибудь соберётесь к ним в гости приехать и по пути не заблудитесь, и проход в крапивной стене отыщите и за отдыхом и развлечениями не забудете порасспросить хлебосольных хозяев о деталях той примечательной и удивления достойной истории, которую я вам сейчас, уважаемый читатель, имею честь и удовольствие излагать.

Нет, Сергей из седла не выпрыгнул.

С трудом выпростав ноги из стремян, он медленно сполз вниз, прихватывая ладонями то седло, то спину насекомого, и, потоптавшись немного на месте, будто пробуя землю на прочность, двинулся вперёд на онемевших ногах.

Двинувшись же вперёд и оглядывая попутно окрестности, обнаружил Сергей, что приземлились они аккурат возле крутого склона холма, посредине которого чернела нора в окружении отвалов сырой, не посохшей ещё земли.

Корнилия же, против ожидания, возле норы Сергей не увидел. Земляной гостей не встречал.

Сергей огляделся вокруг.

Место было незнакомое.

Сергей к клятвам обычно не прибегал, но сейчас мог бы поклясться в том, что он здесь впервые и вовсе не на этом месте встретил он в утренний час земляного.

Прежде всего, а где река?

Она промелькнула, осталась позади, возможно – далеко позади, здесь её и близко нет, так что и свежести её нисколько не чувствуется.

Но именно в речном берегу копал свой подземный ход Корнилий, отчего и усыпан был мелким речным песком.

И холма этого не было, его бы Сергей обязательно заметил.

«Туда ли нас кузнечики занесли?» с зарождающейся в душе тревогой подумал Сергей.

– Куда ж ты меня привёз, парень? – упрекнул он своего скакуна.

Травяной коротко и звонко стрекотнул в ответ.

– Шляпу волшебную потерял! – донёсся до его слуха истошный крик Апофиуса.

Древний дух бегал по окрестностям холма, то отбегая подальше в поле, то накручивая круги вокруг флегматично и отстранённо уткнувшегося головой в траву кузнечика, а то просто крутясь самым бестолковым манером на небольшой пятачке, вороша ногой траву.

– Потерял чего? – осведомился Сергей, подходя к духу, который от крайнего расстройства готов был, казалось, и дематериализоваться, облачком растаяв над полем.

– Ой, беда! – и Апофиус всплеснул руками. – Вот беда-то! Не уберёг я шляпу свою волшебную! Руками надо было бы придерживать, а я и забыл. Вот что значит – давно не катался верхом, все навыки растерял. А всё ты, жеребец безмозглый!

И дух погрозил пальцем кузнечику, который от греха подальше отполз в сторонку, пару раз шевельнув голенастыми лапами.

– Когда над рекой летели, кепка у тебя голове была? – уточнил Сергей.

Апофиус похлопал себя по лысине. Пошептал немного, о чём-то сам себя спросил и что-то сам себе ответил.

И с радостной улыбкой выпалил:

– Над рекой – волшебная шляпа была! Мне после реки голову мочить стало, над полем уже. Там, должно быть, от ветра и слетела. Вон оно что, а я, голова перечная, и внимания не обратил!

– Тогда вот что, – перешёл на деловой тон Сергей. – Ты мне скажи, что мне тут надо сделать, чтобы Корнилия вызвать, а то я его вблизи не вижу. И о чём его надо спросить. А сам иди назад, от холма по направлению к реке, по тому пути, как мы летели. И смотри по сторонам. Кепка твоя на вид тяжёлая, ветром не должно унести. И цвет синий, заметный. Ты пока ищи, а я здесь за дело примусь, чтобы время не терять.

Апофиус посмотрел на него с заметно возросшим уважением.

– А ты парень сообразительный. Знать, не ошибся я в тебе.

И он почему-то понизил голос, хотя рядом никого, кроме скакунов, не было, да и те замерли в сторонке и ездоков подслушивать явно не собирались.

– Вот чего, ты лезь вверх, к норе. Как доберёшься, кричи изо всех сил…

И дух, состроив страшную физиономию, завращал глазами.

– Ко-орни-илий! Вот так, понял? Или лучше так: Ко-о-орни-и-или-и-ий-й-й!

Дух закашлялся, застучал себя кулаком по груди.

– А можно я его просто по имени позову? – предложил Сергей. – Я не умею так страшно кричать.

– Валяй, – согласился дух. – А потом, и это самое главное, ты попросишь его поискать в Библиотеке Духов…

– Где? – изумился диковинному названию Сергей.

– Не перебивай, а запоминай! – рассердился дух. – В Библиотеке Духов, собрании самых сокровенных знаний волшебной страны, которая, между прочим, ему на хранение отдана, в самом тёмном и потайном её уголке он должен отыскать летописи миров Третьего уровня. А в летописях тех, и это запомни особенно твёрдо, он должен отыскать все записи о посещениях мира людей некими пришельцами по имени…

Апофиус набрал воздуха в грудь и с отвращением выдохнул:

– Сак-мо-ры!

И Апофиус всхрипнул и пригнул голову, словно испытав внезапный приступ тошноты.

– Запомнил?

– Сакморы, – повторил за духом Сергей.

Апофиус приложил палец к губам.

– Ты запомни, но слишком часто это слово не произноси. И вообще, без особой надобности не произноси.

– Почему? – спросил Сергей.

– Приманить можно! – ответил дух. – Как волка в лесу. А эти твари – хищники пострашней волка. Изничтожат в момент! Их назвать – всё равно, что позвать. С десятого раза могут и услышать. И пожаловать! Так что ты теперь за языком следи, раз имя их узнал.

– Хорошо, – пообещал Сергей.

И полез вверх по холму.

Апофиус же, красным пузырём взмывая над травой, понёсся по полю в поисках волшебной шапки.

Добравшись до норы, Сергей засунул голову в подземный полумрак и позвал тихонько:

– Корнилий! Земляной, здесь ты? Это я, Сергей. Утром встречались. Нам помощь нужн…

Последнюю фразу закончить он не успел, ибо почувствовал как в его мягкий вздёрнутый нос уткнулся хрящеватый и жёсткий нос земляного.

– Здорово дневали, – задорно отозвался Корнилий. – Ну-ка, парень, сдай назад, я на свет выберусь.

Сергей в крайнем изумлении попятился, освобождая выход из норы.

– Эк ты быстро! – промолвил Сергей восхищённо. – А я уж думал, с полчаса тебя звать придётся. Да и Апофиус показывал, будто криком тебя надо вызывать, а я вот вполголоса…

Корнилий шустро выбрался из норы и поправил бороду, выбившуюся было из-под бечёвки.

– Чего это с полчаса? – обиделся земляной. – Я ещё из береговой норы заметил, как вы на прыгунах-летунах сюда пожаловали. У меня по всей волшебной стране подземные ходы нарыты, да и в земле людей их хватает. А бегаю я как молодой, так что…

Разошедшийся было земляной осёкся.

Обида быстро прошла, сменившись тревогой.

– Не просто так ведь прилетели? Чувствую, дело срочное.

Сергей кивнул в ответ.

– Корнилий, помощь нужна. В нашем мире что-то нехорошее затевается, не могу сообразить, что именно, но чувствую – совсем нехорошее. Апофиус просил…

Сергей наморщил лоб, вспоминая.

– Надо тебе в Библиотеке Духов…

Корнилий согласно закивал.

– …найти летописи, а в них должно быть записано, когда этот мир посещали какие-то очень опасные существа, которых звали…

«Хоть бы ты не напутал» попросил себя Сергей.

– Сакморы!

Корнилий замер, попятился испуганно и, потеряв равновесие, сел на земляную кучу.

– Они… здесь? – задрожавший голосом спросил земляной.

Сергей, с поразившей Корнилия беспечностью, улыбнулся и пожал плечами.

– Да я не знаю, ничего я в этом не смыслю. Знаю только, что они опасные и их приманить можно, но где они сейчас шляются – понятия не имею. Посмотришь?

Корнилий поднялся, отряхнулся и с самым решительный видом полез в нору.

«Вы только не отходите далеко» закричала нора голосом Корнилия. «Я скоренько!»

– Не, не уйдём! – ответил норе Сергей.

И сел на травянистый склон.

И стал ждать.

16.

Муцкевич толкнул плечом задремавшего было Клещёва.

– Лёша, глаза протри!

Лёша заморгал подслеповато, поправил очки, погладил ладонью бородку, кашлянул, прочищая просохшее за время короткой дремоты горло и покорно протёр глаза.

– Гляди, наш клиент нарисовался.

Клещёв заводил головой из стороны в сторону на манер военно-морского радара, взглядом ощупывая горизонт.

Горизонт с одной стороны был ограничен пыльной кирпичной стеной казённого дома, с другой стороны – просто стеной, бетонной стеной ограждения ведомственной парковки, на которой бойцы Савойского уже который час поджидали свою жертву.

– Да не, туда смотри!

И Муцкевич, бесцеремонно схватив Клещёва за загривок, повернул его голову в сторону стоявшего под старым тополем синего «Форда», к которому неспешным шагов двигались двое мужчин.

От одного из них, низкорослого пожилого мужичка в поношенном пиджаке серо-грифельного цвета, густыми волнами исходил запах, от которого у преследователей одновременно рты наполнились слюной, которую Муцкевич и Клещёв одновременно же и сглотнули.

– Он! – радостно подтвердил Клещёв и с сухим шуршанием потёр ладони одну об другую.

Клещёв радостно заёрзал.

– Вова, он! Клянусь Тенью, он! Я же два раза к подъезду подходил, нюхал – туточки он был. А ты говорил: «упустили, упустили» …

– Сиденье не протри, – одёрнул его Муцкевич. – Ещё не факт, что не упустили. Второй рядом с ним – из ментов, похоже.

Жертву сопровождал совсем молоденький на вид парнишка в синем джинсовом костюме и чёрных, с белой полосой, кроссовках – совсем не солидный и не грозный на вид.

Но исходило от него что-то такое нехорошее, тревожно-светлое, что и обрадовавшийся было Клещёв сначала притих, а потом занервничал.

– Страж Клоадра? – уточнил Лёша. – Может, из наших? Обращённых?

– Дулю под нос! – огрызнулся Муцкевич, поворачивая ключ. – Я в этом управлении всех наших знаю, там треть у нас на кормушке сидит. Но этот гадёныш у нас – не кормится! Откуда он вылез, паскуда, хотел бы я спросить? Если его Размахин по дурости к нашему мясу подпустил – трындец придёт Размахину. На топливо пойдёт, растяпа!

Клещёв, прищурившись, внимательно следил за парнишкой.

Тот, остановившись у «Форда», с брелока открыл дверь и жестом пригласил спутника в салон.

– Ишь, ехать собрались, – констатировал Лёша. – Куда, интересно?

Муцкевич хмыкнул.

– Знамо, куда. Где его загребли, туда и повезут. Чтобы, значит, на месте всё показал.

Пожилой медленно и с покряхтыванием угнездился в салоне.

Парнишка же достал мобильный и, присев на капот, начал кому-то звонить.

– А где его забрали? – уточнил Клещёв.

Муцкевич беспокойно заёрзал.

– А вот этого нам шеф не сказал, – забормотал он, кося взгляд на панель сканера, вмонтированного в приборную панель. – Не счёл, стало быть, нужным. Но, похоже, не простой у нас клиент, раз сам шеф его персонально на мясо пускает.

Муцкевич провёл пальцем по циферкам на экране.

– А молодой-то в управление звонит. Своих, должно быть, на уши ставит.

– Разговор пишется? – уточнил Клещёв.

– Лёша, не глупи! – продолжал огрызаться выведенный из себя напарник. – Конечно, пишется. На ходу послушаем, я сейчас не хочу на динамик пускать – у нас окна открыты.

Молодой, закончив разговор, сел в машину и завёл двигатель.

Открыл окно и закурил, быстрыми затяжками вытягивая сигарету.

Его спутник что-то говорил ему, и от рассказа молодой становился всё мрачней и сосредоточенней.

– Сдаёт, трепло песочное, всех сдаёт, – с уверенностью заявил Муцкевич.

И желваки задвигались на его потемневшем лице.

– Да ерунда! – подпустил было оптимизму Клещёв. – Их двое всего, старый пень да молодой лошара. Обоих и завалим!

– Ты воздух нюхай, – посоветовал Муцкевич. – Молодой – не лошара. К сожалению…

Клещёв втянул ноздрями воздух и хмыкнул озабоченно.

От молодого пахло оружием.

– Ствол в подмышечной кобуре, – определил Муцкевич. – Если бы на поясе был – сразу бы увидели. Ладно, последим…

Пожилой закончил рассказ и замер, свесив голову.

Парнишка, запихнув окурок в пепельницу, рывком сдёрнул машину с места и, выворачивая руль, погнал её к шлагбауму.

Тихий августовский дождь начал накрапывать на ветровое стекло, выводя замысловатые линии на белой московской пыли.

– Сразу не гони, – предупредил Клещёв. – Он по зеркалам может следить.

Муцкевич усмехнулся в ответ.

– А чего мудрить, Лёша? Он же лошара, правда?

Клещёв обиженно надулся.

Муцкевич выждал, пока «Форд» пройдёт шлагбаум и начнёт заворачивать за угол дома.

Досчитав до пяти, плавно стронул машину с места.

– Что же вы, Викентий Демьянович, сразу не сообразили, что это Лосиный остров? – упрекнул Борис своего спутника.

Любанин, прижавшись лбом к стеклу, смотрел на плывущую за окном Москву.

– Садовая, а там и театр на Таганке, – мечтательно произнёс Любанин. – Эх, были времена, был и я приличным человеком. В театр ходил, на Демидову… Эх, какие спектакли были! Софокл, «Электра» … Видели?

Борис замотал головой.

– Давно это было?

– Давно, в девяностые, – ответил Любанин. – Тогда ещё на спектакли ходил, по инерции человеком себя ощущал. А заряд в организме всё истощался и истощался. Потом совсем закончился, иссяк… Каждый раз думал, что уже не может быть хуже. И хлоп – становилось хуже. Теперь, видно, совсем конец настаёт.

После этой фразы Любанин отчего-то заметно повеселел и даже попросил закурить.

Борис, протянув сигарету, спросил с лёгкой иронией:

– За здоровье не боитесь?

– На скамейке ночевать – гораздо вредней, – со знанием дела ответил Любанин. – даже если укрыться и тряпки под себя подложить. Утром всё тело ноет так, будто палкой отдубасили. Я теперь, пожалуй, мало чего боюсь. Страхи меня измотали почти до самого равнодушия…

Опустив стекло, выдохнул дымок в летящий воздух.

– Коренной москвич, стало быть? – уточнил Борис.

Любанин кивнул.

– А я из Воскресенска, – продолжал Борис. – Чего ж в московской географии путаетесь, Викентий Демьянович? Десять минут по карте разбирались, куда ехать…

Любанин вздохнул тяжело.

–Той ночью на меня – будто затмение нашло. Может, и раньше нашло – я ведь и сам не помнил, как в том краю очутился, в том лесу. Сначала место цивилизованным показалось, со скамейками. Отдохнул там, понимаете ли, а потом как забрёл… Будто в чащобу какую! Черти меня туда занесли, не иначе.

И Любанин, глянув на кстати промелькнувший за окном храм, перекрестился всей пятернёй, не выпуская сигареты.

И добавил не к месту:

– А вот сейчас у Красных ворот будем, недалеко отсюда Лермонтов родился…

«…свидетеля к нашей группе надо притянуть, Размахин его гнобит откровенно. Точно говорю, Лосиный остров. Я ему на смартфоне показывал и по бумажной карте смотрели. Сразу не сообразил, но потом сориентировался. Так что прямо туда дуем, будь на связи!»

Муцкевич коротким движением, словно прихлопывая насекомое, надавил пальцем на экран, останавливая воспроизведение.

– Он сейчас к Сокольникам повернёт, и дальше – на МКАД, – вполголоса, будто совещаясь сам с собой, произнёс Муцкевич.

– Вова, звони шефу, – заторопил его Клещёв. – Великой Пустотой клянусь, самое время! Не тяни, Вова, прямо сейчас трезвонь!

Великой Пустоты он боялся более всего на свете, трепетал перед ней и преклонялся как перед величайшим божеством во Вселенной, потому и для клятв почти никоглда не использовал, дабы лиха не накликать, для клятв рутинных предпочитая обходиться лишь тенями простыми, не удостоенными эпитетов, но также и большими, и малыми.

От столь необычной, торжественной и опасной клятвы Клещёв сжался невольно, втянув живот, а Муцкевич вздрогнул.

– Ты это… за языком присматривай!

Муцкевич вывел на панель интерфейс вызова, забегал пальцами по цифрам.

Десять секунд до первого гудка тянулись томительно долго.

– Да! – рявкнул динамик голосом Савойского.

– Илья Григорьич, докладываю, – зарапортовал Муцкевич. – После нахождения объекта сопровождали его непрерывно…

– Володя, давай без китайских церемоний! – прервал официальный рапорт Савойский. – Коротко и по делу, что происходит?

Клещёв тоскливо смотрел в окно.

– Человечка забрал из управления мент, сейчас они двигаются в сторону МКАДА, – перешёл на деловой тон Муцкевича. – Мент нам не знаком, не из наших. На выходе из управления звонил, похоже – своим корешам. В разговоре собеседник его Борей называл, стало быть – Борис. Двигаются на машине марки «Форд Фокус», цвет – синий, номер…

Муцкевич наизусть отбарабанил номер.

– Судя по беседе, двигаются в сторону Лосиного острова. Только что опять звонил своим, нашего человечка свидетелем называет. Похоже, тот потёк, болтать начал.

Муцкевич внутренним локатором почувствовал, что его доклад сильно испортил настроение шефу.

Муцкевич сообразил, что натворили они что-то категорически не то, где-то допустили ошибку, возможно – роковую. Ошибку, которая можем стоить им жизни.

Он отчаянно пытался сообразить, как же половчее закончить доклад, чтобы выкрутиться хотя бы в последний момент.

И не придумал ничего лучше, как брякнуть боевым ефрейторским тоном:

– Ждём распоряжений!

Долгих, мучительно долгих пять секунд молчали динамики.

И наконец ожили:

– Тебе, Володя, и тебе, Лёша, все необходимые распоряжения были даны. Простые и понятные распоряжения: объект убрать. Из двух слов «объект» и «убрать» – которое осталось неясным?

– Никоторое, – поникшим голосом ответил Муцкевич.

И добавил в запоздалое оправдание:

– Да мент это смутил, тьма его задави! Не из наших, непонятный какой-то, последить решили…

– Дебилы! – загрохотали динамики. – Вам следить приказали или убирать? Мне никакая слежка не нужна, я лучше вас знаю, куда они едут, зачем они едут и по какой причине! А хуже всего то, недоумки, что вы позволили менту ещё раз позвонить своим приятелям и назвать место, куда они едут. Этого нельзя было допустить ни в коем случае! Почему возле управления их не убрали?

– Последить решили, – почти уже убитым голосом повторил Муцкевич.

– Мент в разговоре собеседника по имени называл? – уточнил Савойский.

– Слава…

Муцкевич догадался, что прямо сегодня их вряд ли будут убивать и немного приободрился.

– Ярослав? – уточнил Савойский. – Вячеслав? Изяслав? Бронислав?

«Гостомысл ещё хорошее имя» прошептал Клещёв и тут же получил удар в бок локтем от Муцкевича.

– Слава, – повторил Муцкевич.

– Значит, так, – свинцово продолжил динамик. – Будем пока считать Вячеславом. Мы этого кореша вычислим и успокоим. А вам, тупоголовым, приказываю: убрать обоих сейчас и немедленно! Сию секунду! Где бы они сейчас ни были – убрать! Любой ценой! Понятно?

– Понятно, – хором ответили Муцкевич и Клещёв.

Динамик коротко пикнул и умолк.

– Где мы сейчас? – уточнил Клещёв. – Жаль, дорога пока прямая.

– Сокольники прошли, – ответил Муцкевич.

И сдавил пальцами руль.

– Да она до МКАДА будет прямой.

– В переулке бы их зажать, – мечтательно проговорил Клещёв.

– Нет переулков, по прямой идут!

Мацкевич начал психовать и заводиться.

Он придавил педаль акселератора к полу, и машина с рёвом стала набирать скорость, быстро приближаясь к «Форду».

– Лёша, приказ слышал?! – перешёл на крик Муцкевич. – Действуй! Немедленно! Мочи людишек!

Клещёв деловито кивнул в ответ и достал из скрытой под пиджаком кобуры «Glok 17», одновременно опуская стекло.

– Викентий Демьянович, в боковое зеркальце посмотрите. Только не наклоняйте голову, боковым взглядом.

Любанин скосил глаза.

– А что там?

В зеркале отражались жёлтые, синие, белые и сиреневые огоньки вперемешку с разноцветными капотами.

– Вы у нас, похоже, важной персоной стали, Викентий Демьянович. Зелёную «Октавию» видите?

Любанин скосил глаза ещё раз.

– Вроде… в двух машинах от нас…

– Метрах в десяти идут, – уточнил Борис. – Дальше не отпускают. Причём от самого управления. Я их на парковке заметил. Думал сначала, из наших кто… Хотя, может, и из наших.

Помрачнев, добавил.

– Наши тоже разные бывают…

Удерживая руль, он выхватил телефон.

Любанин, теперь уже пристально вглядываясь в зеркало бокового вида, закричал тревожно:

– Да они вперёд пошли!

Кто такие «они» – Любанин, разумеется, не знал и даже не догадывался.

Более того, он не мог быть уверен, что в преследующей их машине именно «они», а не, скажем, «он» или «она».

Но был он отчего-то уверен, что в стремительно набирающей ход зелёной машине – именно «они», загадочные и опасные.

Быть может, именно те, кого увидел он на свою беду в ночном московском лесу.

Борис бросил Любанину телефон, который Викентий Демьяныч неловко, но всё-таки поймал.

– Демьяныч, жми два раза на вызов! – крикнул Борис, без лишних церемоний переходя на «ты».

Впрочем, и неопытному в оперативных делах Любанину стало понятно, что стало им обоим – не до церемоний.

Сзади послышались резкие хлопки…

– Пригни голову!

Любанин сжался, одновременно два раза с ожесточение давя на кнопку вызова и думая о том счастье, по которому у следователя под рукой оказался именно кнопочный телефон, с которым Любанин мог относительно легко управиться, а не, скажем, смартфон, с которым Любанин сразу разобраться не смог бы ни за что.

…со звоном разлетелось правое боковое зеркало, заднее, а за ним и переднее стекло одновременно треснули, пропуская прошедшую навылет пулю, и покрылись лучистыми паутинками с дырочками посередине.

Телефон глухо заворчал чьим-то незнакомым Любанину голосом.

Борис быстрым движением достал ПММ, отрывисто бросил: «поднеси ближе».

– Славка, мы под обстрелом! Засеки нас по сигналу!..

Удар сзади в бампер резко бросил машину вперёд.

«Форд» отчаянно завилял, левой стороной выходя на разделительную

Ещё удар.

Борис выкрутил руль вправо, уходя от лобового столкновения.

Мчавший по встречке «Ниссан Патруль» ушёл к обочине и, не сбавляя скорости, ударил правой стороной столб, выбросив на тротуар под ноги завопивших прохожих фонтан колких стеклянных брызг.

Борис, правой рукой удерживая пистолет, левой отчаянно крутил руль из стороны в сторону, маятником раскачивая машину на дороге.

– Брось телефон! Не поднимай голову! Держи руль!

Любанин послушно отбросил телефон, который на очередном манёвре немедленно закатился под сиденье, и левой рукой схватил руль.

– Только я водить не умею, – просипел он.

– Просто держи! – бросил Борис.

И, в отчаянно-весёлой ухмылке растягивая рот:

– Софокл, говоришь? Сейчас дадим им Софокла!

Отстегнул ремень. Приоткрыв дверь, перегнулся влево-назад, и, выворачивая кисть, с левой руки открыл пальбу по колёсам «Шкоды».

Первый выстрел ударил в асфальт, выбив облачко пыли. Второй – разнёс фару.

И только третий пробил гулко хлопнувшую покрышку.

«Шкоду» резко потянуло влево, на встречную.

Она ударила боком жалобно завизжавший «Хёндай Портер», мотнулась вправо, выравнивая ход, но не удержалась, ушла слишком далеко и правым боком боднула в страхе метнувшуюся от неё «Газель».

Асфальт быстро изжевал изошедшую синим искрами покрышку – и уже через несколько секунд яркие искры россыпью брызнули по мостовой.

– Подлюка! – заорал Муцкевич.

Так яростно и с таким надрывом, что и у самого заложило уши.

Ударил по тормозам.

Выскочил – и пару раз выстрелил вслед уходящему «Форду».

– Да хрен его достанешь уже, – меланхолически заметил Клещёв.

Муцкевич с видом крайнего огорчения сел на место.

Хлопнул дверцей, выругался нехорошо, но почему-то по-человечески.

Без тьмы и пустот, с одной только матушкой.

Включил аварийку и, не обращая внимания на лязг металла об асфальт, покатил к обочине.

– Мы его достанем, – повторял сам себе Муцкевич, словно колдовское заклинание. – Мы его достанем, мы его…

– А то как же! – согласился Клещёв, пряча пистолет.

С клавиатуры на приборной панели набрал номер.

– Нужна подменная машина на Черкизовскую, – быстро заговорил Клещёв, одновременно разглядывая карту на экране смартфона. – Засеките мой мобильный, присылайте туда. Форсированный движок и гардероб в багажнике.

– И быстро, сволочи, быстро! – закричал, перебивая его, Муцкевич, зачем-то наклоняясь к микрофону.

Наклоняться было излишне – чувствительности микрофону вполне хватало.

Борис гнал машину ещё с километр, удерживая роль левой рукой, а в правой держа наготове пистолет.

Убедившись, что преследователи отстали всерьёз и надолго (с этим выводом он поторопился), Борис спрятал пистолет.

Ещё через полкилометра принял вправо, завёл машину на боковую улицу, потом в переулок.

Притормозил.

Посидел секунд пять в неподвижности, глядя прямо перед собой.

– А у нас, по-моему, телефон работает, – осторожно заметил Любанин.

Борис медленно повернул голову в его сторону.

– Чего?

Губы пересохли и говорить было больно.

– Телефон, – повторил Любанин. – Работает. Я его не отключил, а просто бросил. Вниз, как вы сказали.

– Это правильно, – ответил Борис.

И заглушил двигатель.

– Прогуляйтесь, Викентий Демьянович…

– Мы опять на вы? – уточнил Любанин. – А мне показалось, мы чудесно покатались… на брудершафт.

– Походи, Демьяныч, разомни ноги, – и Борис показал ему на детскую площадку в небольшом отдалении. – Пять минут, а мне поговорить надо. Машину всё равно здесь бросим, на ней дальше – никак нельзя. У МКАДА нас точно на такой повяжут… всерьёз и надолго.

– Мне не привыкать, – оптимистично ответил Любанин.

И, оставив дверцу машины приоткрытой, отправился гулять.

Борис, наклонившись, долго шарил рукой под креслом.

Достал мобильный, потёр о рукав, прислонил к уху.

– Ты здесь?

Трубка ответила сиплым дыханием.

– Ну, вы и даёте! На кого нарвались?

– Самому бы узнать, – ответил Борис.

И скороговоркой выдал данные машины преследователей.

– Записал?

– Номер повтори!

Борис повторил.

– Записал, – ответил собеседник. – Сейчас пробью.

И добавил с уважительным придыханием в голосе.

– Ну, Боряныч, ты и нарвался!

– Значит, в правильном направлении копаем, – задорно ответил Борис. – Машину мы оставим, дальше на такси.

– Всё-таки, поедешь? – после паузы спросил собеседник. – Прямо сейчас?

– Прямо сейчас, – уверенно произнёс Борис. – Теперь игра наперегонки пошла.

17.

Сергей задремал, сидя у норы в ожидании Корнилия.

Снился ему летний полдень, не такой как в эту августовскую пору – сдержанно-тёплый, а хорошенько поджаренный солнцем июльский, стрекозиный, звенящий, наполненный густым лесным воздухом, укрытый зонтиками белой луговой кашки.

И малыш ползал по траве, выискивая жуков с твёрдыми малахитовыми спинками, и Катя, склонившись, шептала ему на ухо тайные сказки трав.

А ребёнок, поймав жука, поднёс его на вытянутой руке ближе к солнцу и закричал радостно: «Нашёл!»

– Нашёл! – повторил кто-то над ухом голосом Апофиуса.

Сергей разлепил глаза.

Потом губы.

И спросил:

– Чего?

Получилось очень похоже на «ч-ва?», но Апофиус (а это и впрямь оказался он) всё понял.

Он стоял перед Сергеем, запыхавшийся и важный, с потным животом, выбившимся из-под семафорной майки и вздымал к небу кулак с зажатой в ней кепкой.

– Нашёл я её, родимую! Всё поле облазил, исползал, под каждую травинку заглянул – а нашёл!

«Ну, под каждую – это, наверное, невозможно» подумал Сергей, но с духом спорить не стал.

Тем более, что Сергей не был на сто процентов уверен в том, что знает границы возможного и невозможного в волшебной стране.

Апофиус с видом крайнего торжества натянул кепку на голову с такой силой, что её края добрались до кончиков ушей.

– А чтобы я без неё делал? – спросил Апофиус.

Сергей пожал плечами. Всю важность этого головного убора он оценить не мог, хотя уже и начал смутно догадываться, что в жизни духа синяя кепка играет какую-то очень важную роль.

– Да без неё – и до беды недалеко! – воскликнул Апофиус, пальцем показывая на голову.

Из этого эмоционального, хотя и несколько туманного объяснения Сергей ровным счётом ничего не понял, но из вежливости сдержанно кивнул в ответ.

И добавил прочистившимся от сна голосом:

– Без кепки-то и впрямь… как-то нездорово.

– Это точно! – подтвердил Апофиус, присаживаясь на склон рядом с Сергеем. – Головой кивнёшь ненароком слишком резко – и прости-прощай.

Сергей решил, что у духа, должно быть, какое-то опасное заболевание головы, а кепка…

«Лечебная, что ли?»

Сергей понятия не имел, как лечат голову жители волшебной страны, оттого вполне мог допустить и использование головных уборов для терапевтических целей.

Если бы в ту пору проходил мимо кто-нибудь из лекарей волшебной страны, так оный целитель, поправив островерхий колпак, украшенный тёмно-фиолетовой шёлковой кисточкой с серебряными звёздочками, непременно пояснил бы гостю, что в волшебной стране лечат травами, заклинаниями и купаниями в горячих источниках, а так же целительными полётами на Луну, в чудотворную долину к жукам-анорматусам, но никак не головными уборами, а так же иными предметами гардероба.