Текст книги "Книга Лазаря"

Глава третья

Степан и Ольга оставили в квартире противное и липкое ощущение грязи, призрачный запах которой Василий чувствовал еще в течение нескольких часов. Он бесцельно слонялся по скрипящему паркету и пинал отставшие куски линолеума в коридоре и на кухне. Безуспешно пытался понять, почему какой-то проходимец смог так его загрузить бредовой и иррациональной информацией, которую он не был способен критически и адекватно оценить. Кукла, оживший мертвый младенец, письмо от бабушки с того света. Василий отчетливо помнил: все, что говорил Степан, воспринималось как нечто реальное и даже интересное. Более того, глубоко внутри росло острое чувство любопытства и предвкушение чего-то необъяснимого и интригующего…

Эта Ольга, которую можно включить и выключить…. Бред… Может, мошенники?.. Тратить такой талант на него?.. Не олигарх, не шпион… Что-то подсказывало, что все услышанное – правда, пусть и не полная, но значительная часть… Во многом Степан явно лгал, преследуя какую-то свою цель. Лгал неумело, и было ясно, что он боялся, но не банального насилия, а чего-то более опасного, того, что могло повредить или помешать… Чему помешать?

В очередной раз вернувшись на кухню, Василий взял с подоконника коробку с куклой. Осторожно, двумя пальцами, достал ее и бережно устроил на ладони. Человечек был теплым, почти горячим несмотря на то, что в квартире было прохладно и осень выдалась холодной и промозглой.

Еще один необъяснимый момент. Он не смог как следует рассмотреть внешность этого Степана, когда впервые увидел его на пороге. Тот выглядел потертым и невзрачным мужичком с почти отсутствующими чертами лица. Однако Степана уходящего запомнил настолько хорошо, что, наверное, смог бы его нарисовать, если бы умел. Каким образом он понял, что Степан – тот самый тип, что следил за ним три дня назад? Над этим стоило подумать. Однако, как ни старался, думать не получалось. В голове просто не возникало никаких разумных объяснений. Прихватив куклу, Василий зашел в комнату бабушки и прилег на софу. Поднес тряпичного человечка к глазам и принялся его рассматривать, стараясь не касаться головок щеп, воткнутых в кукольное тельце.

Пальцами ощупывал и гладил мешковину, чувствуя шероховатость материала и мягкую, чуть хрустящую набивку внутри. Знакомое, почти стертое впечатление из детства… Его руки словно помнили, что он уже когда-то трогал нечто подобное. Василий встал и подошел с старому комоду, стоящему рядом с книжным шкафом. Наполовину выдвинул верхний ящик и из-под пачки старых бабушкиных бумаг и документов вытащил увесистую лакированную шкатулку с наградами. Поверх орденов и медалей лежал небольшой плоский матерчатый мешочек с плотно затянутой шпагатом горловиной и привязанной к нему тонкой веревочной петлей. Он почти забыл о талисмане, который бабушка заставляла его носить до самого окончания начальной школы. Она называла его как-то странно… Как-то по-детски… Василий подошел к окну. Можно было поклясться, что мешочек и кукла сделаны из одного и того же материала и одним и тем же человеком. Даже стежки по краям мешочка были идентичны стежкам на кукле. Он закрыл глаза и осторожно ощупал куклу еще раз. Затем погладил мешочек.

«Гри-гри» – вот как она его называла.

Василий надел мешочек на шею и осторожно, не открывая глаз, сжал его. Так и есть. И кукла, и гри-гри явно были связаны друг с другом. Убрав человечка в коробку, вернулся на кухню, где на столе среди водки и огурцов лежала визитка Степана. Достал из холодильника пиво, уселся у окна.

«Благотворительная миссия “Душа“, – прочитал он на визитке. – Степан, телефон, факс, адрес: ул. Краснопутиловская, 69. Пом. № 189»

Василий хмыкнул. Степан. Имя и должность в одном слове. На обратной стороне карточки – красочный герб Ватикана и рядом еще один – белый щит, обрамленный черной мантией с королевской закрытой короной сверху и зеленым крестом с «ласточкиными хвостами». Смотрелось внушительно и даже таинственно.

Высказывание Степана об отсутствии у него души Василий воспринял как занимательный и даже забавный факт, над которым ему самому довольно часто приходилось раздумывать. Впрочем, без особого успеха. К какому-то конкретному выводу на этот счет он так и не сумел прийти. Еще более интересными показались слова визитера о том, что бабуля «привязала» его тело к чужой душе. Если это не обычная игра словами, а правда, то, значит, душа или души все-таки существуют. Хотя бы у кого-то… Василий с удовольствием глотнул холодного пива.

Как можно привязать тело к душе, если она существует? Живо представил себе бабушку, привязывающую мертвого младенца бельевой веревкой к хвосту туманного облака с лицом призрака Каспера из мультфильма. Он скорее всего посчитал бы все произошедшее фокусом или неумным розыгрышем, если бы не Ольга. Слишком ярким было воспоминание о хрустящем звуке внутри ее головы, когда он засунул палец во впадину на шее.

Звонок в прихожей прервал его внутреннее расследование.

Отодвинув щеколду, увидел на пороге приторно улыбающуюся соседку. Высмотрела, конечно, на лестничной площадке пакет с бутылками.

– Заходи, теть Тань, – махнул рукой Василий.

– Спаси тебя господь, Васечка, – просияла та, перекрестилась и быстро прошмыгнула на кухню.

Василий появился в дверном проеме, когда соседка уже успела закинуть в рот порцию водки, шумно, по-мужски выдохнув. Блаженно улыбаясь, потянулась за огурцом.

– Ты, Вася, никак покреститься решил? – причавкивая, задала она неожиданный вопрос.

– С чего ты взяла? – Василий пристально посмотрел на нее.

Похоже, что еще не пьяна.

– Так ведь батюшка к тебе сегодня приходил. Зачем бы это? – спросила тетя Таня, наливая себе в стакан еще одну немаленькую порцию.

«Допилась до “белочки“», – подумал Василий, но решил уточнить:

– Когда приходил?

– Ну так сегодня, когда еще? – трезво взглянула на него соседка. – Батюшка с девкой какой-то. Ты, Вася, с водкой осторожнее, так и до беды недалеко, а ты еще молодой…

Василий, заинтересованный странными словами пьянчужки, опустился на стул.

– Почему ты решила, что он «батюшка»?

– Ну а кто? В рясе, с крестом, – уверенно ответила тетя Таня, наливая себе без малого полстакана. – Он еще споткнулся на площадке и упал. Слава богу, все обошлось. Ты же сам его поднял и в квартиру затащил.

– Ну ты даешь, теть Тань! – громко сказал Василий. – Ты что? До глюков допилась?!

– Вася, сынок, да как ты можешь… – протянула соседка, глядя ему в глаза. – Я сначала подумала, что попа дружки твои уронили. Хотела даже в полицию звонить. А потом смотрю, ты с ним и с девкой этой…

– Ладно, – отмахнулся он от нее, – ты лучше… домой иди… И водку возьми, если хочешь.

– И тебе не хворать, – неожиданно строго сказала соседка и поднялась со стула. – А водки твоей поганой мне не надобно!

Оправив старый халат, с достоинством повернулась и вышла, не забыв демонстративно хлопнуть входной дверью.

Проследуй сейчас под окном колонна немецких танков в сопровождении бравурного марша, Василий удивился бы меньше. Соседка отказалась от дармовой водки? Такое поведение никак не укладывалось в привычную обыденность этой квартиры и жизнь тети Тани, которую он знал наизусть, вплоть до последней буквы ее словарного запаса.

День выдался слишком насыщенным в сравнении с ежедневным распорядком. Чувствуя себя выбитым из привычного режима, оставшуюся его часть он решил пропустить. Выпив количество водки, достаточное для того, чтобы успокоить вопросы, появляющиеся в голове, отправился спать…

Следующим утром, пятого ноября, проснулся в некотором недоумении. Ни разу за всю свою сознательную жизнь он не видел снов. Чем втайне гордился и считал этот факт признаком крепкого психического здоровья. Сегодня же Василий не просто видел сон, но словно побывал в каком-то ином мире.

Он шел по тропинке, протоптанной среди необычной травы и стелющихся по земле кустарников с широкими и плотными листьями. С обеих сторон глиняную дорожку плотно обступали толстые стволы деревьев, оплетенные лианами. Во сне Василий был уверен, что лес этот тропический и идет он не просто так, но торопится, опасаясь опоздать на какую-то встречу. Под покровом зеленой листвы царила глубокая тень, лишь в некоторых местах проколотая узкими лучами солнечного света, которым удавалось пробиться сквозь плотные кроны деревьев. Каким-то образом он знал, что спит, и в этом же сне удивлялся тому, что ему вообще может что-то сниться.

Картинка изменилась, как в кино, и он оказался на поляне, где возвышался огромный остроконечный кусок каменной породы. У камня, спиной к нему, стояли мужчина и женщина и о чем-то громко говорили. Слов Василий разобрать не смог. Женщина была одета в бежевого цвета рубашку и мужские штаны, заправленные в короткие сапоги. На ее спину спускалась волна густых черных волос. Мужчину разглядеть не удалось – тот стоял в тени, падающей от камня, но голос его был отчетливо слышен – неприятно хриплый, напоминающий резкое карканье ворона. Женщина обернулась и, улыбаясь, поманила его рукой. Это была бабушка или… может, он просто знал, что это бабушка, хотя женщина была молода и ничуть на нее не похожа…

Сон ему не нравился, и, постепенно преодолевая мышечную слабость, Василий принялся выползать из этого темного леса…

Окончательно проснувшись и лежа под одеялом, почувствовал слабую боль в суставах и неприятную истому. Его знобило, и в голове словно плавал густой туман. Василий, который не помнил, что когда-либо болел, сразу подумал, что недомогание связано со сном. Наверное, все, кто часто видит сны, просто имеют какое-нибудь хроническое заболевание. Осторожно опустив ноги на пол, медленно встал. Голова закружилась, и его качнуло. Опираясь на стену, побрел на кухню, с трудом сдерживая дрожь в коленях. Трясущимися руками налил холодного чая и выпил. Легче не стало. Василий понял, что ни сидеть, ни стоять не может. Покачиваясь и шаркая ногами, вернулся в комнату.

Подойдя к кровати, понял, что совсем не чувствует ног. Левая рука почти полностью онемела, из желудка начал подниматься липкий противный страх, ватой окутывая сердце и мозг. Василий, который никогда и ничего не боялся, испугался этого страха больше, чем своего состояния.

Коробка с куклой лежала на комоде. Тяжело дыша, с трудом взял ее правой рукой, также начавшей терять чувствительность, и повалился на матрас, слушая громкий замедляющийся стук собственного сердца. Почти полностью парализованный, зубами вцепился в фиолетовую головку щепы в темени куклы и, прижимая мягкую мешковину подбородком, запрокинул голову назад, вытаскивая ее. В голове тошнотворно щелкнуло. Василий попытался вдохнуть, но не сумел и провалился в глубокий темный колодец. Когда долгое падение в темноте закончилось, его тело мягко опустилось на гладкую поверхность.

Он понимал, что лежит на чем-то твердом и ему холодно. Не чувствовал, но каким-то образом понимал. Слышал голоса, которые казались ему знакомыми.

Лязгнуло железо, и он ощутил, что движется, как будто едет по снегу на санках. Сквозь закрытые веки начал пробиваться синий свет. Чьи-то пальцы ощупывали его тело, мяли руки и ноги, трогали голову. Потом стало щекотно в носу, и словно облако льдинок ударило прямо в мозг, обволакивая приятным холодком.

– Ты, надеюсь, отдаешь себе отчет, что с тобой случится, если проговоришься об этом? – услышал он вопрос бабушки.

– Да, конечно… Я понимаю, – ответил знакомый мужской голос. – Тем более что мне все равно никто не поверит… Но и вы должны знать, что руководство в случае успеха все равно узнает. И у вас нет полномочий, чтобы делать это без санкции из Марселя…

– Мы в Советском Союзе, родной. У меня здесь такие полномочия, что хоть завтра отправлю тебя на Колыму, а то и вовсе к стенке поставлю. Или ты сомневаешься? Плевать мне на твой Марсель!

– Хорошо, это ваша ответственность.

– Вот и заткнись!

Послышался тягучий скрип и какая-то сила потянула его вверх, навстречу круглому светлому пятну.

Василий открыл глаза. С опаской попытался пошевелиться. Получилось. Прислушался к своему телу. Сердце билось ровно, пальцы на руках и ногах привычно слушались. Он осторожно сел, затем встал с матраса. Легкая слабость, но в целом все в порядке. Только… ощущение какой-то пустоты внутри или, наоборот, наполненности. Василий решил не углубляться в самоанализ, а просто взял визитку и набрал номер.

– Привет, Василий, – бодро отозвался Степан. – Ну, как прошло?

– Нормально, – сухо ответил тот, – что дальше?

– Приезжай завтра к полудню. Адрес на карточке. И куклу не забудь.

– Договорились, – Василий положил трубку.

Вторую половину дня он провел на кухне, сидя на стуле и бездумно глядя в окно. Моросил нудный питерский дождь, и порывы ветра срывали остатки желто-коричневой листвы с деревьев. Местные бомжи, устроив подобие навеса из полиэтилена под одним из чахлых тополей, сноровисто разливали какую-то дрянь из пластиковой бутылки в такие же пластиковые стаканчики.

«Зимой так не получится. Здесь вам не Конго», – подумал Василий и неожиданно понял, что эта мысль будто пришла извне, безо всякого его участия. Он попытался было сосредоточиться на новом ощущении, но безуспешно. Продолжил сидеть и смотреть в окно. Без мыслей, без эмоций, без желаний. Воспоминания едкой кислотой словно просачивались снаружи сквозь кожу и заполняли его целиком, без остатка. Память возвращалась, накатывая волнами, принося с собой не только подробности детства, но и нелепые видения, которые не имели и не могли иметь отношения к жизни Василия – той жизни, которую он всегда считал простой и понятной. Чувство внутренней причастности к событиям, которые ему виделись, вызывало легкий озноб вдоль позвоночника и необъяснимый азартный интерес.

Сумерки питерской осени плавно перешли в ночную темноту, оконная рама словно раздвинулась, и многоэтажки за стеклом растеклись легкими тенями по чистому холсту, на котором начали проявляться отчетливые красочные, но рваные и неполные картины без начала и конца…

…обернутый, словно мумия, широкими и длинными полотняными бинтами, человек стоял, покачиваясь, перед выходом из пещеры и прислушивался к доносящимся снаружи крикам удивления и страха. Плита, закрывавшая вход в гробницу, лежала на пыльной земле, расколотая на две части. Яркий свет лился в каменную глубокую полость и тревожил закрытые материей глаза ожившего. Пошатываясь и словно преодолевая нестерпимое давление солнечного света, человек вышел наружу…

…старик, одетый в белоснежный хитон, стоявший на коленях в полумраке каменной кельи и тяжело опирающийся левой рукой на деревянный посох. Рот его извергал беззвучные проклятия, и черты синюшного безобразного лица гневно искажались… благоговейно просил о чем-то, поднимая голову высоко к каменному своду, сверкая горящими желтым светом глазами…

…спины двух женщин, бегущих по пыльному, поросшему редкими стволами акаций пологому каменистому склону. Одна из них часто оборачивалась назад и на бегу стреляла из большого черного пистолета. Женщин преследовала бесконечная стая черных животных, похожих на гиен, словно морской прилив, заполнившая всю пустынную долину. Спасительная стена темно-зеленого леса была близко, но оторваться от стаи не удавалось… Громкий свист и туча стрел, вылетевшая из леса, пронеслась над женскими головами и ворвалась в первые ряды злобных черных тварей. Десятки гиеноподобных уродливых существ, издавая пронзительный писк, покатились по земле. Женщины исчезли в густых зарослях…

…узкое ущелье, закованное стенами древних горных пород, когда-то пробитое мощным потоком большой и яростной реки. Те же женщины у раскаленных углей обложенного плоскими камнями костра. Одну из них Василий встречал в своем сне. Та самая, с черными густыми волосами, в светлой рубашке и сапогах, поднялась и поставила на огонь небольшой закопченный котелок. Вторая, сидящая к нему спиной, повернулась и что-то сказала высокому человеку в монашеской рясе с капюшоном, закрывающим голову…. Регина. Еще не бабушка, но зрелая женщина, энергичная и полная внутренней силы. Жестко выцеживая слова сквозь сжатые губы, она пристально смотрела на человека в рясе, хмуря густые брови. Человек кивнул и, вытащив огромную книгу из полотняной сумки, висевшей на плече, осторожно положил ее на подставленные ладони…

…десяток чернокожих кирками разбивал кладку камней, которыми было наполовину заложено круглое отверстие в отвесной скальной стене, и складывали осколки раздробленного камня в двухколесные тачки. Еще десять вывозили каменный мусор в подступающие к утоптанному песку заросли болотного тростника… Бородатый мужчина в арабском бурнусе и широких испещренных заплатами штанах пристально наблюдал за работой. Рядом с ним – священник в серой сутане, высоко держащий над головой большое золотое распятие. Последний камень выпал из отверстия, и кроваво-черный влажный мох начал выползать из темной дыры и растекаться по серой поверхности скалы, перекатываясь за края отверстия.

– Ицхор! Ицхор! – раздались громкие нестройные выкрики, и толпа африканцев, бросив кирки и тачки, кинулась к отверстию и принялась рвать мох зубами, пиная и отталкивая друг друга.

Офицер в форме с золотыми погонами повернулся к человеку в бурнусе и вопросительно взглянул на него. Тот утвердительно кивнул. С обоих сторон перед ними выстроилась шеренга солдат в синих кафтанах, с длинными винтовками. Офицер встал слева, держа саблю в руке.

– Взять цель! – выкрикнул командир, и солдаты слаженно приготовились к стрельбе. – Огонь!

Оглушительно прогремел залп и половина обезумевших пожирателей мха упала на землю. Остальные, не обращая внимания на стрельбу, продолжали бесноваться, давясь выползающей из пещеры мерзостью.

– Перезаряжай!

Клацнули затворы, и солдаты приготовились к еще одному залпу.

– Взять цель! Огонь!

Второй залп снес остатки уцелевших рабочих у отверстия. Лишь один африканец, раненый в ногу, продолжал прижиматься к краю пещеры и жадно грызть багровые каплевидные отростки на коротких стеблях, ломая зубы о камень. Командир скомандовал отбой, и солдаты дисциплинированно разошлись, взяв ружья на плечо и выстроившись в две колонны справа и слева от офицера. Человек в бурнусе вынул из-за пояса револьвер и подошел к раненому, в исступлении пожиравшему мох. Встав справа от обезумевшего, приставил ствол к виску своей жертвы. Нажал на спуск, и голова чернокожего выбросила фонтан кровавой слизи на край круглого черного входа. Подобно лесному пожару, мох, залитый кровью, мгновенно начал разрастаться в ширину и высоту, словно стремясь заполнить все пространство лощины.

– Дидье! Пора! – громко сказал бородатый.

Гора вздрогнула от подземного толчка. Из отверстия, ведущего вглубь скалы, донеслись звуки жидкого хлюпанья, и наружу потянулись клубы черного дыма.

– Гренадеры! – скомандовал офицер. – Бросай!

Над его головой пронеслись десятки ручных бомб и исчезли во мраке пещеры, откуда слышалось громкое бурление и пронзительный писк.

Взрыв потряс гору до самого основания. Рядом со священником лежал человек в бурнусе, кашляя в облаке серой пыли, заполнившей ущелье. Отверстие, в которое попали бомбы, сплющилось, и осевшая скала запечатала черную дыру. Священник встал и отряхнул сутану. Опустил руку с распятием, медленно приблизился к трупам. У заваленного входа церковник ссутулился и потянулся рукой к густому пучку мха. Револьвер рявкнул два раза, и он рухнул на землю. Тело в сутане, лежащее на животе, затряслось, и послышался противный скрипящий звук. Еще один выстрел – мертвец дернулся и затих.

– Анри, – бородатый повернулся и посмотрел назад, прямо сквозь лицо Василия. – Веди чистых, нужно заложить стену дополнительным слоем…

Сам же подошел к убитому и перевернул его на спину. Достав из-под бурнуса кинжал, в одно движение разрезал сутану и нижнее белье. К животу мертвого корабельными шнурами была привязана большая книга в кожаном переплете. Перерезав веревки, человек осторожно взял книгу и передал ее подошедшему офицеру. Солдаты с горящими факелами, стараясь не подходить близко, обильно полили густой жидкостью из кожаных бурдюков мертвые тела и мох на скальной стене. Бросив факелы на трупы, отошли назад. Яркое пламя мгновенно охватило убитых, мох вспыхнул чадящим и жарким огнем.

– Анри, – снова обратился бородатый к молодому офицеру, – у нас сутки, чтобы замуровать стену вторым слоем камней. После этого отходим к городу. И следи за рабочими и солдатами.

– Хорошо, дядя, будет исполнено…

Изображение скальной стены медленно свернулось в темный узкий проход. Василий увидел свою вытянутую руку, держащую факел, и нависающий над головой, гладкий округлый свод пещеры. Позади слышались негромкие голоса людей. Голоса незнакомые и в то же время… будто он уже слышал их в прошлом или… в будущем… Он подался вперед, узкое пространство тоннеля неожиданно раздалось вширь и в высоту. Факел осветил лишь небольшой участок перед глазами, но стало ясно, что он стоит на краю огромной, непредставимых размеров пещеры, заполненной непроницаемой тьмой. Всем телом почувствовал, как в темноте шевельнулось что-то тяжелое.

– Базиль!!! – услышал Василий отчаянный женский крик далеко позади…

Пещера исчезла, и улица за окном вновь наполнилась тусклым светом желтых фонарей и скачущими огнями фар проезжающих автомобилей. Василий медленно встал и в полной темноте отправился спать. И, только закрывая глаза, осознал, что люди у пещеры разговаривали на французском, которому его в детстве учила Регина.

На следующий день ровно в двенадцать Василий поднялся по ступеням здания бизнес-центра на Краснопутиловской улице. Неторопливо прошел мимо рецепции в холле и направился к лифту.

– Молодой человек, вы куда? – донесся до него голос охранника в униформе, сидящего за стойкой.

– В офис сто восемьдесят девять, – не оборачиваясь ответил он, рассматривая табличку с нумерацией этажей и помещений.

– Пожалуйста, проходите, – любезно сказал охранник.

– Уже прошел, – негромко ответил Василий.

Когда кабина лифта звякнула на нужном этаже, ярость полностью затопила его разум и тело. Определив направление по нарисованным стрелкам, оказался у двери с прилепленной бумажкой, на которой красным маркером было написано «БФ “Душа”». Без стука вошел в дверь и уткнулся взглядом в женщину в глухом темном платье и черном платке на голове, сидящую за столом с компьютером. Женщина строго посмотрела Василию куда-то под подбородок и спросила:

– Вы по какому вопросу?

Тот огляделся и, увидев еще одну дверь справа, направился к ней, бросив через плечо:

– Здрасьте!

– Подождите! – вскочила женщина со стула, но он уже толкнул дверь рукой и вошел.

Степан сидел в кресле и подстригал ногти на левой руке. В ослепительно белой рубашке, джинсах и узких коричневых туфлях. Увидев вошедшего, встал, широко улыбнулся и шагнул навстречу. Видимо, первая встреча с Василием совершенно выветрилась из его головы.

Подождав, когда Степан приблизится на подходящее расстояние, Василий ударил его левой ногой в правое колено. На мгновение пожалел, что не пользуется мобильным телефоном. Было бы здорово сфотографировать Степана, лицо которого исказила гримаса почти детского изумления. Когда глаза его затянуло легкой поволокой невыносимой боли и он начал медленно клониться вперед, Василий вбил кулак в его левое ухо. Тот с грохотом обрушился на покрытый ковролином пол и затряс ногами.

Мысленно отсчитав двенадцать секунд, Василий подошел и склонился над лежащим.

Внешность Степана начала меняться. Гладкое ухоженное лицо затянуло треугольными и квадратными тенями, волосы поблекли и разметались по полу, одежда начала выцветать. Василий взглянул на потолок и увидел, что стоит прямо под светом неоновых ламп. Выругался и отошел в сторону. Как только его тень перестала накрывать лежащего, облик Степана начал возвращаться.

Понимая, что тот в сознании, Василий пнул мужчину в копчик. – Вставай, падла. Не зли меня, – спокойно сказал он.

Степан приоткрыл один глаз и, стеная, начал медленно шевелиться.

Дверь распахнулась, на пороге появилась секретарь. Увидев поверженного Степана и нависающего над ним Василия, охнула и вытаращила глаза.

– Степан Глебович… Это что?.. Я охрану вызываю!

– Заткнись, дура! – просипел с пола Степан. – Иди кофе свари! Два!

– Я, пожалуй, выпью чаю, – вежливо обратился к ней Василий.

Женщина суетливо закивала и исчезла за дверью. Василий уселся в кресло хозяина кабинета и закинул ногу на ногу. Еще минуту Степан, негромко постанывая, лежал на полу, но, сообразив, что пауза затянулась, поднялся и сел в гостевое кресло.

– Слушай меня внимательно, Степа, – внушительно растягивая слова, произнес Василий. – Сейчас ты мне расскажешь настоящую версию о моем рождении и о том, что затеял ваш долбаный орден на этот раз. Врать не надо, у меня есть с чем сверить.

Он достал из кармана старую школьную тетрадь и коробку с куклой. Вынул куклу и положил ее на стол. Рука Степана, которой он, морщась, потирал затылок, непроизвольно дернулась в сторону тряпичного человечка.

– Не стесняйся, бери, – равнодушно произнес Василий.

Степан настороженно протянул руку. Василий демонстративно отвернулся к окну и услышал громкое шуршание мешковины. Скосив глаза, заметил, что Степан виртуозно перекалывает щепы на кукле.

– Ты открыл теменную?! – услышал он его недоверчивый возглас.

– Конечно, – безмятежно ответил Василий. – Грудная сделала бы меня вашей тупой марионеткой. Ты всерьез полагаешь, что бабка допустила бы это?

– Она не была твоей бабкой, – неприязненно сказал Степан.

– Для меня была, – спокойно возразил Василий. – Она рассказала мне все, что знала, когда мне исполнилось двенадцать. И эта кукла – второе подобие. К тому же на мне амулет.

Василий полностью расстегнул воротник куртки, обнажив мешочек, висящий на груди.

– Умная стерва, – со вздохом разочарования сказал Степан и откинулся на спинку кресла.

– Еще раз так назовешь бабушку, скотина, – процедил Василий, – я сломаю тебе конечности. Все четыре.

– Ладно, извини, – мрачно пробормотал Степан. – С чего начать? С Лазаря?

– Ну… начни с Лазаря…

Тот начал рассказ, время от времени прерываемый вопросами Василия. К концу второго часа беседа превратилась в настоящий допрос, где хозяин офиса выступал в роли подозреваемого.

Когда Василий, наконец, ушел, Степан, все еще сидя в кресле и потирая распухающее ухо, вдруг довольно рассмеялся и потряс над головой сжатыми кулаками. Встал и, прихрамывая, подошел к столу, на котором стоял телефон. Набрав длинный международный номер и, дождавшись ответа абонента, заговорил по-французски, не скрывая ликования в голосе:

– Мсье Жан? Это Стефан. У меня четверодневник. Полный и уже вскрытый.

Выслушав длинную, почти минутную тираду, сказал:

– Это Регина, русская, вы ее должны помнить… Нет, я сам его нашел… Она хотела скрыть… Нет, парень сложный, почти все уже умеет. Я его привезу, он мне доверяет. Да… Хорошего дня, мсье!

Положив трубку, сел в кресло и, закрыв глаза, откинулся на спинку, продолжая довольно улыбаться.