Текст книги "Там, куда я ухожу"

Его руки блуждали под ее футболкой. Прикосновения возбуждали, и он чувствовал, как она твердеет в правильных местах. Наслаждался теплым дыханием, ласкающим шею.

Он усадил ее на кухонный стол и прижал к себе.

– Возьми меня… – на выдохе произнесла Алина.

Свет в комнате был погашен, шторы задвинуты, и только экран телевизора давал блеклый свет, нестабильный, то и дело взрывавшийся эпичными сценами голливудского боевика.

Подложив под голову подушку, Алина залипала в экран и думала о том, что «кино в 21:00 на СТС» за Полярным кругом почему-то крутят на два часа позже, а программа «Время» по «первому» начинается не в девять вечера, как, например, в Москве, а в десять.

Ей казалось странным, что она вообще думает об этом. Ведь есть записи телепередач, «сетка вещания» и еще какие-то понятия из мира телевизионщиков. Или вот еще занимательный факт: «прямой эфир» не в полном смысле прямой, ведь всегда есть отставание в несколько секунд.

Все эти копания в ненужной, но забившей далекие уголки памяти информации отвлекали ее от мысли, что Даниил не спит, хоть и притворяется. Что он о чем-то думает, глядя в окно, вот уже второй час. И методично отбивают ритм часы на его руке. Крепкие механические часы марки Tissot.

3.

Запись первая.

«Ее украденная красота»

С чего начать мою историю? Хороший вопрос…

Мне было двенадцать, когда я впервые спросил у приемной матери, почему она меня так сильно ненавидит. В этот момент в комнату ворвался Митя – разъяренный, раскрасневшийся лицом – и набросился на меня.

– А за что тебя любить?! – прокричал мне в ухо мой брат. Мой старший неродной брат. – Что ты сделал для этой семьи полезного?! Ты, мелкий ублюдок…

Мать попыталась остановить Митю, но этому плечистому задире все было нипочем. Он до смешного легким движением отодвинул ее назад, ближе к двери, а сам схватил меня за грудки и впечатал в стену, да так, что у меня искры из глаз полетели, да и не только искры – звездочки, кирпичи, небо рухнуло.

Так я в очередной раз столкнулся с мыслью, что в этой чертовой жизни ты нужен только себе самому.

– Проваливай в свою конуру и не вылезай оттуда до завтра! Иначе раздавлю тебя, клянусь…

Каждое слово он проговаривал тщательно. Сцеживал кислоту сквозь сито своих мелких острых зубов. Казалось, что челюсть его вот-вот треснет от напряжения. Но мне не было страшно. Мне было смешно. Самое странное – хотя, быть может, вполне закономерное – таилось в моей реакции, и таится там до сих пор. В ответ на угрозу я смеюсь.

Но почему я смеялся, когда видел окровавленное лицо той девушки? Она была молода. Она была красива, пока мой кулак не превратил ее личико в кровавое месиво. Я изначально хотел все сделать руками, без помощи каких-либо инструментов. Только перчатки надел, и шапочку для плавания на голову. После, конечно же, обработал все это хлоркой. Выбросил.

Неужели мне было страшно? Я вижу ее светлые глаза, ее пухлые губки, прокручиваю в голове события прошлой ночи снова и снова, и прихожу к мысли, что страх возник именно из-за ее красоты. Мне было непросто заставить себя это сделать. Красоту уничтожить слишком легко, а вот уродство… оно изначально в людях, я это знаю. Потому его цена не столь высока.

Когда все кончилось… когда она умерла, навсегда оставшись такой молодой, я испытал ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения. Будто внутри меня взорвалась бомба с каким-то опьяняющим веществом. Я создал нечто прекрасное. Украл ее красоту, превратил эту красоту в уродство, а после сделал первый штрих в своей новой истории.

В Смерти много хорошего, ее зря недооценивают, и уж тем более зря боятся. Она ставит точку. Подводит итог.

Порой для подведения итогов одной Смерти слишком мало.

4.

Даниил проснулся в тот момент, когда самолет начал снижение. Почувствовал это во сне. Будто кто-то толкнул его в спину, но лицо этого человека он разглядеть не смог, потому что каждая его попытка обернуться заканчивалась лишь возвращением в исходное положение.

Ту-154 с легкостью преодолел слой облаков и, недолго покружив над разросшимися пригородами Москвы, приземлился в аэропорту Внуково.

– Черт… – с негодованием протянула Алина, когда они с Даниилом стояли у багажной ленты.

– Что такое?

– Зарядку положить забыла. Вот клуша!

Для наглядности Алина слабенько постучала себе по голове мобильным телефоном марки Sony Ericsson.

– Ничего. От моего «динозавра» подойдет, – махнул рукой Даниил, не отрывая взгляд от движущихся нестройным рядом дорожных сумок и чемоданов. – Да и по пути можем купить, проблем-то!

– Времени маловато у нас. Если бы прилетели вовремя, а так… Поезд через два часа. И ты знаешь, какие пробки в Москве, да еще и вечером в понедельник…

– Не переживай, командир, – Даниил подхватил одну из сумок и поставил ее перед собой. Продолжил искать взглядом вторую. – Если опоздаем, то с меня билеты на самолет до Сочи.

– Договорились, щедрый барин, – усмехнулась Алина. Пронаблюдала за тем, как Даниил подхватил вторую сумку. – Может быть, мы специально опоздаем, а?

– Пошли уже.

До Павелецкого добрались на такси за час с небольшим. Пришлось немало понервничать, когда встали в пробку на Садовом. Город гудел в своем привычном столичном напряжении. Август не скупился на жару.

Расплатившись с водителем, Даниил и Алина направились к дверям вокзала, в самый центр шумной толпы. Преодолев рамки металлодетекторов, двинулись по просторному залу в сторону поездов дальнего следования.

– Мм, – протянула Алина, вглядываясь в витрину книжного магазинчика. – Какой интересный томик. Смотри-ка…

Она прошла чуть вперед и оказалась с другой стороны витрины. Взяла заинтересовавшую ее книгу в руки и внимательно рассмотрела ее со всех сторон. Игривая улыбка не сходила с ее лица.

Даниил хотел было пошутить, но запас острот мгновенно опустел, когда он прочитал название книги и фамилию автора.

– Я так понимаю, это новая обложка, – заметила Алина, раскрывая книгу. – Потому что я ее раньше не видела.

– Слушай, давай-ка поторопимся, – резко сказал Даниил. – Поезд отбывает через полчаса.

– Не переживай, командир, – передразнила его Алина. Припомнила разговор в аэропорту. – Дай полистать.

Даниил тяжело выдохнул. Он так до конца и не понял, как Алина относится к бестселлеру, написанному его бывшей женой. Все переживал, что та вдруг взорвется, начнет истерить, мол, зачем она все это написала, зачем вывернула наизнанку! От собственных «подкаблучных» переживаний Даниилу каждый раз становилось не по себе.

«Ольга, дрянь ты такая, умудряешься выставить меня кретином даже на расстоянии! – негодовал он внутри себя. – Залезешь под кожу, и копаешься там. Всегда ты это умела и практиковала! Только ты обманываешь сама себя, считая, что разбираешься в людях…»

В вагоне было душно. Пыль витала в воздухе, и стоял крепкий «купейный» запашок, как это обычно и бывает в свежеподанном поезде, выжидающем у длиннющей платформы минуты перед скорым отправлением.

Даниил уместил обе сумки в пространство под нижней полкой, кинул оба шелестящих пакета с постельным бельем в уголок и сел за небольшой столик. Достал из кармана куртки паспорт, билеты.

Алина села рядом. Проверила мобильный телефон. Тоже достала паспорт.

Затянулось молчание.

– Хорошо, что вдвоем едем, – сказал Даниил, оглядев купе. Остановил свой взгляд на стройных ножках Алины, которая еще в аэропорту переоделась в джинсовые шорты. – Очень хорошо.

Алина словила его взгляд. Покраснела. Она всегда смущалась, когда он говорил с намеками. А вот когда говорил в открытую, ее, напротив, одолевало чистое желание грязных дел. И никакого смущения.

Через пятнадцать минут поезд тронулся. Осталась позади платформа и сливающиеся воедино силуэты провожающих; переминающиеся с ноги на ногу таксисты в ожидании новых пассажиров; источающая маслянистые запахи выпечка и шаурма по-столичному – обязательно с корейской морковкой.

Столица проскочила как-то мимо, по касательной. Глядя на пролетающие мимо высотки и длиннющие заборы, исписанные граффити, Даниил вдруг подумал, что хотел бы побродить по Москве. Той самой, другой Москве, что с красными стенами Кремля, золотыми куполами Храма Христа Спасителя и узкими витиеватыми улочками Китай-города.

– Помнишь, тем летом, в 86-м, я взял у Лысого мопед, и мы поехали в сторону аэропорта? – спросил он Алину, когда они стояли в тамбуре и курили. – Ты еще тогда побоялась есть оленину у чукчей. Ну, которые ярангу поставили, в поселке, у аэропорта. Тебя запугали какими-то червяками.

– Фу! Да я их до сих пор боюсь! Ну а ты, между прочим, не смог отличить шикшу от волчьей ягоды, и боялся ее есть, – усмехнулась в ответ Алина. – Так что 1:1.

– Ничья. Ну так вот, к чему это я… Помнишь, я же говорил тогда, что отвезу тебя погулять в Москву?

– Вообще-то ты говорил про Париж, – Алина развела руками. – Ну да ладно. Чертаново тоже сойдет. Или где мы там проезжаем? Бирюлево? Тоже ничего! Да и вообще, обещанного, как говорится, двадцать лет ждут.

– Я бы сказал, счет 2:1 в твою пользу, – Даниил с недовольным видом затушил сигарету. – Ты сегодня в ударе, дорогая.

– Учись, дорогой.

Недовольство сменилось улыбкой. Даниил приблизился к Алине. Прижал ее спиной к грохочущей стенке тамбура.

Как некстати зазвонил мобильник. Алина полезла в карман шортов и чуть было не выронила телефон из рук.

– Ах, блин! Егор звонит.

– Я обещал позвонить ему из Москвы, – Даниил стукнул себя по лбу. – Черт возьми, там ведь уже поздняя ночь. Братец твой, похоже, никогда не спит.

Алина ответила на звонок.

– Да, Егор! Привет, – она помедлила, выслушала собеседника. – Нет, мы вот уже в поезде. Долетели хорошо, особо не болтало…

Пока Алина отвечала на типичные вопросы, Даниил закурил еще одну сигарету и хмыкнул, подумав, что это уже двадцатая за растянувшийся до неприличия день.

– Сейчас, – Алина протянула телефон Даниилу. – С тобой хочет перекинуться парой слов.

Даниил взял телефон и начал с привычного «алло».

– Послушай, по поводу той посылки, которую я передал тетке Лизе, – сказал Егор привычным, чуть с хрипотцой, голосом. Связь то и дело всхлипывала, уплывала. – Короче, она не сможет сама ее забрать.

– Почему?

– Болеет она, Дань. Сможешь сам к ней смотаться? Я по карте глянул – это не так далеко от того места, где вы будете отдыхать. Если нужно будет оплатить проезд…

– Слушай, заканчивай эту хрень! – перебил друга Даниил. – Хорошо, я отвезу посылку. Ты только адрес мне скинь. По возможности заеду к ней на днях. Передам привет.

Соглашаясь, Даниил, все же, поморщился. Посылка, о которой он и вовсе забыл, лежала в сумке. Фотоальбом, завернутый в бумагу цвета горчичников. Чья-то память, до которой Даниилу не было никакого дела. Все же, другу пообещал. Нужно доставить.

– И еще. Я симку новую тут возьму, тебе сообщу. Будь на связи.

5.

Если в Москве было просто тепло, то на черноморском побережье властвовала самая настоящая субтропическая жара. Маломальский тенек, отбрасываемый рыночной палаткой, можно было с легкостью принять за местную святыню, а бутилированную воду – за жизненно важное лекарство.

В маршрутках было жарко, потому форточки были открыты на полную, и дул горячий ветер. В пробках закипали моторы, суетились мужики в гавайских рубашках и бриджах цвета хаки. Глядя на них, Даниил диву давался, как у них в такую жару вообще хватает сил не только двигаться, но и разговаривать на повышенных тонах, руками размахивать, ругать на чем свет стоит президента, страну, налоги и маленькие зарплаты.

Он провел рукой по шее и стряхнул с пальцев капли пота. С растерянным видом посмотрел на Алину. Та ничуть не лучше относилась к высоким температурам и передвижению с дорожными сумками по витиеватым улочкам небольшого южного городка.

– Ох, я уже успела соскучиться по дому, – жалобно произнесла она.

Даниил смутился. Вроде и понял, что сказано было в шутку, но «все те разговоры про отпуск» напомнили ему одну простую вещь: людям свойственно жаловаться на все и вся, порой без причины. Чем лучше нам живется, тем хуже нам живется. Хотел было дополнить, что это черта сугубо бабская, да только за последние годы все больше находил подтверждение обратному.

Он просто устал. Словил себя на мысли, что превращается в ворчливого мужика очень уж средних лет. Года три назад отшутился бы в ответ на жалобы Алины, а тут промолчал. Зубы сцепил, рукоять сумки покрепче обхватил, и в гору с новыми силами.

Комната в гостевом доме, расположенном на пригорке в живописном зеленом квартале, не отличалась огромными размерами, но там были и кондиционер, и плоский телевизор приличных размеров, и двуспальная кровать без лишних скрипов. В общем, Даниилу понравилось то, что он увидел и за что он отдал двенадцать кусков.

Финансовыми делами заправляла немолодая дама в цветастом платье. Было в ее внешности что-то армянское, едва уловимое, но обязательное.

– Впервые в Лазаревке? – спросила она, когда отдавала Даниилу ключи.

Тот кивнул, потерев тыльной стороной ладони лоб.

– Вам здесь понравится. На пляже вечерами нескучно, бары, танцы, молодежь. У меня племянник, Артур, там работает. Шашлык отличный готовит. Вы вечерком приходите, вина домашнего попейте, – она внимательно присмотрелась к лицам гостей. – Бледные какие! Вы откуда?

Алина, чуть улыбнувшись, объяснила, что приехали издалека, потому разговор понесся вперед со скоростью поезда, после которого еще чуть покачивало из стороны в сторону.

Расположившись в номере, решили опробовать море. Идти до пляжа было недолго – минут десять мимо других гостевых домов и палаток со всякими безделушками. На самом пляже – яблоку негде упасть. Конец августа – время долгожданных отпусков.

– Думаю, сгоняю я сразу к этой тетке Лизе, – сказал Даниил, лежа прямо на гальке с раскинутыми в сторону руками, обсыхая после купания. – Не хочу кота за яйца тянуть и думать об этом постоянно.

– А когда ты хочешь поехать?

Алине куда больше по душе пришелся шезлонг, арендованный за сто рублей на три часа, потому она смотрела на Даниила сверху вниз.

– Может быть, завтра? Ты как, со мной поедешь?

– Ну слушай… – Алина растянула первый слог. – Я с ней вообще не знакома. Не знаю ее. Это же вообще родня его приятеля.

– А я как будто знаю! – подхватил Даниил. – Ладно, если не хочешь ехать, так и скажи. Не ходи вокруг да около.

– Не хочу ехать.

– Зараза ты!

– И я тебя люблю.

Даниил расплылся в улыбке.

– Как же хорошо, – протянул он, жмурясь. – Если меня вырубит, ты не забудь разбудить. А то ведь уйдешь к этому шашлычнику Артуру, или как его там. Хозяйка прям гордится своей родней.

– Так ведь это обычная тема для юга, – с серьезным видом сказала Алина, пропустив мимо ушей шутку про шашлычника. – Тут все через родню и с родней. И для родни.

Шум моря и музыка заглушали разговоры других отдыхающих. Слышалось привычное «кукурузка горячая! пирожки! пиво!», и Даниилу до нестерпимого захотелось уйти в отрыв. Впервые за долгое время.

Потому он и подумал, что лучше держать себя в постоянном напряжении, ведь если чуть расслабишься – все, пиши пропало. Но от постоянного напряжения тоже можно крышей поехать.

Всюду в жизни следует искать золотую середину, а начинать нужно с самого себя.

6.

Солнце на семидесятой параллели уже расплылось по линии горизонта, когда Валера Легкий вышел из здания отдела милиции и направился неспешным шагом в сторону припортовой зоны.

Он шел мимо расселенных домов с пустыми глазницами окон; мимо пустырей, где раньше были детские площадки и парковки для автомобилей. Район города застыл в ожидании изменений, так и не произошедших из-за судебных разбирательств с сотрудниками «Kingston Gold». Senior leadership team канадской золотодобывающей компании оценивала риски и кормила «завтраками».

Дом, в котором жил Денис Марков, располагался у самого берега. Типовая пятиэтажка, не так давно выкрашенная в желтый, синий и ярко-оранжевый цвета. По планам дом не подлежал сносу. Рядом располагалось «пастбище» контейнеров и конечная автобусная остановка.

Марков открыл не сразу. Прежде он встал у двери и долго вслушивался, вглядывался. Это Валера понял сразу – уже далеко не в первый раз захаживал к спившимся старикам, порой очень уж подозрительным.

– Кто таков? – раздался голос по ту сторону двери.

– Старший сержант Легкий, – сказал Валера, доставая из кармана куртки ксиву.

– Какой?!

Терпения у Валеры было достаточно, но в этот раз просто захотелось поколотить дверь кулаком. Напористость подействовала на старика должным образом, и вскоре щелкнул замок двери.

Перед Валерой стоял иссохший мужчина лет шестидесяти, дурно пахнущий, с красными от нездоровья глазами. Зато гладко выбритый. Валеру всегда поражало это маниакальное стремление алкашей соответствовать виду нормального человека, но он не стал развивать эту тему. Не суди, да не судим будешь, – считал он, потому просто выполнял свою работу, отбрасывая сомнения в сторону.

– По поводу заявления об исчезновении, – пояснил Валера, сделав шаг вперед.

Марков долго и пристально смотрел на Валеру, мало интересуясь протянутой вперед ксивой.

– Проходи.

В квартире Маркова было на удивление чисто. Ни тебе пустых бутылок на полу, ни запаха мусора недельной выдержки. Все же, Валера не стал разуваться. Так и прошел на кухню в крепких ботинках, сел за стол. Обратил внимание на непочатую бутылку водки и открытую банку консервов. Крошки хлеба.

– Почему решили заявить об исчезновении Дарьи Щегловой? – с ходу задал вопрос Валера. – Память подводит?

Марков нахмурился. Стал переминаться с ноги на ногу в нерешительности. Хотел сесть, или же солгать?

– Не слышу ответа, – продолжил Валера. – Ладно, помогу. Щеглова Дарья Андреевна, одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения, уже больше года проживает под Воронежем. Она съехала от вас. Все верно говорю?

Марков, наконец решившись, сел за стол. Закурил папиросу. Посмотрел на холодильник «Юрюзань», который вдруг взорвался бодрым рыком. Перевел взгляд на мента.

– Знаю я. Сам виноват.

– Ну так зачем заявление писать? Вот мы время тратим, ищем женщину, а она живет себе в другом городе.

– Так ведь и пропала она в другом городе…

Валера нахмурился.

– То есть?

– Да я ведь писал…

– Ни черта ты не писал, старик! Давай уже по делу.

Марков тяжело выдохнул. Затянулся папиросой. Встал из-за стола и ушел из кухни.

– Приехали, – развел руками Валера и собрался было подняться и направиться к двери, как на кухню вернулся Марков с конвертом в руке.

– Вот, – сказал он, протягивая конверт Валере. – Это было в моем почтовом ящике. Я… ничего не понимаю. Это странно, – он начал захлебываться в слезах. – Это необычно.

«Ничего необычного», – подумал Валера, повертев конверт в руках. Две почтовые марки: одна с изображением самолета, другая – с каким-то мостом. Адрес отправителя указан. Дарья Щеглова писала Денису Маркову из Воронежа.

Внутри находился листок бумаги, сложенный пополам. Валера развернул его и прочитал:

Ее больше нет. Живи с этим.

Старик все давился слезами. Потянулся рукой к бутылке, но Валера остановил его резким движением руки.

– После выпьешь, – строго сказал он.

– Я не знаю, что делать, – покачал головой Марков. Язык его чуть заплетался. – Она ведь не писала мне с тех пор, как ушла, и тут такое. Я было подумал, что это шутит она так, но… нет, не похоже это на Дашу. Всегда она была мягкой нравом. Ну, устала она от меня, но чтобы так! Чтобы по больному! Беда с ней, я это чувствую.

– Ты сначала протрезвей немного, а потом уже чувствовать начинай, – сухо сказал Валера и спрятал конверт в карман куртки.

Он посмотрел в окно. Солнце скрылось за горизонтом. Во дворе лаяла собака. Привычный вид из окна. Но было что-то еще. Может, это мерное урчание старого холодильника так подействовало? Или чувство безысходности, которое коснулось Валеру по касательной? Но ведь даже этого было достаточно, чтобы почувствовать пустоту, которая буквально веяла из конверта.

7.

Витиеватая дорога едва выровнялась на небольшом промежутке у реки Туапсе и тут же дала вправо, к мосту – в сторону от железной дороги и высокого холма, утонувшего в зелени непроходимого леса. Вскоре появились первые строения: бараки, одноэтажные домики из белого кирпича. Линии электропередач в сравнении с домами казались гигантскими, будто и не принадлежавшими скромному мирку сельской глубинки.

Тетка Лиза, которой нужно было передать фотоальбом, завернутый в бумагу горчичного цвета, проживала в селе Ивановское, расположенном в сорока минутах езды на автобусе от Туапсе. Езды, надо сказать, бодрой, под музыку – иначе, кажется, и не бывает на Кавказе.

От остановки Даниил прошагал четверть километра до улицы Советской. То и дело поправляю сумку, перекинутую через плечо, он искал взглядом нужный номер дома. Солнце еще до полудня разыгралось и пекло от всей души, так что он нещадно потел, порой вспоминая про остужающую воду Черного моря, до которого было, казалось, ну просто рукой подать. Но сначала небольшое задание, а уже после – море, солнце, Алина, приготовленное на мангале мясо и… свежевыжатый апельсиновый сок.

Перед тем, как сойти с автобуса, Даниил позвонил тетке Лизе и предупредил, что скоро будет. Взглянув на экран, чертыхнулся, потому что снова забыл запастись зарядкой для телефона. Свою ведь отдал Алине. Уложил эту мысль в памяти, надеясь, что по возвращении в Лазаревское сразу же найдет магазин сотовой связи.

По телефону голос тетки Лизы показался Даниилу мягким. Собственно, так оно и было на самом деле. Таким голосом обычно обладают женщины отнюдь не крупные, ни телом, ни сознанием. Те, что поддерживают домашний очаг теплым, да не шибко стремятся вылезти из-за мужского плеча.

В очередной раз Даниил словил себя на мысли, что умеет ошибаться в людях и всячески практикует это, несмотря на приличный стаж работы в органах. Тетка Лиза оказалась высокой женщиной с крепкими руками, едва прикрытыми рукавами легкого цветастого платья. На вид ей было лет шестьдесят, но может и меньше. С толку сбивала повязка на глазу – черная, чуть отливающая в свете солнца. Короткие, выжженные краской волосы были зачесаны налево, а из дамских украшений в глаза бросались золотые серьги, уж слишком на контрасте с остальными деталями внешнего облика. И еще она сильно хромала на левую ногу.

– Доброго дня гостям! – все тем же мягким голосом встретила она Даниила, попутно открывая калитку. – Заходи, Даня. Я как раз борща сварила!

Запах борща с размаху ударил в нос, когда Даниил переступил порог небольшого дома, в котором жила тетка Лиза. Жила вместе с мужем, о существовании которого открыто и без отлагательств заявляли мужская куртка и сапоги в прихожей, а также общая фотография на стене у кухонного стола.

– Рома сейчас на работе, – пояснила тетка Лиза, кивнув на фото. – Ты присаживайся за стол. Руки можно помыть там, за кухней. Дверь мы еще не поставили, все никак до этого не дойдет, да и денег куры не клюют.

– Я бы просто кофе выпил, или чаю, – улыбнувшись, сказал Даниил. – Не голоден, да и заскочил-то на полчаса, – он полез в сумку за фотоальбомом. – Меня ведь под Сочи ждут.

– А что ж ты женушку с собой не взял?

– Не жена… – Даниил подавился словом. – Да она там с подругой встретилась как раз.

– Ну так и дай благоверной потрещать на женские темы, – подмигнула ему тетка Лиза.

Будто зажмурилась – второй глаз, если он и существовал, находился вне зоны видимости. Повязка то и дело привлекала внимание Даниила.

– Ромка у меня ведь раньше тоже в милиции работал, – добавила тетка Лиза. – Найдется вам о чем поговорить.

Половицы скрипели, чуть прогибаясь под весом хозяйки. Впрочем, дело было даже не в медленных, тугих движениях тетки Лизы – просто дом был уже пожившим и, скорее всего, пережившим не одно поколение людей.

Думая о том, как дома переживают своих владельцев – будто у дома есть душа, – Даниил вспомнил мать. Вспышкой возникли воспоминания о 86-м, времени на рубеже лета и осени, когда они с матерью перебрались с Севера под Ленинград, в город Кириши. В то время там проживала мамкина двоюродная сестра – Настасья Робертовна. В ее доме тоже скрипели половицы.

Борщ был наваристым, добротно приправленным зеленью с огорода и холодной сметанкой. Завернутые в тонкие листы молодой капусты голубцы тоже хорошо зашли. Был еще овощной салат, сдобренный нерафинированным подсолнечным маслом, да только уже некуда было его заталкивать.

После плотного обеда Даниил сидел за столом чуть развалившись, думая о том, что не помешало бы ослабить хватку ремня. Тетка Лиза сидела за столом с альбомом в руках и с мечтательным видом разглядывала лица на фотографиях. Рядом сидел Роман Александрович – муж тетки Лизы. Просто Ромка, как он представился Даниилу. Такой же высокий и крепкий, как и его жена.

– Ну а я сам на пенсию ушел в 92-м, – рассказывал он. – Тогда ведь с Севера все бежали, как крысы с тонущего корабля. Ну и мы с Лизкой побежали в конце девяностых. Здесь раньше матушка ее жила, но померла – удар разбил.

Ромка взял в руки бутылку с беленькой, в очередной раз предложил Даниилу, перед которым стояла пустая стопка. Получив отказ, налил себе и опрокинул стопку одним махом.

– Зря отказываешь, – чуть щурясь, сказал он. – Непьющий мужик, знаешь ли…

– Да вот не надо! – вмешалась тетка Лиза, потирая хромую ногу. – Правильно делает, что не пьет. Сколько твоих сослуживцев полегло не от выстрелов, а от водки, а?

– Это тебе не надо! – огрызнулся Ромка, и его южнорусский говор заиграл новыми красками. – Тут и без водки люди зазря погибают.

Тетка Лиза тяжело вздохнула, но ничего не сказала. Даниила же заинтересовала ее реакция, но спрашивать он не стал. Выдохнул. Расстегнул ремень.

– Ты ведь не знаком с нашим сыном, Витей? – спросил Ромка. – Ну да, ты ведь пораньше уехал. Они с Егоркой хорошо дружили…

Даниил ощутил хмельную паузу. Чуть набрался хозяин. Поспит крепким послеобеденным сном, да и весь вечер на откуп останется. А сам Даниил к тому времени будет уже в Лазаревском.

– Но я не об этом, – продолжил Ромка. – Витя здесь с одной девушкой хорошо дружил. Ну как дружил… Ты знаешь, – он усмехнулся по-доброму. – Маша Румянцева. Прекрасная девушка была. Мне казалось, такие в селах и станицах не остаются. Переезжают в большие города, и там себе женихов находят. Призвание находят.

– Вы сказали, была? – уточнил Даниил.

– Ни к чему это, Рома, – вновь вмешалась тетка Лиза, отложив фотоальбом в сторону.

– Убили ее. А выставили все так, будто утонула она. Пошла к озеру, упала случайно. Голова, мол, закружилась. Или поскользнулась.

Роман Александрович налил себе еще, никак не отреагировав на колкий взгляд жены. Выпил.

– А я был в морге, вместе с ее матерью и отцом, и видел синяки и кровоподтеки. На лице и на шее, знаешь, такие при падении не возникли бы, – заявил он, ткнув пальцем в стол. – То были следы избиения. Удушения. Насмотрелся на подобное за годы службы, и ни с чем не спутаю, – он помедлил. – Скрывают ведь, твари. Покрывают! Все тут около этого сраного Шаумяна трутся, будто он пуп земли! Девка от него отбиться не могла, вот он и взял свое силой, сука черножопая!

Роман Александрович рассвирепел. Даниилу была слишком хорошо знакомо это чувство.

– У Лизки на нервной почве, вон, нога отказывается ходить! – продолжал хозяин. – А про семью Маши я и вообще молчу. Старики себе места не находят. Страшно это, Даня. Очень страшно.

– И как давно это случилось? – спросил Даниил.

Муж и жена переглянулись.

– В середине июля, – ответил Роман Александрович, потер лоб. – В ночь с девятнадцатого на двадцатое, если уж точно.

– Ну а по поводу этого Шаумяна? Кто он такой?

– Лошадей разводит, – ответила тетка Лиза. – Точнее, не он сам, а дядя его – Эрик Мовсесян. Сергей только помогает. Ферма у него тут неподалеку.

– Все с задницы начинаешь! – выругался муж и с хмельной улыбкой посмотрел на тетку Лизу. Та просверлила его взглядом. – Этот Шаумян… Сережа, мать его так – просто сорокалетний наркоман! Прожигает свою жизнь, и других за собой тащит. Сукин сын! Два года назад у него на ферме нашли двести кило марихуаны. Двести кило! Так ему от восьми до двадцати грозило, а в итоге посадили каких-то узбеков-охранников. По одному году строгача на нос. Шаумяну же – условно. И дело с концом! Как тебе такие расклады?

Даниил кивнул.

– И все почему? Так есть у Сережи дядя по имени Эрик, у которого конюшни, лошадки дорогие. У которого связи дорогие. И в районе связи, и дальше, дальше – до Москвы и за Москвой. Он своих скакунов по всему миру продает, а где скидочка – там и отношение партнерское завязалось.

– Отмазали, короче, – заключил Даниил. – И я так понимаю, этот самый Шаумян был знаком с Машей?

– Не давала она ему, а он все требовал! – взорвался Роман Александрович. – Черножопый, одним словом! Машка-то красивая была – волосы светлые, стройная, глаза… В такие глаза смотришь, и утопаешь. Витя утопал.

– А где сейчас Витя?

– В Москве. Работает уже три года как в какой-то конторе. Штаны просиживает, но вроде в деньгах не обижают.

– Давно ли приезжал?

– Да вот сколько в Москве живет, столько и не приезжает.

Даниил вновь кивнул, и словил себя на мысли, что разговор с немолодой семейной парой за столом, где вкусная еда, где водочка, стал больше походить на допрос. Остановил себя с новыми вопросами. Не то место. Не то время.

– Ну так это и хорошо, что не обижают, – попытался уцепиться за новую тему Даниил.

– Ты, может, выпьешь все-таки? – спросил Ромка и потянулся за бутылкой, но твердая рука тетки Лизы преградила ему путь.

– Хватит, – грозно сказала она. – Иди-ка лучше спать.

– Да и мне уже пора ехать, – подхватил Даниил. – Спасибо вам за обед, и за компанию тоже. Правда, ведь еще дел на сегодня много.

– Спасибо, что приехал, – улыбнулась ему тетка Лиза, пока Ромка покорно вставал из-за стола. – А то ведь я уже и забыла про эти фотографии. Извини, что сама не смогла приехать. Но видишь…

– Да я все понимаю, – улыбнулся в ответ Даниил. – Не переживайте. И… берегите себя. Ногу бы лучше неврологу показать. Сам все не могу дойти со своей спиной к врачу, а ведь надо.

– Надо, – согласилась тетка Лиза. – Все нам кажется, что жизнь будет завтра, и послезавтра. Что времени хватит.

– Иначе и не скажешь.

Даниил поднялся из-за стола. Пожал руку Роману Александровичу, после чего тот, бурча что-то себе под нос, удалился из кухни. Вновь заскрипели половицы.

Распрощавшись с теткой Лизой, Даниил пошел по улице Советской в сторону остановки. К трем часам дня солнце чуть приблизилось к линии горизонта, но впереди еще были часы приятного отдыха. Пляж. Море. Алина.

Но что-то было не так в мыслях Даниила. Не зря говорил он себе, что чуть расслабишься – и пиши пропало. Темная сторона жизни сама найдет тебя, где бы ты ни был. Что это? Судьба? Если и так, то чертовски самодовольна эта самая судьба. Играет тобой, как пешкой на шахматной доске.