Текст книги "Подлинная история русских. XX век"

Однако на практике в это же время набирала силу тенденция прямо противоположного характера. По предложению НКВД 31 января 1944 года ГКО принял постановление о выселении чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР и фактически предрешил ликвидацию Чечено-Ингушской АССР. За годы войны это был уже четвертый случай ликвидации советского национально-государственного образования (в 1941 г. были выселены немцы Поволжья, в 1943 г. – карачаевцы и калмыки). Явно противоречили декларациям о всестороннем росте национальных республик постановления ГКО от 13 октября 1943 года и от 25 октября 1944 года о прекращении призыва в Вооруженные силы представителей коренного населения Средней Азии, Закавказья, Северного Кавказа.

Тяготы войны, утраты и лишения оживили религиозные настроения в народе, он открыто потянулся к церкви. Власть высоко ценила ее патриотическую деятельность по сбору денежных средств и вещей для нужд фронта. Она делала все новые и новые шаги к признанию важной роли церкви. Церкви была отдана типография практически прекратившего существовать Союза воинствующих безбожников. В ней в 1942 году была напечатана большая книга под названием «Правда о религии в России», предназначенная, главным образом, для пропаганды за границей. В книге говорилось о полной свободе религии в СССР, отмечался традиционный патриотизм Русской Православной церкви от Александра Невского до наших дней, подчеркивалась тесная связь между русским народом и его церковью, говорилось о необходимости обращения к Богу, так как только Его помощь может обеспечить победу. Советскую кинохронику, посвященную победам Красной Армии в битве под Москвой в декабре 1941 года, открывали немыслимые еще недавно кадры: колокольный звон московских церквей; крестный ход, возглавляемый православным духовенством в полном облачении с высоко поднятыми крестами; встречи армейских колонн в освобожденных городах местными жителями с иконами; солдаты, осеняющие себя крестным знамением и прикладывающиеся к святым образам; освящение танковой колонны, построенной на пожертвования верующих. В марте 1942 года в Ульяновске был созван первый за время войны Собор епископов. На нем была рассмотрена ситуация в Русской Православной церкви и осужден епископ Луцкий Поликарп (П.Д. Сикорский) за сотрудничество с фашистами и восстановление на оккупированной немцами территории неканонической Украинской автокефальной церкви.

Весной 1942 года власти впервые способствовали организации религиозного празднования православной Пасхи. 2 ноября 1942 года один из трех высших иерархов РПЦ, митрополит Киевский и Галицкий Николай (Б.Д. Ярушевич), управляющий Московской епархией, был включен в Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Большое значение имело также и то, что руководство церкви осуждало представителей духовенства, сотрудничавших с оккупантами. Были осуждены как «изменники веры и отечества» митрополиты Сергий (Прибалтика) и Алексий (Украина), архиепископ Филофей (Белоруссия) и другие иерархи церкви. Это не могло не сокращать общих масштабов коллаборационизма на оккупированных территориях.

4 сентября 1943 года состоялась встреча Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем, во время которой был очерчен круг неотложных вопросов и решений для нормализации государственно-церковных отношений в СССР. Сразу же после встречи патриархии был передан особняк (Чистый переулок, дом 5), занимаемый ранее германским послом Ф. Шуленбургом. 8 сентября был созван Архиерейский Собор для избрания патриарха, престол которого пустовал со дня смерти Патриарха Московского и всея России Тихона (В.И. Белавин) в 1925 году. 12 сентября Архиерейский Собор в составе 19 иерархов (3 митрополита, 11 архиепископов и 5 епископов) избрал митрополита Московского Сергия новым Патриархом Московским и всея Руси. Затем Сергий уже в новом качестве объявил об образовании совещательного органа при патриархе – Священного синода из трех постоянных и трех временных членов. Собор принял актуальный для военного времени документ, в котором говорилось, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана». Не менее значимым было обращение Собора к христианам всего мира с призывом «объединиться во имя Христа для окончательной победы над общим врагом».

8 октября 1943 года был образован Совет по делам Русской Православной церкви при СНК СССР. С конца года открываются для службы храмы, растет число православных общин, возвращается из лагерей репрессированное духовенство. 28 ноября 1944 года было принято правительственное решение об открытии православного богословского института и богословско-пастырских курсов для подготовки кадров священнослужителей.

По мере освобождения советских земель от оккупантов в лоно РПЦ возвратились монастыри и храмы, в большом количестве открытые по разрешению немецких оккупационных властей в целях противопоставления их советской власти. Всего за три года на занятой гитлеровцами территории было восстановлено около 9400 церквей, более 40% от их дореволюционного количества. В то же время фашистское нашествие привело к разрушению 1670 православных храмов, 237 костелов, 532 синагог, 69 часовен, 258 других культовых зданий. Религиозная свобода допускалась гитлеровцами, в принципе враждебными всякой форме христианства, временно. В последующем, как писал идеолог нацизма А. Розенберг, «христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен и заменен единственным символом – свастикой». Однако первый этап религиозной политики гитлеровцев на оккупированной территории оказал существенное влияние на государственно-церковные отношения в СССР.

Кульминацией признания роли и авторитета церкви стало проведение 31 января – 2 февраля 1945 года Поместного собора РПЦ, созванного в связи со смертью Патриарха Сергия. В работе Собора участвовали 41 архиепископ и епископ, 126 протоиереев приходского духовенства, а также делегации семи автокефальных церквей, что позволяло проводить параллели с Вселенским собором, не созывавшимся несколько столетий. Собор принял «Положение об управлении Русской Православной церкви», которым Московская патриархия руководствовалась до 1988 года, и избрал тринадцатым Патриархом Московским и всея Руси ленинградского митрополита Алексия (С.В. Симанский), возглавлявшего РПЦ в течение последующих 25 лет.

Урегулирование государственно-церковных отношений в годы войны распространилось и на другие религиозные объединения. Постановлением правительства СССР от 19 мая 1944 года был образован Совет по делам религиозных культов при СНК СССР. В его функции входило взаимодействие между Совнаркомом и руководителями неправославных конфессий. В годы войны в дополнение к Духовному управлению мусульман, которое находилось в Уфе, были созданы еще три самостоятельных управления: Средней Азии (г. Ташкент), Закавказья (г. Баку) и Северного Кавказа (г. Буйнакск). Управления занимались патриотическим воспитанием мусульман, собирали средства для семей фронтовиков и на постройку боевой техники, призывали верующих на перевыполнение плановых заданий, формировали положительный образ страны в мире.

К концу войны в СССР действовало 10547 православных церквей и 75 монастырей, в то время как перед началом Второй мировой войны было только около 380 церквей и ни одного действующего монастыря. В 1945 году Русской Православной церкви возвращается Киево-Печерская Лавра, из запасников музеев передаются в действующие храмы «чудотворные мощи», изъятые в 1920—30-х годах. Размах и интенсивность религиозного возрождения в СССР в годы войны позволяют говорить об этом времени как о «втором крещении Руси». Открытые церкви стали новыми центрами русского национального самосознания. Христианские ценности становились важнейшим элементом национальной идеологии и культуры. Некоторые исследователи (например, Ж.А. Медведев) неодобрительно пишут о войне как о времени, когда была осуществлена «наиболее важная националистическая реформа – полная легализация Русской Православной церкви». На наш взгляд, более верным и значимым является суждение доктора церковной истории митрополита Иоанна (в миру И.М. Снычев) о том, что отступление богоборческой власти в войне с церковью и сталинский тост «за русский народ» подводили черту «под изменившимся самосознанием власти, сделав патриотизм наряду с коммунизмом официально признанной опорой государственной идеологии». (Многократно возросшая роль РПЦ в постсоветское время характеризуется следующими данными: число епархий РПЦ к нашим дням увеличилось до 130, количество монастырей – до 545, число приходов приблизилось к 20 тысячам. РПЦ насчитывает 19,4 тысячи священнослужителей.)

На верующих в годы войны оказывало особенно большое влияние пророчество митрополита Гор Ливанских Илии Салиба (в миру Караме) из Антиохийского патриархата. Как рассказывают историки церкви, в начале войны митрополит несколько дней подряд молился перед иконой Божией Матери в древней пещерной церкви монастыря «Дейр Сайдет эль Нурия» (в переводе на русский – «Монастырь Божией Матери, несущей свет»), расположенного в 60 километрах к северу от Бейрута в высокой скале. Илия просил Богородицу за далекий Советский Союз, за Россию. «Спустившись в каменное подземелье… где не было ничего кроме иконы Божией Матери, Владыко затворился там. Не вкушал пищи, не пил, не спал, а только молился Божией Матери, и просил ее открыть, как можно помочь России. Каждое утро Владыке приносили сводку о числе убитых на фронтах и о том, куда дошел враг. И вот через трое суток, в огненном столпе явилась ему Сама Матерь Божия и объявила, что он, как истинный молитвенник и друг России, избран для того, чтобы передать определение Божие этой стране. Если это определение не будет выполнено, Россия погибнет». Определение было таким: «Должны быть открыты по всей стране храмы и духовные монастыри. Священники должны быть возвращены из тюрем. Ленинград не сдавать, но обнести город Святой иконой Казанской Божией Матери. Потом икону везти в Москву и совершить там молебен, и далее везти ее в Сталинград…»

Митрополит связался с главами Русской Православной церкви, написал им о молитвах и о том, что повелела Божия Матерь. Полагают, что начальник Генерального штаба маршал Б.М. Шапошников, открыто религиозный человек, лично докладывал о письме Сталину и советовал поступить согласно предсказанию. Сталин прислушался к повелению, пришедшему из Ливана, выпустил из тюрем множество священников, открыл церкви. Самолет с иконой Казанской Божией Матери облетал не только Ленинград и Москву. В 1942 году состоялся облет Сталинграда, о котором, в частности, говорил маршал Г.К. Жуков писателю Юрию Бондареву. Все пророчества митрополита Илии сбылись. В 1947 и 1948 годах он посещал Россию, где ему была подарена икона Казанской Божией Матери, золотой наперсный крест с драгоценностями и две украшенные драгоценностями панагии – знаки митрополичьего сана. Илие была также присуждена Сталинская премия за помощь в войне с фашистами. От денежной награды митрополит отказался, сказав, что монаху деньги не нужны, и велел отдать премию детям, лишившимся в войну родителей.

Любовь к Родине, ненависть к врагу, вера в победу, патриотизм и героизм советского народа были ведущими темами произведений литературы и искусства. Советская литература еще до начала Великой Отечественной войны, по словам А.Н. Толстого, «от пафоса космополитизма пришла к Родине». Война многократно усилила эту патриотическую тенденцию в публицистике и всей художественной культуре. Публицистика А.Н. Толстого, М.А. Шолохова и И.Г. Эренбурга, лирика К.М. Симонова, А.А. Суркова и А.Т. Твардовского, симфонии С.С. Прокофьева и Д.Д. Шостаковича, песни А.В. Александрова, Б.А. Мокроусова и В.П. Соловьева-Седого, картины С.В. Герасимова, А.А. Дейнеки поднимали моральный дух советских граждан, развивали чувство национальной гордости, укрепляли настроенность на победу.

Воспитание у советских людей чувства ненависти и мести средствами публицистики, кино, всей системой политико-воспитательной работы, особенно поощряемое на первых этапах войны и выраженное в призывах: «Смерть немецким оккупантам!», «Убей немца!», имело свои пределы. На заключительном этапе была дана установка на сдерживание крайностей с тем, чтобы ненависть к врагу не вылилась во всеобщую слепую ярость ко всему немецкому народу.

Имело свои границы и отступление в духе «националистического нэпа». В 1944 году в ЦК ВКП(б) состоялось совещание историков, на котором осуждались крайности, идущие как по линии очернения прошлого русского народа, преуменьшения его роли в мировой истории (А.М. Панкратова, М.В. Нечкина, Н.Л. Рубинштейн и др.), так и по линии сползания на позиции «великодержавного шовинизма» и «квасного патриотизма» (X.Г. Аджемян, Б.Д. Греков, А.В. Ефимов, Е.В. Тарле и др.). В одном из проектов постановления по итогам совещания отмечалось, что в работах «ряда историков, особенно – Яковлева и Тарле, проявляются настроения великодержавного шовинизма, обнаруживаются попытки пересмотреть марксистско-ленинское понимание русской истории, оправдать и приукрасить реакционную политику царского самодержавия, противопоставить русский народ другим народам нашей страны». А.И. Яковлев на заседании 7 января 1944 года в Наркомпросе высказал смелую мысль: «Мне представляется необходимым выдвинуть на первый план мотив русского национализма. Мы очень уважаем народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним любовно. Но русскую историю делал русский народ. И мне кажется, что всякий учебник о России должен быть построен на этом лейтмотиве… Этот мотив национального развития, который так блистательно проходит через курс истории Соловьева, Ключевского, должен быть передан всякому составителю учебника… Мы, русские, хотим истории русского народа, истории русских учреждений, в русских условиях».

Это заявление было осуждено как «явное проявление великодержавного пренебрежительного отношения к нерусским народам». Были отвергнуты предложения о включении в число исторических героев А.А. Брусилова, А.М. Горчакова, А.П. Ермолова, М.И. Драгомирова, К.П. Кауфмана, М.Д. Скобелева, М.Г. Черняева и других выдающихся военных и государственных деятелей дореволюционной России.

Еще более жестким было осуждение «националистических проявлений» в других республиках. 31 января 1944 года Сталин принял личное участие в обсуждении киноповести А.П. Довженко «Украина в огне». Он осудил повесть за то, что в ней «ревизуется ленинизм», «нет ни одного слова о Ленине», не разоблачаются петлюровцы и другие предатели украинского народа, изображается, будто колхозный строй убил в людях национальную гордость, в то время как «именно советская власть и большевистская партия свято хранят исторические традиции и богатое культурное наследство украинского народа и всех народов СССР и высоко подняли их национальное самосознание». Сталин негодующе заметил: «Если судить о войне по киноповести Довженко, то в Отечественной войне не участвуют представители всех народов СССР, в ней участвуют только украинцы». Заключение было суровым: повесть является «ярким проявлением национализма, узкой национальной ограниченности». Берия посоветовал заслуженному деятелю искусств УССР: «А теперь… исчезай, вроде бы нет и не было тебя». 12 февраля 1944 года Политбюро КП(б)У приняло решение, в соответствии с которым А.П. Довженко сняли со всех занимаемых должностей как в государственных учреждениях, так и в общественных организациях. 21 февраля 1944 года он был исключен из Всеславянского Комитета.

9 августа 1944 года ЦК ВКП(б) принял постановление, осуждающее республиканскую газету «Красная Татария» за принижение роли Красной Армии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и «преклонение перед военной мощью, техникой и культурой буржуазных стран». Татарскому обкому партии предлагалось устранить «серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация ханско-феодального эпоса об Идегее)». 27 января 1945 года аналогичное внушение было сделано руководству Башкирской партийной организации. Здесь тоже обнаружились серьезные идеологические просчеты: «В подготовленных к печати “Очерках по истории Башкирии”, в литературных произведениях “Идукай и Мурадым”, “Эпос о богатырях” не проводятся разграничения между подлинными национально-освободительными движениями башкирского народа и разбойничьими набегами башкирских феодалов на соседние народы, недостаточно показывается угнетение трудящихся башкир татарскими и башкирскими феодалами, идеализируется патриархально-феодальное прошлое башкир. В пьесе “Кахым-Туря” извращается история участия башкир в Отечественной войне 1812 года, противопоставляются друг другу русские и башкирские воины». Формулировки были ужесточены на Х пленуме правления Союза советских писателей (17 мая 1945 г.). Здесь уже говорили, что в Татарии «поднимали на щит ханско-феодальный эпос об Идегее и делали Золотую Орду передовым государством своего времени», нечто подобное произошло и в Башкирии с эпосом Карасахал, там тоже «извратили историю и впали в идеализацию патриархально-феодального прошлого». Все это заставляло историков и литераторов впредь быть очень осторожными в проведении грани между «героическим прошлым» народа и «идеализацией» его исторического прошлого, а также не допускать безразличия к местности, где геройствовали славные предки.

Великая Отечественная война в целом была временем решающих уступок национальному сознанию народов СССР, особенно русскому национальному самосознанию. Гимн страны, повсеместно исполнявшийся с 15 марта 1944 года, закреплял новую ситуацию и линию партии в национальном вопросе. В соответствии с реальной ролью русского народа в отечественной истории, в укреплении единства многонационального советского общества о Советском Союзе стали петь, как о нерушимом союзе республик, сплоченных навеки Великой Русью. Попытки ультраинтернационалистов сузить масштабы уступок военного времени и возвратиться к довоенной программе, лозунгам и методам интернационально-патриотического воспитания не имели успеха. Это продемонстрировало, в частности, совещание историков в ЦК ВКП(б) (май – июль 1944 г.), инициированное ревностными историками-марксистами, взращенными в известной школе М.Н. Покровского. Уступки русскому национальному сознанию были сохранены, а позже, в период борьбы с «низкопоклонством перед Западом» и «космополитизмом» в какой-то мере расширены. Однако утверждать, что национальная политика в послевоенные годы сталинского правления полностью определялась принципами национал-большевизма, на наш взгляд, было бы неверно. Переход на этот путь должен бы существенно отразиться на архитектонике национально-государственного устройства страны, чего, как известно, при Сталине не произошло.

Советский Союз выходил из войны с самой многочисленной армией в Европе (11 миллион 365 тысячи человек) и расширенными границами своего государства. Договоренности с союзниками закрепляли права СССР на территории Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии, Северной Буковины, присоединенные в начале Второй мировой войны, на часть Пруссии (Кенигсберг и прилегающие к нему районы, ставшие Калининградом и Калининградской областью РСФСР). С Литовской ССР воссоединилась Клайпеда. По соглашению о перемирии с Финляндией СССР расширился за счет района Петсамо (ныне Печенгский район Мурманской области) и стал граничить с Норвегией. По договорам о границах с Чехословакией и Польшей в СССР были включены Подкарпатская Русь (нынешняя Закарпатская область Украины) и район Владимира-Волынского, бывшего в XII—XIV вв. столицей Галицко-Волынского княжества. На востоке в границы СССР были включены Южный Сахалин и Курильские острова. В октябре 1944 года в состав РСФСР добровольно вошла на правах автономной области Тува, преобразованная позже (в 1961 г.) в автономную республику.

Незадолго до Второй мировой войны, 17 января 1939 года, в СССР была проведена перепись населения, насчитавшая 170,6 миллиона живущих в стране людей, около трети из них (32,9%) были горожанами. С присоединением к СССР в 1939—1940 годах новых территорий и общим приростом населения численность советских людей к 22 июня 1941 года выросла до 196,7 миллиона человек. 73 процента жителей страны насчитывали три славянских народа: русские (51,8%), украинцы (17,6%) и белорусы (3,6%). Демографический потенциал Советского Союза был гораздо более высоким, нежели тот, которым располагал его вероятный военный противник. К началу Второй мировой войны население Германии насчитывало 69,3 миллиона человек. Аншлюс Австрии увеличил население третьего рейха до 80 миллионов человек.

Ущерб, нанесенный войной Советскому Союзу, был огромен. Население, по оценкам демографов, за период с июня 1941 года до начала 1946 года сократилось с 196,7 до 170,5 млн. человек. Общие людские потери СССР в результате войны составили 26,6 млн. человек, 13,5% от численности населения СССР на начало войны. Довоенная численность населения России была восстановлена к 1954 году.

За годы войны, в том числе и за компанию на Дальнем Востоке в 1945 году потери Вооруженных Сил СССР составили 11,4 млн. человек. Из них 5,2 млн. человек погибли в боях и умерли от ран на этапах санитарной эвакуации. 1,1 млн. умерли от ран в госпиталях. 0,6 млн. составили разные небоевые потери – умершие от болезней, погибшие в результате происшествий, покончившие жизнь самоубийством, осужденные к расстрелу. 5 млн. человек пропали без вести и попали в фашистские концлагеря. С учетом вернувшихся из плена после войны (1,8 млн. человек) и почти миллиона человек из числа учтенных ранее как пропавшие без вести, но выживших и вторично призванных в армию на освобожденной территории, демографические потери военнослужащих Вооруженных сил СССР списочного состава составили 8,7 млн. человек (4,4% от довоенной численности населения страны). Официальные данные, опубликованные сразу после окончания войны, были явно занижены. В интервью относительно Фултонской речи Черчилля Сталин объявил: «В результате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу – около семи миллионов человек.

Каждые сутки на советско-германском фронте выбывало из строя в среднем 21 тыс. человек, из них около 8 тыс. – безвозвратно. Самые большие среднесуточные потери отмечаются в летне-осенних кампаниях 1941 года – 24 тысячи человек (17,1 тысячи – безвозвратные и 6,9 тысячи – санитарные) и 1943 года – 27,3 тысячи человек (7,6 тысячи – безвозвратные и 19,7 тысячи – санитарные).

Жертвами войны стали миллионы мирных граждан. Они гибли от боевого воздействия противника в прифронтовых районах, в блокадных и осажденных городах. 7,4 млн. советских людей было преднамеренно истреблено гитлеровцами на оккупированной территории. (Считается, что из них более 4 млн, т. е. более 54%, составляли евреи). 5,3 млн. советских граждан были насильственно вывезены на работы в Германию. Из них 2,2 млн. погибли и умерли в фашистской неволе, 451 тыс. не вернулись по разным причинам и стали эмигрантами. На 4,1 млн. человек сократилось население на оккупированной территории в результате повышенной смертности от жестоких условий оккупационного режима (голод, инфекционные болезни, отсутствие медицинской помощи). По причине повышенной смертности умерло 1,3 млн. детей из числа родившихся в годы войны.

Развязанная гитлеровцами Вторая мировая война обернулась людской трагедией и для самой Германии и ее союзников. По данным всеобщей переписи населения, проведенной в Германии в октябре 1946 года, в стране насчитывалось 65,9 млн. человек. Только на советско-германском фронте (с 22 июня 1941 по 9 мая 1945 г.) безвозвратные потери Германии составили 7181 тыс. военнослужащих, а вместе с союзниками – 8649 тыс. человек.

В годы войны несли большие невосполнимые утраты все народы СССР. При этом потери граждан России составили 71,3% от общих демографических потерь Вооруженных сил СССР. Среди мобилизованных на выполнение ратного долга перед Отечеством в годы войны русские по национальности насчитывали 65,4%, украинцы – 17,7%, белорусы – 3,2%, татары – 1,7%, евреи – 1,4%, казахи – 1,1%, узбеки – 1,1%, другие народы СССР – 8,3%. Среди погибших военнослужащих по национальному составу наибольшие потери понесли русские – 5,7 млн. человек (66,4% всех погибших), украинцы – 1,4 млн. (15,9%), белорусы – 253 тыс. (2,9%), татары – 188 тыс. (2,2%), евреи – 142 тыс. (1,6%), казахи – 125 тыс. (1,5%), узбеки —118 тыс. (1,4%), другие народы СССР – 8,1%.

В сражениях с немецко-фашистскими захватчиками погибло, умерло от ран и болезней, пропало без вести и попало в плен 1023,1 тыс. офицеров Красной Армии и Военно-Морского флота (35% от общего числа офицеров, состоявших на военной службе в кадрах Вооруженных Сил в период войны). Среди них было 416 генералов и адмиралов, 2502 полковника. О национальном составе генералитета можно судить по имеющимся данным на 15 мая 1944 года. Из 2952 генералов Красной Армии русские по национальности составляли 2272 чел. (63,5%), украинцы – 286 (9,7%), белорусы – 157 (5,3%), евреи – 102 чел. (3,5%), армяне – 25 чел. (0,85%), а также латыши – 19 чел., поляки – 17 чел., грузины и татары – по 12 чел., осетины – 9 чел., литовцы – 8 чел., азербайджанцы и эстонцы – по 5 чел., мордвины и чуваши – по 4 чел., испанцы и финны – по 3 чел., калмыки – 2 чел., казахи, караимы, коми, марийцы, немцы, узбеки, черкесы – по 1 человеку.

Общие безвозвратные демографические потери СССР (26,6 млн. чел.) были в 2,2 раза больше потерь Германии и ее сателлитов (11,9 млн. чел.). Большая разница в количестве людских утрат объясняется геноцидом гитлеровцев в отношении гражданского населения на оккупированной территории, унесшим жизни 17,9 млн. человек. (Для сравнения: США потеряли во Второй мировой войне 405 тыс., Великобритания – 350 тыс. человек.)

Помимо своей страны советские войска освободили полностью или частично 13 стран Европы и Азии. Освободительная миссия за пределами нашей страны стоила жизней более миллиона советских солдат, покоящихся в земле Польши (более 600 тыс.), Венгрии (свыше 140 тыс.), Чехословакии (около 140 тыс.), Германии (102 тыс.), Румынии (69 тыс.), Австрии (26 тыс.), Китая (9,3 тыс.), Югославии (8 тыс.), Норвегии (3,4 тыс.), Болгарии (977 чел.), Северной Кореи (691 чел.).

Война оставила после себя миллионы раненых, искалеченных, потерявших здоровье на войне. По состоянию на 1 июля 1945 год на излечении в госпиталях находилось более миллиона человек. Среди 3,8 млн. человек, уволенных в годы войны из армии по ранению и болезни, 2,6 млн. стали инвалидами. Специфика войны и оккупации привела к появлению особых демографических категорий населения. По материалам ставки Гитлера, к концу войны на советской территории побывали почти 11 млн. немецких военнослужащих, от которых родилось около 3 млн. детей. По данным ФРГ, в советской зоне оккупации от военнослужащих Красной Армии немецкие женщины родили около 292 тыс. детей.

Соотношение между советскими и немецкими безвозвратными потерями составляет 1,3:1. На это соотношение во многом повлиял тот факт, что количество военнопленных, погибших в нацистских лагерях (более 2,5 млн. чел. из 4,6 млн.) в пять с лишним раз превысило число военнослужащих противника, умерших в советском плену (420 тыс. чел. из 4,4 млн. чел.). К примеру, из более 55 тыс. советских евреев, попавшие в плен к гитлеровцам, живыми остались 4457 человек, остальные стали жертвой Холокоста. 10 172 (по другим данным – 20—30 тыс.) евреям, сражавшимся на стороне Германии и попавшим в советский плен, подобная участь не грозила. (Всего, по данным израильской газеты «Вести», в составе гитлеровской армии на фронтах Второй мировой войны воевало 150 тыс. еврейских солдат и офицеров.)

Огромная территория на западе СССР к маю 1945 года лежала практически в руинах. Материальный ущерб, нанесенный стране войной, был равен потери почти 30% ее национального богатства. (Для сравнения: в Великобритании – 0,9%, в США – 0,4%.) Враг полностью или частично разрушил 1710 городов и поселков, более 70 тыс. деревень, около 6 млн. зданий; лишил крова 25 млн. человек. Были уничтожены почти все находившиеся на этой территории заводы, фабрики, шахты, 65 тыс. км железнодорожных путей, разграблены музеи и библиотеки. Восстановление хозяйства к концу войны свелось здесь большей частью к разборке завалов, ремонту сохранившихся сооружений, вводу в строй предприятий, наименее пострадавших от разрушений, или крайне необходимых для военных и хозяйственных нужд. Были восстановлены железнодорожные пути. К концу войны промышленность освобожденных районов обеспечивала выпуск только 30% объема довоенного производства.

К концу войны, со всей остротой встала проблема репатриации на родину 5 млн. советских граждан («перемещенных лиц», включая военнопленных, «восточных рабочих», узников концлагерей, военнослужащих в немецких формированиях и пр.), оказавшихся за пределами СССР и оставшихся в живых. Согласно соглашениям в Ялте, «перемещенные лица» должны были в обязательном порядке возвращаться на родину. До 1 марта 1946 год в СССР было репатриировано 4,2 млн. советских граждан (2,7 млн. гражданских лиц, 1,5 млн. военнопленных). В результате разлада между союзниками обязательный принцип репатриации начал нарушаться сначала в отношении «западников» (граждане из районов СССР, присоединенных после 1939 г.) а затем и «восточников». «Невозвращенцы» составили так называемую «вторую волну эмиграции из России» на Западе. В 1952 года численность этой волны эмиграции (в основном не желающих или просто побоявшихся возвратиться в СССР) составила около 620 тыс. человек. Из них 140 тыс. – это бывшие советские немцы, принявшие гражданство ФРГ.

Судьба тех, кто был возвращен в СССР, также оказалась непростой. Сталинское руководство опасалось, что длительное бесконтрольное пребывание советских людей за границей повлияло на их мировоззрение и политические настроения. «Контраст между уровнем жизни в Европе и у нас, контраст, с которым столкнулись миллионы воевавших людей, – писал К.М. Симонов, – был нравственным и психологическим ударом, который не так легко было перенести нашим людям, несмотря на то, что они были победителями в этой войне». Этот контраст мог стать основой «низкопоклонства перед Западом», распространения которого среди советских людей очень опасались во властных структурах страны. Им же была порождена особая настороженность властей к согражданам, побывавшим в годы войны в капиталистических странах Европы.