Текст книги "Подлинная история русских. XX век"

Отношение к творчеству А.Т. Твардовского у поборников национальной ограниченности сохранялось и в последующем. В 1953 году писатель И.Л. Сельвинский в письме Г.М. Маленкову продолжал настаивать, что «творчество этого поэта, будучи само по себе очень талантливо, в поэтическом отношении консервативно, а в идейном реакционно». Пространные доказательства этого он полагал излишними. Было достаточно одного Василия Теркина, который «на протяжении 5000 строк не заметил ни революции, ни партии, ни колхозного строя, а битву с германским фашизмом рассматривает, как войну с немцем». И в 1960 году Сельвинский остался верен себе. «“Василий Теркин”, – поучал он молодых поэтов, – вещь откровенно несовременная! Русофильская! Характер времен первой империалистической войны… Козьма Крючков!..»

История с огульной критикой книги «Родина и чужбина», по справедливому суждению современного литературоведа А.В. Огнева, наводит на резонные размышления, почему в свое время началась борьба с космополитизмом. Ее экстремистские формы нельзя оправдывать, но вместе с тем следует принимать во внимание, что некоторые советские литераторы на самом деле стояли на космополитических позициях, не проявляли должного отношения к национальным чувствам русских писателей, по сути, не различали интернационализм и космополитизм.

Первое за послевоенный период теоретическое осмысление феномена космополитизма в сравнении с патриотизмом и национализмом было предложено известным партийным теоретиком О.В. Куусиненом в статье «О патриотизме», открывающей первый номер журнала «Новое время» (1945). Отметив взлет патриотического движения в различных странах во время Второй мировой войны, автор признавал, что в прошлом патриотизм сторонников коммунизма и социализма долгое время оспаривался и что обвинения коммунистов и всех левых рабочих в отсутствии у них патриотизма было свойственно якобы только «врагам» рабочего движения. Начало эпохи развития патриотизма в рядах сознательных рабочих всех стран автор отнес ко дню рождения советского патриотизма, ко времени, когда рабочий класс России завоевал себе положение хозяина своей страны. Именно тогда, по утверждению теоретика, сознательные рабочие других стран стали чувствовать особую привязанность к Советской стране и стали называть ее отечеством рабочих всех стран. Но эта привязанность возбудила в них особое чувство любви и к собственным странам как очагам лучшего будущего трудящихся своей нации. Сила такого патриотизма особенно ярко дала себя знать в партизанской борьбе против немецко-фашистских оккупантов. Возрожденный в годы войны патриотизм определялся как «самоотверженная борьба за свободное, счастливое будущее своего народа». В Советском Союзе уровень развития патриотизма признавался гораздо более высоким, чем в других странах.

Национализм в социалистической стране исключался по определению. «Даже умеренный буржуазный национализм, – утверждал Куусинен, – означает противопоставление интересов собственной нации (или ее верхушечных слоев) интересам других наций». Ничего общего с национализмом не мог иметь и истинный патриотизм. «В истории не было ни одного патриотического движения, которое имело бы целью покушение на равноправие и свободу какой-либо чужой нации». Космополитизм – безразличное и пренебрежительное отношение к отечеству – тоже органически противопоказан коммунистическому движению каждой страны. «Коммунизм не противопоставляет, а сочетает подлинный патриотизм и пролетарский интернационализм». Подытоживая рассуждения, автор писал: «Космополитизм – идеология, совершенно чуждая трудящимся. Это идеология, характерная для представителей международных банкирских домов и международных картелей, для крупнейших биржевых спекулянтов, мировых поставщиков оружия («торговцев смертью») и их агентов. Эти круги действительно орудуют согласно латинской пословице «ubi bene, ibi patria» (где хорошо, там и отечество)». Таким образом, выходило, что в нашей стране космополитами могли быть только «враги народа», сторонники буржуазного космополитизма и национализма.

Большое значение феномену космополитизма придавал И.В. Сталин. Он связывал его с послевоенной борьбой США за мировое господство. На странице проекта новой программы партии летом 1947 года Сталин оставил запись: «Теория “космополитизма” и образования Соед[иненных] Штатов Европы с одним пр[авительст]вом. “Мировое правительство”». Эта помета объясняет главные причины развернувшейся вскоре в СССР кампании против космополитов вовне и внутри СССР.

Еще одна попытка подвести единую теоретическую базу под антипатриотизм и космополитизм была сделана Г.Ф. Александровым в начале 1948 года в статье «Космополитизм – идеология империалистической буржуазии» (Вопросы философии. 1948. № 3). В статье разъяснялось, что идеологи буржуазии за рубежом и «мелкие отщепенцы – антипатриоты в СССР» орудуют под флагом космополитизма, потому что под ним было удобнее всего пытаться разоружить рабочие массы в борьбе против капитализма, ликвидировать национальный суверенитет отдельных стран, подавить революционное движение рабочего класса. Космополитами в статье были представлены кадеты П.Н. Милюков, А.С. Ященко, «отъявленными космополитами» – «враги народа» Пятаков, Бухарин, Троцкий. Однако статья вызвала негативную реакцию из-за того, что в ней «чрезмерно много места уделяется разной дряни вроде мертворожденных писаний реакционных буржуазных профессоров».

Гораздо более злободневный пример космополитизма был обнаружен в мае 1947 года в книге здравствующего профессора-литературоведа И.М. Нусинова «Пушкин и мировая литература», изданной в 1941 году. В рецензии, написанной поэтом Николаем Тихоновым, отмечалось, что Пушкин и вместе с ним вся русская литература представлялись в этой книге «всего лишь придатком западной литературы», лишенным «самостоятельного значения». По Нусинову выходило, что все у Пушкина «заимствовано, все повторено, все является вариацией сюжетов западной литературы», что «русский народ ничем не обогащал мировую культуру». Такая позиция современного «беспачпортного бродяги в человечестве» объявлялась следствием «преклонения» перед Западом и забвения заповеди о том, что только наша литература «имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали».

Вскоре (в июне) эта тема была вынесена на пленум правления Союза писателей СССР. А.А. Фадеев развил критику «очень вредной» книги Нусинова. Он, в частности, отметил, что «в этой книге вообще нет ни слова о том, что была такая Отечественная война 1812 года», что Пушкин «сделан безнационально-всемирным, всеевропейским, всечеловеческим. Как будто можно быть таким, выпрыгнув из исторически сложившейся нации». Осуждалась основная идея этой книги: «Свет идет с Запада, а Россия страна восточная». Именно с этого выступления стала разворачиваться громкая кампания в литературоведении и других гуманитарных сферах против низкопоклонства, отождествленного с космополитизмом.

Кампания имела и другие задачи. Она была направлена против разрабатываемого в США «Гарвардского проекта», нацеленного на разрушение советского патриотизма и замену его «общечеловеческими ценностями», вполне совместимыми с традиционным патриотизмом американцев и отношением к Америке «космополитов» в других странах мира, не имеющих ничего против этой страны как метрополии будущей единой мировой республики. Известное положение речи американского президента Г. Трумэна перед канзасскими избирателями о том, что «народам будет так же легко жить в добром согласии во всемирной республике, как канзасцам в Соединенных Штатах», имело в Советском Союзе недвусмысленную реакцию. В статье «За советскую патриотическую науку права» известный правовед Е.А. Коровин писал: «Первая и основная ее задача – отстаивать всеми доступными ей средствами национальную независимость, национальную государственность, национальную культуру и право, давая сокрушительный отпор любой попытке посягательства на них или хотя бы на их умаление» (Советское государство и право. 1949. № 7).

Кампанию возглавляли А.А. Жданов, ставший к этому времени вторым лицом в руководстве страной, и новые руководители управления пропаганды и агитации ЦК партии – секретарь ЦК М. А. Суслов, заменивший на посту начальника управления 17 сентября 1947 года Г.Ф. Александрова, и Д.Т. Шепилов, редактор «Правды» по отделу пропаганды, ставший 18 сентября заместителем Суслова.

Установки на проведение кампании были даны в статье Шепилова «Советский патриотизм», опубликованной в «Правде» 13 августа 1947 года. Из ее содержания видно, что советские лидеры готовы были подозревать в антипатриотизме всякого, кто не соглашался, что теперь не мы догоняем Запад в историческом развитии, а «странам буржуазных демократий, по своему политическому строю отставшим от СССР на целую историческую эпоху, придется догонять первую страну подлинного народовластия». Соответственно утверждалось, что советский строй «в сто крат выше и лучше любого буржуазного строя»; «Советский Союз является страной развернутой социалистической демократии»; «теперь не может идти речь ни о какой цивилизации без русского языка, без науки и культуры народов Советской страны. За ними приоритет»; «капиталистический мир уже давно миновал свой зенит и судорожно катится вниз, в то время как страна социализма, полная мощи и творческих сил, круто идет по восходящей». Наличие низкопоклонства перед Западом в СССР признавалось, но изображалось свойством отдельных «интеллигентиков», которые все еще не освободились от пережитков «проклятого прошлого царской России» и с лакейским подобострастием взирают на все заграничное только потому, что оно заграничное, умиляются даже мусорным урнам на берлинских улицах.

Наиболее громким рупором в этой кампании был А.А. Жданов. Выступая в феврале 1948 года на совещании в ЦК с деятелями советской музыки, он выдвинул универсальное обоснование резкого поворота от интернационализма как некоего социалистического космополитизма к интернационализму как высшему проявлению социалистического патриотизма. Применительно к ситуации в искусстве он говорил: «Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину – означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродным космополитом».

Однако все эти положения на протяжении 1945—1948 годов носили отвлеченный абстрактно-теоретический характер. Они в равной мере обслуживали и «патриотов» и «интернационалистов». Например, в ноябре 1948 года с санкции Д.Т. Шепилова в секторе искусств отдела пропаганды и агитации состоялось совещание, в котором участвовал театральный критик А.М. Борщаговский и другие будущие «космополиты». На совещании велась речь о необходимости раскритиковать А.А. Фадеева за упущения в области драматургии, сместить его с поста генерального секретаря Союза писателей и назначить на этот пост представлявшегося более управляемым и предсказуемым К.М. Симонова. Замысел этот оказался неосуществленным не по теоретическим, а по более важным идеологическим и политическим основаниям.

Все более развертывавшаяся, начиная с 1947 года, кампания по укреплению советского патриотизма, преодолению низкопоклонства перед Западом к концу 1948 года стала приобретать заметно выраженный антисемитский оттенок. В качестве низкопоклонников и космополитов все чаще фигурировали интеллигенты-евреи. Происходило это скорее по объективной причине, поскольку евреи были представлены в составе советской интеллигенции довольно большим удельным весом, во много раз большим, чем был удельный вес евреев в населении страны, и активно участвовали в политической и идеологической борьбе по разные стороны баррикад.

После войны евреи составляли 1,3 процента населения страны. В то же время, по данным на начало 1947 года, среди заведующих отделами, лабораториями и секторами Академии наук СССР по отделению экономики и права евреев насчитывалось 58,4%, по отделению химических наук – 33%, физико-математических наук – 27,5%, технических наук – 25%. В начале 1949 года 26,3% всех преподавателей философии, марксизма-ленинизма и политэкономии в вузах страны были евреями. В академическом институте истории сотрудники-евреи составляли в начале 1948 года 36% всех сотрудников, в конце 1949 года – 21%. При создании Союза советских писателей в 1934 году в московскую организацию было принято 351 человек, из них писателей еврейской национальности – 124 (35,3%), в 1935—1940 годах среди вновь принятых писателей писатели еврейской национальности насчитывали 34,8%, в 1941—1946 годах – 28,4%, в 1947—1952 годах – 20,3%. В 1953 году из 1102 членов московской организации Союза писателей русских было 662 (60%), евреев – 329 (29,8%), украинцев – 23 (2,1%), армян 21 (1,9%), других национальностей – 67 человека (6,1%). Близкое к этому положение, как отмечали руководители Союза советских писателей в справке на имя Н.С. Хрущева в марте 1953 года, существовало в Ленинградской писательской организации и в Союзе писателей Украины. По некоторым оценкам, эти показатели для последующих лет были гораздо более высокими (Солоухин В.А. Последняя ступень: Исповедь вашего современника. М., 1995; Топоров В.Л. Двойное дно: Признания скандалиста. М., 1999).

В такой ситуации любые сколько-нибудь значительные по количеству участников идеологические баталии и давление на «интеллигентиков» со стороны власти представали как явления, затрагивающие преимущественно еврейскую национальность. В том же направлении «работали» довольно простые «соображения». США стали теперь нашим вероятным противником, а евреи там играют видную роль в экономике и политике. Израиль, едва успев родиться, заявил себя сторонником США. Советских евреев, имеющих широкие родственные связи с американскими и израильскими евреями и в наибольшей степени ориентированных со времен войны на развитие экономических и культурных связей с буржуазными странами Запада, необходимо рассматривать как сомнительных советских граждан и потенциальных изменников.

После арестов активистов Еврейского антифашистского комитета в конце 1948 года вскоре подоспела кампания по борьбе с космополитизмом. Одна из главных ролей в ее развязывании связывается с именем Г.М. Попова, первого секретаря МК и МГК ВКП(б) и одновременно председателя исполкома Моссовета и секретаря ЦК. В первой половине января 1949 года, будучи на приеме у Сталина, он доложил, что на XII пленуме Союза писателей СССР при попустительстве Агитпропа ЦК была предпринята антипатриотическая атака на А.А. Фадеева: «космополиты» предприняли попытку сместить его и избрать своего ставленника; Фадеев же из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью. Когда Д.Т. Шепилов, в свою очередь принятый Сталиным, начал говорить о жалобах театральных критиков на гонения со стороны руководства ССП и в доказательство положил на стол письмо А.М. Борщаговского, Сталин, не взглянув на него, раздраженно произнес: «Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева». Шепилову не оставалось ничего иного, как организовывать отражение атаки. Работавшие в «Правде» В.М. Кожевников и Д.И. Заславский с помощью К.М. Симонова, А.А. Фадеева и А.В. Софронова спешно, к 27 января, подготовили статью «Последыши буржуазного эстетства». В верстку по указанию Сталина были внесены уточнения. Вычурный заголовок был заменен. Статья получила название «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Критикуемый феномен по тексту статьи для разнообразия обозначался трояко: «ура-космополитизм», «оголтелый космополитизм» и «безродный космополитизм».

Статья была опубликована в «Правде» 28 января 1949 года. Вслед был выдан залп газетных статей с заголовками «До конца разоблачить антипатриотическую группу», «Безродные космополиты в ГИТИСе», «Буржуазные космополиты в музыкальной критике», «Разгромить буржуазный космополитизм в киноискусстве», «Наглые клеветники безродного космополитизма».

Научные журналы помещали отчеты о последовавших собраниях, призванных искоренять космополитизм, в эмоционально менее окрашенных статьях с заголовками типа «О задачах советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной идеологии», «О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте». Космополиты обнаруживались повсюду, но главным образом в литературно-художественных кругах, редакциях газет и радио, в научно-исследовательских институтах и вузах. В ходе кампании 8 февраля 1949 года было принято решение Политбюро о роспуске объединений еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске и закрытии альманахов «Геймланд» (Москва) и «Дер Штерн» (Киев). Дело не ограничивалось критикой, увольнениями «космополитов» с престижной работы и перемещениями их на менее значимые должности. По сведениям, приведенным И.Г. Эренбургом, преследование космополитов нередко заканчивалось арестами. До 1953 года было арестовано 217 писателей, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов.

С 20-х чисел марта кампания пошла на убыль. В разгар кампании Сталин дал указание редактору «Правды» П.Н. Поспелову: «Не надо делать из космополитов явление. Не следует сильно расширять круг. Нужно воевать не с людьми, а с идеями». Суслов, вызвав идеологических работников, просил передать мнение Сталина, что от расшифровки псевдонимов «попахивает антисемитизмом». Сталин (давший, по свидетельству А.А. Фадеева, указание начать кампанию против антипатриотов), видимо, решил, что дело сделано. Арестованных не освободили, уволенных с работы на прежние места не взяли. Наиболее ретивые участники кампании по борьбе с космополитизмом были тоже сняты со своих постов. Среди них оказались заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК профессор Ф.М. Головенченко, выступавший повсеместно с докладом «О борьбе с буржуазным космополитизмом в идеологии», и редактор газеты «Советское искусство» В.Г. Вдовиченко. Последний, как отмечалось в письме Шепилова Маленкову от 30 марта 1953 года, до недавнего времени всячески привлекал к работе в газете критиков-антипатриотов, а после их разоблачения поднял в газете шумиху, изображая дело так, что космополиты проникли всюду. Во всем этом обнаруживался почерк автора статьи «Головокружение от успехов». Молва приписывала произвол исполнителям, а Сталин будто бы его останавливал.

Следует, однако, принимать во внимание, что на время кампании приходятся наиболее масштабные перемещения в высших структурах власти и то, что жертвами космополитической кампании были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они составляли не слишком значительное меньшинство. Среди всех арестованных по «делу врачей» неевреев было в три раза больше, чем евреев. Объяснять «антиеврейские» кампании в СССР исключительно сталинским антисемитизмом было бы некорректно. Как и в 1930-е годы, они были связаны и с политической борьбой на международной арене, и с глубинными социальными, национально-политическими процессами, со сменой элит в советском обществе.

Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выделить некоторые из них. К.М. Симонов обращает внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании, «кроме нагло проявившегося антисемитизма», наличествовал «скрытый, но упорный ответный еврейский национализм», обнаруживавший себя «в области подбора кадров». М.П. Лобанов видит причину в том, что еврейство вышло из войны «с неслыханно раздутой репутацией мучеников, вооружавшей его на далеко идущую активность», борьба с космополитизмом явилась реакцией на «еврейские притязания – стать откровенно господствующей силой в стране». В диссидентских кругах борьбу с космополитами объясняли отходом Сталина от «основной коммунистической догмы – космополитизма, антинационализма» и переходом его на патриотические позиции. «Патриотизм – огромный скачок от наднационального коммунизма. С коммунистической точки зрения, – писал В. Чалидзе, – обращение к патриотизму даже во время войны – еретично». И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с космополитами «воистину» кампанией «против коммунизма, ибо коммунизм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду, без племени».

Начавшаяся после войны кампания по укреплению советского патриотизма, преодолению низкопоклонства перед Западом, к концу 1948 г. стала приобретать заметно выраженный антисемитский оттенок. Происходило это, как омечалось выше, не только по субъективным, но и по объективным причинам. Их широкая представленность в советской интеллигенции и активное участие в политической и идейной борьбе по разные стороны баррикад давали основания для жалоб на их опасное «засилье» в политической и культурной жизни, на национальные «перекосы», «кадровое неблагополучие», «засоренность кадров» в различных учреждениях и организациях. В частности, к произведениям антисемитского характера относят фельетон С. Васильева «Без кого на Руси жить хорошо», подготовленный для печати в журнале «Крокодил», но не увидевший света в 1949 г., видимо, в связи с затуханием кампании. В фельетоне, получившем широкую известность благодаря «самиздату», срифмованы фамилии всех основных фигурантов кампании по борьбе с космополитизмом.

 
Сергей Васильев
Без кого на Руси жить хорошо
 
 
В каком году – рассчитывай,
в какой Земле – угадывай,
на столбовой дороженьке
советской нашей критики
сошлись и заслословили
двенадцать злобных лбов.
Двенадцать кровно связанных,
Нахальницкой губернии.
уезда Клеветничьего,
Пустобезродной волости,
из смежных деревень:
Бесстыжева, Облыжева,
Дубинкина, Корзинкина,
Недоученка тож.
Сошлися – и заспорили:
где лучше приспособиться,
чтоб легче было пакостить,
сподручней клеветать?
Куда пойти с отравою
всей дружною оравою –
в кино, в театр, в поэзию,
иль в прозу напрямик?
Кому доверить первенство,
чтоб мог он всем командовать,
кому заглавным быть?
Один сказал; – Юзовскому!
А может, Борщаговскому? –
второй его подсек.
А может Плотке-Данину? –
сказали Хольцман с Блейманом. —
Он, правда, молод, Данин-то,
но в темном деле – хват!
Субоцкий тут натужился
и молвил, в землю глядючи:
– Ни Данину, ни Левину,
ни Якову Варшавскому
я первенства не дам!
Хочу я сам командовать
такою шайкой-лейкою,
хочу быть главным сам!
– Ужо, куда отважился! –
вскричал Малюгин яростно, –
не быть тебе начальником,
ни в жизнь не допущу!
А ты молчал бы, выродок! –
Малюгину вдруг Трауберг,
как ножик под ребро.
– Уж лучше Бояджиева
иль Оттена бывалого
заглавным посадить!
Нашелся, тоже, выскочка,
ублюдок, прости господи,
тьфу, пакость, драмодел!
 

* * *

 
Космополит, он смолоду,
как старый бык: втемяшится
в башку какая блажь –
колом ее оттудова
не выбьешь: упираются,
всяк на своем стоит!
Такой скандал затеяли,
что думают прохожие,
советские читатели:
чай, клад космополитики
тут делят меж собой?
Идут и чертыхаются,
цитатами бодаются,
что дале, то сильней.
За спором не заметили,
как село солнце красное,
как дверь гостеприимная
открылась в ВТО,
как в «Литгазете», в «Знамени»
и в «Новом мире» в сумерках
заснули сторожа.
– Давай сюда! – с оглядкою
друг другу шепчут странники, –
скорей, скорей сюда!
Кто на чердак ударился,
по дымоходу снизился,
кто в дырочку, кто в щелочку,
кто по трубе в окно.
Кто по верху вскарабкался,
кто внутрь прорвался по низу,
кто проскользнул ужом.
– Потом! – решили странники, –
потом старшого выберем,
не время тут артачиться,
кто будет главным значиться,
доспорим опосля!
 

* * *

 
Как порешили странники,
охальники-бездомники,
так сей же час и сделали:
один проник в кино,
один на шею прозы сел,
другой прижал поэзию,
а остальные спрятались
в хоромах ВТО.
И зачали, и почали
чинить дела по-своему,
по-своему, по-вражьему,
народа супротив.
Юродствовать, юзовствовать,
лукавить-ненавистничать,
рецензии пекут.
Жиреют припеваючи,
друг другом не нахвалятся:
– Вот это мы! Молодчики!
Какие гонорарищи
друг другу выдаем!
Спешат во тьме с рогатками,
с дубинками, с закладками,
с трезубцами, с трегубцами,
в науку, в философию,
на радио, и в живопись,
и в технику, и в спорт.
Гуревич за Сутыриным,
Бернштейн за Финкелшттейном,
Черняк за Гоффенштефером,
Б. Кедров за Селектором,
М. Гельфанд за Б. Руниным,
за Хольцманом Мунблит.
Такой бедлам устроили,
так нагло распоясались.
вольготно этак зажили,
что зарвались вконец.
Плюясь, кичась, юродствуя,
открыто издеваяся
над Пушкиным самим,
за гвалтом, за бесстыдною,
позорной, вредоносною,
мышиною возней
иуды-зубоскальники
в горячке не заметили,
как взял их крепко за ухо
своей рукой могучею
советский наш народ!
Взял за ухо, за шиворот,
за руки загребущие,
за бельма завидущие –
да гневом осветил!
 

* * *

 
В каком году – рассчитывай,
в какой земле – угадывай,
на столбовой дороженьке
советской нашей критики
вдруг сделалось светло.
Вдруг легче задышалося,
вдруг радостней запелося,
вдруг пуще захотелося
работать, во весь дух,
работать по-хорошему,
по-русски, по-стахановски,
по-пушкински, по-репински,
по-ленински, по-сталински,
без устали, с огнем.
Писать, душою радуясь,
творить, сил не жалеючи, –
и все во имя Родины,
во имя близкой, завтрашней
зари коммунистической,
во имя правды утренней,
во имя красоты.
 

Публикуется по тексту кн.: Ваксберг А.И. Нераскрытые тайны. М.,1993. С. 261—265.

С 1954 г. широкую известность приобрел сонет-эпиграмма Э.Г. Казакевича, созданный по случаю ресторанной драки между А.А. Суровым, автором скандально известных пьес «Зеленая улица» (1947), «Рассвет над Москвой» (1950) и М.С. Бубенновым, автором военного романа «Белая береза» (1947—1952; критиковавшегося позднее как пример так называемой «теории бесконфликтности»). Поводом для драки стало «малодушие» драматурга, позорно отступившего, по мнению собутыльника, с «правильных» позиций в национальном вопросе. Приводим этот своеобразный памятник эпохе – эпиграмму, имевшую варианты едва ли не к каждой строчке:

 
Суровый Суров не любил евреев (1),
На них всегда и всюду нападал (2).
Его за это порицал Фадеев (3),
Хоть сам он их не очень уважал (4).
Когда же Суров, мрак души развеяв (5),
На них кидаться чуть поменьше стал (6),
М. Бубеннов, насилие содеяв (7),
Его старинной мебелью долбал (8).
Певец «Березы» в ж… драматурга (9),
Как будто в иудея Эренбурга (10),
Столовое вонзает серебро… (11)
Но следуя традициям привычным (12),
Лишь как конфликт хорошего с отличным (13)
Рассматривает дело партбюро (14).
 

Варианты:

 
(2) Где только мог, их всюду обижал
(2) Где только мог – их всюду прижимал
(2) Он к ним вражду давнишнюю питал
(2) Он к ним враждой старинною пылал
(3) За что его не уважал Фадеев,
(3) За что его не одобрял Фадеев,
(3) За что его не жаловал Фадеев
(4) Который тоже их не обожал
(4) Который тоже их не уважал
(4) И А. Сурков не очень одобрял
(5) Но как-то раз сей главный из злодеев
(5) Но вышло так: сей главный из злодеев
(6) Однажды где-то в чем-то не дожал
(6) Однажды в чем-то где-то не дожал
(5) Когда же, жар души своей развеяв
(5) Когда ж, былую ненависть развеяв
(6) К евреям он помилостивей стал
(6) К ним Суров лучше относиться стал
(7) И Бубеннов, насилие содеяв
(7) То Бубеннов, недоброе затеяв
(8) За ним вдогонку с вилкой побежал
(9) Певец березы в ж… драматургу
(10) Как будто иудею Эренбургу
(10) Со злобой, словно в сердце Эренбурга
(10) Как в сердце иудея Эренбурга
(10) С ужaснoй злoбoй, слoвнo в Эренбургa
(10) В неистовстве, как будто в Эренбурга
(10) С неистовством, как будто в Эренбурга
(11) Фамильное вонзает серебро
(12) Но следуя традиции привычной
(14) Все это расценило партбюро
(14) Решает это дело партбюро
(14) Их дело разбирает партбюро.