Текст книги "Лабиринт. Войти в ту же реку"

Войдя на храмовый двор, встав на паперти напротив железной, двустворчатой двери, перекрестился на икону над дверью. Как и в прошлой жизни, с большим напрягом сделал поклон. Вспомнил, так с ним всегда! Поклониться – проблема, пообщаться с батюшкой – запросто, только если разговор не касался самой веры. Для Каретникова отношение к вере особенное. С одной стороны, он православный христианин, с другой – натуральный язычник. Всегда, как всякий славянин, считал себя прапрапра – сыном божьим, имея в виду родных богов, а не рабом Божьим был – по новой вере, завезенной из Византии. Короче, грешник он большой. Но какой уж есть. Вот сейчас возникла потребность пообщаться с НИМ, явился в храм. А общение это Михаил предпочитает вести без посредников.

Вошел внутрь. Достойно, но без особого шика. Пол вымощен метлахской плиткой с узором, скорее всего община расстаралась. Нужно людей поддержать, сейчас время такое, что люди редко заходят в такие места. Город вроде бы под боком, а прихожан на богослужение приходит раз-два и обчелся. Усопших отпевать попа в дом зовут. Если покрестить младенца, то только по-тихому, чтоб не дай боже партийное руководство не пронюхало. А ведь новое поколение «партейцев» и сами, шифруясь, иногда общаются с батюшкой. Все вроде бы шито-крыто, но в то же время на слуху. Но ничего не докажешь!

Сразу за притвором попал в руки двум старухам. Голову посетила мысль: «Сейчас начнется!» И точно! Пожилые, уставшие от жизни и проблем люди часто поучают молодых, потому как им «больно смотреть» на «косяки» молодежи, хочется поправить, подсказать, не всегда это получается сделать в мягкой форме, да многие и не хотят помочь, напротив – уязвить. Издержки возраста, характера и личных проблем. Подозрительно осмотрев Каретникова, более бойкая спросила:

– Зачем пришел?

Зачем? Дура или как? Зачем люди к Богу приходят? Да и тебе-то какая разница? Улыбнулся, молча, не провоцируя местный «персонал», бочком обошел обеих. Видел, как дернулась «ретивая», но вторая оказалась более умная, придержала рукой товарку, прошептала:

– Стой! Федоровна, он сам разберется.

Вот это правильно. Перекрестился три раза. В позвоночник будто кто лом вставил. Через силу произвел поклон. За спиной услыхал напутствие:

– На солею не наступи!

Бдят бабки, неусыпный пригляд ведут.

Служба проходила при малом стечении народа, то бишь его было действительно не много. Десятка полтора людей обоего пола и преклонного возраста слушали проповедь приходского священника, поставленным голосом вещавшего с возвышения. Стена, называемая иконостасом, вся увешана иконами, а на золоте Царских врат бликовали отсветы от свечей. Ну, батюшке, да и всей остальной пастве он мешать точно не будет, шагнул в сторону церковной лавки.

– Здравствуйте.

Дородная тетка за прилавком, заставленным коробочками с разнокалиберными свечами, церковной литературой, крестиками и иконками, кивнула в ответ.

– И тебе не хворать!

Видно, что удивлена и толком не поймет, почему молодой парень оказался в столь непривычном месте. Молодежь в церкви – большая невидаль. Положил на прилавок «червонец».

– Продайте мне свечек.

– Сколько?

– Так! Божьей Матери поставлю, Спасителю, Георгию, Николаю, потом за упокой, за здравие, ну и за то, что из беды выбраться получилось. Значит, семь штук. Да! Сдачу на церковь оставьте.

Во взгляде тетки уловил благожелательность. Десять рубликов по местным реалиям деньги немалые. Кивнула, выложив перед ним покупку. Улыбнувшись, подалась к нему, зашептав, спросила:

– Хоть знаешь, кто где?

– Разберусь.

Стараясь не особо привлекать внимание, заскользил по залу. Он только выглядит парнем, но церковный канон знает, все потому, что по службе изучить пришлось. Кто ж знал, где военную операцию проводить придется? Случай!.. Висевшее вверху на потолке паникадило – большой подсвечник со множеством свечей, сегодня не освещал храм, значит, поп проводит обычную рядовую проповедь, и никакого праздника в этот день нет. Направо от Царских врат икона Спасителя, налево – икона Божией Матери. Поставил свечи перед ними, отдал должное, теперь с шефом пообщаться можно.

Согласно преданию, святой защищает всех слабых и невинных. Был послан Иисусом на мольбы народа, освободить их от великой напасти. Люди просили избавить их от страшного жертвоприношения, в котором они должны были отдавать своих детей на съедение грозному змею, дабы задобрить его. И пришел Георгий, да и избавил их от данной участи, победив змея – сразив его копьем. Для военного человека святой олицетворяет образ небесного патрона. Защитника, покровителя и советчика в одном лице. После недавних событий Михаил чувствовал себя, прямо скажем, не в своей тарелке, будто простуда точила молодой организм. Уже даже когда под храмовую сень ступил, полегчало. Отлегло. Отпустило.

Поставил зажженную свечу перед ликом в серебристом окладе, постоял, вглядываясь в написанный образ, тихо, но внятно промолвил:

– Святой Георгий Победоносец, помнишь ли одного из воинов своих, заблудившегося на дороге времени? Я все тот же, русский солдат Михаил, готовый по первому призыву выступить на защиту Родины. Но и ты, покровитель воинства русского, защити меня от сплетен врагов и от козней дураков. В поле и на дороге, на работе и на пороге пусть враг не настигнет меня. Да будет воля твоя. Аминь.

Постоял. Прислушался к внутренним ощущениям… Благостно! По-иному не сказать.

– О всехвальный, святой великомученик и чудотворец Георгий! Не презри моления моего, но испроси у Христа Бога нашего тихое и богоугодное житие, здравие же душевное и телесное, и да не во зло обрати благое, даруемое нам тобою от Всещедрого Бога, но во славу святого имени Его и в прославление крепкого твоего заступления, да подаст Он стране нашей и всему боголюбивому воинству на супостатов одоление и да укрепит не пременяемым миром и благословением. Да оградит нас ангел ополчением, от козней лукавого и тяжких воздушных мытарств его, чтоб чести воинской не уронить, и не осужденным предстать в свое время Престолу Господа Славы. С именем Его, Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Общался и молился, вкладывая в это общение именно тот смысл, который определил для себя, того человека – ушедшего в небытие в далекой Сирии, в далеком две тысячи семнадцатом году, и того – кто сейчас стоял перед иконой небесного патрона русского воинства.

Душа успокоилась полностью, и даже то, что обе самые первые встретившие его бабульки словно шпионы прислушиваются, как он общается с шефом, совсем не раздражало. Перекрестившись на икону, действительно от души поклонился святому. Отступив назад, кивнув головой, подмигнул старушкам, в ответ услышал лишь концовку фразы пресловутой Федоровны:

– …бу-бу-бу… прости Господи!

Ох, же и вредные бабки! Ну, да Бог им судья!..

* * *

Видно, что народ после окончания рабочего дня ринулся по магазинам. Еще какой-то час и городские улицы опустеют. Кому охота по темноте при поземке на ветру прогуливаться? Каждый норовит побыстрей в тепло родной квартиры попасть, к телевизору, детям, к законной половине, к книге, в конце концов. А что? У нас самая читающая в мире страна! Хорошую книгу в книжном магазине днем с огнем не найти, только по особому блату… А может, город-то и не совсем опустеет? Вряд ли молодняк даже по такой погоде на дискотеку не попрется!

В центре с троллейбуса пересаживался на трамвай, ему у рынка менять направление. Почему бы здесь не отовариться? Зато на проспекте прямиком сразу домой. Вот и гастроном перед самой остановкой. Заскочил, попав в коловорот покупателей. Нар-родищу-у-то! Думал, самый умный? В магазине несколько отделов, высокие стеклянные прилавки наполнены товаром. Н-да! Ему помимо хлеба и молока бабуля еще и масло со сметаной заказывала, а это весовой товар. Э-хе-хе! Сначала выстоять очередь, взвесить товар, затем очередь к кассе, получишь чек, и снова в очередь в отдел. Ничего не попишешь, придется потратить уйму времени.

Пока выстаивал, покупатели помаленьку рассосались. В матерчатую сумку загрузил две бутылки молока, хлеб, развесное масло, по три рубля сорок копеек за килограмм. Сметану продавали на разлив из больших металлических бидонов, взял и ее в их тару. О! Культовый продукт – сгущенное молоко в жестяных консервных банках с бело-сине-голубыми этикетками. Помнится, раньше пил его прямо из банки, пробив две дырки консервным ножом. Не задумываясь, указал продавщице пальцем.

– Пару банок. А, и еще одну банку сгущенного кофе. Ага! Спасибо! Сколько с меня?..

Из освещенного фонарями проспекта попал в темноту боковых улиц. До частного сектора чапать и чапать! Темно, как у негра сами знаете где. Метет. Если б не белизна снежного покрова, так вообще стрёмно было бы передвигаться. По такой темноте можно запросто в канаву загреметь. Не любил Каретников этого времени года, как, кстати, и осени. Это Саню Пушкина Болдинская осень вдохновляла, а ему, сирому и убогому, на военных дорогах Чечни и Дагестана пришлось полной мерой ощутить все прелести предгорий и гор. В одном месте грязи по колено, в другом снега по маковку, так ведь при этом при всем еще и поставленную задачу выполнять надо, и чтоб подчиненных не растерять, и чтоб вернулись домой все на своих ногах, и чтоб… Нет! Не любит он зиму.

Со стороны школьного парка послышался вскрик. Ухо уловило шум возни. Что там?

Времени терять не стал, с авоськой в руке диким кабаном ломанулся на шум, ставший совсем вялым и почти незаметным.

– Эй! Вы чего делаете, упырки?

Двое взрослых дядек, завалив в снег то ли девчонку, то ли женщину, уже успели освободить ее от пальто, сумки и теперь занимались тем, что снимали с ног сапожки, а с пальцев рук голдовые цацки. Нет, не изнасилование, обычный гоп-стоп. Мля! Амнистия брежневская во всей красе!

Урки, склонившиеся над жертвой, бросили шмотье. Как по команде разогнулись в пояснице. Оба было дернулись стрематься, но осознав, что перед ними всего лишь один человек, да и тот, если по голосу судить, парень молодой, хищно озираясь, шагнули к невольному свидетелю преступления. В морозном воздухе отчетливо прозвучал щелчок, его ни с чем не спутать. Отпущенная пружина выбросила клинок из рукоятки, и тот, отбившись из ложа, стал в стопор.

В темноте мало что углядишь. Два пятна человеческих очертаний совсем рядом.

– Слышь, корешок, это ты…

Ага! Чтоб не сбежал чего доброго, один из урок «болтанку» затеял, а то ведь догонять им не с руки. Время тратить! Каретников тоже не пальцем деланный, ему их догонять тоже не с руки. Поэтому, чтоб не сразу разобрались, кто есть ху, по рабоче-крестьянски пустил в ход сумку с молочными бутылками и банками сгущенки. Уклонились, конечно, а сама сумка, зазвенев, упала куда-то в сугроб. Не молодняк – волки матерые! Но зато и успокоились сразу. Обычного терпилу занесла нелегкая в школьном парке оказаться…

Работаем! Куртка на нем легкая, движения не сковывает, брюки – клеш, тоже удобно двигаться. Повел чуть по кругу. Повелись. Пацан перед ними.

Один первым сунулся на контакт. Каретников рукой заслонился от летящего кулака, второй рукой с максимальной скоростью нанес ответный удар ребром ладони чуть ниже «адамова яблока». Эк он «скис»! Будто воздухом подавился. Сократил дистанцию до минимума, пока напарник страдальца не успел высунуться из-за спины подельника. Удар коленом в пах, и голова противника наклонилась вперед и вниз, а его подбородок переместился в удобную для атаки позицию. Дети, чес…слово! Удар основанием ладони снизу вверх согнутой рукой, вложив в него вес своего тела. Как эпилог работы, пальцами ударной руки поразил еще и глаза противника. Аут! Один в отключке. Отскочил назад.

– Ты это чего сделал, олень?

Со стороны лежащей в снегу женщины послышалась возня и еле различимый призыв о помощи:

– Помогите-е!

Из школьных окон второго этажа, там, где сторож оставил в коридоре включенные лампы светильников, рассеянный свет падал и на уличную сторону. Глаза привыкли к сумеречной «свето-тени места». Порядок, в себя пришла. Значит, только помяли, да чтоб не брыкалась, слегка вырубили.

Ах ты ж… Нож это серьезно. Пока не стоит менять дистанцию. Развернулся правым боком к противнику, контролируя любое его движение. Уклонился от пары махов клинка. Уловил момент, перенес вес тела на левую ногу и, слегка согнув колено, с силой выбросил правую ступню вправо, целясь в ногу противника чуть ниже его коленной чашечки. Ребром ботинка проелозил по его голени, от колена вниз до подъема ступни. Отскочил. Ушел чуть в сторону.

– Й-е-о-о!

Спросил, издеваясь:

– Больно?

– Да я тебя порву…

Подшагнул. «Ножницы» обеими руками, и нож-выкидушка улетел куда-то в снег. Верткий, гад! Обеими руками схватил спереди за горло, сдавил словно тисками. Никаких мыслей. Тело Каретникова работало, как автомат Калашникова, заученно и безотказно. Левой рукой захватил снизу правый локоть противника. Правую руку перебросил через его же грабки и схватил ею за запястье правой. Правой надавил на его левую руку по направлению вниз, одновременно круговым движением вверх левой руки вывернул ему локоть. Все действия слились в одно быстрое непрерывное движение.

Захват урки ощутимо ослаб, мало того, он потерял равновесие. Михаил правой рукой надавил на его левую по направлению вниз, одновременно круговым движением вверх левой руки вывернул ему локоть. Освободившись, уже сам удерживая противника двумя руками, резко повернулся вправо, одновременно отводя ногу назад. Комбинацию завершил ударом ребром ладони по его локтю. Хруст, будто сухую ветку сломал.

Вскрик. Человек, теряя сознание от боли, валится на очищенную от снега широкую дорожку перед окнами школы. Еще в боевом трансе Михаил произвел добивающий удар лежачего, кулаком ломая ему челюсть. Но это было уже лишним.

Обернулся. Женщина поднялась. Судя по контурам фигуры, без верхней одежды, молодая. Плачет, отсюда хорошо слышно. Бросился к ней. Обнял, всю дрожащую от холода и пережитого страха, всхлипывающую. Успокаивая, прижал к груди.

– Ну, все, все! Уже никто тебя не обидит! Не плачь. Одеваться давай, а то совсем задубела! Сейчас помогу.

Разыскал в снежной перине второй сапог, отброшенный туда одним из нападавших, вытряхнув из него снег, помог обуться. Пальто сам застегнул на все пуговицы, заметив, что пальцы не слушаются их обладательницу. Шапку на голову. Взяв кисти рук в ладони, стал отогревать, выдыхая на них тепло своего дыхания, в ответ услышал стон, будто поскуливал потерявшийся щенок.

– Глупыш! Что тебя занесло к школе в такой-то час?

Темновато. Только вопрос задал, и тут же пришло осознание того, что до боли знакомый запах духов достучался до его обоняния.

– Ольга?

– Да.

– Гм! Простите, Ольга Евгеньевна! Не признал сразу.

– Кто вы?

– Каретников.

– Миша?

– Да.

– В школе задержалась. Дела.

– Понятно. Я вас до дома провожу.

– Поздно уже. Тебя, наверное, дома ожидают. Сама доберусь.

– Ага! Щаз! Провожу, потом домой пойду. Да вы не волнуйтесь, мои ко всему привыкли.

Довел до самой двери квартиры. Нехило живет учитель истории. Центр города. В элитном доме, с теплым подъездом…

– Ну, вот и добрались.

– Миша, спасибо тебе…

– Бывает! Только, Ольга Евгеньевна, вы уж про меня никому. Ладно?

Даже после случившегося потрясения выглядела обворожительно. А пахло от нее… любимой женщиной. Точно, именно так. Крышу сносило! Пора линять.

– Может, зайдешь, кофе попьем? С мужем познакомлю, если он с работы пришел.

Ну уж не-ет! На мороз! На холод! Вот уж действительно невезуха. Возраст. А спермотоксикоз организм изнутри точит. Сколько это у него уже женщины не было? Здесь считай четыре месяца, да там полгода. Ё-о! В СССР секса нет.

– Спасибо, но нет. Домой пора.

Но в малом себе не отказал. Наглец! Взял ее руку в свою, поднес к губам, поцеловал.

– До свидания.

До дому добрался без происшествий. Об инциденте и думать забыл. Знал, хоть и работал жестко, но два деклассированных неудачника замерзнуть не должны, а вот больничный бюллетень он им обеспечил.

– Хлеб, молоко купил? – спросила бабуля.

– Прости, забыл.

– Я так и думала, поэтому дед сходил.

– А наши где?

– Да ну их! Готовишь, готовишь, все думаешь, чтоб как у людей было, а эта вертихвостка, – это она про мать, – Витьку в охапку взяла и в гости потащила!

Повезло!

– …а дед телевизор смотрит. Вот уж любитель сериалов выискался, от экрана не оторвать.

– Х-ха! Что хоть смотрит?

– Ерунду какую-то. И название дурацкое. «Клуб самоубийц».

– А что? Неплохой фильм про похождения принца Флоризеля.

Уставилась как на невидаль какую.

– Ты откуда знаешь? Его же раньше не показывали.

Спалился? Хрена лысого!

– Книгу читал. Ее Стивенсон в прошлом веке накалякал. Пойду уроки делать.

– Иди, милый. Иди.

Глава восьмая. Иду, куда несут ноги

Как говорит дед, время в жизни человека проходит не равномерно. У ребенка оно «тикает» по-своему, медленно и тягуче, даже кажется, что ему нет конца и края. Организм растет, мозг в черепной коробке растет, соответственно с каждым днем медленно, но уверенно происходит познание мира и процессов в мире. Дед считает, что так бывает до двадцати восьми лет. Почему именно до двадцати восьми? Спросил его об этом. Посмеялся, ответил, что это его субъективное мнение. Ну ладно. А потом? Потом время ускоряется, ускоряются и мировые процессы. Но это под конкретного человека работает, согласно возрасту. Теперь над такой теорией посмеялся Михаил. Ну а дальше? Дальше? Чем старше становится человек, тем время для него бежит быстрее. Вот для деда оно скачет галопом. Может, он в чем-то и прав, только для самого Каретникова декабрь промчался по дедовой теории, как для глубокого старика. Типа того, ложился спать вечером первого декабря, а утром проснулся, Новый год «на носу». На календаре двадцать девятое число. А все почему? Да потому, что дураком был, дураком и остался! После показательного урока НВП Каретникова взяли-таки в оборот. Заметили, понимаешь ли, лидера в его лице.

Новогодняя лихорадка в школе зародилась где-то числа пятого декабря. Завуч его лично вызвала к себе «на ковер». Долго полоскала мозги про линию партии в отношении встречи в школе «Нового года», а закончила, как всем уже набивший оскомину Огурцов из «Карнавальной ночи», с предложением, «Бабу-Ягу со стороны брать не будем. Воспитаем в своем коллективе!»

– Времени осталось мало, поэтому по средам и пятницам, часов в шесть вечера, когда уроки у второй смены закончатся, в комнате комитета комсомола будем собирать комсомольских активистов и готовиться к празднику «Ёлки». Елена Ивановна, воспитатель по внеклассной работе, вам будет помогать. Через нее же и связь всего с администрацией школы держать будете.

Спросил:

– Татьяна Петровна, ну почему я?

– Ты у нас мальчик ответственный вырос. По своему развитию давно остальных одноклассников перегнал. Вон как Ивана Степановича выручил. Да знаю! Все знаю! И остальные учителя тебя хвалят. Говорят, сравнивая тебя с прежним учеником девятого класса, так будто совершенно два разных человека перед глазами предстают.

Твою ж мать! Ну вот, как тут не высунешься, когда тебя в герои прочат? И отказаться не выход. Родителей задолбят. А уж он-то свою муттер как никто другой знает. Для нее его такое выдвижение на люди, как бальзам на душу. Согласился:

– Хорошо, будем работать.

– Только учебу не запускай!

– Да тут всего-то три недели тараканьих бегов намечается.

– Чего-о?

– Кгум! – поперхнулся, закашлялся. – Разрешите быть свободным?

– Иди. За языком следи… а то как помелом…

Выскользнул за дверь, сбегая от порции нравоучений. В коридоре вовсю бушевала переменка. Людка Добрикова в классе ухватила за предплечье руки, всем телом подалась к нему, в самое ухо шепотом спросила:

– Чего тебя Мадам вызывала, даже с урока сорвала?

Ох уж ему эта первая девичья любовь! Напрягает по-черному! Ну, не извращенец он, чтоб ребенка к сексуальной близости склонить! Хотя нужно отдать должное Людкиным родителям, сиськи и попка у нее уже не детские. Или акселерация? Так-так! Это она всем девчонкам в классе таким образом сигнал подает: «мое, не трожь!»

Склонил лицо в ее сторону, так же тихо ответил:

– Подпрягла на «елке» клоуном поработать.

– А ты?

– Согласился.

Со стороны смотрелось, будто молодые люди любезничают на глазах у всех. «Амурную канитель» прервал звонок на урок.

Администрация школы, предоставив пару помещений и необходимое оборудование с костюмами прошлых лет, умыла руки, совершенно не вмешиваясь в творческий процесс. Председатель комитета комсомола, энергичная, но привлекательная девушка, Варя Семенова, быстро покончив с формальностями, предлагала утвердить общую концепцию веселья.

По поводу привлекательности председателя комитета комсомола Каретников подозревал, что в этом был определенный расчет воспитателя по внеклассной работе, чтобы таким образом заманить в активную комсомольскую работу побольше парней, обычно отлынивавших от всяких неизбежных формальностей комсомолии. Михаил без удивления воспринял присутствие на сборе аниматоров, пардон, по нынешним временам – массовиков-затейников, и Людмилу. Нет! С этим нужно что-то делать, а то ведь в один прекрасный момент, чего доброго, утащит в пустой кабинет и изнасилует его, такого мягкого и пушистого… гм, в некоторых местах.

– Ну? Какие будут предложения? – последовал вопрос по существу от главного комсомольского вожака.

А что тут предлагать? Все, во всяком случае, для него, накатано и перекатано. В военном училище, от нехватки женского общества, на таких мероприятиях и не до таких мелочей додумывались. Самое главное с себя, такого красивого, большую часть обязанностей снять. Поднял руку.

– Варвара Игоревна, – обратился официально. – А что тут предлагать? Секретарь у нас всего этого собрания есть?

– Зачем? – та удивленно подняла брови.

– Предложения записать, план составить, потом его обсудим и ненужное вычеркнем. Соответственно по «нужному» работать начнем.

Вожак, он на то и вожак! Сразу смекнула, как ветер повернуться может. Они ведь не просто «балаган для развлечений», они считай штаб по устройству театрализованного представления. И если покажут себя с лучшей стороны, слухи пойдут, что в такой-то школе… А эти слухи могут ведь и до ушей горкомовских работников дойти. А если заметят? О-го-го!

– Данилова, Люба! Записывай. Ну и…

Каретников поднялся с места.

– Значит так. Достать фото всех учителей школы. Только чтоб не официальные, сделанные для документов, а из семейных альбомов фотки изъять…

Послышалось хихиканье. Интересно, о чем собранный народ подумал?

– …Фотки отличников и явных разгильдяев и двоечников. Привлечь к нашей группе людей, выпускающих школьную стенгазету, и на сказочно-новогоднюю тему выпустить газету с вклеенными в рисунки лицами с фотографий. И чтоб не призывы догнать и перегнать были, а чтоб в ней фигурировали сказочные персонажи. Баба-Яга, Змей-Горыныч, Кощей, ну и прочая нечисть, скажем так, главную новогоднюю елку похищают, а добрые волшебники, богатыри, мамки, няньки, царь с царевнами и прочим людом в трансе от этого, а те, кому положено, зло побеждают и елку возвращают. Газета должна быть красочно оформлена и внушать оптимизм в завтрашнем дне. Это первое.

Загомонили. Видно, что предложение понравилось. Закреплять успех, пока не очухались.

– Далее. Театрализованное представление провести на основе переработанной под современность одной из сказок. Уверен, что у всех будет все как всегда, а мы этим выдрючимся в передовики. Нас точно заметят, да и не так скучно будет. Времени мало, поэтому сценарий беру на себя. Если освободят на пару дней от школы, предоставлю быстро.

Опять гомон.

– Следующее. Из учеников девятых классов создать бригаду по установке елки в спортзале и украшению ее. На бригаду также ляжет ответственность за подготовку зала и выполнение функций народной дружины на время праздничных мероприятий.

– Хорошо! – подала голос Семенова, происходящее ей, как никому, пришлось по душе.

Все предельно понятно и главное по делу. Ай да Каретников! Тихоней до десятого класса просидел, а сейчас вылупился из скорлупы, чешет как по писаному.

Михаил усмехнулся. Хорошо ей! Ясно, что он сейчас именно ее работу исполняет. Ну… чтоб тебе служба медом не казалась, получай конкретную задачу.

– Для вас, Варвара Игоревна, особое задание.

– К-хакое? – чуть не поперхнулась от удивления.

– У нашей школы кто в шефах «ходит»?

– Завод ферросплавов и трамвайное депо.

– Вот! Предприятия отнюдь не бедные, а даже наоборот. Раз шефы, у них на школу какие-никакие, а средства заложены, но, как правило, они о них забывают и перебрасывают на следующий период. Так из года в год и ведется. Дирекция школы особо их на сей счет не допекает, сама забывает, кто есть ху. Так, вы, милая Варвара, свет Игоревна, озаботьтесь выходом на подшефное начальство на предмет новогодних подарков ученикам школы. Поверьте, для предприятий это сущие копейки, а для вас, как комсомольского вожака, жирный плюс, и нашим малявкам будет приятно лишнюю конфету съесть. Власти у вас для роли школьной феи вполне хватит.

Фигурантка большими глазами смотрела на Каретникова. О шефах действительно никто и не думал.

– Теперь комсомольскому активу. Все вы прекрасно знаете, чем кто дышит. Предлагаю раскинуть мозгами и подобрать в труппу артистов. Это необходимо будет делать уже с завтрашнего дня. Дальше. Для малолеток создать бригаду и организовать танцевальный утренник. Дело немаловажное, помимо хороводов под елкой, подобрать репертуар, чтоб потанцевали. И чтоб Дед Мороз со Снегуркой тоже там до самого конца отплясывали, добавить к ним бригаду каких-нибудь скоморохов, пусть контингент «заводят». Самое главное! – поднял указательный палец кверху. – Чтоб на сём мероприятии фотограф был, а лучше два. Потом весь материал в городскую многотиражку передадим, пусть со своей стороны осветят мероприятие. Варвара Игоревна.

– Да?

– Это мы положим на плечи Татьяне Петровне, нашему незабвенному завучу. Ей тоже не грех поучаствовать в общем деле. Я прав? – спросил у собравшихся.

– Да! – было ему ответом.

От описанных перспектив активисты пришли в восторг и готовы были поддержать.

– И наконец, вечерняя дискотека. Ну, уж тут, Варвара Игоревна, ответственных вы отыщете без труда. Все мероприятия разбить на три-четыре последних учебных дня четверти, сначала малыши, потом вечерняя дискотека для шестых-седьмых классов и в последний день – дискотека для восьмых-десятых. Кажется все, что хотел, сказал. Может, кто что добавит?

– Нормально! – высказал общее мнение Старков, высокий блондин, ученик десятого «А». – Если это все проведем, нас еще лет пять в школе помнить будут.

– Тогда персонально распределяемся по участкам работы.

Развернувшийся предновогодний кавардак пустил учебу под откос, и учителя с этим не могли ничего поделать. Парни разбивались на группки. Одни уходили к кому-нибудь домой записывать на магнитофонные кассеты шумовые и музыкальные сборники для представления и дискотеки. Другие в одном из свободных классов расстилали на полу склеенную из листов ватмана декорацию и начинали расписывать её гуашью. Постоянно кто-то приходил посмотреть и приносил бутерброды из дома или пирожки-трубочки с повидлом из ближайшей булочной.

На переменах девчонки – исполнительницы ролей – разучивали песни из будущего спектакля и обсуждали костюмы. С утра до позднего вечера узкая и длинная комнатка комитета комсомола походила на революционный штаб, где толклись не только непосредственно занятые в подготовке, но и «сочувствующие», те, кто был «на подхвате», и просто любопытные. Всё время там кто-нибудь сидел и делал домашнее задание, пил чай, играл на гитаре. Иногда в дверь заглядывали завуч или директор, делали большие глаза и молча уходили.

За неделю до Нового года в спортивном зале установили елку. Соответствующая бригада развешивала украшения, крепила декорации. Вся предновогодняя активность переместилась туда. Уже мощные школьные С-90, пробуя свои силы, выдавали децибелами детские новогодние песенки, «Электрический мир», «Мираж» или «Agent Of Liberty» «Mike Mareen». Проходили последние репетиции в декорациях и костюмах. Первоклашки удивленно таращились на высоченных старшеклассников, в диком гриме забредавших в столовую. Начальным классам, кроме основного обеда, полагалось бесплатное кипяченое молоко. Ну вы же знаете, как относятся маленькие дети к такому продукту, да еще с пенкой. Значительная часть стаканов с этим полезным напитком оставалась нетронутой на специальных столах. А вот у старшеклассников молодые организмы требовали калорий, особенно если десять рублей в месяц, данные родителями на обеды, не сдавались классному руководителю для включения в список обедающих, а приберегались в качестве карманных денег. В общем, не пропадало ни молоко, ни бесплатный хлеб, лежащий тут же на подносах.

Каретников, наверное, полностью погрузился в жизнь своего биологического возраста. На три недели был заброшен спортзал и собственный план занятий. А еще маман! Позвонила на домашний телефон, неудачно выловив Михаила, забежавшего домой пообедать.

– Миша, как хорошо, что тебя дома застала. Съездите с дедом к тете Клаве в магазин, она там для нас кое-что оставила.

– А дед зачем?

– Сам всего не унесешь.

Ясно. До праздников неделя осталась, вся родня у Каретниковых соберется, а его на роль верблюда назначили. Позвал:

– Дед!

– Чего тебе?

– Батя на работу, как, на машине или пешком отправился?

– Пешком.

– Тогда открывай гараж, сейчас с тобой по-быстрому к Клаве в магазин сгоняем.

– А ГАИ как же?

– Они только на выездах из города стоят.

Бабка заполошно наблюдала, как внук выезжает из гаража, а дед как ни в чем не бывало раскрывает створы ворот.

– Ой, лышенько!..

Дед, усевшись рядом с Михаилом, помахал супруге ручкой. Тронулись. Поехали.

К самому магазину подъехали с заднего двора, туда, где обычно разгружают привезенный товар. Каретников, припарковавшись, оставил деда в машине, а сам нырнул в ненасытное чрево магазина, «царство кафеля» и специфического запаха разных продуктов. По кишке коридора добрался до двери с табличкой «Завмаг». Постучавшись, вошел внутрь.

– Здрасти, теть Клав!

– О! Минька! Вовремя. Сам?

Тетя Клава, маленькая, но дородная, улыбчивая женщина, по годам ровесница матери, была «царицей» продуктового «царства».

– Не-е, с дедом.

С сомнением, оценивающе, будто впервые видит, посмотрела на высокого, статного и крепкого племянника. Сделав вывод, цыкнула зубом.

– Нет! Все не унесете. Да еще и дед в возрасте. О чем только твоя мамаша думала, подослав старика и молодого?