Автор книги: Александр Жолковский
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Даже беглый взгляд на образы, сюжеты и авторские высказывания Толстого убеждает, что темы (2) – (7) занимают важное место в его ПМ. Проиллюстрируем их, имея в виду, что чистые примеры подобрать трудно – ведь это абстракции, представленные в реальных текстах не изолированно, а в сложном переплетении друг с другом.
Начнем с (2а). Многие сюжеты Толстого являют собой опровержение гладкого и логичного хода событий и демонстрируют его непредвиденность.
В линии исторических персонажей ВМ красноречив эпизод с Наполеоном (III, 3, XIХ), который ожидает, что сдача Москвы произойдет по заранее известному сценарию (депутация с ключами и т. д.); вместо этого ему достается город, оставленный жителями и охваченный пожаром.
В судьбе частных лиц примером (2а) могут служить отношения Наташи и князя Андрея, которые идут не по намеченному матримониальному плану, а развиваются зигзагообразно, благодаря неожиданному вмешательству сил судьбы (история с Анатолем, встреча при отходе из Москвы).
Гладко течет лишь жизнь тех персонажей, которые воплощают неподлинное, неживое начало и полностью отключены от источников мировой силы; такова семья Бергов, благополучие которой, раз и навсегда рассчитанное, не в состоянии поколебать даже драма 1812 года.
Переломы в судьбе народа и отдельных лиц часто вызываются и сопровождаются извержением могучих жизненных сил, перед которыми отступает все неподлинное (2б).
Примеры: в масштабе всей эпопеи – переход к народной войне, в рамках отдельного эпизода – пожар Москвы, стихийность и неотвратимость которого специально подчеркивается.
Тема (3) ‘утверждение истинных и отбрасывание ложных ценностей’ воплощена, в частности,
в характерном для Толстого типе сюжета (путь познания); в делении персонажей на носителей искусственного (Наполеон, отец и сын Болконские, Каренин, герои «Плодов просвещения» и т. п.) и естественного начал (Наташа и почти все остальные Ростовы, Каратаев и другие представители народной почвы); в многочисленных резонерских пассажах.
Разумеется, сказанное – лишь огрубленная схема. Во-первых, толстовские персонажи несводимы к одной черте и обладают указанными свойствами в разных комбинациях, для них характерна эволюция от одного полюса к другому (таков, например, путь познания у князя Андрея). Во-вторых, сами ценности, как естественные, так и искусственные, представлены широкой гаммой вариаций, определяемых социальными, историческими и возрастными характеристиками.
Так, существенно различны искусственные ценности князя Андрея (честолюбие, служение общественному благу), Каренина (бюрократические фикции) и мужика Пахома из рассказа «Много ли человеку земли нужно» (богатство).
Из типичных для Толстого ценностей нам в дальнейшем часто придется иметь дело с (8) – (10).
(8) истинны и ценны – сама жизнь и ее наиболее элементарные, минимальные проявления: здоровье, труд, отдых, насыщение, общение, любовь.
Хрестоматийная формулировка этих ценностей содержится в
размышлениях Пьера, пережившего тяготы плена, об «удовлетворении потребностей как совершенном счастии» (ВМ, IV, 2, ХII); и
сюжете КП, акцентирующем простые, первобытные, натуральные отношения и чувства, лишенные болезненности или утонченности; все действие КП построено на «элементарной борьбе за жизнь» (Эйхенбаум 1974: 73)66
Отметим, что в КП отстаиваются не только подлинные ценности, но и правильная стратегия поведения, в частности радикальность, открытие в себе природных сил, в противоположность паллиативности, отчужденности от сил природы, условности, искусственности. Эта система оппозиций воплощена в противопоставлении двух героев, Жилина и Костылина, начиная с их фамилий: «жила» ассоциируется с ‘жизнью’, ее основным вместилищем – кровеносной системой, с энергией, напряжением сил, выносливостью, «двужильностью»; «костыль» – с ‘атрофированностью, искусственностью, паллиативностью’. Внутренняя форма этих имен вводится в поле внимания читателя с помощью некоторых приемов, типичных для поэтической речи (рифмовка, а также частое соположение слов «Жилин» и «Костылин» в тексте, – ср. «тесноту поэтического ряда», приводящую, по Тынянову, к выделению семантических признаков слов). Одновременно рифма как фонетическое СОГЛ двух фамилий служит их организации в конструкцию КОНТРтожд, заостряющую их содержательное противопоставление.
[Закрыть].
Одним из выразительных заострений мотива (3) является тезис:
(9) истинное счастье – в бедности и опрощении. Ср.
• исповедующего эту ценность Каратаева (ВМ);
• примеры сознательного отказа от богатства ради души («Отец Сергий», «Посмертные записки старца Федора Кузьмича»);
• детский рассказ «Царь и рубашка» (у единственного счастливого человека нет рубашки) и притчу о богаче и портном (портной отказывается от богатства, чтобы иметь возможность петь песни).
Что касается ценностей, отвергаемых Толстым, то, в частности,
(10) ложными ценностями являются символические объекты: слово, а также искусство, этикет, всевозможные ритуалы.
Многоликая галерея толстовских краснобаев хорошо известна. Противопоставление ‘велеречивость фальши / немногословие естественности’ проникает в минимальные клеточки ПМ Толстого, такие как
басня «Камыш и маслина»: «Маслина посмеялась над камышом за то, что он от всякого ветра гнется. Камыш молчал», причем носителем положительного идеала оказывается именно камыш.
Саркастическое обнажение условной (и потому ложной) природы искусства и ритуала представлено, например, такими сходными эпизодами, как
• опера глазами Наташи Ростовой (ВМ, II, 5, IX) и
• богослужение глазами Катюши Масловой («Воскресение», 1, XXXIX).
Перейдем к иллюстрированию многочленной формулы (4). Проповедь (4а) ‘интуитивного, а не рассудочного способа познания’ пронизывает произведения Толстого. Так:
Пьер познает Бога «не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством» (ВМ, IV, 4, ХII);
одобряемая Толстым барыня покидает Москву, руководствуясь «смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга» (ВМ, III, 3, V);
Барклаю ставится в упрек рассудочность: «Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно» (ВМ, III, 2, XXV).
Примеров ‘радикальных действий’ (4б') много в поведении Пьера:
одержимый гневом, он внезапно ощущает в себе силы, позволяющие ему непосредственно воздействовать на поведение Анатоля и разрушить его планы (II, 5, XX);
в аналогичном состоянии он вытаскивает ребенка из огня и отгоняет француза, грабящего женщину (III, 3, ХXXIII–XXXIV).
Мотив (4б") ‘отход от рутинных правил, гибкое сообразовывание с событиями’ проявляется, в частности, в
противопоставлении традиционных, условных, книжных способов ведения войн (немецкими генералами с их die erste Kolonne marschiert, французами и «высшими по положению русскими», смотрящими на войну как на искусство фехтования) – народной войне, ведущейся против всех правил с помощью «первой попавшейся дубины» (ВМ, IV, 3, I).
Фактически тот же мотив —
в детском рассказе «Ровное наследство», где опровергается общепринятый способ передачи богатства сыновьям – наследование: лишенный наследства младший сын вынужден учиться «мастерствам и наукам» и богатеет, а старший получает наследство, ничего не умеет и разоряется.
Заметим, что оба примера, иллюстрирующие мотив (4б"), дают его в заостренном виде – как в формуле (5) ‘правильно именно неразумное’.
Примеры действий ‘методами природы’ (4б''') —
уничтожение французов «казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку» (IV, 3, III), и
развернутое сравнение отступающей французской армии со снежным комом, который не может быть ни остановлен, ни растоплен раньше, чем это позволяют законы физики («чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег» – IV, 2, XIX).
Принцип (4в) ‘полагаться на естественный ход событий’ представлен
многочисленными мотивами и сентенциями типа «Бог даст», «перемелется – мука будет», «двум смертям не бывать, одной не миновать», которые присутствуют в ситуациях как активного, так и пассивного поведения персонажей; типичный пример – в рассказе «Ермак», где Иван Кольцо говорит: «По мне – выйти на берег, да и валить прямо лавой на татар – что Бог даст».
Принцип ‘Бог даст’ иногда принимает заостренную форму доверия к провидению несмотря ни на что, когда человек добровольно отказывается от всех наличных преимуществ и ресурсов как призрачных, человеческих, а не божеских и верит в счастливый исход, полагаясь на божественный промысел. Здесь материализуется представление, что человек, как бы богат он ни был, наг перед Господом и его единственная надежда – на Бога (ср. историю Иова). Такова логика, стоящая за мотивом
(11) спасение через спуск до нуля, т. е. через отказ от наличных позиций, средств, благополучия и безопасности и доверие к провидению.
Типичная КОНКРЕТИЗАЦИЯ этого мотива —
(12) спасение через бедность.
Из сравнения (12) с (9) видно, что бедность проповедуется Толстым и в качестве ‘истинной ценности’ (9), и в качестве ‘правильного способа действий’ (12).
Примером (12) может служить уже излагавшийся сюжет рассказа «Ровное наследство», где путь к благосостоянию пролегает через лишение наследства.
Другая типичная группа КОНКРЕТИЗАЦИЙ мотива (11) —
всевозможные формы отказа от благ или позиций, например оставление Москвы и отказ Ростовых от имущества ради транспортировки раненых.
Иногда КОНКР спуска до нуля проецирует его в пластический план, давая мотив
(13) низ, нижнее положение, простертость (примеры см. в п. II.3.1 ‘Спасительная Акция’).
Наглядный образ ‘низа’ является эмблематическим воплощением идеи (11).
В заключение серии иллюстраций к формуле (4) отметим, что ‘слово’ отвергается Толстым не только как ценность (см. (10)), но и как способ действия (подобно тому, как ‘бедность’ утверждается в обоих этих качествах). Манифестацией этого является СОВМ ‘поверхностного’ из (4б') и ‘условного’ из (4б") в (14):
(14) бесполезность действий посредством слова, вербальных формул, ритуалов.
Типичный пример бесплодной словесной деятельности —
попытки как Растопчина, так и Наполеона повлиять на действия жителей Москвы путем прокламаций, составленных согласно специфическим для каждого из них жанровым канонам; по контрасту с масштабами и стихийной неуправляемостью происходящих событий они выглядят особенно комично.
Перейдем к формуле (6). Как уже говорилось, действия в духе законов жизни, предписываемые формулой (4), не означают обязательной пассивности.
Так, активными и в то же время сообразующимися с духом событий (= реализующими ‘противоборство’ (6а)) являются действия партизан, дерзко нападающих на французов. Ряд примеров активного поведения приводился выше, когда речь шла о ‘радикальных’ и ‘интуитивных’ поступках Пьера.
Еще более многочисленны примеры ‘пассивного подчинения’ событиям (6б).
Так действует Кутузов, решая оставить Москву и отказываясь заграждать дорогу отступающим французам.
Ср. «Камыш и маслина»: «…Пришла буря: камыш шатался, мотался, до земли сгибался – уцелел. Маслина напружилась сучьями против ветра – и сломилась».
Комментируя формулу (6), мы говорили, что каждая из ее двух частей – (6а) и (6б) – по-своему сочетает радикальность действия и доверие к ходу событий. Часты и СОВМ обеих установок, ср.
(15) вынужденное решение активно противоборствовать, принимаемое в порядке пассивного подчинения необходимости.
Так, в КП Жилин решается на рискованное бегство, так как, будучи беден, не имеет другого выхода (в отличие от Костылина, который может рассчитывать на выкуп).
В рассказе «Ермак» заглавный герой принимает неравный бой, поскольку любой другой выбор заведомо гибелен («перебьют»).
В совсем простом рассказе «Орел» птенцы вынуждают орла вторично отправиться в тяжелый полет за рыбой77
У Толстого представлен и такой случай, когда пассивное подчинение ходу событий распространяется не только на способ действий, но и на способ принятия решения, ср. вынужденное решение об оставлении Москвы, принимаемое Кутузовым в Филях ввиду физической невозможности защитить ее (ВМ, III, 4, III).
[Закрыть].
Тщетность ‘попыток рассудочного противодействия событиям и поверхностного управления ими’ (7) представлена прежде всего
образом Наполеона (в ВМ), которым Толстой развенчивает миф о способности отдельного лица руководить ходом истории. Наполеон сравнивается с ребенком, воображающим, что, дергая за тесемочки, он управляет движением кареты (IV, 2, X), чем акцентируются ‘отключенность от реальности, игрушечность’.
Вообще, изображая разного рода военачальников, Толстой подчеркивает невозможность целенаправленно руководить военными действиями и фиктивность той истории, где события изображаются как осуществление предначертаний государственных мужей. Часто попытки ‘волевого управления событиями’ (7) принимают форму ‘слов’ (14), благодаря чему к ним подключаются и другие отрицательные элементы, входящие в мотив ‘словесного действия’. Ср.
афишки Растопчина, прокламации Наполеона, диспозиции немецких генералов, бюрократические предписания, издаваемые Карениным в административной и личной сфере, и иные попытки приказывать живой жизни с помощью словесных формул.
В заключение примеров, иллюстрирующих формулы (2) – (7) по отдельности, укажем на случай СОВМ ряда элементов из (4) и (7) – поведение врачей в «Смерти Ивана Ильича» (гл. 4, 8):
II. Архисюжет пяти детских рассказов (ПР)доктора пытаются постичь суть болезни путем смехотворно усложненных систем силлогизмов (4а);
они держатся за этикет, считая неуместным интерес больного к главному вопросу – выживет ли он, и леча его традиционными паллиативами (4б',б");
они претендуют на управление ходом болезни, обращаясь с неведомым им нешуточным объектом – человеческим организмом – как с расшалившимся ребенком, которому достаточно словесного увещевания: «выступил вопрос о почке и слепой кишке, которые что-то делали не так, как следовало, и на которые за это вот-вот нападут Михаил Данилович и знаменитость и заставят их исправиться».
Настоящий раздел посвящен описанию главного компонента архиструктуры ПР – ее событийного архисюжета. Мы рассматриваем его на трех уровнях абстракции. На первом это один из архисюжетов, характерных для творчества Толстого в целом (п. II.1); на втором – архисюжет ПР в самых общих очертаниях (п. II.2); на третьем – архисюжет ПР, детализированный до пяти типовых составляющих – инвариантных сюжетно-тематических блоков (п. II.3).
Архисюжет (18), о котором здесь будет идти речь, выводится из центральной темы Толстого (1) и некоторых ее более конкретных разновидностей и производных (2) – (15). Он вбирает в себя мотивы (1) – (5), (8), (11), (14), (15), обрабатывая их с помощью ряда ПВ, применение которых естественно при построении эффектного сюжета88
Что касается мотивов (6), (7), (9), то в интересующий нас архисюжет они не входят, хотя и участвуют в отдельных манифестирующих его сюжетах.
[Закрыть].
Главный принцип построения АС (18) – СОВМ всех трех ветвей исходной темы (1), т. е. мотивов (2), (3) и (4). Посмотрим сначала, как СОВМЕЩАЮТСЯ (2) и (3).
‘Непредвиденность переходов’ (2а) предрасполагает к применению ОТКАЗА, а ‘мощные силы, нешуточность’ (2б) – к изображению разного рода ‘катастроф и потрясений’. С другой стороны, естественно, чтобы ‘простые, минимальные ценности (жизнь, здоровье…)’ из (3) и (8) были как-то акцентированы, поскольку в повседневной обстановке они кажутся чем-то само собой разумеющимся. Для такого подчеркивания и используется ОТК, только что извлеченный нами из (2):
Далее, для КОНКР и УВЕЛ ‘нехватки’ часто привлекаются ‘катастрофа или потрясение’, тоже полученные из (2).
(17) значение простых (и ложность надуманных) ценностей уясняется на фоне или после катастрофы или потрясения, создающих их острую нехватку или грозящих их полным уничтожением.
Как (16), так и (17) СОВМЕЩАЮТ (2) и (3) и служат двумя разными вариантами промежуточного этапа на пути к АС (18).
Мотив (17) подробно проанализирован (на материале ВМ) С. Г. Бочаровым, который называет его «глубинной ситуацией» Толстого:
В испытаниях и драматических кризисах вдруг проясняются, отделяясь от запутанной сложности поглощающих человека обычно мнимоважных мотивов, простые настоящие ценности – молодость, здоровье, любовь, наслаждение от искусства, близость людей и радость общения.
(Бочаров 1971: 15)
Из этой же работы видно, что
ситуация (17) проводится в ВМ на разных уровнях и материале – через судьбу всей России и отдельных людей. Среди последних – Пьер (см. иллюстрации к (3)), Николай Ростов (которого проигрыш в карты в соединении с пением Наташи заставляет осознать, чтó в жизни важно и чтó нет), князь Андрей (перед лицом смерти отказывающийся от условных понятий чести), Долохов (в обстановке московской трагедии становящийся выше светской ссоры с Пьером).
Мотивы (16) и (17) лежат и в основе ряда детских рассказов. Таковы три сюжета, где через нехватку / катастрофу, грозящую гибелью или голодом, заново оценивается и поэтизируется радость еды:
• пища для птенцов утрачивается и с трудом добывается вновь («Орел»);
• корова гибнет, дети страдают без молока, с трудом накапливаются деньги на новую корову, дети опять пьют молоко («Корова»);
• пережив грозу, мальчик с удовольствием ест грибы (КМР).
Следующий шаг вывода – СОВМЕЩЕНИЕ (16) и (17), результатом которого и будет общетолстовский архисюжет:
(18) В ситуации острой нехватки или катастрофы, грозящей жизни и ее элементарным ценностям, обнаруживается, что к спасению ведут действия, кажущиеся нецелесообразными, но основанные на интуитивном постижении событий, соприкосновении с их глубинной сутью, открытии в себе ресурсов природных сил; действия, сообразующиеся с непредсказуемостью событий, имитирующие природу, полагающиеся на благость провидения, не останавливающиеся перед спуском до нуля. Напротив, к спасению не ведут действия, кажущиеся целесообразными, но основанные на рассудочном постижении событий, паллиативные, неглубинные, следующие жестким условным правилам и исходящие из предварительного вычисления всех возможностей. При этом открывается подлинность элементарных ценностей жизни и ложность надуманных.
Как можно видеть из (18), стержневым элементом в СОВМ (16) и (17) с (4) и (5) явилась ‘катастрофа’.
В дополнение к своей прежней функции – служить нехваткой элементарных ценностей, образующей ОТКАЗ к уяснению их значения, – катастрофа приобретает новые роли в сфере стратегии поведения. Она создает потребность в помощи (= нехватку помощи), исправлении положения и тем самым служит ПОДАЧЕЙ не только ценностей, но и действий, направленных на их восстановление.
Далее, катастрофа играет роль той диагностирующей ситуации, которая позволяет отличить правильное от неправильного (= КОНКРЕТИЗИРОВАТЬ контраст между ними):правильные действия помогают пережить катастрофу, неправильные не помогают.
Наконец, катастрофа хорошо СОГЛАСУЕТСЯ с таким характерным проявлением правильного поведения, как спуск до нуля, образуя вместе с ним конструкцию КОНТРтожд (контраст по ‘губительности/спасительности’; тождество по элементу ‘лишение, потеря’).
Благодаря всем этим связям ‘катастрофа’ в составе АС (18) становится поистине ключевым моментом рассказа, собирая в себе важнейшие свойства как в плане ценностей, так и в плане поведения и создавая образ ‘мощных сил природы, одновременно губительных и благотворных для человека’.
Чтобы сформулировать АС пяти рассказов (формулу (22)), необходимо располагать темой этих рассказов (ӨПРинв, или просто ӨПР). Как было сказано, она складывается из двух компонентов: инвариантного (ӨПРк/инв), т. е. общего для всех произведений Толстого, в том числе взрослых (ӨТолстинв), и локального (ӨПРк/лок), то есть специфического именно для этих рассказов. Иными словами, ӨПР = СОВМ ӨПРк/инв и ӨПРк/лок.
Что же представляют собой инвариантный и локальный компоненты темы пяти рассказов?
Естественно согласиться, что в роли локального компонента темы пяти рассказов выступает тема, специфическая для всех детских рассказов Толстого (и инвариантная для них в отличие от других произведений Толстого). Она включает тематические элементы, связанные как с задачами литературы для детей вообще, так и с особенностями педагогических воззрений Толстого:
(19) ӨПРк/лок:
(а) дидактико-познавательная установка, сообщение практических сведений о мире, непосредственно окружающем ребенка;
(б) упрощенность психологических и социальных аспектов картины мира, светлый взгляд на жизнь1010
В составе (19) общедетским может считаться компонент (б), а специфическим для Толстого – компонент (а), соответствующий его убеждению, что, во-первых, рассказ должен учить детей, а не просто развлекать их и, во-вторых, предметом изучения должны быть не глубокие тайны природы, а ее прикладные аспекты (см. Эйхенбаум 1974: 36–39).
[Закрыть].
Что касается инвариантного компонента темы пяти рассказов, то он, естественно, восходит к центральной теме Толстого (1), так что в самом общем виде верно следующее:
(20) ӨПР = СОВМ (1) и (19).
Мы позволим себе ограничиться здесь этой абстрактной формулировкой темы пяти рассказов и не будем выписывать механическую сумму формул (1) и (19).
Перейдем непосредственно к уровню архисюжета, развертывающего тему (20). На этом уровне ее инвариантный компонент (1) предстает уже развернутым в архисюжет (18). Соответственно, задача сводится к СОВМЕЩЕНИЮ общетолстовского архисюжета (18) с детским компонентом темы ПР (= (19)). Это СОВМ даст своеобразную «детскую редакцию» АС (18) – архисюжет (22), выписанный несколько ниже.
Несколько слов о его характерных тематических особенностях.
Во-первых, в (22) фактически не представлены ‘надуманные, искусственные ценности’, за которыми гоняются многие взрослые персонажи больших вещей Толстого (соответственно отсутствуют и откровенно отрицательные герои)1111
Возможно, это объясняется не только установкой на упрощение, но и характером аудитории толстовских «Азбук» (крестьянские дети), в которой Толстой не предполагал даже знакомства с фальшью.
[Закрыть].Во-вторых, весь комплекс неправильного поведения дан смягченно и носит характер не сознательной программы, а простительных ошибок, по-человечески понятной инертности и рутинности мышления; в детских рассказах этот комплекс чаще всего выражается через мотив (14) ‘действие посредством слова’.
В-третьих, (22) исключает социальные конфликты и психологические тонкости, зато включает разнообразные явления природы (животных, стихии) и детского мира, а в качестве персонажей в (22) выступают простые люди и их дети1212
Использование животных, явлений природы и машин (пóезда, корабля) реализует установки (19а, 19б) одновременно: с одной стороны, это традиционные предметы усвоения в детском возрасте, а с другой – устройства однозначного действия, свойства и ходы которых хорошо известны и в этом смысле отвечают требованию упрощенного изображения мира.
[Закрыть].
Влияние локального детского компонента (19) подсказывает, помимо упомянутых содержательных поправок к (18), также ряд конструктивных уточнений.
В (18) правильные и неправильные действия еще не организованы во временнýю последовательность. Архисюжету (18) соответствовали бы, например, и такие реальные сюжеты, где те и другие действия совершались бы одновременно (разными персонажами) или где за спасительными правильными действиями следовали бы губительные неправильные. Однако фактически в рассказах «Азбуки» сюжеты упорядочены одним определенным образом:
Неправильным действиям отведена роль ОТК к правильным (ввиду контрастного отношения между ними именно по линии правильности) и одновременно ПРЕДВ (или ПРЕП) к ним (поскольку неправильные действия при спасении УВЕЛИЧИВАЮТ ситуацию нехватки правильных): лишь после и по причине неудачи неправильных действий персонажи переходят к правильным.
Такая конструкция – отказная, однолинейная, со счастливым концом – широко распространена в сюжетных повествованиях. В данном случае она особенно уместна, поскольку удачно СОВМЕЩАЕТ ряд элементов как локальной, так и инвариантной темы:
Однолинейность, т. е. отсутствие контрапункта между параллельно развертывающимися ложной и правильной версиями, является орудийной КОНКР ‘упрощенности’ из (19б)1313
Отсутствие временных перестановок и параллельного действия типично для фольклора и древнего эпоса, в частности для Гомера, на которого сознательно ориентировался в этот период Толстой.
[Закрыть].Счастливый же конец, т. е. порядок ‘сначала неудачные, затем удачные действия’, вытекает из таких элементов темы (1), как ‘приятие жизни’ и ее ‘благотворность’, а также из ‘светлого взгляда на жизнь’ (19б).
Еще одно конструктивное решение, принимаемое при обработке формулы (18), – определение места ее последнего компонента (‘открывается подлинность элементарных ценностей…’) в линейной цепи событий. Наиболее естественны две позиции: начальная (обладание элементарными ценностями в роли ОТКАЗА к последующей катастрофе) и конечная (обладание после отказной катастрофы). При этом возможно как заполнение обеих позиций сразу, так и незаполненность ни одной из них. Выбор той или иной из этих возможностей и количественная весомость начального и конечного состояний в отдельном рассказе обусловлены тем, на какие тематические элементы в нем делается упор (на ценности, на стратегию поведения, на упрощенность…).
В ПP начальный эпизод обладания ценностями («пролог»), как правило, разработан достаточно подробно, а конечный («эпилог») хотя и представлен, но чаще всего сведен к минимуму1414
Пример существенно иного, нежели в ПР, конструктивного решения – КМР, где имеется достаточно разработанный эпилог (юмористическая бытовая сценка со сном на печи и жареными грибами), намечен и пролог (сбор грибов), но зато опущена линия неправильных действий и фактически вообще снята вся проблема стратегии поведения. В результате сохранен баланс упрощенности, типичный для «Азбуки» (рассказ занимает менее полустраницы).
Что касается взрослых вещей, то примером высокой оценки элементарных ценностей – еды, питья и т п. – после катастрофы может служить умонастроение Пьера после плена (ВМ, IV, 2, XII).
[Закрыть].
Итак, прежде чем быть включенным в (22), АС (18) дорабатывается по следующей конструктивной схеме:
(21) ситуация (18); сначала обладание элементарными ценностями, потом катастрофа; далее неправильные действия, затем – правильные, мотивированные провалом неправильных; в итоге – обладание прежними ценностями.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?