Текст книги "Семя Ветра"

Каракатицы напряглись и помчались что было сил, послушные не столько захлебывающейся флейте Горхлы, сколько ужасу перед необъяснимой опасностью, которую они чуяли позади себя.

Сто локтей до выхода из гавани. Как и опасался Герфегест, Густая Вода, стремительно обследовав руины Калладира и не найдя в них ничего съестного, поползла вниз, к поверхности моря.

С какой скоростью перемещается эта дрянь в воде? Таков был единственный вопрос, который заботил сейчас Герфегеста.

7

Они проскочили мимо крайней, устрашающей своей высотой и формой скалы исполинского мола, когда уже вся гавань Калладира была затоплена хищной колдовской субстанцией. Густая вода прибывала.

Герфегест видел Густую Воду совсем близко – в полуполете копья за кормой их «морской колесницы» потрескивал и угрожающе ворчал белесый студень.

Теперь уже у Герфегеста не возникало сомнения в том, что их дни сочтены. Едва ли что-то сможет помешать выходу Густой Воды в открытое море. Кто знает, что остановило ее шесть веков назад в пределах гавани? Кто знает, не пробил ли последний час Синего Алустрала, предсказанный Ганфалой?

Когда до слуха Герфегеста донесся встревоженный крик Киммерин, он даже не обернулся. Что толку? Какая бы опасность ни грозила им сейчас, она ничто перед безликим, колышущимся словно холодец студнем, поглощающим на своем пути все живое.

– Герфегест, сюда! – Горхла был зол и напуган.

Только тогда Герфегест обернулся. Оборачиваясь, он успел заметить, как в воде – не Густой, а пока еще обычной морской воде – за кормой корабля мелькнула длинная тень. Герфегест не придал ей особого значения – подумаешь, всего лишь выброшенное вперед щупальце Хуммерова студня, который сожрет их без остатка спустя несколько невыносимо долгих мгновений…

8

Герфегест подскочил к Горхле. Карлик молча ткнул пальцем на юго-запад, в сторону архипелага Лорнуом.

Вначале Герфегест не увидел ничего, кроме бескрайней океанской равнины, перепаханной небольшими волнами – ветер набирал силу. Но, вглядевшись, он обнаружил далеко на горизонте черную риску толщиной с человеческий волос. Сомневаться не приходилось – это мачта корабля.

Двалара тем временем извлек свои парные боевые топоры. «Оум-м-м, ум-м-м», – прогудел двойной удар. Перерубленные поводья Сеннин проскользили через носовые клюзы и исчезли.

– Он что, повредился в рассудке? – спросил Герфегест у Горхлы.

– Руби канаты! – вместо ответа прорычал Горхла и подтвердил свои слова ударом топора по «воротилу».

Герфегест не понимал ничего. Если они обрубят канаты, корабль остановится, и тогда Густая Вода сожрет их еще быстрее… Впрочем, странно, как она это не сделала до сих пор…

В этот момент с надсадным скрипом сильно просел нос корабля. Герфегест не удержал равновесия и упал на «воротило». Оставшиеся в целости поводья каракатиц напряглись до предела. Чувствовалось, что животные попросту обезумели.

Как вдруг корабль споро помчался вперед с невиданной скоростью, все глубже зарываясь носом! Когда морская вода хлынула на палубу, Герфегест увидел, что она окрашена в непривычный ядовито-бурый цвет. Что-то или кто-то увлекал в морские глубины каракатиц и вместе с ними обреченную «морскую колесницу».

Что происходит за кормой, Герфегест не видел, да и не хотел видеть. Мысленно попрощавшись с жизнью, он выхватил меч и обрубил канат, который напряженно дрожал прямо перед ним.

Но еще одна пара поводьев оставалась цела. И этого хватило перетруженному «воротилу», чтобы с треском сорваться с места и промчаться в ореоле брызг по полузатопленной палубе. «Воротило» врезалось в изогнутый лебединой шеей форштевень и застряло в последних ребрах поперечного набора.

Впереди по курсу перед кораблем выросла продолговатая серая отмель. Отмель исторгла высокий фонтан водяных брызг и белого пара. Когда кашалот вновь исчез под водой, все смешалось окончательно…

Резкий порыв ветра швырнул в лицо Герфегесту клочья скользкого мяса, сочащегося бурой кровью.

Двалара в ужасе выл что-то невразумительное, указывая за корму корабля. В его налитых опасностью глазах промелькнула золотая молния, но Герфегест не поверил видению.

Киммерин упорно ползла вперед, к носу, туда, где пела свою сумасшедшую песнь напряженная сбруя последней каракатицы, и широкий нож у нее в зубах блестел алым. Когда Киммерин, сорванная набегающим потоком воды, бессильно понеслась назад, Горхла успел поймать ее за руку. Флейта Пастыря, вырвавшись из его рук и легко отскочив от медной трубы, вылетела за борт.

Вбивая в палубу поочередно два метательных ножа, Герфегест пополз вперед сам.

Форштевень стонал, грозя разлететься в щепы. Через палубу струилась кровь глубинных чудовищ. Герфегест клял все мироздание от Хуммера до самой безвредной былинки, исторгая все известные ему ругательства на всех известных ему языках Круга Земель…

Но, милостивые гиазиры, они все еще непостижимым образом оставались живы и Густая Вода все еще была где-то позади…

Кошмар кончился так же внезапно, как и начался. Меч Герфегеста дважды вошел в изрубленное дерево «воротила». Корабль освободился от последней упряжи и скоро выскочил на поверхность воды. Почти сразу же вслед за этим прямо по курсу показалась, безжизненно покачиваясь на волнах, огромная туша кашалота.

Что же произошло там, на выходе из Старого Порта Калладир? Герфегест с замиранием оглянулся, страшась увидеть набегающий вал Густой Воды. Но сзади не было ничего. Ничего, кроме непроницаемой стены посверкивающего золотистыми искорками тумана…

9

Изрядно потрепанный корабль замер, уткнувшись носом в мертвого кашалота. На боку властелина глубин, среди многочисленных круглых ран, оставленных щупальцами каракатиц, едва заметно темнели в наступающих сумерках два лебединых силуэта – тавро морских конюшен Гамелинов.

– Конечно, это Гамелины. Кто же еще? Вот сволочной народ! Вот исчадия! Да когда же это все кончится, мама моя дорогая?! – плаксиво возопил Двалара. Он вынул насквозь мокрый крендель, уселся на палубу и принялся чавкать его соленой мякотью.

Герфегест проигнорировал тираду Двалары. Зачем обсуждать очевидное? Бессильная, не находящая пока себе применения ненависть к Гамелинам выросла в его душе до размеров прямо-таки нечеловеческих.

Гамелины были настолько ненавистны ему, что даже обсуждать их подлость было уже неинтересно. Единственное, чего ему хотелось, – это мстить. Но пока они были вне досягаемости… В общем, пока его заботило совсем другое.

– Ты видел Золотую Цепь? – спросил Герфегест.

– Угу, – откликнулся Двалара с набитым ртом.

– Она сожрала Густую Воду и ушла прочь. И мне нечего к этому добавить, – тихо откликнулась Киммерин. С ее волос капала вода.

 
Густая Вода пришла из Пустот,
Сожрала людей, сожрала скот.
Цепь Золотая положена здесь.
Калладир – ешь, остальное – нет, —
 

продекламировал Горхла с таким гордым видом, будто бы это он был разорителем Калладира и устроителем Золотой Цепи.

Только теперь Герфегест мог позволить себе поддаться той нечеловеческой усталости, груз которой он почувствовал на себе, как только его нога ступила на палубу «морской колесницы». Ему вдруг стали совершенно безразличны перипетии минувшего кошмара. Сейчас, когда смертельная опасность миновала, его интересовало только ближайшее будущее.

– И что мы делаем теперь? – спросил он, скептически оглядывая осиротевшее «воротило».

– Теперь мы ставим мачту и поднимаем парус. Как мореходы древности, – буркнул Горхла.

Они оставили мир суши за спиной и устремились на запад от Пояса Усопших, на запад от Старого Порта Калладир – туда, где в оправе синих вод покоится зеленая жемчужина Свен-Илиарма, где воздвигся Рем Великолепный, где Ганфала, Надзирающий над Равновесием, лелеет надежду на появление Последнего из Конгетларов.

Часть вторая
Рыбий пастырь

Глава 5
Хранящие верность

1

Герфегест поднялся на палубу и, вбирая полной грудью соленый морской воздух, прикрыл глаза. Много, очень много дней прошло с тех пор, как он точно так же стоял на палубе «морской колесницы». Тогда за спиной растворялся в жуткой неизвестности Калладир, а впереди его ждала встреча со столицей Синего Алустрала. И встреча с Ремом Великолепным, Ремом Двувратным, Ремом Моревладетельным наконец состоялась. Кровавая встреча, окрашенная пурпуром пожаров…

– Ты слышишь меня, Рожденный в Наг-Туоле?

…Лишенная каракатиц, их «морская колесница» прибыла в Рем с роковым опозданием на четыре дня. Опоздание могло бы быть и большим, если бы их парус с голубым полумесяцем не полнился щедрым ветром из Пояса Усопших. Но и четырех дней хватило Гамелинам, чтобы бросить на чашу весов достаточно стали и темного знания.

Герфегест и его спутники попали в Рем Великолепный, когда над ним уже сгустились свинцовые тучи войны. Они встретились с Ганфалой. Герфегест еще не успел ответить на приветствие Ганфалы, а на рейде столицы уже показались сотни кораблей под знаменами благородных Домов Алустрала. Лебеди Гамелинов, Ледяные Цепи Лорчей, Туры Эльм-Оров появились сразу у обоих Морских Ворот Столицы – на западе и на востоке.

По указанию императора Лана Красного Панциря в столице и на холмах вокруг нее стояла его личная гвардия, а вместе с ней – армия Дома Хевров. Рем был превосходно укреплен, и ни Ганфала, ни император не сомневались в том, что им удастся продержаться в столице до подхода с юга верного флота Ганантахониоров и Орнумхониоров.

На стенах Рема бдительная стража уже сорвала холщовые покрывала с метательных машин и первые стрелы с горящей паклей уже воткнулись в палубы приблизившихся к Рему кораблей мятежников, когда в императорском дворце было получено страшное известие. Сухопутное войско Гамелинов, тайно высадившись в землях Хевров, подошло к Каналу. Его должны были защищать люди Хевров. Но Три Немые Головы – герб Хевров – безучастно взирали со щитов на проходящие мимо отряды Гамелинов, и слитный боевой клич «Смерть Империи!» потрясал воздух.

Хевры изменили своему властелину полным недеянием. Они не отважились преступить через слова клятвы и открыто выступить против Лана Красного Панциря, но попрали ее, отдав в руки Гамелинам Канал – мягкое подбрюшье столицы. Рем был обречен.

Потом…

– Открой глаза, Рожденный в Наг-Туоле!

…Потом их осталось совсем немного – Герфегест, Ганфала, Лан Красный Панцирь, Двалара, Горхла, Киммерин. И около сотни бойцов из разных Домов Алустрала.

Эти воины служили Империи по заветам предков и даже теперь, когда их кровные родственники изменили вассальной клятве, остались верны своему властелину. Среди них был даже один Гамелин – угрюмый, молчаливый гигант с алебардой, от которого Герфегест услышал только одно слово.

Они рубились на сходнях «Голубого Полумесяца» с пестрой ордой мятежников. Гавани Рема обмелели в тот день от тысяч трупов в тяжелых железных панцирях.

Они рубились на палубе, когда к «Голубому Полумесяцу», разбивая в щепу форштевни о четыре яруса весел, подвалили две полуторные галеры Лорчей. В борта впились железные «кошки» и корабль наводнили обнаженные люди. Лорчи не носили доспехов – Лорчи вверяли свою жизнь широким мечам, Меду Поэзии и веселящим душу воскурениям.

Они рубились и их становилось все меньше. И рогатый посох Ганфалы не знал устали. И легендарный красный панцирь императора Лана окрасился в тот день вдвойне…

Герфегест открыл глаза и увидел Ганфалу, но прежде чем ответить ему, он мысленно дописал свою хронику до конца.

…Император погиб, погиб верный Гамелин-молчальник, прошептав на прощание только одно слово – «Хармана», погибли почти все. Но «Голубой Полумесяц» все-таки пробился в открытое море и преследователи остались ни с чем.

2

Рыбий Пастырь стоял перед Герфегестом с белоснежной чайкой на плече. Чайка тупо смотрела в пустоту и не шевелилась – чучело чучелом. Рыбий Пастырь, Птичий Пастырь…

– Тебя не было здесь со мной, ты был где-то в прошлом, – сказал Ганфала. В его голосе Герфегесту послышался укор.

– Идущий Путем Ветра должен помнить свое прошлое.

– Идущий Путем Ветра должен бдить, – резко возразил Ганфала. – А ты спишь наяву. Только что я получил плохие вести, Герфегест. Священный Остров Дагаат больше не принадлежит Империи. Священный Остров Дагаат попал в руки Гамелинов.

На лице Герфегеста появилась кривая гримаса усталости. Плохие вести. Очень плохие вести. Что вообще есть в этом проклятом Алустрале, кроме плохих вестей? Он уже успел забыть что.

– Выходит, теперь Стагевд готов приступить к перекройке мироздания по своим собственным чертежам? Ведь Дагаат – это своего рода болевое средостение Мира Воды?

– Выходит, так, – ответил Ганфала. – Однако даже теперь, когда мы потеряли Дагаат, мы не должны сидеть сложа руки, дожидаясь собственной гибели!

– Лучше уж сидеть сложа руки, чем заниматься никому не нужной возней, – вздохнул Герфегест.

– Не всякая возня бессмысленна. – Ганфала извлек из кармашка на рукаве и подал своей птице блестящую трепыхающуюся рыбку величиной с мизинец. Чайка заглотила подачку, бессмысленно покрутила головой и снова обрела неподвижность. Ганфала одобрительно кивнул – чайка была его любимицей.

«Интересно, что этот Птичий Пастырь сделает, если она нагадит ему на спину?» – некстати подумалось Герфегесту.

– Что же ты намерен делать? – спросил он, большей частью из вежливости.

– Я намерен отправиться на юг, в земли Орнумхониоров. Если они еще сохранили верность Империи, мы можем рассчитывать на их флот и войско. Вслед за тем мы, не мешкая, нападем прямо на Дагаат и дадим решающее сражение.

– Император мертв и вместе с ним мертва Империя. Скорее всего молодой наследник престола Торвент мертв тоже. Как могут Орнумхониоры хранить верность мертвецу?

– Над этим вопросом мы задумаемся, когда услышим его из уст Ваарнарка, главы Дома Орнумхониоров. Я чувствую, еще не все потеряно. Орнумхониоры могут сделать очень многое.

– Если только Стагевд не раскроет прежде тайну Дагаата и не поднимет дно морское выше небес, – пессимистично заметил Герфегест.

– Выше небес не поднимет, – успокоил его Ганфала.

Как бы в одобрение остроты Пастыря, чайка издала мерзкий, хрюкающий звук, вибрирующий на низкой басовой ноте.

Герфегеста передернуло. Он был уверен: птицы так не кричат.

3

«Голубой Полумесяц» был отличным кораблем с заговоренной бронзовой обшивкой, которая не обрастала ни мелкими ракушками, ни водорослями.

Гребцы на осиротевшем ныне флагмане императорского флота были вольнонаемными, откормленными мужиками из владений Хевров. И трудились они не за страх и даже не за совесть, а за немалое жалованье императорского гвардейца. После бегства из Рема прошла ровно неделя, когда на юге показались сторожевые башни Наг-Кинниста.

С кем сейчас Орнумхониоры? Знают ли они о том, что произошло в столице? Сколько еще стоять поднебесному миру? Эти вопросы теснились в голове Герфегеста, когда «Голубой Полумесяц», кичась червленым золотом носовой статуи покойного ныне императора Лана Красного Панциря, входил в гавань Наг-Кинниста.

Флот Орнумхониоров пребывал на месте. Несколько десятков файелантов были ошвартованы вдоль длинных деревянных причалов. Это немного успокаивало: по крайней мере корабли Орнумхониоров не рыщут по морям Алустрала в надежде перехватить беглецов и не сражаются впустую с громадным флотом мятежников на траверзе Рема.

На берегу Герфегест заметил с десяток со вкусом одетых людей. За их спинами стояли простые воины. По меньшей мере четыре сотни при полном вооружении. Их явно ожидали.

Оглянувшись назад, Герфегест заметил, как из неприметных бухточек у входа в гавань выскользнули две полуторные галеры. Галеры быстро перекрыли «Голубому Полумесяцу» путь к отступлению.

«Ну, две полуторные галеры мы, положим, уже один раз отогнали… – с тоской подумал Герфегест, вспоминая кровавую баню в Реме, – …но тогда мы сражались против предателей, а сейчас перед нами – последние союзники. Даже победа над ними означает окончательное поражение в войне с Гамелинами!»

4

На берег сошли только Ганфала и Герфегест. Даже неразлучные Двалара, Горхла и Киммерин остались на борту. Так велел Ганфала.

Итак, десять первых лиц Дома Орнумхониоров. На нагрудниках переливается синевой зловещий тунец, рыба мощная и своевольная, на лицах лежит печать хитролисости и привычного самодурства. Они всегда были такими – это Герфегест помнил еще из прошлой жизни. Из жизни Конгетларом.

– Приветствую тебя, благородный Ваарнарк из Орнумхониоров, – невыразительно и, как нашел Герфегест, неподобающе тихо начал Ганфала.

– Привет и тебе, незнакомец, – приосанившись, сказал щуплый мужчина неопределенных лет, в котором Герфегест мог бы заподозрить главу Орнумхониоров в самую последнюю очередь. Относительно «незнакомца» Герфегест в первый миг удивился, но тут же сообразил, что Ганфалу ведь видел в Синем Алустрале, мягко говоря, не каждый.

– Ты сказал «незнакомец»?

Ганфала вкрадчиво улыбнулся и вместе с его улыбкой перед Орнумхониорами сверкнул перевернутый стальной полумесяц на посохе, с неуловимой быстротой извлеченном из складок длинной, в тон белоснежному плащу хламиды. «Жезл Рыбьего Пастыря… Надзирающий… Ганфала… Не может быть…» – прополз шепоток среди рядовых воинов.

Но Ваарнарк, кажется, все еще не сообразил, кто перед ним. А может, посох Ганфалы просто не впечатлил Хозяина Орнумхониоров, который принял его за подделку.

Это сверх вероятия – Ганфала собственной персоной! Еще будучи ребенком Ваарнарк терпеть не мог сказок, что рассказывала ему старая нянька. И теперь, много лет спустя, в лице немолодого главы Орнумхониоров не дрогнул ни один мускул.

– Я сказал «незнакомец», потому что не услышал твоего имени. Кто сказал тебе, что я буду разговаривать с человеком без имени? Ты ведешь себя как важная персона, но почем мне знать, что у тебя на уме?

С точки зрения Герфегеста, назвать мага «человеком без имени» было неслыханной дерзостью по отношению к Рыбьему Пастырю, который отчего-то не торопился отвечать Ваарнарку.

– Ты не слишком почтителен к своим гостям, Ваарнарк из Дома Орнумхониоров. Я – Герфегест из Павшего Дома Конгетларов и мой меч сейчас служит Ганфале Рыбьему Пастырю. Если ты не узнал его, это не дает тебе право вести себя оскорбительно. Извинись перед ним, иначе тебе придется соединить свой меч с моим в поединке чести!

Орнумхониоры схватились за оружие. Все, кроме Ваарнарка. Тот презрительно скривился, будто бы ему в чашу с вином шлепнулась ядовитая сколопендра и, жестом придержав своих вассалов и родичей, сказал:

– Какие времена – такие гости. Герфегест Конгетлар? Проклятый Дом Конгетларов получил по заслугам. Вот уже второй десяток лет мы благодарим сияющий Намарн, избавивший нас от Дома наемных убийц и шпионов. Конгетлары были назначены к истреблению волею императора и Синевы Алустрала. Если ты Конгетлар – ты преступник.

Орнумхониоры одобрительно зашумели. Их глава знает закон. Он справедлив и честен. Он знает, как вести беседу с нечестивцами!

Ваарнарк выдержал короткую паузу, в протяжении которой Герфегест преисполнялся гневом, но, чувствуя, что все висит на волоске, молчал. Молчал также и Ганфала, что было особенно странно. Почему он не сделает что-нибудь? Почему не вмешается словом или магией?

– Если же ты не Конгетлар, значит, ты совершаешь подлог, присваивая себе чужую родословную, и, следовательно, ты преступник. Таким образом, кем бы ты ни был, твои слова открыли в тебе преступника.

Орнумхониоры расшумелись пуще прежнего. Ваарнарк, ободренный поддержкой благодарных слушателей, завершил:

– О поединке чести с преступником не может быть и речи. Твой спутник имеет возможность, пока не поздно, вернуться на борт корабля – я не буду чинить ему препятствий. А ты подлежишь низкой казни незамедлительно.

Ваарнарк хлопнул в ладоши. Стоило его хлопку разорвать знойный полуденный воздух, как первые две шеренги воинов на флангах построения припали на одно колено.

За ними открылись лучники. Герфегест ожидал чего угодно, но только не такой быстроты в исполнении приговора! Ну и дисциплина у проклятых Орнумхониоров!

Когда в грудь Герфегеста слева и справа устремились два десятка стрел, он только начинал спасительный прыжок «падающая башня». Но было поздно.

Его прыжок означал лишь то, что стрелы не попадут ему в грудь. Он будет убит двумя-тремя стрелами в шею. Что поделаешь, даже башня не может падать с быстротою мысли!

Вдруг перед глазами обреченного смерти Герфегеста мелькнуло белое переливчатое крыло чуда. Вместо стрел, пробивающих навылет его горло, он ощутил горячий камень набережной под закинутыми за голову ладонями и осознал, что остался жив.

Ничего не понимая, Герфегест медленно поднимался на ослабевшие от неожиданности ноги, а над ошалевшими Орнумхониорами уже ярился нечеловеческий, громоподобный голос Ганфалы:

– Довольно, Ваарнарк из Дома Орнумхониоров! Оставь Конгетлара, вступившегося за мою честь, в покое. Иначе нашей дружбе не быть!

– Прекратить! Немедленно прекратить! – заорал Ваарнарк ошпаренным ужасом лучникам.

– Ты никогда не видел нас. Я прощаю тебе твое недоверие, – продолжал Ганфала.

– Спасибо тебе… за снисходительность… Я был чрезмерно… непростительно… резок, – едва ворочая языком, проблеял Ваарнарк.

– А сейчас ответь мне, Рыбьему Пастырю, Надзирающему над Равновесием, и пусть твои люди будут нам свидетелями. Помнишь ли ты слова присяги на верность императору?

– Да, Рыбий Пастырь, – послушно ответил Ваарнарк побелевшими губами и опустился на колени. – Я помню слова присяги. И я… храню верность…

Герфегест смотрел во все глаза и удивлялся, удивлялся, удивлялся. Уже не в первый раз оказывалось, что жизнь – самая увлекательная вещь на свете.

Ганфала, похоже, думал о том же самом. Он поднял заструившийся неземным яично-желтым светом посох над головой и обвел взглядом притихший люд Орнумхониоров. Это так славно – когда тебя боятся!

5

Семь с половиной лет назад Герфегест брел по опустевшему Варнагу – коленопреклоненной столице Октанга Урайна, Длани Хуммера. Год клонился к зиме, по неприютным каменным улицам вилась поземка, в арсеналах и кузницах Варнага хозяйничали грюты.

Они взяли Варнаг без боя. Ключом к городу послужила голова Октанга Урайна, погибшего за несколько дней до этого от руки Шета окс Лагина, Звезднорожденного.

Угрюмая цитадель Урайна была безлюдна. Под страхом смерти Аганна, военачальник грютов, запретил своим людям посещать средоточие темного могущества Урайна. Герфегест не был грютом, Герфегест был уважаем всеми, Герфегест беспрепятственно прошел через огромные стрельчатые ворота парадного входа, у которых перетаптывался под жгучим зимним ветром усиленный караул. Щитоносцы с золотыми булавами проводили Герфегеста взглядами, в которых в равной пропорции были смешаны зависть, недоверие и восхищение.

Последний Конгетлар бывал в цитадели и раньше. Он приблизительно знал, куда следует направиться, чтобы попасть в подземные укрывища, куда Урайн сносил свои чудовищные погремушки, дары Сумеречного Леса. Герфегест вырвал из стены вечногорящий факел. Пламя, сменив цвет с охряно-красного на ослепительно белый, ударило в потолок и предостерегающе зашипело.

Герфегесту было все равно. Пробормотав слова, которыми грюты обычно успокаивают своих коней, он пошел вниз по лестнице, начало которой скрывалось в темной глухой нише.

В подземелье царили следы недавнего пребывания безвестных мародеров. Двери, тянущиеся по обеим сторонам коридора, были распахнуты настежь. Заглядывая в них, Герфегест видел многое, о чем позже постарался позабыть, и отчасти ему это удалось. К сожалению – лишь отчасти.

Коридор круто изгибался влево. За несколько шагов до поворота в пламени своего факела Герфегест увидел лицо человека – немолодого, иссушенного многими недугами мужчины.

Герфегест знал этого человека. Его звали Синфит, он был наемным лекарем, обслуживающим узников Урайна. Обслуживал он их в обе стороны. Кое-кого лечил, кое-кого травил – в тех случаях, когда Урайну было недосуг сводить счеты самому. В общем, Синфит был изрядной сволочью.

Факел предупредил Герфегеста об опасности. И когда из темноты на него выскочил Синфит, выбрасывая вперед руку со стилетом, Герфегест ловко отступил в сторону и, поставив подножку, вскорости оседлал незадачливого вояку.

Потом они поговорили. Синфит оказался общительным собеседником. За полтора часа лекарь, трясясь над своей ничтожной жизнью, как нищий над медным авром, поведал Герфегесту многое о своем погибшем хозяине, Октанге Урайне.

Среди вороха разных малозначительных случаев, достойных украсить страницы грядущих хроник яркими историческими анекдотами, Герфегест запомнил лишь один – рассказ Синфита о его первой встрече с Урайном. В тот зимний день Урайн был всего лишь заурядным мятежником, а Синфит – лекарем в войске, которое шло усмирять глупую смуту в лесной глубинке. На глазах Синфита пятьсот лучников разрядили свои луки в Урайна. И все стрелы были поглощены его изумрудным плащом без остатка, словно бы за его тканью была отверста необъятная бездна.

– Ты знаешь, что все эти россказни не спасут твою жизнь? – спросил тогда Герфегест, теряя остатки терпения.

– Знаю, – неожиданно твердо ответил Синфит, словно бы моментально избавившись от опьянения страхом.

Герфегест убил Синфита и тотчас же Семя Ветра призвало его к себе. Оно приняло жертву. Но с тех пор Герфегест запомнил: бывают такие плащи, пошитые не из ткани, а из струящегося псевдошелковыми складками небытия. Не иначе именно такой плащ был надет на Рыбьем Пастыре – разве что цвет у него был другой, белый.

6

Вот какие картины воскрешала из небытия память Герфегеста, пока он, Ваарнарк, Ганфала и Горхла в сопровождении десяти воинов со знаком Синего Тунца, покровителя Дома Орнумхониоров, спускались по дороге, вьющейся склонами Молочной Котловины.

Наверху, под более чем условной сенью высохшей фисташковой рощи, остался отряд носильщиков и охрана из лучников и меченосцев. В случае удачного исхода задуманного Ганфалой дела им предстояло вернуться в Наг-Киннист, столицу Орнумхониоров, отнюдь не с пустыми руками.

Герфегест не был склонен жалеть лекаря Синфита. Герфегест обошел вниманием и Семя Ветра, которое сейчас жило внутри свинцовой миндалины у него на шее.

Герфегест снова размышлял о плаще Урайна и плаще Ганфалы – таких разных, таких похожих. Урайн десять лет назад закрылся своим плащом от герверитских стрел, вчера Ганфала спас его, Герфегеста, от стрел Орнумхониоров. Не сделай Рыбий Пастырь этого, Герфегест сейчас был бы мертв. Способна ли служить одна и та же магия во зло и во благо?

– Мы на месте, Рожденный в Наг-Туоле.

Что он знал о Молочной Котловине? Возможно, слышал в детстве. Возможно, что-то рассказывал ему Зикра Конгетлар. Но Герфегест не помнил ни полслова. Скорее уж впервые он услышал о Молочной Котловине вчера из уст Ганфалы.

Здесь, внизу, на дне древнего морского залива, который после Эпохи Сотрясений стал лагуной, а позже был осушен якобы по указанию самого Лишенного Значений, располагался Арсенал. По крайней мере должен был располагаться. И ключом к нему служило Семя Ветра.

Они стояли в центре котловины, у края круглой каменной плиты, которая, насколько можно было судить, служила затвором для подземного туннеля. На ней не было надписей, металлических рукоятей или рычагов, не было ничего, что могло бы подсказать, как открыть ее.

– У нас, Орнумхониоров, это место считается очень плохим. В полночь здесь исчезают люди, – заметил Ваарнарк, обходя каменную плиту по кругу.

– Сейчас полдень, – сказал Ганфала сухо. – И не все из нас вполне люди. Пробил твой час, Герфегест.

Герфегест посмотрел на Ганфалу в некоторой растерянности. Потом достал Семя Ветра – как и прежде шершавое, чуть теплое, увесистое.

– Но я не знаю ни слов, ни действий.

Ваарнарк зловеще ухмыльнулся:

– Прости меня, Рыбий Пастырь, но я никогда не верил в избранность рода Конгетларов. Видать, недаром…

– А я не прошу тебя верить в избранность рода Конгетларов, достойный Ваарнарк из Дома Орнумхониоров, – сказал Ганфала и бросил на Ваарнарка взгляд, от которого у Хозяина Орнумхониоров зашевелились на голове власы числом одиннадцать. – Если можешь – открой сам и я первый назову тебя Трижды Величайшим. Но вначале этим займется Рожденный в Наг-Туоле.

Горхла, который за весь день не проронил ни слова, неожиданно шепнул Герфегесту:

– Съешь это, Рожденный в Наг-Туоле.

Герфегест почувствовал, как в его правой ладони оказалось что-то маленькое, сухое, на ощупь напоминающее истлевший прошлогодний лист липы. Герфегест исподтишка скосил глаза вниз. У него в руке была небольшая бледно-желтая бабочка. Зачем он должен съесть ее – оставалось совершенно неясным.

– Тайен, – добавил Горхла одними губами.

Герфегест вспомнил. Ложе и тело Тайен. Прощальное прикосновение. Клевер, лиса и дрозд. Сотни бабочек, которые долгое время служили Тайен плотью…

Если это яд – он успеет отплатить коварному Горхле. Если это злая шутка – он успеет отплатить ему трижды. Карлик знает это.

Он, Герфегест, будет выглядеть глупо перед всеми и в первую очередь перед заносчивым Ваарнарком только в одном случае: если не откроет Арсенал. Но тогда это уже не будет иметь никакого значения – без могущественного оружия, которое, по мнению Ганфалы, должно здесь сыскаться, у них не будет ни малейшего шанса в сражении с мятежниками. Ни малейшего шанса.

Не боясь выглядеть глупо, Герфегест привселюдно съел бабочку без остатка.

– Ну как, вкусно? – без тени иронии поинтересовался Ганфала.

Герфегест не ответил. Сухая пыльца, крошечные лапки, тщедушное тельце – они не должны были иметь вкуса и они его не имели. Но вместе с ними в тело Герфегеста вошла свежая память о Тайен. О закатах и рассветах над Хелтанскими горами. О ночах безумной, неистощимой любви. И еще – память об одной-единственной фразе из восьми слов, которую он некогда слышал.

Герфегест ступил на каменную плиту. Сделал три шага и оказался точно в ее центре.

– Отойдите как можно дальше, – сказал он. Ему повиновались беспрекословно.

Герфегест сложил ладони лодкой, зажав Семя Ветра между ними, и воздел руки к небу. Потом он произнес слова, которые вкусил от частицы тела Тайен – такого любимого, такого, в сущности, неженского. «Интересно, почему иногда их называют Глиняными Людьми? Разве в них есть хоть кроха глины?»

Орнумхониоры видели, как над головой Герфегеста сгустилась светло-зеленая полупрозрачная воронка. Ее острие метило точно в темя Последнего Конгетлара, а расширяющееся «тело» уходило в заоблачную высь.

Какое-то время воронка покоилась. Затем на ее краях обозначилось круговое вращение. Вслед за этим послышался свист и острие воронки пронзило Герфегеста насквозь.

Ступни Герфегеста словно бы срослись, образовав единую, расползающуюся по каменной плите подошву. Казалось, будто на месте Последнего Конгетлара вырастает мощный узловатый бук. Прошло еще несколько коротких колоколов, и каменная плита лопнула с утробным грохотом. Герфегест исчез.