Текст книги "Нюрнбергский набат. Репортаж из прошлого, обращение к будущему"

В помещении, где нормально можно было разместить не свыше 400 человек, число больных тифом и туберкулезом составляло 1800 человек.

«Уборка камер не производилась. Больные по нескольку месяцев оставались в том белье, в котором попали в плен. Спали они без всякой подстилки. Многие были полураздеты или совершенно голые. Помещения не отапливались, а примитивные печи, сделанные самими военнопленными, разрушались… В „лазарете“ не было воды для умывания и даже для питья. В результате антисанитарии вшивость в „лазарете“ приняла чудовищные размеры».

Истребление с помощью умышленного распространения заболеваний сочеталось с замариванием голодом. Пищевой рацион советских военнопленных состоял из 250 граммов эрзац-хлеба и двух литров так называемой «баланды». Мука, предназначенная для выпечки хлеба раненым и больным военнопленным, доставлялась из Германии. Ее обнаружили в одном из складов «лазарета» в количестве 15 тонн. На фабричной упаковке сорокакилограммовых бумажных мешков имелись этикетки «Шпельцмель»; образцы этой эрзацмуки были направлены на лабораторное исследование в Центральный институт питания Народного комиссариата здравоохранения СССР.

Я предъявляю Вам документы, относящиеся к истреблению гитлеровцами советских военнопленных в Гросслазарете, под № СССР-5а; на страницах 9, 10 и 11 этого документа Трибунал может видеть фотостат заключений Центрального института питания. Заключения сделаны, с одной стороны, по данным анализа, который был произведен фронтовой военной лабораторией, и, с другой – по данным анализа, произведенного непосредственно в Центральном институте питания. В заключении института сказано:

«…Очевидно, „хлеб“ выпекался с добавлением небольшого количества натуральной муки для образования связной массы.

Питание таким «хлебом» при лишении питающихся других полноценных веществ и продуктов равносильно голоданию и неизбежно приводит к резкому истощению…»

Анализ показал, что «мука» является не чем иным, как равномерно, но довольно крупно измельченной соломой с частицами длиной до 2, а иногда до 3 мм. При микроскопии в каждом поле зрения, как сказано в заключении, «…наряду с растительными волокнами древесины, обнаружены в очень небольшом количестве крахмальные зерна, напоминающие по строению крахмальные зерна овса». Институт пришел к выводу, что «…потребление такого хлеба, благодаря раздражающему действию мякины, приводит к развитию заболеваний пищеварительного аппарата».

Несколько забегая вперед, я хочу доложить о результатах судебно-медицинского вскрытия 112 эксгумированных трупов из объекта № 1 и наружного осмотра около 500 трупов. В первом случае истощение как причина смерти констатировано в отношении 96 жертв. Во втором случае, как сказано в заключении, напечатанном на странице 7 документа СССР-5а, «утверждение о том, что истощение является основной причиной смертности в лагере для военнопленных, обосновывается также данными наружного осмотра около 500 трупов, при котором оказалось, что процент крайнего истощения приближается к 100 процентам».

Несколько далее, в этом же заключении, в пункте «г» § 5 эксперты отмечают, что режим в Славутском Гросслазарете в числе прочих показателей может быть охарактеризован абсолютно непригодным питанием. Я цитирую:

«Хлеб с 64 % примесью древесных опилок… баланда из гнилого картофеля с примесью отбросов, крысиных экскрементов и т. п.».

Военнопленные, уцелевшие до освобождения Славуты из-под власти гитлеровских палачей, заявили (я цитирую выдержку со страницы 4 документа СССР-5а):

«B Гросслазарете периодически отмечались вспышки заболевания неизвестного характера, называвшегося немецкими врачами „парахолерой“. Заболевание „парахолерой“ было плодом варварских экспериментов немецких врачей. Как возникали, так и заканчивались эти эпидемии внезапно. Исход „парахолеры“ в 60–80 % случаев был смертельный. Трупы некоторых умерших от этих заболеваний вскрывались немецкими врачами, причем русские врачи-военнопленные к вскрытию не допускались».

В пункте восьмом заключения судебно-медицинской экспертизы (страница 7 документа СССР-5а) говорится:

«Никакая объективная обстановка не может объяснить всех тех условий, при которых содержались военнопленные в лагере. Тем более как явствует из материалов дела, в немецких военных складах в городе Славуте были огромные запасы продовольствия, в военных аптеках – медикаментов и перевязочных материалов».

В штате Гросслазарета числилось значительное количество медицинского персонала. Вместе с тем, как это отмечается в Сообщении Государственной комиссии, больные и раненые офицеры и бойцы Красной армии не получали самой элементарной медицинской помощи. Да и о каком лечении могла идти речь, если задача Гросслазарета была диаметрально противоположной. Не только к физическому уничтожению военнопленных стремилась администрация Гросслазарета, но и к тому, чтобы наполнить мучениями и страданиями последние дни жизни раненых и больных.

Один из разделов Сообщения Комиссии озаглавлен: «Пытки и расстрелы советских военнопленных». Я оглашаю часть этого раздела. Он напечатан на странице 4 документа СССР-5а:

«Советских военнопленных в Гросслазарете подвергали пыткам и истязаниям, били при раздаче пищи, при выводе на работу. Не щадили фашистские палачи даже умирающих. Судебно-медицинская экспертиза при эксгумировании трупов обнаружила в числе других трупов военнопленного, которому в агональном состоянии было нанесено колотое ранение ножом в паховую область. С торчащим в ране ножом он был брошен в могилу и еще живым засыпан землей.

Одним из видов массовых пыток в «лазарете» было заключение больных и раненых в карцер, который представлял собой холодное помещение с цементным полом. Заключенные в карцер на несколько дней лишались пищи, и многие там умирали. Больных и слабых людей гитлеровцы с целью еще большего истощения заставляли бегать вокруг зданий «лазарета», а тех, кто не мог бегать, запарывали до полусмерти.

Нередки были случаи убийства военнопленных немецкой охраной ради потехи. Бывший военнопленный Бухтийчук Д. П. сообщил о том, как немцы бросали на проволочные заграждения внутренности павших лошадей, и когда обезумевшие от голода военнопленные подбегали к заграждениям, охрана открывала по ним стрельбу из автоматов. Свидетель Кирсанов Л. С. видел, как был заколот штыком один из военнопленных за то, что он поднял с земли клубень картофеля. Бывший военнопленный Шаталов А. Т. был очевидцем, как конвоир застрелил военнопленного, пытавшегося получить вторую порцию «баланды». В феврале 1942 г. он «видел, как часовой ранил одного из пленных, который искал в мусорной яме объедки, оставшиеся в немецкой кухне обслуживающего персонала, раненый был немедленно уведен к яме, раздет и пристрелен».

Осмотр трупов, эксгумированных при расследовании фашистских злодеяний в так называемом лагере Славута, удостоверил, что «комендатура и охрана лагеря неоднократно применяли изощренные меры истязаний. Среди вскрытых и эксгумированных трупов судебно-медицинская экспертиза обнаружила четыре трупа военнопленных, умерщвленных холодным оружием, с колотыми головными ранами, проникающими в полость черепа.

Раненых и больных военнопленных, несмотря на крайнюю степень истощения и резкую слабость, гитлеровцы принуждали к непосильному физическому труду. На военнопленных перевозились тяжести, вывозились трупы умерщвленных советских людей. Изнемогающих и падающих военнопленных конвоиры убивали на месте. Путь на работу и с работы, по заявлению ксендза города Славута Милевского, намечен, как вехами, маленькими могильными холмиками».

У фашистских изуверов иногда не хватало терпения дожидаться смерти того или другого военнопленного, и они хоронили еще живых людей.

На основании обнаружения в глубоких дыхательных путях четырех трупов военнопленных вплоть до мельчайших бронхов «большого количества песчинок, которые могли попасть так глубоко лишь при дыхательных движениях засыпанных песком», судебно-медицинская экспертиза установила, что в Гросслазарете охрана комендатуры с ведома немецких врачей хоронила советских людей живыми.

Одному из бывших обитателей Гросслазарета – военнопленному Панкину был известен случай, когда в феврале 1943 года в мертвецкую был вынесен больной, находившийся в забытьи. Больной очнулся уже в мертвецкой. Шефу барака доложили, что в мертвецкую отнесен живой человек. Он приказал оставить его там. Больной был похоронен.

Невыносимый режим побуждал военнопленных игнорировать огромный риск и пытаться совершать индивидуальные и групповые побеги. Мученики, вырвавшиеся из «лазаретного» ада, искали приюта у местного населения Славуты и окружающих населенных пунктов. Гитлеровские негодяи безжалостно расстреливали каждого, кто оказывал какую-либо помощь беглецу.

Город Славута входил в Шепетовский район. 15 января 1942 г. шепетовский гебитскомиссар доктор Ворбс издал специальное распоряжение, в котором было сказано, что если не обнаружатся непосредственные виновники, помогавшие беглецам, то в каждом случае будет расстреляно 10 заложников.

Священник Журковский сообщил, что было арестовано и расстреляно 26 мирных граждан, оказавших помощь военнопленным. При медицинском освидетельствовании 525 освобожденных из Гросслазарета у 435 была установлена крайняя степень истощения, у 59 – осложненное течение ран, у 31 – нервно-психическое расстройство.

Комиссия отмечает:

«За два года оккупации Славуты, при участии немецких врачей Борбе, Штурма и других медицинских работников, в Гросслазарете гитлеровцы истребили до 150 тысяч офицеров и бойцов Красной армии».

Отдавая себе полный отчет в безграничной подлости содеянных преступлений, немецко-фашистские палачи всеми мерами пытались скрыть следы своих преступлений. В частности, они тщательно маскировали те места, в которых были похоронены советские военнопленные. Так, например, на кресте могилы № 623 было написано 8 фамилий похороненных, а при вскрытии в могиле оказалось 32 трупа. При вскрытии могилы № 624 было обнаружено то же самое явление.

В других могилах обнаружены грунтовые прослойки между несколькими рядами трупов. Например, в могиле № 625 оказалось 10 трупов, а когда сняли слой грунта толщиной в 30 сантиметров, то в этой могиле обнаружили еще два ряда трупов. То же самое оказалось и при вскрытии могилы № 627 и могилы № 8.

Многие могилы были замаскированы путем разбивки клумб, посадки деревьев, прокладки дорожек и т. д., но никакая маскировка не сможет скрыть кровавых преступлении гитлеровских злодеев.

Частями Красной армии в полицейских архивах города Житомира среди многих других документов была захвачена одна переписка. Это полицейское дознание. Авторы документов никогда не рассчитывали на то, что он будет оглашен на заседании Международного трибунала по делу главных военных преступников. Документы, составляющие эту переписку, были предназначены исключительно для полицейского начальства, и составлялись они с соблюдением всех требований, обычных для германского права и для полицейских дознаний фашистской Германии.

Документ предъявляется Вам под № СССР-311 – это фотостат, заверенный надлежащим образом.

24 декабря 1942 г. должны были быть подвергнуты «особо режимному обращению» 78 военнопленных из Бердичевского отделения «воспитательно-трудового» лагеря. Все 78 человек – советские граждане. В переписке есть донесение по начальству оберштурмфюрера СС Кунтце от 27 декабря 1942 г. В нем сказано:

«В данном случае не было никаких данных относительно коммунистической деятельности этих пленных за время существования советской власти».

Следующая фраза Кунтце вносит абсолютную ясность в вопрос о том, почему и как попали эти военнопленные в «воспитательно-трудовой» лагерь:

«По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их „особо режимному обращению“.

Мы убедились в том, что в лагерь они были направлены военными властями. Специалист, каким в этом вопросе, несомненно, являлся оберштурмфюрер СС, говорит, что направлены они были специально для того, чтобы стать объектом «особо режимного» обращения.

Теперь разрешите перейти к изложению существа вопроса. Мне кажется, наиболее целесообразным изложить его словами одного из документов. Я цитирую:

«КОМАНДИР ПОЛИЦИИ БЕЗОПАСНОСТИ

И СД В ЖИТОМИРЕ

Бердичев 24. XII.

1942 года

По вызову явился штурмшарфюрер СС и криминаль-обер-секретарь Кнопп Фриц. Родился в 1897 году в Нойклинце, округ Кесслин. Кнопп Фриц показал следующее:

С середины августа я являюсь руководителем Бердичевского отделения полиции безопасности и СД в городе Житомире. 23 декабря 1942 г. заместитель командира гауптштурмфюрер СС Кальбах обследовал местное отделение воспитательно-трудового лагеря, находящегося в ведении вверенного мне учреждения. В этом воспитательно-трудовом лагере с конца октября находятся 78 бывших военнопленных, которые в свое время были переведены туда из стационарного лагеря в Житомире вследствие нетрудоспособности. Значительное число военнопленных в свое время было передано в распоряжение командира полиции безопасности и СД».

Я думаю, что нет никакой необходимости давать специальную справку Трибуналу о том, что передача военнопленных в распоряжение полиции безопасности была предусмотрена специальными эсэсовскими директивами и директивами СД, главным образом тех, кто подлежал физическому уничтожению.

Я цитирую дальше:

«Из их состава в Житомире было отобрано небольшое число до некоторой степени пригодных к труду. Остальные 78 человек были направлены в здешний воспитательно-трудовой лагерь».

Я пропускаю еще два абзаца.

«Находившиеся в здешнем лагере 78 военнопленных были исключительно тяжело раненные. У одних отсутствовали обе ноги, у других – обе руки, у третьих – одна какая-нибудь конечность. Только некоторые из них не имели ранения конечностей, но они были так изуродованы другими видами ранений, что не могли выполнять никакой работы. Последние должны были ухаживать за первыми.

При обследовании воспитательно-трудового лагеря 23 декабря 1942 г. гауптштурмфюрер СС Кальбах отдал распоряжение, чтобы оставшиеся в живых после имевших место смертных случаев 68 или 70 военнопленных подверглись сегодня же «особо режимному» обращению. Для этой цели он выделил грузовую автомашину с шофером эсэсовцем Шефером из управления командующего, который прибыл сюда сегодня в 11 ч 30 мин. Подготовку экзекуции я поручил сегодня ранним утром сотрудникам местного управления унтершарфюрерам СС Фольбрехту и Паалю и ротенфюреру Гессельбаху.

В то время, как экзекуция евреев производилась обычно в пределах рабочего лагеря, правда, в месте, укрытом от взоров содержащихся в лагере, для сегодняшней казни я приказал, считая это целесообразным, избрать подходящее место вне лагеря на пустыре, находившемся за стационарным лагерем.

От упомянутых выше трех лиц, которым я поручил произвести расстрел военнопленных, мне было известно, что они, еще будучи в Киеве, принимали участие в массовых экзекуциях многих тысяч человек. И в местном управлении им, уже в мою бытность, поручался расстрел многих сотен людей…»

Я хотел бы привлечь Ваше внимание к одному моменту, еще раз показывающему, какой смысл вкладывали гитлеровцы в слова «экзекуция» и «особо режимное» обращение. Здесь в одной только фразе поставлены четкие знаки равенства между терминами «массовая экзекуция» и «расстрел», а несколько выше расшифровано, что значит «перевозка на грузовике куда-то по близости» и «особо режимное» обращение. Бесспорной является полная идентичность всех этих четырех терминов.

После этого отступления я цитирую дальше:

«Из оружия они имели немецкий пистолет-пулемет, русскую самозарядную винтовку, пистолет ОВ и карабин. Хочу еще подчеркнуть, что я намеревался дать в помощь этим трем лицам гауптшарфюрера СС Венцеля, но это было отклонено унтершарфюрером Фольбрехтом, заметившим при этом, что они втроем вполне справятся с этим делом.

По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров…»

Председатель: Скажите, пожалуйста, эти слова «по поводу обвинения», они имеются в подлинном документе?

Покровский: Это текст того объяснения, тех показаний, которые своему полицейскому начальству дает лицо, подписавшее документ. Лицам, ответственным за проведение экзекуции, вменялось в вину, что по их неосмотрительности и небрежности произошло то, что они именуют «инцидентом», и вот по поводу этого «инцидента» они и дают объяснение.

«…По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров, а заключенные не были способны к бегству ввиду их физических недостатков.

Приблизительно в 15 часов мне сообщили по телефону стационарного лагеря, что один из сотрудников моего отделения, выполняющий это особое поручение, ранен, а один бежал. Я сейчас же направил на подводе к месту экзекуции гауптшарфюрера СС Венцеля и обершарфюрера СС Фрича. Через некоторое время мне вторично сообщили по телефону из стационарного лагеря, что два сотрудника моего отделения убиты».

Перехожу к части показаний Кноппа, данных им своему полицейскому начальству:

«Я хотел бы еще указать на то, что изложенный мною „инцидент“ произошел при второй экзекуции. Ей предшествовал расстрел, примерно, 20 военнопленных, прошедший без инцидентов. Сейчас же, по возвращении, я доложил об этом по телефону командиру в Житомир…

Подпись: Фриц Кнопп, штурмшарфюрер СС.

Верно: Кунтце, оберштурмфюрер СС».

Следующим был допрошен сам палач.

«…Затем по вызову явился ротенфюрер СС Гессельбах Фридрих, родившийся 24 января 1909 г., уроженец Фейдингена из округа Витгенштейн (Вестфалия), и дал следующие показания:

– Вчера вечером унтершарфюрер СС Пааль сообщил мне, что сегодня я должен принять участие в расстреле военнопленных. Позже я получил также соответствующее задание об этом от гауптшарфюрера СС Венцеля в присутствии штурмшарфюрера СС Кноппа. Сегодня в 8 часов утра мы, гаупшарфюрер СС Бергер, унтершарфюрер СС Пааль, унтершарфюрер СС Фольбрехт и я, приехали на взятой на кожевенном заводе машине с шофером, который был украинцем, на участок, находившийся, примерно, в одном-полутора километрах за лагерем, с восемью заключенными нашей тюрьмы, чтобы выкопать могилу. У входа в лагерь по распоряжению Пааля Фольбрехт и я вышли из машины. Этим распоряжением Пааль имел в виду скрыть от содержавшихся в лагере наши намерения и не выдать эти намерения присутствием в лагере большого количества сотрудников СС.

Поэтому погрузку пленных в машину производили только я, Пааль и еще несколько полицейских. Первая группа состояла, по распоряжению Пааля, почти исключительно из безногих.

После того, как я расстрелял первых трех заключенных, вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я и до того уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как находился на расстоянии 40–50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежащих на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофера из добытого ими оружия. Поняв, в чем дело, я выпустил оставшийся у меня в магазине четвертый патрон по заключенным, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся. Теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае я расстреливал патроны второго магазина по беглецам, хотя не мог точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них».

Я могу доложить, что последняя часть показаний Гессельбаха относится к вопросу организации поисков разбежавшихся калек, которые оказались безрезультатными.

Наконец, я хочу процитировать несколько выдержек из документа, идущего в переписке последним. Это – донесение оберштурмфюрера СС Кунтце. Он повторяет, в связи с чем подлежали уничтожению 78 человек после инспектирования лагеря Кальбахом.

«Благодаря своей нетрудоспособности военнопленные представляли… значительный балласт для лагеря… Исходя из этого, гауптштурмфюрер СС Кальбах распорядился, чтобы 24 декабря была произведена экзекуция больных военнопленных.

Ни здесь в управлении, ни в отделении нельзя было установить, по каким именно причинам прежний командир принял этих калек-пленных и отослал их в воспитательно-трудовой лагерь. По-видимому, военные власти предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их «особо режимному» обращению, ибо, они, вследствие своего физического состояния, не могли быть использованы на какой-нибудь работе.

Итак, гауптштурмфюрер СС Кальбах назначил экзекуцию на 24 декабря около 17 часов. Начальник Бердичевского отделения штурмшарфюрер СС Кнопп сообщил по телефону, что при выполнении означенной «особо режимной» операции оба работника отделения – унтершарфюрер СС Пааль и унтершарфюрер СС Фольбрехт «подверглись нападению заключенных и были убиты из их собственного оружия…»

Таким образом, из двадцати восьми заключенных четыре были застрелены в могиле, два – при побеге, остальные двадцать два бежали.

Немедленно принятые ротенфюрером СС Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находившегося вблизи стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны. Все сбежавшие были немедленно объявлены в розысках начальником Бердичевского отделения, о чем были поставлены в известность все полицейские и армейские инстанции. Розыски, однако, будут затруднены тем, что имена бежавших неизвестны. Имеются лишь имена всех подлежавших «особо режимному» обращению, так что в розыск пришлось объявить и уже казненных и сбежавших.

25 декабря на том же месте под моим руководством была произведена «особо режимная» операция с остальными 20 бывшими военнопленными. Так как можно было опасаться, что сбежавшие заключенные уже успели в короткий срок установить связь с каким-либо партизанским отрядом, то я распорядился о том, чтобы в стационарный лагерь снова послали команду в 20 человек, вооруженную легкими пулеметами и карабинами для охраны окрестностей. Экзекуция прошла без инцидентов».

Надо себе представить, как этих несчастных 20 человек, безруких и безногих, ведут на казнь в сопровождении сильной охраны эсэсовцев и войск, вооруженных пулеметами. Я цитирую дальше:

«В качестве меры возмездия я распорядился, чтобы жандармерия сейчас же произвела в прилегающих районах проверку всех уже расконвоированных военнопленных с целью выявления их политической деятельности за время существования советской власти, и чтобы из их рядов было арестовано и подвергнуто „особо режимному“ обращению 20 активистов и членов КП».

Для того чтобы закончить с материалом, относящимся к этому чудовищному преступлению гитлеровцев, я хотел бы обратить внимание Трибунала на несколько обстоятельств.

В дальнейшем отправки военнопленных были прекращены в связи с возражениями армии. Я не хочу, чтобы мои слова были истолкованы превратно. Армия не столько возражала против такой отправки, сколько выражала желание, чтобы эти военнопленные, будучи направляемы «куда-то», немедленно получали пристанище.

О каком «пристанище» шла речь, нетрудно догадаться. Это то пристанище, куда, по словам Кноппа, перевозили «на грузовиках куда-то поблизости».

Второе обстоятельство, которое мне кажется важным, – это масштабы злодеяний. Относительно палачей Пааля, Гессельбаха и Фольбрехта Кнопп пишет:

«Об упомянутых выше трех лицах, которым я поручил произвести расстрел военнопленных, мне было известно, что они, еще будучи в Киеве, принимали участие в массовых экзекуциях многих тысяч человек. И в местном управлении им, уже в мою бытность, поручался расстрел многих сотен людей».

Было бы неправильным, если бы я не подчеркнул исключительного зверства со стороны Кунтце – этого типичного представителя СС. Двадцать ни в чем не повинных людей, захваченных где попало и как попало, должны быть убиты. За что? Только за то, что они оказались в плену калеками.

Суд, конечно, учтет, что эти 22 инвалида по всем законам, божеским и человеческим, не должны были погибнуть от рук палачей, а должны были находиться под охраной германского правительства как военнопленные.

В высшей степени ценно признание Кунтце относительно мотивов, по которым военные власти направляли инвалидов в лагерь для «особо режимного» обращения. Он прямо говорит, что причиной этого было их физическое состояние, невозможность использовать их на какой-либо работе.

Каторжный режим, сплошной конвейер издевательств и пыток толкали советских людей на такие проявления отчаяния, как нападение на вооруженную до зубов охрану лагеря. Мы знаем о подобных, действительно героических, фактах. Свидетельские показания очевидцев находятся в наших руках.

Я предъявляю Вам собственноручные показания свидетелей Лампа (документ СССР-314), которого Вы допрашивали здесь несколько дней тому назад, и Риболя Фредерика (документ СССР-315). Они поведали о том, что в начале февраля 1945 года в лагере уничтожения Маутхаузене 800 заключенных военнослужащих Красной армии, обезоружив стражу и прорвав колючую проволоку, через которую был пропущен электрический ток, вырвались из фашистского ада. Ламп показывает, как зверски расправлялись эсэсовцы с теми, кого они смогли поймать. Я процитирую несколько строчек:

«Те, кто вернулся в лагерь, были зверски замучены. А затем видели беглецов, которых вели обратно в блок № 20».

Отвлекаясь от цитаты, я должен доложить, что блок № 20 был блоком смерти.

«Они были избиты, и один был окровавлен. За ними шли человек 10 эсэсовцев, среди которых были 3 или 4 офицера. В руках у них были хлысты, они громко смеялись и, казалось, предвкушали удовольствие увидеть пытки, которым они собирались подвергнуть этих трех несчастных. Мужество восставших и жестокость репрессий оставили у всех заключенных Маутхаузена неизгладимое воспоминание».

К советским людям фашистские заговорщики относились все с одинаковой ненавистью. Если между ними и возникали какие-либо разногласия, то они касались лишь способов истребления своих жертв. Часть стремилась уничтожить военнопленных немедленно, в то время как другие считали полезным сначала заживо высосать из них всю кровь и силу на заводах, фабриках, военных предприятиях, строительстве военных объектов.

Любая длительная война вызывает нехватку рабочих рук в промышленности и сельском хозяйстве. Фашистская Германия разрешала эту проблему путем ввоза белых рабов и рабынь. Видное место среди этих контингентов занимали военнопленные. Военнопленных направляли на самые тяжелые работы, где они массами гибли от истощения, непосильного труда, голода и зверской расправы со стороны охраны.

Я представляю Вам документ под № ПС-1117 и цитирую из него три абзаца:

«В целях выполнения программы железо-сталелитейной промышленности и с тем, чтобы обеспечить требования угольной промышленности, фюрер 7 июля приказал использовать для этой цели военнопленных».

Я пропускаю несколько фраз, относящихся к технике этого вопроса, и цитирую пункт второй этой директивы:

«2. Всех советских военнопленных, захваченных с 5 июля 1943 г., из лагерей ОКВ направлять для генерального уполномоченного по рабочей силе с тем, чтобы последний мог их в первую очередь использовать в угольной промышленности». Очень важен четвертый пункт. В нем содержится прямая директива о том, как превращать в военнопленных всех мужчин в возрасте от 16 до 55 лет.

«4. Всех лиц мужского пола в возрасте от 16 до 55 лет, захваченных в боях с партизанами в районе военных операций, расположения войск восточных комиссариатов, генерал-губернаторства и на Балканах, считать военнопленными. То же самое относится, к мужчинам во вновь оккупированных областях на Востоке. Они должны будут посылаться в лагерь для военнопленных и оттуда направляться на работу в Германию». Второй документ под № ПС-744, исходящий от начальника ОКВ 8 июля 1943 г., дублирует эту директиву. Документ подписан Кейтелем. К тексту подписанного Кейтелем документа (§ 4) имеется примечание. Оно адресовано всем высшим инстанциям СС и подписано Гиммлером. Текст его уже был оглашен 20 декабря 1945 г. Поэтому я напомню лишь содержание. Речь шла о порядке направления детей, старух, стариков и женщин молодых возрастов. Гиммлер указывает, как и каким порядком через ведомство Заукеля они должны направляться в Германию. И в этом случае Гиммлер, Кейтель, Заукель выступают как одно целое в трех лицах.

Я считаю весьма важным документ, который мы предъявляем Вам под № СССР-354. Это отчет о лагере для военнопленных в Минске. Он исходит из канцелярии Розенберга и составлен 10 июля 1941 г. в Берлине.

Председатель: Скажите, пожалуйста, он уже представлялся в качестве доказательства?

Покровский: Этот документ не оглашался.

Я позволю себе процитировать несколько выдержек.

«В лагере военнопленных, в Минском отделении, на территории размером с Вильгельмплац, находится приблизительно 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских заключенных. Заключенные ютятся на такой ограниченной территории, что едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные надобности там, где стоят. Этот лагерь охраняется командой кадровых солдат в количестве, составляющем роту. Такая недостаточная охрана лагеря возможна только при условии применения самой жестокой силы.

Единственным доступным средством недостаточной охраны, день и ночь стоящей на посту, является огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет».

Далее авторы документа сетуют на невозможность произвести отбор пленных в физическом и расовом отношении для разного рода тяжелых работ. После того как было приступлено к такому отбору, на второй день это мероприятие было запрещено. Я цитирую:

«…Со ссылкой на приказ генерал-фельдмаршала Клюге, согласно которому вопрос о предоставлении заключенных для работы фельдмаршал решает сам».

29 января 1943 г. за подписью главнокомандующего сухопутными силами были даны указания относительно «Права необходимой обороны, применительно к военнопленным». Это документ ПС-696; мы представляем его под № СССР-355, так как он не оглашался. Он начинается так: