Текст книги "Дорога домой"

Легкое касание, нежное, бережное. И еще одно, и еще. Уже не просто прикосновение, но настоящий поцелуй. И я дышу через раз уже совсем по иной причине. И приподнимаюсь на мысочках, чтобы быть ближе, обхватываю руками сильную шею, притягивая к себе. Ловлю движения губ, вдыхаю такой знакомый запах. И вкус сладких печеных яблок тает на языке.

И кажется, что мы здесь совсем одни. Нет ни толпы, ни Стаськи, ни Дора. Только мы вдвоем, укрытые ночью и уютной тишиной. И каждое прикосновение в темноте ощущается острее. Подушечки пальцев вдруг становятся глазами и без зазрений совести «рассматривают» широкие плечи, спину, тяжело вздымающуюся грудь. И огорчаются, что на мужчине слишком много одежды, но даже сквозь нее ощущается исходящий от тела жар.

Или это уже мой собственный жар? Не разобрать.

Спустя несколько долгих-долгих мгновений Фауст отрывается от губ и, склонившись к самому уху, жарко шепчет:

– Что ж ты со мной делаешь…

Я не знаю, что ему на это ответить. Наверное, то же самое, что и он со мной?

Потому я лишь крепче обнимаю, прижимаюсь к нему всем телом, не желая расставаться, не желая терять своей такой надежной опоры.

А потом резко включается свет. Слепит. Заставляет отпрянуть и прикрыть ладонью глаза. И звуки возвращаются. Недовольно ворчат ослеплённые зрители.

Снова звучат залпы. Но уже не фейерверка. Пробки вылетают из бутылок шампанского. И все кричат, поздравляют друг друга с переломным днем лета.

Глава 7
Бурная ночка

Обратной дорогой мы шли медленно. Спешить было некуда, и можно было позволить себе насладиться прогулкой. Народу на улице заметно убавилось. Веселье плавно переместилось в таверны и постоялые дворы, из приоткрытых окон которых выбивался яркий свет и доносилось веселое песнопение. Причем, судя по неслаженным голосам, местные песняры успели изрядно надраться.

На сей раз Стаська с Дором шли впереди. Мы же с Фаустом тихонько плелись сзади, и не думая их догонять. А за несколько метров до входа в постоялый двор феникс и вовсе сбавил шаг, позволяя нашим спутникам уйти вперед и скрыться за массивными двустворчатыми дверями.

Стоило нам только остаться наедине, как мужчина обхватил меня за талию и, приподняв над землей, потащил куда-то в сторону. Я и пикнуть не успела, как мы оказались в уютном полумраке, спрятанные от посторонних глаз в тени невысокого дома. Фауст всем телом прижал меня к стене и, не давая опомниться, впился в губы поцелуем. Поначалу таким чувственным, ласковым, томительно нежным, пробуждающим бабочек внизу живота. Но постепенно поцелуй становился все более глубоким, страстным, а мужчина, прижимавший меня к стене, – напористым.

Меня вмиг охватил жар. И воздуха стало отчаянно не хватать. Колени почему-то вдруг ослабели, и лишь крепкая рука, удерживающая за талию, не позволяла упасть. А внутри будто сладкая патока разлилась, заставляя трепетать всем телом, судорожно хвататься за его плечи и целовать в ответ, так же порывисто и страстно, пытаясь утолить неведомую жажду.

Фауст оторвался от губ, часто хватая ртом воздух, и, склонившись к самому уху, хриплым от желания голосом произнес:

– Пойдем в номер…

– Куда? – не сразу сообразила я, пребывая в странном одурманенном состоянии.

– В номер… В спальню, – уточнил Фауст, и до меня разом дошло, что он имеет в виду.

Эммм, как-то я не ожидала столь стремительного развития событий, а столь прямолинейного предложения – и подавно.

– Что, прямо сейчас?

– Ага… – кивнул блондин и привлек меня к себе, даря еще один долгий, сладкий поцелуй.

Ох, целуется он, конечно, первоклассно. Просто умопомрачительно. Но в спальню… сейчас… Мы ведь не одни. Точнее, тут-то мы одни, но в таверне нас ждут спутники.

– А как же Стася и Дор…

– Вот именно что Дор… – усмехнулся феникс. – Он пока за Стасей присмотрит. И нам никто не будет мешать.

– Но… – попыталась еще что-то возразить я, но так и не нашла что.

Да и вообще непонятно, с чего вдруг взялось желание возражать. Кажется, я сама не так давно мечтала о том, чтобы уединиться с Фаустом. Но откуда-то взявшееся ощущение неправильности происходящего не давало покоя.

– Люб… – Низкий рокочущий голос и горячее дыхание, опалившее шею. – Ну, мы недолго. Они и не заметят нашего отсутствия.

И вот тут сработал красный сигнал светофора.

Это что, он мне по-быстрому перепихнуться, что ли, предлагает? Или как это понимать? Недолго…

А я, может, хочу долго! Хочу так, чтобы уснуть вместе, чтобы всю ночь в жарких объятиях, и проснуться на рассвете в кольце нежных рук. У меня все-таки первый раз, имею я право на романтику, в конце концов?

Вслух своего возмущения высказывать не стала. Да и горящий взгляд, путешествующий по лицу, смелости не прибавил. И Фауст, что стоит совсем рядом, такой близкий, такой желанный. И разочаровывать его не хочется. Но слабость в коленях отчего-то сменилась дрожью. А сердце ухнуло в пятки. Короче, я попросту струсила.

– А может… не будем спешить, – проблеяла дрожащим голосочком, надеясь, что на этом все закончится и блондин не станет настаивать.

Надежды не оправдались…

– Но я… – Кажется, он растерялся. Не ждал отказа? – Я думал, ты хочешь?

Вот и что ему на это ответить?

– Да я, в общем-то, не против… Но не так же…

– Как так? – Кажется, мой птенчик решительно не понимал, в чем проблема. Вот интересно, все мужчины такие твердолобые или он один такой?

– Так… В спешке… Прячась от кого-то… Скрывая… Простыни сам будешь перед Стаськиным приходом перестилать или как?

Стоило лишь подумать, что потом придется в спешке прятать следы нашей… близости, как стало противно. Очень. Будто мы собираемся заняться чем-то непристойным, грязным, противоестественным. Не так все должно быть…

– Люб, ну я же не виноват, что свободных номеров нет?! – Фауст всплеснул руками. И голос позволил себе повысить. Возмущался. Негодовал. Злился… Вот только я в этом тоже не виновата… – Что теперь мне сделать?!

– Ничего! Подождать! – ответила в том же тоне. Резко и зло.

– Да не могу я больше ждать! Я с ума схожу… Люб… – И голос вновь мягкий, воркующий. И он опять обнимает, скользит носом по виску, по щеке. Целует за ушком. Водит ладонью по пояснице, то и дело пытаясь сползти за грань приличия.

Соблазнитель чертов.

Но я не поддамся. Я уже решила. Не сегодня. Не так.

– Фауст, перестань… Я не хочу. – Уперла руки ему в грудь и попыталась оттолкнуть. Сначала мягко, но поняв, что он и не думает отступать, усилила нажим, отстраняя не на шутку разошедшегося феникса.

Не шелохнулся. Смял. Стиснул в объятиях, крепче прижимая к сильному телу. И тем самым лишь усилил возникшую неприязнь, и желание вырваться обострилось до предела.

– Ну Люююб. – И снова этот просящий тон и поцелуй, в щеку, в подбородок, в шею. Нежность в голосе, совершенно не вяжущаяся со стальным хватом рук. – Ну я очень-очень хочу…

Блин, достал! Сказала же, нет! Чего непонятного?!

– Знаешь что?! Если у тебя в одном месте зудит, сходи сними себе кого-нибудь на «по-быстрому». Я тебе не девочка на одну ночь, понял?! Пусти!

И что есть мочи толкнула его в грудь. Извернулась. Вырвалась. Отступила и рванулась прочь. Быстро-быстро. Как только могла.

– Твою мать! – раздалось злое рычание за спиной. – Люб, подожди… – И шаги – поспешные, широкие, заставляющие еще больше ускориться.

Вот она, дверь, совсем близко. А за ней спасительный свет, и тепло, и шум множества голосов. Я уже коснулась кованой ручки, как он нагнал меня. Вновь схватил в охапку, отрывая от земли. Вновь попытался притянуть к себе.

– Пусти. Придурок. Петух озабоченный!

Сдаваться на его милость я была не намерена, а потому извивалась и лягалась, как только могла.

– Люб, ну прости. Я дурак. Прости. – Шепот суматошный, отчаянный, будто феникс боится, что не успеет чего-то сказать. – Я больше не буду… – И взгляд глаза в глаза, такой виноватый-виноватый. Потерянный.

Думает, меня это проберет? Хрен ему!

Замахнулась, дабы влепить наглецу увесистую пощечину, но в последний миг он успел перехватить запястье. Мягко сжал и поднес к губам. Коснулся нежным, бережным поцелуем сначала костяшек, а потом и основания ладони.

– Люб, ну не злись… Знаю, я не сдержался. Просто я так давно хочу тебя, что, когда ты рядом, совсем голову теряю.

– Значит, держись подальше, раз тебя токсикоз, бедного, замучил, – разумно посоветовала пернатому. – И вообще, о каком «давно» идет речь? Мы с тобой сколько знакомы? Пять дней? Шесть?

Всего шесть дней… А ощущение, будто прошел уже целый месяц. Столько всего за это время случилось. И кажется, будто я знаю его уже целую вечность. Или даже дольше. А еще чувствую – сожалеет. И отчего-то уверена – не тронул бы.

Но обидно… Как же обидно. За испорченный вечер, за обманутые ожидания. И в горле клокочет ярость, не давая разумно мыслить.

– Какая разница? Пять, шесть, месяц, год…

Я не поняла, к чему он это сказал, но остатки нерастраченной злости заставили возразить:

– Большая! Это не так много. Мог бы и потерпеть!

Фауст тяжело вздохнул и потер ладонью глаза.

– Люб, ну что мне сделать, чтоб ты успокоилась?

– Сам для начала успокойся. Вон в душ холодный сходи, говорят, очень помогает!

И он разжал объятия. Отступил. И так неуютно сразу стало. Я ведь хоть и брыкалась, но не хотела, чтобы он отпускал. А он… наверное, последнее замечание все же было лишним.

– Вот как… – холодным безжизненным тоном произнес блондин и губы сердито поджал. – Что ж, пожалуй, воспользуюсь твоим предложением. И не беспокойся, с этого момента буду вести себя максимально сдержанно.

Ну вот, начинается. Теперь он обиделся… Что ж за вечер такой?

В общем, в таверну мы вошли оба сердитые и угрюмые. Стаська с Дором уже устроились за одним из столиков в компании двух шумных бородатых гномов. Сестрица весело махнула рукой, подзывая присоединиться к их компании. Я остервенело плюхнулась на свободный стул, и один из бородачей, глянув на мою мрачную физиономию, тут же выставил мне под нос здоровенную кружку сидра. Ну, я с досады ее и осушила. Вот прям залпом.

– Люб, не налегай… – Предостерегающий голос Фауста раздался над самым ухом, и он неторопливо опустился на соседний стул.

От предложенной выпивки блондин отчего-то отказался. Взял со стола книгу в кожаной обложке, заменявшую здесь меню, и стал сосредоточенно изучать, листая плотные потертые страницы.

Передо мной тем временем выставили новую кружку, и я сразу вцепилась в нее обеими руками. Фауст бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, продолжая изучать ассортимент таверны. Потом тяжко вздохнул и резко захлопнул меню. Видимо, на придирчивый вкус феникса там ничего не нашлось.

– Слушай, Дор, а напитки не из… меню тут у кого можно спросить? – поинтересовался Фауст, и Дор, удивленно выгнув рыжую бровь, указал ему на такого же рыжего вихрастого гремлина, суетящегося за стойкой.

– Я сейчас. – Феникс поднялся из-за стола и направился в указанном направлении.

Избавившись от назойливого внимания, прилипла к нежно сжимаемой в руках кружечке, ощущая, как приятное тепло расползается по организму, согревает и дурные мысли сами собой выветриваются из головы.

– Лу, вы чего, поссорились, что ли? – Ко мне придвинулась любопытная Стаська и, заглядывая в лицо, стала выспрашивать подробности сегодняшнего вечера.

– Да нет, все хорошо, – махнула рукой, и вправду чувствуя, что уже все хорошо. Тепло так, и тело легкое-легкое, и голова немного туманная. Приятно туманная.

– Луууу. – Голос Стаськи понизился до заговорщического шепота. – А вы чего с блондинчиком на фейерверке делали?

– Чего-чего? Салют смотрели. Мотыльков ловили.

– А потом? – протянула сестричка, еще сильнее подавшись вперед.

– Когда потом?

– Ну, когда свет выключили… – подмигнула малявка.

– Аааа… нуууу… – отвела глаза я, понимая, в какую сторону клонит младшенькая.

Сразу вспомнился поцелуй в темноте. Его горячее дыхание, руки нежные, глаза, мерцающие в темноте. Блин, может, я зря отказалась в номер подняться?

Решительно тряхнула головой. Нет, один поцелуй еще не повод для постели. И вообще, Орловы так просто не даются. Не заслужил пока, вот!

– А ты желание загадала? – меж тем продолжала допытываться сестричка.

– Какое желание?

– Ну как же? Когда свет выключили. Желание надо было загадывать, как у нас на Новый год! – широко улыбнулась мелкая, а я недоуменно глянула на Дора.

– Ага, надо было. Мы называем это минутой Великого Перелома. Время, когда меняется рисунок небосклона и Трехпалый Лучник уступает место Звездной Танцовщице. А священный Обсидиан наливается свежим огнем, открывая новый сезон испытаний, – нараспев проговорил Дор. – Фауст что, тебе не рассказал?

– Неа… – растерянно покачала головой, а про себя подумала, что надо будет блондину это припомнить. Лишил меня желания, вот же гад!

Хотя, с другой стороны… Вот что бы я пожелала? Наверняка именно то, что он в эту минуту Перелома и проделал. Считай, желание сразу исполнил. Но все равно, при случае припомню! Чисто из вредности.

Твердо на том порешив, я скрепила намерение очередным большим глотком сидра. А потом еще одним… и кружка как-то быстро опустела. А на ее месте вновь появилась полная. Прям чудеса.

А потом вдруг вернулся Фауст. Тоже с кружкой. Здоровенной такой, глиняной, с объёмными рисунками по бортику. Красииииво. Почему-то захотелось эти рисунки рассмотреть, и я потянулась к его напитку.

– Люба, не трожь! – Дотянуться до кружечки мне так и не дали, стремительно отставив ее в сторону.

Пахло оттуда, кстати, весьма своеобразно. Какими-то терпкими травами вперемешку с древесной корой и хмелем. Убойный запашок. И, разумеется, пробовать сие пойло я не намеревалась, но блондин, видимо, думал иначе.

– Тебе что, своего мало? – И, оглядев ряд пустых кружек, нравоучительным тоном заметил: – По-моему, кому-то уже хватит.

– Кому? – глянула на него ну совершенно непонимающим взглядом.

– Тебе! – жестко произнес феникс и попытался вырвать у меня бережно сжимаемый сидр.

Расставаться с полюбившейся выпивкой я не желала, но мужчина оказался сильней и все-таки выдернул кружку у меня из рук. При этом часть сидра расплескалась Фаусту на брюки, и он витиевато ругнулся, смахивая пенные капли.

– Правильно, нечего всякую бурду пить, – вдруг вклинился в нашу стычку один из гномов. – У меня тут в заначке есть кое-что повкуснее.

Гном достал из-под стола прозрачную бутыль, и я этой бутыли обрадовалась, как родной.

– Клюююковка, – проверещала я радостно, а ручки сами потянулись к заветной вкуснятине.

– Она самая, – подтвердил гном и шустро наполнил три наперстка. Видимо, два были для них с товарищем, а значит, третий полагался как раз мне.

Содержимое наперстка я опрокинула в себя быстрее, чем Фауст успел что-то предпринять. А после так хорошо-хорошо стало. Так тепло, уютно. И я откинулась на спинку стульчика, блаженно раскинув руки. Красота!

– Твою мать! – прошипел пернатый, а Стаська рядом весело хрюкнула. – Не наливать ей больше!

А больше мне было и не надо. Потому что в зале вдруг заиграла задорная музыка и мне резко захотелось плясать. Вскочила со стула и, дернув Стаську за руку, потащила ее в хоровод танцующих.

Веселились мы до упаду. Плясали, кружились, прыгали, отбивали ногами бешеную чечетку. Музыканты играли заводную кадриль, польку и еще кучу неизвестных нам с сестрицей мелодий. А потом мы учили танцевать посетителей ламбаду и змейкой гуляли меж столов, пытаясь зацепить как можно больше народа. Дор, кстати, с радостью к нам присоединился. А вот феникс будто прирос задом к стулу – ни в какую его было не вытащить. Только смотрел на нас исподлобья, угрюмо и, кажется, осуждающе.

Но мне эти его недовольные взгляды были по барабану. И плясала я, пока ноги держали. И даже на стойку, кажется, залезть пыталась, но кто-то вредный меня оттуда мигом снял. Потому вместо стойки пришлось залезть на стул. Вот только танцевать на стуле было совершенно неудобно, и я четко поняла, что пришла пора запевать!

А так как голос у меня не ахти и лирические завывания в моем исполнении для наделенных слухом хуже пытки, то я здраво решила петь то, для чего вокальные данные не требуются. Короче, в ход пошли старые добрые частушки!

– Славный гномий самогон, круто пробирает! С одного стакана я голову теряю. Уууууу – ух-ух-ух!

Первое же четверостишие в моем исполнении нашло бурный отклик среди постояльцев «Шниферфаурхайна», а потому я сразу же перешла ко второму:

– Наги, фениксы и сиды не нужны мне триста лет. Что за мир такой дурацкий, мужиков нормальных нет! Уууууу – ух-ух-ух!

– Любка, жги! – поддержала мое начинание сестрица и тоже забралась на стул, видимо, планируя присоединиться к веселью.

Ну я и разошлась. В хмельном угаре слова сами срывались с губ. И начиная очередную частушку, я совершенно не представляла, чем она закончится:

– Наги тщательно скрывают, что у них в кармашке. То краснеют, то бледнеют, те еще скромняжки. Уууууу – ух-ух-ух!

Несмотря на то, что пела я про нагов, от такого заявления побледнел феникс. Остальные же гости разразились дружным хохотом и так же дружно потребовали продолжения. И тут вступила Стаська:

– Повстречала гремлина, рыжего, пригожего. То как слон таскает груз, то томиком приложенный.

Я сразу вспомнила, как Стаська чуть было не пришибла книгой бедного Тревура, и меня тоже потянуло спеть что-нибудь эдакое про мелких рыжиков.

– Гремлин странный тип у нас, везде он умещается. То под стол залезет враз, то в кармашке прячется. Уууууу – ух-ух-ух!

Следом за гремлинами в ход пошли куплеты про фениксов.

– Братец Фрайо наш в ударе по квартире носится. Хочет фениксом быть очень, но никак не можется. То в цыпленка превратится, то в тупого страуса, То глаза накрасит тушью, то в юбчонки рядится.

Если Стаськина частушка была еще более-менее приличная, то лично я послала приличия далеко и надолго и весело затянула:

– Полюбила феникса, думала, он женится. А он в койку потащил меня, красну девицу.

На этих словах кое-кто все-таки оторвал зад от стула и медленно, но неотвратимо двинулся ко мне. И пока мне не успели заткнуть рот – а я была уверена, что Фауст непременно это сделает, – пропела еще одну «убойную» частушку:

– Парень прыткий приставучий говорит, пойдём в постель. А у нас на этот случай есть отмазка про мигрень! Ууууу – ум!

Да, рот мне все-таки заткнули. Правда, не поцелуем, как того хотелось бы, а банально ладонью. А потом и вовсе взвалили на плечо и потащили прочь.

Народ в таверне возмутился, заревел, запротестовал, но пернатый был непреклонен.

– Все, представление окончено! – заявил Фауст, уверенно взбираясь по крутой лесенке.

Наверное, мне стоило забеспокоиться о том, что мы можем запросто с нее навернуться, и покрепче вцепиться в свою ездовую лошадку, но пьяным, как говорится, море по колено, а потому я беззаботно болтала ногами и крутилась туда-сюда, насколько это позволял крепкий хват мужской руки.

Меня вдруг осенило, что я не попрощалась со своими благодарными слушателями, а потому я оттолкнулась ладонями от широкой спины, стараясь как можно выше задрать голову, и крикнула на прощание:

– Аривидерчи! Завтра, ик, продолжим. – И ручкой помахала на прощание. В ответ раздался восторженный гул и пожелания повторного концерта.

Потом мы все же добрались до конца лестницы и повернули в полутемный коридор. Голоса разом смолкли, и грустно как-то сделалось. Я подперла ладонью щечку и вопросила у своей пернатой лошадки:

– А мы куда?

– Не мы, а ты. Ты идешь в постель!

– Что, одна? – тут же возмутилась я. Не, погодите, он же не далее как пару часов назад предлагал мне отправиться в нумера. Уже передумал, что ли? Быстро…

– Если хочешь, можешь в обнимку с подушкой, – предложил Фауст, но меня такая альтернатива совершенно не устраивала. Феникс же всяко лучше подушки. Тепленький, приятненький, мягонький. Наверное… Ну, в некоторых местах.

И я тотчас уставилась на то самое место, которое должно было быть мягким, благо положение вниз головой как раз позволяло хорошо его рассмотреть.

Вид мне понравился. Ну прям очень-очень понравился. И я лишь уверилась в своих желаниях.

– А я хочу с тобой! – заявила фениксу и с размаху шлепнула его ладошкой по пятой точке.

– Люба! – взревел Фауст, и мир в мгновение ока перевернулся.

Голова резко поменялась местами с задом, и я оказалась в вертикальном положении, ногами на полу. Вот только эти ноги совсем не хотели держать желеобразное тельце, а потому пришлось повиснуть на шее у блондина, дабы не повстречаться носом с отшлифованными досками паркета.

– Ты что, издеваешься?! – прорычал Фауст, гневно глядя на меня и потирая ладонью удостоившийся всестороннего внимания зад.

– Я? Ни в коем разе! – уверила пернатого и еще крепче обхватила его шею.

Фаусту почему-то это не понравилось. Блондин коротко рыкнул и грубо отодрал меня от своей груди.

Нет, ну что такое? Я только собралась его помацать… недотрога, право слово.

Потом меня резко развернули, с ноги распахнули дверь, перед которой мы стояли, и втолкнули в номер для новобрачных.

– Постелька! – обрадовалась было я, а потом узрела на этой самой постельке смутно знакомого полупрозрачного духа. – Бабушка! – пропела я так же радостно и бросилась обнимать родственницу. Да только забыла, что призрачная бабушка – эдакое нематериальное существо, а потому попросту шлепнулась на кровать, зарывшись мордочкой в мягкое одеяло.

– Ну наконец-то. Явились! – раздраженно фыркнула графиня, по всей видимости, совершенно не обрадованная семейной встречей. – Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?! Как я сюда попала? И почему моя праправнучка в таком состоянии?! – Вопрос, похоже, предназначался фениксу. А я даже немного обиделась. Со мной что, разговаривать не хотят?

Фауст же тяжко вздохнул, буркнул под нос что-то невразумительное, но явно ругательное, и так же с ноги захлопнул дверь в номер.

Ууу, сейчас что-то будет!