Текст книги "Корсары Таврики"

Глава третья

Одна из стен внешней крепости Кафы совпадала с защитной линией цитадели, прочие же куртины[8]8
  Куртина – в старину: часть крепостного вала между бастионами.


[Закрыть] были включены в состав обширного общего кольца, огибавшего город. Внешнюю крепость начали возводить несколько лет назад по распоряжению генуэзского дожа Антонетто Адорно, и вот сейчас, при нынешнем консуле Кафы Бенедетто Гримальди, ее строительство было почти завершено.

Донато оглядывал кладку морского фасада крепости и дивился мастерству фортификаторов, сумевших даже при недостатке местных монолитов соорудить надежную защиту от ветра и волн. Устойчивость обеспечивалась особым строением стен, выдвинутых к морю треугольниками, и земляной насыпью, скреплявшей подножия куртин и башен изнутри.

Бенедетто Гримальди вызвал Донато как одного из своих военных советников, чтобы тот осмотрел новые укрепления на предмет удобства вести с них бой в случае нападения врага. Кафа, надежно защищенная с моря, сильная искусством генуэзских мореходов, не раз подвергалась разрушительным атакам с суши, а потому должна была постоянно заботиться о своих укреплениях.

По поручению консула Донато привозил для отделки башен особый мелкозернистый камень охристо-серого оттенка, который добывали в предгорьях поблизости дороги на Солхат.

Обязанности службы, порой обременительные, отнимали время, но зато помогали заводить влиятельных друзей и заключать выгодные договора.

Однако на этот раз за две недели пребывания в Кафе Донато так соскучился по жене и детям, что не хотел более задерживаться лишнего дня. И потому он был не на шутку раздосадован, когда утром Бенедетто Гримальди заговорил с ним о том, что надо бы поехать к хану Тохтамышу в Солхат и разведать, что он замышляет в отношении генуэзских владений. Тохтамыш значительно усилился и загордился после успешных сражений в Москве и на Кавказе и теперь даже послал к мамлюкскому султану своего крымского бея Хасана ибн Рамазана, которого приняли в Египте с большим почетом. Естественно, консул был обеспокоен усилением непредсказуемого восточного деспота, чья ставка располагалась столь близко от Кафы.

Но Донато, уже настроившемуся на возвращение в Подере ди Романо, не хотелось ехать в Солхат. Чтобы отделаться от досадного поручения, он заверил консула, что сейчас Тохтамыш для Кафы не опасен, поскольку есть сведения, что он собирается в ближайшее время воевать где-то в Закавказье, а потому поездку в Солхат вполне можно доверить Кристофано – помощнику Донато.

Договорившись таким образом с Бенедетто Гримальди, Донато наутро собирался отправиться в свое поместье, где только и мог по-настоящему отдыхать душой и телом.

Поднимаясь от морского фасада крепости наверх, он подошел к мосту, переброшенному через ров, и оглянулся на прибрежную часть города, залитую пурпуром осеннего заката. Сентябрь был теплым, как шесть лет назад, когда он впервые ступил на таврийскую землю и встретил девушку, ставшую его судьбой…

Не успел Донато перейти мост, как сзади его тронула чья-то рука и раздался знакомый грубоватый голос:

– Мессер Донато, позвольте вам сказать!

Неожиданным собеседником оказался трактирщик Фестино из «Золотого колеса». С тех пор как из Кафы в Геную уехал один из совладельцев таверны – Лукино Тариго, бывший корсар, с которым Донато связывали приятельские отношения, единственным хозяином «Золотого колеса» стал пожилой вдовец Гульельмо Ванитози. Он был не то дальним родственником, не то опекуном девицы Бандекки, которая благодаря своей привлекательной наружности и веселому нраву пользовалась успехом у мужчин и сделала таверну весьма известной в Кафе. Но, впрочем, самой Бандекке это не придало доброй славы; как она ни старалась, ей не удалось заполучить в мужья ни Донато, ни Лукино Тариго, ни других молодых благородных дворян. В конце концов она довольствовалась ролью законной хозяйки «Золотого колеса», женив на себе Гульельмо, который в последние годы стал совсем слаб головой и безропотно отдал бразды правления таверной и гостиницей в руки своей новоиспеченной жены. Теперь Бандекка полностью заправляла в «Золотом колесе», а старый верный Фестино был ее главным помощником.

Остановившись, Донато вопросительно посмотрел на трактирщика, и тот вполголоса затараторил:

– Синьор, в нашей гостинице сейчас остановился мессер Лукино Тариго, и он хочет с вами встретиться. Но так как мессер Лукино приехал в Кафу тайно, то он просит вас никому об этом не сообщать, а пойти к нему прямо сейчас. Он остановился в той комнате, в которой жил и раньше.

– Лука приехал тайно? – удивился Донато. – Странно, почему? Он сам тебе об этом сказал?

– Нет, хозяйка велела передать. Хорошо, что я вас быстро отыскал. Но я ведь знал, что вы где-то возле новой крепости.

Поскольку хозяйкой трактира была Бандекка, Донато такое приглашение показалось немного подозрительным, ведь он давно знал, что разбитная красотка ищет повода с ним встретиться. Но он был слишком заинтересован возможностью увидеть своего давнего знакомца Лукино Тариго, чтобы отказаться последовать за Фестино.

Шесть лет назад, когда Донато приехал в Кафу, генуэзский купец и корсар Тариго был одним из первых местных жителей, с которыми он познакомился. Впоследствии именно Лукино помог ему, хоть и небескорыстно, добраться до поля сражения на Руси, чтобы спасти сыновей искусного лекаря Симоне, который лишь один мог исцелить смертельно раненную Марину…

Воспоминания о прошлом нахлынули на Донато по дороге к «Золотому колесу», заставив невольно ускорить шаг в предчувствии встречи и беседы с веселым проходимцем Лукино.

Между тем незадолго до этого в таверну робко проскользнула женщина, закутанная в грубое темное покрывало. Она была похожа на нищую странницу-богомолку, и в ней вряд ли кто-то разглядел бы дочь кафинского корабельщика Зою, даже если бы среди посетителей случайно оказались ее знакомые.

Впрочем, как ни странно, но в этот вечерний час таверна была почти пуста; лишь два-три завсегдатая допивали за столом свое вино, да и тех хозяйка поспешно выталкивала, ссылаясь на какой-то церковный праздник и консульский указ закрывать питейные заведения до темноты.

Зоя узнала хозяйку «Золотого колеса», небезызвестную Бандекку, которая за прошедшие годы пополнела, однако не утратила своей былой красоты – чуть грубоватой, но броской. Теперь, будучи замужней женщиной, Бандекка прятала волосы под чепец, хотя все же ухитрялась выпустить наружу несколько упругих темно-пепельных локонов, а платье с облегающим лифом и глубоким вырезом соблазнительно приоткрывало ее пышную грудь.

Когда завсегдатаи были выдворены из таверны, хозяйка недовольно взглянула на нежданную посетительницу, скромно притаившуюся в углу:

– А тебе, сестрица, что здесь делать? Милостыню пришла просить?

– Нет, госпожа… хотя и не откажусь, если подадите бедной страннице, – с поклоном ответила Зоя. – Я слышала, что в вашей гостинице остановился один благочестивый монах – фра Бернардо, который совершил паломничество к святым местам. Так я бы хотела его видеть и получить у него благословение.

– А я и не знала, что этот монах – святой человек, – усмехнулась Бандекка, обращаясь к помогавшему ей слуге. – Слышишь, Ваноццо, а я тебе еще говорила, что он похож на вора, сбежавшего из тюрьмы. Вот ведь как можно ошибиться! Оказывается, фра Бернардо – паломник, знаменитый среди наших богомольцев.

– Так он здесь, в «Золотом колесе»? – уточнила Зоя, скрывая волнение.

– Здесь. Должно быть, молится в своей келье, – хихикнула Бандекка. – Ступай, Ваноццо, проводи ее к нашему святому гостю.

Слуга повел Зою через внутренний двор, по сторонам которого располагались помещения для постояльцев. Комната фра Бернардо находилась в конце двора, там, где жили бедные постояльцы, и оказалась такой маленькой и темной, что и вправду напоминала келью.

Мужчина в монашеском одеянии как раз зажигал светильник, когда к нему, коротко постучавшись, вошел трактирный слуга и насмешливо объявил:

– Принимай гостью, святой отец! К тебе паломница-богомолка пришла.

Ваноццо пропустил вперед Зою и удалился. Нероне цепким взглядом охватил закутанную женскую фигуру. Зоя поежилась, заранее холодея от страха при мысли, что придется вступить в поединок с этим опасным человеком, который одним взглядом был способен внушить страх. На миг она пожалела, что осмелилась на такой риск, но теперь отступать было поздно.

– Я не привык разговаривать с людьми, которые скрывают свое лицо. – Нероне мрачновато усмехнулся. – Или ты боишься меня, сестрица? Но тогда почему пришла?

– Нет, святой отец, я скрываюсь не от вас, а от злых людей. – Зоя откинула с лица покрывало. – Бедную монахиню всякий может обидеть.

Вероятно, выговор Зои, путавшей латинские и греческие слова, насторожил собеседника, и он спросил:

– Так ты монахиня римской веры? А почему у тебя такой странный выговор?

Зоя заранее посоветовалась с Мариной, как надо отвечать в случае такого вопроса:

– Не удивляйтесь, падре. Вы приехали из Италии, а я всю жизнь провела здесь, в Кафе, где у нас перемешались языки и обычаи. Трудно сохранить правильную речь, когда ее почти не слышишь.

– Слуга сказал, что ты паломница. Зачем же отправилась странствовать одна? Ведь ты достаточно смазлива, тебя в самом деле могут обидеть по дороге. Жила бы себе лучше в обители.

– Я дала обет, что пройду по всем святым местам Тавриды.

– Вот как? За какие же грехи тебе велели дать такой обет?

– О, не спрашивайте, падре…

Зоя притворно вздохнула и, потупившись, незаметно осмотрела комнату, сразу же заметив на столе кувшин и кружку.

– А чего ты хочешь от меня? – уточнил лжемонах.

– Благословения и рассказа о святой земле, – смиренно прошептала Зоя.

– А как ты вообще узнала обо мне?

– Я слышала разговор о вас в церкви Святой Агнессы… – Зоя вдруг покачнулась и, схватившись рукой за стену, медленно опустилась на скамью. – Я так устала, святой отец… Простите… можно попросить у вас воды?

Она с жадностью посмотрела на кувшин, а Нероне, усмехнувшись, заметил:

– Но в этом кувшине, сестрица, вовсе не вода, а вино. Как видишь, я не такой уж святой человек.

– Мне все равно, что пить, я умираю от жажды, – пробормотала Зоя с видом полного изнеможения.

Нероне, досадливо поморщившись, до половины наполнил кружку вином и протянул ее незваной гостье.

А в это время Донато вошел в таверну и, обнаружив, что она пуста, с удивлением оглянулся на Фестино:

– Где же Лука?

– Мессер Тариго ждет вас в своей комнате, – поспешно пояснил трактирщик. – Вы ведь помните, где он жил в былые времена? Там же и сейчас остановился. Пройдите к нему, а мне надо прибраться в таверне.

Зоя трясущимися руками взяла кружку и отпила, едва не поперхнувшись, а Нероне, словно не желая ее смущать, посмотрел в сторону и затеребил четки.

Для Зои настал решающий миг; одним глотком она допила вино и быстрым движением всыпала в кружку ядовитый порошок, спрятанный у нее под рукавом.

– Благодарю вас, падре…

Она поставила кружку на стол, а Нероне резко повернулся к своей гостье:

– Напилась, сестрица? А теперь и я попью.

Он плеснул в кружку вина и поднес ее ко рту, но потом вдруг остановился и вперил в Зою свой колючий взгляд:

– Нет, пожалуй, ты сперва попей.

– Но я больше не хочу… – растерянно пролепетала Зоя.

– Не хочешь? Почему? – Он вдруг схватил ее за шею и приставил кружку к ее губам. – Сделай хотя бы глоток!

– Нет, не надо!..

Она обеими руками оттолкнула кружку, и вино пролилось на пол.

– Не хочешь, потому что успела всыпать отраву? Я сразу догадался, что с тобой дело нечисто! Говори, кто ты такая? Кто тебя подослал? Ну!

Нероне схватил Зою за плечи и больно встряхнул, а она пронзительно крикнула, пытаясь вырваться. Он тотчас зажал ей рот, потом стиснул руки у нее на горле и приказал:

– Говори, тварь, кто тебя подослал, или задушу! Мне терять нечего!

От ужаса глаза Зои готовы были выскочить из орбит, и, чувствуя, как сжимаются на ее горле железные пальцы Нероне, она сдавленно прошептала:

– Марина Северская… это ей надо тебя убить…

– Жена Донато Латино? Я подозревал, что эта мерзавка постарается меня обмануть… Ну, ей это даром не пройдет!

Нероне свирепо засверкал глазами и не убрал рук с горла своей жертвы. Зоя дернулась в отчаянной и тщетной попытке освободиться.

Но, на ее счастье, крик, который она успела издать, был услышан Донато, направлявшемся через внутренний двор к комнате Лукино Тариго. Вначале римлянин не разобрал, откуда кричат, стал оглядываться по сторонам, но, никого вокруг не обнаружив, понял, что крик исходил из маленькой комнатушки, которую в «Золотом колесе» обычно отводили странствующим монахам. Он тотчас кинулся туда и, услышав сдавленные стоны, распахнул дверь.

Встретившись взглядами, давние враги непроизвольно и почти одновременно вскричали:

– Нероне?..

– Донато!..

От удивления генуэзец ослабил хватку, и Зоя, тотчас вырвавшись из его рук, кинулась наутек.

Противники несколько мгновений молча стояли друг против друга, словно мысленно мерялись силами, потом Нероне выхватил из-за пояса стилет, но и Донато, редко ходивший в вечернюю пору без оружия, сделал то же самое.

– Тебя уже выпустили из тюрьмы или ты сбежал? – презрительно спросил римлянин. – В Кафу ты приехал, конечно, мстить за своих преступных родичей?

– Конечно, – сквозь зубы процедил Нероне и вдруг рассмеялся. – Но, кажется, я уже отомстил!

– Ты о чем? – невольно насторожился Донато.

– Я, наверное, мог бы прирезать тебя и твою женушку из-за угла, но, как видишь, не стал этого делать. Ты теперь слишком богат, чтобы мне убивать тебя просто так, не получив вознаграждения.

– Надеешься меня ограбить? – усмехнулся Донато. – Руки у тебя коротки, висельник. И, как видишь, сама судьба мне помогла вовремя обнаружить, что ты в Кафе.

– Нет, ограбить тебя я не рассчитывал, ты стал слишком важным человеком в Кафе. К тому же мне известен твой злой нрав. А вот твоя женушка не очень строга и прониклась ко мне такой симпатией, что готова вознаградить меня за мои страдания…

– Что?! Что ты сделал с Мариной?.. – вскричал Донато и одной рукой вывернул запястье Нероне, заставив его выронить стилет, а другой схватил противника за горло.

– Да ничего я с ней не сделал! – Нероне ловким движением высвободился из рук Донато. – Все между нами было добровольно! Ты слишком часто уезжаешь из поместья, бросаешь свою женушку одну, она скучает, а я мужчина сильный и бывалый, вот и сумел доставить ей удовольствие!

– Что ты врешь, скотина?! – Донато схватился за кинжал. – Еще одно плохое слово о Марине – и я тебя прирежу!

– Ага, я вижу, что попал в самое больное место! – злорадно рассмеялся Нероне и вытащил из-за пазухи цепочку с жемчужиной. – Узнаешь? Это она мне подарила в ночь любви! И обещала еще подарки!

– Ты украл это украшение и теперь похваляешься?

– Как бы я мог украсть то, что она всегда носила на своем теле?

– Кто-то из слуг предал Марину!

– Вовсе нет! Клянусь, я получил это из ее собственных ручек!

– Все ложь от начала до конца! Думаешь, я забыл, что ты содомит, любишь распутных юнцов, а не женщин?

– О, время порой сильно меняет людей. Когда я был узником, меня полюбила дочь начальника тюрьмы и так нежно обо мне заботилась, что я тоже проникся к ней чувствами. С тех пор меня интересуют не только красивые юноши, но и красивые женщины. Такие, как твоя Марина. – Нероне отступил на шаг и, глядя прищуренными глазами в искаженное гневом лицо Донато, быстро проговорил: – У нее прекрасное тело, нежная белая кожа, а особенно мне запомнились родинки под левой грудью и возле пупка. И даже шрам, который остался у нее на плече после удара Чечилии, меня возбуждает…

В следующую секунду Донато, зарычав от ярости, бросился на генуэзца и, вцепившись ему в горло, повалил на землю.

– Хороша моя месть?.. – прохрипел Нероне, пытаясь ослабить хватку противника.

Донато не заметил, что генуэзец, выворачиваясь, успел подтянуться к своему стилету. Но в ту секунду, когда рука Нероне уже почти коснулась оружия, сверху на нее наступила нога Бандекки, обутая в деревянный башмак. Генуэзец взвыл от боли, потом захрипел от удушья и, дернувшись, замер.

– Донато, оставь, ты его задушишь! – крикнула Бандекка, оттаскивая римлянина от поверженного противника. – Что между вами произошло? Что тебе сделал этот монах?

– Он не монах. – Донато поднялся с пола, тяжело переводя дыхание. – Этот разбойник и головорез – мой давний враг. Он приехал в Кафу, чтобы меня убить.

– Я так и думала, что он притворяется монахом. Гляди, какой ловкий, дьявол: еще б немного – и дотянулся бы до своего стилета, а ты бы и не заметил. Я вовремя придавила его ручищу. Хорошо, что на мне сейчас твердые башмаки.

Она повертела ногой в деревянном сабо, какие горожане носили поверх кожаной обуви, чтобы защитить ее от уличной грязи.

– Ты молодец, Бандекка. Получается, что ты спасла мне жизнь…

– Конечно. – Она улыбнулась и погладила его по щеке. – Ты же знаешь, я на все ради тебя готова. Однако же, – тут она озабоченно глянула в сторону распростертого тела, – боюсь, как бы ты его не убил. Что-то он совсем не шевелится.

Бандекка присела рядом с Нероне, провела рукой по его лицу, приложила ухо к груди, потом поднялась и сокрушенно пробормотала:

– Так и есть… бездыханный. Ты его насмерть удавил. И за что ты на него накинулся с такой яростью?

– Было за что, – стиснув зубы, пробормотал Донато. – Он говорил мерзости о моей жене.

– О твоей жене? – Бандекка криво усмехнулась. – Да, конечно! Твоя невинная голубка Марина! Никто не смеет сказать о ней дурного слова! А тебе не приходило в голову, что, может быть, она не так уж и невинна?

– Замолчи… не надо об этом, – глухо сказал Донато и, отвернувшись, ударил кулаком по стене.

– Ладно, не буду. Однако же из-за твоей ярости в моей гостинице появился покойник. Я не хочу, чтобы о «Золотом колесе» шла дурная слава. Если уж этот генуэзец убит, то пусть его труп найдут не у нас, а в другом месте. – Бандекка озабоченно выглянула за дверь. – Надеюсь, никто не видел и не слышал, что здесь произошло. Хорошо, что слуг я сегодня отослала, а постояльцев сейчас немного. Кстати, к этому фра Бернардо совсем недавно приходила какая-то странствующая монахиня. Ты ее тут не застал?

– Да, у него была женщина. Я потому сюда и вошел, что услышал ее крик. Он то ли бил ее, то ли душил. Когда я появился, она убежала.

– Да, нескладный получился вечер… Хорошо, что эта монахиня убежала и не увидела, чем тут дело закончилось. Ну, вот что, Донато, надо побыстрее избавиться от покойника. Сейчас уже темно, мы можем незаметно вынести его со двора и бросить возле моста через ров.

– Хорошо, так и сделаем. Но я ведь шел сюда, чтобы встретиться с Лукино Тариго. Он ждет меня, наверное. Надо бы его позвать, он нам поможет.

– Не надо никого звать, – поспешно заявила Бандекка. – Зачем лишние свидетели? Потом, после поговорим о Лукино. А сейчас заверни этого покойничка поплотней и тащи, а я пойду рядом, буду следить, чтобы никто нас не увидел.

Бандекка сдернула с кровати грубошерстное одеяло и накинула его на генуэзца. Наклонившись, Донато поднял с пола оброненную Нероне цепочку Марины.

Скоро Донато вышел из каморки, неся на плече завернутое тело, которое издали можно было принять за бесформенный куль. Бандекка шла рядом, зорко поглядывая по сторонам. Было уже темно, но фонарь она не зажигала, чтобы не привлечь внимания случайных прохожих.

Они вышли через задние ворота постоялого двора на безлюдную в этот час улицу, которая упиралась в один из крепостных рвов. Именно здесь, на небольшом пустыре возле рва, и решено было оставить тело Нероне. Место это было темное, глухое, и никого бы не удивило, если б именно здесь утром нашли какого-нибудь убитого в драке незнакомца – тем более приезжего.

Когда Донато, сбросив тело генуэзца на землю, брезгливо отряхнул руки, Бандекка еще раз настороженно огляделась по сторонам и удовлетворенно заметила:

– Ну, кажется, все сошло благополучно, никто нас не видел.

Ни она, ни Донато даже не догадывались, что из тьмы позднего вечера за ними кто-то неотступно наблюдает.

Между тем Зоя, убежав из «кельи» лжемонаха, не удалилась от «Золотого колеса» на большое расстояние. Вначале, притаившись у ближайшего городского фонтана, она отдышалась и пришла в себя, а уже через несколько минут стала лихорадочно искать выход из того плачевного положения, в котором оказалась. Ведь, переоценив свои силы в поединке с хитрым противником, она не только не выполнила данное Марине обещание, но еще и выдала подругу ее врагу, и теперь он будет страшен и опасен вдвойне. Стало быть, теперь и ей, Зое, нечего даже рассчитывать на благодарность Марины, а надо еще и самой опасаться злодея, который несколько минут назад чуть ее не придушил. Одно было утешение – что все-таки она осталась жива благодаря чудесному вмешательству провидения, пославшего ей неожиданного спасителя. Зоя перекрестилась и вдруг отчетливо вспомнила лицо мужчины, пришедшего ей на выручку. Конечно, в тот момент, когда он распахнул дверь «кельи», Зоя находилась в полуобморочном состоянии, но все же разглядела его лицо и расслышала, что душитель выкрикнул: «Донато!» Теперь Зоя была почти уверена, что уже где-то видела этого Донато – может быть, в Кафе, а может – в Суроже. У него была слишком видная наружность, чтобы не запомнить. Странно, что имя его – Донато, как и у мужа Марины. И тут Зое пришло в голову, что ее неожиданный спаситель и есть Донато Латино. Ей захотелось немедленно проверить, так ли это, но страх побуждал ее к осторожности, не позволяя действовать напрямик.

Зоя плотнее закуталась в покрывало, огляделась по сторонам и несколько мгновений стояла неподвижно, обдумывая, куда идти. Возле ворот предместий ее ждала повозка, в которой Зоя приехала из Подере ди Романо в Кафу. С Мариной было договорено, что после встречи с «фра Бернардо» Зоя отправится в загородный дом подруги, там переночует, а наутро вернется в имение. Но теперь, когда встреча с лжемонахом закончилась для нее столь плачевно, Зое непременно захотелось узнать, что же станется с ее душителем, и действительно ли человек, пришедший ей на выручку, – муж Марины. Приняв решение выяснить правду, Зоя не пошла к воротам предместий, а стала осторожно пробираться назад, к таверне. Вечерний сумрак уже почти перешел в ночную тьму, но Зоя все равно опасалась, что ее кто-нибудь увидит, а потому ступала осторожно, прижимаясь к стенам и деревьям.

Неожиданно она замерла, услышав тихие шаги и приглушенные голоса, а потом и увидев, что с заднего двора гостиницы вышли два человека. Улица слабо освещалась взошедшей луной, но Зоя все-таки разглядела, что эти двое – мужчина и женщина и что мужчина несет, перебросив через плечо, какой-то громоздкий куль. Повинуясь безотчетному любопытству, Зоя подалась вперед и расслышала, как женщина сказала мужчине:

– Осторожно, Донато: здесь на дороге яма.

«Донато!.. Да это он!» – промелькнуло у Зои в голове, и она сразу же решила проследить, куда и зачем направляется муж Марины и кто его спутница.

Именно Зоя и была тем невидимым, но неотступным наблюдателем, который сопроводил Донато и Бандекку до глухого места возле рва. Когда Донато сбросил на землю свою ношу, Зоя без труда догадалась, что это – закутанное в ткань тело, что и подтвердили последующие слова женщины:

– У этого фра Бернардо были воровские повадки, так что никто не удивится, когда завтра здесь найдут его труп. – Бандекка заглянула вниз, в глубину рва и добавила: – Ров после дождя наполнился водой, так что лучше сбросить покойничка туда: подумают, что он был пьяным, оступился и захлебнулся.

С этими словами она толкнула ногой завернутое тело вниз, и оно с тихим плеском упало в воду.

Когда женщина повернулась к Донато, лунный луч осветил ей лицо и Зоя узнала трактирщицу Бандекку.

– Ну, дело сделано, пойдем. – Бандекка положила руку на плечо Донато. – Теперь, слава Богу, никто не узнает, что этот проходимец был убит в «Золотом колесе». А все из-за твоей горячности, римлянин! Как жаль, что ты достался этой северной ледышке Марине…

Она тихо рассмеялась и, прижимаясь к Донато, пошла вместе с ним обратно к таверне.

Зоя осталась стоять, спрятавшись за дерево, дрожа от страха и тревожного возбуждения. Итак, человек, которого она должна была убить и который чуть не убил ее, теперь мертв. А еще она удостоверилась, что его убийца – действительно муж Марины. Донато сделал то, что подруга поручала сделать ей, Зое. И вряд ли Марина узнает, как было на самом деле, – ведь не станет же ей Донато рассказывать, что совершил убийство в компании трактирной девки Бандекки.

Кстати, именно странная связь Донато и Бандекки заинтриговала Зою более всего. Трактирщица, знаменитая в Кафе своими любовными похождениями, была явно неравнодушна к мужу Марины и пошла с ним к постоялому двору чуть ли не в обнимку.

Женское любопытство Зои было не на шутку задето, и она, крадучись, последовала за странной парочкой. В голове у Зои невольно промелькнула злорадная мысль о том, что благополучной подруге Марине, скорее всего, изменяет ее горячо любимый муж.

На расстоянии Зоя не могла слышать, как Донато спрашивает Бандекку о Лукино Тариго, а та, посмеиваясь, увиливает от ответа. Наконец, они подошли к двери той комнаты, где Лукино проживал в бытность свою в Кафе. Бандекка открыла дверь и потянула за собой Донато:

– Входи, здесь тебя ждут!

На столе горела свеча, озарявшая таинственным светом нарядно убранную, но совершенно пустую комнату. Донато с удивлением огляделся по сторонам:

– Где же Лукино? Он сейчас в таверне?

– Наверное, он сейчас в Генуе, – усмехнулась Бандекка. – Не он, а я тебя жду! И жду уже давно!

– Бандекка! Что за шутки?

– Ну, мои шутки невинны по сравнению с твоими! Ты слишком зло пошутил, когда убил в моей гостинице человека!

Донато был все еще слишком возбужден случившимся, а потому ответил с яростью в голосе:

– Это не человек, а мерзкая скотина! Он заслужил свою участь!

– А все потому, что плохо отозвался о твоей Марине? Что он сказал? Наверное, похвастался, что спал с ней?

– Бандекка!.. – Донато схватил ее за плечи и встряхнул. – Зачем ты меня злишь?

Она, слегка прищурившись, с насмешливым вызовом бросила ему в лицо:

– Этот фра Бернардо был не промах по женской части! К нему такие красотки приходили! Иногда закутанные, под видом монашек. А вдруг среди них была и твоя жена?

– Как ты смеешь?!

Донато, не сдержавшись, дал пощечину Бандекке, а она, вцепившись обеими руками ему в волосы, горячо и яростно зашептала:

– И это твоя благодарность за то, что сегодня я спасла тебе жизнь? Ты волнуешься только о Марине? А тебе не приходило в голову, что ты плохо знаешь свою жену? Может, она не такая святая, как ты думаешь, и не так уж сильно любит тебя? Давид говорил мне, что раньше у нее было что-то с красавчиком Константином, а теперь… Да не будь ты таким влюбленным дураком! Она ведь не единственная женщина на свете! Вспомни, как я любила тебя! Люблю и сейчас!

Злая, безумная ревность ударила в голову Донато; на память пришли слова Нероне, содержавшие столь красноречивые доказательства близости генуэзца с Мариной. Умом и сердцем Донато не хотел и не мог верить в измену Марины, но его мужское естество вдруг охватила нерассуждающая, слепая ярость, которая сию минуту должна была куда-то излиться. Он подхватил Бандекку, бросил на кровать и, срывая с нее одежду, стал тискать, целовать, кусать ее обнаженное тело. Она отвечала на его грубую страсть с не меньшим пылом, и скоро любовники, соединенные отнюдь не нежным чувством, дали выход своему вожделению, похожему скорее на ненависть, чем на любовь.

Какое-то время они не видели и не слышали ничего вокруг; не заметили даже, как тихонько приоткрылась дверь и в щелочку заглянули любопытные женские глаза. Движения и звуки, наполнявшие комнату, не оставляли никаких сомнений у осторожной наблюдательницы; с одного взгляда Зоя поняла, что муж ее подруги не просто изменяет жене, но изменяет бесстыдно, грубо, да еще не с благородной дамой, а с известной своими похождениями бабенкой из трактира. Зоя невольно ощутила удовлетворение, что не только у нее несчастья в жизни. Она не желала зла подруге, но почему-то ей вдруг очень захотелось сию минуту рассказать обо всем увиденном Марине, чтобы нарушить ее спокойную и, как казалось Зое, самодовольную уверенность в благополучии своей семьи и в супружеской верности Донато.

Со стороны двора послышался собачий лай, и Зоя, тотчас отпрянув от двери, побежала прочь. Темнота позднего вечера позволила ей незаметно удалиться от «Золотого колеса» и выйти на улицу, которая вела к воротам предместий.

А Донато, очнувшись после совокупления с Бандеккой, почти сразу ощутил прилив досады и тяжкого, затаенного стыда, граничившего с отвращением. Он лег на спину, закинул руки за голову и какое-то время лежал неподвижно, выравнивая дыхание. Бандекка ластилась к нему, а он оставался безучастным и, закрыв глаза, старался ни о чем не думать. На душе у него были опустошение и горечь. Еще совсем недавно он рвался домой, к Марине, теперь же не знал, как встретиться с женой, как посмотреть ей в глаза. Что-то тяжелое, темное, нечистое встало между ними – и, возможно, он сам был в этом виноват. Но Донато мысленно оправдывал себя тем, что доказательства ее измены были налицо и он в припадке ревности не смог с собою совладать.

– Милый… – Бандекка склонилась над ним, целуя. – Почему ты так долго ко мне не приходил? Ты ведь знал, что я всегда тебя жду…

– Я бы и сегодня не пришел, если бы ты меня не заманила. Ведь как ловко придумала, что будто бы Лукино тайно приехал в Кафу! Это меня заинтриговало.

– Ты нарочно так говоришь, чтобы меня позлить? – Она больно ущипнула его за ухо. – Неужели я сама по себе тебя не привлекаю? Или ты, женившись, решил быть таким уж безгрешным, благоверным супругом? Все мужчины имеют любовниц, почему же такой красавец, как ты, должен отказывать себе в удовольствиях?

– Ладно, Бандекка, согрешили – и хватит. – Донато отодвинул ее от себя и рывком поднялся с постели. – Считай, что сегодня мы с тобой вспомнили прошлое и на том распрощались.

Он поспешно натянул штаны, рубашку и уже направился к двери, но тут Бандекка вскочила и, забежав вперед, стала перед ним с гневным видом:

– Уже уходишь? Попользовался мной, изорвал на мне одежду – и был таков?

– Не обижайся, Бандекка, – примирительно сказал Донато и, порывшись в карманах, выложил на стол пару золотых. – Вот, купи себе новое платье. – Он пару секунд подумал и протянул ей цепочку с жемчужиной. – Возьми и это. Может, ты сохранишь мой подарок лучше, чем…

Донато не договорил и отвернулся от Бандекки, намереваясь уйти, но она снова его задержала: