Текст книги "Корсары Таврики"

– А что случилось? – Зоя была явно удивлена такой поспешностью.

– Хочу тебя предупредить: не говори Донато о том, что видела в Кафе. Кстати, как я и думала, в постели с Бандеккой был не он, тебе показалось. Да и как бы ты могла что-то разглядеть в темноте?

– Но я слышала разговор, они называли имена! Это точно был он!

– Нет, ты ошиблась, и не будем больше об этом говорить! – холодно отрезала Марина и сейчас же перешла на другую тему: – А что у тебя с твоими делами? Нашла нужного человека?

– Пока нет, но скоро найду, – слегка замялась Зоя.

– Об этом тоже не говори Донато. Пусть все останется между нами.

– Ну, разумеется, – согласно закивала Зоя. – А твой муж, наверное, добрый человек, если дети к нему так льнут. Кстати, меня даже немного удивляет, что у вас в семье совсем нестрогие порядки и детям позволяется озорничать, ходить по головам. Во многих знатных семьях с этим очень строго.

– Мы тоже проявляем строгость там, где надо. Но при этом не хотим, чтобы наши дети выросли запуганными и неуверенными в себе.

Зоя хотела что-то возразить, но тут на веранду вышел Донато, и Марина сразу же познакомила его с подругой. Она заметила, что в глазах мужа отразилось недовольство, а Зоя, напротив, посмотрела на Донато с нескрываемым интересом, который мог бы граничить с кокетством, если бы не подчеркнутая скромность и смиренность Зоиной манеры держаться, которая, безусловно, была следствием ее теперешнего зависимого положения.

Скоро Марина поняла, каким тягостным было для Донато присутствие в доме свидетельницы тех событий, о которых он хотел бы поскорее забыть. Очевидно, Зоя и сама это чувствовала, потому что старалась не попадаться на глаза Донато; она помогала Агафье, присматривала за детьми, а иногда уходила куда-то на одинокие прогулки. И все-таки, желая поскорее избавиться от неприятной ему гостьи, Донато уже через три дня послал в Сурож своего управляющего Гермия, чтобы тот передал письмо купцу Варуху Оболу. В письме Донато предлагал купцу встретиться для важного разговора. Поверив словам Марины о том, что Зоя хочет каким-то образом развестись с мужем, Донато решил, пользуясь своим влиянием, ускорить это событие.

Зоя не знала о намерениях Донато, зато хорошо помнила свою договоренность с Нероне, и потому каждый день после обеда шла из имения по дороге к морю, стараясь быть незаметной и постоянно поглядывая во все стороны.

Тропа петляла между прибрежных гор и холмов, поросших густой хвойной зеленью, в которой нетрудно было спрятаться тому, кого Зоя поджидала со страхом и надеждой.

Она прошла всю тропу до конца, постояла у нависающей над морем скалы, прозванной за желтый цвет Медовой, полюбовалась видом морского простора и, вздохнув, повернула обратно. С одной стороны, Зоя чувствовала даже облегчение оттого, что Нероне в очередной раз не появился, но, с другой, это означало продолжение кошмарной неопределенности ее судьбы.

Она стала подниматься по тропе обратно к имению, как вдруг из-за толстого ствола старой сосны, росшей на склоне холма, прямо навстречу Зое выпрыгнула темная фигура, по самые глаза закутанная в плащ. От неожиданности молодая женщина вздрогнула, а Нероне, тут же открыв лицо, усмехнулся:

– Неужели испугалась? А разве ты не меня хотела видеть?

– Я… я просто растерялась, ведь ты выскочил так внезапно…

– Я все делаю внезапно, это надежней. Мои противники не успевают подготовиться.

– Но я-то тебе не противник…

– Да, потому что ты теперь зависишь от меня, – осклабился Нероне. – Однако ближе к делу. Надеюсь, ты пришла не с пустыми руками? Деньги при тебе?

– А ты сделал то… ту работу, за которую хочешь денег?

– Неужели ты думаешь, что я тебя обманул? Нет, милашка, мне это невыгодно, мне надо, чтобы ты была со мной повязана кровью. Гм, ведь ты мне еще понадобишься.

– Значит, мой муж…

– На том свете твой муженек, не сомневайся. – Он протянул руку. – Давай мои золотые.

Зоя вытащила спрятанный под плащом кошель и отдала Нероне.

– И это все? – он недовольно поморщился.

– Марина не смогла дать больше, – поспешно ответила Зоя. – Она ведь скрывает от Донато, для чего ей нужны деньги.

– Скрывает? Гм, им обоим есть что скрывать. А ты рассказала ей о Бандекке?

– Рассказала. Но она не поверила. Видно, муж сумел ее убедить.

– Так они не поссорились? – Нероне был явно разочарован.

– Судя по всему, нет. Живут в мире и согласии.

– Вот как?.. Выходит, простили друг друга, – с хмурым видом пробормотал генуэзец и, немного помолчав, обратился к Зое: – Значит, говоришь, у них дружное семейство? Кажется, двое детей?

– Да. И весной будет третий.

– И что же, Донато – хороший отец?

– По-моему, очень хороший. Я редко видела мужчин, которые так любят и балуют своих детей.

– Странно. Не думал, что этот римлянин способен быть таким чувствительным. Но это даже хорошо. – Нероне криво усмехнулся. – Что ж, милашка, больших денег ты мне не принесла, поэтому, как договорились, остальное отплатишь услугами.

– Какими услугами? Когда? – испугалась Зоя.

– Еще не знаю, время покажет. Не бойся, для тебя самой в этом опасности не будет. Но помни: ты у меня на крючке, так что не вздумай своевольничать и распускать язык. Иначе всем станет известно, что именно ты наняла убийц для своего муженька.

У Зои все похолодело внутри: она поняла, что за освобождение от домашнего рабства ей теперь придется расплачиваться ежедневным страхом, и зависимость от преступника будет висеть над ней, как дамоклов меч.

В этот момент где-то недалеко раздался голос Агафьи, окликавшей Зою, и Нероне, быстро оглянувшись по сторонам, прошептал:

– Не забывай меня. Когда будет надо, я тебя найду.

Он исчез так же молниеносно, как и появился. Зоя кинулась по каменным ступеням вверх и почти столкнулась с Агафьей, которая тут же сообщила:

– Госпожа, иди в дом, тебя хозяева зовут.

– А в чем дело? – слегка запыхавшись от волнения, спросила Зоя.

– Не знаю. Мне велено было тебя найти.

Немногословность Агафьи лишний раз подтверждала, что Зоя не пользуется доверием и симпатией этой близкой к Марине служанки. Возможно, Агафья чутьем угадывала опасность, которую могла навлечь на их дом незваная гостья.

К удивлению Зои, Марина и Донато встречали ее в большой комнате стоя и с каким-то странным выражением лиц. В углу маячила сухопарая фигура управителя Гермия, которого Зоя за худобу и красноватый цвет волос мысленно прозвала «рыжей жердью».

– Что-то случилось? – спросила она настороженно, переводя взгляд с Марины на Донато.

Она ожидала, что ей ответит Марина, но ответ прозвучал из уст Донато, который до сих пор избегал разговаривать с Зоей:

– Да, синьора, случилось печальное событие, которое касается вас. Сегодня мой управитель, – он кивнул на Гермия, – вернулся из Солдайи и сообщил, что ваш муж, купец Варух Обол, умер.

– Умер?.. – Зоя придала своему лицу выражение крайней растерянности. – Но ведь он был совершенно здоров… Когда и как это случилось?

– Расскажи, Гермий, – велел Донато.

Управитель сделал шаг вперед и бесстрастным голосом сообщил:

– Вчера вечером купец возвращался из таверны, по дороге к нему пристал какой-то пьяница, между ними вышла драка, и купец скончался от удара ножом.

– А того пьяницу поймали? – спросила Зоя. – Его кто-нибудь опознал?

– Нет, убийца сбежал и остался неизвестным.

Несколько секунд длилось молчание, потом Марина со вздохом произнесла:

– Ну, что ж, Зоя, ты теперь вдова.

– Да… как все неожиданно… – пролепетала Зоя, потупившись.

Женщины подошли друг к дружке, обнялись, и Марина прошептала на ухо Зое:

– Значит, ты все-таки довела дело до конца?

Зоя вначале хотела сделать вид, что все обошлось без ее участия, но потом вспомнила о деньгах, отданных Нероне, и промолчала.

Голос Донато прозвучал с суховатой вежливостью:

– Примите наши соболезнования, синьора. Наверное, вам следует немедленно вернуться в Солдайю на похороны вашего супруга. Дорожная повозка для вас уже готова.

– Да… благодарю. – Зоя присела в легком поклоне и, не поднимая глаз, удалилась из комнаты.

Когда вышел и Гермий, Донато насмешливым тоном заметил:

– Какое странное совпадение! Твоя подруга захотела избавиться от мужа – и вот, пожалуйста, его нет!

– Что ж, бывают совпадения, – пожала плечами Марина. – Купец любил ходить по притонам, вот и погиб в пьяной драке.

– Удачно все сложилось для твоей Зои. Теперь и моя помощь ей не нужна.

– Ты так стремился поскорее выпроводить Зою из нашего дома, что это бросалось в глаза, – с упреком заметила Марина.

– Да, потому что она невольно напоминает мне о Нероне Одерико. А я хочу, чтобы этот осколок прошлого навсегда исчез из нашей жизни и даже стерся из памяти.

Глава пятая

В октябре по Кафе разнеслась новость о несчастье, постигшем таверну «Золотое колесо». Это злачное место, давно имевшее худую славу у добропорядочных горожан, теперь само оказалось жертвой жестокого нападения. Неизвестные грабители, вломившись ночью, не только забрали деньги, которые им удалось найти, но перебили посуду, порезали мешки и корзины с продовольствием и, что самое страшное – убили хозяйку «Золотого колеса», Бандекку, молодую бойкую красотку, заправлявшую всеми делами от имени своего престарелого слабоумного мужа. Ее нашли заколотой кинжалом; и на лице у несчастной застыло такое выражение ужаса, словно она увидела перед собой призрак.

Никто не мог описать внешности преступников и даже назвать их числа. Трактирный слуга Фестино, которого в начале нападения оглушили ударом по голове и связали, очнувшись, утверждал, что бандитов было человек пять. А постоялец гостиницы, не спавший в ту ночь, говорил, что видел только одну подозрительную фигуру, выбегавшую из таверны. Впрочем, в темноте он мог просто не рассмотреть остальных.

Город полнился слухами, приставы осматривали местность вокруг таверны, проверяли приезжих, опрашивали рыночных торговцев. Но никто из горожан не верил, что преступники будут найдены, – уж слишком отчаянными и ловкими они были, если решились напасть на такое известное заведение, как «Золотое колесо», издавна находившееся под негласным покровительством местных корсаров.

И лишь один человек в Кафе догадывался, кто мог стоять за дерзким преступлением…

Зоя вернулась из Сурожа в Кафу и поселилась у родных, которые приняли ее весьма приветливо, – ведь теперь она была не заблудшей овцой, а пристойной и даже довольно состоятельной вдовой. Едва оправившись от всех своих несчастий и потрясений, Зоя уже начала подумывать о том, что может начать новую жизнь и, когда истечет срок траура, благополучно выйти замуж.

Но преступление, вдруг прогремевшее в Кафе, заставило молодую женщину внутренне содрогнуться и вновь ощутить угрозу дамоклова меча, нависшего над ее судьбой. Она еще раз убедилась, что Нероне не шутит ни в чем: он отомстил Бандекке и точно так же не пощадит ее, Зою, если она пойдет ему наперекор. Он каждую минуту мог появиться в ее жизни и потребовать исполнения того рокового договора, который она невольно с ним заключила. Мысль об этом темным пятном омрачала ее надежды и виды на будущее.

Впрочем, преступления, подобные разгрому в «Золотом колесе», были не столь уж редки в шумном приморском городе, а потому слухи мало-помалу стали утихать и к концу октября сошли на нет.

Именно в это время близ кафинской пристани появился мужчина лет тридцати пяти в длинном темном плаще и круглой шляпе, низко надвинутой на лоб. В нем не было ничего примечательного, кроме разве что густой бороды, закрывавшей пол-лица. Этим он отличался от большинства латинян, обычно бривших бороды, но зато такой заросший вид делал Нероне Одерико почти неузнаваемым.

Прохаживаясь вдоль берега и вроде бы рассеянно оглядывая стоявшие в гавани суда, генуэзец был незаметен среди снующих по пристани грузчиков, моряков, торговцев, любопытных зевак и жуликоватых бродяг. Но сам Нероне замечал каждую мелочь и с особым вниманием скользил по лицам корабельщиков, недавно прибывших в порт или, наоборот, готовившихся к отплытию.

Впрочем, сейчас, в разгаре осени, когда уже дули холодные ветра, а море часто штормило, в кафинском порту было не так оживленно и многолюдно, как летом. Далеко не все судовладельцы решались отправить в плавание свои корабли, зная, как переменчив и опасен бывает в это время года Понт Эвксинский. Хотя все же находились смельчаки, готовые презреть опасность ради тех выгод, которые сулил морской торговый путь, соединявший порты Запада и Востока. Кафа находилась в центре этого пути, и какие только товары не переправлялись через нее во все концы Европы и Азии! Это были не только жизненно необходимые зерно и соль, но также предметы роскоши и драгоценные камни, шелка и бархат, стеклянная и фарфоровая посуда, пряности и благовония, металл и оружие.

Но одним из самых доходных промыслов была работорговля, и в ней кафинские купцы весьма поднаторели. Живой товар с Кавказа и славянских земель им поставляли татары, а уж дальше морем генуэзцы развозили пленников по всей Европе. И даже сейчас, на пороге зимы, в припортовом квартале не утихал невольничий рынок, где отчаянные генуэзские мореходы могли купить по дешевке рабов, чтобы везти их по бурному морю в Константинополь и Италию.

Но не торговые и транспортные корабли интересовали Нероне; его наметанный глаз искал среди моряков и судовладельцев тех, кто был связан не столько с купеческими делами, сколько с корсарским промыслом. Впрочем, такой источник доходов, как пиратство, признавался в Кафе почти официально, – только захваченной добычей надо было, согласно Уставу, делиться с общиной. Консул мог даже оказывать покровительство тем корсарам, которые приумножали доходы кафинской казны «честным образом» – то есть отдавая половину своих трофеев.

Скоро опытному генуэзцу повезло: он увидел человека не просто подходящего, но еще и знакомого. С первого взгляда Нероне узнал своего случайного товарища по несчастью, с которым год назад бежал из пизанской тюрьмы. Генуэзец помнил его имя – Яунисио Тетро – и род занятий, коим было пиратство, едва прикрытое сверху вывеской честного торговца. Нероне подошел поближе. Яунисио его не заметил, потому что в это время на пирсе отдавал распоряжения каким-то оборванцам, загружавшим тюками вместительную лодку.

– Яунисио Тетро, лихой бродяга, тебя ли я вижу? – негромко произнес Нероне, остановившись за спиной у старого знакомца.

Тот резко обернулся и, вглядевшись в бородатое лицо, удивленно присвистнул:

– Нероне Одерико?.. Неужели это ты?

– Тсс, приятель… – генуэзец приложил палец к губам. – Запомни: Нероне Одерико больше нет. Он умер. Я теперь корсар Элизео Вакка.

Элизео Вакка был третьим компаньоном, с которым Яунисио и Нероне бежали из тюрьмы и который погиб в нелепой трактирной драке.

– Ты теперь живешь под именем Элизео? – Яунисио в недоумении пожал плечами. – Но почему? Его имя ничем не лучше твоего. Ты от кого-то скрываешься? Как тебя вообще занесло в Кафу?

– А тебя?

– Я – другое дело, я мореход, знаю все побережье от Кадиса до Трапезунда, – не без гордости заявил Яунисио. – А ты, насколько я помню, сухопутный разбойник и картежник.

– Ну, ты потише, – недовольно поморщился Нероне. – Нам с тобой кое-что известно друг о друге, но лучше об этом молчать. Знаешь, Яунисио, я рад, что тебя встретил.

– А я не знаю, рад ли видеть тебя, Нероне… то есть Элизео.

– Вот именно – Элизео! Мое прежнее имя забудь. Так вот, приятель, я рад тебя видеть, потому что ты мне можешь помочь.

– Гм… а захочу ли я тебе помочь?

– Думаю, захочешь, если я дам тебе несколько золотых дукатов.

– О! Ты снова стал богат? Когда же успел?

– Пока не стал, но надеюсь разбогатеть, если займусь полезным промыслом.

– Чем же ты займешься, позволь полюбопытствовать?

– Тем же, чем и ты, – корсарством. – Нероне выразительно усмехнулся. – То есть я хочу сказать – честным корсарством.

– О-о! И ты думаешь, что Кафа для этого подходящее место?

– Я не шучу. – Нероне внезапно стал очень серьезным. – У меня есть немного денег, чтобы для начала купить лодку и присмотреть гнездо для ночлега. А дальше – дальше буду ловить удачу, которую мне пошлет бог или дьявол, уж не знаю кто.

Яунисио понял по глазам собеседника, что тот и вправду намерен вести серьезный разговор, и отвел старого знакомого в сторону, за стену вблизи малых морских ворот, где было не так ветрено и людно, как на причале.

– Ну, ладно, слушаю тебя… Элизео, – сказал он не слишком приветливым голосом, и на его смуглом, обветренном лице морского волка отобразилась насмешка. – Чего ты хочешь от меня?

– О, совсем немногого. Хочу, чтобы ты показал мне побережье Таврики. Хотелось бы изучить здешние места, знать все бухты, бухточки, гроты и щели, где можно укрыться от бури и спрятаться от преследователей. Для начала возьми меня в плавание на своей галере, я же видел, что ты готовишь ее в путь.

– Да, «Лоба» сегодня отплывает в Константинополь.

– «Лоба»? Это в память о твоей неверной подружке, да?

– А тебе какое дело? – недовольно пошевелил густыми бровями Яунисио. – Меньше всего нуждаюсь в замечаниях такого содомита, как ты.

– Ну, ну, не сердись, я же пошутил, – примирительно сказал Нероне. – Мне все равно, как называется твоя галера, лишь бы она плыла вдоль таврийского побережья и останавливалась в тех местах, где обитают честные корсары… я хочу сказать, такие, которые не предают друг друга и нападают только на язычников, мусульман, а также разжиревших купцов, не желающих делиться с ближними. Если возьмешь меня на борт своей галеры, внакладе не останешься.

– Хорошо, я согласен, – кивнул Яунисио после некоторого раздумья. – Только плыть ты будешь не со мной, я остаюсь в Кафе. «Лобу» поведет один из моих помощников. Но ты не сомневайся: он не хуже меня знает все побережье Таврики, а по пути в Константинополь зайдет еще в Монкастро[9]9
  Монкастро – ныне Белгород-Днестровский (Одесская обл.).


[Закрыть].

– Галера плывет в Константинополь? – слегка нахмурился Нероне. – Не опасно ли плыть так далеко, когда на носу зима?

– А что, ты боишься? – усмехнулся Яунисио. – Тогда жди весны. Или высаживайся где-то по дороге. Скажем, в Джалите. Но только как ты потом оттуда доберешься обратно в Кафу?

– Пожалуй, мне полезно будет проделать весь этот путь до Константинополя, – кивнул генуэзец. – Пойдем, познакомишь меня со своими людьми.

У причала ждала лодка, которая должна была доставить нескольких матросов к «Лобе», стоявшей на якоре в полумиле от берега. Среди этих матросов выделялся высокий стройный юноша лет девятнадцати-двадцати, в камзоле, перехваченном на талии кожаным поясом с пряжкой, и в плотном темном плаще, небрежно откинутом за спину. Из-под шляпы с узкими полями и высокой тульей выбивались непокорные каштановые волосы, почти закрывавшие уши и затылок. Этот молодой человек по виду казался благородней своего окружения, но, когда Нероне заметил, как он ругается и награждает тумаками нерадивых помощников, то сделал вывод, что юноша ничем не лучше других корсаров.

– Вот этот парень и поведет «Лобу», – указал на него Яунисио.

– Этот? Да он же совсем еще юнец! – возмутился Нероне. – И ты ему доверяешь вести корабль в такую неспокойную погоду?

– Именно потому и доверяю, – усмехнулся Яунисио. – Не каждый за это возьмется. Я и сам предпочитаю в холодное время сидеть на месте, а не носиться по волнам. Но можешь не беспокоиться: Ринальдо хоть и молод, но уже достаточно опытен, к тому же смел и силен. Среди моих людей он единственный, кому я могу доверить корабль. Ну что? Ты не передумал пускаться в путь?

– Нет, не передумал. Я даже уплачу тебе все деньги вперед, только прикажи этому Ринальдо, чтобы останавливался в тех бухтах, которые меня заинтересуют.

Яунисио подозвал молодого человека и представил ему своего знакомца:

– Вот, Ринальдо, это мессер Элизео Вакка, он поплывет с вами на «Лобе».

– Воля ваша, вы хозяин корабля, – пожал плечами юноша. – Но знает ли этот синьор, что…

Светло-карие глаза Ринальдо вопросительно глянули на Яунисио, а потом на Нероне.

– Да, он знает, что мы… гм, не совсем купцы, – усмехнулся владелец галеры. – Но он и сам такой. Элизео в Таврике недавно, здешние места не изучил, а потому хочет, чтобы ты по дороге показывал ему побережье и объяснял, где есть удобные укрытия. Ты все понял?

– Он поплывет с нами до Константинополя и обратно? – уточнил Ринальдо, и Нероне показалось, что во взгляде юноши мелькнуло недовольство.

– Это уж как ему будет угодно, – усмехнулся Яунисио. – Он заплатил мне за то, чтобы мы его взяли на борт, а дальше – не мое дело.

Оказавшись на корабле, Нероне скоро убедился, что молодой капитан «Лобы» смотрит на него не только с оттенком недовольства, но даже с плохо скрываемым презрением. Да и Нероне испытывал к Ринальдо невольную неприязнь, с самого начала посчитав его самоуверенным и надменным юнцом.

Галера была небольшой, но быстроходной и маневренной – как раз такой, чтобы догнать тяжелый купеческий корабль или уйти от погони, нарвавшись на парусники турецких пиратов. О боевом предназначении «Лобы» свидетельствовало наличие платформы для воинов, размещенной на носу корабля, и заостренного, выступающего вперед тарана. Также на палубе были установлены большие дальнобойные арбалеты, тетива на которых натягивалась воротом.

Впрочем, Нероне изучал не столько судно, сколько его обитателей, стараясь найти себе среди них временных союзников. Скоро он обратил внимание на некоего Гоффо – неповоротливого увальня, чье прозвище вполне соответствовало его характеру[10]10
  Гоффо – неуклюжий (итал.).


[Закрыть]. На корабле он выполнял обязанности не матроса, а кока и при малейшей опасности спешил спрятаться в камбуз. Над ним подсмеивались, но Гоффо не обижался и, отличаясь болтливостью, был рад любому собеседнику. Нероне быстро смекнул, что даже этому трусоватому толстяку хочется, чтобы его уважали, и принялся заговаривать с Гоффо, называя его бывалым моряком и самым необходимым на судне человеком. Результат не заставил себя ждать: скоро странный пассажир «Лобы» стал пользоваться особым расположением кока, от которого узнал много подробностей об экипаже галеры. Больше всего Нероне интересовал капитан Ринальдо, по-прежнему вызывавший у генуэзца скрытую неприязнь. Однажды, оставшись наедине с Гоффо, Нероне прямо у него спросил:

– Интересно, почему Яунисио доверил командование кораблем этому юнцу Ринальдо, когда есть моряки старые и опытные?

– Не все согласятся командовать кораблем, идущим по Черному морю в осеннюю непогоду, – поежился Гоффо. – Я вот сел на эту посудину только потому, что нет у меня другого выхода: крупно задолжал хозяину, господину Яунисио. А Ринальдо – он отчаянный, ничего не боится. Иногда так себя ведет, будто сам ищет своей погибели.

– Странный человек этот Ринальдо, – осторожно заметил Нероне. – С виду не похож на простого моряка.

– А он не простой! – охотно пояснил Гоффо. – Знаете, синьор, говорят, что Ринальдо – из семьи флорентийских нобилей[11]11
  Нобили – дворяне, патрициат в средневековых итальянских городах-государствах.


[Закрыть].

– Да? И как же он оказался здесь?

– О, неисповедимы пути Господни, – вздохнул Гоффо. – Несколько лет назад, когда он плыл из Италии в Константинополь, на корабль напали турецкие пираты, захватили в плен всех пассажиров, среди которых были Ринальдо и его родичи. Уж не знаю каким образом, но Ринальдо удалось бежать, и он нашел пристанище в Галате[12]12
  Галата – генуэзская колония в Константинополе.


[Закрыть]. С тех пор он сделался корсаром и старается, где только может, нападать на турецких разбойников.

– Он не любит мусульман? Мстит им за свой плен?

– Не знаю. По-моему, в вопросах веры он довольно терпим.

– Да, я заметил, что в вашей команде не все христиане. Вот, например, этот смуглый, курчавый, горбоносый… как его…

– А, Исмаил! Да, он зих или, иначе говоря, черкес. А в приморской Черкесии много лихих пиратов. И сколько бы консулы Кафы ни заключали соглашений с князьями Черкесии, горцы все равно их нарушают. Особенно часто перехватывают галеры кафинских купцов возле пролива, на пути в Копу и Батияр[13]13
  Копа – ныне Славянск-на-Кубани, Батияр – ныне Новороссийск.


[Закрыть]. Но у нашего капитана Яунисио и его друзей есть твердый договор с зихскими пиратами: они ловят свою добычу к востоку от Кафы и Амастриды, а мы – к западу. Что же до Исмаила, так он еще мальчиком попал в Кафу, знает здешние обычаи и всегда помогает в переговорах генуэзцев с черкесами.

– Еще я тут приметил двух парней явно не латинской веры – не то греков, не то албанцев.

– А, это Мирча и Стефан, они валашского рода. Их имение возле Монкастро. С ними нам полезно дружить, они знают все морское побережье от Дуная до Днепра.

– А кто из моряков у Ринальдо первый помощник?

– Карло.

– Карло? Это такой невысокий бойкий крепыш?

– Да. Говорят, они вместе бежали из плена.

– Понятно. А скажи, Гоффо, почему Яунисио так доверяет этому юнцу Ринальдо? Может, он ему чем-то обязан?

– Да, синьор, обязан. И не чем-нибудь, а жизнью. Однажды Ринальдо спас его во время морского боя с турками.

Больше Нероне не расспрашивал Гоффо об экипаже «Лобы». Теперь генуэзца интересовали прибрежные бухты, мимо которых проплывала галера. В одной из таких бухт к востоку от большого мыса, ограждавшего путь к Солдайе, корабль сделал остановку. Береговая линия здесь была причудливой: крутые обрывы чередовались с пологими участками и каменными гривами, спускавшимися к морю, словно хвосты гигантских ящеров. Выше поднималась горная гряда, частично покрытая лесом. Место вокруг было совершенно безлюдное, но моряки его хорошо знали: здесь, укрытый среди прибрежных гор и остатков древней стены, сложенной, вероятно, еще таврами или эллинами, находился дом из дикого камня, служивший пристанищем для морских искателей удачи. В доме можно было развести очаг и даже найти запас сухарей, оставленный моряками для тех, кто потерпит бедствие близ этих берегов. Источником пресной воды являлся родник на горном склоне.

В доме не было постоянных обитателей, а ближайшее к нему селение находилось довольно далеко, и вряд ли кто-то из поселян рискнул бы заглянуть сюда, в пиратское гнездо. К тому же, как объяснил генуэзцу Гоффо, дом был известен лишь тем таврийским морякам, которые входили в компанию посвященных – то есть «честных» корсаров, и это место они называли Рифуджио[14]14
  Rifugio – убежище (итал.).


[Закрыть]. Здесь была их перевалочная база, здесь они также могли укрыться от бурь и преследователей. Никто не имел права грабить, разрушать или выдавать властям сие укромное строение.

Довольный, что узнал о тайной гавани таврийских корсаров, Нероне уже мысленно довел до конца задуманный план и даже готов был сойти с корабля, – но надо было следовать дальше, чтобы пополнить сведения о побережье и не вызвать подозрений у попутчиков. «Ничего, у меня еще много времени до весны», – бормотал он, улыбаясь своим мыслям.

Последующие две остановки не вызвали у Нероне интереса, поскольку были гораздо дальше от нужных ему мест, да к тому же бухты там казались опасными и неудобными – особенно та, что находилась западнее скалистого города-крепости Горзувиума.

Нероне уже начинало тяготить плавание на галере, капитан которой, как и некоторые моряки, смотрел на него косо. Впрочем, скоро наблюдательный генуэзец заметил, что и у Ринальдо были недоброжелатели на корабле. Один из матросов, рябой здоровяк лет сорока по имени Бетто, явно не испытывал особой симпатии к молодому капитану, никогда не спешил выполнять его приказы и не раз бормотал ругательства, поглядывая в сторону Ринальдо. Улучив минуту, Нероне разговорился с Бетто и, вызвав его на откровенность, узнал, что тот считает несправедливым, когда опытные моряки вынуждены подчиняться «чванливому юнцу», каким он считал Ринальдо. Нероне решил про себя, что со временем такой человек, как Бетто, может ему пригодиться.

Погода, на удивление, была почти спокойной для этого времени года, да и плавание вдоль таврийского побережья казалось безопасным – ведь в случае шторма корабль всегда мог причалить к берегу. Но затем путь лежал в Монкастро, а это означало выход в открытое море, чего генуэзцу совсем не хотелось. Он уже начал подумывать о том, как бы поскорее оказаться на суше, но тут события его опередили.

В этот день с утра светило неяркое осеннее солнце, но уже к полудню моряки заметили на восточном горизонте низкие облака, которые могли быть предвестником бури. Впрочем, опасений это у них не вызвало, потому что корабль уже приближался к удобной бухте возле селения Мелос.

И тут вдали появился парусник, который, поймав ветер, стремительно шел к таврийским берегам. С мачты раздался голос впередсмотрящего:

– Турецкая галера!

Ринальдо тотчас подбежал к левому борту и, напряженно вглядываясь вдаль, позвал своего помощника:

– Карло! Разрази меня гром, если это не галера Ихсана!

– Почему ты думаешь, что это Ихсан? – пожал плечами Карло. – Я не уверен.

– Это он, он, я узнаю его галеру!

– Она такая же, как многие другие турецкие корабли, – возразил Карло.

– Говорю тебе, это Ихсан! Я заметил хвостатую тряпку, которая служит ему флагом! – с ненавистью сказал Ринальдо и тут же решительно вскинул голову: – Мы должны догнать этого душегуба! Наверняка везет полные трюмы христианских пленников!

– Нет, он еще не успел загрузиться. Ты же видишь: плывет не отсюда, а сюда, в Таврику.

– Все равно! Я поклялся, что расправлюсь с ним!

Ринальдо взбежал на капитанский мостик и отдал команду идти навстречу турецкой галере. Но турок явно не спешил принимать бой, потому что, развернувшись, поплыл в обратную сторону. Тем временем и ветер поменял направление, помогая турецкому паруснику стремительно удаляться от таврийских берегов.

Порывы ветра все усиливались, вызывая тревогу у моряков, но «Лоба» не прекращала упорной погони, хотя Карло кричал своему капитану, что это вовсе не корабль Ихсана и не стоит так безрассудно удаляться от берега. Ринальдо никого не слушал и с горящими глазами продолжал преследование, не замечая, как тучи заволокли небо, а на волнах вздымаются пенные гребешки.

А турецкая галера, словно дразня противника, уходила все дальше, но при этом оставалась на виду. Казалось, еще одно усилие – и «Лоба» ее догонит.

Ветер уже свистел в парусах, и штормовые волны с угрожающим треском бились о борт корабля, но капитан, одержимый погоней, этого не замечал.

Внезапно вокруг потемнело, горизонт заволокло густым туманом, и в этой непроницаемой мгле турецкий парусник исчез, будто растворился без следа. Кто-то из матросов даже предположил, что тот корабль не настоящий, а призрак, заманивавший встречные суда на погибель.

Но, как бы там ни было, теперь «Лоба» оказалась в опасном отдалении от берега, а шторм все усиливался, и в поисках спасительной гавани корабль мог налететь на подводные скалы.

Опомнившись, Ринальдо наконец осознал всю серьезность положения и стал громко отдавать команды:

– Убрать грот и кливер! Шевелитесь, бездельники! Фабио, лево руля! Бетто, болван, а ты чего ждешь? Убавляй паруса, ну!