Текст книги "Корсары Таврики"

– Хорошо бы перебраться в Константинополь! – воскликнул Габриэле, которому понравился большой город на берегах Босфора. – Такой красоты, как там, я нигде не видел! А какие там таверны, какие юные куртизанки!.. – Он мечтательно закатил глаза.

– Греки говорили, что когда-то Константинополь был раз в десять краше, чем сейчас, но его разорили крестоносцы, – вставил слово Фабио.

– Он и сейчас еще хорош, да только недолго уже ему оставаться христианским городом, – вздохнул Карло. – Турки с каждым годом все сжимают кольцо…

– Если Константинополь захватят, то и Кафу тоже, – заметил Ринальдо. – Но что об этом рассуждать! Мы должны делать свое дело: ходить в плавания и, где только можно, захватывать и грабить турецкие суда. А если удастся потопить корабль Ихсана, то я для вас для всех устрою грандиозный праздник.

Приняв решение, как поступить с «Лобой» и куда плыть дальше, матросы еще немного погомонили, поприкладывались к фляге и, утомленные событиями дня, скоро уснули прямо на охапках соломы, разбросанных вдоль стен.

Лишь Ринальдо и Карло было не до сна. Они вышли из дома, чтобы поговорить без помех.

Ветер гнал облака, между которыми изредка мелькало смутное полукружие луны. С берега доносился шум штормового прибоя и резкие крики чаек. Мятежное состояние природы находило отклик и в душе Ринальдо.

– А теперь, когда мы одни, – обратился к нему Карло, – скажи обо всем откровенно. Я ведь не верю, что ты мог принять эту девочку за Веронику. Тогда зачем объявил, будто она твоя племянница? Пожалел несчастную малышку, похищенную злодеями?

– Может быть. Она кинулась ко мне, искала защиты… совсем как когда-то Вероника… – Ринальдо отвернулся, хотя собеседник и так не мог видеть в темноте его лица.

– Значит, ты расчувствовался, – заметил Карло не без иронии. – Вот что бывает, когда благородные нобили становятся пиратами. Конечно, я тебя понимаю, но, ей-богу, лучше бы ты подумал о другом. Ведь какая у нас жизнь? Тем более теперь, когда Яунисио под стражей и «Лобу» могут отобрать. Разве пятилетней девочке место среди корсаров? Какой из тебя защитник, если ты сам то и дело должен защищаться и от бурь, и от турецких пиратов, и от консульских стражников? Да с таким «дядюшкой» малютка в два счета попадет или в лапы работорговцев, или в морскую пучину.

– Но что ты предлагаешь? Отдать ее в сиротский приют? Думаешь, ей там уготована лучшая судьба?

– Надо найти ее родителей. Наверняка Элизео похитил малышку с целью выкупа. Видимо, они состоятельные люди.

– Но я же не знаю, кто ее родители, где они! Бедняжка потеряла память и смогла вспомнить только свое имя – Вера.

Карло немного помолчал, потом принялся рассуждать:

– Она говорит по-итальянски – значит, ее родители, скорей всего, генуэзцы. Элизео и Бетто высадились с корабля в бухте Брозони. Значит, девочку они могли похитить в тех местах, либо по дороге из Брозони в Рифуджио. Там и надо их искать.

– Но мы ведь не сможем обследовать все побережье, – хмуро заметил Ринальдо.

– Да, но мы будем плыть в Монкастро, а это как раз мимо тех мест. Может, девочка увидит знакомые берега – и к ней вернется память. А в Брозони обязательно остановимся и расспросим берегового пирата Джованни, долго ли у него гостили Элизео и Бетто. Может, там и отыщется след похищенной малютки. Но если даже она окажется сиротой, то лучше отдать ее на воспитание в какой-нибудь городской дом, чем возить за собой на корабле.

Ринальдо подумал о золотом медальоне, который мог означать, что Вера – вовсе не бедная сиротка, но не стал привлекать к этому внимание собеседника, а твердо заявил:

– Как бы там ни было, я не оставлю малышку, если только не найдутся ее родители. Да, ей не место среди корсаров, но я знаю, куда ее поместить. В крепости Монкастро девочка будет в безопасности. Я между плаваниями буду ее навещать, а присматривать за ней попрошу Невену, тетку Стефана, она ведь служит в крепости поварихой.

– Тетка Стефана? Болгарка? Да ведь она не католической веры!

– Сразу чувствуется, что ты бывший клирик, – усмехнулся Ринальдо.

– А ты – безбожник, который и молитвы толком не знает, – парировал Карло.

– Я знаю молитвы, но в вопросах веры терпим. Не тревожься заранее о душе нашей новой Вероники: Невена позаботится, чтобы девочка была сыта и одета, а молитвам ее научит капеллан, который есть в крепости. Сейчас главное – благополучно добраться до Монкастро, а там на месте я все решу. Эта девочка слишком похожа на Веронику, чтобы я мог бросить ее на произвол судьбы.

– Да, похожа… Но она другая. И неизвестно, какого роду-племени, – вздохнул Карло, отвернувшись от товарища.

Ринальдо положил руку ему на плечо и тихо сказал:

– Мы с тобой много горя хлебнули вместе, и я привык тебе доверять, как самому себе. Но другим я мало верю и не хочу, чтобы они узнали правду. Потому и прошу тебя молчать об этой девочке. Она – моя племянница, пусть будет так, и никаких сомнений. Поклянись, что никому не выдашь эту тайну.

– Клянусь. – Карло перекрестился. – Ну а если к девочке вернется память и она сама поймет, что ты ей не родственник?

– Не будем загадывать наперед. Только Богу известны наши судьбы…

В этот момент вдали блеснула зарница молнии, прогремел гром и крупные капли дождя упали на землю, становясь с каждой секундой все гуще. Друзья поспешили в дом и, плотно прикрыв за собою дверь, пробрались между храпевшими матросами поближе к тому углу, где сном ангела спала маленькая девочка.

Скоро и Карло погрузился в царство Морфея, а Ринальдо долго не мог уснуть и лежал с открытыми глазами, слушая, как дождь барабанит по крыше. Жизнь, еще пару часов назад казавшаяся ему пустой и ненужной, вдруг начала обретать для него новый смысл. Маленькое существо, внезапно ставшее для него родным, нуждалось в его защите, и ему теперь было ради кого жить и бороться в этом жестоком мире. Он уже обдумывал, как лучше устроить судьбу девочки, как позаботиться о ее благополучии и будущности. Почему-то Ринальдо был уверен, что само провидение послало ему встречу с Верой как раз в ту минуту, когда он, удрученный и разочарованный, готов был опуститься на самое дно жизни.

А еще он вдруг подумал о том, что хорошо бы в дальнейшем вовсе отойти от корсарства и жить честной торговлей. Но, вместе с тем, Ринальдо понимал, что ни матросы, ни даже верный друг Карло его в этом не поддержат, потому что без корсарских рейдов им, бесприютным странникам, не получить ощутимой прибыли.

Уже далеко за полночь, погружаясь в волны сна, он принял решение переименовать «Лобу» в «Веронику».

Утром, когда ночная буря сменилась затишьем, корабль отплыл из бухты Рифуджио, но не в Кафу, куда следовал раньше, а совсем в другом направлении.

А вот Зоя, в отличие от корсаров, стремилась попасть в Кафу как можно быстрее. Ее пугали собственные предположения о возможной мести семьи Латино, считавших незваную гостью косвенной виновницей постигшего их несчастья. Но оправдаться перед ними она не могла, поскольку угрозы Нероне пугали ее еще сильнее. Приехав в Кафу, она обратилась за помощью к Евлалии, поведав ей ту версию исчезновения Примаверы, которую уже изложила в поместье. Евлалия взялась помочь бывшей сопернице, ибо уже не питала к той недобрых чувств, а, напротив, была готова объединиться с ней против Марины. Она пообещала, что ее отец, как генеральный синдик, возьмет Зою под защиту, если Донато и Марина будут мстить ей из-за несчастного случая, в котором женщина не виновата. Заручившись такой поддержкой, Зоя немного успокоилась и поспешила дать согласие на брак с корабельным мастером Орестом, чтобы, став замужней женщиной, иметь еще дополнительную защиту против каких-либо мстительных выпадов.

Тем временем обитатели Подере ди Романо думали не о мести, а лишь о поисках исчезнувшей Примаверы. Марина, чуть оправившись после родов, велела позвать отшельника Симоне, который был не только знахарем и врачевателем, но имел также славу прорицателя и чуть ли не колдуна. Когда-то он спас Марину, умиравшую от смертельной раны, а теперь молодая женщина надеялась, что он сможет распознать, жива ли ее дочь. Симоне долго бродил в одиночестве, перебирая свои магические четки из горных самоцветов, и наконец сказал, что душа девочки не перешла в иной мир, а это означает, что Примавера жива. В тот же день в поместье вернулся Донато, и поиски Примаверы возобновились с новыми усилиями. Были опрошены все окрестные жители, все рыбаки побережья, – но никто из них не видел исчезнувшую девочку. Лишь один из рыбаков вспомнил, что в тот злосчастный вечер заметил неподалеку какую-то незнакомую лодку, но девочки в ней не было. Круг поисков замкнулся.

По всему выходило, что Примавера упала со скалы, ударилась, захлебнулась, и ее унесло волной – тем более что ночью был шторм. Так шептались между собой слуги, сочувствуя хозяевам.

Но Марина, Донато и Таисия верили словам Симоне, утверждавшего, что девочка жива. В конце концов, отчаявшись ее найти, они пришли к печальному выводу, что Примаверу могли украсть татары для продажи в рабство. Однако Симоне уверял, что чувствует другое: девочка не в рабстве и даже не несчастна, она в руках друзей, а не врагов.

– Может быть, ее взяла себе какая-нибудь бездетная семья? – предположила Таисия.

– Но как же нам ее найти? – заметалась Марина. – Хотя я готова в этих поисках объехать всю Таврику!

– Ее могли увезти и за пределы Таврики, мир велик, – вздохнула Таисия.

Марина с надеждой взглянула на Симоне, но знахарь опустил глаза. Его магии не хватало на то, чтобы распознать, в каком месте находится девочка.

Донато подумал, что, может быть, Симоне просто утешает женщин надеждой на спасение Примаверы. Мысленно Донато корил себя за то, что уехал из имения перед родами Марины. Ему казалось, что, будь он на месте, все могло бы сложиться по-другому. Сдерживаясь внешне, чтобы лишний раз не растревожить убитую горем жену, он в душе переживал не менее остро, чем она. Ведь малышка Примавера, в которой уже начала проявляться личность, была для него не просто первенцем; по-мальчишески резвая и бойкая, она напоминала Донато самого себя в детстве.

– Неужели Бог допустит, чтобы мы не нашли нашу девочку?.. – прошептала Марина, тронув мужа за плечо.

– Мы будем искать ее всю жизнь, – глухо ответил он, и желваки на его скулах заходили.

В комнату вошел Роман и прижался к отцу, словно утешая. Донато поднял сына на руки и подошел с ним к окну, скрывая от женщин подозрительно заблестевшие глаза.

И тут подала голос крошечная Аврелия, напоминая о том, что в семье Латино, несмотря на внезапное несчастье, появилась и новая жизнь.

Часть вторая
Примавера

Глава первая
1397 год

К концу апреля весна так полно вступила в свои права, что даже самые черствые и угнетенные печалью сердца не могли не откликнуться на это яркое и пышное цветение природы, особенно ощутимое после изнурительно-затяжных зимних холодов. Обитатели крепости Монкастро радовались, что удалось пережить зиму, избежав голода, повальных болезней, татарских набегов и прочих бедствий.

Вместе со всеми радовалась и Примавера, для которой крепость Монкастро уже десять лет была основным местом обитания. Девушка давно забыла свое настоящее имя, как и свое детство в родительском доме, откликалась лишь на «Веру» и считала, что ее полное имя – Вероника, и это в честь нее назван корабль, которым командует дядя Ринальдо и его первый помощник Карло.

Когда-то, будучи еще маленькой девочкой, она по ночам, во сне, звала маму, но, пробудившись, не могла вспомнить ни имени, ни внешности своих родителей. Ринальдо говорил, что они погибли во время нападения турецких пиратов на их корабль по дороге из Генуи в Константинополь.

Раннее детство покрывал туман забытья, и первые воспоминания Веры были связаны с Ринальдо, который спас ее от каких-то ужасных, темных людей.

Потом было море, палуба корабля, шум парусов на ветру, плеск весел, одновременно рассекающих воду… Вначале девочке было страшно и от зыбкости деревянной опоры под ногами, и от завываний ветра, и от вида угрюмых, прикованных к веслам гребцов, которых она разглядела, случайно пробежавшись на нижнюю палубу… Но рядом был дядя Ринальдо, и с ним она чувствовала себя под защитой, а его друг Карло умел рассмешить девочку веселыми сказками. И постепенно Вера не только перестала бояться моря, но и полюбила его, почувствовав детской душой красоту и силу стихии.

Потом Ринальдо привез ее в городок Монкастро, окруженный крепостными стенами, и отдал под опеку неулыбчивой, но доброй женщины, которую велел называть «тетушка Невена». Впоследствии Вера узнала, что Невена действительно приходится тетушкой, но не ей, а валашскому купцу Стефану, связанному с Ринальдо торговыми интересами. Разумеется, никто не объяснял девочке, что Стефан и его друг Мирча помогают корсарам сбывать трофеи, добытые в морских набегах и припрятанные от кафинской общины. Но, подрастая, она и сама начала понимать, что жизнь окружавших ее людей не совсем обычна и полна опасностей.

Невена, будучи женщиной одинокой и бездетной, скоро привязалась к девочке, которую ей поручил опекать Стефан по просьбе Ринальдо.

Женщина догадывалась о незаконном промысле Ринальдо, но не осуждала молодого латинянина – тем более что он часто делал ей подарки и всегда нахваливал ее стряпню. А забота корсара о маленькой племяннице даже умиляла пожилую благочестивую болгарку, у которой давно не осталось других родственников, кроме Стефана, сына ее покойной сестры. И потому друзья племянника всегда были желанными гостями в ее скромном жилище.

Домик Невены стоял в ряду других таких же приземистых строений маленького города, расположившегося между двумя оборонительными стенами крепости Монкастро. Здесь же находились склады, таверны, мастерские и лавки ремесленников. Чуть в стороне возвышался консульский замок и храмы, католические и православные. Невена была православной веры, но девочку, как племянницу латинянина, водила в католическую церковь, где правил службу пожилой строгий падре Доменико. При храме была прядильня, в которой четыре монахини обучали девочек рукоделию. Это занятие Примавере совсем не нравилось, и она не проявляла старания, из-за чего ей часто перепадало от наставниц. Еще падре Доменико заставлял детей заучивать молитвы, что Примавере удавалось довольно успешно благодаря ее хорошей памяти, хотя в смысл молитвенных книг она не вдумывалась и к чтению так и не приучилась.

Однообразный уклад крепости казался Вере очень скучным; к девочкам, с их куклами и перешептываниями, она относилась с оттенком презрения, мальчиков-ровесников тоже считала глуповатыми, а наставления пожилых людей вызывали у нее досаду.

Настоящая жизнь для Веры начиналась лишь в те месяцы, когда Ринальдо и Карло брали девочку на корабль. Море было ее всегдашней мечтой и отрадой. Во время плаваний дядя позволял ей одеваться как моряку, и она с удовольствием меняла юбку на штаны, в которых чувствовала себя гораздо удобней как на берегу, так и на шаткой палубе. Она умела взбираться на мачты, знала все корабельные команды и не боялась нырять в море прямо с палубы. Ей нравилось, когда матросы, прищелкивая языками, называли ее морским чертенком и говорили, что она смелее многих мальчишек. Пожалуй, она с удовольствием отрезала бы свои роскошные волосы, которые ей только мешали, но Ринальдо строго запретил, пояснив, что это грех, когда девушка хочет быть похожей на мужчину. Волосы Примаверы, в детстве темно-каштановые, с годами еще больше потемнели, стали черными, и лишь на солнце в них поблескивали бронзовые искры. Однажды во время сильного ветра у Веры упала шапка с головы, и ее пышные кудри взметнулись вокруг лица, словно темное облако. Увидев эту картину, Карло не то с удивлением, не то с восторгом воскликнул:

– Вера, да у тебя волосы как грозовая туча!

Пересмешник Габриэле тут же подхватил:

– Вера и сама у нас – грозовая туча! Настоящая пиратка, гроза морей!

Девушке понравилось это сравнение, несмотря на его шутливость. У многих корсаров имелись прозвища, и она не прочь была называться Грозовой Тучей.

В опасные и дальние рейсы Ринальдо ее не брал, но побережье по обе стороны от Монкастро она знала уже очень хорошо. К юго-западу находился городок Ликостомо, который местные жители называли Килией. Там река Дунай вливалась в Черное море могучим и бурным потоком. Генуэзцы владели портами по обоим берегам Дуная, и оба эти порта защитили одной крепостью, которая возвышалась на скальных выступах. Здесь было очень выгодно иметь укрепленную факторию, потому что через эти места проходило много торговых путей, в том числе и Великий шелковый путь.

А к северу от Монкастро располагался городок Джинестра[20]20
  Джинестра – средневековое селение в районе нынешней Одессы; до XIX века лиманы там были судоходными, сообщались с морем протоками.


[Закрыть], прилепившийся к небольшой крепостце, что возвышалась на приморских склонах, густо поросших ракитником. Несмотря на свой скромный вид, Джинестра была для моряков очень важным местом, потому что в море здесь выходили два лимана, в которых можно было переждать непогоду, когда в открытой части залива суда во время бури нередко выбрасывало на берег. А еще в этих лиманах добывалась соль, которой издавна торговали местные купцы.

В прошлом году по пути из Джинестры в Таврику корабль проплывал мимо длинной отмели, и Ринальдо рассказал Вере, что эта причудливая коса называется Ахиллов бег[21]21
  Ахиллов бег – ныне Тендровская коса.


[Закрыть], потому что в древности здесь будто бы устраивал ристания греческий герой, который был родом с северных берегов Понта.

Но осмотреть заманчивые таврийские берега Вере удалось лишь с западной стороны; дальше следовать было опасно, потому что богатые генуэзские и греческие города – такие как Кафа, Солдайя, Мангуп – подверглись разгрому сначала войсками татарского хана Тохтамыша, а потом – грозного восточного завоевателя Тимура, «Железного хромца», наводившего ужас на всю Европу. Моряки говорили, что страшней Тимура могут быть только турки-османы, неуклонно расширявшие свои владения за счет христианских земель. Османский султан Баязид, прозванный Молниеносным, захватил большую часть Византийской империи, Сербию, Болгарию и уже третий год блокировал с суши Константинополь.

А прошедшей осенью на Дунае, под Никополем, войска Баязида разбили армию крестоносцев, в которой были венгерские, французские, английские, немецкие, итальянские, польские и валашские рыцари. Так потерпел поражение крестовый поход против османов, и христиане, предвидевшие неотвратимо-грозную опасность, стали молиться: «Господи! Защити нас от дьявола, комет и турок».

Турок боялись все. Невена рассказывала Вере о страшной битве на Косовом поле, в которой погибло много сербов, боснийцев, хорватов, болгар и валахов. А иногда принималась напевать печальную песню о том, как оплакивает погибших героев Милица, жена сербского царя Лазаря. Песня пелась на славянском наречии, которое Вера с трудом понимала, хотя порой в этих певучих звуках ей чудилось что-то знакомое и давно забытое.

Впрочем, от Ринальдо девушка точно знала, что она происходит из древнего итальянского рода, не имеющего отношения к славянам. Но не мудрено было привыкнуть к славянскому языку, как и ко многим другим, живя в черноморской фактории, управляемой генуэзским консулом, но населенной в основном валахами, болгарами и греками, которых Вера мало отличала друг от друга, только знала, что почти все они православной веры. А еще здесь были татары и арабские купцы, но они жили в мусульманском квартале, куда Невена старалась девушку не пускать.

Вера с детства была наслышана, что турецкие пираты оставили ее и дядю без близких и без имущества, а потому, как и Ринальдо, поклялась мстить им. Ее не смущало, что ради мести морским разбойникам-иноверцам ее дядя и сам сделался корсаром. Напротив, она гордилась, что Ринальдо, занимаясь этим промыслом, соблюдает особые законы чести. Находясь на корабле среди мужчин, Вера и сама порой чувствовала себя юношей, и ей хотелось когда-нибудь командовать корсарским кораблем, подчинив своей воле всех этих грубых и дерзких морских бродяг, как умел подчинять их ее дядя.

Но в жизни Ринальдо находилось место и женщинам, только виделся он с ними не на корабле, а на берегу. Вера хорошо помнила миловидную улыбчивую девушку Терезу – не то болгарку, не то валашку, которая жила в рыбацком селении возле Джинестры. Однажды – это было лет шесть или семь назад – Ринальдо привез Веру в гости к Терезе, и молодая рыбачка ласково встретила племянницу своего возлюбленного. А вечером девочка украдкой подсмотрела, как Ринальдо и Тереза страстно обнимаются, и поняла, что существует какая-то тайна, соединяющая мужчин и женщин. Также ее удивило, что у стройной и ладной Терезы живот почему-то несоразмерно велик. Она спросила об этом у Карло, и он пояснил, что в животе у Терезы растет ребеночек, который скоро должен появиться на свет и отцом которого будет Ринальдо. Девочка почувствовала что-то вроде ревности и не удержалась от вопроса:

– Значит, теперь Ринальдо поселится в хижине Терезы, а ко мне перестанет и приезжать?

– Ну что ты, детка, он тебя никогда не оставит, – успокоил ее Карло. – Да и не поселится твой дядя в Джинестре. Скоро он построит дом в предместье Монкастро и перевезет туда Терезу с ребеночком. А ты будешь нянчить братика или сестрицу?

– Братика… – повторила Вера, и что-то смутно знакомое промелькнуло в ее памяти, но тут же улетучилось. Она резко мотнула головой: – Не знаю! Не хочу я братьев и сестер! Нянчиться с какими-то плаксами!

Ринальдо и в самом деле скоро построил дом в окрестностях Монкастро, как раз напротив бухты, где останавливались купеческие и корсарские корабли. Но привезти туда свою невенчанную жену не успел: в Джинестре вспыхнула чума, от которой умерло много людей, и в их числе – Тереза с двумя новорожденными мальчиками-близнецами.

Ринальдо молча, но глубоко переживал эту утрату. После нее женщины появлялись в его жизни лишь как случайные эпизоды, Вера о них даже ничего не знала.

Но полгода назад он вдруг поселил в своем доме Клаудию – красивую рыжеволосую девушку, которая была наполовину венецианкой, наполовину гречанкой. Откуда Ринальдо ее вывез, осталось тайной для Веры, да, впрочем, девушка и не пыталась как-то сблизиться с Клаудией и что-то о ней узнать. Любовница дяди ей сразу не понравилась, и Вера говорила тетушке Невене, что у Клаудии лживые глаза. Невена пожимала плечами и отвечала, что молодому и здоровому мужчине нельзя без женщин, и лучше, если в его жизни будет постоянная женщина, жена, а не случайные красотки из портовых таверн. Вера и сама была уже достаточно взрослой, чтобы это понимать, но все-таки не могла отделаться от мысли, что Ринальдо поступает неправильно. Однажды она спросила об этом у Карло:

– Скажи, а разве хорошо будет, если Ринальдо женится на Клаудии? Неужели она ему так понравилась? По-моему, она гораздо хуже Терезы.

– Я тоже не думаю, что Клаудия – подходящая жена для Ринальдо, – заметил Карло. – Но он пока не собирается связывать себя узами церковного брака ни с ней, ни с какой-либо другой.

– Это потому, что не может забыть Терезу? Ведь с Терезой дядя собирался обвенчаться, хоть она была простая рыбачка? Значит, ее-то он любил?

Карло снисходительно посмотрел на девушку:

– Он бы ценил Терезу как жену и мать его детей, это верно. Но насчет любви… Скажу тебе по секрету, ведь ты уже достаточно взрослая: ни Тереза, ни Клаудия, ни кто-либо другой из женщин не пробудили в нем настоящей любви, потому что его чувства давно перегорели. В молодости Ринальдо пережил слишком сильное разочарование и теперь выбирает женщин не сердцем, а разумом. Если, покончив с корсарством, он вздумает начать жизнь добропорядочного купца, то вряд ли посчитает Клаудию подходящей женой, хотя как любовница она его устраивает. Но, впрочем, эта хитрая бабенка еще сможет убедить его в своей преданности…

Упоминание о прошлых чувствах Ринальдо пробудили в Вере такое любопытство, что она не успокоилась, пока не заставила Карло рассказать историю любви Ринальдо к Гайе. А узнав всю правду, девушка возмущенно воскликнула:

– Неужели эту Гайю, которая принесла ему только боль и обиду, он мог любить сильнее, чем такую хорошую и любящую Терезу? Да и другие женщины, наверное, в его жизни были лучше, чем Гайа!

– Увы, люди не могут выбирать себе любовь, она сама их выбирает, – развел руками Карло.

– А я не понимаю такой любви! – топнула ногой Вера. – Как можно любить того, кто не любит и не ценит тебя?

– Ты так рассуждаешь, детка, потому что сама еще не любила, – улыбнулся Карло. – А вот когда Амур попадет в тебя стрелой, то поймешь, что сердцу приказать невозможно.

– Глупости! – фыркнула Вера. – Только безвольные люди могут страдать из-за тех, кто их предал.

– Ты что же, считаешь Ринальдо безвольным человеком?

– Нет, но… может, в молодости он был слишком доверчивым? Вот ты, Карло, ты другой. Наверняка ты не позволил бы себе влюбиться в какую-нибудь корыстную и лживую красотку.

– Разумеется, я другой, – усмехнулся Карло. – Во-первых, я бывший монах и умею обуздывать свои порывы. А во-вторых, я ростом не вышел, чтобы мечтать о красивых, высоких и стройных девушках. Смотри, я чуть ли не на полголовы ниже тебя, а ведь тебе еще нет и шестнадцати, ты еще можешь подрасти. – Он стал плечом к плечу Веры, шутливо меряясь с ней ростом. – Куда же такому невзрачному бродяге, как я, примерять на себя лавры пылкого любовника? Нет, с меня вполне хватит трактирных служанок, которым я могу заплатить.

– И ты не собираешься начать добропорядочную семейную жизнь, о которой помышляет Ринальдо?

– Семейную? Да ни за что! Не думаю, что и Ринальдо к ней готов. Корсарская вольница слишком затягивает.

– Да, я это понимаю! – воскликнула Вера, и глаза ее засверкали. – Будь я мужчиной, тоже никогда бы не сидела на месте в каком-нибудь скучном городке, а носилась бы по морю, чтобы повидать мир и поймать свою удачу!

– Но ты не мужчина… и, может быть, это к счастью для тебя. Не так уж хороша жизнь морского бродяги, поверь. Всегда помни, что ты женщина и твой удел – хранить семейный очаг, рожать детей. Мы с Ринальдо все сделаем для того, чтобы твоя жизнь была спокойной и благополучной. Ринальдо уже кое-что накопил, а сейчас «Вероника» отправляется в торговое плавание, после которого мы рассчитываем оказаться с большой прибылью. И уж тогда точно Ринальдо устроит так, что у его дорогой племянницы будет и хороший дом, и большое приданое. Останется только найти тебе состоятельного и порядочного мужа, который был бы достоин такой красавицы, как ты.

– Вы хотите выдать меня замуж? – скривилась Вера.

– А разве не пора? Многие твои ровесницы уже имеют мужей или хотя бы женихов.

– Но жизнь домашней клуши совсем не по мне!

– Да, ты не такая, как другие девушки, – вздохнул Карло. – Но это скорее плохо, чем хорошо. Ты не мальчишка, чтобы метать ножи и лазать по вантам. Присматривайся к подругам. Учись быть женственной, подчеркивать свою красоту.

Через два дня после этого разговора Ринальдо и Карло отправились в то самое торговое плавание, от которого ожидали большой прибыли, а Вера крепко задумалась. До сих пор она считала себя выше других девушек – своих ровесниц, но слова Карло о том, что ей надо бы кое-чему у них поучиться, заставили ее внимательнее взглянуть на многие стороны жизни. Карло говорил, что она красива, но не умеет подчеркивать свою красоту; Вера не раз замечала, что девчонки посмеиваются и перешептываются у нее за спиной, и теперь была почти уверена, что они обсуждали ее внешний вид и слишком простое платье. Она и в самом деле не думала о том, чтобы как-то украсить свою одежду и прическу, хотя другие женщины и девушки разных сословий украшали себя, чем могли, особенно в праздничные дни.

Решив и в этом превзойти других, Вера уселась перед маленьким венецианским зеркалом, которое Ринальдо привез из Константинополя, и принялась себя изучать. Из стеклянного овала на нее глянуло смугловатое лицо с правильными чертами, обрамленное пышным ореолом темных волос, освещенное лучистыми глазами, в которых словно плескалась морская лазурь. Это лицо было красиво строгой и немного дерзкой красотой. Вера слышала, как иных девушек называют куколками и милашечками; но, глядя на свое отражение, понимала, что к ее типу красоты такие слова не подходят. И все же она понравилась сама себе и решила, что непременно должна нравиться другим – надо только сделать так, чтобы все заметили ее превосходство.

Приближался день королевы мая, и Вера, достав из сундука кусок белого атласа, привезенного Ринальдо из последнего плавания, решила сшить нарядное платье к празднику, о чем и попросила тетушку Невену. Сама Вера была не искусна в шитье, но обещала Невене во всем помогать, прилежно учиться рукоделию и стряпне. Болгарка удивилась такому неожиданному рвению строптивой воспитанницы и взялась шить для девушки красивый наряд.

Поскольку в доме Невены не было украшений, благовоний, белил и румян, Вера решила пойти за всеми этими женскими премудростями к Клаудии.

Ринальдо, впрочем, подарил «племяннице» несколько драгоценностей, но Вера была к ним равнодушна, а Невена боялась хранить их в своем доме, чтобы не подвергнуться нападению грабителей. И потому шкатулка с драгоценностями была помещена в тайник, имевшийся в загородном доме Ринальдо, где жила Клаудия. И сейчас, направляясь туда, Вера вдруг поймала себя на мысли, что даже не знает толком своих украшений и не сможет отличить их от тех, которые принадлежат Клаудии.

Усадьба Ринальдо располагалась за пределами крепости, напротив корабельной бухты. Вокруг Монкастро было несколько таких предместий с садами и виноградниками. При приближении врага население предместий уходило в крепость, пополняя ряды ее защитников. А со стороны воды генуэзцы оградили крепость земляным валом. Впрочем, в последние годы жизнь торгового города текла спокойно, без войн и набегов. Ордынцы, часто тревожившие Кафу и Сугдею, сюда уже не доходили со времен Ногая. Что же касается литовского и молдавского князей, то они видели выгоду для своих торговых людей в мирном существовании генуэзской фактории. Ведь купеческие караваны теперь предпочитали Via de Moncastro дороге через Кафу, поскольку, идя вверх по Днестру, можно было миновать трудный переход по татарским степям. Приплыв по Черному морю от Кавказского побережья, купцы останавливались в Монкастро, чтобы дальше следовать сухопутным и речным путем в Польшу, Германию и Италию. Сюда же часто прибывали и корабли из Кафы за зерном, которое доставлялось в Монкастро из Молдавии и Валахии.

Оглядывая мирное, оживленное цветением весны предместье, сады которого спускались к лиману, Вера невольно радовалась красоте солнечного дня, и в ее сердце зрело предчувствие каких-то ярких, близких перемен. Слова Карло о том, что ей пора становиться женщиной, девушка восприняла со всей непосредственностью своей натуры и теперь истово следовала советам наставника.