Текст книги "Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина"

Никому

Пропускает кобра такая каких-то зеленых с коробками в дом, и туда-сюда они этажами. Ждешь по полчаса, пока придет лифт. Он придет, а там этот, зеленый. Как японец стоит, улыбается. «Вам кьякой?» – говорит, как будто сам я кнопку в собственном доме нажать не смогу. Паразиты… Ему, значит, можно в мой дом, мне – нельзя. Это слов просто не хватает мне, что такое творится. Все же, думаю, могла бы запомнить она, что я – это я, что здесь я живу, квартиру мою и фамилию. Ведь же по ключу домофонному прохожу! Ведь и в камеру она меня видит…

Но, однако, и о таких вот писать приходится, ничего не поделаешь. Не заболеешь – не выздоровеешь. Без заразы хворь не сойдет.

Ф.М. Булкин

А кому квартира, дача, машина… Им? Вот умру, похоронят они меня, дай-то бог решатся на ресторан, как не решиться? Все же будет им стыдно, что не как у людей. Решатся. Будут дальше жить, будут, сделают евроремонт, на помойку стол мой письменный выволокут. Даже ящиков не проверят. Дожидаются. И дождутся. Этот тоже жить будет после смерти моей, Кулебякин. Будет жить себе такая вот подсидела подлая, а я – нет. Умру, тут никто не всполо́хнется. Повышения ждут за мой счет, это ясно. Кулебякин – гадина подлая, Сидорякин – такая же гадина, а гадюки вообще живучи.

Написал завещание, вложил бережно в файл и в папочку. Шел в контору нотариальную, на углу. Оттерпел очередь, сел за стол. Открыл папочку. Дал нотариусу прочесть.

«Больше ничего, Валентин Николаевич?»

«Ничего».

«Очень странное завещание…»

Промолчал. Плечами пожал. «Очень странное»? Потому и пришел сюда, чтобы «странное» было заверено, было с печатями. Документ с печатями, при свидетелях и заверенный нужен был.

Он поставил подпись под подлинник и под копию. Оплатил.

Завещанье гласило: «Ничего от меня не останется. Никому».

Бульвар Долготерпова

Господи! Есть ли выбор у нас или все за нас Тобой предрешено? Ведь не сами же мы выбрали, что похуже? Ведь не сами, наги, из райских врат – семенами в черную землю?

Если б я был Тобой, я б такую, как женщина эта, вообще создавать не стал. Что ж калечить Адамовы ребра? Но вчера соседка с нижнего этажа пришла, та, что прежде собирала на домофон сто рублей, а теперь, сказала, триста нужно платить. За консьержку…

Ф.М. Булкин

Долго брел путем предначертанным Григорий Ильич Долготерпов. Здесь мы видим, что даже фамилия, данная судьбой Григорию Ильичу по рождении, не оставила выбора этому человеку. Долготерпов – значит, терпи. Бог терпел, нам велел, нашим дедам и прадедам, детям, внукам и правнукам, Долготерпову же особенно подчеркнул. В смысле долготерпия эталоном служит человеку Создатель. Ибо нам терпеть все это – сколько Он даст, а Ему всех нас – бесконечно.

Насчет эталона же, о чем непременно жаждем вставить в этот рассказ, потому что будет ли следующий – в Божьей власти, убедились вчера. Была луна круглая, желтая; под луною этой, вдоль бульвара, где гуляли по случаю теплого вечера, светили желтые круглые фонари. С чем был сделан нами несложный вывод: наш Создатель дал нам на ночь один фонарь, остальные же мы развесили сами.

Но вернемся к долготерпению, праву выбора и последствиям, ибо сказано: ни один волос без Господней гребенки. Но при этом велено выбирать. Вот Андрей Константинович, вы его не знаете, если б предчувствовал, что его вчера машина у нас на перекрестке собьет, разве был бы столько отважен, чтобы хоть на шаг вчера из подъезда? Разве стоили пиво-вобла-батон такой жертвы? Да мы все бы с вами, товарищи, сидели по домам, если б знали, что с нами будет!

Но о Долготерпове.

Отец Григория Ильича, Илья Николаевич, упокоился Долготерповым. Дед его, прадеды и прабабушки все были Долготерповы, в оправданье своей фамилии долгожители. Правда, мать Григория, Долготерпова Анна Аркадьевна, ныне тоже покойная, была в девичестве Трёпкина, с чем судьба дала ей выбор в смысле фамилии, не меняя трагической сути.

Словом, предстояло долго терпеть на своем пути в соответствии с кем-то сделанным выбором, и Григорий Ильич терпел. Он терпел сперва ясли, потом детский сад, потом школу, потом университет, потом жену свою Валентину, работу свою, государство свое, терпел, когда эти безмозглые перекрывали день изо дня асфальт, отключали горячую воду… Григорий Ильич терпеливо ходил проложенным кем-то тротуарным покрытием на работу, с работы на Богом данном троллейбусе – словом, если не дали выбора, приходилось терпеть.

Терпеливый был человек Григорий Ильич, а впрочем, терпенье, товарищи, – спасительный путь от сегодняшнего заката к завтрашнему рассвету. Тем и щепка движется рекой по течению, и осенний лист падает, и земля не первый год вертится, в ней плодится, и множится, и покоится, и все это, между нами говоря, держится на терпении. А его-то и не хватает.

Отчего же вспомнили мы сейчас Григория Ильича? Отчего посвятили человеку, пусть терпеливому, но столь же обыкновенному, как мы все, этот рассказ? Отвлекли на Григория Ильича без спросу ваше внимание?

Дело в том, что бульвар, по какому шли мы вчера, носит имя героя нашего, нашего Григория Ильича: бульвар Долготерпова.

Говорят, что в Англиях и Швейцариях, прежде чем тропу асфальтировать, сеют траву газонную, после ждут, где удобнее вытоптать ее европейскому человечеству, сократив свой путь. Но у нас, возможно, как раз из заботы о продлении пути этого, проложат сперва асфальтированную тропу, а российское потом человечество, сокращая по-своему, топчет траву. К чему это вспомнилось? Вот к чему. Дело было в прошлом веке, в 99 году. Был январь, и выпало много снега, этот снег красиво укрыл подушками голые тополя, заодно застелив белоснежною скатертью пустырь вдоль дороги. Григорий Ильич же, как уже говорили мы, был терпелив, терпелив, но он торопился и, не стерпев, сокращая путь, проложил в нетронутой целине тропу до метро, что и носит теперь название своего основателя.

Повесть оптимистическая о том, как Федор Михайлович в живых остался

Это мне за нее платить? Это мне? За нее?! Чтоб она, проклятая, за мои же деньги ела-пила и опять не узнавала меня ежедневно? Не узнавала, знать меня не хотела, не пускала в собственный дом?

Но соседке, конечно, без возражения заплатил. Потому что, если начну объяснять, так она подумает: денег нет, или есть, да жаден… Ну их к лешему. Лучше пусть уж будет эта консьержка.

Ф.М. Булкин

Многие в мире бродят бактерии, и у бактерий этих так задумано, чтобы в человека попасть, хоть как-нибудь, и свести на нет.

Узнав однажды из новостей телевизионных плохие новости, что опять нашла на человечество смертоносная бацилла какая-то, поискал наш Федор Михайлович от нее в интернете спасения – и там ему было уяснено, что у человечества пока средства от него избавиться нет.

Решил бороться сам, один на один. Отважный был человек. Не каждый со смертью рискнет сцепиться вот так, в рукопашную, да еще один на один.

Не каждый рискнет, да всякому, как известно, приходится.

Начал Федор Михайлович с малого, самодеятельно. Впотьмах, можно сказать, на ощупь. С нуля и личными средствами: зарядка, гимнастика, холодные обтирания, бег на месте.

Овощи есть, понятно, нельзя, в них нитраты. В масле – убийца-холестерин. В мясе – цепень. Колбаса ему сделалась отвратительна, из чего делают ее – ясней ясного. Цвет ее розовый, запах ее неприятный. Порубят в колбасу собак и холерных крыс каких-нибудь, и ешьте ее потом – долго в любом случае не протянете. Остается кефир. Кефир делают из коров. Корова – тоже мясо. В мясе – цепень. В молоке от цепня – глисты, огнеупорные, как в интернете сказано. Сколько ни вари – выживут и погубят. Кефир из молока. Значит, и кефир нельзя. Вообще есть нельзя. Раз есть нельзя, думает, – обойдусь.

Перестал есть наш Федор Михайлович, только одной гимнастикой обходился. Держался, нужно сказать, молодцом. Похудел, помолодел, подтянулся.

И все равно со временем ощутил, что, как ни старается, – даже не кушая, помирает.

Стал думать еще.

Дело тут, сообразил, не только в питании, раз с этим у меня уже все в порядке и я не ем ничего, а в дыхании!

Сделав такое открытие, пошел он в аптеку и на большие деньги купил себе масок марлевых, потому что ездить приходится как-никак в общественном транспорте. А там не люди ездят – бациллы. И по лицам видно: бациллы. И по их выражениям.

Первое время дело жизни наладилось. Опустила смерть руки, отступилась даже в некотором уважении. Ладно уж, решила, подожду. Не впервой.

Только маски менять приходилось.

Догадался Федор Михайлович, что, пока он маску меняет, дышать хоть мгновение, а приходится беззащитно, тут-то бацилла подкараулит его и впрыгнет.

Пришлось думать дальше. И ведь додумался! Вот до чего человек был догадливый! Каждую подлость учел!

Взял да и перестал дышать. Ну его, думает, от греха подальше…

И это прекрасный способ не умереть, товарищи. Очень советуем. Берегите себя! Не дышите! Не кушайте!

И останетесь живы.

Человек без маски

Изо многих судеб судьбы наши жизненные сплетаются; вот не встретишь, бывает, кого-нибудь, считай – повезло… Вот насчет этой женщины сразу можно сказать, если б не было ее – лучше б было! Только как узнал бы я, что мне лучше, если бы ее не было?

Ф.М. Булкин

Человек без маски появился на площади Народного Ополчения летним вечером. Он немного прошелся по плиточкам, вдоль газонов, посидел на лавочке. Почитал. Близко ни к кому не подходил он и держался от всех на два метра, положенных принятой конституцией «Бесконтактного человеческого общения». Ведь опасно близок прежде был человек человеку!

Что тем более недопустимо в обстоятельствах эпидемии под угрозой полного вымирания: поцелуи, рукопожатия и все прочее. Выжить можно только не контактируя. Самое лучшее – вообще не дыша. Это тоже многие пробовали: оказалось, способ профилактики вируса «недышанием» – панацея. Стопроцентно помогает, не заразившись вирусом, умереть от удушья.

Ввели бесконтактные карты. Бесконтактные праздники, парки увеселительные, бесконтактное голосование. Вошли в моду бесконтактные отношения, лечение, образование, отдых и труд. ЧЕЛОВЕЧЕСТВО БЕЗ КОНТАКТА! – стало лозунгом нового времени.

Ученые утверждали, что в скором времени разработают БЕСКОНТАКТНЫЙ СПОСОБ ПЛОДИТЬСЯ. Впрочем, ученые обещали в скором времени и вакцину от вируса. Но на эту вакцину надежды, разумеется, было меньше, чем на бесконтактный способ зачать.

БЕСКОНТАКТНО! – уверяли с бесконтактных экранов бесконтактно счастливые многодетные семьи. ДЕЛАЙ КАК МЫ! БЕРЕГИ СЕБЯ!

Очень скоро был изобретен способ предохранения от заражения «МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ». Прежде это была забава аттракционная, теперь же еще одна панацея. Обладатели новшества выкатывались на улицу в силиконовых пузырях. Трехслойный пузырь был дороже, но прочнее, надежнее.

НЕ УСПЕЛ КУПИТЬ МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ? ЗАКАЖИ ПУЗЫРЬ В БЕСКОНТАКТНОЙ ДОСТАВКЕ! СКИДКИ ПОСТОЯННЫМ КЛИЕНТАМ!

ЖИВИ И ПРЫГАЙ!

САМОКАТ ПОД КУПОЛОМ!

БЕСКОНТАКТНЫЕ СИГАРЕТЫ!

Те, кто не мог позволить себе ПУЗЫРИ, покупали доступные бесконтактные банки. Хождение в банках в самом деле обходилось много дешевле. Дело в том, что ПУЗЫРИ (даже пятислойные) хотя и гораздо красивей банок, переливаются всеми цветами радуги, но, однако, непрочны. Стекло же дешевле значительно и, хотя тяжелее, надежней. Парниковые же конструкции совсем дешевы, и у многих дачников сохранился полиэтилен. Ибо воздух, надышенный в парнике, – твой собственный, и он безопасен.

Век был назван ВЕК БЕЗ КОНТАКТОВ.

Бесконтактный! Будь бдителен! ЗНАЙ! Рука, протянутая тебе, не Спасителя, но Иуды!

Так тонущие, помня этот важный пункт конституции, полностью отказывались от протянутых рук и тонули в сознании, что, по крайней мере, тонут от собственных.

НИ ШАГУ БЛИЖЕ!

Трудно было первое время с бесконтактным приемом пищи. Многие умерли от истощения, стараясь соответствовать этому пункту. Но это были потери во благо самоспасения. СПАСИ СЕБЯ САМ! – советовал загорелый белозубый актер, доставая себя за волосы из воды. Чтобы поцеловать друг друга в полной безопасности, влюбленные целовались через экраны.

Родители какое-то время бесконтактно очерчивали детей своих на асфальте мелом, и каждое дитя нового мира знало, что перейти меловую черту грозит контактом и гибелью. Впрочем, очень скоро не стало ни детей, ни родителей.

ОСТАНОВИСЬ, ЕСЛИ ЛЮБИШЬ! – предупреждала влюбленных разделительная черта на плакате.

ЛЮБИШЬ МЕНЯ? ДОКАЖИ БЕСКОНТАКТНО!

Никогда не собьет машина тебя, не зарежет в пьяной драке сосед… ЖИВИ БЕСКОНТАКТНО!

Таким образом, уже в 2031 году конституцией, принятой в 2021-м, была обеспечена полная победа над эпидемией.

Человечество вымерло полностью без всякой атомной бомбы, падения кометы, разрушения озонового слоя и вируса. Бесконтактно.

Часики

Помню, в «Детском мире» купила мне бабушка часики; так, игрушка, конечно, пальцем стрелки переставлять, а зато любое время на них можно…

Очень ими гордился я, сам с собою халтурил, что настоящие. Понарошку спросит, бывало, бабушка: «Феденька, сколько времени?» – «Много, бабушка!» – говорю…

Но мне нужно было, чтоб и другие заметили. Помню, идем мы с нею по улице, я манжеток с курточки отогну и смотрю на людей: что они? Как, думаю, удивятся, когда заметят… Замечала же маневр мой только бабушка. Говорила: «Феденька, холодно, заворот опусти».

Ф.М. Булкин

А один из нас, Олег Алексеевич, так специально делал себе: стрелки на часах нарочно вперед отведет, чтоб потом сперва ужаснуться, как время летит, а после сказать себе с облегчением: слава тебе господи, сэкономил…

Даже странно, какую бездну воображения, энергии и смекалки тратят люди на то, чтоб самих себя обмануть…

Повесть о венской столовой булочке

Так бежит человек из детства не кругом, но лабиринтом жизненным, язык высунув, глаза вспучив, торопясь успеть вовремя на конечный, от родной парадной до родной проходной, вдоль знакомой спины забора гаражного с красноречивой надписью про «Динамо».

Ф.М. Булкин

Настал и такой момент в жизни одного из нас, Сергея Михайловича, что вдруг шел он из учреждения пятничным вечером, торопясь поспеть к дачным сборам, ибо ехали всегда в пятницу, часу в половине девятого, с расчетом, что пробки к времени этому рассосутся. И он шел, подгоняя себя ногами и мыслями, с венской булочкой из столовой за пазухой, и вдруг как-то мельком нечаянно, точно мимо чего-нибудь любопытного проходя, подумал: «А вот черт меня дери, не поеду!» – с чем продолжил суматошный свой путь, проложенный долгой супружеской жизнью, наблюдая, как против его движения в тополином цветении волочится в другую сторону пух, представляя, как обрадуется опять венской булочке его внучка Дашенька, на даче жившая, и, думая так, опять незаметно подумал: «А вот черт меня дери! Не пое…»

Но, однако, тут подошел автобус его, и, мысль не додумав, Сергей Михайлович был отвлечен насущным – привычно тревожными поисками проездного удостоверения.

Мысль вернулась, когда, спускаясь ступенями эскалатора, Сергей Михайлович, не сдержав себя в мерном движении, заскакал под неотвязный мотив «не-по-е-ду…», обгоняя прочие тела под землю ехавших, у которых (кроме женщин) на спинах жаркий летний месяц рисовал круглые темные пятна, и, удачно поспев к поданному составу, прислонился щекой к предупредительной надписи «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ».

«НЕ ПОЕДУ» – нечаянно прочиталось в нем, но тотчас выдавилось под телесным напором, исчезнув почти. И, протестуя, чувствуя, что теряет нечто гораздо более важное, с облегчением вспомнил… что не поедет….

Выйдя из метростанции, Сергей Михайлович какое-то время привычно боролся со стеклянным «ВЫХОДОМ», створка дверей которого особенно напирала сквознячным резиновым духом, оттесняя человеческие усилия прочь, но задние напирали, и, вырвавшись, уже мчался он к троллейбусной очереди, повторяя как заклинание…

«А вот черт, а вот черт дери… не поеду!»

Поехав, со странным удивлением вглядывался в серые усталые лица попутчиков: и они тоже едут куда-то, может быть, нехотя… И ему было грустно.

Выйдя из транспорта, Сергей Михайлович был застигнут звонком супруги своей, чтоб купил он батон, пакет молока, и… радостно вспомнил, что…

…А вот черт дери, не поедет! Или можно заодно купить и бутылочку. Живо вообразил себе, что, когда уж доедут до дачи они и всё наконец успокоится, он присядет в флоксовых сумерках на садовую лавочку, и бег его остановится в птичьем щебете простым человеческим счастьем…

В прихожей встретили Сергея Михайловича многие сумки, и некрасивая женщина лет давнишних, ужасно тревожного и сердитого настроения, с бисером капель на сливовых щеках, совсем непохожая на прежнюю его давнишнюю любимую женщину, что-то ему кричала, и с удивлением подумал Сергей Михайлович, как он мог… и черт его дери! не поедет!..

И с мыслью этой взялся поставлять сумки к лифтовым дверям, вынося все, что велено, и опять думал, почему с дачи и на дачу всегда и вечно везут они одинаково сумками и что он, черт его дери, не поедет!

В этот момент совершенно нечаянно выдохнул крамольную мысль свою вслух, и, оформленная в слова, неожиданно обрела она в нем весомость бесповоротно.

Очень скоро придя в себя от услышанного, супруга нахмурилась, размышляя, вступать ли в спор или просто с молчаньем ожидать, когда схлынет напавшая на Сергея Михайловича дурная решимость, и, размышляя несколько времени так, смотрела на него, и смотрела, смотрела… и тоже Сергей Михайлович смотрел на нее, и смотрел, и это было еще страшнее.

Лязгнув, распахнулись лифтовые двери, нарушая молчаливое противостояние их, но настойчивым лязгом своим еще более утвердили Сергея Михайловича в решении, и, дивясь на себя самого, отступая от пасти лифтовой, бунтарем извлек он вдруг из-за пазухи венскую столовую булочку и, впервые в жизни откусив ее сам, поперхнулся, закашлялся и совершенно демонстративно умер.

Страшная спутница

Будьте благословенны, выходные, созданные Богом для отдыха, прерывающие вечный бег человеческий из понедельника к понедельнику сорока восемью часами праздности и безделья, составляющими как недельную, так и конечную цель нашей жизни.

Ф.М. Булкин

Который день преследовала Вадима Петровича Самоежкина страшная спутница. Он оглянется – она здесь. Самоежкин в арку – она с наружной поджидает его стороны. Он в автобус бегом, еле дух переведет, сядет, отдышится, мысленно перекрестится, а она сидит слева.

Вид ее был известный и приметы весьма характерные, всем нам так или иначе знакомые и способные довести узнаванием до нервного истощения и сердечного приступа каждого из живущих.

«Женщина, неопределенного возраста, рост 160–180, сложения худощавого, одета в черный плащ-пальто, кроем саван. Руки длинные, пальцы тонкие, когти острые, капюшон».

Прежде никогда такого ужаса с Вадимом Петровичем не было. Но все случается в первый раз.

Он решил посоветоваться с приятелем, имеющим отношение к правоохранительным органам, рассказал все как есть. Хоть и стыдно бояться женщины, но, вообще-то, смотря какой. Приятель, выслушав, отнесся к случаю с пониманием, посоветовал написать заявление в полицию. Поразмыслив, Вадим Петрович под конвоем ужасной спутницы пошел в дежурное отделение по месту жительства. Та проводила Вадима Петровича к проходной, не решившись войти в хорошо освещенное помещение дежурки. Объяснился с дежурным через пуленепробиваемое окошечко. Написал заявление с просьбой меры принять, оградить, защитить, наложить на приближение запрет. Преследовательницу свою описал сколько мог подробнее, поприметно, фотографий несколько приложил. С чем дежурным принято было заявление Самоежкина и составлен был протокол.

Самоежкин описывал противоправные действия своей спутницы так: «Назойливое, круглосуточно совершаемое против воли моей слежение, проникновение в квартиру, места частного и интимного посещения, умышленно подстроенные встречи на улице, так же во всех учреждениях, где имею место я быть. Преследовательница использует психологическое давление, на вопросы мои, требования оставить в покое меня – молчит».

Самоежкину выдали КУПС – квитанцию, удостоверяющую, что заявление его принято, – с обещанием произвести по факту проверку. Из участка вышел он с большим облегчением, с верой в поддержку и профессионализм доброжелательно настроенных органов при погонах с дубинках.

Она ждала Вадима Петровича под фонарем.

Через день на телефоне горячей линии кризисной психологической помощи жертвам насилия был зарегистрирован звонок Самоежкина. Той же ночью – еще один. По звукозаписи регистратора заметно, что звонивший на грани отчаянья и нуждается в экстренной психотерапевтической помощи. Был записан на бесплатный прием терапевта, на прием не пришел.

Всю неделю следующую, по совету того же приятеля, Вадим Петрович помогал органам, собирал доказательства, фотографировал на телефон следившую, активно напоминал звонками в дежурное о своем заявлении, умоляя действовать по возможности расторопнее, применить к нему меры защиты, вызывая полицию всякий раз, как преследовавшая оказывалась в квартире.

Был Вадим Петрович на пределе сил человеческих, был на грани нервного истощения. Заговаривал с преследовательницей на кухне, ибо страшная, с-того-светная, как и все эти адские потусторонние приведения и призраки, ввиду своей телесной нематериальности имела способность проходить сквозь стены и двери. Спрашивал, что ей нужно, она молчала по-прежнему. Из молчания этого становилось яснее ясного – что.

В воскресенье в истерическом состоянии видели заявителя сперва на «Октябрьском Поле», потом на Тверской. Он бежал, мелькая отраженьем в витринах бутиков, без оглядки, стараясь оторвать от земли исхудавшие ноги, всхлипывал, что-то выкрикивал и взмахивал рукавами. За Вадимом Петровичем, распахнув полы своей черной мантии, обнаружив под ними такое же черное содержимое, в самом деле неотступно и молчаливо следовала она.

Никогда еще ни один преследуемый не давал столь точных примет этой женщины, не предоставлял в полицию столько фотосвидетельств, доказательств существования в реальности этой гостьи из темного мира. По приметам, описанным в заявлении, не единожды составленным фотороботам, снимкам с мест событий и фрагментам записей городских наружных камер слежения и регистрации впервые удалось зафиксировать материальность присутствия в нашем мире той, что доселе казалась порождением данных статистики, больной фантазии и расстроенной психики… И тем не менее по истечении тридцати дней со дня регистрации заявление Самоежкина было признано некорректным, обвинения – безосновательными, а само преследование – не несущим угрозы жизни, с соответствующим этому заключению отказом в дальнейшем расследовании, невозможности наложения запрета на приближение и отказе от мер привлечения преследовательницы к ответу.

На звонок в прокуратуру Вадиму Петровичу по заявлению его ответили: «Содержащиеся в предоставленном заявлении факты, скриншоты, фотографии и свидетельства тщательно изучены и проверены и, хотя являются подлинными, не являются доказательством для суда; сложившаяся ситуация вне компетенции органов правопорядка».

В первый день наставшего следом за разъяснением прокуратуры месяца несчастного Самоежкина и его страшную спутницу в последний раз зарегистрировали видоискатели камер наружного наблюдения на улицах нашего города. Безнадежно сгорбившись, опустив капюшон, Вадим Петрович покорно брел следом за своей тенью.