Текст книги "Чарлстон"

62

И тем не менее у Элизабет было мало времени на обдумывание. С Трэддом было очень хлопотно. Он еще докучливей, чем Гарри, изводил Элизабет бесконечными разговорами о том, как они будут жить в Европе, о которой он успел прочесть множество книг. Мальчик без устали крутил стоявший в кабинете старенький глобус и грезил наяву странами с причудливыми названиями. Он мешал ей работать, не давал спокойно отдохнуть, надрывал ей сердце тем, что непрестанно скучал о Гарри.

Элизабет и сама скучала по нему и не нуждалась в напоминаниях Трэдда. Сны заставляли ее всхлипывать и оставляли мучительную ломоту во всем теле.

Она с головой окунулась в приготовления к Рождеству. Это спасло ее от размышлений и поисков решения, которое не приходило на ум. В доме Трэддов должна была собраться вся семья, что стало традицией. Никому и в голову не приходило, что Рождество можно праздновать как-то иначе. Элизабет любила эти семейные сборища, несмотря на то что готовиться к ним было непросто. Она с радостным предвкушением собирала свертки, заказывала припасы, составляла приправы, пекла торты и прибирала в доме.

Наступивший день не принес разочарования. Ласковое солнце согревало камелии и пунцеттии в пылающем саду.

В ряду чулков над каминной полкой добавился новый – для Мэна. Малыш скорее растерялся, чем обрадовался, в отличие от старших, которые были довольны подарками. Комнаты наполнились смехом и удивленными возгласами: из туго набитых чулков извлекались сюрпризы. В течение часа все снова почувствовали себя детьми. Затем все улыбаясь наблюдали, как Мэн вытаскивает из чулка апельсин. Ощутив острый запах, он смешно сморщил нос; всем стало весело при мысли, что и они когда-то были на его месте. За обедом была еще одна сцена, когда малышу впервые дали ножку жареной курицы. Это был веселый час общих воспоминаний и семейного тепла. Треск шутих заставил взрослых закрыть окна, несмотря на то что день стоял теплый. Стюарт и Лоренс за бутылкой портвейна и тарелкой с солеными орехами пекан сели поговорить о политике. Кэтрин унесла Мэна наверх, чтобы малыш поспал, а Элизабет с помощью Генриетты приготовила гостиную – вот-вот должны были последовать визиты.

– Элизабет, – сказала Генриетта, – почему бы тебе не отпустить Трэдда с нами в Барони? Мальчики будут охотиться, и он привезет тебе дичи. Мы у тебя сегодня съели все дочиста.

Элизабет еще помнила летние месяцы, когда она была одна во всем доме. Она испугала Генриетту, неожиданно обняв и поцеловав ее.

– Ты моя спасительница, – сказала Элизабет. – Он любит охоту, пусть едет.

– Счастливого Рождества! – донеслись голоса с веранды.

Элизабет заторопилась к лестнице.

– Добро пожаловать, – встретила она первую группу гостей. – Вы знаете, куда пройти. Счастливого Рождества!

Со скорым приближением зимних сумерек разошлись последние гости. За ранним семейным ужином к столу подали холодный окорок и индейку с приправами. Затем, усевшись в экипаж Стюарта, родственники уехали, выкрикивая напоследок пожелания счастливого Рождества.

Элизабет закрыла дверь и задвинула засов. Вокруг нее сомкнулась благословенная тишина. Она пошла в библиотеку и умиротворенно опустилась в высокое кресло у письменного стола. Комната была ярко освещена. Вздохнув про себя, она поднялась на свои затекшие ноги и обошла комнату, гася свет. Света от пламени в очаге было достаточно. Элизабет скинула туфли и с ногами забралась в кресло. Брови ее сдвинулись. Рождество прошло; ей надо решить, что же делать.

Ноги ее ныли, ей хотелось, чтобы Гарри был здесь и растер их. И не только ноги. Тело ее вторило мыслям и ныло от тайного голода. «Прекрати, – сказала она. – Необходимо подумать». Разум подчинился команде.

«Тебе уже сорок, – сказала она себе, – а Гарри тридцать два». Знакомые доводы сражались в ее голове под томительный молчаливый зов плоти. Никто из мужчин – да и никто из людей вообще – не производил на нее такого впечатления, как Гарри. Он был ни на кого не похож. Его авантюризм, беззаботность, идеализм… Они и очаровывали, и отпугивали. Если она поедет с ним, для нее начнется великолепная жизнь. Но как долго она продлится? Гарри не из тех, кто дает гарантии. Он заботлив, он не бросит ее одну в чужих краях. Но если он устанет от Элизабет, он отправит ее домой. И все же он вернулся с Кубы. Никогда прежде он не возвращался. Он собирается на ней жениться.

«Ну и что с того, что я старше? Я могу придерживаться диеты и оставаться стройной, буду заботиться о здоровье».

Они будут жить в бедности. Денег, которые газета будет платить Гарри за статьи о городах, где они побывают, будет недостаточно. Но это неважно. Элизабет прожила в бедности всю свою жизнь. Постоянные заботы, но она умеет экономить.

Да, это будет гигантской авантюрой – выйти за него замуж и уплыть прочь от всего, что она знала. Но Трэдды всегда были отважными. Ей всю жизнь твердили, что, будучи леди, она не вправе делать то, что хочет. В детстве ей очень хотелось кататься в повозке со льдом. В том году, который они провели в Барони, Стюарт управлял шлюзами, наблюдая за рекой во время бури. А ее учили вышивать. Юноши и мужчины охотились, ловили рыбу, плавали в лодках. Девочки и женщины шнуровались и составляли букеты. А ведь она была из семейства Трэддов, под стать Стюарту и Пинкни. Такой же бесшабашной в душе. Гарри это понимал и поощрял. Благодаря ему она узнала, что значит прикосновение песка к ногам и воды и лунного света – к нагому телу. Он хотел подарить ей весь мир в придачу, новую жизнь вдали от условностей Эшли и Куперов, вдали от установленных образцов, вдали от обязанностей бабушки и домашних приемов по вторникам; и можно даже забыть о том, что ты чарлстонская леди. Она станет персоной без ярлыков, бродягой и авантюристкой.

«Увидеть Неаполь и умереть…» «От усталости», – мысленно добавила Элизабет. Она рассмеялась. Звук собственного смеха испугал ее. В ее приключенческой жизни не будет тихих комнат. Рядом с Гарри она чувствовала прилив смелости и волнующий холодок, открывая в себе все новые качества; чаша жизни казалась переполненной.

Но придется постоянно меняться, двигаться, сбрасывать старую кожу. В ее багаже не будет места ни для старых вещей, ни для прошлого. Они будут создавать новые традиции. Старые им не нужны, говорит Гарри.

Нужны ли они ей? Она осмотрела сумрачную, с высоким потолком комнату. Сколько Трэддов разных поколений сидели здесь у огня – вот так же, как она сейчас. Она вспомнила Кэтрин, которая разрисовала танцующих нимф, и себя – как она танцевала, подражая им, а потом упала и разбила чернильницу. Возможно, у сестры ее отца были какие-то мечты, навеянные этими танцовщицами, и у других маленьких девочек, живших раньше ее тетушки, тоже. Они все были частью ее, Лиззи-Элизабет-Бесс. Неважно, будет она зваться Купер или Фицпатрик. Все равно она останется мисс Трэдд из Чарлстона.

А если она станет госпожой Симмонс с двумя «м»? Это будет потрясение посильней, чем поездка в Италию вместе с Гарри. Пять кварталов между Брод-стрит и Уэнтворт-стрит – расстояние шире, чем Атлантический океан. Чарлстон простил бы ей брак с Джо, ведь она – из семейства Трэддов, но ему бы этого не простили. Неодобрение было бы замаскировано безупречными манерами. Пренебрежение было бы неуловимым, почти незаметным. Она пренебрегла бы им. Она боролась бы тем же оружием. Но Джо – он бы все понял. Он слишком проницателен. Он был бы вновь ранен напоминанием, что он чужак. Элизабет не позволила бы ему страдать. И пришлось бы обзаводиться новыми друзьями. Из северной части города.

…Как забавно. Она думает, как ей защитить Джо, а он собирается защищать ее. Каждый из них беспокоится о ранимости другого. Разве это не крепчайшее основание для совместной жизни? Не заботливость ли была той магией, что связывала Люси и Пинни? Это было так прекрасно! Возможно, между ней и Джо возникнет та же магия. Сила его любви вызывала преклонение у Элизабет. Он знает ее гораздо лучше, чем Гарри, и все же продолжает любить. И не нужно будет стараться, чтобы живот прилип к пояснице, не будет страха старости.

Какая роскошь!

И ведь это не все. Трэдд будет учиться в любом колледже, в каком захочет, и путешествие вокруг света по окончании курса ему обеспечено. Она несколько повлияет на Джо, улучшит его вкус. В противном случае он будет дарить ей подарки вроде алмазного ожерелья.

Элизабет озорно улыбнулась. Джо уверен, что видит ее насквозь, но есть вещи, которым она может научить его. Как он будет удивлен!

О Господи. Вспоминая о ласках Гарри, она не сможет лечь в постель с Джо. Она вспомнила большой живот Джо и его тонкие кривые ноги. Живот, наверное, белый, как у рыбы. И он ниже ее ростом. Это отвратительно. Нет, она не сможет.

Однако она ведь что-то чувствовала к нему, когда рассказывала про Лукаса. Руки Джо были такими сильными, и он так нежно гладил ее волосы. Он не обидит ее. Ведь он сам – она ничего ему не говорила – понял, что ей необходимо время на обдумывание. Он сам это знает. Он всегда знал, что она чувствует, всегда. Когда Джо обнимал ее, Элизабет чувствовала себя в безопасности. Его прикосновения говорили ей, что она любима. И она тоже любила его. Но не плотской любовью. Может ли любовь породить страсть? Она вспомнила, как счастлив был Джо, когда она его поцеловала, вспомнила, как и сама при этом почувствовала себя счастливой. Это было чудом – возможность сделать друг друга счастливым. Как он был бы счастлив, если бы она отдала ему себя!

Элизабет вдруг обнаружила, что плачет, растроганная тем, как ее ценит благородное сердце Джо.

– Да, – шептала она, – да. Это возможно. Я могла бы любить его. Милый Джо…

«Остановись, – велел ей разум. – Ты доведешь себя до удушья».

Элизабет вытерла слезы рукавом и продолжила свои размышления. Это было бы нечестно, решила она. Джо заключит ее под колпак, оберегая здоровье и покой. Он не будет ее ни о чем спрашивать, посвятит ей всю свою жизнь. Но он позволит ей делать все, что она захочет. Если она сделается ленивой и самодовольной, в этом будет ее вина.

Мысли ее вернулись к Гарри. Он никогда не сдерживал ее шаг. Напротив, всегда торопил ее, даже окрылял.

Отчего она чувствует удушье? Нервы. Какая глупость. Элизабет встряхнула головой и стала глубоко дышать, пока спокойствие дома не влилось в нее. Спокойствие. Элизабет закрыла глаза и с удовольствием вдохнула праздничный запах сосновой хвои и апельсиновой кожуры. Торопливые мысли затихли и рассеялись под воздействием старой, прекрасной комнаты и старого, прекрасного города за ее стенами. Колокол пробил половину часа. Последний удар слабо вибрировал в тишине.

«Могу ли я расстаться с этим?» – размышляла Элизабет. Мир традиций, достоинства, благородства и красоты, ставший еще прекрасней оттого, что поддерживается одними душевными усилиями.

И ее душой тоже. Может ли перемениться она сама? Она была одинока более десяти лет, она привыкла к своему одиночеству, полюбила его. Порою ей было горько, но порой – несказанно хорошо. Она была сама собой, а не чьей-то половиной, пусть даже лучшей половиной. Она лицом к лицу встречала невзгоды и преодолевала их; Элизабет поняла, что она сильная, что она может идти собственной тропой. Ошибки, допущенные ею, были ее ошибками, успехи – ее успехами.

Ведь ей предстоит сделать выбор не только между Джо и Гарри. Были еще семейство Трэддов и женщина, которая занимается бизнесом, наслаждение преодолением трудностей деловой жизни.

«Кто я теперь? Лиззи? Бесс? Элизабет? Президент компании? Мисс Трэдд из Чарлстона? Кем я предпочитаю быть?»

Элизабет поежилась. Огонь потух. «Я устала, – подумала она, – и еще больше запуталась. Я хочу спать».

В комнате было темно, но она не нуждалась в свете. Она знала комнату наизусть. Когда Элизабет подошла к двери, колокол начал бить. Крик сторожа с площадки колокольни плыл над крышами, верандами и потрескавшимися стенами гордого старого города:

– Одиннадцать часов! Все в порядке!

– Но будет еще лучше, – сказала Лиззи-Элизабет-Бесс. Медленно переставляя натруженные ноги, она поднялась в спальню и забралась в холодную, пустую постель.