Текст книги "Голос во тьме"

– Каким образом? Когда?

Эндрю помотал головой:

– Дни… недели… не помню. Мы стояли на Гарланд-сквер, я и мои телки. Я проверял, как они там пашут, а это… оно вышло из тьмы!

– Неудивительно, – заметила Джен, – был, скорее всего, глубокий вечер.

Комиссар шикнул. Взгляд Эндрю ускользнул, и сутенер забормотал молитвы. Грязный молитвенник лежал около тюфяка.

– Вышло из тьмы, – повторил Бреннон. – И каким было это оно?

– Дьявольская тварь в человечьем виде! – выкрикнул Полтора Кулака. Он несколько раз ударил себя ладонями по голове. – Здесь, здесь… – забормотал он. – Глас его здесь и тянет за собой в геенну огненную!

– До сих пор там? – уточнил комиссар.

Глаза Эндрю хитро блеснули.

– Не-е-е-ет, – протянул он. – Я обманул! Я ушел! Под толщей земли ему меня не найти!

– Он, значит, с вами побеседовал.

– Нет, нет. – Эндрю подполз к молитвеннику и принялся лихорадочно, беспорядочно листать туда-сюда. – Глас прозвучал в душах наших… и сказал он «Бойся!»…и сказал он «Следуй за мной!» – Он снова ударил себя по голове. – Здесь, здесь! Ты пойдешь за мной, и она пошла! Ты пойдешь за мной, и я пошел!

– Зачем? – прошептала Джен. – Шлюху же убил смотритель.

– И мы шли, – бормотал Эндрю, листая молитвенник то назад, то вперед, – и шли, и шли, пока не узрели врата! И он велел мне открыть их! И я открыл! – Полтора Кулака поднял руки, покрытые полузажившими кровоподтеками и ранами; некоторые уже загноились. – И открыв врата… открыв… открыв…

Его голос превратился в невнятное бормотание. Эндрю склонился над молитвенником и принялся качаться из стороны в сторону.

– Главные ворота парка запираются цепями, – тихо пояснил ведьме Бреннон. – Но я не понимаю, почему чародей не воспользовался заклятием… А дальше? Что было дальше?

– Он позвал, и человек пришел, – тускло отозвался Эндрю. – И повел нас в лес. И велел он ей умереть, и она умерла. – В его глазах наконец появилось что-то осмысленное. – И тут его власть надо мной ослабла, и я… я… – Он сжал кулаки, вздрогнул от боли и посмотрел на свои руки. – И я свалил оттуда. Бежал, пока не… – Сутенер кивнул на дверь. – Чуть не сдох по морозу. Но здесь он меня не найдет, нет, нет, не найдет! – Он хихикнул.

– Ладно, мужик, уймись и расслабься. – Ведьма присела перед ним на корточки и посмотрела ему в глаза.

Полтора Кулака шарахнулся в угол и завопил; однако его крик тут же угас, и он покорно уставился на Джен. Бреннон прошелся по каморке. Единственный уцелевший свидетель, которого ему удалось найти, сбрендил и к тому же не помнил и половины из того, что комиссару было надо. Отличный результат.

– Спроси, как этот глас выглядел, – хмуро велел Натан.

– Вспомни его лицо, – сказала девушка.

– У него нет лица, – без выражения ответил Эндрю и обвел свою рожу пальцем: – Тут было пятно, и голос его был здесь, здесь! – Он снова ударил себя по лбу.

– А кроме лица? Что у него было кроме лица? Что ты увидел?

– Худой, – после долгой паузы откликнулся сутенер; Бреннон дернулся. – Низкий, Пэтти ниже плеча. Где Пэтти? Она моя, она была со мной! Где…

– Тша, – сказала ведьма. – Забудь о Пэтти.

Комиссар сник. Глупая надежда, что это был пироман, тут же стухла: тот был худой, но очень высокий, не уступал в росте самому Бреннону.

– Руки, – вдруг чуть слышно пробормотал Эндрю. – Руки… маленькие руки… такие маленькие…

…когда они наконец выбрались из люка, комиссар обнаружил, что Папа Эймс вполне пришел в себя. Кабатчик натужно сипел, пытаясь одновременно выплюнуть кляп, порвать ремень, которым связали руки, и подкатиться к двери. Бреннон остановился над ним, достал бумажник и бросил под нос Эймсу банкноту в полсотни. Папа перестал извиваться и заинтересованно скосил глаза на деньги.

– Охраняй его, как зеницу ока, – велел комиссар. – Тут на неделю. Потеряешь этого типа – попрощаешься с зеницей, усек?

Эймс так истово закивал, что чуть не подавился кляпом.

– Идем, – сказал ведьме Бреннон. – Мы тут закончили.

* * *

Комиссар вернулся в департамент к четырем – после ванны, обеда и смены всей одежды, от белья до шляпы. Даже пес, когда они прибыли в дом восемьдесят шесть, поднял морду, громко, выразительно принюхался и насмешливо фыркнул. Лонгсдейл ничего не заметил, зарывшись по уши в карты.

«Могло быть и хуже. – Бреннон ожидал обнаружить на месте кабака дымящиеся руины, но ведьма проявила себя весьма скромно – ограничилась физическими увечьями. – Твоих рук дело?» – строго спросил ее Натан, наблюдая за жертвами побоища.

«По большей части», – уклончиво ответила Джен, и он не был уверен, что она так уж преувеличила. По дороге к дому Лонгсдейла они обменялись кое-какими соображениями, но ничего нового Бреннону пока в голову не пришло. Ведьма сказала, что разум Эндрю Полтора Кулака разрушен грубым влиянием. Образы, извлеченные из его памяти, были слишком смутными: загадочный обладатель «гласа» выглядел как худая тонкая фигура с темным пятном вместо лица и маленькими руками, затянутыми в бледно-серые перчатки. Но опознавать его по такой примете невозможно – даже у комиссара лежала в шкафу пара дешевых серых перчаток.

Галлахер караулил начальство у кабинета. Бреннон кивком велел детективу войти, и тот с ходу вытряхнул из папки увесистую стопку бумаги – протоколы допроса больничного персонала.

– Ну, что там?

– Тухло, сэр. Никто ничего не видел, но при этом глаза прикрыть ни-ни, всю ночь не смыкали.

– Поднажми на них. Они не могут быть все слепыми.

Галлахер самодовольно пригладил усы.

– Вот потому, сэр, я решил допросить пациентов. Среди них мне попалась весьма бодрая старушка, миссис Рослин. У нее бессонница и сломанная лодыжка. Так что, как вы понимаете, уснуть ей трудновато. Вот она-то и видела парочку очень поздних посетителей в ту самую ночь.

– Да неужто? – недоверчиво спросил Бреннон. – А с головой у нее как? Может, она регулярно видит эльфов и фей?

«А уж чего я-то видел…» – тут же подумалось ему.

– Здравомыслящая бабулька, хоть и глуховатая, – пожал плечами Галлахер. – Я проверил у родичей – на старческое слабоумие она не жалуется. Так вот, с ее койки видна дверь в палату, где держат тяжелых больных. Старушка клянется мамой, что ночью к ним входили аж двое – причем вторым был высокий худощавый джентльмен, темноволосый, с тростью, с виду вполне человекоподобный, а вот первого она описала… гхм… цитирую. – Детектив развернул лист с показаниями миссис Рослин: – «Такая фигура, невысокая, тонкая, туманная как бы. Такая тень, как бы обволакивающая голову».

– Как бы тень, – тяжело сказал комиссар, сверля подчиненного взглядом.

– Бабулька близорука, – хмыкнул Галлахер, – а от бессонницы глаза воспаляются. Так что ничего удивительного, что лиц она не рассмотрела.

– Перчаток тоже…

– Сэр?

– В котором часу это случилось?

– Она не знает. У миссис Рослин нет часов, и она вообще не следит за временем. Но персонал уже закончил все процедуры, и пациенты спали. Как вы думаете, сэр, этот первый, низкий и тощий, мог ввести бандитам отраву?

– Ну, судя по словам миссис Рослин, никто ему не мешал.

– Странно, что за одну ночь мимо дежурных санитаров прошли аж двое, а никто и не чухнулся.

– Чего тут странного? Вспомни, с кем мы имеем дело. Ты неплохо потрудился. Дуй обратно в больницу и дожми персонал показаниями старушки. Кто-то же должен был увидеть хоть одно лицо, черт побери!

– Есть, сэр. Бирн все еще у Шиханов. И миссис ван Аллен, – кашлянул Галлахер, – все еще просит вас зайти.

– Угу, – пробурчал комиссар.

Детектив понятливо испарился. Натан придвинул к себе оставленную папку и задумался над показаниями старушки Рослин. Что-то тут не складывалось. Если эта тварь в перчатках способна прокрутить человеческий разум, как фарш в мясорубке, то почему она не захватила контроль над всеми, кто ворвался в комнату к Пег? Как Полтора Кулака смог сам вырваться? И если уж тварь знает заклятие смертельного сна, почему она не использует другие? Неужели открыть чарами цепи на воротах труднее, чем уморить трех человек? Почему, в конце концов, она сдирает с жертв по кусочку кожи, хотя, казалось бы, проще и логичней использовать по максимуму один труп?

Что это вообще за пакость, если оно и не колдун, и не человек?!

Бреннон встряхнул головой. Он не мог сейчас в этом разобраться и решил заглянуть к миссис ван Аллен, чтобы отвлечься. Ну и – что уж там! – съесть кусочек-другой какого-нибудь пирога. Дежурные с утра объедались ореховым, и Натан чуть не подавился слюной от одного аромата.

За прилавком хозяйничала Марион, старшая дочь вдовы. Она приветливо улыбнулась комиссару, но они не успели даже поздороваться: из кладовки навстречу Бреннону выскочил Виктор ван Аллен – без сюртука, всклокоченный и пропитанный запахом чая.

– О господи! – вскричал молодой человек. – Она цела?! Мы услышали сегодня утром, мама узнала случайно… мисс Шеридан… – Он запнулся. – Она не пострадала?

– Нет. – Бреннон окинул юного ван Аллена цепким взглядом. Экий напор! – Мисс Шеридан отделалась испугом и слезами.

– Слава богу, – выдохнул Виктор. – Я не могу забыть… я все еще помню… – Он оглянулся на сестру и понизил голос: – Ведь та, другая, была так похожа…

– Я оказался бы признателен, если бы вы меньше об этом упоминали, – сухо сказал комиссар. – Ваша матушка хотела меня видеть?

– Да, она в кабинете. Я провожу вас, сэр.

Когда они уже поднялись достаточно высоко, чтобы Марион их не слышала, Натан сжал плечо Виктора и процедил:

– Помалкивай, пока я тебя не спрошу, потому что падаль, которая напала на тебя, имеет привычку убивать свидетелей.

Ван Аллен вздрогнул и остановился.

– То и мама, и сестры, и младшие… – Его глаза расширились. – Если он придет за мной сюда…

– Именно. Поэтому молчи и даже не думай об этом.

– А М-Маргарет? – запнулся молодой человек. – То есть мисс Шеридан? Вы ее защищаете?

– Угу, – буркнул Бреннон. А пуще всего свое сокровище защищает пироман, и плевать ему, что оно краденое.

Валентина сидела в кабинете, окруженная гроссбухами и бумагами, но, едва Натан переступил порог, как она вскочила и устремилась ему навстречу.

– Она цела? – выдохнула вдова.

– Да, – коротко ответил Натан; у него, как всегда, потеплело в груди, и, когда миссис ван Аллен жестом попросила сына уйти, комиссар продолжил гораздо мягче, хотя и с досадой: – Но не меня и не Лонгсдейла надо за это благодарить. Это пироман повесил ей на шею амулет, вот такой. – Бреннон достал из кармана обугленный плоский кругляшок. Валентина осторожно прикоснулась к нему.

– Эта вещь…

– Сгорела, но выдержала.

Вдова с облегчением перевела дух и пригласила комиссара садиться. В ее небольшом кабинете место перед камином нашлось только для пары стульев и крохотного столика, на котором как-то появился поднос с пирогами и графин с фруктово пахнущим напитком. Натан сглотнул слюну.

– Я могу защитить вашу племянницу, и ее семью, и вас. – Валентина села и придвинула к нему поднос. – Но я не знаю, что это и чего опасаться, а весь город… – Она покачала головой. – Я была в парке, там, где убили этих несчастных…

– Ох, господи, – вырвалось у Бреннона. – Не стоило!

– Он не сможет причинить мне вред, – с невеселой улыбкой отозвалась Валентина. – Сейчас я и мои дети в наибольшей безопасности.

– Не скажите. Он вполне может натравить на вас убийц с ножами и пистолетами.

Вдова нахмурилась и опустила голову.

– Но я не чувствую в парке ничего похожего на портал на ту сторону или присутствие нежити вроде утбурда. Ничего… там было что-то очень давно, но… не это.

– А что же? Что может привлечь там маньяка-чародея?

– Не знаю. Смерть? Но в городе есть, например, очень старое кладбище Сент-Роз и другие места, которые хранят на себе отпечаток многих смертей еще со времен революции.

Натан задумчиво опустил голову, пережевывая пирог. Он сам не заметил, как сдоба оказалась у него в руках, а там – и во рту. Но вкус был умопомрачительный.

– На Сент-Роз уже давно не хоронят, хотя местная знать присматривает за своими фамильными склепами, и там уйма укромных мест. А тела, брошенные на старом кладбище, не отыскали бы месяцами. Но все равно этого гада тянет в парк.

– Здесь я ничем не могу помочь. Спросите лучше вашего консультанта, – пожала плечами ван Аллен.

– Чем он вам так не нравится? – спросил Бреннон. – Он со странностями, но человек вполне приличный.

– Я не думаю, что он человек.

Комиссар положил пирог.

– Тогда кто?

Миссис ван Аллен отвела глаза.

– Кто он, Валентина?

– Натан, я не знаю все на свете, – мягко сказала она. – И не могу дать ответы на все вопросы. Вы вправе считать его другом, равно как и дитя, которое он опекает. Тем более если уверены, что он не делает ничего дурного.

– Но почему тогда вы так смотрите на него, словно он прокаженный? Почему он шарахается от вас?

Миссис ван Аллен сжала руки. Она упорно избегала взгляда Бреннона, и он мягко коснулся ее ладони:

– Скажите мне. Говорить правду – это не преступление.

– Он избегает меня по той же причине, по которой отпугивала восставших мертвецов моя метка на вашей руке, – сказала Валентина. – Пусть вы не чувствуете, что эта двуединая сущность…

– Кто?! – хрипло вскрикнул Натан.

– Двуединая сущность, – повторила вдова. – Я редко встречала таких, но…

– Я знал, – пробормотал комиссар. – Там есть второй, есть!

– Какой второй? – нахмурилась миссис ван Аллен. – О ком вы? Натан, вы же не считаете, что пес…

– Пес? При чем здесь пес? – сбился Бреннон.

– Ох, вы не поняли… Вы до сих пор не поняли, что это – одно существо?

– В ка… ка… каком это смысле?!

– Это одно существо, Натан. – Вдова сжала его руку в своей; комиссар оцепенел. – Одна сущность, воплощенная в двух, – двуединое существо. Я думала, вы знали… Мне жаль, – совсем тихо закончила она.

– О господи, – глухо выдавил Бреннон. – Господи боже мой… твою ж мать!

Ночь на 22 февраля

– Motus, – шепнула Маргарет, пристально глядя на книгу. Та и не подумала шевельнуться. – Motus! – требовательно повторила девушка и махнула на книгу рукой. «Граф Вампир» лениво сдвинулся на полдюйма. – Ну motus же!

Обложка книги дернулась и оторвалась по корешку. Маргарет утерла испарину со лба и устало свалилась в кресло. Энджел научил ее защитному заклятию, как и обещал, правда, всего одному, и слава богу. Девушка даже не подозревала, что это так трудно – концентрировать волю, желание и воображение на таком простеньком заклятии! Она мучилась весь день, но дальше оторванной обложки пока не продвинулась. Стоило представить, как томик улетает в стенку, как Маргарет сразу теряла концентрацию воли, а едва напрягала волю – уже не могла сосредоточиться на воображении.

«А что же дальше-то будет?» – мрачно подумала девушка. В ее учебнике за первым разделом следовало еще восемь, и сейчас ей казалось, что она раньше поседеет, чем освоит проклятый телекинез из третьего раздела. А ведь Энджел сказал, что подыскал самое простенькое!

– Motus, – сердито буркнула мисс Шеридан и ткнула пальцем в носовой платок. Он слабо всколыхнулся. За креслом послышался смешок. Маргарет встрепенулась, свесилась через подлокотник и возмущенно заявила:

– Вот вам смешно! А сами, наверное, не лучше выглядели в первые сто сорок раз!

Энджел присел на край стола и кивнул на диванную подушку:

– Motus.

Подушка подпрыгнула, ударилась о потолок и шлепнулась обратно в облачке пыли. Маргарет покраснела с досады.

– Вы не на том концентрируетесь. – Наставник поставил на стол какую-то коробку. – Вы думаете о предмете, а представлять нужно движение.

– Как я могу представить движение?

– Как движение, – с усмешкой ответил Энджел; да он над ней издевается! – Но о телекинезе мы поговорим позже. Сейчас…

– Уж куда позже-то, – вздохнула девушка.

Редферн положил руку на коробку.

– Сейчас, – повторил он, – я хочу все-таки вооружить вас чем-нибудь серьезным. На освоение любого сложного заклятия уходит много времени, а иногда самым эффективным средством против чародея является пуля в лоб.

Он отщелкнул замочек на коробке и поднял крышку. Маргарет привстала, с любопытством вытянула шею – и подпрыгнула в кресле, как мячик, с трудом подавив изумленный возглас. В коробке лежала пара револьверов с полным набором всего необходимого, включая ящичек с патронами.

– Но… но я не могу! – наконец пролепетала она. – Это же очень дорогой подарок!

– Подарок? Это оружие для защиты.

– Но я не умею…

– Я вас научу. Маргарет, – он взял ее за руку, – стрельба – это шумное дело. Вы готовы пойти со мной?

– Куда?

– Туда, где я вас спрячу.

Маргарет сжала его ладонь и опустила голову, не сводя глаз с револьверов. Значит, дошло до этого…

– Я не могу, – тихо ответила она.

– Почему? Здесь бродит маньяк-чародей, который уже убил двух девушек, четверых свидетелей и хотел добраться до вас. – Энджел подцепил пальцами ее подбородок. – Вы не в безопасности даже у себя дома.

– Я не могу уйти, – терпеливо повторила Маргарет. – Здесь моя семья, и родные боятся за меня. Неужели вы не понимаете? Я не могу исчезнуть и не могу им объяснить… – она запнулась, – про вас. Если маньяк вернется – то здесь только я хоть немного владею магией. Хотя это и жалкая защита, но… но… я не могу.

Редферн отодвинулся и нахмурился, отвернувшись от нее.

– Простите, – робко сказала Маргарет. – Я вас обидела?

Он потер лицо руками, и девушка заметила наконец синеватые тени у него под глазами, наметившиеся мешки, покрасневшие веки и проступившие морщины у рта, глаз и между бровей.

– Вы спите хотя бы иногда?

Редферн вздохнул и встал.

– От того, что вы здесь, им только хуже. Они в опасности рядом с вами.

– Я понимаю. – Маргарет подступила ближе и посмотрела ему в глаза. – У нас не принято друг над другом сюсюкать, но мы всегда держимся вместе. И сейчас тоже.

Энджел усмехнулся, отвел взгляд.

– Надо же.

– Разве не все так делают?

– Все? – с глумливым смешком повторил он. – О, да бросьте!

– Извините, – чуть слышно сказала девушка, закрыла коробку и придвинула к нему. Редферн прижал ее руку к подарку.

– А если я спрошу вашего драгоценного дядюшку?

– Дядюшку? О господи, не вздумайте! Если дядя узнает, он расскажет маме, а мама тут же ушлет меня в деревню к тетке, и я вас тогда вообще не увижу!

– А-а-а, – протянул Энджел, пристально глядя на мисс Шеридан, – значит, дело все-таки не во мне.

Его странный тон настолько сбил девушку с толку, что она даже не сразу сообразила, как ему ответить.

– Но при чем тут вы? Я же говорю…

– А еще есть мистер консультант. – Тонкий палец Редферна придавил медальон под одеждой к груди Маргарет. – Вы решили меня не дожидаться.

– Он надел его на меня при маме и папе. Я не могла отказаться. Это по меньшей мере выглядело бы глупо. Что вообще с вами такое? – раздраженно спросила Маргарет. – Скажите, в конце концов, прямо!

– Вы не хотите идти со мной из-за вашей семьи? Правда? Не потому, что именно я предлагаю вам укрытие? Не из-за меня?

– Нет, – в недоумении отвечала девушка. – При чем здесь вы?

– Просто это так странно, – помолчав, произнес Энджел.

– Странно?! – потрясенно переспросила Маргарет. – Что вы видите странного в том, чтобы… – и тут же осеклась. Впервые она осознала, что Энджел никогда не упоминал ни свою семью, ни свой дом, – да она даже не знала, где он живет! – может, потому, что он сирота?

– Ладно, оставим это, – встряхнулся наставник. – И перейдем к делу. Вам придется пережить несколько неприятных мгновений. Ложитесь.

– Куда?

– На кровать. Вас ничто не должно отвлекать при погружении.

– Каком еще погружении?

Энджел досадливо поморщился.

– Я не смог найти ни одного ритуала, в котором используются отсеченные щеки. Чумные бараки, на месте коих цветет и пахнет этот ваш парк, тоже ни о чем мне не говорят. Поэтому мне нужно увидеть ваши воспоминания о двух нападениях, а для этого я погружу вас в них. Вам будет неприятно снова оказаться там.

Маргарет прилегла на кровать и опасливо спросила:

– А это больно?

– Нет. – Энджел сел рядом, уложил девушку пониже и склонился над ней. – Но довольно, гм, реалистично. Расслабьтесь, смотрите мне в глаза и вспоминайте.

Девушка послушно уставилась ему в глаза. Редферн забормотал заклинание на элладском (Маргарет даже немного возгордилась тем, что уже отличает его на слух от латыни) и наклонился так низко, что его крючковатый нос коснулся носика мисс Шеридан. От Редферна слабо пахло химией и одеколоном; девушку стало укачивать, как в колыбели. Она погружалась в полудрему наяву, рассеянно глядя в глаза Энджела, как вдруг его зрачки расширились так, что чернота затопила всю радужку, и девушку рывком дернуло вниз. Она провалилась сквозь кровать и едва не упала на колени, поскользнувшись в снегу. Напротив нее пошатывался рыжий верзила.

– А вот и леди, – глупо ухмыляясь, заявил он.

Маргарет попыталась с визгом броситься прочь, но поняла, что не может. Вместо этого она попятилась к аптеке.

«Это воспоминания, – поняла она, дрожа, когда бандит опять схватил ее и поволок в переулок. Все было немного смазанным и туманным. – Это просто воспоминания».

Она даже не смогла зажмуриться; и боль от удара о стену ощущалась как настоящая…

Девушке казалось, что прошли часы, прежде чем она снова ощутила под собой мягкую постель. Воспоминания отпускали неохотно, расплываясь сероватой дымкой, из которой выступала ее комната и сгорбленная фигура Энджела. Он сидел рядом, уронив голову на руки. Маргарет поморгала, разгоняя туман в глазах. Ее тошнило, и голова кружилась, а тело было ватным. Зато все звуки усиливались и эхом отдавались в голове: потрескивание огня в камине, стук колес и цокот копыт на улице, скрип ставен и непонятный тихий звук вроде урчания. Маргарет сосредоточилась на нем, прислушалась и слабо улыбнулась. Источником звука был Энджел.

– Вам это не мешает? – хрипловато прошептала девушка: язык еле ворочался.

Редферн посмотрел на нее.

– Что именно?

– Ну, все это. Охота на нечисть и все такое. Вы же чем-то зарабатываете себе на хлеб в остальное время.

– Зарабатываю, – с улыбкой отозвался Энджел.

– Не слишком успешно, – поддела его Маргарет.

Он возмущенно встрепенулся, и тихое бурчание в его желудке превратилось в пронзительную трель.

– А, черт, – прошипел Энджел, съежившись. – Забыл поесть.

Мисс Шеридан приподнялась на локте и пододвинула ему большое блюдо под салфеткой, что занимало всю ее прикроватную тумбочку.

– Угощайтесь. Я выкрала с кухни пироги.

– С чем это? – подозрительно спросил Энджел.

– С мышьяком, – ответила Маргарет. – И еще сливовое варенье для вкуса.

Он взял пирог, тщательно обнюхал и надкусил. Запахло корицей и сливами. Мисс Шеридан тоже угостилась. Некоторое время они молча боролись с вязким тестом и густой, как клейстер, начинкой.

– Выпечка – это не самая сильная сторона нашей временной кухарки, – наконец признала Маргарет. – А повар в отъезде. Ну как?

– Мнф-ф-ф, – отозвался наставник, увязая зубами в тесте. – Нчг хршего.

– Жуйте тщательней. Я чуть не подавилась. А что вы хотели увидеть в моих воспоминаниях?

– Подсказку. В конце концов, его заклятие должно было оставить след. – Редферн впился в румяный бочок пирога, аки вампир в девичье горло. – Чародеи всегда оставляют отпечатки своей личности в заклинаниях. А этот тип – нет, черт побери!

– Значит, он – колдун? – содрогнулась Маргарет. – Как дворецкий мистера Лонгсдейла?

– Нет, – процедил Энджел, – вонь колдуна ни с чем не спутаешь.

– Ну… может, он наполовину человек, наполовину…

– Не мелите чуши. Полукровок не бывает. Ведьмы и колдуны иногда путаются со смертными, но их союзы бесплодны. Эти твари только выглядят похожими на людей. – Энджел угрюмо уставился на пирог. Тот криво улыбался ему щелью, полной сливового варенья. Редферн тщательно слизал все сладкое и вытер губы тестом.

– Но тогда кто это? Нежить? Нечисть?

– Нет, это человек.

Маргарет недоуменно нахмурилась:

– Но вы же только что сказали, что он не оставляет следов, как человек! Разве это не значит… – Она растерянно замолчала.

– Не значит. Сегодня он не пришел. Он знает, что вас охраняют, и опасается. А нежить, нечисть и колдуны не опасаются. Им нечего бояться в мире людей.

– Но это довольно шаткое обоснование, вам не кажется?

– Мне не кажется. – Он прижал палец ко лбу Маргарет. – Поэтому мне потребовалось побывать здесь, чтобы узнать изнутри, ощутить, каково это – оказаться в его власти.

– И как, ощутили? – суховато спросила девушка. Ей не нравилась роль подопытного кролика.

– Теперь я знаю точно. – Энджел наклонился к ней и вдруг нежно взял ее лицо в ладони. – Подумайте, Маргарет, вы действительно не хотите уйти со мной?

Девушка сжала его запястья – под кожей учащенно бился пульс.

– Почему вы меня пугаете? – дрогнувшим голосом спросила мисс Шеридан. – Что вы там увидели?

– Тысячекратно усиленную волю. Ему не нужны заклинания, чтобы подчинить себе чей-то разум, и потому этот человек не оставляет следов. Эти медальоны, – его рука скользнула по щеке и шее Маргарет к ее груди и накрыла амулет, – почти бесполезны. Они предназначены для защиты от заклятий и магии колдунов. Если бы чародей не решил убить вас руками вашей компаньонки, то подчинил бы вас, едва перегорел медальон.

– Значит, – прошептала девушка, – этот маньяк может делать все, что хочет, потому что ему достаточно пожелать и представить?

– Ну, думаю, что не все. Это несколько обнадеживает. Похоже, что материальные предметы ему не подвластны, только живые существа. Кроме того, одурманенных морфином бандитов он все-таки убил заклятием, поскольку они были без сознания. Значит, он может влиять только на ясный разум.

– Так что же, нам всем надо постоянно хлебать какой-нибудь дурман, чтобы маньяк до нас не добрался?

– Это не панацея, – вздохнул Энджел. – Ни ваш консультант, ни ваш дядя не знают, с кем они столкнулись, а потому не могут найти способ его обезвредить.

– Тогда скажите им! Вы же знаете, как от этого защититься?

Редферн покачал головой. Мисс Шеридан сникла. Конечно, сгорающий медальон предупредит об опасности, даст минутку или две, но потом? Любой человек в ее доме, любой в городе беззащитен перед этим маньяком!

– Откуда он такой взялся, – с горечью прошептала девушка. Энджел слабо вздрогнул, будто вопрос кольнул его в больное место.

– Это человек, который подвергся воздействию.

– Какому воздействию? – спросила Маргарет, удивленная его горестным тоном. – Что оно делает?

– Воздействие? – Энджел отстранился. Он смотрел на свои руки и молчал, сжимая и разжимая кулаки, словно проверял подвижность мышц и суставов, и ответил, только когда Маргарет уже нетерпеливо заерзала: – Невозможно предсказать. Оно меняет каждого по-разному… оказывается.

– Оказывается?

– Я не знал, что есть еще… такие.

– Какие такие? – допытывалась девушка. Вид у наставника был одновременно отрешенным и несчастным, точно его мучило какое-то воспоминание. Маргарет придвинулась к нему и несмело положила руку ему на плечо.

– Какие, Энджел?

– Иногда, – тихо сказал он, – мне кажется, что все это – долгий предсмертный бред. И мне никак не узнать, существуете ли вы на самом деле.

Маргарет оцепенела.

– Я не знаю, действительно ли у меня есть кожа, руки и глаза, или это иллюзии, которые порождает разум во время агонии тела.

– Но я – я настоящая. – Девушку пробрал озноб, она схватила его руку и прижала к своей груди. – Вот, я живая, и сердце бьется!

– Я не знаю, Маргарет… у меня уже не было ни глаз, ни пальцев, когда… быть может, поэтому, – пробормотал он. – Может, потому, что это случилось в момент умирания… я не знаю.

Господи, да что же с ним случилось?! Она не могла ни понять, ни представить себе, о чем он говорил, кроме того, что когда-то… когда-то… с ним произошло что-то ужасное, и потому… Она обхватила руками его голову и поцеловала в глаза. Веки под ее губами были тонкими и нежными.

– Вот, – прошептала она, – все на месте.

– Дитя. – Энджел погладил Маргарет по волосам. – Хорошо, я предупрежу вашего дядю.

– О чем? – пролепетала сбитая с толку мисс Шеридан.

– О том, что вас лучше спрятать в надежном укрытии.

– Он не отпустит меня с вами, – слабо запротестовала Маргарет. Мелькнула мысль насчет того, что девушек вообще не отпускают с мужчинами неизвестно куда.

– Ничего. – Энджел поднялся. – Я бываю очень убедителен, когда захочу.

Он схватил пирог и, откусывая на ходу, скрылся в гардеробной, оставив девушку в полном смятении.

* * *

Тело третьей жертвы нашли рабочие, ремонтирующие ограду парка, – оно было спрятано в кустах неподалеку от пруда. Девушка погибла в той же восточной части парка, что и предыдущие жертвы. Над ее телом уже работал Кеннеди, пока Бирн и Галлахер пытались допрашивать рабочих – одного из них до сих пор тошнило, другой непрерывно бормотал молитвы, а третий заикался, и Бреннон был неуверен, страдал ли мужик от этого дефекта до столь впечатляющей находки. Лопата, которой превратили в кашу лицо жертвы, была выловлена псом в пруду.

Теперь ведьма сушила Рыжего на заднем дворе, Лонгсдейл раздавал медальоны личному составу, а комиссар устало поплелся к себе. В последние два дня на него как-то много всего навалилось, и, поднимаясь в кабинет, он впервые задумался над тем, что на пенсии, может, не так уж плохо. По крайней мере, не придется читать доклад Бирна о допросе Шиханов, отгоняя одновременно мысль о том, что консультант полиции – какая-то двуединая тварь, о природе которой ничего не знает даже бессмертная вивене[1]1
  Вивене (они же агуане, они же брегостене или пантегане) – фольклорные персонажи из местных легенд сел и деревень в предгорьях Альп. Это духи жизни, которые оберегают реки, леса, луга и поля.


[Закрыть]. Или кто она там…

– Какого черта?! – взревел комиссар.

Поднимаясь к себе, чтобы немного побыть одному и сосредоточиться, он мечтал о тишине и покое, а не о проклятом пиромане в своем кресле! Чертов гад небрежно бросил на стол амулет, который должен охранять кабинет от его же вторжения, и презрительно заметил:

– Бракодел.

Бреннон тяжело задышал. С некоторым усилием комиссар напомнил себе, что именно благодаря пироману Пегги осталась цела и невредима (уже три раза!) и что он все-таки не покусился на ее девичью честь, хотя и неясно почему. Натан с грохотом захлопнул дверь.

– Я могу арестовать вас за убийство отца Грейса и Джейсона Мура прямо сейчас, – процедил он.

– Вы можете попробовать, – поправил его пироман. Он даже не потрудился снять пальто и шляпу и по-хозяйски развалился в кресле, пренебрежительно оглядывая кабинет. – Это здесь вы работаете?

– Пшли вон из моего кресла, – прошипел Бреннон.

Чародей смерил взором и его, словно оценивал как предмет меблировки, неспешно поднялся и обошел стол – благоразумно по дальней от комиссара траектории. Натан занял кресло, швырнул отчет Бирна в ящик стола и буркнул:

– Ну?

– Вы интересный человек. – Пироман занял стул и из-под шляпы блеснул на комиссара темными глазами.

– Да что вы. Покажите трость.

Чародей поднял бровь. Бреннон молча ждал, сверля его взглядом, который приберегал для самых гнусных отбросов общества. Пироман хмыкнул, положил трость на колени и на полфута вытащил из нее клинок шпаги. Металл отливал бледной зеленью; у гарды вытравлен узкий треугольник, сплетенный из каких-то значков. Знакомый вид. Разжился там же, где и Лонгсдейл трехгранником?