Текст книги "Солнце мертвых"

Несомненно, что основания для этого были. Было доподлинно известно, что тамплиеры исповедовали какую-то таинственную религию. Нечто вроде культа сатанизма. Они приносили жертвы дьяволу, богохульствовали, во время своих сатанинских молений плевали на распятия и поклонялись странному идолу под названием Бафомет. Все это было хорошо известно и раньше, но на это закрывали глаза. Теперь же французскому королю понадобились несметные богатства ордена, а папе нужно было уничтожить еретиков.

По всей Европе запылали костры. На них жгли проклятых тамплиеров. Но главный костер был заложен в Париже. На нем сгорел Великий магистр ордена де Боже. Перед смертью он проклял французских королей династии Валуа. Считается, что его проклятие сбылось.

Однако не это главное в моем рассказе. Факты, которые я изложил, общеизвестны. Интересно другое. Несмотря на то что существовал приказ из Рима как можно быстрее расправиться с тамплиерами, инквизиция провела тщательное следствие. В большинстве случаев не удалось получить конкретные показания, уличающие рыцарей Храма в связях с нечистой силой. Да, пьянствовали! Да, развратничали! Но сатанинских оргий не справляли, а предмет поклонения был один – господь наш Иисус Христос. Тщательные допросы, как правило, с применением пыток, а пытки тогда были значительно изощренней, чем сейчас, не раскрыли тайны. Рыцари либо ничего не знали, либо молчали. И все же не все сумели выдержать пытки. Несколько человек дали показания, которые были настолько неслыханны, что не только не были обнародованы, напротив, хранились в глубочайшей тайне. Из этих показаний следовало, что внутри большого ордена существовал как бы некий тайный орден, в который входили только посвященные. Испанский тамплиер маркиз де Мендоза под пытками признался, что участвовал в тайных церемониях, на которых вызывали души умерших, а также совершали человеческие жертвоприношения. Он рассказал, что в одной из пещер близ Саламанки периодически устраивали обряд, называвшийся «черная месса». Для его осуществления из окрестных селений обычно похищался ребенок, чаще всего невинная девочка. Ее приносили в жертву Сатане, а потом совершали кощунственные обряды: топтали святое распятие, плевали в дароносицу, ну и прочие богохульства. Кровью невинного ребенка мазали себя. А из человеческого сала крутили свечи, способные якобы делать человека невидимым. Маркиз был сожжен в Толезо, а показания его похоронены в архивах Эскориала.

Еще более загадочную информацию поведал инквизиции французский дворянин де Торней. Надо сказать, что шевалье де Торней считался среди жителей Пуату исчадием ада ничуть не меньше, чем его земляк Жиль де Рец «Синяя борода». Долго перечислять, в чем обвинялся шевалье-храмовник. Достаточно сказать, что при обыске в его замке были найдены бочки, полные детских костей.

В самом же замке было обнаружено нечто вроде капища дьявола. Сатанинская часовня была украшена различными магическими символами, посреди нее висело распятие вверх ногами.

Следы разгульных пиршеств об этом свидетельствовали – что собиралось там много народа и достаточно часто. Однако взятый в застенки Тампля шевалье де Торней не вынес пыток. Испанские сапоги, дыбы, поножи святого Антония у многих развязывали языки. Не стал исключением и шевалье. По тем временам он был довольно преклонного возраста, ему было далеко за пятьдесят. Видимо, адская боль и жалость к себе заставили нарушить его страшную клятву. Под пытками, кроме всего прочего, он рассказал о тайном обряде, происходившем изредка в полнолуние на некоторых кладбищах. По его словам, имелись некие существа, именовавшиеся «метр де симтьер», что в переводе с французского значит «хозяин кладбища». Таких существ во Франции было лишь несколько, число их ни в коем случае не должно превышать тринадцати. Обычно они существовали невероятно долго, а если и умирали, то их место занимали давно известные кандидаты. Но ни один из «метр де симтьер» не мог умереть, не передав своих знаний преемнику.

Главным предназначением хозяев кладбища были колдовские обряды, «оживлявшие» погребенных. Не каждого погребенного можно было поднять и заставить служить себе. Так, невинные души не подчинялись колдунам, да и обычные смутьяны не всегда поддавались их чарам. Лучше всего волшебство действовало на самоубийц, грешников, гулящих девиц. На вопрос, для чего это было нужно, де Торней ответил, что умершие могли служить колдунам, выполнять их поручения. Работали на них. В этом случае колдуну приходилось кормить оживших мертвецов. Единственное, чего не мог переносить кадавр, это соль. Стоит дать ему хотя бы крупинку соли, сразу к несчастному возвращается сознание и он в страшных мучениях рассыпается, теперь уже навсегда.

В особых случаях мертвецам придавался облик реальных людей, которых могли отличить от настоящих только знающие люди. Владели подобными секретами наиболее изощренные специалисты. Так сказать, маги высшей квалификации.

Однажды к одному французскому принцу был подослан подобный оборотень. Изображал он красавца-юнца, отличного наездника и охотника. Молодой человек был якобы знатного рода, и принц в нем души не чаял. При дворе находился опытный астролог, который сразу же распознал в юноше оборотня. Естественно, ему никто не поверил. Тщетно пытался он доказывать свою правоту, его подымали на смех. Более того, на несчастного астролога обрушился гнев самого короля.

Однако помог случай. Как-то фаворит присутствовал на церемонии в королевской опочивальне. И обратили внимание, что он старательно избегает приближаться к зеркалам. А так как зеркал в королевской спальне было много, а уйти без разрешения он не мог, фаворит скромно стоял в самом темном уголке. Однако ему все же пришлось выйти, и каково же было удивление одного из придворных, специально наблюдавшего за ним, когда он не увидел в зеркале отражения фаворита. Об этом было доложено королю. Он сначала не поверил, потом вызвал астролога. Ситуация была щекотливая. Известно, что оборотень не испытывает боли. Решились подвергнуть его пыткам. В результате фаворит был сожжен на костре. Но вернемся к хозяину кладбища и тамплиерам. Допросы некоторых рыцарей Храма показали, что хозяин кладбища пользовался колоссальной властью. Он мог игнорировать указы Великого магистра ордена. Раз в несколько лет совершались сборища этих страшных фигур со всей Европы. Обычно тайные встречи происходили во Франции, но не всегда. Случались они в Испании, Италии, Германии.

– Но Россия! – воскликнула Петухова. – Здесь никогда не было никаких тамплиеров!

– Вы правы. Однако дайте мне закончить рассказ.

– После следствия и суда над тамплиерами об этой странной группе забыли. Во всяком случае, официально. Однако колдовские обряды продолжали существовать в народе, да и в высшем свете тоже.

Время от времени обнародовались дела, казнились еретики, все шло своим чередом. Следующее событие, в какой-то мере проливающее свет на проблему, случилось в Трансильвании в XV веке. Местному правителю Владу Цепешу было доложено, что в одной из деревень Трансильвании практически все жители – оборотни. По ночам они нападают на путешественников, пьют их кровь, прокусывают яремную вену. Человек, ставший жертвой вампира, или, по-местному, «вурдалака», сам становится вампиром. Влад Цепеш по прозвищу Дракула, то есть Змей, был человек решительный и жестокий. Чтобы удостовериться в правдивом рассказе, он приказал оцепить деревню, арестовать всех ее жителей и раскопать местное кладбище. Что и было исполнено. В большинстве могил были обнаружены мертвые без признаков разложения. Они имели нормальный цвет лица и выглядели спящими. Недолго думая, в каждого из таких мертвецов был забит осиновый кол, а живые жители деревни были посажены на кол. Не знаю, что лучше…

Однако перед этой невеселой процедурой последовали такие пытки, что даже столь поучительная казнь стала избавлением. Что удалось выяснить? Во главе этой, если можно так сказать, организации стоял местный кузнец, который и был хозяином кладбища. Он не был пойман.

Интересно, что народная молва, а за ней и литература сделали самого Влада Цепеша вампиром. Имя «Дракула» стало нарицательным.

А в России они появились…

Струмс внезапно прервал рассказ и надолго задумался.

– Дальше, дальше, – потребовала Петухова.

– К чему эта лекция, – ответствовал профессор, – допустим, я расскажу вам, когда они появились на Руси, какую роль играли эти существа в царствовании Ивана Грозного? Ну и что? Не в этом дело. Главное, что они живут и по сей день и обладают силой ничуть не меньшей, чем в Средние века.

Вот вам пример. До войны в Киеве в одной из городских школ стали исчезать дети. Сначала один ребенок, по-моему, девочка, лет десяти, потом и другие ребятишки. Всего же исчезло семь человек. Ну, естественно, милиция, следствие… Никаких следов. Словно сквозь землю провалились. Может быть, это так бы и замяли, но отец одного из пропавших детей был крупный чин в НКВД. Стали досконально проверять каждого из проходивших по делу. Привлек к себе внимание директор школы. Вроде бы безупречная личность, педагог, каких мало. Со всех сторон характеризовался положительно. Однако была одна странность. Этот человек довольно часто посещал небольшое, почти заброшенное кладбище, где якобы была похоронена его мать. Оно находилось при одной из многочисленных киевских церквей, давно не действующей.

На первый взгляд – ничего особенного, любящий, безутешный сын, скорбящий по матери…

Однако эти посещения происходили почти всегда по вечерам, обычно в сумерки. За директором была установлена слежка. Результаты ее были настолько неожиданны, что даже видавшие виды опытные криминалисты были потрясены.

Как оказалось, на кладбище происходили своего рода шабаши ведьм. Киев и его окрестности вообще славны своими колдовскими традициями. Выражение «киевские ведьмы» даже вошло в поговорку. Словом, на этом заброшенном погосте собиралась нечистая сила, а педагог был у них кем-то вроде верховного жреца.

– Чем же они там занимались? – спросила Петухова.

– Ну… – профессор усмехнулся, – между прочим, мистерии очень напоминают виденные вами в Лиходеевке. Я читал описание этих игрищ. Их было пятеро: сам директор и четыре женщины. Все, что там проделывали, можно было бы назвать сексуальной оргией, однако наблюдавшие обратили внимание на некоторые особенности. Сам директор иногда поднимался в воздух и как бы зависал на несколько минут. Женщины чем-то мазали свои тела, и с ними происходило то же самое. Словом, это был классический шабаш, описанный еще Гёте. Всю компанию, естественно, арестовали. Однако куда же девались дети? Оказывается, их умерщвляли во время колдовских обрядов. Ну, чем не пресловутая «черная месса»? Об этом рассказали на допросах женщины. Кстати, они оказались самыми обычными советскими гражданками. Две женщины домохозяйки, одна – аптекарь, одна – учительница из той же школы. Был задержан и директор, он упорно молчал, но самое поразительное, через три дня он исчез. А ведь сбежать из следственного изолятора НКВД невозможно. Были найдены останки детей, закопанные на том же кладбище. Вот такая история. Не хуже чем в Средневековье.

– Ну а дальше что? – спросила Валентина Сергеевна.

– Да ничего. Обратились за консультацией к церковникам. Те только руками развели. Предложили камеры, где находились арестованные, окропить святой водой. На это, конечно, не пошли. Потом нашли одного старичка. Тот, услышав обстоятельства дела, ничуть не удивился. Таких случаев, говорит, раньше предостаточно было, да и теперь, как видите, встречаются. А директор школы – это колдун. Оборотился мышью, да и проскользнул в какую-нибудь щелку. Теперь ищи его. Этим россказням, естественно, не поверили, но объяснить исчезновение директора так и не смогли.

Таких историй можно рассказать довольно много. Ну да ладно. Сколько дней вам осталось? – Профессор не докончил вопроса.

– …Жить, – закончила за него Петухова, – с сегодняшнего уже пять.

– Не так уж мало, – заключил профессор.

– Конечно, некоторым можно веселиться, – уныло произнесла Петухова. – Тем более с научной точки зрения эксперимент, не требующий ни затрат, ни работы. Знай себе жди, что из этого всего выйдет.

– Ну-ну, – посерьезнел профессор, – голубушка, мы рядом с вами.

– А что толку, надо же что-то делать. Ведь не сидеть же и не ждать. Это нестерпимо.

– Вот что, – сказал профессор. – Поезжайте снова в Лиходеевку. Идите к своей бабке и попросите ее свести вас с главным, с хозяином кладбища.

– А если она не согласится?

– Согласится! Можете не сомневаться. Так вот. Когда вы встретитесь с ним, изобразите раскаяние, дайте понять, что готовы на все. Словом, войдите к ним в доверие.

– А если не поверят? Они, судя по всему, не такие уж простаки. Да и потом, что значит – готова на все?

– Ну, это уж смотрите по обстоятельствам. Однако на вашем месте я бы не хорохорился.

– И это вся ваша помощь? – вскричала Петухова. – Ничего себе, хорош совет, самой прыгнуть в огонь…

– А может быть, это лучший выход, – задумчиво произнес Струмс. – Самой прыгнуть в огонь! А мы с Николаем Егоровичем, – он посмотрел на ассистента, – будем поблизости. Вы не волнуйтесь, глаз с вас не спустим.

– Да возможно ли это? – Валентина Сергеевна настороженно посмотрела то на одного, то на другого. – Вы уж не темните. Скажите честно, что хотите увидеть, что из всего этого выйдет.

– Она нам не верит, Коля, – насмешливо сказал Струмс. – Придется продемонстрировать ей наши возможности. – Коля достал странной формы бутылку, наполненную ярко-синей жидкостью. Очень осторожно налил несколько капель на дно стакана, до половины долил его водой. Потом он громко и отчетливо произнес какое-то непонятное слово, состоявшее, казалось, из одних согласных звуков, и выпил жидкость.

Внезапно он исчез. Валентина Сергеевна была настолько поражена, что вскочила и стояла, открыв рот и вытаращив глаза. Вдруг она почувствовала прикосновение. Кто-то коснулся ее волос, затем руки. Потом лежавшая на столе газета поднялась в воздух и застыла, слегка колыхаясь. Петухова завизжала от ужаса.

– Тихо! Тихо! – успокоил ее профессор. – Не кричите так. Вы же сомневались в наших способностях. Коля!

– Да, Викентий Аркадьевич? – донесся из пустой комнаты знакомый голос.

– Ну вот, это всего-навсего Коля.

– Неужели это возможно?

– Да это простейший пример белой магии. Дело в том, что мы с Колей тоже немножко волшебники. Да и как иначе? Специфика такая. – В эту минуту Коля снова возник в материальном образе. Он стоял как ни в чем не бывало и держал в руках газету. – Словом, – подытожил Струмс, – езжайте в Лиходеевку и ни о чем не беспокойтесь, в случае чего – мы рядом.

Превращения, произошедшие у нее на глазах, несколько успокоили Петухову, однако не до конца. Но выхода не было. Профессор, конечно, прав: ехать надо. На том и порешили. И вот она снова у знакомой деревеньки. Попутная машина уехала, а она осталась стоять на обочине дороги. Знакомый пейзаж не радовал. Всего неделю назад увидела она его впервые, но сколько с тех пор минуло событий. Как будто в ускоренном кино мелькали лица, происшествия, кошмары.

Перед ней вилась чуть приметная тропка. Пойти по ней навстречу новым приключениям или сломя голову броситься бежать в обратную сторону?

Нет! Все же вперед.

Старуха Агриппина Кузьминична встретила ее как старую знакомую. Ни о чем не расспрашивая, усадила пить чай. Рассказывала о своей жизни, о сыне, который давно не приезжает из города. Разговор шел о самых обычных делах, однако и та и другая ждали: кто же начнет о том, ради чего Петухова приехала в это жуткое место?

Старуха не выдержала первой.

– Ну, что у тебя нового? – с любопытством спросила она.

Валентина Сергеевна рассказала кое-что из происшедшего с ней.

– Не оставляют, значит, тебя в покое, – подытожила старуха. – Нужна ты им, видно, для чего-то.

– А кто они? – с замиранием сердца спросила Петухова.

– Колдуны местные, – просто ответила бабка. – А самый главный из них Асмодей Чернопятов. Он-то всеми заправляет. Хозяин кладбища еще называется.

– А вы их не боитесь?

– А чего мне бояться, я, считай, одна из них. Только я на добро повернута, а они на зло. Так всегда бывало. Есть день, есть ночь. Одно с другим не мешается. Деревушка-то наша, ты знаешь, древняя. В незапамятные времена колдуны здесь угнездились.

– А нельзя ли увидеть этого Асмодея?

– На поклон сама решила пойти? Да увидеть его можно, чего проще. Только не пожалеешь ли?

– Чего мне терять?

– И то правда. Ну, сегодня ты не ходи. Завтра с утра и пойдешь.

– Я только одного не пойму, – продолжала гнуть свое Валентина Сергеевна, – чем же они, колдуны эти, занимаются. Какая цель-то у них?

– Цель? – переспросила бабка. – Цель у них простая: повелевать людьми. Раньше-то так и было.

– Что же они могут?

– Да многое. Могут хворь на человека наслать, присуху на девицу или молодуху. Могут в разных зверей, птиц обращаться, да мало ли что еще. Сила у них большая. Могут даже мертвецов оживлять, да ты ведь знаешь.

– А это зачем?

– Ну, разные причины есть. Про Кокуева-майора и Дарью Сурину ты уже слыхала. Майор-то ее любил без памяти. Сама она тоже этой нечистью интересовалась, дружбу кой с кем из них водила. Да что она, почти все окрестные помещики к нечисти этой за помощью и советом обращались. Так вот, не была бы она испорчена, не стала бы живым мертвецом. Да тут еще Кокуев этот. Словом, одно к одному. Кстати, и его та же участь ожидала. Коли попадешь к ним, в их паучьи сети, ни в жизни, ни в смерти покоя не будет. Опять же клады многие пытались искать с их помощью и, случалось, находили. Только от денег этих проклятых удачи не бывало.

– А много их? – спросила Петухова.

Старуха засмеялась.

– Погоди, сама узнаешь, ты, я смотрю, крестик надела. Это неплохо. Но когда пойдешь к Асмодею завтра, ты крест сними и спрячь куда-нибудь подальше. Увидит, беды не оберешься. А давай-ка я тебе погадаю. – Она достала давешние карты.

– А можно, я их повнимательней разгляжу? – попросила Петухова.

– На, смотри, – протянула старуха колоду.

Петухова рассматривала причудливые символы: солнце, луна, смерть, дьявол, башня. Как и в первый раз, ее внимание задержала карта, на которой был изображен повешенный.

– Это Лихо. – Старуха взяла карту уже из рук. – Видишь, улыбается. Если выпадет тебе, знай: в жизни твоей произойдет крутой поворот, но вот в какую сторону – это дело темное.

Старуха взяла у нее из рук карты. Смешала колоду и не торопясь достала из нее десять карт, разложила их на столе. Начинался ряд отшельником с фонарем, кончался все тем же висельником, но предпоследней картой был Дьявол.

– Сказать можно одно, – важно произнесла старуха, – большая опасность тебя поджидает, а выберешься или не выберешься из нее – зависит только от тебя.

Поутру Валентина Сергеевна без аппетита жевала бутерброд, прихлебывая чай, и думала только об одном: скорей бы уж увидеть этого Асмодея Чернопятова, а там будь что будет.

– Пойдешь по улице, – объяснила ей старуха, – через три дома увидишь покрашенный синей краской забор, там будет калитка, за этой калиткой и будет двор Чернопятова. Ты, главное, не бойся, смелее иди.

– А что он за человек? – попробовала расспросить Петухова.

– Человек! – хмыкнула бабка. – Увидишь, что за человек. Ступай!

Тропинка вела мимо ветхих домишек. Ноги сразу же вымокли в густой росе. Вот и дом с синим забором. Валентина Сергеевна нерешительно толкнула калитку и вошла на просторный двор. На дворе никого не было. Ходила, правда, по двору черная коза, но Петухова не обратила на нее внимания.

Она осторожно постучала в двери дома, потом вошла в сени.

– Проходи, проходи, – услышала она приветливый голос. Шагнула в горницу. Здесь было чисто и просторно, пол был застелен половиками. На стене мирно тикали ходики. За столом сидел худощавый старик и читал газету. Он посмотрел на Петухову поверх очков, отложил газету и добродушно усмехнулся. – Пришла, голубушка, – ласково сказал старик, – а я уж заждался.

Валентина Сергеевна во все глаза смотрела на старика. Лицо его было ей незнакомо. Однако глаза, глаза она где-то определенно видела.

– Мне бы товарища Чернопятова, – осторожно начала она.

– «Товарища»! – передразнил старичок. – Не товарищ я, не гражданин, не господин даже. А просто дедушка Асмодей. Поняла, милая?

Петухова кивнула головой.

– Так зачем же пожаловала?

– Я, – начала Петухова и остановилась, не зная, что сказать. Старик выжидающе молчал. – Не знаю, с чего начать.

– А ты с начала, милая.

– Неделю назад я случайно забрела на старое кладбище, – запинаясь, продолжила Петухова.

– Ай-ай, что же ты по кладбищам-то бродишь?

«Да он смеется надо мной», – закипая, подумала Петухова.

– И видела там…

– Что же?

– А может, мне показалось.

– Ну-ну! – подбодрил ее старик.

– Видела какой-то необычный обряд, как будто из земли… покойник поднимался… – кое-как докончила она.

– Ой, страсти-то какие! – Лицо старика изобразило притворный испуг.

– Потом, – медленно продолжала Петухова, – на памятнике я прочитала свою фамилию и дату: выходило, что мне осталось жить тринадцать дней.

Старик кивнул головой.

– Потом стали случаться разные странные события, я не знала, что и подумать.

– И надумала прийти ко мне, – подытожил Чернопятов. – Или кто надоумил тебя?

– Агриппина Кузьминична подсказала, – нерешительно произнесла Петухова.

– А, эта… – Старик сделал презрительную гримасу. – Так что же все-таки от меня хочешь?

– Говорят, что вы можете снять наваждение.

Старик торжествующе засмеялся.

– Могу, – вдруг твердо и властно произнес он, – я все могу. А тебе, видать, жить сильно хочется.

Петухова потупила голову.

– Но сначала послужить ты мне должна.

– На все готова, батюшка, – вдруг завизжала Петухова и бросилась на колени перед стариком. Как это получилось у нашей дамы, с чего это вдруг упала на колени перед каким-то старикашкой, она и сама не могла понять, как до конца не осознавала, что это – умышленная игра или неосознанный порыв. Скорее и то, и другое.

Старику выходка библиотекарши явно понравилась. Он расцвел в улыбке и потрепал ее по голове:

– Молодец, Валюша, люблю вот таких простых.

То, что он назвал ее по имени, нисколько не удивило, а вселило некоторую уверенность: дело идет на лад.

– Ладно, вставай, – продолжал старец, – нечего на полу-то валяться.

Петухова медленно встала. Она исподтишка, но внимательно рассматривала таинственного человека. Это был худощавый, сухой, но, видимо, очень крепкий, жилистый старик. Голова его была плешива, подбородок украшала редкая бородка, лицо походило на обтянутый кожей череп. И только глаза, по-молодому острые, блестящие, не мигая, смотрели на нее.

«Старичок не так прост», – подумала Петухова. Всем своим видом выражая смирение, она ждала приказаний.

Как бы невзначай оглядела она и убранство комнаты, где происходило действие. Оно не походило на деревенскую обстановку в ее представлении. Заклеенные обоями стены, занавески на окнах, этажерка с книгами, городская мебель и даже большой радиоприемник – все это порядком удивило Петухову. Старик заметил ее взгляд.

– Что удивляешься? – Он хихикнул. – А почему бы нет? Вы, городские, думаете, что мы тут в хлеву живем? Значит, послужить мне хочешь? – сменил он тему. – Ну что ж… Угодишь – не пожалеешь. Видела во дворе козу? Пойди подои ее.

– Да не умею я, батюшка, – про себя она решила называть его именно так.

– Что ты заладила: батюшка да батюшка! «Не умею!» – передразнил он. – А ты учись!

Петухова вышла из дома, удивляясь про себя странному началу знакомства с великим колдуном. Может, ему батрачка нужна? С высшим образованием…

Она нерешительно приблизилась к козе. С какого же бока к ней подходят? Коза немигающе смотрела на нее большими желтыми глазами.

– Как же тебя доить? – машинально промолвила Валентина Сергеевна.

– У-ме-е-ючи! – вдруг проблеяла коза.

– Батюшки! – Библиотекарша с испугу села на землю. Коза все так же равнодушно продолжала смотреть на нее.

– Ты что, говорить умеешь? – осторожно спросила она.

– У-мее-ю, – раздалось в ответ.

– Кто же тебя научил?

– Он, з-мее-й, и научил, – коза кивнула башкой на дом.

«Хозяина змеем называет…» – подумала Петухова.

– Не любишь его? – задала она новый вопрос.

Коза промолчала.

Валентина Сергеевна с трудом верила происходящему. Подоить обычную козу она еще попыталась бы. Но говорящую? Увольте!

«Интересно, – вдруг подумала она, – а каков уровень знаний у этого животного?»

– А сколько будет дважды два? – вкрадчиво спросила она.

Коза некоторое время молча смотрела на нее. Валентина Сергеевна уже решила, что не дождется ответа.

Внезапно коза изрекла:

– Не с-мее-ши мее-ня, о смее-рти подумай!

Куда она попала! Бежать отсюда без оглядки. Но ноги сами тянули ее в дом.

– Ну что? – спросил старичок. – Подоила?

Валентина Сергеевна внезапно вспомнила сказку, где героине предлагают исполнить невыполнимые приказания, и засмеялась.

Старичок, казалось, был обескуражен такой реакцией. Он удивленно уставился.

– Ты чего? – спросил он.

– Коза у вас смешная, – пояснила Петухова.

– А… – успокоился Асмодей. – А я думал, ты надо мной смеешься.

– Как можно… – почтительно прошептала Петухова.

В это время в комнату вошла высокая темноволосая женщина средних лет. Валентина Сергеевна мельком глянула на нее и с удивлением заметила, что глаза у женщины такие же большие, прозрачные и желтые, как у давешней козы.

– Вот пожаловала к нам гостья, – пояснил старик, кивнув на Петухову.

– Да видела уже, – равнодушно ответила женщина, – тупая какая-то… На кой черт она нам сдалась?

– Ну, ну, Глафира… – примирительно сказал старик.

– Это она у бабки Гапы жила? – Глафира пристально взглянула на Петухову. – Потом по кладбищу шастала… Городская! – презрительно произнесла она. – В ужа бы ее превратить или в крысу.

«Ой, ой, – похолодела Петухова, – такая превратит, в самое логово попала».

Женщина между тем подошла к приемнику и включила его. Зазвучала классическая мелодия.

– Знаешь, что это? – старик кивнул на приемник.

– Мусоргский, по-моему, «Рассвет на Москве-реке», – неуверенно сказала Петухова.

– Правильно, Мусоргский! Хороший композитор! – Старик одобрительно крякнул. – Какие вещи писал – баба-яга, кикимора…

– Кикимору я видела недавно, – неожиданно сказала Глафира, – совсем стара стала. В болоте этом немудрено с ума свихнуться. Кругом всякая гадость плавает. Говорит мне: «Ты, милочка, всех жаб у меня переловила». Это я-то милочка! Жаб ей жалко. Она думает, мне приятно жаб этих ловить да потрошить. Если бы не Жабий камень…

– Ну и нашла ты Жабий камень? – с любопытством спросил старик. – Ай, ай, Асмодеюшко, – засмеялась Глафира, – будто ты не знаешь. Ищу покудова. Я думаю, – задумчиво произнесла она, – у кикиморы точно он есть.

– Так попросила бы.

– Ага, даст, как же…

Странные, однако, были разговоры. Петухова слушала всю эту галиматью и с удивлением ловила себя на мысли, что тоже хочет включиться в беседу.

– А что за Жабий камень? – робко спросила она.

Глафира фыркнула и не удостоила любопытную библиотекаршу ответом.

Зато Асмодей чрезвычайно любезно начал объяснять:

– Очень полезная вещь. Любой яд обезвредить может. Скажем, пьешь ты отравленное вино – брось в кубок Жабий камень и пей себе спокойно. Только не в каждой жабе он есть, Глафира вон сколько нечисти этой извела, а все не нашла.

– А может, нашла! – запальчиво произнесла Глафира.

– Хорошо, мы проверим, – кротко промолвил старик. – Однако наша гостьюшка в недоумении, зачем мы ее позвали. А затем, ласточка ты наша, чтобы посвятить тебя.

Глафира снова фыркнула, но промолчала.

Асмодей глянул на нее исподлобья, глаза его превратились в огненные уголья.

– Ты, бабонька, – вкрадчиво сказал он, – много себе позволять стала.

Та как-то съежилась и ласково, успокаивающе произнесла:

– Асмодеюшко, не сердись на глупую бабу, все от скудости ума…

– Ладно, ты не слушай ее, – обратился к Петуховой старик. – Посиди и послушай. Ты, конечно, глядя на нас, недоумеваешь: кто мы, что мы, ну и так далее…

Валентина Сергеевна кивнула, хотя и представляла, кто перед ней.

– Мы, конечно, персоны неприметные, однако других хорошо замечаем. Вот тебя, например, давно приметили. Многое о тебе знаем. И очень уж ты нам понравилась. Тем более что одного ты с нами корня.

– То есть? – не поняла Петухова.

– Ну как же, ласточка, родословной своей не знаешь. Дед-то твой, Петухов Григорий Семенович, ведь он из наших был.

– Не может быть! – подалась вперед Валентина Сергеевна.

– Может, может, ты уж поверь старику. Конечно, он в городе служил, чиновником был, это верно. Но с нами связь не терял, наезжал, бывало, сюда, в Лиходеевку. Я тогда помоложе был, но помню его хорошо. А уж прадеды, прапрадеды твои вообще отсюда родом. Между прочим, мы с тобой дальние родственники. Так что…

Старик замолчал, внимательно посмотрел на нее.

– Деяния твои весьма нам по нраву пришлись. Кровь-то, она себя дает знать.

– Вы на что намекаете? – спросила Петухова.

– Как на что? А с религией как ловко ты борешься? Не без твоего участия все городские церкви закрыли.

– Это не я закрывала, это власть закрывала!

– Правильно, власть, но с твоей, милая, помощью. Так что спасибо! – Старик встал и поклонился ей. – Приходится, конечно, тебя поправлять, подталкивать на истинную дорожку. На кладбище ты видела, на что мы способны, да и потом, я думаю, убедилась. К архивной крысе этой – Забалуеву прибежала, а я тут как тут.

Валентина Сергеевна вдруг с ужасом заметила, как лицо старика начало меняться – словно по отражению в воде пошла мелкая рябь. Через несколько секунд перед ней сидел Забалуев.

– Ну как, похож? – спросил он.

Валентина Сергеевна готова была поклясться, что похож до мельчайшей черточки. Глаза вот только…

Лицо старика снова стало прежним.

– Да, – продолжал он, – или этот Митя. Давно он у нас поперек дороги стоит. Первый раз не в свое дело залез, теперь снова под ногами путается. Ну ничего, надо думать, больше не помешает. А с малюткой этим ловко как получилось. – Старик хихикнул от удовольствия. Внезапно на его месте оказался знакомый Валентине Сергеевне ребенок.

– Мама, мама, – жалобно захныкал он, – как я долго тебя ждал…

Валентина Сергеевна схватилась за сердце.

– Хватит! – громко крикнула она. – Перестаньте меня мучить!

– Слабовата она, Асмодей, – сказала вдруг Глафира, сидевшая молча, – жалостливая больно.

– Замолчи! – прикрикнул на нее ребенок. Он не торопился принимать прежний облик. Сидел на стуле, болтал не достающими до полу ногами и хитро смотрел на Петухову.