Текст книги "Три эссе на одну тему"

Глава 3

Немолодой интеллигентный подтянутый сухой и жилистый человек стоял на каменной площадке лестницы, спускающейся к пляжу, и смотрел вдаль. Где-то в стороне, совсем на горизонте, шли своим курсом суда. Чуть правее на рейде по лёгкому ветру дрейфовал серый кораблик. На боку корабля белел круг внутри с красным крестом. Рядом – в нескольких шагах от Николая Ивановича – о чём-то щебетала молоденькая пара. Привстав на цыпочки, красавица тянула вдаль рукой, пытаясь что-то показать там, вдали на острове, но спутник её всё не мог разглядеть то, о чем она говорила ему и что её так заинтересовало:

– Видишь?!. Видишь?..

– Нет…

Парню было не до этого. Сюда он приехал расслабиться. Кроме пляжа, подруги и солнца вдали от оголтелой суеты, ему здесь ничего не нужно было. Чутье у Николая Рогожина было. Повадки программиста в том парне проступали. Тот парень был им, без сомнения. И то, как сейчас он релаксировал, не хотя ни на чем сосредоточиться, характеризовало степень его загруженности в офисе.

«Такие живут на работе…» – подумал про парня Рогожин. – «Подружка, – скосил он взгляд из-под тёмных очков, – ноги – отличнейшие ноги: природа чувствуется. Парню везет! Хорошая зарплата – приятное путешествие. И эта длинношеяя девочка – его!!! Знает, что делает…»

В кармане некстати забился мобильный.

– Черт побрал бы, – прошипел Рогожин, – Я слушаю!

– Это Гаранин. Простите, шеф, я нашёл еще одну кандидатуру.

Рогожин знал, никто из подчинённых не будет его просто так беспокоить, тем более Максим.

– Есть проблемы?

– Есть. Серьёзно влип этот парень. Но, кажется, это тот, кто нам нужен. Я подобрал досье, вплоть до школьных сочинений. Проблемная личность, но нам подходит.

– Сочинения?!. Где Вы их взяли? Но давайте по делу!

– Ему тридцать семь лет…

Николай Иванович не сомневался, что его люди могут разработать любое досье вплоть до часа рождения и результатов анализов по каждому заболеванию, поэтому не стал дослушивать подробного отчёта:

– Хорошо, когда он будет в вашем распоряжении?

– Если сегодня вылетим, то завтра.

– Добро. А какая будет легенда?

– При-и…

– Ни в коем случае! Пока возьмем его на время. Может, придётся вернуть.

– Хорошо.

– Задействуйте все наши возможности.

– Спасибо, Николай Иваныч!

Мобильный аккуратненько был сложен и помещён в карман. Выдохнув воздух, вдохнув, Рогожин опять погрузился во всю прелесть окружающего мира. Жара уже спала. Внизу пустел пляж, и Солнце приглядело облачко, в которое бы сесть. Пора было ужинать хотя бы… Николай Иванович взглянул вниз по каменной лестнице, – хотя бы в том вон ресторанчике внизу. И он шагнул вниз на ступеньку и как бы невзначай ещё раз посмотрел на спутницу парня-программиста. «Молодец» – подумал Рогожин, – Взял своё!»

А в ресторане столики под аккуратными навесами. Шумит волна. Идет прилив. Луна уж высоко и косо смотрит на уж почти севшее в воду Солнце. Плетеное кресло вместило в себя уставшее тело. Пройдясь по меню, рассмотрев все картинки, Рогожин показал молодой официантке на блюдо, что ещё не пробовал. Язык этот жестов тогда был единственным средством общения с официантами. Ты не можешь знать тайский. А тайцы учили английский, но всё же, какой бы английский ни был у тебя, официантки с тобой говорить не могли, не получалось. Кроме пяти или десяти существительных, совпадений в вашем и их лексиконах не получалось. Поэтому – только ткнуть пальцем в картинку. Официантке можно добавить:

– Please, cola and one whiskey bottle!

Почти зашло солнце, зажигались фонари. Заиграл на веранде ансамбль. И не осталось места суете.

Гаранин и подчиненные для краткости звали Николая Ивановича простым словом «Шеф».

Подали на подносе ужин. Смакуя каждое мгновенье, Рогожин подливал немного виски в свой стакан. И он отдельно попросил ещё стаканчик просто льда для колы.

Местная рыба и местный соус, виски. Краски стали ярче, контрастней, жизнь – стала приятней, воспоминания – и те на время затворились в прошлом.

«Сегодня есть сегодня, завтра будет завтра, – хмелея, посмотрел в стакан Рогожин. – Но главное, будем здоровы!»

А пять часов спустя в Москве в двенадцатом часу по забрасываемому снежными зарядами ночному Ленинградскому шоссе в направлении клинского военного аэродрома мчались два чёрных «Брабуса», помигивая синим цветом проблесковых маячков и неустанно «крякая». Подъехали к воротам КПП. Из помещения вышел дежурящий офицер. Прилепленные к лобовым стеклам пропуска не вызвали в нём никаких эмоций, только: «Проезжайте! – Раз такие». Он жестом дал команду пропустить. Шлагбаум поднялся, и «Брабусы» помчались по стоянкам к тому месту, где их уж ждал давно готовый к вылету Ил-76 военно-транспортной авиации.

Под руководством оператора загрузки машины въехали на рампу, а по рампе – в грузовой отсек. Рампа поднялась, закрылись створки. Машины закрепили с помощью расчалок. Поочерёдно запустились двигатели, и скоро самолёт поехал по рулёжной полосе на старт.

Помимо автомобилей, в грузовом отсеке самолёта ничего не было: рейс выполнялся для того, чтоб доставить группу людей и машины в одно неприглядное место. И эта команда была из шести человек, считая водителей.

– Ну что, Максим, поспим в машине? – шофер одного из Брабусов спросил у высокого, одетого в черное кожаное с мехом пальто человека.

– Тебе, Коль, с Геннадием не мешало бы! Мы успеем: дорога длинная. Пока здесь покемарим, – Гаранин кивнул на откидные седушки десанта, что шли вдоль бортов внутри самолёта.

Водители остались на местах, воспользовавшись всеми удобствами электроприводов кресел, подстроив их для сна. Остальные – расселись кто как хотел. Отдых был очень нужен, ведь после посадки предстояло ещё добираться до места глухими лесными дорогами.

Среди всей этой компании особо весёлым нравом отличался человек с голубыми погонами в чине полковника и петлицами. На каждой петлице был щит и меч. За анекдотами и прочей дорожной болтовнёй все три часа прошли незаметно.

Вот дверь пилотской открылась, оттуда высунулся кто-то из экипажа и прокричал:

– Повнимательнее! Идём на посадку! Аэродром плохой, будет трясти! Всем пристегнуться!

С минуту трясло по «стиральной доске». Сон прошёл. Ил, поплутав по аэродрому, остановился. Из кабины в салон вышел оператор и стал растакелаживать автомобили. Нажатием кнопок открылся отсек и плавно стала опускаться рампа, по ней задним ходом скатились две чёрные тонированные машины со спецномерами. Они спустились в темноту морозной звездной ночи.

– Норд-ост тридцать восемь?! – как в известном фильме сказал Николай, сворачивая карту и продумывая маршрут, – Не ошибёшься: одна здесь дорога, без Макдоналдсов и заправок. Зато туалеты!.. – на каждом шагу!

– Однако! – присвистнул Гаранин, смотря на приборную панель крутого автомобиля. Там очень быстро менялись последние цифры, показывающие температуру воздуха, – Минус тридцать семь! Слышь, Коль, мы там не завязнем?

– Человек предполагает, а Бог располагает. Главное, бензина с собой взяли! Девяносто восьмого-то здесь не бывает!

– Что же это, у вас и курить нельзя? – возмутился один из спецназа, сидящий на заднем сидении. По настоянию Рогожина такие крепкие ребята всегда участвовали в подобных вылазках.

– Дорогой, а я и не знал, что спортсмены курят! – сказал водитель Николай, – Впрочем, курильщики здесь не ездят. Тебе исключенья не будет: воняет долго, месяц потом не выветришь. Потерпишь до остановки.

В камуфляже насупился, но принял условия.

Николай в свои пятьдесят не выглядел на свой возраст, несмотря на молодость, проведённую в ралли и кругосветных экспедициях. Другому водителю – Геннадию – было немного меньше, но и он был профессионалом экстра-класса.

Из самолёта по приставной лестнице спустился командир экипажа и подошёл к машине, в которой был Максим. Стекло машины опустилось:

– Как договаривались: заправляем самолёт и ждём вас в аэропортовской гостинице. Ворота тоже там, – лётчик махнул рукой в сторону еле видимых в темноте огоньков одноэтажного дома.

– Только не пейте, капитан, – сказал Гаранин и показал военному пачку денег, – получите, если вас искать не придётся. Вечером ждите!

Машины тронулись в путь. Доехав по заметаемой позёмкой дороге до развилки, свернули на главную дорогу, и Гаранин решил, что пора и поспать, пока не приедут на место по снежной трассе, которую здесь по неделе могут не чистить.

В этот час в пункте их назначения всё шло обычным порядком. Но Гаранин торопился: там в карцере находился человек, который как нельзя луче подходил для целей проекта, над которым упорно работало столько людей, в том числе и группа, руководимая Максимом.

Там Игорь Юдин сидел в камере, оштукатуренной «в набрызг». Это было и хорошо. Так как грани штукатурки, впиваясь сквозь одежду или волосы, будили всякий раз, как только тело, потеряв баланс, припадало к одной из стен ледяной узкой комнаты.

В бараках спал народ, готовясь к завтрашним свершениям. Исключенье составлял лишь бомонд «синей» зоны. Для них в одном из домиков была устроена квартира с холодильником, домашним кинотеатром и, что самое главное – с широким ложем, на котором сейчас находились двое.

Пахан лежал, поглаживая грудь тонконогой блондинки с белыми с синим отливом до плеч волосами. Раф любил блондинок. Ему нашли и массажиста.

Пахан набрал себе «девчонок» и составил из них клан. На лесоповале во избежание потери пропорций «представительницы» гарема не работали.

Кроме Рафика, услугами «девочек» пользовался ограниченный круг лиц, который неделю назад сократился. Одно из этих лиц, переколовшись, достало нож и что-то стало требовать от Юдина. Случайно перо не порезало Игоря, а описав круг, вонзилось в бедро этого лица. Конечно, Игорь постарался. Инициатор драки спасен не был.

Но беда была в том, что тот был не простым человеком. Судьба Игорька уж была решена. Администрация колонии не хотела брать на себя ещё одну смерть и держала его в карцере до отправки в областной пересыльный пункт. Там формально должно было пройти судебное заседание, которое уже ничего не решало: рано или поздно, через месяц или три, молва Юдина найдет, и для него всё кончится.

Ровно в девять утра две машины со спецномерами стали прям у ворот синей зоны. Прошла проверка пропусков, ворота КПП открылись. «Брабусы» по плотному снегу подкатились к штабу, в котором находился кабинет начальника. К нему пошли двое: полковник со щитом и мечом на петлицах и Гаранин.

– Разрешите? – постучавшись в дверь, заглянул в кабинет представитель надзорного за исполнением наказаний органа.

– А! Владимир Савелич! Не ждал в такую рань? Проходите-проходите! – встав из-за стола, показал снятыми очками на стул человек с погонами подполковника. Он поздоровался с вошедшим в прокурорской форме, затем переключил своё внимание на Гаранина, – Максим Викторович! Кого Вы теперь ищите?

– Больше никого. Я – за Юдиным.

– О! Ничем помочь не могу! Он тут такого натворил, что я не знаю, как расхлёбывать.

– Вот бумага! – полковник в синей форме выложил на стол из своей папки лист с текстом и печатями, – Теперь займётся им другое ведомство. Вы бы, коллега, лучше бы службу несли, что бы у вас «такого» не творили!

– А вы сами попробуйте: нести эту службу! С теми законами, что в нашей стольной понапридумывали. Братка-то, что он замочил, в былые времена давно бы расстреляли! Сюда ж он только на три годика приехал! Остальное – за недоказанностью улик!.. Слава Богу, дослужил до дембеля! – надев очки, подполковник рассматривал документ.

Гаранин с прокурором тихо наблюдали, как начальник лагеря бежит глазами строчки.

– Сейчас или после смены караула? – спокойно спросил он, – А что не через областное управление?!.

– Боимся за сохранность, – ответил Максим.

– Вы… на этих поедете? – краснопогонник показал на чёрные машины, кое-как видимые через замерзшее окно.

– Мы не из пугливых, – опять сказал Гаранин…

Тем временем в дверь к Рафику уже стучали. Пахан досматривал «Новости», попутно глядя, как «Саша» под играющую на кассете музыку надевает блестящие лайкрой колготки. Стук настойчиво повторился, и Рафик цыкнул на «станок» – «та» удалилась.

Прибежал один из шнырей:

– За Юдиным приехали! Сейчас его заберут.

– Ну и что?.. – процедил Раф.

– Так не в централ его! Две недели назад о нём справлялись. Я тогда не придал значения. Его ж – совсем увозят!..

– На волю?.. Нет… – задумался вор, – чудес здесь быть не может – не бывает! Слишком много ему посчастливилось сделать. А перо он найдет! И кирпич на него упадет. Не думаю, что ему повезет, – подойдя к полузамерзшему окну, через которое был виден барак администрации лагеря, задумчиво произнёс пахан и добавил, – Тут что-то не так…

Через пятнадцать минут в сопровождении двух охранников под взгляды заключенных измождённого Юдина вели к шикарной для абсолютного большинства российских граждан машине. Шофер Геннадий вышел и открыл заднюю дверь:

– Садись, страдалец!

Игорь глянул вовнутрь: там в камуфляже с меховым воротником и унтах сидел человек. Другой боец под локоть подтолкнул:

– Садись! Не май месяц! Машину простудишь.

Юдин залез в салон и оказался меж двух здоровяков, габариты и амуниция которых весьма лаконично представили род их деятельности. Прокурор с Гараниным сели в другой автомобиль. Картеж проехал к КПП и дорогой прямою помчался, взметая клубы снега, нанесенного за ночь поземкой.

Глава 4

Рогожин услыхал родную речь. На столике часы показывали шесть. Звук доносился снизу сквозь окно. Рогожин, выйдя на балкон, внизу увидел соседей по коридору напротив – отца и сына, купающихся в бассейне.

– Надо же, опередили. Ну-ну! – сказал себе он вслух.

Надев плавки, шорты, сандалии, подойдя к столику, глотнув виски и откусив булочки, Иваныч довольный вышел из номера, прихватив полотенце.

– Доброе утро! Ну, как сегодня? – комок вещей полетел на лежак.

– Здрас-сьте! Хорошо! А мы уже на море были! – похвастался пацан.

Его отец, кряхтя, плыл брасом из одного конца бассейна в другой.

Рогожин подошёл к водоёмчику. Подпрыгнув, он глубоко нырнул в воду, достал дно, а через двадцать метров всплыл на поверхность и перевернулся лицом вверх. День начался…

После пляжа, в одиннадцать за ним пришла машина, и он направился к Паскуале – патрону одной из частей проекта на заседание по координации проекта всех ведущих его менеджеров.

В холле отеля Рогожина встретил знакомый переводчик. В его услугах Николай Иванович сегодня не нуждался, но понимал, что в технических вопросах всегда могут возникнуть сложности. Они поднялись на лифте и вошли в маленький зал на тридцать человек. Почти все были знакомы. После приветствий итальянец Паскуале начал своё выступление на английском:

– Уважаемые коллеги, нам с вами пришлось очень много поработать. Мы все участвуем в одном из грандиознейших проектов, в котором соединены усилия всей мировой науки. Рад Вас поздравить с успешным завершением серии наших экспериментов. Должен заверить, что это скажется на значительном увеличении финансирования нашей деятельности. Чтобы вы имели представление о продвижении нашей работы, мой ассистент подготовил доклад, в котором представлены почти все достижения проекта. Прошу Вас!

Встал Антонио Мор – высокий плотный человек в очках. Несколькими кивками со словами приветствий он ещё раз поприветствовал аудиторию, достал из тонкого алюминиевого кейса флешку с видеозаписью и с пульта приглушил освещение в зале.

– Добрый вечер, господа, – начал Антонио, – Мы, как вам известно, содержим на орбите альтернативную станцию. Нам удалось подтвердить работоспособность и пригодность двигателя, созданного с использованием известного вам прототипа. Основным успехом следует считать то, что удалось создать действующую модель такого рода двигателей. Это значит, что мы теперь можем создавать такие устройства с широким диапазоном мощностей. Применительно к нашему случаю можно смело сказать, что мы создали двигатель, способный за год разогнать груз массой 200 тонн до ½ скорости света. Ввиду глобальной секретности проекта мы подготовили видеоотчёт, который без дополнительных комментариев не может быть адекватно истолкован.

Докладчик, включив запись, продолжил выступление.

Антонио говорил, что испытуемый объект был доставлен на станцию рейсом обеспечения с мыса Каннаверелл. Семь суток ушло на подготовку аппаратуры и установку стартовых приспособлений. Пристыкованный к станции массой в 150 тон, двигатель аппарата позволил поднять её орбиту на 200 километров. И это при масса самого двигателя с топливом не превышала 100 килограммов.

Следующая фаза экспериментов была посвящена его динамическим характеристикам и управляемости. К силовой установке был подстыкован «балласт» массой 500 килограмм из собранных в прочный контейнер отслуживших срок аккумуляторных батарей и радиопередатчик, который выдавал сигнал стабильной частоты. Небольшое опасение вызывал блок управления этим хозяйством, так как от динамической нагрузки он мог развалиться. Но аппаратура чётко выдержала заданный при старте космический курс.

Невероятно, но за двести часов полёта принимаемая с этого устройства частота уменьшилась почти в полтора раза! После этого радиосигнал уже не принимался. Тяговые характеристики установки оказались почти фантастическими! Задача основная решена!..

После доклада заседанье прошло стандартным порядком. Участникам были поставлены дополнительные задачи, уточнены предыдущие, приближены или отдалены сроки исполнения тех или иных решений, приняты материалы отчётов. Все разъехались за полночь.

Следующий день начался в суете. Рогожин готовился к отъезду. Машина за ним должна была прийти в двенадцать. Хотя чемоданчик был собран, чувствовался какой-то дефицит времени. Ещё раз нырнуть с пирса в глубину так, чтобы промыло все пазухи носа, ещё раз полежать на солнце, посушиться и просто смотреть в небо.

Небо, синее небо в облачках. Каким оно может быть?! Это облако такое, такое, такое, ещё чуть-чуть… и оно – вот такое. Через минуту оно станет совсем другим или вовсе исчезнет. Тогда он будет смотреть на другое облако, затем – на третье. Когда испарятся все облака, он будет смотреть на море… Но! Пищат часы. Без пяти полдень!

Глава 5

Шереметьево встретило Рогожина-шефа морозом и сильным ветром, который дул вбок полосы, и самолет приземлился достаточно трудно. После зоны контроля его ждал Гаранин.

– Здравствуйте, Николай Иваныч! Как отдохнули?

– Здравствуй! Лучше, чем в прошлый раз! – Рогожин и сам был доволен. Неожиданная передышка в работе прошла почти без забот и напряженных переговоров.

Год назад проект ещё не имел такой поддержки. Собственно, финансировали его те же, но что-то сдерживало поступленья средств. С трудом и большими опасениями тогда все-таки удалось развернуть на орбите дополнительный экспериментальный модуль и завершить работы с прототипом. Но вот «кошельки» раскошелились. Инвесторы узрели перспективу.

Гаранин с Рогожиным сели в машину. Таиланд остался там, где ему и положено быть, то есть – в грезах.

– Мы нашли его, и вовремя. Сейчас он на восстановлении, – сразу начал Максим.

– А что с ним произошло? Кто он и откуда?

– История достаточно банальная. Сначала – непреднамеренное убийство, а потом – не сложилось.

– Не сложилось, – это как?

– А как на зоне может не сложиться? – ответил Максим.

– Что окончил?

– То, что нужно – институт Гражданской авиации. Учился в аспирантуре…

– И что?!

– Диссертацию написал, но защищаться не стал!

– Почему?

– Во-первых, умер руководитель, во-вторых… Да мне не понять, что во-вторых. Говорит, что халтура всё это, тем более, что конструкторские бюро этим бы всё равно не воспользовались.

За окнами пролетал заснеженный пейзаж по обе стороны Рогачёвского шоссе. «Не воспользовались». Конечно! А кто воспользуется, если после распада страны в конструкторских бюро не осталось людей ни у «Ильюшина», ни у «Туполева». Шеф помнил эти времена, начало девяностых.

Тогда у него была фирма. Не весть, чем они тогда занимались! Пытались, например, наладить выпуск приборов коммерческого учёта электрической и тепловой энергии для коммунальных служб. Идея проста. Всё, что нужно, в мире было. Микросхемы доступными стали – со всего мира. Но идея могла осуществиться только в нормальной стране. В отсутствие правовой базы, необходимой для использования такой продукции, мало кому нужны были его разработки. С этим делом пришлось завязать и пытаться найти что-нибудь поестественней для России.

Одним из таких направлений тогда оставалось сотрудничество с различными конструкторскими бюро. Используя все связи, в том числе и с друзьями, оставшимися в авиационной промышленности, он вклинивался то в один проект, то в другой. Но все надежды рушились, так как либо урезалось финансирование, либо исчезала потребность в том, что они делали. Всё остановилось. И ничего своего. Всё – только из-за бугра.

Вот, к примеру, визиты в Ильюшинское КБ тех времён. Больно это осознать.

Вот он идёт через пустые цеха и конструкторские залы к другу в лабораторию систем электроснабжения, где в натуральную величину собрана бортовая электрическая сеть самолёта Ил-96. В большом зале осталось работать лишь три человека из двадцати бывших сотрудников лаборатории. Одним из этих трёх и был его институтский товарищ.

Вот он идет. Побежали мурашки по коже, как тогда, от оглушающе жуткого звука его шагов в опустевших цехах и коридорах стало жутко. Немного тогда от неверия немного сжалось сердце. А ведь когда-то он здесь работал!..

Всё было не так. Вот в опытном цеху всегда была живая атмосфера: кто-то что-то кому-то доказывает, говорят, кричат, ходят с чертежами, спорят, выходят покурить. Покурить… Поднимаясь по лестнице, где раньше курили, наплевав на все запеты, он никого не встретил. Никого не нашлось и в специальных курилках. Там выветрился даже запах никотина. В висках упрямо стучало: «Этого не может быть, не может быть…», ведь именно здесь, на лестницах, в непринуждённой отвлеченной обстановке меж конструкторами и начальниками и решались подчас такие спорные вопросы!!!

Вот он идёт через тёмный пустой цех, где ни один из двадцати станков не работает. Что-то звякнуло, и Николай Иванович, почти испугавшись, в дальнем углу этого зала увидел голову седого человека, вставляющего в шпиндель какую-то деталь. Штангенциркуль сверкнул в свете лампы…

– А что у него была за тема?

– Диссертации? Секунду. А, вот: «Оптимизация бортовых электрических цепей».

– Электрик, стало быть. Тогда действительно, «не воспользовались бы».

– Не понял…

– Да это я о своём, о девичьем. Продолжайте, продолжайте, Максим!

– На обслуживании самолётов он проработал десять лет. Так, ничего особенного, рядовой инженер.

– Ну-у-у!..

– Согласится! – Для сына он сделает всё, тем более, что мальчик остался практически один. Но предстоит большая работа. Необходимо окончательно вернуть его в этот мир и избавить от, так сказать, приобретённых дефектов. Скорее всего, это удастся.

Психологическая коррекция, в области которой работал Максим, не вызвала у шефа опасений. Его, как начальника русской части проекта, заботило другое. Впервые в жизни он решает чьи-то судьбы, и не занимается, как раньше, только техникой или деньгами.

– Всю грязную работу нам, – сказал шеф. – Хотя данный расклад получается не только из-за того, что она – грязная. Кого заманишь в этот экипаж? С такими «смертниками» – проблема. Только наши технические спецы, наши люди, только они с их смекалкой подходят для этой цели. Наилучшим образом! – сказал Николай Иванович и остановил свой выжидающий взгляд на Максиме.

А тот молчал.

– Самолёты в крупных компаниях большую часть жизни, – продолжил Рогожин, – проводят в воздухе. На техническое обслуживание или мелкий ремонт после полета – всегда мало времени.

– Да, Николай Иванович, все наши же тесты показали, что русские быстрее разбираются в сложной ситуации, чем французы, англичане или американцы. Russian specific сделала своё дело, – повторил Максим, – Непредсказуемые условия, отсюда и кругозор знаний. Счастливчики…

Рогожин усмехнулся: Припомнились бредовые проекты, каждый из которых кошмарнее другого: в полёт отправить женский экипаж. Мужчин можно родить в космосе, вырастить, воспитать и обучить. Были ли дети у той сволочи, кто это придумал?

По пути он пролистывал папки, которые подал ему Максим. За окном проносился пейзаж Подмосковья.

Вот и дом. Рогожин давно уж покинул Москву и хорошо различал городской воздух и воздух его «Подмосковной Швейцарии». Чистейший угол севера Московской области. Клинско-Дмитровская Гряда! Леса! Холмы! И близко нету крупных городов.

Ворота автоматически открылись, чёрный «Хаммер» вкатился во двор и стал под навесом рядом с домом с мансардой.

– Пойдёмте, Максим, чаю попьёте. С утра покоя не знаете. Расскажете всё в нормальной обстановке.

– С большим удовольствием, – согласился Гаранин.

В доме были старшая дочь-студентка и сын.

– Ты что же не на занятиях? – спросил отец Елизавету.

– Так ведь суббота, папа! – визгливо ответила дочь. Его взрослых детей не удивляло, что он ездит куда-то, отсутствуя неделями и месяцами.

– А в субботу что? Не учатся?! – продолжал осведомлялся Рогожин.

– В субботу, – дочь сделала упор именно на это слово, – нормальные люди до обеда спят!

Отец перевёл вопросительный взгляд на сына. Обычно в выходные его здесь не было: Либо с очередной лярвой рассорился, либо ещё что-нибудь.

– Да, Пап, сегодня я на этюдах, – пробасил высокий худой молодой человек, вытирая пальцы о пахнущую пиненом тряпку, – Здравствуйте, – поздоровался он с Гараниным.

Дом стоял на холме. Половина мансарды представляла собой мастерскую, заставленную полотнами, мольбертами, какими-то станками и прочей художественной утварью. Панорама из окна была сказочной. Казалось, что паришь над лесом. Впереди и внизу простиралась лесная даль, где кроны елей и сосен сливались в бескрайнее море. С противоположной стороны той же комнаты Максиму открылся другой прекраснейший пейзаж: чистое снеженное поле.

Красные морозные сумерки и чернеющий на горизонте лес навивали впечатление, как ожидание грозной битвы на Древней Руси.

– Вам чаю, папа? – прокричала с первого этажа дочь.

– Да, чаю, чаю! И что-нибудь закусить!

– Ясно! – донеслось снизу.

– Однако, холодает, – отойдя от окна, произнёс Николай Иванович.

– Да, быстрый переход. Ещё вчера была жутчайшая метель.

Шеф открыл дверь своего кабинета, и они вошли.

– Присаживайтесь, Максим, – Рогожин указал на одно из кресел рядом со столом, на который положил просмотренные в машине папки – результат работы группы Максима за последний месяц.

Николай Иванович открыл дверку бара и замер, глядя на фотографию покойной жены. Фотография стояла за стеклом на полке старого резного шкафа.

– Ах, да. Я же привёз тайский виски! – спохватился он, но поскольку дверка была уже открыта, спросил, – Максим, вам виски или ром?

– Как прикажете, шеф!

– Ну, тогда ром. Кстати, тоже тайский: остался с прошлого раза, – сказал Николай Иванович и достал бутылку.

Дочь принесла поднос и молча удалилась.

– Для меня, Максим, удивительно, что Они дали нам ещё и подбор людей по проекту Биосферы[1]1
  Проект «Биосфера» вёлся когда-то в Советском Союзе с 1960-х годов. Его разработки должны были лечь в основу многолетних космических полётов без запасов продовольствия. Одним из результатов работы проекта было то, что фактически без применения трансгенных продуктов один человек получал достаточное питание с 30 квадратных метров «грядки» в земных условиях. В начале 90-х проект развалился.


[Закрыть].

– Мне это тоже не нравится, но с другой стороны, разумно всю грязную работу отдать нам. Раз уж Мы и так её делаем. У меня есть соображения по этому поводу…

Шеф слушал, но параллельно с этим думал о своём: Первый Медицинский, Факультет психологии МГУ, и вот сейчас – это логово. О чём же он думает, этот Максим? И так увлечён он работой!

– …Вот так я и обозначил наши критерии. Результаты в этой папке. – Максим указал на самый нижний корешок в стопке на покрытом сукном бюро шефа.

– Максим, Вы близки к истине, хотя я не со всем согласен.

– С чем же? – Максим был малость ошарашен: Шеф в машине пролистал каждый файл по сотне листов в каждой папке. Три минуты на папку…

– Понимаешь, времена меняются, – Николай Иванович поморщил лоб, посмотрел вверх в какую-то точку на потолке и продолжил, – Лет тридцать назад со мной работал один интересный и умный человек… Так вот. Этот человек выращивал голубых нутрий у себя в гараже…

– И что? – удивляясь странному повороту, спросил Гаранин.

– Он варьировал оттенки…

– Меха?

– Естественно. На заказ. Стоило это тогда безумно дорого. Мода, знаете ли…

– Корма, добавки?..

– Вот именно. Тогда вам не сейчас! На аптекарских весах! Да. Тогда он ещё в подвале своего дома распускал тюльпаны. Точно – к Восьмому Марта! И ни на день не ошибался!

– А что он сейчас делает?

– Не знаю, не интересовался. А у Вас тут – барахло! Цай, Цуй. Мак на зоне под лампами в котельной. Нашёл трудолюбцев!

Максим отвёл глаза стыдливо:

– Нормального же человека туда не посадишь!..

– Посадишь! Того, за кем ты недавно ездил! – Николай Иванович нагнулся к собеседнику, – Скоро мы сможем всё. Не надо будет никаких оснований, кроме приказа. Такие сволочи, как ты или я, сделают это увлечённо и с большим удовольствием. Это сейчас мы ищем оправдания, торгуемся с совестью, но когда дело будет поставлено на поток, дикость перестанет быть дикой… Что это за папочка? Вот та? – Рогожин опять ткнул пальцем в стопку папок на своём бюро, теперь точно в корешок подборки материалов о Юдине, – Не иначе, как «нормальный» человек? Бывший «нормальный» человек! Пришил подонка, а может быть, на него это просто повесили – и вот теперь он в нашей власти. И ты, и я об этом знаем, но увлечённо работаем над общей темой и никого не упустим. Ах, да: «Невиноватых не бывает». Вот мы и оправдали себя!

Повисла небольшая пауза, в тишине только слышалось бульканье рома, разливаемого по рюмкам:

– Твоё здоровье! – провозгласил хозяин дома.

Порция хорошего алкоголя сразу же поменяла тему разговора.

– Ты закусывай! Вот этот фрукт мне нравится больше. Здесь его тоже можно купить, но… не той свежести.

– А Ваш сын хорошо рисует, – Максим показал на картину, висящую над комодом, – Замечательно!

– Ты откуда знаешь, что это – его?

– Николай Иванович, это же видно. Манера та же, что у тех, – Максим показал на стенку, отделяющую их от мастерской.

– Я тоже когда-то рисовал – в школе, до института. Но сейчас, красками?! Хлопотно, да и некогда.

– А куда уходят эти картины? – поинтересовался Макс.

– Не знаю. Отвозит их куда-то.

– А деньги?..

– Да какие там деньги!..

Сын действительно жил своей жизнью, но его мастерская по-прежнему находилась в доме отца.

– Талантливый мальчишка, – произнёс Гаранин.

– Много их таких. Ещё по рюмашке?

– Конечно, – согласился Максим.

Николай Иванович налил себе полную. Чокнулись.

– Хо-ро-шо! – Максим дал жестом понять, что ему хватит. Выпивкой перед шефом он никогда не увлекался. Сейчас, тем более, было не до расслаблений.