Текст книги "Три эссе на одну тему"

Часть 2

Глава 1

Самолёт пробился к солнцу через облачность. В строгом костюме, но миловидная стюардесса выкатила из-за занавески тележку в проход меж кожаными креслами и деревянными столами со скругленными полированными углами столешниц. Гаранин с Николаем Ивановичем сидели друг напротив друга. Максим опять проглядывал бумаги. Рогожин все дела оставил в дипломате на полке над собой и думал ни о чем. И он любил такие расслабления. Только тогда, когда ты, как остальным кажется, ни о чем не думаешь, в голову приходят оригинальные и часто парадоксальные решения. Шестеренки крутятся, крутятся, раз – и нужное сцепление. У тебя не было цели что-то решать, но внезапно решилась та задача, о которой и думать забыл.

Вот и сейчас Рогожин, как рыбак, расслабившись, закинув удочки, сидел и наслаждался, попутно радуясь тому, что просто живет и может видеть перед собой хотя бы ноги стройной женщины. Он искоса посматривал, что делает коллега: До сих пор не женат… Чёрт с этим «не женат», хотя бы есть ли у него любовницы?!.

Вот и сейчас в нём ничего не дрогнуло при виде этакой фемины. Какие ноги!.. А длинная, без складок и морщинок, шея!.. А энергетика какая… Магия. Такую женщину шеф чувствовал затылком.

– Чего желаете? – спросила девушка, поравнявшись с его плечом.

– Бокал сухого красного, пожалуйста, – промолвил шеф, смотря в её глаза. Дождавшись своего, он поставил бокал на полированный дубовый столик.

Максим спросил коньяк, не отрываясь от чтения.

Помимо них в салоне было ещё трое человек. Маленький «Гольфстрим» выполнял чартерный рейс из Шереметьево в Оттаву. Впереди было ещё четырнадцать часов полёта. За это время можно умереть со скуки и напиться, не найдя себе занятия – хотя б кроссвордов или фильмов по телевизору на противоположной стене салона. Слушать музыку и смотреть телевизор под монотонный гул двигателей? Спать?.. Но какой сон в самолёте, пусть даже в этом кресле иль на том диване люкса, где есть всё, вплоть до постельного белья (по желанию).

В свои шестьдесят шефу нравились красивые молодые женщины, но флиртовать, и на глазах летящих с ним коллег и компаньонов… Максиму б всё сошло – для этого он был бы вполне нормальным молодым ловеласом, но он над чем-то размышлял, чертя в своих бумажках какие-то понятные только ему линии. Тележка поехала дальше. Ещё разок взглянув на дивность женских ног, Рогожин сделал громкий вдох и отвернулся к тёмному окну. Прошла ещё секунда, он ввергся в размышления.

Предстоял трудный визит. Радовало, что наконец-то подобрали клинику для основной работы. Максим теперь совсем утонет в своем этом дерьме.

Рогожин снова взглянул на Гаранина. Тот отламывал шоколад от плитки.

Скольких вмещает в себе этот бесёнок!? Николай Иванович опять вспомнил, как случай свёл их. Максим тогда практиковал в НИИ Трансплантологии и искусственных органов, занимаясь стимуляторами сердца; придумал способ подзарядки батарей питания таких устройств: использующий энергию мышц пациента, да и того же сердца. Это позволило избежать повторяющихся через каждые три года операций, выполняемых только с одной целью – заменить кардиостимулятор с отработавшей батарейкой.

С виду – маленькая покрытая силиконом подушечка с проводками. Такую можно вживить где угодно, лишь бы время от времени её сжимали и разжимали в любых направлениях: её можно зашить между рёбрами – тогда электричество будет вырабатываться дыхательными движениями грудной клетки, можно установить под любой из мышц, что регулярно напрягает пациент. Но изобрести – это проще, чем воплотить свою идею хотя бы в маленькой серии изделий. Сложнее всего, конечно, в России. Вот тогда-то и встретились талантливый инженер и организатор технических проектов с гением в области психологии, электроники и искусственного интеллекта, помноженным на три высших образования. Они получили международный патент, о них узнал мир, а жизнь пошла по другим рельсам.

Рельсы, рельсы… Подвязавшись на одном сомнительном контракте, Николай Иванович понял, что завязли надолго и им никогда больше не выбраться из этой кутерьмы, откуда есть только два выхода: либо – в сумасшедший дом, либо – на свалку.

Стюардесса с тележкой пошла назад. Когда она поравнялась опять с его креслом, Рогожин попросил себе ещё один бокал.

В Канаде и решался вопрос с организацией вживления микрочипов. Дело омрачалось тем, что люди, кому это будет сделано, не нуждались в подобной услуге: вживляемые устройства предназначались, в основном для получения информации об эмоциональном состоянии своего носителя и её трансляции на специальную станцию, находящуюся на некотором расстоянии от него. Современная техника довольно легко позволяет это сделать. Совесть мучил только один вопрос: риск возникновения некоторых заболеваний, который не может быть исключён, тем более, что носителем всей этой гадости должен стать развивающийся детский организм. Прообразом таких изделий можно считать детектор лжи, тот подключается снаружи, а чип с набором электродов зашивают под черепом, в мозг.

У Николая Ивановича в голове пронеслась ещё одна мысль, – хорошо, что эта красавица никогда не окажется в объятиях Максима. Он с жутью представил, как они кувыркаются в пастели, а горе-хирург параллельно думает о ходе предстоящей операции, представляя в качестве оперируемого её тело: Вот ей бреют голову. Вот кладут на операционный стол. Вот дают наркоз и обрабатывают операционное поле. Делают разрезы скальпа, открывая затылочную часть черепа. Трепанация. В работу вступает фреза. Вот вынимают фрагмент кости – с половину ладони. В определённых точках под костями черепа фиксируются электроды. В извлечённом фрагменте вырезается углубление, где устанавливается и закрепляется микрочип. Потом под мышцы челюстей заводят те самые «электростанции». Она будет есть, будет разговаривать, но будет подпитывать аккумулятор в таблетке чипа. В кость верхней челюсти вделана антенна.

Проводники эластичны и способны удлиняться в процессе роста организма.

Вроде бы передатчик удалён от мозга. Но никто не гарантирует, что даже максимально заниженная интенсивность радиоизлучения не принесёт вреда. К тому же, нет полной гарантии того, что посторонние предметы в мозге живого человека не повредят его здоровью. Да-а… Чья-то цель оправдывает средства…

В порту их встретили и отвезли в отель, предоставив, как и было условлено, пятикомнатный номер.

Следующий день был посвящён ознакомлению с местом, где в скором времени будут проживать родственники членов будущего экипажа. Для этого был выбран один из пригородов, где планировалось поселить много выходцев из Восточной Европы. Такой вариант был выбран для улучшения адаптации людей к новой культуре и образу жизни.

Несколько гектаров построек были выкуплены, перепланированы и застроены домами из максимально радиопрозрачных материалов, и были полностью исключены железобетон, камень и металлический лист. Дома не имели подвалов.

Николай Иванович вместе с Максимом возглавил комиссию по приёму застройки. Максим положил в карман включённый приёмопередатчик с батарейкой и лазил с ним по «городку», всё время связываясь с шефом по рации:

– Я в доме «5В» на чердаке.

– Хорошо, Максим….

– А теперь я в дальней от Вас комнате.

– Отлично! Теперь усложним задачу. Сходи-ка ты, милый, в магазинчик, тот, что на пересечении Десятой улицы и Школьной аллеи.

– Ладно, иду.

Николай Иванович сидел в машине и смотрел на индикатор, оценивая принимаемый антенной сигнал от чипа-передатчика в кармане Максима. Он становился всё мрачнее. Вдруг его лицо исказилось:

– Гады! Завысили мощность, – вырвалось у него: Шеф видел через лобовое стекло, что Максим уже отошёл на триста метров и скрылся за дверьми магазина, а индикатор показывал всё ещё высокий уровень принимаемого сигнала. Такого быть не должно: передатчик был слишком мощный.

– Этим лодырям для работы достаточно и ста метров! – выругался Николай Иванович, – Максим, выходи оттуда! Никуда не годится! – Рогожин закрыл чемоданчик с аппаратурой и молча уставился в окно, глядя на приближающегося быстрым шагом Гаранина.

Тот подошёл к микроавтобусу, открыл дверь и спросил:

– Что случилось, шеф?

– Никуда не годится! Такая мощность рано или поздно погубит твоего пациента. Я не согласен с этой моделью. Пусть делают другую!

– Но сроки!?. – изумился Гаранин.

– Будем сражаться! Ребенок – ни в чем не виноват и должен жить!

Вечером состоялся консилиум. На нём присутствовало несколько главных менеджеров проекта. После докладов Гаранина и Николая Ивановича начался напряжённый разговор:

– Господин Рогожин, нам непонятны Ваши претензии, ведь изделие удовлетворяет всем ранее заявленным Вами требованиям. – обратился к шефу русской части проекта господин Кларк – представитель компании Analog Device.

– Да, но Вы должны понимать, что это за изделие, – ответил Рогожин, – Мы ведь ранее обговаривали, что оставляем за собой возможность корректировки требований к нему. Со своей стороны, я должен отметить, что Вы блестяще решили сложную техническую задачу. Но поймите, мы рискуем чьим-то здоровьем, а быть может, и жизнью!

– Что вы предлагаете? – повышая тон, пошёл в наступление Кларк, – Разрабатывать новый чип? Это – время! К тому же, из-за ваших претензий мы не уложимся в установленную смету расходов. Этот образец уже прошёл испытания, и один из таких предварительно был отослан Вам.

– Да, это так. Но тогда мы ещё не знали, что у Вас есть аппаратура с более высокой чувствительностью и помехозащищённостью, чем у нас. Я полагаю, что прогресс на этом не остановится. Зачем же брать за основу худший вариант?!

– Странная ситуация, господа, – опять возразил Кларк, – выходит, что мы оказались плохими из-за того, что мы сделали что-то лучше, чем надо. До чего же загадочна русская душа!..

Шеф слушал и пролистывал файл с документацией на разработанное устройство. Интуиция подсказывала ему, что он может что-то предложить и ценой минимальных усилий спасти не совсем удавшуюся, на его взгляд, работу. Переделывать приёмопередатчик никто не станет, но можно как-то изменить алгоритм его работы. Он нашёл нужную страницу и кашлянул. В наступившей тишине присутствующие устремили к нему свои взгляды.

– Господа, всё это так! – Рогожин встал, – Я думаю, что можно обойтись без разработки нового устройства, тем более что то, что мы имеем превзошло наши, – он показал на себя и Максима, – ожидания. Мистер Кларк, разработанное Вашей фирмой изделие выдаёт информационные посылки о состоянии объекта с достаточно высокой частотой, – он посмотрел на Кларка, как бы желая получить подтверждение.

Тот кивнул.

– Так вот, я считаю, что можно удовлетворить нашим требованиям, понизив частоту выдачи передатчиком информационных посылок хотя бы до тысячи раз в секунду.

– Да, но тогда повысится скважность передаваемого сигнала, – возразил Кларк.

Разговор перешел в техническую плоскость, так что неискушённый читатель может и не утруждать себя вниканием в сущность таких проблем.

– Совершенно с вами согласен, мистер Кларк! Но Вам удалось создать миниатюрный передатчик с высокой стабильностью несущей частоты, не так ли? – Рогожин опять выждал паузу.

– Ещё бы! Вы знаете, сколько один такой стоит!

– Так вот, – продолжал Николай Иванович, – перепрограммировать это изделие не займёт много времени. Сколько вам потребуется?

Кларк задумавшись, посмотрел на ассистента. Встал высокий молодой человек с очками, выдающими его близорукость:

– Я внимательно слушал господина Рогожина и понял, что он имеет в виду. Если не будет никаких неожиданностей, то перепрограммировать чип можно за сутки с учётом внесения изменений в программу и отработкой на имитаторе.

– Вас устроит, если мы предоставим Вам готовую модель послезавтра? – спросил Рогожина Кларк.

– Абсолютно. Простите, мистер Лавров, – взглянув на карточку, прикреплённую к пиджаку ассистента Кларка, заговорил Николай Иванович, – и одну минуту, уважаемые господа! Разрешите мне предложить ещё кое-что изменить в этом изделии, я имею в виду передатчик.

Он оглядел всех и, получив молчаливое согласие, продолжил:

– У нас, у славян, есть такая поговорка: «Хорошая мысля проходит опосля». У других народов, конечно, есть тоже что-то похожее. В общем-то, если бы это было не так, то не было бы и технического прогресса. Я вижу, что вся проблема у нас состоит только в перепрограммировании. Причём устройство мы сможем настроить как угодно. Я предлагаю усложнить задачу. Дело в том, что и приёмник чипа получает от сопровождающей его станции определённую информацию, – он указал на лежащий перед ним чемоданчик. – Давайте сделаем так, чтобы при понижении уровня принимаемого станцией сигнала или при появлении каких-либо помех, станция требовала бы от чипа увеличения частоты выдачи информационных посылок. При этом в нормальном состоянии указанная частота выдачи посылок должна быть минимальной. Так мы значительно снизим мощность поглощаемого организмом излучения. Мистер Кларк, Вы позволите нам вместе с мистером Лавровым обсудить эту проблему?

– Да, конечно! – понимающе согласился тот, – Главное – прийти к единому мнению.

– Благодарю Вас! – довольно произнёс Рогожин.

Заседание решено было повторить через два дня. За это время предстояло многое сделать.

Неделя прошла в бешеном темпе. Работали и в выходные, несмотря на колоссальный сдвиг времени между Москвой и этой частью Канады. Максим участвовал в симпозиумах по предстоящей операции. Было проведено несколько макетных операций в морге. Хирурги отрабатывали методику, готовясь приступить к работе с живым материалом. Потом одна из таких операций была выполнена в натурных условиях и записана на диск в качестве справочного пособия.

И вот настал день, когда, наконец, шеф с Максимом снова плюхнулись в самолётные кресла.

Организм требовал отдыха, так что у Николая Ивановича даже не хватило сил обратить внимание на женские красивейшие ноги, когда те опять оказались возле него. Единственное, о чём он подумал, когда такая же, как месяц назад стюардесса случайно задело его за плечо, так это то, что неужели трудоголик Макс всегда так изматывает себя, что на баб ему просто наплевать?..

Самолёт подкатил к терминалу и выпустил свой телетрап. Николай Иванович очнулся и, поняв, что уже на земле, потянулся. В гардеробе он взял свою шубу и, почти не глядя на Максима, вышел из салона, прихватив свой кейс. Остановившись у крыла, он опять потянулся, широко расставив руки, в одной из которых держал чемоданчик. Буркнув и встрепенувшись, Рогожин окончательно проснулся. Подъехал VIP-автобус за ними и повез их оформлять прилёт.

– Сегодня, Максим, никаких дел! Иначе я развалюсь. Ты молодой, а я поехал!..

– Я тоже устал, Николай Иванович. Тогда – до завтра?!

– Э-э, нет, дорогой! Завтра я буду спать. Куда ты торопишься? Отдохни, поразмышляй на досуге, как и что лучше сделать. Не наломать бы дров – с людьми работаешь! На лыжах покатайся! Восстановись, в общем! А вот послезавтра – созвонимся!

Хлопнув Максима по плечу, шеф пошёл со своим шофёром. Максима ждал свой.

Глава 2

Рогожин проснулся от неугомонного стука. Он посмотрел на часы, потом в окно и понял, что совсем запутался во времени. Судорожно соображая, сколько ему удалось поспать, он надел халат и подошел к двери. Голова не просыпалась. Зевнув и потянувшись, он уставился на щеколду. Снаружи снова громко постучали. Вздохнув, Николай Иванович отпёр дверь. На пороге стояла дочь, держа в руке свой сотовый.

– Пап, тебя Максим спрашивает. Говорит, что-то срочное…

– Дочурка, сколько я спал? – продирая спросонья глаза и потягиваясь, спросил отец.

– Часов десять, не меньше! Проснись!

– Ты дала ему свой телефон?

– Твоему Максиму!? Зачем?

– Ах, да… Значит, действительно, что-то срочное.

Шеф припоминал, что все остальные телефоны в доме им были вчера специально выключены. Сон улетучился. Однако, зачем этому сукиному сыну приспичило так рано его беспокоить?

– Спасибо, Лиз. Я понял. Кстати, какой сегодня день?

– Понедельник! А занятий у меня сегодня нет, – предвидя следующий вопрос, спешила отрапортовать дочь, – сессия, знаешь ли, к экзаменам готовлюсь! – Она развернулась и поскакала вниз по лестнице.

Понимающе отец зевнул:

– А-а-а… – и закрыл дверь.

Его сотовый лежал на тумбочке и давно зарядился. Николай Иванович отсоединил зарядку и активировался в сети. Что же могло случиться? – думал он, набирая телефон Гаранина. Наконец соединение произошло.

– Николай Иванович, беда! – послышался голос Максима.

– Ну, и что у нас случилось?

– Я сейчас в ЦИТО. Короче, сын нашего Игоря вчера попал под машину. Я сам вчера только прилёг, как мне позвонила Ольга. Она работает с его семьёй…

Лоб шефа взмок:

– И что?

– Да ничего! Всё, говорит, было отлично. И на тебе!..

– Не кипятись ты! Не кипятись! Что с парнем?

– Что, что… Сотрясение мозга, переломы…

– Опасно?

– Переломы – нет. Но томограф кажет гематому. Нужна операция.

– Что значит «гематому»! Что за сленг: «кажет»?!

– Пока есть только подозрение… Я собрал консилиум…

– Да, сложную задачку ты поставил. Вы документы на него начали оформлять?

– Ещё нет.

– Ну, так вот! Документы на этого, как его там?..

– Павел…

– Должны быть готовы сегодня: я позвоню куда надо. Потребуется операция – делайте операцию. Но чтоб ребёнок был нормальным! И давайте ускорим отправку остальных, пока не поздно: мало ли что ещё…

– Хорошо, шеф! Я высылаю за Вами машину.

– Ну и когда она за мной придет?! Так и весь день пройдёт! Ты не волнуйся. Я сам доеду. Жди звонка!

– Но, Николай Иванович…

Шеф нажал на кнопку, и соединение было завершено. Его взгляд упал на кресло, где лежали вещи, в которых он прилетел. Рубашка была не первой свежести. Искать другую, а тем более гладить, было бы лишь тратой времени. Недовольно фыркнув, он начал торопливо собираться, быстро нашёл в сейфе и положил в кейс какие-то документы и, заперев стальной ящик, стремительно понёсся вниз по лестнице, захлопнув за собой дверь кабинета.

– Лизавета!!! Где ты?!

– Ты куда, пап?! – увернувшись от почти неминуемого столкновения их тел, спросила дочь: он едва не сшиб её.

– Дай ключи от машины!

– От моей?!

– Ну а от чьей же?!

– Ты что, Пап?! Когда ты в последний раз ездил?! Зима все-таки: скользко…! – По решительному виду отца Лизавета поняла, что возражать – бесполезно, – Дай я хоть возьму свои вещи! – Она надела сапоги и выскочила во двор вместе с отцом.

Рогожин год назад лишь купил дочери машину и считал себя вправе знать обо всех её водительских достижениях. Обойдя автомобиль по кругу, он остановился и присвистнул.

– А это что, дочка?!

– Где?

– Вот! На этой двери, – отец указал на плавную вмятину прямо посередине правой двери.

Дочь собрала по сиденьям какие-то бумажки и вылезла наружу.

– Так и знала, что будет заметно! Не выправил, гад!

– Откуда это?

– От головы.

Николай Иванович кашлянул.

– От чьей головы?

– Не волнуйся, пап. Позавчера мы всей группой отмечали экзамен. Я, конечно, не пила, но кое-кого развозила, из нашей-то группы. Почему бы и нет? Вот один выходил из машины, поскользнулся… И вот… Мы, конечно, пытались выправить…

– И чем же вы «пытались» выправить?

– Чем-чем? Вантузом.

– Чем!?

– Ну, этой штучкой, что канализацию у раковин чистят!

– Молодцы…. Ладно, ключи давай!

Машина под навесом здорово остыла, так что шеф сначала решил её прогреть, а заодно решить вопрос со своей дорогой. Он нашёл в записной книжке нужный телефон. До Лизы доносилось:

– Виктор Ефимыч, здравствуйте! Это вас Рогожин беспокоит… Не в службу, а в дружбу. Я сегодня без шофёра и на своей машине. Организуйте-ка мне сопровождение… С огонёчками… Очень срочно надо… До ЦИТО… Да-да, травматологии и ортопедии, на Войковскую… Всё в порядке! Бог с Вами… Благодарствую… Через пятнадцать минут буду… Да, я знаю… Номер машины? – Николай Иванович отошёл от капота, чтоб рассмотреть номер на бампере, – С202ТТ… С202ТТ!.. Да! Пистолет такой… Помню, помню… Ну, конечно, спасибо!.. И Вас также.

Он посмотрел на дочь:

– Вот, так и вся жизнь пройдёт. С Крещением поздравил…

Дочь нажала на кнопку, и ворота стали открываться. Машина медленно выехала со двора. Лизавета махнула отцу вслед рукой, нажала кнопку на закрытие ворот и пошла домой.

У поста ГАИ на Дмитровском шоссе машину с номером «С202ТТ» уже ждали два милицейских УАЗа с проблесковыми маяками.

На стоянке у Центрального Института Травматологии и Ортопедии машины встретил Гаранин.

– Быстро доехали, Николай Иванович, невероятно быстро…

– Спасибо вот этим молодцам, – шеф кивнул сопроводившим его и жестом показал, что те могут удалиться.

– Проклятие какое-то! Сколько работали! Хорошо, что хоть с Ольгой ничего не случилось.

– С Ольгой?!. И ещё с Ольгой?.. – воскликнул шеф.

– Бабуля там, как могла, тянула внука… Всё ведь произошло на глазах у Ольги.

Николай Иванович закрыл с брелока машину дочери и вместе с Максимом направился через проходную на территорию института.

– Нам туда, – Гаранин показал рукой в один из серых корпусов.

Некоторое время они шли молча.

– Как дело было, рассказала?!

– Да. Какая-то сволочь сбила их прямо на переходе. У Ольги-то реакция, но с ребёнком она ничего не смогла сделать.

– Водила, говоришь, уехал?

– Да, – выдохнул Гаранин.

– И номера никто не запомнил?!

– Нет…

– Даже Ольга?!

– Она помнит только цифры и приблизительно марку машины, но свидетели говорят, что номер рассмотреть не успели.

– Максим, ты дурак?! Не в милиции работаешь! Выдерните руки этому уроду, чтоб жопу вытереть не мог, сдох засранцем. Индульгенции я добьюсь.

Рогожин не шутил. Его звонка вполне достаточно, чтобы любое расследование переставало касаться руководимых им людей.

– Будет сделано, шеф!..

– Хрен с ним!.. – начал отходить шеф, – Не выдергивайте… Просто – поломайте. Чтобы знал, тварь! И скрылся… Пьяный был! Как пить дать.

Мальчик лежал в отдельной палате. Около него, изредка вытирая слёзы, сидела женщина шестидесяти лет. В коридоре на кушетке дремала подруга и новая сотрудница Гаранина. Услышав, что к ней подошли, она проснулась и привстала, здороваясь с Николаем Ивановичем. Поцеловав ей руку, он спросил:

– Как сама-то?

– Всё нормально. Вот только руку потянула, когда через него перелетала, и ногу чуть было не сломала, когда ему в бампер вставила.

– Кому? – удивился шеф.

– Мерсу! – ответила Оля.

– Ты всё помнишь?

В ответ на вопрос Ольга поёжилась:

– Как летела, не помню. Помню, что мы с Павликом точно дождались, когда загорится зелёный, и пошли. А этот гад из-за поворота вылетел. Перекатилась через его крышу и упала на четвереньки. Первое, что увидела – это бампер и залепленный грязью номер. Сволочь, ещё притормозил, раздумывая, что ему делать. И дал по газам!

Шеф слушал, как-то внутренне погружаясь в то, о чём рассказывали Ольга и Гаранин. Они вошли в палату. Ольга продолжала:

– На этом месте всегда полно народу: рядом остановка, метро… Я к Павлику, а у него нога сломана, видно аж. Скорая приехала, милиция…

Павлику уже сделали операцию, собрав переломанное бедро. Его поцарапанное лицо было забинтовано, на голове был компресс. В палату вошёл человек в халате и медицинском головном уборе – врач, с которым всё это время общался Гаранин, – и тихо поздоровался с Рогожиным.

– Что у него с головой? – показав на спящего, спросил тихо шеф.

– Сотрясение мозга. Общее состояние больного стабильное. Мы рассчитываем на консервативное лечение. Хотя ничего исключать нельзя, – ответил медик, которого, судя по пропуску, висящем на шнурке, звали Александр Васильевич.

– Вы имеете в виду гематому? – спросил шеф.

– Да. Мы сделаем ещё одну томографию. Ухудшатся ли симптомы?..

Их глаза встретились. Этой секунды было достаточно для того, чтобы дальнейшее Николаю Ивановичу перестало казаться угрожающе безнадёжным… «Ему нет резона врать. И он – профессионал,» – безошибочно, только по ему понятным нюансам определил Рогожин.

Он взял Гаранина за плечо, и они вышли за дверь.

– Что думаешь, Максим?

– Я-то? А ничего. Кто-то сделал за нас нашу работу, но, увы, не вовремя.

– То-то и оно. Скажи, как врач, если потребуется операция, можно ли её будет оттянуть? Хотя бы на сутки? – Шеф думал о перелёте в Оттаву.

– Нельзя, Николай Иванович, нельзя! Здесь промедление может быть смерти подобно. Соблазн есть, но рисковать – не стоит. Наша операция должна производиться на здоровом мозге. А что будет после этой катавасии – ещё вопрос!

– Ясно… Чтоб ничего не случилось с остальными, скорее отправь всех. И чтоб через неделю и духа их в России не было! Куда ни плюнь – отморозки!

Случившееся чуть не свело на нет кропотливую работу группы Гаранина. Это бы, в свою очередь, задержало проект минимум на год. Само собой, за такое по голове не погладят. Однако произошедшее с ребёнком поможет скрыть то, что с ним позже сделают.

– Ты хоть сколько поспал, Максим? – неожиданно для подчинённого спросил Рогожин.

– Я?.. Часов пять, – ответил Гаранин и посмотрел на шефа.

– Знаешь что, дорогой, в понедельник мы всё уладим, я вижу, что Ты почти уж уладил! А сейчас поедем-ка ко мне домой, – видя почти сухое лицо Гаранина и глядя ему в правый глаз, произвел характерный для русского жест, что хочет выпить, – а то ты совсем не отдохнёшь! – Сказал он.

Когда люди друг другом ведомы, жест тоже многое значит. Одно движение, и всё внутреннее напряжение, которым последние сутки жил Макс Гаранин – снялось. Он смяк, мгновенно ощутив усталость. И это на секунду отразилось в его взгляде. Ещё Макс ощутил, насколько голоден. За этот день он напринимался решений и как врач и как организатор.

– Сейчас… – устало произнес он и зашёл в палату.

Рогожин подождал в коридоре конца разговора и с Ольгой и врачом Александром Васильевичем и с бабушкой Павлика. Через пять минут, сложив книжку телефона, Гаранин из палаты вышел:

– Послезавтра мы будем в Оттаве. Там я прооперирую Павлика. Заодно.

– Поехали ко мне, Макс, сам ты – не отдохнешь. Так и сломаться можно. Выпьем! Выспишься! У меня для тебя чудесная комната. С картинами. Они тебе нравятся. Я тайком их купил у сына…

В Москву пришёл настоящий крещенский мороз. «Брабус» Гаранина с водителем грелся на стоянке, еле слышно тарахтя работающим двигателем.

– Это сколько же сейчас градусов? – потирая замёрзшие без перчаток руки, поинтересовался Иваныч.

– По радио передавали, минус двадцать восемь, – сказал водитель, – Ночью – до минус тридцати пяти.

Шеф посмотрел на машину дочери, стоявшую рядом, и спросил у шофёра, который давно возил обоих:

– До завтра замёрзнет?

Водителем был Николай. Он посмотрел на Мерседес А-класса и, пожав плечами, сказал:

– Может не завестись. Хотите, я поеду на ней, а вы за мной – с огонёчками?!

– Да нет, Николай, мы и сами дорогу знаем. Садись, поедешь сзади! Только перекусим по дороге! Заедем в Мак-авто?

– Как скажете, – ответил Максим, – но я бы предпочёл хотя бы пиццу.

– Ну, тогда и салат-бар под водку, – подключился Николай.

Азарт охватил мужиков, которым захотелось отдохнуть, так сказать, в неформальной обстановке.

– Если у нас такое единодушие, то давай на пятой и до дому! – желая не впадать в дорожные нюансы, скомандовал шеф, – Не ошибиться бы с холодильником, но он у моей дочери, кажется, всегда полон.

– Кажется, или полон? – спешил осведомиться Николай.

– Да ну тебя, Коль! Что-нибудь найдётся. А выпивки у меня на любой вкус!

Они распределились по машинам, Иваныч сел за руль, Максим – вторым пилотом.

– Шеф, а с передачами вы маху дали, – закрыв свою дверь, съехидничал Максим, – коробка-то здесь роботизированная!

– Что?! Даже не автомат?

– Смотря с какой стороны смотреть. Просто не факт, что Вы будете ехать на пятой.

– Максим-Максим…! Плевать я хотел на всё это. Лишь бы ехала и не ломалась. А на наших Жигулях я знаешь сколько проехал!? Не встреться мы с тобой, я бы и сейчас ездил бы на них и, может быть, был более счастлив.

– Ну, тогда повнимательней!

– Не учи отца, сам догадайся, что делать!?

С улицы Приорова на Большую Академическую выкатил странный картеж: впереди с синим миганием и кряканьем ехал чёрный «Брабус», а за ним, как на верёвочке четко, на расстоянии трёх метров прихвостился маленький малиновый Мерседес.

– А где моя машина, Пап? – увидев отца и Максима, вышедших из джипа, каким-то молящим тоном прокричала выбежавшая во двор Елизавета.

– Едет, дочка, едет! Мы её, на всякий случай, за фруктами послали, – Иваныч просто шутил: Из окна её малышку просто не было видно за въехавшим в ворота Брабусом, – Успокойся, вот она! Никто её о голову не бил!..

– Смеёшься, Пап! Так дочь и до инфаркта довести можешь. Не дам ключи в следующий раз!

– А я и не возьму! Больно приятно солидному мужику в женской машине ездить. Хоть стёкла тонированные, слава Богу!

– Это точно…! – подхватил захлопнувший дверь водитель Николай, – Машинка, хоть и Мерседес, но цвет-то – женский! Мужикам идёт другое – тёмное или более холодных тонов. Так что, барышня, не переживайте, Николай Иваныч на неё без необходимости не позарится!

– Спасибо, успокоили! В гараж её тогда поставьте: ночью будет минус тридцать…

…На дворе опять стемнело. Машины разметили: малышку – в гараже, а джип остался под навесом. Каждый час он оживал мурлыканьем подогревателя «Вэ-баско», лишь только мотор с салоном остывал до нуля или каких-то там незначительных градусов.

Компания расположилась в большой кухне. Пили водку. Закусывали приготовленными Лизой салатами, сосисками, картошкой, бутербродами с чёрной икрой. Не обошлось без огурцов, банан и апельсинов.

– Что-то холодно, Коль! Давно морозов таких не было!

– Это точно, Иваныч. Что там по телику об этом скажут? – поддержал Никола, мельком взглянувши на часы: – Уж время новостей!

– Лиз! Лиз! А Лиз! Где пульт? – кричал отец.

– Он – на тебя смотрит! – съязвила жарящая мясо дочь.

– Ах, да… – не заметил папаша его под журналом на столике.

Погода была действительно очень холодной, и ни один канал не обходил вниманьем эту тему – она затрагивала всех и на какое-то время действительно стала хлебной: повсюду от мороза натягивались и рвались провода, отключалось тепло и электричество, замораживались дома в посёлках, словом, шли – происходили стандартные для разгильдяйской зимы явления. А так бурно освещалось это всё лишь только потому, что спустя много лет тридцатиградусные морозы случились в Центральном районе России, в её самом большом мегаполисе.

– Le chafage centrale, – задумавшись, глядя на рюмку, произнёс хозяин дома.

– Иваныч, ты брось по-французски разговаривать, – закусывая шпротиной, возразил Николай, – опять, небось, в Канаду собираешься?

– Люблю я, Коль, один в Париже ресторанчик.

– Это где же?..