Текст книги "В поисках призраков"

Один

Поздним вечером старенький черный байк с грохотом подъехал к серой девятиэтажке и остановился у первого подъезда. Мотоциклист заглушил мотор и опустил подножку. Спрыгнув с сиденья, он выпрямился и поочередно размял плечи. Он явно устал в дороге. Сняв шлем, молодой человек сделал несколько круговых движений головой, и, хрустнув шейными позвонками, присел на корточки. Противоугонные цепи с замками на колесах он всегда считал глупостью, но все же изо дня в день продолжал пристегивать своего «коня» – скорее ради личного спокойствия.

Мужчина зашел в подъезд; через полминуты двери лифта обнажили перед ним грязные исписанные стены и загаженный пол, усеянный бычками. Он вошел и нажал кнопку с цифрой 8. Скрипя и дергаясь, двери закрылись, и лифт рывками пополз наверх.

На лестничной площадке было темно – соседи снова выкрутили лампочку. Нащупав замочную скважину, молодой человек открыл входную дверь и щелкнул выключателем. Глаза не сразу привыкли к слепящему оранжевому свету и оглядели нехитрую обстановку прихожей: старую вешалку с одинокой потертой ветровкой, тумбочку, на которой лежали какие-то бумаги, ключи и монеты, стоптанные кроссовки, уткнувшиеся носами в плинтус…

Мужчина повесил шлем на крючок, снял казаки, косуху и поспешил на кухню за привычным ужином: лапша быстрого приготовления и черный хлеб, щедро политый сверху дешевым кетчупом. На десерт его ждала бутылка нефильтрованного Heineken и сушеные анчоусы. Изо дня в день его трапеза оставалась неизменной: сытно, относительно вкусно и недорого.

Затем он усаживался перед телевизором и проводил остаток вечера за просмотром дешевых сериалов, которые шли один за другим по кабельным каналам. В такие моменты он был почти счастлив. Жизнь порой умело купирует людскую привередливость, приучая радоваться малому.

Его звали Роберт. Он был одинок, хмур и молчалив. Все его неполные тридцать семь лет Роба кидало по стране, словно перекати-поле. Быть может, поэтому у него не было друзей – они попросту не успевали появляться в его жизни. Мужчина крепкого телосложения, он провел юность в подвалах с самодельными тренажерами и боксерскими грушами, заштопанными вдоль и поперек. Тогда для таких, как он, пацанов из подворотен выбор был невелик: спорт или наркотики. Роб выбрал первое и, несмотря ни на что, стал неплохим спортсменом. Потом армия, институт и чуть позже война, на которую он пошел вполне осознанно – контрактником. Ему было нечего терять…

Насмотревшись ужасов войны, он поседел уже в тридцать, а в тридцать пять облысел, и пепельная шевелюра больше не прикрывала грубый шрам после трепанации черепа. Сухие, но крупные черты его лица выдавали нордическое происхождение. Большие и невероятно грустные голубые глаза могли бы стать мощным оружием опытного Казановы, но Роб им не был. При невысоком росте – чуть выше ста семидесяти сантиметров – он обладал прекрасной атлетической фигурой. Широкие плечи, массивные ноги и крепкие руки делали его еще более коренастым, но пропорционально сложенным.

Роб существовал более чем скромно. Квартира досталась ему от отца, который в пьяном угаре успел написать завещание в пользу единственного сына. Незадолго до смерти в нем проснулось чувство вины, хотя за всю жизнь он ни разу не удосужился повидать отпрыска. Мальчик рос и познавал мир без какого-либо присутствия отца в его жизни. Встретив его двадцать семь лет спустя, Роб не нашел в его чертах ничего напоминающего тот образ отца, который запомнился ему в пять лет.

В детстве долгими ночами он представлял себе в красках их встречу, привнося в нее все новые краски. Иногда он хотел высказать отцу все, что о нем думает, и плюнуть в лицо за то, что тот после смерти матери оставил его в детском доме. Но в глубине души он чувствовал, что встреча будет иной. На самом деле он мечтал увидеть отца, потому что любил его, любил, пусть и предавшего, пусть и заново им придуманного, но все же родителя. Роб был почти уверен, что расплачется, как дитя. Пройдя сложный путь, насмотревшись смерти, он боялся не выдержать взгляда человека, встречи с которым ждал всю свою жизнь.

Одиночество сделало Роба неулыбчивым. Он разучился смеяться даже в редкие моменты радости. Постепенно проявление любой эмоции, будь то восторг или агрессия, свелось к нулю. Он стал незаметным для всех, хотя был очень неглупым человеком. Этот мужчина был достоин уважения уже за то, что не поддался жизненным перипетиям и не сломался, получил высшее образование и стал специалистом в своем деле. Его вдохновлял сам факт, что все, чему он учился, теперь приносит ему какие-то деньги. Конечно, он мог бы зарабатывать намного больше, приторговывая чем-нибудь незаконным, но его стремление выбраться из клоаки прошлой жизни было слишком велико.

«Вечно сжатые скулы, взгляд, направленный вниз, вычищенный до блеска мотоцикл и скупой кивок в виде согласия, приветствия и прощания. Тихий парень, который всегда четко делает свою работу». Пожалуй, это все, что знали о нем коллеги.

Жизнь учит и калечит одновременно. Вопрос лишь в том, насколько быстро ты усвоишь очередной урок, чтобы не так сильно пострадать в дальнейшем. Беги, но оглядывайся по сторонам, запоминай, ибо это и есть твоя жизнь. Наслаждайся, но беги. Беги и помни, что у каждого свой финиш, и он не там, куда ты бежишь, а там, где ты остановишься.

Право на выбор

Шум, гам, суета и звонки мобильных телефонов – именно так звучит офисная жизнь. Но при всем этом разнообразии дни там текут удивительно монотонно. Вечный страх людей потерять работу то и дело сменяется острым желанием послать все куда подальше. Кто-то решается на это, уничтожая и без того призрачную надежду на карьерный рост, а кто-то терпит, лелея синицу в руках до конца своих дней, не видя даже очертания пролетающего по небу журавля.

Лиза готова была взвыть, если безвылазно проводила в офисе больше недели. Единственное, что ее удерживало, это понимание того, что никто другой не сможет столь верно выстроить рабочий процесс – с первого съемочного дня до финального монтажа программы. Никому ничего нельзя было доверить. Поль часто говорил ей:

– Людей можно научить выполнять задания вовремя, но их невозможно заставить любить то, что они делают. Поэтому у продюсера должно быть столько души и энергии, чтобы спокойно вкладываться в проект не только за себя, но и за остальных.

Лиза стремилась быть именно таким продюсером. Все, что она делала, получалось ярким, честным и очень живым. Хотя, к сожалению, честности не всегда достаточно для успеха. Люди всегда жаждали крови, и сегодня мало что изменилось. Интеллигентность телевизионного мастерства постепенно сходит на нет, все чаще уступая нелепым попыткам шокировать толпу. Увы, это делается не для отрезвления человечества, а чтобы заработать побольше денег на его мимолетном внимании.

Проект «В поисках призраков» был сделан не в модных тенденциях. Режиссеры и продюсеры программы чтили традиции старой школы: саспенс Альфреда Хичкока, правила Стивена Кинга… Возможно, поэтому их детище сейчас стремительно теряло зрителей. Лизе было больно и обидно до слез. После того разговора в кабинете она не могла прийти в себя, по очереди обвиняя всех участников, включая себя.

«Неужели нельзя было договориться? – спрашивала она, опустошенно глядя в пустоту. – Неужели людям, ставшим близкими за эти годы, нельзя было найти что-то общее, сдерживающее, вдохновляющее?»

Так прошло несколько дней. Ее порыв «все вернуть на круги своя» постепенно растворился, предоставив новому дню быть таким, каким он должен быть. Уверенности это не прибавляло, но засыпать с такой мыслью было куда легче.

Как всегда с утра, Лиза сидела на своем месте и работала, уткнувшись в монитор. Подготовка к съемочному дню – дело непростое, хотя последняя программа, к съемкам которой Лиза сейчас готовилась, не требовала колоссальных затрат. Съемочная группа из четырех человек – более чем скромно. Единственное, что требовало особенно тщательного подхода, это выбор людей, которые поедут с ней и Максом. Не с каждым коллегой комфортно провести несколько дней в замкнутом пространстве заброшенного дома на болоте.

Люди, работающие на телевидении, вообще отличаются особым нравом. Мало кто из них воспринимает эту работу как основную цель в жизни. Каждого режиссера, продюсера и оператора переполняют амбиции. Телевидение для них – малая форма, чаще всего лишь ступенька к большому кино, о котором грезит каждый молодой телевизионщик.

Градация телепрофессионалов примерно такова: первые – это те, у кого действительно получилось стать востребованными; далее те, кто превратился в механических кукол, сонно ковыряющихся в носу – и не всегда в своем; замыкают круг никому не известные корифеи старой школы, на которых и держится телевидение. Объединяют их гигантские «тараканы» в голове. Оно и понятно: сложная творческая работа, которой суждено пропасть в безвестности, ведь о ней узнают лишь те, кто вовремя не найдет пульт от телевизора. К этой данности Лиза относилась с должным уважением. Она не пыталась изменить людей и просто более тщательно подбирала команду для тех или иных съемок, решая возможные проблемы до их появления. Вот и сейчас она сидела перед компьютером, обдумывая кандидатуры оператора и звукоинженера. Резкая трель рабочего телефона заставила ее вздрогнуть.

– Елизавета, добрый день. – Это был Поль.

– Добрый.

– Как настроение?

– Рабочее.

– И немногословное, – подытожил он.

– Ну, есть немного… Что-то случилось?

– Хотел уточнить у тебя по поводу людей для съемок.

Лиза невольно улыбнулась:

– Вы не поверите, но я именно этим сейчас и занимаюсь.

– Мы просто родственные души, ни дать ни взять.

– Да уж, ни дать ни взять, – повторила она.

– Ну, так кто с вами поедет?

– А вы всех знаете по имени?

– Увы, да, – вздохнул Женотье.

– Странный вопрос, я понимаю. Вы ведь даже офисных сантехников знаете поименно…

– Что значит «даже»? Пара дней с неработающей канализацией – и они станут самыми желанными людьми в вашей жизни!

Несмотря склонность к сарказму, Поль искренне считал всех своих сотрудников необходимыми: «Если есть ненужные люди, то зачем держать их рядом? Если же ты остаешься с ними, как они могут быть ненужными? Работа занимает большую часть нашей жизни, поэтому вокруг должны быть только необходимые люди, достойные уважения и того, чтобы знать их по именам. Должность, как и профессия, не имеют тут никакого значения».

Лиза выслушала шефа и продолжила:

– Все думаю, с кем будет комфортнее на выезде. Из операторов самый стабильный – Роб, как мне кажется: немногословный, профессиональный, опытный и, плюс ко всему, физически крепкий. Мало ли какие там местные охламоны болтаются, алкашни столько, что… – Она села поудобнее, откинувшись на сетчатую спинку кресла на колесиках. – По звукачу еще не решила, может…

– Вот тут секундочку, – перебил ее Поль. – Только ты не возмущайся сразу…

– Поль, только не это! – ее лицо резко вытянулось. – Только не этого говнюка!

– Елизавета, королева моей души, меня слезно, насколько они на это способны, попросили его задействовать. Я не могу отказать, тем более что неизвестно, продолжим ли мы снимать «Поиски» после ухода Макса.

– Я все понимаю, но с ним невозможно работать! В последний раз из-за него нам пришлось дублировать всю передачу! Был такой брак по звуку, что мы озвучивали программу, как какое-то кино!

– Поговорю с ним. Лиза, нам придется его взять.

– Поль, я против.

– Я не могу переть против учредителей. В том, что он племянник председателя совета директоров, нет моей вины.

Лиза сжала пальцами переносицу:

– Они хотят качественный продукт или отвлечь от безделья своих родственников? Давайте тогда позовем всех бабушек, дедушек, тещ, шуринов! Пусть сами снимают и монтируют, что уж тут мелочиться на какой-то звук? – она не скрывала агрессии в тоне.

– Елизавета, я все понимаю, но, увы, ничего не могу изменить в данном случае. Единственное, чем могу тебя порадовать: я договорился с ними, что если с его стороны будет хоть один неверный выпад, этот раз окажется последним. Если он подведет нас, то больше не будет работать на канале, это я тебе обещаю. Договорились?

– Можете считать, что он нас уже подвел, подставил, накосячил, испортил всем настроение и запорол звук, – ответила Лиза.

– Елизавета, я люблю вас как профессионала своего дела, – Женотье перешел на сухой официальный тон. – Но мне кажется, что уговоры затянулись. Я все еще генеральный продюсер канала и могу себе позволить не тратить столько времени на убеждения.

Он был прав, и жесткие слова означали финал разговора.

– Вы не оставляете мне выбора, – негромко резюмировала Лиза.

– Это не я.

– Хорошо, но если этот недоношенный Слим запорет всю программу, а он это обязательно сделает, то я не отвечаю за результат.

– Елизавета, ваш талант вытянет сотни таких, как он.

– Количество моего таланта ничтожно в сравнении с его бездарностью.

– Принято.

– Ок, Слим так Слим.

– Ты умница! Спасибо.

Она положила трубку и шумно выдохнула.

Дурные новости. Ничто не может их отменить, даже если перестать общаться со всем миром. Поздно или рано обязательно найдется то, что испортит настроение и выбьет из колеи, в которую порой очень не просто втиснуться снова. В результате остается лишь философия, которая нужна, равно как возможность познать истину или запудрить мозг себе и другим, дабы не вникать в эту самую истину. Без философии никуда.

«Не можешь изменить обстоятельства – измени свое отношение к ним» – типичный тому пример. Так проще жить. Да и в целях самовоспитания очень действенная штука. В конце концов, все в нашей голове.

Лиза, как женщина с сильным характером, не выносила фиаско. Ей было трудно принимать то, что противоречило ее убеждениям. Навязанный звукоинженер никак не давал ей спокойно работать. Лизу раздражало то, что этот чертов Слим уверен в своей неприкосновенности, и ни она, ни Поль ничего не могут изменить. Главное – что все это не имело никакого отношения к тому, к чему она стремилась все эти годы: делать продукт, за который не будет стыдно. Девушка пыталась найти в ситуации хоть какие-то плюсы, но тщетно. Закрытие программы, полная неуверенность в завтрашнем дне, отсутствие альтернативного проекта, потеря Макса, да еще и отсутствие какого-либо авторитета в глазах боссов – все это убивало ее вдохновение.

Люди, пятящиеся назад, опасны не тем, что могут потащить вас за собой, а тем, что на их фоне вам будет казаться, будто вы двигаетесь вперед, даже если вы стоите на месте.

Глава 2. Дорога

В семье не без урода

Погожим весенним утром в пустой офис телекомпании NeTV съехались участники запланированных съемок – Лиза, Макс и Роб. Слим опаздывал.

Попивая кофе, Лиза в очередной раз позвонила лесничему, который должен был ждать их на въезде в деревню, и напомнила, что ближе к обеду они будут на месте. Тот вновь подтвердил свое присутствие.

Макс зевал, развалившись в кресле, а Роб молча собирал сумки с камерами, штативами и световыми приборами и понемногу относил вниз, в машину.

Пустой офис выглядел непривычно. Он казался больше и светлее, словно люди, которые обычно мельтешат в этих стенах, не только занимают пространство, но и поглощают солнечный свет. Все они сейчас наверняка отдыхали дома.

– Где этот Слим? – впустую сотрясала воздух Лиза. – Уже семь пятнадцать… Я же сказала всем подъехать к шести тридцати!

Макс снова лениво зевнул:

– Успеем, времени – выше крыши.

– Дело не во времени, а в безалаберности. Нам нужно еще заехать в магазин за продуктами, а это не две минуты. Сам понимаешь: четыре человека за два дня съедят много.

– А сколько выпьют!

– Это не пикник.

– Ой, Лизок, а что там еще делать? Там хоть электричество есть?

– Есть.

– Ну, вот видишь, чем не пикник?

– Компания не та.

– Ну, спасибо! – шутливо закивал Макс.

– Да при чем тут ты? – начала оправдываться она.

– Да, при чем тут я? – повторил он.

Роб взвалил на себя очередную сумку с камерой и снова вышел из кабинета. Лиза сочувственно взглянула на молодого человека и с возмущением произнесла:

– Скоро полвосьмого, а этот урод даже не звонил! Человек все уже загрузил в машину за себя и за него, а этот… чудак сейчас приедет, сядет поудобнее и помчится налегке. Роб еще и наш водитель в этой поездке… Ну, ничего, на месте я заставлю этого выродка самостоятельно выгружать все оборудование.

– А почему Роб за рулем? У нас мало водителей?

– Нет, он спросил у меня вчера, может ли поработать и водителем. Видимо, денежки нужны… Пусть человек заработает!

– А машина?

– Машина наша, телевизионная, как обычно.

В этот момент зазвонил мобильный телефон Лизы. На дисплее светилось имя абонента: «Дебил». Она показала надпись Максу, и он расхохотался:

– Слим?

– Ага.

– Когда приедет, попроси его набрать тебя при нем. Пусть посмотрит, как правильно пишется его имя.

Подождав с полминуты, Лиза нехотя ответила на звонок:

– Да, – резко произнесла она.

– Здо́рво! – Из динамика послышался высокий юношеский голос.

– Я слушаю.

– Короче, я проспал. Как вы будете ехать?

Лиза отстранила трубку от уха и глубоко вдохнула через нос.

– Алё, слышь? – бубнил голос в трубке. – Алё?

Она с усилием вернула телефон к уху:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Чё я хочу сказать? Вы мимо «Коломенской» будете проезжать? Захватите меня у метро, я там буду через минут двадцать.

– Какая «Коломенская»? – Девушка повысила тон. – Ты уже час как должен быть здесь, на «Улице Девятьсот пятого года»! Мы тебя прождали, все погрузили в машину, а теперь ты говоришь, что через двадцать минут будешь на «Коломенской»?

– И чё, вам сложно сюда подъехать? – В его голосе слышалось искреннее недоумение.

Вне себя от ярости, Лиза сбросила вызов и быстрым шагом вышла из кабинета. Через минуту она вернулась:

– Роб сказал, что сможет сам настроить звук, а я подержу журавль во время интервью. Справимся без него, – она решительно нажала кнопку вызова на телефоне.

– Алё, – в трубке вновь послышался все тот же гнусавый голос.

– Отбой. Проспал – значит, проспал. Мы выезжаем на место без тебя, – резюмировала Лиза и, не дождавшись ответа, отключилась.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Не думаю, что мы от него так быстро избавимся, не думаю, – задумчиво произнес Макс.

И действительно, через несколько минут позвонил Поль:

– Алло, Елизавета, здравствуй.

– Приветствую, – сухо ответила она, зная, о чем пойдет речь.

– Я в Париже, уехал к семье на выходные, буду в понедельник. – Он был серьезен. – Меня только что разбудили и сказали, что у вас там возникли проблемы. Ты сможешь решить их сама или мне нужно вылетать для этого в Москву?

– У нас нет проблем! Слим проспал и не приехал в офис в назначенное время. Вы сами говорили, что если с его стороны будут неуместные выходки, то он больше не будет работать с нами! Это можно считать неуместной выходкой?

– Елизавета, принципиальность – одно из многих твоих качеств, за которые я тебя уважаю, но сейчас не то время. Я хотел бы попросить тебя решить эту проблему и дать мне возможность провести уик-энд с семьей. Ты сможешь это сделать для меня?

Лиза ожидала нападения, но столкнулась с искренней просьбой человека, в которого была почти влюблена, и почувствовала себя обезоруженной. Девушка кивнула:

– Вы фантастический психолог, Поль, – разочарованно ответила она. – Вы умеете делать виновными тех, кто вам удобен, а не тех, кто действительно виновен. Верный выбор.

– Спасибо, я приму твой тон как комплимент.

– Как вам угодно.

На этом их разговор закончился.

Максим улыбнулся и встал с кресла:

– Ну что, на «Коломенскую»?

Лиза ничего не ответила и устремилась к выходу.

100 километров пути

Дорога оказалась на удивление свободной, и уже через полтора часа компания подъехала к МКАДу. Багажник служебного минивэна Mercedes-Benz-Vito был забит продуктами и техникой, бережно упакованной Робом. Рядом с водителем сидела Лиза, а сзади расположились Макс и Слим. Роберт крутил баранку, Лиза угрюмо разглядывала дорогу через лобовое стекло, а задние пассажиры тихо сопели.

Выехав на трассу, водитель надавил на газ и перестроился в крайний левый ряд.

– Может, радио? – негромко спросила Лиза.

Тот, ни слова не говоря, включил приемник и сделал звук громче. Из колонок послышался хриплый голос, напевающий незатейливую песню о сложной жизни «на зоне» и о ненависти к «ментам». Видимо, предыдущий водитель – любитель шансона – оставил своим последователям в наследство любимую радиоволну, вбитую в память магнитолы.

– А есть еще что-нибудь?

Роб молча нашел другую радиоволну, и легкий джаз, словно умеренно-сладкий сироп, растекся по сердцу девушки.

– Теперь – совсем другое дело… – прошептала она и уселась поудобнее. – Ты любишь джаз?

Роб на секунду отвлекся от дороги и взглянул на собеседницу. В его усталых голубых глазах не было ни ответов, ни вопросов. Глубина, уверенность, одиночество – это все, что успела разглядеть в них Лиза. Роб еле заметно пожал плечами и кивнул, из чего следовало: «Наверное, да». Девушка улыбнулась и уставилась на пейзаж за окном.

По пути встречалось все меньше высоток и все больше деревьев. Солнце изредка выглядывало из-за облаков, пританцовывая под нежные звуки стандарта. Лиза прибавила громкости и почувствовала, как с каждым новым аккордом винтажного рояля Петручиани исчезает гадкий привкус сегодняшнего утра. Под убаюкивающие мелодии Лиза погрузилась в сон.

Ей снилось поле, усеянное яркими цветами. Колыхаясь на ветру, они напоминали море. Волны то приближались, то убегали к горизонту, словно приглашая последовать за ними. Сотни птиц озвучивали своими песнями пиршество красоты, представшее перед взором Лизы. Вдруг где-то вдалеке, совсем как в детстве, послышался перелив велосипедного звонка. Звук приближался, и чем громче он становился, тем быстрее каждый цветок сворачивался в бутон, словно от страха. Наконец, он звякнул совсем близко и смолк. Секунду спустя раздался громкий хлопок, и все цветы, только что пребывавшие в покое, лопнули, будто от невидимого взрыва. Лиза увидела дымку от взлетающей пыльцы и в тот же миг открыла глаза.

Она сидела в пассажирском кресле, прижавшись виском к боковому стеклу. В салоне никого больше не было. Капот машины почти упирался в огромную сосну, которых тут было тысячи. Лиза уснула так крепко, что ей потребовалось сделать усилие для того, чтобы проснуться. Вдруг справа, возле ее уха вновь раздался громкий хлопок. Лиза вскрикнула. Снаружи, прижавшись лицом к стеклу, стоял юноша лет четырнадцати. Было ясно, что он болен синдромом Дауна. Его широкая улыбка и чуть косые глаза выглядели пугающе. Лиза оторопела, но тут же услышала знакомый голос Макса:

– Эй, парень, ты что творишь?

Тот отошел от машины и забрался на старенький велосипед «Кама». Следом раздалась уже знакомая трель. Скрипя и позвякивая, чудо техники отъехало на пару метров и остановилось.

– Лизок, проснулась? – Задняя дверца «Мерседеса» открылась, и в проеме появилось заспанное лицо Макса. – Приехали.

– Что это за дебил? – приходя в себя, воскликнула Лиза.

– Это не дебил, это даун. – Макс бросил взгляд на больного ребенка. – Местный. Он за нами минут десять ехал.

– А остальные где?

– Сейчас придут, нужда – не тетка, знаешь ли… Звони егерю, пусть встречает. Тут развилка: самая широкая тропинка ведет в деревню, а остальные три уходят в лес. По какой из них ехать – непонятно.

Лиза достала из-под ног сумку и нашла в ней мобильный телефон.

– Сейчас. – Она набрала номер. – Мы давно приехали?

– Минут семь назад.

Не прошло и десяти секунд, как сиплый мужской голос бодро ответил:

– Ну что, с приездом?

– Да, мы уже на месте. – Лиза взглянула на часы. – Двадцать минут первого, приехали к обеду, как и обещали, – улыбаясь, она вышла из машины. – Мы стоим перед развилкой. Куда дальше?

– Сейчас буду, я неподалеку.

– Вы пешком?

– А как иначе? Ноги-то на что? – Он засмеялся. – Все ждал, когда вы позвоните, потому из дома и не выходил, но я быстро!

– Простите, что-то я задремала в машине.

– Так оно и к лучшему! Хоть буераки наши рассмотреть не успели!

– Не знаю насчет буераков, но то, что у вас тут красиво, я успела рассмотреть.

– Это да, хотя зимой машины – ни туда, ни сюда. Только на тракторе можно проехать.

Девушка взглянула на появившихся из-за машины Роба и Слима.

– В общем, мы вас ждем.

Роберт еле заметно кивнул и подошел к кабине. Лиза кивнула в ответ.

– Здо́рво! – выкрикнул Слим. – Выспалась?

Девушка проигнорировала вопрос и отошла от машины, вдыхая полной грудью лесной воздух.

– Я тоже отключился, как хорек. Прикольные шузы! – сказал он, разглядывая стильные туфли девушки. – Каблуков нет, а ноги вроде не короткие, круто. Иногда тети такое натянут на себя, что у меня член внутрь втягивается! Но у тебя со вкусом все в поряде, и это круть. Короче, респект, Лизунчик!

Лиза развернулась в его сторону и слегка прищурилась. Она не хотела вступать в дискуссию, но его обращение задело ее за живое.

– Лизунчик? Ты уверен, что можешь так меня называть, малыш? – Ее тон был спокойным, но жестким.

– А что я такого сказал? – Он развел руками и оглянулся на Роба, пытаясь найти в нем поддержку, но тот ответил ему лишь холодным взглядом.

Лиза продолжила:

– Я продюсер этой программы, и сейчас ты работаешь на меня. Так что немного фильтруй то, что несешь, парень! «Лизунчик», – с усмешкой повторила она. – Для тебя меня зовут Елизавета, постарайся это запомнить. Ты не против?

Слим почесал затылок, пробираясь пальцем через джунгли засаленных дредов:

– Я не против, что тебя зовут Елизавета, но я ничего такого не сказал, чтобы так бурагозить, – он вновь пожал плечами. – Робокоп, я что, оскорбил ее?

Роб, не говоря ни слова, развернулся и отошел от собеседника. Слим вновь посмотрел на Лизу:

– Может, мне тебя еще и по имени-отчеству называть?

Девушка надменно кивнула:

– Неплохая идея.

– Хм… – парень ухмыльнулся. – Ты же не настолько старая?

Лиза ничего не ответила – он был ей слишком противен. Сделав глубокий вдох, она размеренным шагом направилась в сторону деревни.

– Она так и будет фыркать все дни? – Слим повернулся к Максу.

Максим неохотно улыбнулся:

– Думаю, этими днями не ограничится.

– Ништяк, люблю строптивых самочек. – Тот осклабился. – Чем капризней сучка, тем лучше поддает.

Роб стоял неподалеку и невозмутимо вглядывался в дорогу. Только сжатые скулы выдавали его внимание к болтовне Слима. Услышав последнюю реплику наглеца, он нехотя развернулся и подошел к нему вплотную. Слиму было ясно, что это вызов.

– Чего? Что такое, Робокоп?

Роб смотрел в его заплывшие глаза, не говоря ни слова. В его поведении не было ни намека на шутку. Атмосфера резко накалилась. Макс поспешил к ним:

– Парни, вы это серьезно?

– Типа того, – продолжал паясничать Слим.

Макс аккуратно взял его за локоть и попытался отвести в сторону, но тот резко отдернул руку, не отводя взгляда от новоявленного соперника:

– Чего, Робокоп, долго будешь зырить? У одной моей подружки есть собачка, она умеет зализывать до тошноты. А ты, по ходу, решил меня до смерти заглядеть?

Роб молчал.

– Может, сегодня Всемирный день дурдома, ты не в курсе? – Слим обратился к Максу. – По ходу, и у той и у этого чердаки посъезжали. Телочке, конечно, простительно, а вот хмурый парень явно небезопасен.

Роб глубоко вдохнул.

– Ууууу!.. – завопил Слим. – По правилам, я должен сейчас испугаться? Это должно заставить меня обкакаться от страха? Эх, жаль, что я утром уже… Хотя сделай чуточку злее взгляд, и все – я уже опять боюсь! – Он изобразил ужас и громко пукнул. – О! Видишь, как ты действуешь на людей? Видишь, как ты крут?

Роб стоял, как каменный.

Лиза наблюдала за происходящим со стороны. Ее совсем не удивляло хамство Слима, но она изучала поведение Макса и Роба. Безучастность одного и удивительная внутренняя сила другого яркими мазками легли на давно написанные портреты каждого из них. Хотела ли она, чтобы этот мерзавец получил в челюсть от Роберта? Безусловно. Но было ли это сейчас уместно? Конечно, нет. Поэтому она решила не подливать масла в огонь и не провоцировать драку.

Макс ошарашенно наблюдал, как Слим присел на лежащее неподалеку бревно, снял кроссовки и носки, растопырил пальцы и включил музыку в телефоне. Агрессивный рэп тут же заглушил трели птиц. Раскачиваясь в такт, он начал громко выкрикивать отдельные фразы, демонстрируя полное отсутствие музыкального слуха и чувства ритма. Роб сел в машину на водительское кресло и наглухо закрыл все окна. Лиза отошла подальше и прислонилась к огромной сосне. В ожидании егеря секунды текли слишком медленно, словно время решило притормозить свой ход.

Слим (от английского слова slim – «тонкий») получил это прозвище за свою болезненную худобу, которую только подчеркивал рост более ста восьмидесяти сантиметров. Он напоминал гигантскую русскую борзую, которую давно не кормили. Невзрачная зеленая футболка, серая ветровка, синие шорты чуть ниже колен, стоптанные кеды и огромный черный рюкзак за спиной, – так он выглядел почти всегда. Слежавшиеся дреды и редкая рыжая бородка довершали образ бледнолицего Боба Марли.

Родители Слима развелись, когда ему исполнилось восемь лет. Вскоре отец перебрался в Подмосковье упиваться своим одиночеством, а мать улетела в Бельгию к новому бойфренду. Маленький Слим остался в Москве на попечении бабушки и дедушки по матери. Те очень старались заменить внуку родителей, но им так и не удалось заслужить какой-либо авторитет в его глазах. Привязанность к старикам Слим проявлял лишь в обращении к ним: «Ба» и «Дедулёк».

С горем пополам окончив школу, он поступил в техническое училище, откуда сбежал на первом же курсе. Свободное от безделья время Слим проводил у приятелей в общежитиях и в съемных однокомнатных квартирках. Постоянными слагаемыми его жизни были жесткий рэп, марихуана и неформальный круг общения – готы, панки, хиппи и другие маргиналы. Книгам и образованию не было места в жизни этих забытых родителями молодых людей. Исключение составляли «Букварь» и «Учение дона Хуана» Карлоса Кастанеды.

Слим существовал здесь и сейчас, не задумываясь о завтра и вчера. Ему нечего было вспоминать и не к чему было стремиться. Ему редко бывало страшно, но причиной тому была не смелость, а высушенный гидропоникой мозг, который часто сбоил и давал неверную оценку происходящему. В его жизни напрочь отсутствовали авторитеты.

Единственным человеком, участвовавшим в судьбе Слима, помимо беспомощных стариков, был родной брат матери. Его забота была продиктована не столько тревогой за племянника, сколько желанием подарить чуточку покоя собственным родителям. Когда бедовый юнец был при деле, пожилая чета хоть немного отдыхала от юношеского максимализма и неприкрытого хамства. Слим же относился к работе на телевизионном канале родного дядьки с неприкрытым сарказмом. Его бы вполне устроила просто финансовая поддержка богатого родственника, но тот ни в какую не соглашался. Вот и приходилось парню «вкалывать»: держать «журавль», вешать петлички и следить, чтобы не зашкаливал уровень записи. Работал он крайне непрофессионально, всячески отлынивая и даже не пытаясь вникнуть в суть дела. Зная о теплом отношении дяди к сестре и родителям, он понимал, что тот никуда не денется с подводной лодки, и продолжал спекулировать статусом родственника в надежде на то, что тот отстранит его от дел, но при этом не даст пойти по миру. В итоге страдали все: председатель совета директоров телеканала – от наличия урода в семье, коллеги – от его дилетантства, и сам Слим – от необходимости работать.