Текст книги "Петля реки времени. Роман"

– Вот именно, – перебил Алексей и воздел кверху указательный палец. – Не представляешь. Чем питаться? Грибами и ягодами? Долго не протянем. Делать продовольственные набеги в деревни? Это каждый раз смертельно рисковать, особенно, если там стоят фрицы. Да и потом, далеко ли уйдём? Смотрите, мы сделали петлю по реке и вернулись назад. Хорошо, допустим, убежим, но не вернемся ли также на старое место? Нас снова найдут.

– Я согласен с Лёликом. – Сергей поднялся с кучи сена. – Нужно придумать что-то более оригинальное.

Итак, мнения разделились. Гена с Игорем склонялись к побегу, Алексей и Сергей не торопились следовать необдуманному порыву.

Выработать согласованной позиции не удалось.

– Ауф! – В проёме открывшейся двери стояли две фигуры с автоматами наизготовку.

– Судя по всему, нас приглашают на рандеву.

Вели не долго. В дом, куда три дня назад Глебов кинул гранату, а Гена точным выстрелом успокоил последнего сопротивлявшегося эсэсовца.

***

Войдя через сени в светлицу, ребята увидели следы недавнего побоища. На покрытых побелкой стенах бурыми рваными кляксами виднелись пятна засохшей крови. До конца её не удалось отмыть. Осколки Серёгиной гранаты, видимо, хорошо пошинковали немцев. Трупы, естественно, уже убрали. В сидящем за грубым деревянным столом человеке в форме гауптмана СС Гена с Алексеем узнали старого знакомого – переводчика, «истинного арийца».

– Садитесь, разговор будет долгим. – Холеная рука гауптмана указала на лавку, стоявшую рядом с русской печью.

– Хорошо вы тут поработали. – Ариец многозначительно обвёл взглядом светлицу. – Кстати, откуда такие боевые навыки? Не верю, что случайно. Мои ребята были обученными профессионалами. Не из худших. И там, на острове… Ну что молчите? Кто вы такие? Откуда? Давайте всё по порядку.

Гауптман поочередно сверлил глазами пленников.

Никто не спешил открывать рот.

– Не хотел бы применять силу. – Эсэсовец снял фуражку, положил на стол и покосился на двоих дюжих фрицев, стоявших с автоматами у двери. – Вы мне нужны живыми, здоровыми, не покалеченными.

И опять никто не ответил.

– Хорошо, хотите вы этого, или нет, но вам с нами сотрудничать придётся. Для того, чтобы вы согласились с моим предложением, я должен рассказать о существующем положении вещей. Мы с вами, как вы уже догадались, из разного времени. Здесь, куда вы попали и где нам предстоит работать, находится испытательный полигон организации «Аненербе». Знаете такую?

Молчание было ему ответом.

– Мы очень мирная организация. Можно сказать, историки.

– Эк, вы гуманно людей вздёрнули на площади, отца на глазах у сына повесили и мужика в сарае ни за что грохнули, люди после допросов ваших все избитые приходили, – возмущённо воскликнул Геннадий.

– Да брось, Ген, – не выдержал Игорь. – Не мечи бисер перед свиньями. Всем известно, что «Наследие предков» только сначала занималась историей и поисками научных доказательств исключительности арийской нации. А потом стало прикрытием всего дерьма, что ублюдки творили.

– Очень, очень любопытно, – оживился Ариец, расстёгивая верхнюю пуговицу на кителе и подавшись вперёд. – Хотите сигарету?

– Засунь её себе в…

– Ну, так чем же ещё нехорошим прославилась наша «Аненербе»?

– Будто сам не знаешь. Поиск вашей исключительности – детский лепет, а вот в чём действительно преуспели ваши уроды, так это в медицине. Точнее – в экспериментах над людьми. Я знаю, я специально изучал деятельность вашей конторы. Сначала загадочные исследования вызывали у меня любопытство, а как дошёл до опытов с людьми, так выворачивало от мерзости «сверхчеловеков». Особенно старались эти живодёры Рашер, Хирт, Зиверс.

Игорь выкладывал факты за фактами, от которых у нормального человека волосы на голове шевелятся. Правда, скоро ему это надоело.

– Короче все они плохо кончат. А заодно и вы с ними, – выдохнул он наконец. – Так что, господин истинный ариец, вас будут судить. Не знаю лично вашу судьбу, но, например, Вольфрама Зиверса приговорят в Нюрнберге к повешению. Правда, сучара, как, собственно и Гиммлер, успеет покончить с собой до суда.

– Что ж, для победы в войне все средства хороши, – заметил гауптман. – Уверен, когда мы придём к мировому господству… кто ж победителей судит? Кстати, замечу, что всякий съеденный заяц имеет право подавать на волка в суд. Кроме того, мы наверняка найдём доказательства примерно таких же опытов ваших спецслужб. Признаюсь, вы меня поразили своими знаниями. Откуда так хорошо владеете вопросом?

– Тебе то что? Я не собираюсь вести светскую беседу. А рассказал тебе и своим друзьям лишь некоторые факты, чтобы показать, какие вы «мирные историки». И мы не будем сотрудничать с такой мразью.

Ариец остался невозмутимым и даже слегка улыбнулся.

– Насчёт того, кто большая мразь – мы, наш Гитлер или ваш Сталин, который миллионами уничтожал, заметьте, свой же народ, причём, невиновных, оставлю без комментариев, а вот что не будете сотрудничать – ошибаетесь. У вас просто нет выбора.

– Выбор есть всегда, – возразил Глебов.

– Вы имеете ввиду смерть? Это глупо, а вы люди разумные. Допускаю, что среди вас найдутся безрассудные герои, но хоть один да испугается слиться с вечностью раньше времени. Да и убивать вас никто не собирается. Просто, откровенно говоря, не выдержите пыток. Нет, не физических, хотя и их можно было бы применить, но в вашем случае калечить не будем. Потихоньку начнёте сходить с ума. Галлюцинации слуховые и визуальные, невыносимые боли во всём теле. Наконец, недержание мочи и экскрементов, после чего сами себе будете противны, ну и прочие прелести в случае отказа сотрудничать я вам гарантирую. Есть у нас приборчики, есть. В этом вы уже убедились. Причём, человек мучается, но остаётся в здравом уме и твердой памяти. Поверьте, ещё никто не выдерживал. Так что, отказавшись, зря пройдёте адские муки. Ведь в итоге всё равно согласитесь. А в героев в вашем времени уже никто не играет – слишком спокойна и сыта жизнь, особенно в столице. Да и идеалы, за которые стоит погибать, слишком размыты. Можно даже сказать, их вообще нет. Это вам не в сороковые, за Родину, за Сталина… Жертвенность не в моде. У вас принято биться и проливать реки крови за деньги или, как вы называете их в вашем веке, бабло. А ради чего, собственно, вы готовы пожертвовать жизнью? Или ради чего жертвовали ваши деды, воюя с нами. Ради победы над кем и чем? Ради светлого будущего? Так почему же в России люди, которые выиграли войну, живут в нищете или бедности? Хуже, чем в побеждённой стране. Почему стоят с протянутой рукой? Кого они защищали? Того бритоголового юнца, который ходит со значком со свастикой? Ведь нацизм возродился и в вашей стране, где, казалось бы, это невозможно. Кстати, некоторые из идей вашей Елены Блаватской легли в основу арийской теории. Их перенял наш Гвидо фон Лист. Так ради чего воевали ваши предки? Ради этого?

– Да нет, скорее, воевали ради возможности жить и думать как хочется, быть свободными, хотя, я понимаю, свобода – понятие весьма условное. Но уж, во всяком случае, не в вашем рабстве влачить существование, – возразил Глебов.

– Пред кем весь мир дрожал в пыли, торчит затычкою в щели, – вставил детскую присказку Игорь. – Это я про Гитлера, Наполеона и прочих Македонских или Нейронов. Все они плохо кончили.

Гауптман, будто не слыша его, продолжал гнуть свое:

– Вы готовы драться только за несколько вещей в жизни. Например, за детей. Вот за них, ну ещё за жён, родных и близких. Родственные узы ещё не просрали людишки. Кстати, адресочки родственников не укажите ли? Хотя, они есть в паспортах. Но даже, если и живут в другом месте, найти их – дело техники. Нашей техники. Кстати, не думаю, что вы собираетесь строить из себя героев и просить сделать ну, скажем, «кровавого орла»? Знаете, что это такое? Когда обречённый на казнь викинг хотел продемонстрировать своё мужество и презрение к врагам, то просил казнить себя жесточайшим способом. Причём, эта казнь проводилась добровольно и в ней нельзя было отказывать. Воину разрезалась на спине кожа до ребер. Затем их раздвигали и у еще живого вырывались легкие и сердце. Вам не сдюжить. Думаю, этого и не потребуется. Более действенна будет уже упомянутая мной обработка или работа с родственничками.

– Это блеф, если мы в другом измерении, их нет, – шепнул Глебов. Генка, казалось, его не услышал:

– Сука! – Глаза Николишина налились кровью, желваки на скулах готовы были разорвать кожу щёк, костяшки кулаков, побелели. Сжатая пружина гнева и внутреннего возмущения готова была распрямить тело и бросить на этого холёного нелюдя. Игорь и Сергей, привстав со своих мест, схватили друга за плечи. Только Денисов сидел неподвижно, оставаясь внешне невозмутимым.

– Сидеть! – рявкнул блондин, дула автоматчиков уставились на мужиков. – Ну, вот и первая ваша ошибка, показали слабое место. Я насчёт семьи. Не знаю, такие уж вы профессионалы, как я сначала подумал по двум боевым эпизодам. Или это вышло случайно?

Гауптман сделал паузу и, возвращаясь к теме, вновь спросил:

– А вообще, стоит ли так гордиться вашей победой в войне?

– А-а-а, значит уже в курсе. Так чего ж вы дёргаетесь, если знаете, что просрали.

– Да, тогда прос… проиграли. Но после того, как появилась возможность перемещаться во времени… словом, мы изменим результат. И вы в этом поучаствуете. А может быть, и сыграете ключевую роль.

– Размечтался! Упырь!

– Мне надоела ваша грубость, вернее, глупая бравада. Вроде, умные мужики. Ладно, хотите мучиться – дело хозяйское. Кстати, ваши моральные принципы не состоятельны. Впрочем, как и у любого человека. Ведь мораль – всего лишь готовый, залежалый и слегка подгнивший продукт чужих размышлений. Заметьте, чужих. Всё зависит от того, что вдолбили в голову. Мне – теорию о превосходстве арийской расы, способной избавить мир от пороков и вырождения, вам – то, что появление на свет каждого выродка и недоноска угодно Богу. Короче говоря, многое зависит от того, в какой стране и в какое время родился. Ну, там ещё от окружения, воспитания и так далее. Наверняка, будь я гражданином Советского Союза, родившимся в начале двадцатого века в семье комиссара, стал бы непременно убежденным коммунистом. А вы, соответственно, оказавшись в моей среде… в общем понятно?

– Кстати, откуда у вас идеальный русский? – спросил Глебов.

– Я из русских немцев. Поволжских. Мои родители иммигрировали, когда начались репрессии. Разговаривали со мной по-русски и по-немецки. Вообще, я должен кое-что вам рассказать. Чтобы было ясно, как и в чём мы будем сотрудничать.

– С чего вы взяли…

– Сейчас молчите. Вас отведут в соседнюю хату и накормят. Отдохните, выспитесь, потом продолжим разговор. И без глупостей. Даже, если сбежите, через десять километров будет возврат в точку выхода, то есть на то же место. Такова специфика зоны. Её радиус ровно десять километров и сто метров.

– А как удерживается зона. Кем или чем заданы её границы? – не выдержал Геннадий. – Что, человек упирается в невидимую стену как в компьютерной игре?

– Нет, физического ощущения преграды нет, но через каждые сто буферных метров человек обнаруживает, что здесь уже был. Ещё через сто метров опять в том же самом месте. И так до бесконечности.

– Про комппьютерные игры не удивились, значит, знаете, что такое копм? «Виндоус»?

– Всё, хватит! – оборвал гауптман. – Все вопросы и ответы завтра. Wegfuhren! Увести!

На улице было жарко. Солнце едва перевалило через зенит. После полумрака хаты свет резанул по глазам. Воздух был насыщен запахом трав. Весёлые барашки облаков, щебет птиц и стрекот цикад, – всё это делало нереальным происходящее. Жизнь была так прекрасна. «Может, близнецы правы? Рвануть»? – промелькнуло в голове у Денисова. Но разум возобладал. Некуда бежать. Интересно, на что надеялись те, кто вообще решался на побег из плена? Или отчаяние и невозможность терпеть беспредел были выше осторожности?

***

Дом, куда отвели пленников, располагался через улицу. Он был похож на тот, где жил гауптман. Две комнаты. В углу большой светлицы с покрытыми штукатуркой и побеленными стенами высилась русская печь. В центре стоял массивный деревянный стол. Рядом четыре стула. Комнату также занимала застеленная железная кровать и старинный комод – роскошь для деревни того времени. В красном углу – образ Божьей матери. На окнах белые узорчатые занавески. В другой комнате находились всего лишь две также аккуратно застеленные кровати и тумбочка. Во всём чувствовался порядок и чистота. Тем не менее, было как-то неуютно, может быть, от душевного дискомфорта.

Солдат принёс еду. Термос с кофе, галеты, буханку хлеба, яйца, четыре варёные куриные ножки, плитку шоколада, яблоки и крынку молока.

Не евшие толком почти более трёх суток мужики, не стали следовать глупому принципу – лучше умереть с голоду, чем принять пищу из рук врага – накинулись на еду. Для борьбы с неприятелем нужны силы.

Глебов с набитым ртом продекламировал Иртеньева:

– Много ль человеку надо,

Чтоб не впасть ему в коллапс?

Яйки, курки, масло, млеко,

Ну, ещё понятно, – шнапс.

Так что мы и дальше рады

Ваши трескать пироги,

А советов нам не надо.

Для других прибереги.

После того, как голодные желудки набились едой и сыто заурчали, организмам, привыкшим к никотину, захотелось курить. Все, кроме избавившегося от вредной привычки Алексея, блаженно начали затягиваться дымом оставленных солдатом сигарет.

– «Regie 4», – прочитал Серёга. – Солдатские.

Постепенно накатилась сытая сонливость. За окном смеркалось. Часы у пленников отняли, но по ощущениям было около десяти вечера. Может быть, меньше – в это время года темнота наступает поздно, но из-за чёрных, грозовых туч, которыми хмурилось будто недовольное происходящим небо, точно определить который час не представлялось возможным.

– Я всё-таки предлагаю побег, – нарушил тишину Игорь.

– Опять снова-здорово, – закатил глаза Денисов. – В пятьсот тридцать восьмой раз спрашиваю: ну и куда мы попрёмся? – Ты же видел, что мы приплыли на тоже место, значит гауптман прав, через десять вёрст упрёмся в конец зоны и будем, пока не надоест, преодолевать одну и ту же стометровку.

– Не верю я ему, – упрямился Полковник. – А то, что мы по реке сделали петлю, – не иначе как свернули не в тот рукав и обогнули какой-то остров. Тем более, тогда уже был вечер и туман, видимость как в танке…

– Шоб я так жил с вашей женой, как это была правда, – Лёха изобразил одесский акцент.

– Серёга, а ты что молчишь? – Игорь даже не улыбнулся.

– Гроза приближается, затишье в природе. Парит, – задумчиво произнес Глебов.

– Во-во! – подхватил Генка. – Скоро ветер поднимется, гроза, ливень. Удобный момент, под шумок, так сказать.

– У меня сомнения, знак вопроса мне по кумполу, – сказал Сергей. Он не спешил.

– А у меня огромное желание рвануть и в то же время какое-то чувство подсказывает, что аненербец не врёт. – Алексей снял кроссовки. – Это отнимает у меня способность сосредоточиться на чём-то одном. Значит, мозги хреновые стали. А признаком первоклассных мозгов, как говорил Скотт Фитцджеральд, является способность держать в голове две взаимоисключающие мысли одновременно. Если при этом человек ещё и не теряет способность соображать. – Денисов на секунду замолчал, вытянулся на кровати, зевнул и добавил:

– На самом деле мысли не две, а три: во-первых, желание сбежать, во-вторых чувство опасности, ну, стрельба там и всякое такое, и в-третьих, любопытство: что может рассказать и предложить нам гауптман?

– М-м-да, – протянул Полковник, – наверное, без голосования не обойтись. Если мы придём к решению линять, надо продумать план действий, как нейтрализовать часовых и в каком направлении двигаться.

– Не буду голосовать, – произнёс сонным голосом Денисов. – Я за то, чтобы дождаться утра и выслушать гауптмана. Возможно, он нам как-нибудь косвенно подскажет другой выход из положения. Да и неуютно как-то скоро станет на улице. Гроза надвигается.

– Ну, ты, блин, в-а-а-ще! Что, откажешься уходить со всем колхозом? – Полковник, казалось, готов был взорваться от негодования?

Алексей ухмыльнулся:

– Год у него был. Три за побег. Пять за детсад. Иди, иди, Вась… Но это там, в мирной жизни, а здесь тупо кокнут при попытке…

– Знаете, что такое драма? – вмешался Писатель. – Это когда обе стороны правы.

– И ещё одно соображение, на этот раз насчёт жизни и смерти: жизнь напоминает кабак – засидевшимся посетителям не хочется уходить, – изрёк очередную сентенцию Денисов. – Вдвойне неохота, чтобы выгоняли раньше времени.

От воцарившейся в комнате тишины зазвенело в ушах.

За рывок проголосовали Николишины, Глебов воздержался, Денисов не изменил мнения и был против.

– Да, прав классик, инакомыслие – лучшее оправдание бездействию, – Игорь не любил окрашивать ту или иную ситуацию в оттенки и полутона, чёрно-белые цвета для него были предпочтительней. – Придётся тебе, Алекс, подчиниться. Двое «за», один колеблется, но по глазам вижу, Серёга, скорее, не хочет здесь оставаться. Ты – в гордом одиночестве. Если останешься, никто тебя не поймёт. Кроме белобрысого пуделя. Он расценит это как твоё желание выполнять его приказы и лизать ему жопу.

– Ладно, велеречивый ты наш, не расходуй мне последний нерв, я тоже пойду, но потом не шурши, что я не предупреждал, – Алексей плохо скрывал раздражение.

– Кстати, – заметил Сергей, – я, скорее, на Лёшкиной стороне. Простите за каламбур, но здравый смысл говорит, что побег не имеет здравого смысла. – Глебов также считал, что отсутствие карты, еды и оружия ни к чему хорошему не приведёт. К тому же, куда направляться – непонятно. Даже ориентиров никаких. Но, с другой стороны, оставаться здесь тоже чревато. Мало ли, каким экспериментам их подвергнут. Останутся ли они вообще после этого в живых. Надеяться на импровизацию стрёмно. Да и не супермены они никакие и не герои.

Денисов встал с кровати, подсел к столу и, подперев кулаком щёку, задумчиво изрёк:

– Да, оказывается выбор – самый утомительный вид деятельности. – И, секунду спустя, уже деловито добавил:

– Хорошо, офисный планктон, надо обдумать, как вырубить часовых, да и вообще, неясно, как пробраться через выставленный караул.

Гена подошёл к окну, выходящему во двор.

– Ни фига не видно, темно. Дождь вот-вот начнётся.

– В общем, сделаем так… – Полковник понизил голос.

***

– Эй, Ганс, Фриц, или как тебя, открой дверь! – заорал Алексей и стукнул несколько раз кулаком в дверь, ведущую в сени. Та оказалась не запертой. Подойдя к двери, ведущей на улицу, толкнул её. Заперто. Забарабанил и закричал что есть мочи:

– Открывай! В туалет хочу!

Только минут через пять снаружи послышались шаги. Дверь со скрипом открылась. Появившаяся в проеме фигура охранника в плащ-накидке мгновенно отпрянула назад. В темноте угадывался силуэт автомата, прижатого наизготовку к поясу.

«Профессионал, – подумал Алексей, уже готовый было ударить часового, если тот переступит порог. – Сразу отступил назад, грамотно держит дистанцию».

– Вас из дас? – подал из полумрака голос немец.

– Это, как его, не знаю, как по-вашему, короче, в туалет надо. Чего смотришь, по-большому надо. – Денисов вышел на крыльцо.

Конечно, Глебов сказал Алексею, как звучит по-немецки просьба сходить в туалет, но Денисов специально тянул время. Если фриц откажет, у него, может быть, есть хоть несколько секунд, чтобы увидеть расстановку часовых. Как назло сгущающийся мрак, усугубляемый тяжёлыми грозовыми тучами, не позволял разглядеть ничего кроме силуэта дома напротив и знакомого сарая. Немец не шевелился и не произносил ни звука, но его напряжение передалось Алексею.

– Ну, в общем, ауф де тоилетте гехен. Клозет, клозет!

Автоматчик несколько секунд раздумывал, потом дёрнул оружием, мол, выходи. Первые крупные капли начинавшегося дождя упали на лицо. Солдат запер снаружи дверь и повёл пленника за хату. Туалетная будка находилась сзади дома рядом с компостной ямой, от которой несло чем-то кислым и тухлым. Обходя строение, Алексей успел заметить, что часовых ни у входной двери, ни сзади дома не выставлено.

«Что за чертовщина, – подумал Денисов, сидя на очке. – Либо их нет вовсе, либо спрятались в кустах. Просекли, что я пытаюсь разведать обстановку? А что если сейчас этого ганса…», – Алексей не успел додумать мысль. Яркие тонкие лучи, брызнувшие сквозь щели дощатого сортира будто множеством скальпелей резанули по глазам. И через долю секунды раздался грохот. Словно над ухом саданула стотпятидесятимиллимитровая гаубица. Начиналось грозовое светопреставление.

«Возможно, силы небесные в клозет метили, но промахнулись, – усмехнулся про себя Денисов. – Наверно перепутали, надо было в дом арийца зафигачить, чтобы даже громоотвод не помог!»

– Ауф! Шнель! Ауф! – загаркал немец.

Пока бежали к дому под хлеставшим сверху ливнем, молния и гром шарахнули ещё пару раз. Алексей ожидал этого и смотрел в оба, но так и не заметил часовых.

После того, как выжал промокшую рубашку, рассказал ребятам о том, что увидел, вернее, не увидел.

Обрушившаяся с небес вода, лупившая по окнам, раскаты грома давили на психику. Бушующая стихия, всполохи молний, врывавшиеся в темную комнату, где находились четверо пленников, отбрасываемые ими тени рисовали в доме жутковатую сюрреалистическую картину.

– Если не сейчас, то, может быть, никогда! – Полковник метнулся в другую комнату, окно которой выходило на задворки, и распахнул его. В лицо ударил порыв ветра, тугие холодные струи хлестанули по щекам. Игорь отпрянул и встал справа от рамы, ожидая выстрелов по окну или хотя бы окрика снаружи. Но кроме шума ливня, тяжёлых подвздохов ветра и раскатов грома на улице ничего не было слышно.

Остальные последовали за ним в комнату и присели у подоконника. Буквально за минуту Игорь объяснил свой созревший, похоже, за считанные секунды план.

– Я пошёл, – хрипло произнёс Полковник. Он тяжело и взволнованно дышал. – Если через минуту не будет выстрелов, если не закричу «нихт шизен», идёт следующий. Интервал такой же – минута. Если заору, – всё меня накрыли, тогда оставайтесь на месте.

– А мы услышим тебя из-за дождя и грома? – выразил сомнения брат.

– Услышите, я громко закричу. Или услышите выстрелы. Не буду останавливаться, пусть лучше меня одного, чем всех… – Отваги Игорю было не занимать. – Встречаемся у того заброшенного дома у околицы, что при въезде в деревню. Все помнят?

– Помним, помним.

– Как говорят в столице юмора, давай, давай вперёд, хотя нам нужно назад, и вы увидите, как я был прав! К чему такой риск? – сделал последнюю попытку осторожный Денисов.

Полковник не ответил, выдохнул и сиганул в оконный проём. Ночная мгла поглотила полусогнутую фигуру, метнувшуюся к забору.

Минута тянулась как час. Не услышав снаружи никаких подозрительных звуков, в неизвестность нырнул Алексей.

Ещё через шестьдесят секунд в окно прыгнул Гена. Последним хату покинул Сергей.

Через несколько минут у заброшенного дома встретились только трое.

– Где Генка? – Игорь явно нервничал.

– Не знаю, – отозвался Глебов. – Он передо мной пошёл.

– Блин, неужели заблудился? – Теперь к голосу Полковника прибавилась растерянность.

Невозможность что-то предпринять угнетает хуже любой жуткой реальности. Что делать в данной ситуации?

– Я пойду назад! – Игорь настроился решительно.

– Стоять! Я здесь! – голос брата прозвучал за спиной друзей. – Проскочил переулок, честно говоря, запаниковал, но всё же сориентировался.

– Ёлы-палы, нельзя же так пугать людей! – тыкая кулаком в плечо Генку, воскликнул Игорь.

– Да уж, – подтвердил Серёга. – Где бы вот тебя было искать? Аллюзией тебе в дышло! Разбрелись бы, потерялись!

– Ладно, ерунда, проехали. Дальше что?

– Нужен транспорт, иначе далеко не уйдём, – Игорь, казалось, придерживался только одного ему понятного плана. – Но дождёмся окончания грозы. Тогда будет легче ориентироваться.

– Согласен насчёт последнего, – кивнул Генка, – но транспорт не нужен. Сейчас его не угнать. К тому же на дороге нас легко вычислят. В лес надо уходить, хотя не видно, где он там.

– Ну вот, мои предупреждения начинают сбываться, – усмехнулся Алексей. Впрочем, Денисов этому вовсе был не рад.

Всё-таки через несколько минут, после серии вспышек молний удалось разглядеть темнеющую полосу леса. Расстояние в километр по раскисшему и засеянному какими-то злаковыми полю показалось марафонской дистанцией. Кроссовки вязли в грязи, мокрые нескошенные колосья хватали за ноги. Беглецы падали с матюгами в чавкающую кашу, вновь вставали и упрямо переставляли ноги. Вымокшая насквозь одежда, руки, лица, – всё было залеплено грязью. Наконец, добравшись до первых деревьев, перевели дух. Уселись прямо на траву. Через минуту-другую после согревшего организмы бега стал ощущаться холод падающей с неба воды. Мурашки отвратно кололись и толпами бороздили тела, зубы отбивали рваный степ.

Но всему приходит конец. И разгулу стихии тоже. Как правило, такие сильные летние грозы в средней полосе России не очень продолжительны. Струи дождя ослабевали. Гром отдалялся. Вот только теплее от этого не становилось.

Чтобы согреться, продолжили углубляться в лес в хорошем темпе. Но двигались в неизвестном направлении. Наконец небо очистилось. Появившиеся над верхушками деревьев звезды и луна, казалось, с интересом следили за происходящим. Их любопытные глаза горели ярко. Видимо работники небесной канцелярии умыли светила и протерли их как следует. Ориентироваться стало легче, но куда шли, беглецы не знали.

Неизвестно, сколько плутали по лесу, но, когда вышли на опушку, обнаружили перед собой то же поле, отделявшее их от кошмарной деревни. Немудрено, ведь двигались почти вслепую. Но ничего, теперь появились ориентиры.

– Насколько я помню карту, – из Генкиного горла вырывались свисты и хрипы, – если встать спиной к северной окраине деревни и идти через лес на северо-восток, упрёмся в просёлочную дорогу. Идёт вдоль реки на запад. Километров через десять будет какое-то село, не помню название. Вот там и нужно сначала раздобыть какую-нибудь тёплую одежду, жратву, спички, там, соль.

– Не держи немцев за идиотов, – возразил брат. – Там наверняка стоят их основные силы.

– Нет, те стоят в ближней к Ведомше древне. Она по карте в пяти километрах севернее.

– Учти, что ты исходишь из современной карты, – вмешался в разговор Серёга. – А в этом времени, может, этих сёл и деревень вообще нет.

– Не важно, если сунуться в ту или другую, будет нам картина Репина «Приплыли». Гауптман свяжется, если уже не связался по рации со своими. Немцы, могут быть там и там.

– Альтернатива?

Игорь пожал плечами.

– Какого ж рожна ты нас в неизвестность вытащил, Сусанин, хренов? – повысил голос Денисов.

– Есть альтернатива, – неуверенно подал голос Глебов. – Как называется село, куда наши мужички свалили? Лось, как там его…

– Лось-Андрианово, – подсказал Генка. – Вообще-то идея неплохая. Насколько я помню, это на северо-восток, но на пять километров дальше.

– Деваться некуда, надо шевелить копытами.

Светало. Звёзды блекли, но мужики уже сориентировались и старались придерживаться выбранного направления.

Продвижение сквозь довольно густой лес отнимали энергию и силы у городских офисных работников, не привыкших к сильным физическим нагрузкам. Денисов, которого, как репортёра, ноги кормили и занимавшийся спортом выглядел несколько свежее. Он частенько любил приговаривать: «это хорошо, что у меня тельце такое тренированное». Делали передышки, но короткие – боялись погони. Правда, сил после них прибавлялось не много. Алексей всё чаще замечал, что Игорь тяжело дышит и потирает грудь в районе сердца. В очередной раз, когда Полковник, согнувшись пополам, упёрся рукой в дерево, Денисов объявил о небольшом привале. Причём таким тоном, что даже торопящий всех Полковник не стал возражать.

Опустились на поваленное дерево. Алексей подошел к Игорю. Спросил нарочито спокойно:

– Что чувствуешь и где конкретно?

– В левом подреберье колет, а в центре за грудиной жжёт. Тошнит немного, башка раскалывается, а ещё в плече и в локте как бы ломит, одышка – туши свет.

– Это хорошо, что у вас одышка, сэр, вы ещё дышите, а значит живы, – улыбнулся Алексей. Затем бесцеремонно схватил Николишина за правую руку и поднял её. Свой указательный палец правой руки Денисов уткнул подмышку Полковнику. Тот немного поморщился от боли и удивлённо поднял на Лёху глаза.

– Ты чего меня лапаешь?

– Не тебя, а твою цзы-цюань.

– Мою чего?

– Цзы-цюань – первую точку сердечного меридиана, темнота.

– Опять ты со своими восточными штучками. Тоже мне, будо-мастер. Брось терять время. Это, может, и помогает, но если делать постоянно, неделями там, или месяцами. Не верю я в эту херню, – последнюю фразу Полковник сопроводил грубым ругательством.

– Грубость – орудие отчаяния. Заткнись и сиди молча, ещё лучше постарайся расслабиться и получить удовольствие. Закрой глаза. Я массирую экстренные точки, а вообще запомни в случае чего.

Игорь запомнил: наружный ход меридиана сердца начинается в подмышечной ямке, но идет по внутренней поверхности плеча, локтевой стороне предплечья, проходит через лучезапястный сустав, огибает гороховидную кость, идёт по левому краю кисти и заканчивается у ногтевого ложа пятого пальца.

Рассказывая это, Денисов массировал точки, расположенные на пути, о котором только что поведал Фоме-неверующему.

– А вы что сидите пном-пенями? – обратился «гуру» к друзьям, тупо наблюдавшими за происходящим и не знавшим, как реагировать. – Массируйте вот эти точки. Общеукрепляющие и повышающие энергетику.

Он показал места на голове, грудной клетке, на кистях рук и как на них воздействовать. Затем научил, как правильно и экономно дышать во время ходьбы. Всё это должно сберегать силы.

– А чё ты раньше нас этому не научил, быдло-мастер? Всё порожняк гнал! – Гена врезал блатную интонацию для разрядки напряжения.

– Ой-вэй! Не делайте мне, чтоб я нервно дышал, – подыграл на одесский манер Лёха и добавил: – Раньше мы так не напрягались, не было такого экстрима.

Массажем и дыханием занимались минут пятнадцать. К удивлению Игоря сердце отпустило, пульс успокоился, прошла тошнота. Полковник с благодарностью посмотрел на Денисова и сказал:

– Ну, Лёлик, ты, блин, волшебник!

– Нет, я только учусь.

– Ответил наш скромный герой. – Генка хлопнул Лёху по плечу. – Мне тоже полегчало. Можно двигать.

– Как пишут в романах, – подал голос молчавший всё это время Писатель, – впереди их ждала неизвестность.

Через минуту друзья вновь вращали Землю ногами.

Естественных передышек стало меньше. Денисов украдкой наблюдал, как мужики время от времени прямо на ходу проделывали с собой нехитрые манипуляции, которым только что научились. Всё-таки система работала.