Текст книги "Черкаши. Повесть"

Ромка-кошкодав

Первый день по приезду во двор экскаватора был самый яркий. Наша бутылка постепенно наполнялась солярой, и мы довольные, будучи все в земле от поглощающей нас перестрелки, делали небольшие перерывы, чтобы сбегать к соседнему дому, и попить воды из крана, которым дворник поливал небольшой садик возле него, либо кто-то выносил во двор бутеры, и мы уминали их с помидорами и огурчиками.

Конечно, домой нам было нельзя, земля с нас так и сыпалась, а это значит, что дома в первую очередь нас ждали ванна и стирка. Фактически улица для такого бойца закончилась бы на сегодня, ну, или прервалась бы на несколько часов. А экскаватор – он же только в конце дня освобождался, и лишних часов нам никто не давал, поэтому перестрелка длилась почти до самого вечера, пока весь двор с детской площадкой не был нами завален комочками и разрывами от земляных снарядов.

Война велась по очень строгим правилам и на ограниченной территории: размеры комочков не больше спичечного коробка, в идеале с его половинку, территориальное табу включало в себя беседку посреди двора, а так же асфальтированную дорожку перед подъездами, где вечером собирались женщины и бабульки, еще какой-нибудь владелец и завсегдатай гаража мог нас хорошенько обложить неистовыми ругательствами, и тогда территория вокруг него то же выпадала из зоны боевых действий. Вообще, воевали на славу, не жалея ног, рук и глаз. Глаза промывали тут же, где и утоляли жажду, – у соседского дома с краном. Время от времени битва вспыхивала с таким размахом и интенсивностью, что одинокие снаряды все же долетали до беседки, где рубили в домино мужики, и тогда в обратную сторону летели ругательства и угрозы. Но это еще полбеды. Гораздо хуже, когда случайному нападению подвергалась территория бабулек и женщин. Они-то не ленились, к тому же уже порядком устав от нашего воя и суеты, срывались с лавочек и ловили нас за шкирки. Отбирали у нас все патроны, и вытряхивали их из карманов. На этом битва практически умирала. Местами еще летели одиночные выстрелы, но это было уже не то.

Некоторых из нас ловили, и заставляли убрать с асфальта куски земляных разрывов. Для этого мы рвали охапки лебеды, которая еще пару минут назад служила укрытием и маскировкой.

Перед оравой разгоряченной ребятни вставал вопрос, а что же делать дальше после столь бурного процесса? Пока шли всей толпой на водопой, пытались спорить: кто в кого попал, кому в голову, кого только ранило, и кто же кого победил. К моменту, как каждый выпивал по литру воды, спор постепенно сходил на нет, и высказывались предложения выяснить все окончательно в завтрашней, решающей схватке…

До полного расхода по домам оставалось не меньше часа, и нужно было придумать, чем себя занять. И тут кто-то из нас заметил кошку. Она сидела на крыше котельной, на самом углу и мирно умывалась. Какой вопиющий не порядок, и даже издевательство над нами всеми!? Мы только что друг в дружку пулялись, а эта сидит и смотрит на нас сверху вниз. Каждый снова набрал пяток патронов, и вся толпа ринулась на гору, где располагалась котельная – здание, где-то в два-три этажа с высокой, выше нашего дома, трубой из красного кирпича. Кидать решили по очереди, чтобы потом не спорить, кто же меткий стрелок. Кошка при виде надвигающейся толпы ребятни все еще продолжала свой вечерний марафет чистоты, изредка отвлекаясь на наши возмущения. Подойдя вплотную, на сколько позволяла местность, мы стали бить по цели. К этому времени, кошка то ли закончила приводить себя в порядок, то ли мы незначительно привлекли ее внимание, но животное прекратило умываться и с безразличием недоумевало, что смерть ее близка. Одни из выстрелов не долетали до цели и красочно разлетались о стену котельной, другие ребята, кто посильней, наоборот били поверх мишени, а нахалка продолжала сидеть, и патроны были на исходе…

В это время вместе с родителями с дачи вернулся Ромка и подошел к нам. Его не было весь день, и он спросил: как дела, и чем сегодня занимались интересным? Мы стали ему красочно рассказывать о нашем Бородино во дворе, и спор кто кого разгорелся с новой небывалой силой…

Решили, что завтра Ромка будет сражаться за тех, кто располагался в деревьях и траве, а те, кто располагались за отвалом возле экскаватора, окажутся в численном меньшинстве, потому что у них тактическое преимущество – постоянный неограниченный доступ к земляным патронам. На том и порешили… После чего Ромка спросил: «А что вы здесь на горе торчите, а не на площадке или в беседке с мужиками?» И тут мы вспомнили о своей справедливой и благородной цели, которая неуклонно продолжала смотреть на нас сверху вниз.

«На Ромик, ты попробуй пристреляться», – сказал кто-то из нас и протянул ему земляной комок. Ромка вывел левую руку на цель, замахнулся – выстрел!.. И попадает кошке прямо в лоб. Животное быстро выходит из своего надменного оцепенения и как тень исчезает в вечерних сумерках.

– Ну, ты, Ромка, даешь! Всю малину испортил. Мы тут полчаса бьемся! И никак, – с досадой, что делать больше нечего, выпалил Серега.

– Глаз – алмаз! – загордился Ромка.

– Какой там алмаз!? – возмутился Серега. – Кошкодав ты случайный.

– Вот завтра и проверим! – не унимался Ромка.

– Что там проверять, мы все теперь знаем, кому тут везет – Ромке-кошкодаву! Завтра первым по башне получишь, когда мы с моей бригадой тебя массово накроем шквальным огнем, – налегал Серега. Он был командиром отряда возле экскаватора и держал марку перед остальными ребятами.

– Вот и накрывайте, – буркнул напоследок Ромка, – а мне домой пора. И ушел.

Мы то же стали расходиться. Сегодня был тяжелый день.

Уже дома, лежа в чистой накрахмаленной постели, я с немалым удовольствием подводил итог сегодняшнего дня: первым делом – главное – из сопливого топливного шланга экскаватора удалось нацедить почти половину бутылки соляры. Наша детская земляная война служила хорошим прикрытием от вездесущих оконных глаз, которые за нами наблюдали, тем более что экскаватор стоял напротив подъезда, где жил участковый – Николай Афанасьевич. Заметь он, что мы цедим соляру, то у него точно появились бы к нам вопросы, и, наверняка, он допытался бы до нашего с Димкой тайника, а там много чего: и рогатки, и карбид, и честно найденная на стройке липучка, штук пять-семь электродов для дротиков, которые мы затачивали о бордюр, привязывали оперение из голубиных перьев и втыкали в мишень на дереве, половинка от сломанного полотна ножовки по металлу, чтоб срезать ветки потолще на случай, если луки будем делать, несколько годных спичек в медицинской склянке с каучуковой пробкой, которую мы нашли в больничном дворе и стали использовать как футляр, чтобы спички не отсырели, там же были найдены и лежали в тайнике еще три каучуковых пробки, из которых можно было вырезать шарик-попрыгун, жестяная консервная банка, чтобы плавить свинец, а теперь она еще и пригодилась, чтобы нацедить соляры и, наконец, почти половина целой бутылки соляры… А какая удача, что я не попал в бедную кошку! Конечно, я хотел попасть, но мои слабенькие броски никак не долетали, где она сидела. В процессе пальбы по живой мишени я с досадой отмечал, что мои снаряды ложатся о вертикальную стену котельной и рассыпаются вдребезги в метре до цели. Но мне бросилось в глаза, как Ромка вытянул левую руку перед броском, а потом, резко выпуская из правой земляной комочек, отвел ее вниз к левой ноге, и его бросок показался мне направленным и стремительным, поэтому он, наверное, и достиг цели, которая быстренько поспешила от нас удрать. Решено – завтра с утра я обязательно первым делом потренирую Ромкину технику броска, а в качестве мишени отлично подойдет какой-нибудь кирпич, который к тому же можно двигать на различное расстояние. Как же, вообще, все сегодня замечательно!.. На мне ни одной новой ссадины и шишки, несмотря на перестрелку, в кошку попал именно Ромка, хотя пуляли все, и Кошкодав теперь именно он. Вот же пруха!.. Надо спать: завтра тренировка, и нужно будет готовить патроны для новой, решающей схватки, плюс – забрать консервную банку из-под экскаватора.

Экскаватор. День второй – облом войны

Сегодня я встал по задуманному плану чуть раньше: во-первых, нужно было вовремя забрать консервную банку из-под экскаватора, пока не пришли рабочие, она, наверняка, уже полная; во-вторых – тренировка бросков. Папа еще не успел уйти на работу и собирался…

– Доброе утро, пап! – сказал я с сонными глазами и полез к нему обниматься.

– Привет, боец! – любя, поздоровался отец и слегка потрепал мои волосы. – Мама опять вчера на тебя жаловалась, что ты землей всю ванну забил, и ей пришлось вантузом ее пробивать. В ответ я молча пожал плечами и вздохнул. Папа улыбнулся и спросил: «Кто хоть победил? Глаза никому не выбили, как в прошлый раз Гришку из лука подстрелили, и он две недели с повязкой на глазу ходил!?»

– Не, пап, все нормально. На мне ни одной новой царапинки, и с остальными ребятами все в порядке. Мы глаза бегали в соседний дом промывали, а победитель так и не понятно кто, пока не выяснили, – доложил я папе, все еще не отлипая от него.

– Вы смотрите мне аккуратней, голову на плечах не потеряйте! – добавил уже построже отец. Я кивнул ему в ответ и пошел умываться…

– А ты знаешь, что такое «Рекогносцировка»!? – спросил меня папа через дверь.

– Не, пап, что?.. – заинтересовался я, садясь на горшок.

– Это предварительный осмотр местности с целью выявления ее тактических сильных и слабых сторон. Как своих, так и чужих… Понял!? – и сидя на горшке, я представил, как папа поднял вверх указательный палец.

«„Рекогносцировка“! – подумал я. – Надо запомнить». Уже умываясь, я услышал, как хлопнула входная дверь, – папа ушел на работу… «„Рекогносцировка“!» – повторил я уже вслух…

Захватив из дома старую картонную коробку, чтобы складывать в нее побольше патронов, я, как обычно, вылетел на улицу. Первым делом нужно было решить вопрос с переполненной консервной банкой, пока ее никто из рабочих не нашел, но не тут-то было. Возле вырытой траншеи уже стояли две женщины и что-то обсуждали. Они поводили руками на яму и оголенные трубы и вскидывали ими, выражая то ли возмущение, то ли недоумение.

– Здравствуйте! – громко поздоровался я так, что одна из соседок немного вздрогнула.

– Ой, чертенок, напугал! – сказала она, махнув на меня рукой.

– Тебе чего? – спросила вторая.

– Тети, а вы здесь рекогносцировку проводите? – спросил я с полным серьезом.

– Ко-го проводим!? – изумленно посмотрели они на меня в четыре глаза, и перебивая друг дружку, стали наступать. – Да будь наша воля, мы бы вас всех с этой ямы еще вчера проводили бы. Одни работу забросили, когда пяти часов еще не было, другие весь вечер пыль здесь поднимали – во дворе дышать нечем,.. у нас второй день воды нет: ни сготовить, ни постирать толком, а он – Ре-ког-нос-ци-ров-ка!!! Женщины продолжили возмущенно мотать своими руками, временами упирая их в бока. Я понял, что свою консервную банку с солярой из-под их глаз мне незамеченным никак не стянуть, набрал несколько каменьев в коробку и пошел подальше к котельной тренировать бросок.

Пока женщины что-то еще обсуждали, первым появился бригадир, и ему тоже досталось. Потом подтянулись остальные рабочие, и было видно, как они чешут свои затылки от утренних новостей и задач, которые перед ними ставил бригадир. К этому моменту я уже сделал с десяток бросков по Ромкиной технике и для контроля два выстрела метнул на верхний угол котельной, где вчера сидела кошка. К моему удовлетворению оба выстрела перелетели выше крыши котельной, а один, ну точь-в-точь, пролетел через то место, где сидела наша вчерашняя цель. Довольный я спрятал коробку в кустах и снова вернулся домой, чтоб позавтракать бабушкиными пирожками. Позавтракав, я вылез на балкон, с которого просматривался весь двор в обе стороны, и стал наблюдать. Рабочие что-то возюкались в яме, бригадир покуривал и подсказывал им, две женщины успокоились, что рекогносцировка пошла в нужном направлении, и скоро ушли.

Ребята не спешили сегодня выходить во двор. Все же вчера мы порядком измаялись, плюс у половины дома не было воды. Часть наших знакомых соседей, с которыми бабушка была в хороших отношениях, даже приходили к нам за парой ведер воды, потому что у соседнего дома, куда мы бегали пить и умываться в перерывах нашего бурного игрища, скопилась довольно-таки большая очередь. Я тоже не спешил сегодня во двор: план минимум с тренировкой был выполнен, а рабочие все равно не дали бы нам развернуться. Оставалось набираться сил, и ждать…

Ближе к обеду рабочие починили трубы и хотели было пойти обедать, но бригадир приказал им еще и плиты все установить, чтоб после обеда можно было засыпать траншею. Я слышал, сидя на балконе, что он сказал женщинам, которые снова вышли на всякий случай проконтролировать работу, что сейчас уже дадут воду, и те вернулись домой к своим домашним делам. Я пулей полетел в соседний подъезд к Димке сказать, что рабочие планируют идти на обед, и они, наверняка, сегодня же засыплют яму. Димка тут же сообразил, что сегодняшнее выяснение победителя под угрозой и предложил по-шустрому обежать всех участников, и предупредить, что времени нет, и нужно срочно всем собираться на отвале во время обеда рабочих. Возможно, у нас и будет какой час, чтобы поставить точку в двухдневной битве. Один за другим через пятнадцать минут мы уже собрались на отвале траншеи. Бригадир задержал сегодня рабочих, и те только-только уходили. Все стали быстро набирать себе патроны, я метнулся в кусты и притащил приготовленную коробку. На этот раз все надо было делать быстро – времени нет. Но тут, как на зло, из окна раздался голос Сережиной мамы: «Сережа ты мне очень нужен! Зайди ненадолго домой».

– Ну, мама, только не сейчас! – с досадой воскликнул Серега.

– Зайди, зайди,.. я жду! – повторила она. Серега бегом кинулся домой. А мы?.. Мы-то как без командира!?

Сражение задерживалось, а командир никак не появлялся. Ромка со стороны противника стал возмущаться: «Раз у вас командира нет, то вы автоматически проиграли». «Все верно, верно…» – поддерживали ребята с его стороны. «Это не по правилам!» – вопили мы в ответ.

Тут Юрка Петухов наклонился к моему уху и зашептал: «Надо время тянуть. Я кое-что придумал». И мы продолжали спорить с Ромкой и его командой. А Серега все не выходил и не выходил…

Вместо Сереги из соседнего подъезда вышли те самые две женщины с двумя тазами стиранного белья. И тут Юрка скомандовал вместо Сереги: «Ребзя, огонь!» А сам вскочил на самую вершину отвала, встал по-собачьи и между ног погреб руками в сторону противника все подряд: пыль, землю, комья. Мы то же присоединились к атаке, и уже через секунды в обе стороны летела груда земляных снарядов и патронов. А Юрка поднял такой столб пыли и земли, что возле него ни в ту, ни в другую сторону стало почти не видать. Обе женщины, завидев этот земляной вертеп и уже мало контролируемый хаос, побросали в стороны свои тазы с чистым бельем и с криками «бестолочи, что ж вы делаете» бросились нас разнимать.

Так битва и закончилась, толком не успев начаться… Кого-то из нас похватали за руки и шиворот, другие стали сами разбегаться: кто за гаражи, кто в подъезд, кто побежал на детскую площадку и уселся на качели, типа он примерный и в безобразии не участвовал. Только вот победителя выявить так и не удалось…

Сидя на качелях, я с досадой наблюдал, как зарывают нашу траншею, банку с соляркой то же не удалось спасти в этом земляном урагане, и я поволочился домой…

Вариант – мгновение

Был очередной летний день. Какой по счету не помню совершенно. Мы растворялись в лето, а лето в нас. От нашей земляной бойни не осталось и следа. Дождем прибило земляную россыпь, что раскидали мы по всему двору в наших яростных атаках, и протоптанные дорожки меж зарослей травы вновь сделались твердыми, как асфальт. Место, где недавно была траншея с трубами, затянуло новой порослью, и о ней напоминала лишь легкая впадина. Мы переключились на новые забавы: играли в казаки-разбойники, гоняли мяч или лапту. Когда уже были отбиты все пальцы на руках, то переключались с лапты на мяч. Когда сбивали колени с ладонями, наставало время казаков-разбойников. Надоедали разбойники с казаками, мы, как «бандар-логи», прыгали по крышам местных гаражей, пока какой-нибудь автолюбитель, сходя с ума от постоянного: бум, тыг-дым, ба-бах; бум, тыг-дым, ба-бах, не хватался за то, что было под рукой, чтобы швырнуть в нас это. Или же не хотел залезть к нам наверх, чтобы схватить хотя бы одного из нас, и предать уже, наконец, святой инквизиции. Тогда мы, как бесстрашный десант, сигали с гаражей вниз и замирали шагах в тридцати от них, как стая настороженных сурков, надеясь, что разгневанный автолюбитель погонится за нами, и мы, дразня его «старый дед, старый дед, разобрал свой драндулет», растворимся во дворе, как стайка мелких рыбешек…

День шел за днем, но беспечной, мирной жизни положил конец дневной показ по телеку многосерийного фильма – «Семнадцать мгновений весны»11
  Многосерийный фильм 1973г. Режиссер – Татьяна Лиознова.


[Закрыть].

К пяти часам дня двор намертво пустел и стихал. И взрослые, и дети шли и бежали занимать лучшие места перед телевизором, чтобы посмотреть очередную серию: про радистку Кэт, невозмутимого Штирлица и проницательных, и вечно что-то подозревающих Бормана и Мюллера. Иногда я ходил посмотреть очередную серию к Димке, иногда он ко мне, а уже вечером все хором высыпали обратно во двор: бабулькам нужно было перемолоть кости мерзавцам Борману и Мюллеру, дамам помоложе обсудить несравненную игру красавца Тихонова22
  Вячесла́в Васи́льевич Ти́хонов (8 февраля 1928, Павловский Посад, Богородский уезд, Московская губерния, СССР – 4 декабря 2009, Москва, Россия) – советский и российский актёр кино и озвучивания. Герой Социалистического Труда (1982), народный артист СССР (1974), лауреат Ленинской премии (1980), Государственной премии СССР (1970), Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых (1976), премии Ленинского комсомола (1979) и Национальной премии Украины им. Тараса Шевченко (1980), кавалер ордена Ленина (1982). Член КПСС с 1976 года. Наибольшую известность Тихонову принесла роль разведчика Исаева (Штирлица) в 12-серийном телефильме Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» (1973).


[Закрыть], нам же предстояла наиважнейшая и архисложная задача вечера – поделить своих на чужих, чтобы во дворе начался военный детектив. Чтобы началась игра, детский мир вновь должен был быть поделен на два лагеря: фашисты и русские, наши и немцы, партизаны и каратели, Борман с Мюллером и железный Штирлиц…

Кино шло уже не первый день, и мы с Димкой успели вырыть на пригорке, поросшим травой, за детской площадкой небольшой блиндаж. Отыскали на свалке пару створок от старого, развалившегося шкафа, и сделали из него крышу, присыпали землёй, и воткнули туда вырванные на этапе подготовки рытья блиндажа охапки травы.

«Вещь!» – подытожил Димка. «Ага!» – только и мог сказать я, дивясь.

Решить, кто же сегодня будет в роли фашистов, – задачка та еще! Ну, кто хотел быть фашистом!? Да никто! И тогда Васька предложил гениальную мысль: «А давайте как в школе на физре: выберем двух капитанов, и пусть они набирают себе отряды, а потом капитаны посчитаются, и кто водит, – тот и фашист». «Ну, Васька! Ну, голова… Не даром ты у нас книголюб!» – хором залепетали мы…

Был ли Васька книголюбом, этого никто точно не знал, но его мама точно работала библиотекарем, и периодически моя бабушка заказывала у нее книжки любимых и новых авторов. Чаще остальных брала своего любимого Зощенко33
  Михаил Михайлович Зощенко (1894—1958) – писатель и драматург.


[Закрыть], и когда в свободные от готовки и стирки часы она уединялась в своей с дедом комнате, то оттуда доносился звонкий, как горный ручеек, смех. Поэтому раз мама у Васьки библиотекарь, то кем же ему быть как не книголюбом. Не самое обидное погоняло, не так ли? Это я сам придумал! Да и Васька на книголюба не раздражался.

Придумали – сделали. Капитанами выбрали Ваську, раз предложил идею, а вторым – Димку. Димка тут же взял меня, а Васька позвал к себе Витьку, который жил этажом повыше в моем же подъезде. Он жил на одной площадке с девчонкой по имени Даша. Их родители дружили, поэтому и Витька с Дашкой друг дружку хорошо знали. Возможно, поэтому Дашка одна из всех девчонок во дворе, которая больше играла с нами, чем с остальными девочками. Вот и в этот раз Дашка снова прибилась к нашей компашки из пацанов. Но Дашке куда проще: радистка Кэт, она и есть радистка Кэт. После компоновки команд стали считать, и быть водой судьба определила Димку.

«Тьфу, зараза! – сплюнул я мысленно. – Какой день уже, и мы опять с Димкой фашисты». Дашка автоматически ускакала к русским. Мы с Димкой переглянулись – вот же не пруха! Димка взял полутораметровую палку, на которой болталась красная тряпка с черным крестом, и зло воткнул ее в наш блиндаж… Чуть крышу ей не пробил.

«Валите уже к себе в лагерь», – бросил он Ваське без всякого энтузиазма. И троица наших противников побрела за гаражи в небольшой парк при здании больнички. Там возле дерева с тутовником, меж кустов кислицы был сооружен шалаш из подручных материалов: веток, каких-то кусков линолеума, картона от ящиков, старого пальто и даже двери от холодильника, которая нашим летом, ну совершенно, не помогала от жары. Уже заворачивая за гаражи, Витька вскинул в нашу сторону свою палку и затараторил громко и отчетливо, как ППШ: «Тра-та-та-та-та…». Я же, ломая свою речь на немецкий манер, стал входить в роль: «Эй, рушский шдавайся! Сегодня мы будем теби немноженько убивать! – и зашишикал в его сторону из фашистского шмайссера. – Ши-ши-ши-ши-ши». Витька вскинул кулак и скрылся за гаражом.

Димка уже залез в блиндаж, и я полез вслед за ним. Мы уселись на картонный ящик, что постелили на пол, и я его спросил: «Ну, какие у нас планы, товарищ Борман?».

– Да никаких, товарищ Мюллер! – резко отозвался Димка. – Надоело, что мы фашисты. Будем в блиндаже сидеть, да ждать. Пусть сами на нас идут, а мы их фугасами забросаем. Сколько у нас фугасов осталось?

– Да штук семь-восемь, и еще ящик патронов, – отрапортовал я ему.

– Ну вот и все! Сидим, и не суетимся… – окончательно подвел он черту в нашей стратегии.

Мне же хотелось немного подзадорить и приободрить пошатнувшееся многодневным фашизмом настроение моего друга, и я подыграл его командирской должности: «Я воль, мой Борман!»

– Воль, воль, лишь бы шапку не поела моль, – отшутился Димка, облокотился о стену и прикрыл глаза. Я решил, что настроение моего друга немного улучшилось, и захотел над ним подтрунить. Я знал, что Димке папа выпилил из дерева пистолет «ТТ», и он вынес его с собой, полагая, что сегодня мы уж точно должны быть за наших, поэтому я спросил: «А у вас, товарищ Борман, какое имеется оружие?» Димка молча достал пистолет, не открывая глаз. «Так это ж русский „ТТ“!» – подметил я.

Димка открыл глаза, склонил немного голову набок и недовольно заметил: «Да что ж такое!? Что ж вы мне голову морочите, товарищ Мюллер? Пистолет – он и есть пистолет. А русский он от того, что он трофейный… Понятно вам?»

– Трофейный, так трофейный. Лишь бы его не клинило, – весело отозвался я в ответ… А Димка на этот счет промолчал. Похоже, что настроение моего друга было все еще на нуле…

Сидеть без дела в блиндаже еще и молча – занятие так себе. И я предложил моему командиру личную инициативу: «Я есть уходить разветка…»

– Валяй, валяй… – упрямилось Димкино настроение…

Выглянув из блиндажа и оглянувшись вокруг, я заметил в песочнице играющую Дашу. Радостный я влетел обратно, позабыв, что я немец: «Димка, удача! Там Дашка одна в песочнице.» Димка оживился, и обе наши головы выглянули из блиндажа… «За мной!» – скомандовал он. Мы, полупригнувшись, метнулись к песочнице. Даша сидела спиной, играя со своей куклой, и даже не заметила, как две немецкие тени подкрались сзади. Мы резко схватили ее за обе руки…

– Дураки, вы опоздали, я уже с вами больше не играю, – с вызовом бросила она нам обоим.

– Так мы тебе и поверили! – с подозрением отреагировал Димка на ее «не играю». И тут в нем проснулся настоящий немец: «Ты нам все, все рашказывать, што есть думать против наш твой командир?!»

– Да я правда ушла от этих дураков и с вами не хочу, потому что вы немцы! – неодобрительно воскликнула Даша…

– Мы есть тебе не верить. Все вы партизан одинаковые, – поддержал я своего соотечественника.

– Да они дураки, и вы дураки, вы все – дураки… Они хотели, чтоб я им тутовник собирала и мыть его ходила, а я им по-русски сказала, что у меня раненый, вот! – и Даша указала на куклу.

– А-а! Хитрый, хитрый партизан! Мы есть таких знать, – продолжал Димка. И он схватил Дашину куклу и как можно зловеще, и устрашающе закричал: «Сейчас мы помогать твой раненый стать здоровый… Сначала долой его одежда, потом ручки, потом ножки, потом мы есть его голова!» Такого от Димки-Бормана не ожидал даже я сам. Если бы кукла могла говорить, она, несомненно, взмолилась бы перед Димкой: «Не надо мне, пожалуйста, мою голову есть, товарищ Борман-Димка. Да и ручки-ножки пожалейте. Шут с ней с одеждой – хоть все заберите!» После его слов Даша начала всхлипывать: «Ну, я же чистую правду вам сказала! Я и правда ушла от них. Отдайте куклу! Я маме своей все расскажу про вас…»

Слова и поведение Даши выглядели правдоподобно, и я стал одергивать Димку, мол, хорош уже допрашивать…

– Да ладно тебе, не хнычь, – пожалел ее откуда-то из Бормана появившийся Димка. – Вот твоя кукла – возьми…

– У нас и пару конфет есть в блиндаже. Я тебе свою отдам, – пытался я загладить вину.

– Да пусть и мою забирает, – не стал жадничать Димка.

– Хочешь!? – спросил я Дашу.

– Хо-чу! – все еще расстроено протянула она.

И мы трое, и наш раненый, чудом сохранивший свои не только голову, но и руки с ногами, и даже одежду взяли направление на блиндаж.

К этому моменту мне уже расхотелось играть, тем более за немцев. Мне хотелось скорее угостить Дашу, чтоб она совсем успокоилась, и немного похвастать какой мы с другом блиндаж замастрячили – это ж сказка!

Димка, выходя из роли Бормана, все еще озирался по сторонам: не выскочат ли откуда ни возьмись Васька с Витькой, и не придется ли рысью бежать к блиндажу, где остались все патроны и фугасы, чтобы отстреливаться. Но во дворе все было спокойно…

Похоже, что Васька с Витькой засели на тутовнике, что рос возле их лагеря при больнице. Что ж, умно! И патроны есть – сам тутовник, и флаг на дереве можно спрятать так, что попробуй подберись, и еда… Короче, мы спокойно дошли до блиндажа.

– Полезай вперед, – предложил я Даше. Даша шмыгнула в проход, и мы последовали за ней. Блиндаж был оборудован для двоих, и втроем там было уже тесновато, поэтому Димка сел немного в проход, и его голова немного торчала над крышей блиндажа. Он все еще приподымался иногда и поглядывал по сторонам, и в то же время мог с нами разговаривать.

– У вас тут здорово! Прохладнее, чем в шалаше, – уже успокоившись, присматривалась Даша.

– Это землица держит, и тень от кустов травы», – объяснил я, довольный как кот! «Вот, возьми», – протянул я ей обещанные конфеты.

– Тихо! – отрывисто скомандовал Димка. Я и забыл, что он командир. «Кажись, идут», – добавил он, прислушиваясь…

– Кто? – не понял я.

– Конь в пальто, – съязвил мой друг, вновь превращаясь в Бормана. – А нет… Показалось.

Даша уже съела полконфеты, и Димка спросил: «Вкусно?».

– В-кусно! – ответила она, не скрывая удовольствия. – Только пить теперь хочется сильно… Немного помолчав, Даша добавила: «Вы возьмите обратно вторую конфету, я ее все равно не съем. Я взял конфету, откусил от нее половину, а другую протянул другу.

– Похоже, что игры сегодня не будет, – рассуждал Димка, жуя свою половину конфеты. – Мы тут конфеты лопаем, а они там «тутышем» объедаются, пойдем-ка лучше и, правда, воды попьем из крана…

В этот момент раздался злорадный крик: «Получай, фашист, гранату! – и от торчащей Димкиной головы, как мячик, отскочила полутухлая картошка. «А-ха-ха!» – раздалось ржание в кустах травы. После чего до нас долетели новые злорадства: «Это вам за радистку Кэт!»

Пока мы отвлеклись, Витька воспользовался тем, что заросли травы, где расположен наш блиндаж, почти вплотную подходят к крайним гаражам. Лисой преодолел открытое пространство, и залег в траву, в которой прополз по-пластунски еще несколько метров…

Димка опомнился, схватил ящик с земляными патронами и стал пулять в убегающего Витьку. Я тоже к нему присоединился и запустил в противника фугасом. Витька юркает зигзагообразно туда-сюда, уворачиваясь от стрельбы, и скрывается за гаражом, откуда через секунду снова высовывается кулак, и затем исчезает…

Вдруг все, как в кино застыло в медленной съемке уже минувшего мгновения. Я увидел наш двор, бегущего за гаражи Витьку во всю прыть, летящие земляные патроны: они ле-тели, ле-тели и ле-тели,.. вот уже и фугас, который я запустил, – свернутая из тетрадного листа бомбочка, заполненная в этот раз пылью вместо воды – ударяется о край гаража, и Витька весь в облаке густой пыли…

– Ле-ха!.. Ле-ха!.. Ле-ха! – тряс меня Димка за плечи, стоя прямо передо мной…

– А! – вышел я из своего ступора.

– Ты чего застыл, как памятник?.. Мы с Дашей идем воды пить к соседнему дому. Ты пойдешь? – поинтересовался Димка…

– Воды?.. А как же флаг? – все еще не отпускало меня случайное наваждение…

– Да хрен с ним! Он же фашистский… – застыв немного в удивлении, бросил Димка. – Да ну тебя. Мы с Дашкой пошли. И они оба стали удаляться от меня…

– Стойте!.. Я с вами, – закричал я им вслед и побежал догонять…