Текст книги "Ванна с кровью"

Ванна с кровью
Серия «10 жизней. Шок-истории» #8
Алексей Ефимов

Дизайнер обложки Алексей Ефимов

© Алексей Ефимов, 2017

© Алексей Ефимов, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-9425-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Давай.

Открыв дверь подъезда, Саша подпер ее щуплым плечом, а Слава, снежный стокилограммовый толстяк в красном пуховике и с рюкзаком за спиной, вошел внутрь из вьюжного зимнего мрака. Он нес два ящика водки, один на другом, по двадцать бутылок в каждом, и мало что видел в залепленных снегом очках.

– Метет третий день! – сказал Слава, взяв курс к лифту. – А думали, снега не будет. Где коммунальщики? Ясное дело – пьянствуют. А мы подготовились к апокалипсису. Есть водка, женщины и закуска. Научный эксперимент. Может, сделаем это традицией, а? Каждый год, второго января, запираемся на неделю и классно проводим время. Пьем, жрем, женщин любим. Жаль, нет у тебя барабанов – но палочки-то я взял, буду долбить по кастрюлям, не обессудь. Драммер не должен простаивать – главное правило. Надо поддерживать форму.

– Насчет традиции я согласен, – сказал Саша. – Если понравится, – прибавил он осторожно.

– Вариантов нет, – Слава был категоричен. – Водка-то нам зачем?

Он шел тяжело и говорил сквозь одышку. За последние десять лет он набрал двадцать пять килограммов, и, как ни странно, ему нравилось быть толстым. Он стал наконец собой – Гаргантюа, выпивающим пять литров пива зараз безо последствий для организма, любителем девушек-готок и странных рок-групп, в одной из которых был барабанщиком. Его альтер-эго трудилось в налоговой, сидело с девяти до шести в отделе камеральных проверок, мечтая о мировой сцене – и эта цель медленно приближалась, очень и очень медленно. По расчетам Славы, при сохранении прежних темпов он стал бы звездой через двести лет, и он пока не решил, что с этим делать.

Саша был антиподом Славе, контрастом во всем. Высокий, худой, нервный, писатель и немного поэт, он любил Queen, Beatles и женщин, приближенных к идеалу. Любовь к Дульсинее Тобосской – это о нем. Не беда, что всякий раз вслед за влюбленностью приходится разочаровываться – назавтра он все начнет заново, он умеет влюбляться, этим, собственно, и живет. В ядерном реакторе чувств рождается вдохновение, женщина-муза – топливо для реактора. Он написал много, три романа и два десятка рассказов, но никто не брался их издавать. Почему – Саша не знал, издательства не отвечали. Черт с ними. Он знал, что они неправы: пишет он хорошо и однажды всем им покажет – этим себя успокаивал. В свободное от творчества время он работал пиарщиком, оттачивал слог в пресс-релизах, статьях, блогах и достиг в этом успехов, став начальником по PR на пивзаводе. Слава просился к нему – кем угодно, лишь бы поближе к пиву – но Саша не шел в отдел кадров с резюме Славы, что-то его останавливало. Он не мог поручиться за Славу. Они бывшие одногруппники, но не друзья. Они не виделись десять лет. Они встретились полгода назад, с тех пор общались время от времени, но так пока и не поняли, есть ли у них что-то общее, кроме любви к пиву и пространным беседам о сущности бытия. Что ж, эксперимент все покажет. Это идея Саши. Он напишет книгу, когда все закончится, а в процессе будет вести дневник, записи из которого лягут в основу книги. Осталось чуть-чуть. Водка и пиво куплены, холодильник полон еды, окна зашиты картоном и плотно зашторены.

В ванну набрали воды.

***

– Вы где пропали? – Маша, девушка Славы, средней красоты неформалка в черной майке на голое тело, в черных джинсах, черных носках, с черными волосами и ногтями, вышла из зала. – Ух, ниче себе! – выдохнула она, увидев Славу и водку. – Круто!

Полина, девушка Саши, выглянула из кухни.

– Привет! Не мало взяли? – спросила она с улыбкой.

Как Саша отличался от Славы, так и она – от Маши: спокойная классическая красота, белая майка, синие джинсы в обтяжку, хвост из русых волос. Полина и Саша дружили три года, планировали сыграть свадьбу будущим летом, а Маша и Слава знакомы неделю – встретились, трахнулись и решили, что им хорошо вместе, в компании с пивом и музыкой. Полина работала там же, где Саша, только в отделе маркетинга – а о Маше они мало что знали. Они познакомились с ней три часа назад. Что ж, у них еще будет возможность закрыть этот пробел. Несколько дней подряд они будут вместе, круглыми сутками, и много чего узнают друг о друге и о себе. Саша весь в предвкушении, Полине идея не нравится, но спорить с ним бесполезно, ибо он креативен, упрям и любит эксперименты, в том числе над людьми – а Слава и Маша не парятся, им хочется выпить и закусить, все остальное неважно.

Еще одна пара задерживалась: Костя, друг детства Саши, и пассия Кости Кира, она же Кристина. Костя предприниматель, у него BMW X6, трехкомнатная квартира в центре Москвы и подруга-фотомодель, взявшая себе псевдоним. Кира Вайсс, она же Кристина Ложкина. Саша был удивлен, когда они согласились. Костя известный авантюрист, любитель нового, адреналиновый наркоман, сорви-голова – но Кира другой породы: аристократка из пролетариев, новая голубая кровь, без фамилии и под чужим именем. Одежда, укладка, манеры, внешность с обложки журнала – она знает себе цену и дешево не отдастся. Как она согласилась? Или Костя не спрашивал?

Вот и они. Звонят в дверь.

Значит, все в сборе.

Шоу вот-вот начнется.

***

– Внимание! – Саша стоял в центре зала, обращаясь ко всем. – Слушайте правила!

В комнате стихло. Внешнее благодушие, в которое все играли, сменилось истинным настроением, которое все скрывали. «Во что мы ввязываемся? Не много ли на себя взяли? Послушаем Сашу».

Он видел это в глазах. Он чувствовал напряжение в комнате и сам волновался. Одно дело – строить планы, с шутками-прибаутками о водке и открытии чакр, другое – действовать, без возможности дать слабину. Хватит ли сил? Что будет в конце? Какими людьми выйдут они отсюда – когда опустеет ванна?

Даже Слава притих. Он сидел на диване в обнимку с Машей. Полина стояла, подперев плечом шкаф. Костя и Кира, высокие и красивые, сели на подлокотники кресла.

– Правило первое, – начал Саша. – Никаких часов. Никаких сотовых и других гаджетов. Собираем все, выключаем, складываем в шкаф под замок. Ключ от замка я прячу в надежном месте. Телевизора нет.

– Правило два. – Саша поднял вверх два пальца. – Мы не хотим знать, что там, за окном, какое время суток. Нам все равно. Окна заклеены и зашторены. Я проверил – днем здесь темно. Как следствие – нет никакого режима. Хочешь спать – спи. Хочешь есть – ешь. Хочешь что-нибудь приготовить себе и другим – сделай и услышишь спасибо. Мясо в морозилке, двадцать кило, с голоду не умрем.

– Правило три. Пьем водку и пиво. Никто не отказывается. Трезвых быть не должно – какой в этом смысл? Но мы культурные люди и пьем тоже культурно, без мордобоя. Мы общаемся и изменяемся.

В комнате засмеялись, а Саша продолжил:

– Четвертое правило. Воду берем из ванны. Исключения – унитаз и душевая кабина. Остальное я перекрыл. Как только вода в ванне закончится, мы скажем друг другу спасибо и выйдем на свет божий. Или в ночь. Мы станем другими. Какими – зависит от нас. В ванне сто восемьдесят литров. Нас шестеро. По тридцать литров на брата. Должно хватить на неделю, до конца новогодних каникул. Так что на работу успеете. Если понравится – повторим.

Снова смех в зале, несколько напряженный.

– Правило пять. Кроме четырех правил – никаких правил. На этом все. Вопросы есть?

– Если кто-то не выдержит и захочет уйти – отпустим? – спросил Слава с ухмылкой. – Или убьем и на лоджию?

– Ты о себе?

– С таким количеством водки меня пушкой отсюда не вышибешь. Так что нет.

– У каждого есть право на выход, но я знаю, что вы не уйдете. Вы захотите узнать, чем все закончится и кем вы станете. Ничто в вашей жизни, ни в прошлом, ни в будущем, не сравнится с тем, что вы можете здесь получить. Поверьте мне. И себе.

– Здесь две комнаты, – подняла руку Кира. – Нас шестеро. В связи с этим вопрос…

– Пятое правило. Больше нет никаких правил. Мы ничего не планируем, не грузим мозг, плывем по реке жизни – куда вынесет. Все устали от дисциплины, не так ли? От планов. От правил. Приличий. Стереотипов. Симулякров. Выбросьте это! Спите где придется.

– И с кем придется, – прибавил Слава.

– Может быть. Не забывайте о пятом правиле. Итак, начинаем? Прошу всех сдать гаджеты и часы.

На шестерых – двенадцать устройств и трое наручных часов. Сложив все в коробку, Саша запер ее в шкаф, а ключ отнес в спальню и там его спрятал.

Вернувшись в зал, он застал всех там же, где и оставил: никто не сдвинулся с места. Дружескому общению явно что-то мешало, и Саша знал – что. Трезвость. Надо срочно это исправить.

Пошли первые условные сутки.

***

Из кухни принесли стол, закуску и водку.

После первой бутылки Саша попросил всех ответить на два вопроса: «Почему я здесь?» и «Чего я боюсь?».

Слава первый взял слово:

– Я хочу пить, спать, трахаться, общаться и очистить свой мозг от шлака. Я боюсь, что кончится водка, прежде чем я достигну нирваны, вырвавшись из круга сансары.

Маша долго думала, но ничего не придумала.

– Хочу хорошо провести время, – сказала она. – Все равно делать нечего. А чего я боюсь, не знаю. Ничего.

– Забеременеть, – подсказал Слава.

– От тебя, – нашлась Маша.

Все засмеялись.

Следующий был Костя. Он умел говорить и обожал слушать себя.

– Я люблю приключения и хочу знать, каково это – выйти в день или в ночь после нескольких дней взаперти, в изоляции, без сотового и часов – словно из джунглей, где нет цивилизации. Я прыгал с парашютом, покорял Эльбрус, нырял с аквалангом – теперь я здесь. Будет непросто, но весело, я это чувствую. Саш, спасибо за приглашение. Чего я боюсь? Боюсь, что надоест раньше, чем откроется дверь наружу. Кира, твой черед.

Порозовев от волнения, Кира сказала:

– Можно я пропущу? Я пока не готова.

– Значит, мало выпила! – Слава налил ей водки, полную рюмку. – Пей до дна! И скажи-ка нам, что ты думаешь обо всем этом.

Кира выпила, и он, глядя на нее плотоядно, одобрительно закивал. Маше это не нравилось. Наблюдая за Славой в профиль, из-под длинных черных ресниц и прядей черных волос, упавших ей на лицо, она улыбалась, так как все улыбались, но в глазах радости не было.

Отдышавшись, Кира сказала:

– Меня позвал Костя. Я не хотела сюда идти, но отпускать его одного тоже не захотела. Поэтому я здесь. Никогда бы не подумала, что буду пить водку и жить неделю без правил.

– Тебе нравится здесь? – спросил Саша.

– Честно?

– Как на исповеди.

– Пока не знаю, не поняла.

– Спасибо за откровенность. Чего ты боишься?

– Потерять над собой контроль.

– Не бойся, здесь все свои. Контроль над собой не стоит того, чтобы все время думать о нем и держать себя под уздцы, чтоб, не дай Бог, не наделать глупостей, по меркам нашего общества. Освободись. Позволь себе быть собой. Поль, твоя очередь. Что ты нам скажешь? – Саша смотрел ей в глаза. – Почему и чего?

– Я тебя люблю, поэтому я здесь. Я боюсь узнать что-то такое, что знать не хочу, о ком-то из нас, в том числе о себе.

Костя зааплодировал:

– Браво! Классно!

– Спасибо. – Полина смотрела на Сашу. – Что скажет нам психолог и психиатр, социолог и чуточку социопат, поэт и прозаик жизни?

– Скажу, что рад всех видеть и хочу посмотреть, что будет дальше с каждым из нас. Хочу лучше узнать себя и измениться. Хочу, как сказал Слава, очистить свой мозг от шлака. Хочу выйти в день или в ночь, как сказал Костя – не зная, что там. Экзистенциальный эксперимент. Путешествие без маршрута. Выход из зоны комфорта, как любят сейчас говорить, в сумерки, где можно столкнуться с демонами, а можно и встретить ангелов. Чего я боюсь? Пожалуй, лишь одного – не получить удовольствия.

– За это и выпьем! За удовольствие! – подытожил Слава. Рванув со старта, он разбавлял пиво водкой, но никто не взывал к его разуму. Мамы здесь нет. Четвертое правило – «Пьем пиво и водку» – Слава соблюдает буквально. Он большой, толстый и всех перепьет, даже смешивая напитки.

Вторая бутылка ушла за два тоста, и Саша поставил в проигрыватель альбом «The Doors». Гипнотический вокал Моррисона стал фоном для разговора, а в паузах – когда все молчали – он приглашал их с собой на другую сторону, куда большинству вход заказан.

– Что за музыка? – спросила Кира. – Необычная. Мне нравится.

– Doors, – ответил Саша. – Джим Моррисон. Вся его жизнь была экспериментом. И он достиг своей цели.

– Какой?

– Умер.

– Жуть. Как?

– От передоза. Обычная смерть рок-звезды в двадцать семь лет. Двери открылись и закрылись. Но он до сих пор жив, он с нами, здесь, в этой комнате. Искусство дарует бессмертие.

– Не всякое, – возразил Слава, налив себе пива. – Я барабанщик в сраной дворовой группе и не стану бессмертным, а сдохну в день своей смерти.

– Поработай над этим, время еще есть.

– Пофиг. Сдохну так сдохну. Не стоит рвать задницу ради того, чего нет. Бессмертия нет. Трупу все равно, он не помнит, не чувствует, не знает, что он труп. Так что буду бухать и не думать об этом. – Слава сделал глоток пива. – А ты? Уже продал душу дьяволу как Фауст и Паганини?

– В процессе.

– Я голосую за Славу, – Маша подняла руку. – Ну его нафиг, надо жить и не парится, не думать о всякой хрени. Заниматься сексом, радоваться.

– Хороший минет стоит месяца жизни, так я считаю. А твой, – обратился он к Маше, – двух.

Она не смутилась:

– Трех.

– Что стоит года твоей жизни? – Костя поддел Славу дабы продолжить шутку.

– Такой день как сейчас, – серьезно сказал Слава.

Все замолчали. Работая челюстями и слушая музыку, каждый о чем-то думал, а Джим призывал проще относиться к жизни. Она такая какая она есть.

 
Time to live
Time to lie
Time to laugh
Time to die
Takes it easy, baby
Take it as it comes
 

– Как думаете, который час? – спросил Саша, когда молчание стало в тягость.

– По моим ощущениям, два ночи, – сказала Полина. – Очень хочется спать.

– Пожалуйста, – сказал Саша. – У нас демократия.

– Я в душ. Если хочешь, составь мне компанию, – улыбнулась она.

– С удовольствием.

– Можно с вами? – спросила Кира. Она была самая пьяная, и язык у нее заплетался.

– Ванна тесная, не поместимся. – Полина за словом в карман не лезла. – Сходишь со Славой, вы же молодожены.

– Типа того. – Маша обняла Славу, а тот засунул руку ей в джинсы и стал ее гладить. Молодожены. Знакомы неделю. Медовый месяц.

Полина и Саша пошли в душ и там занялись сексом под струями теплой воды. Закончив с этим, вымыли друг друга и вернулись в зал розовые, расслабленные и посвежевшие. Их встретили шуточками и улыбками. Третья бутылка водки, на четверть пустая, стояла в центре стола. Маша клевала носом. Слава пил пиво. Костя скучал. Кира читала вкладыш от диска «The Doors».

– Симпатичный, – сказала она. – Жаль, что умер.

– Сейчас ему было бы семьдесят, а так ему двадцать семь и он не стареет, – заметил Саша. – Кто следующий в душ? Кто хочет чаю?

Выпили чаю и кофе. Воду набрали из ванны согласно четвертому правилу, и все пришли посмотреть, сколько в ванне воды. Воды было много, очень, полная угловая ванна. Появились сомнения, но Саша всех успокоил: двести литров на шестерых – сущая чепуха, не заметите, как закончится.

После чаю Слава и Маша пошли в душ: Маша – пошатываясь, Слава – с плотоядной ухмылкой – и вернулись не скоро. Они мылись шумно. Маша громко стонала, шлепки тела о тело были слышны в зале, темп нарастал – было весело, смеялись в голос. Саша пародировал Машу, а Кира смущалась – они следующие, а как идти в душ после этого?

Когда Слава и Маша вернулись, пьяные и довольные, Кира пошла одна, а Костя остался в зале, делая вид, что так и должно быть. Слава не понял:

– Ей будет скучно. Кто ей потрет спинку?

– Я могу, – вызвалась Маша. – С удовольствием.

Слава глянул на нее подозрительно:

– Что это значит? Лесбос?

– Би, – ответила Маша. – И мне это нравится.

Слава был озадачен, и не он один. Неожиданно и откровенно. Дальше – больше. Маша пошла в ванную, и никто не стал ей мешать, даже Костя. Усмехаясь, он смотрел шоу из первого ряда и ждал, что будет дальше.

Ко всеобщему удивлению, Маша осталась в ванной. Прошло двадцать минут, прежде чем Кира и Маша вернулись – взявшись за руки как первоклассницы.

Увидев лица товарищей, девушки рассмеялись.

– Расслабьтесь! Это программа «Розыгрыш»! – крикнула Маша. – Классно мы вас?

– Да, молодцы, – сказал Саша. – Костю чуть инфаркт не хватил.

– Ладно вам, – подал голос Костя. – Женщина – не мужчина, справился бы, сердце у меня крепкое.

Допили третью бутылку. Полина и Кира не пили. Машу вырвало в туалете. Все чувствовали, что пора закругляться. Джим Моррисон пел третий час – то чисто и глубоко, то пьяно и хрипло – и был единственным, кто не устал.

Костя и Кира легли в спальне как VIP-персоны, Полина и Саша – на диване в зале, а Маша и Слава – в зале на надувном матраце. Маша была в отключке, и Слава перенес ее на матрац.

Выключили свет и уснули.

***

Вторые условные сутки.

Когда Саша проснулся, первое, что он почувствовал – сильную головную боль и тошноту, в кромешной тьме, под звуки храпа в спертом воздухе зала. «С вентиляцией плохо, – подумал он. – Это проблема». Кажется, он выспался, но не был уверен в этом из-за похмелья. Раскрывшись во сне, Полина лежала в стрингах и лифчике, на животе, а он подумал о том, что ему все равно, с мужской точки зрения. Похмелье отбивало желание. Вчера было страстно, сегодня – тошно. Что сейчас за окном? Утро? День? Окна надежно заклеены, в три слоя картона, на них плотные шторы, и свет не проникнет сюда, в убежище вне пространственно-временного континуума, где времени нет и есть лишь бытие, здесь и сейчас, последовательность действий, эмоций и слов. Люди привыкли к минутам, неделям, годам, к дням рождения, будням и праздникам – и там, за окном, трудно принять мысль, что все относительно и времени нет вне связи с пространством.

Саша сам себе удивился. Несмотря на интоксикацию, то бишь похмелье, мозг выдавал на-гора кое-что интересное, и он хотел бы понять, что это за феномен.

Он прошел на кухню и выпил водки. Стало хуже, а через пять минут (ох уж эти минуты!) – лучше. Он сделал кофе и омлет из десятка яиц – на всех, кто сможет есть.

Пришла Кира и выпила пива, чем удивила Сашу. У девушки с обложки явно потенциал, она еще покажет себя, когда освоится и снимет маски. Ей нравится Doors, и это нравится Саше.

– Как спалось? – спросил он.

– Нормально, – ответила Кира. – Заняли лучшее место. Можем его уступить.

– Не надо. Славе и Маше и так сойдет, а мы на диване.

– Классно мы вас разыграли? Да?

– Да.

– Хочешь открою секрет? Маша залезла ко мне в душ, а я была к этому не готова. Она сказала, что спит с девочками и мальчиками и что я очень красивая. Мы были пьяные и решили вас разыграть.

Выпили кофе.

Саше нравилось общество Киры, и он не стал от себя скрывать, что может в нее влюбиться, здесь и сейчас, с похмелья, за чашкой крепкого кофе, вне пространственно-временного континуума, где остались законы морали. Кира красивая, Маша права. И слишком умная для модели. С ней приятно общаться, а ноги в джинсовых шортах в обтяжку приятно ласкают взгляд.

– Я сварю суп, – сказала она, чем вновь удивила его.

Они долго были вдвоем – час? полтора? – пока не пришел Слава. Он разрушил идиллию. Толстый, опухший, мрачный, с мусорным баком во рту, он выпил водки и стал есть омлет. Говорил мало, ел много. Не отрывал глаз от ног Киры в тесных шортах.

– Дали мы гари, – молвил он. – Круто. Что будет дальше?

– Все зависит от нас, – сказал Саша. – Или нет, – прибавил он философски.

– Может быть, – буркнул Слава. – Если не съедет крыша. Не удивлюсь.

Он глянул на шторы, покачал головой и налил себе пива.

Через какое-то время – справившись с похмельным синдромом – он стал другим человеком: скабрезничал и хохмил, и вспоминал Машу, которая всех удивила.

Встали Костя, Поля и Маша.

Маша заперлась в туалете и громко блевала. Кира варила суп. Слава пил. Остальные искали, чем бы себя занять.

Пошли в зал, взяв с собой водку, пиво и кое-что из закуски.

– У меня ломка без сотового, – призналась Поля. – Думаю о нем все время, зудят руки – я наркоманка.

– И я, – сказала Кира. – Вылечимся, пройдет. Переломаемся. Гаджеты жрут время, которое можно потратить на что-то полезное. На друзей, книги, отдых.

– Секс, – прибавил Саша.

– Секс, – кивнула Кира.

Они обменялись взглядами. Искорка пролетела.

– Я проверял почту, Facebook и ВКонтакте три раза в час, – исповедался Костя. – Кто чаще?

– Я, – поднял руку Саша. – В последнее время – каждые десять минут. И сидел в соцсетях по два часа в день.

– Я – больше, – сказала Кира. – Намного. И смотрела мыльные оперы.

– Прям общество анонимных алкоголиков, – пошутил Слава, наливая себе пиво. – Я не люблю соцсети, это помойка, полная всякой дряни. Лучше встретиться и выпить пива, чем ставить смайлики, лайки и постить фото дерьма в унитазе. Так что я рад, что я здесь. Мы живые, а не картинки в смартфоне. Но без телека как-то скучно, мне без него тяжелей, чем без сотового. Я зомби и люблю зомбоящик.

Кира ушла на кухню.

Костя стоял у книжного шкафа. Шкаф был большой, книг было много: старых и новых. От Аристотеля до Пелевина. Несколько томов Ленина из общего собрания сочинений. Книги родителей Саши, дачников-пенсионеров, и книги новой эпохи.

– Ленин, – удивился Костя. – Читаешь?

– Да. Он был гением, верил в свою мечту и воплотил ее в жизнь. Совершил революцию. Нам до него как ло Луны пешком. Как и до любого из тех, чьи книги в этом шкафу. Подумайте об этом и о своей жизни. Кто мы здесь? Горстка банальностей.

Костя взял том Ленина, открыл наугад и процитировал вслух:

«Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов».

– Актуально, – заметил Костя и стал читать дальше. Поля взяла томик Хэмингуэя, Саша выбрал Пелевина «Поколение П», под стать своему состоянию средней степени опьянения.

Читали и пили. Слава просто пил. Костя цитировал Ленина. Маша пыталась пить, но не могла и бегала в туалет каждые двадцать минут. Слава с ней не общался и морщился всякий раз, когда она уходила.

Когда читать надоело, сели играть в карты.

Пришла Маша, села рядом со Славой и обняла его. Слава скривился:

– Почисти зубы, милая.

Маша обиделась. Зубы чистить не стала, а выпила водки. Наконец ее отпустило, и водка осталась внутри, всасываясь в кровь из желудка.

После обеда вновь встал вопрос, чем бы заняться. Для секса рано, в карты играли, книги всем надоели. Душно. Хорошо, что никто не курит – этого еще не хватало.

Обливаясь потом, Слава снял майку с толстого тела.

Маша тоже разделась до лифчика, никого не стесняясь, и пригласила женщин последовать своему примеру. Женщины не разделись.

– Дальше слабо? – спросил в шутку Костя.

– Нет, – ответила Маша и сняла лифчик, глядя на Костю с мутной пьяной ухмылкой.

Народ обалдел.

Груди у нее были маленькие, крепкие, соски дерзко торчали. Слава смотрел на них и молчал, потом произнес:

– Не могу сказать, что мне это не нравится.

Протянув руку, он взял Машу за грудь.

– Убери руки, нахал! Ты их мыл? – шлепнув его по руке, она юркнула к нему на колени и взялась через ткань шортов за половой орган.

– Может, мы выйдем? – спросила Кира, вставая. – А вы тут воркуйте.

– Не надо, – сказал Слава, потный и пьяный. – Мы звери без норм морали, а звери не прячутся по углам, когда трахаются. Это природное естество, а что естественно, то не безобразно. Продолжение рода – инстинкт, основа всего, не надо его стыдиться.

Закончив речь, он стал раздевать Машу – рванул джинсы вниз и стянул их вместе с трусами, на глазах у всей честной публики, потерявшей дар речи.

Кира и Костя пошли к выходу.

Саша и Поля встали, но не ушли.

Сняв просторные шорты, Слава залез на Машу и, прижав ее жирной тушей к старенькому дивану, стал пыхтеть сверху, задом к двоим зрителям.

Поля залилась краской, опустила взгляд и пошла, потянув за собой Сашу. По пути Саша шлепнул Машу по ляжке. Он был пьян и был согласен со Славой. Слава не подкачал. Все разбежались, но кто знает, что будет дальше? Можно сказать одно – скучно не будет. Эксперимент удался.

Выпили чаю на кухне, делясь впечатлениями. Кира морщилась, Костя посмеивался, Саша звал Полю в зал. Красная от смущения, Поля сказала, что он извращенец.

– Что естественно, то не безобразно, – вторил он Славе. – Мы выдумали свой мир, с моралью, стыдом, комплексами, псевдоценностями, псевдоцелями. В чем смысл жизни? Знаете? – спросил он. – Кто хочет высказаться?

Ответом было молчание.

Из зала слышались стоны, и все невольно прислушивались.

– Костя, что скажешь? – спросил Саша.

Костя задумался.

– Не знаю. Честно. Зарабатываю, отдыхаю, влюбляюсь, покупаю машины, живу в свое удовольствие.

– А ты? – спросил Саша у Киры.

– Я? – вспорхнули ресницы, и чистые голубые глаза встретили Сашу. – Не знаю. Родили – живу. С переменным успехом. Когда сама рожу, буду жить для ребенка.

– Поля, тебе слово.

– Любовь. В ней смысл жизни.

Кажется, Поля шутила, и Саша ей подыграл:

– Ты девушка влюбчивая, с этим проблем нет.

– Я влюбилась в тебя, и жизнь удалась. Что скажешь сам? – она вернула вопрос. – В чем смысл жизни – если он есть?

– Он на диване в зале. Он в продолжении рода, в выживании вида. Но если не нравится этот, можно найти другой, каждому свой. Бессмертие. Самореализация перед моргом. Что еще? Все что угодно. Но в глубине, под этими смыслами, под социальными масками, нами рулит инстинкт, и мы делаем то, что хочет он. Мы – это он. – Саша перевел дух. – Возможно, есть сила, связывающая нас воедино, и мы, сами того не зная, действуем вместе, каждый для общей цели. Кто-то строит дом, кто-то метет двор, кто-то сидит в Думе. Все при деле. Все служат инстинкту.

Стоны в зале стали громче.

На кухне заулыбались.

– Я купил джип, – сказал Костя. – Где здесь инстинкт?

– Ты привлекаешь внимание самок и хочешь быть круче других. Самым крутым самцом. Джип – твое тело, сильное, быстрое и большое. Женщинам это нравится.

– Ты пишешь книги. Слава играет в группе. Как инстинкт связан с творчеством? Что скажет теория? – Поля хмельно улыбалась.

– Теория говорит, что есть сублимация – сексуальная энергия направляется в творчество для снятия внутреннего напряжения. Так считал дедушка Фрейд. А я от себя добавлю: если я часть целого, то все, что я делаю, я делаю для чего-то. Для прогресса. Для вдохновения человечества. Для парня, который прочтет книгу и что-то изменит в мире. Для общей души. Кстати, если мне повезет и я стану известным писателем, все самки будут моими.

Поля скривила губки:

– Главная цель, да?

Саша обнял ее и чмокнул в щеку:

– Ты права. И ты первая жертва.

Стоны стихли. Выждав двадцать минут, все возвратились в зал.

Слава и Маша спали: Слава в шортах, на животе, Маша – в чем мать родила, на спине, мокрая, белотелая. Волосы на лобке были русые, на голове – цвета вороного крыла, крашеные по-готски.

Из спальни принесли плед и накрыли Машу. Что-то сказав во сне, она затихла.

Налили водки, сдали карты и начали скучно играть пара на пару, изредка поглядывая на спящих. Настроения не было. После номера в зале, взбодрившего зрителей, всеми овладела апатия – ничего не хотелось. Никто не сказал это вслух, но это чувствовалось. «Зачем я здесь? Зачем запер себя в этих стенах, без дня и ночи, без свежего воздуха, без телевизора и смартфона, с теми, кто уже надоел?» – читалось на лицах. Если б не водка, было б еще хуже, но и она надоела, просто выбора не было.

Вторые условные сутки медленно двигались дальше.

***

Третьи условные сутки.

Горит свет, болит голова, под спиной не диван, а линолеум, и Поли нет рядом. Он один на полу, в зале, возле окна, липкий от пота.

Черт!

Он сел, и вместе с ударом боли хлынула тошнота.

Его вырвало, еще раз, и он стал мучительно думать.

Что было вчера? Сколько он выпил? Можно сказать одно – много. Черная дыра в голове – вместо воспоминаний. Черная алкогольная амнезия. Заблеванный пол. Батарея под боком, и жарко как в сауне.

Он встал.

На диване спят трое – Слава, Маша и Кира: все в одежде, Слава – между Машей и Кирой, ближе к Маше, Кира – лицом к стене, в метре от Славы. Никто не надул матрац, и тот пылится в углу, кое-как скомканный и забытый. На столе батарея бутылок, россыпь грязных тарелок, рюмок и чашек. Душно. Пытка, от которой не скрыться. Когда Саша заклеивал окна, он не думал о побочном эффекте в виде отсутствия свежего воздуха.

Кости и Поли нет в зале. Сквозь похмельный дурман глухо стучится мысль, прямо в темечко, больно и тошнотворно, и нет сил впустить ее и хоть секунду подумать о том, что это может значить.

Он пошел в спальню.

В спальне было темно, в единственном месте квартиры. В зале и в коридорах, на кухне и в ванной – везде горел свет. Везде, кроме спальни.

Сердце забилось сильней, в приступе тахикардии.

Щелк выключателем.

Мгновенный кадр на сетчатке.

Костя спит на кровати, в трусах, на щелковом покрывале, а Поли нет.

Он выключил свет.

Где Поля?

Он прошел на кухню.

Поля была здесь. Положив руки на стол, а на них – голову, она спала. Волосы были распушены, и их густые каскады, текущие по столу, что-то напомнили Саше. Что? С задержкой в пару секунд, вызванной интоксикацией, он понял. Парик. Они так хороши, без всякого спецухода, навязываемого рекламой, что напоминают парик. Дурацкие алкогольные ассоциации.

Осталось понять, почему Поля здесь. Так не должно быть.

Набрав воды из ванны, он жадно выпил стакан и сел рядом с Полей. Запустив пальцы в ее волосы, он стал их гладить. Нет, не парик – свое, мягкое и родное, сразу становится легче, приятная терапия похмелья.

Проснувшись, Поля вскинула голову.

Мутные, сонные, не родные глаза с красными прожилками смотрели на Сашу, словно не узнавая.

Поля молчала.

– Что? – не выдержал Саша. – Почему ты так смотришь? И что ты здесь делаешь?

– Издеваешься?

– Нет. Я не помню, – признался он. – Играли в карты, пили – помню, дальше – нет.

– Хочешь знать, что было?

По голосу Поли он понял, что лучше бы это не знать, но выбора у него не было. Вопрос был риторический.

– Да, – неуверенно сказал он.

– Кира поссорилась с Костей и стала к тебе клеиться, а ты был этому рад и лапал ее, думая, что никто не видит. Я увидела и вежливо сказала тебе, что не надо так делать. Не извинившись, ты предложил секс втроем, мне и Кире. Сказал, что мы хиппи и здесь лето любви. Ты был пьян в хлам. Блевал и пил, пил и блевал. Дальше?

Саша сглотнул:

– Да.

– Ты повалил меня на диван и хотел трахнуть при всех. У тебя ничего не вышло. Все над тобой смеялись, и я в том числе. Я тоже была пьяна. Потом ты уснул, там, на полу, и никто тебя не поднял, всем было пофиг.