Текст книги "История Древней Греции"

II.3. Микенская Греция (III тыс. – XII в. до Р.Х.)

Если Крит был населен негреческими племенами, то микенскую цивилизацию создали греки-ахейцы. Они двинулись на Балканский полуостров на рубеже Ш-П тыс. до Р. Х. Местное население (пеласги) ушли в другие районы или подчинились пришельцам. Самым ранним памятником новой культуры были так называемые «шахтные гробницы». Первые шесть могил такого типа (круг А) обнаружил еще Г. Шлиман, нашедший там множество предметов из золота, серебра, слоновой кости и других материалов. Немецкий ученый считал, что нашел могилы Агамемнона и членов его семьи, но гробницы относятся к более раннему периоду, XVI в. до Р. Х. Позже в Микенах нашли более скромные могилы, получившие название круга В (датированные второй половиной XVII в. до Р.Х., всего 24 могилы). Позже появляются т. наз. «купольные гробницы» или толосы, датированные XV–XIII вв., которые располагались возле дворцов или цитаделей. Самый большой толос – это «сокровищница Атрея» в Микенах, находящаяся внутри искусственного насыпного кургана и закрытая двумя огромными каменными блоками весом в 120 тонн. Сама камера была помещением с высоким ульевидным сводом, соединенным с боковой камерой, где и находилось погребение. Богатое внутреннее убранство гробницы и предметы роскоши были разграблены еще в древности.

XV–XIII вв. до Р.Х. были временем расцвета микенского мира. Область его распространения охватывала почти весь Пелопоннес, Центральную Грецию (Аттику, Беотию, Фокиду), Фессалию и ряд островов Эгеиды. Как и на Крите, центрами этой цивилизации были дворцы. Самые значительные из них находились в Микенах, Тиринфе, Пилосе в Пелопоннесе, в Афинах, в Орхомене и Фивах в Беотии, в Полке в Фессалии. Наиболее полное представление о планировке дворцов дает хорошо сохранившийся Пилосский дворец, именуемый «дворцом Нестора», главного советчика Агамемнона во время Троянской войны. Дворец образовывал прямоугольный комплекс, в центре которого был обширный прямоугольный зал с очагом и деревянными колоннами – мегарон. Как и на Крите, мегарон был центром жизни дворца, где царь собирал своих приближенных и устраивал приемы. К мегарону вели входные портики и вестибюли, а снаружи его находились два длинных коридора, в которые выходили двери многочисленных кладовых. В пилосских кладовых нашли огромное количество сосудов для хранения оливкового масла, частично предназначенного на экспорт. Во дворе были ванные комнаты, водопровод и канализационные стоки, а в одной из комнат был найден Пилосский архив из 600 табличек линейного В. Пилосский и Кносский архивы являются самыми крупными в микенском мире.

Если Пилосский дворец дает большую информацию о жизни дворца, то дворцы в Микенах и Тиринфе дают представление об укреплениях микенских твердынь. Микенская цитадель была сложена из огромных каменных плит длиной в три и более метров и шириной в метр. Греческий историк Павсаний (II в. по Р.Х.) сообщает, что их называют «циклопической кладкой», считая, что такое могли построить только великаны-циклопы. Ворота Микенского дворца венчались рельефным изображением двух львов (Львиные ворота). Цитадель Тиринфа, самая мощная из микенских цитаделей, была построена из 12-тонных глыб, а наружные стены крепости достигали 4,5 м в толщину и 7,5 м в высоту (в сохранившейся части). Даже преодолев наружную стену, атакующие оказывались перед внутренней стеной и только тогда могли штурмовать цитадель. В городе был подземный ход, ведущий к скрытому источнику воды в 20 м от крепости.

В отличие от критских, микенские фрески, изображения на вазах и других памятниках искусства изобилуют военными сценами. Война была главным занятием микенских правителей, а оружие играет особую роль в захоронениях. Оборонительным оружием микенских воинов были большие щиты и шлемы, наступательным – копье, бронзовый меч и кинжал. Оружие украшалось, а одним из главных достижений микенского прикладного искусства являются именно инкрустации на предметах вооружения. Микенские предводители сражались на колесницах.

Другим излюбленным предметом микенского быта были перстни и печати. Печати изготавливались из драгоценных камней, яшмы, аметиста, агата и др. Перстни и печати украшались гравированными изображениями – обычно сценами войны, охоты и сельской жизни. И у мужчин, и у женщин были серьги, ожерелья, бусы и браслеты, часто сделанные из тех же серебра ж золота. Женщины носили золотые диадемы. Страсть микенцев к серебру и золоту отразилась в кубках и посмертных масках. Золотая маска из Микен длиной 34,5 см получила название «маски Агамемнона» (так ее назвал еще Шлиман), а из микенских кубков выделяется «Кубок с голубями», очень похожий на гомеровское описание кубка Нестора.

Практически общим убеждением является мнение А. Эванса о том, что микенская культура была лишь второстепенным, периферийным вариантом критской, а микенские поселения – лишь «колониями» критян в «варварской» стране. Это, разумеется – преувеличение. Многое было заимствовано с Крита (архитектура дворцов, фресковая живопись, водопровод и канализация, линейное письмо и др.), а среди мастеров, изготовлявших замечательные изделия микенского искусства, было много критян. Микенцы не достигли уровня критского искусства, однако они достигли того уровня, чтобы воспринять высочайшую культуру Крита, а в некоторых областях (прикладное искусство или работы по золоту) даже превзойти своих учителей.

Благодаря прочтению линейного В, мы можем достаточно полно воссоздать картину микенского общества. Большие архивы хозяйственного характера, часто содержащие различные рассчеты, предполагают наличие развитой бюрократии. Кроме большого числа писцов, существовали чиновники, наблюдавшие за выполнением разнообразных повинностей. Первичной структурой был округ (в Пилосе их было 16), во главе стоял чиновник, именуемый коретером. В подчинении коретера находились мелкие чиновники с громким титулом басилевсов. Над ними стояла уже собственно дворцовая администрация.

Во главе дворцового хозяйства стоял правитель, именуемый «ванакс» или «ванака» (от него произошло греческое «господин» – άναξ). У него была большая челядь (царские горшечники, оружейники, приемщики даров и др.). Вероятно, высшим чиновником был лавагет, командовавший вооруженными силами. Правящую элиту составляли жрецы главного храма, высшие чиновники и военачальники (в основном – начальники колесничных отрядов).

В некоторых табличках появляется «дамос» (народ), видимо, состоявший из рядовых общинников, обычно бедных, но свободных людей. Вероятно, община имела свою земельную собственность. Вероятно, общинники участвовали и в военных действиях, составляя многочисленную плохо вооруженную пехоту, которая следовала за колесницами знати и отрядами ее дружинников. Гораздо больше сведений о рабах. Среди документов пилосского архива есть списки рабочих отрядов дворца, состоявшие из дворцовых рабов и рабынь. Более многочисленными были женские отряды (до 100 человек), которые делились по профессиям (мололыцицы зерна, прядильщицы, швеи, банщицы и др.). Мужские отряды были меньше (оружейники, горшечники, портные, каменщики), детей приписывали к отрядам женщин. Существовали «божьи рабы» (видимо, рабы храмов), которые, однако, могли иметь собственность и арендовать землю. Рабские отряды получали пайки, а характер и место работы определялись централизованно. Пилосский архив упоминает около 1300 рабов (в основном, рабынь).

Многие работники находились в особом положении. Это были кузнецы, находящиеся под жестким контролем властей и получавшие металл из дворца, что, вероятно, компенсировалось материальным довольствием и престижностью профессии. Судя по всему, к привилегированным категориям относились квалифицированные мастера-парфюмеры, золотых дел мастера, граверы и др. Часть из них относилась к «людям дворца», состоящим на государственной службе, а другая – к выполнявшим временные повинности свободным общинникам.

Микенская экономика показывает двойственную природу этого общества. Преобладание государственного сектора, «отрядная» организация рабов, сильная царская власть и развитая бюрократия позволяют говорить об обществе восточного типа. Вместе с тем, можно увидеть и различия. Дворец имел черты сходства с восточным или критским, но, в определенной степени его можно считать и прообразом будущего греческого города. Похоже, что микенские дворцы были самостоятельны, а гражданская община могла стать моделью для будущей самостоятельной гражданской общины греческого общества. Наконец, огромная роль аристократии, особенно военной, разительно контрастирует с восточной бюрократией. Кроме того археологи и историки второй половины XIX в. обратили внимание на то, что наряду с дворцами, в микенском обществе имелись другие центры обитания, более похожие на позднейшие города.

Политическая организация микенского мира вызывает серьезные дискуссии. Укрепленность дворцов, обилие оружия и данные мифологии указывают на конфликт между обитателями разных дворцов. Археологические данные и мифология показывают острую борьбу между Микенами и Тиринфом, а поэмы фиванского цикла демонстрируют раздоры внутри правящей династии и активное участие в них других городов. Повествование о походах правителей Аргоса против Фив могут косвенно подтверждаться тем, что фиванский дворец погиб в XIV в. до Р.Х., т. е. раньше, чем остальные центры. В науке существует проблема единой «державы Агамемнона». Некоторые ученые полагают, что династия Атридов сумела подчинить остальные области и создать единое государство, однако более вероятно, что речь могла идти лишь о военно-политическом союзе независимых городов, в котором микенский правитель был лишь «первым среди равных».

В XV в. до Р.Х. ахейцы колонизировали Крит, а в XIV – XIII вв. закрепились на юге и западе Малой Азии и островах Родос и Кипр. В одном хеттском документе говорится о державе Ахийява, которая ставится в один ряд с Египтом, Вавилонией и Ассирией. Некоторые ученые полагают, что в XIV в. в юго-западной части Малой Азии появилось некое новое ахейское государство, тогда как другие (явно более правомерно) видят в Ахийяве суммарное обозначение ахейского мира, включая его центры в Балканской Греции.

XIII век стал пиком ахейской экспансии. Войны с Египтом и тяжелое сражение при Кадете (1290 г.) ослабили Хеттское царство, что позволило ахейцам расширить свою сферу влияния как на Западе, так и на востоке Малой Азии. Во второй половине XIII в. они активно участвовали в нашествии «народов моря» на Египет, а египетские источники упоминают об участии в нападении народов, именуемых ахайяша и данона (ахейцы и данайцы). Вероятно, после этого происходят глобальные перемены, позже получившие название Троянской войны и дорийского вторжения.

Троя (Вилуса) была вассалом Хеттского царства и стояла на пути ахейского вторжения. Область этого города, Троада, находилась в северозападной части Малой Азии, занимая широкую береговую полосу и равнину, пересеченную горами Иды и орошаемую реками Скамандром и Симоентом. Этническая принадлежность троянцев неясна, вероятно, население было фригийским. Троянская война датировалась примерно 1225 г., т. е. совсем незадолго до падения Хеттского царства (около 1200 г.). Гомер не знает хеттов, однако показывает, что на стороне Трои сражалась мощная коалиция народов Малой Азии. «Илиада» показывает это как долгую масштабную осаду самой Трои, а археология свидетельствует, что Троя Vila погибла в результате вражеского нашествия. Нашествие различных племен, включая и «народы моря», привело и к гибели Хеттского царства. За эпической осадой Трои могло стоять не менее значительное событие.

Это предприятие было последним большим наступлением ахейцев. Последние десятилетия XIII в. обитатели дворцов жили в постоянном страхе. На Истме воздвигается мощная стена, а фрески изображают сражение между ахейцами и варварами, одетыми в шкуры и носящими длинные волосы. В конце XIII в. вторжение состоялось. Оно именуется дорийским, но греки-дорийцы стали лишь частью огромного потока, в котором участвовали фракийцы, иллирийцы и другие северо-балканские варвары. Ослабленное заморскими походами и междоусобными войнами микенское общество не смогло оказать должного сопротивления. По пути варвары громили микенские дворцы, погиб Пилосский дворец, сильные разрушения были в Микенах и Тиринфе. Экономике был нанесен непоправимый ущерб, происходит стремительное сокращение численности населения, свертывание ремесла и торговли. Даже там, где цивилизация еще уцелела, начинается сильнейший экономический и культурный регресс. Полностью исчезли импорт, линейное письмо В, монументальная архитектура и фресковая живопись.

Остатки носителей микенской культуры покидали свои поселения. Некоторые ушли в горную область на севере Пелопоннеса, вскоре получившую название Ахайя, некоторые были порабощены пришельцами. Впрочем, и большая часть варваров ушла обратно на север. Многие микенцы эмигрировали на побережье Малой Азии и острова (Эвбея, Хиос, Кефалления) и уже в X в. до Р.Х. здесь появились пока еще довольно скромные поселения нового типа (Смирна, Загора, Эмпорио и др.). Вскоре появились новые центры цивилизации – Милет, Эфес, Колофон, Фокея. Некоторые старые центры все же остались. Несмотря на страшный урон, микенская цивилизация не исчезла полностью. Традиции сохранились – они оставались в ремесле и культуре, религии и мифологии. Греции предстояли тяжелые «темные века», но ей не пришлось строить все на ровном месте, а микенское прошлое давало возможность опоры. Примечательно, что в Греции происходит важное географическое изменение: прежние очаги микенского мира (Арголида, Крит, Лаконика) будут заняты дорийцами и станут отсталыми частями новой Греции; напротив, в местах миграции или сохранения микенского населения (Аргос, Афины и особенно – Малая Азия и острова) началось возрождение новой греческой цивилизации, сохранявшей достойную память о своей предыстории.

III. Греция в гомеровский период (XI–IX вв. до Р.Х.)

III.1. Гомер и «гомеровский вопрос»

Три последующих века (XI–IX вв. до Р.Х.) обычно именуются «гомеровским периодом» или «темными веками». Последнее название дали ему археологи как по причине резкого упадка материальной культуры, так и по причине крайней скудости информации. Название «гомеровский период» связано с тем, что это время обычно связывают с именем Гомера и его великими поэмами, а сами «Илиада» и «Одиссея» являются фактически единственным источником по истории данного периода.

Вопросы о времени создания поэм, их авторстве, содержании и композиции и, наконец, вопрос о том, какое общество продемонстрировал нам великий поэт, составили огромный комплекс проблем, именуемый «гомеровским вопросом», и теперь нам снова предстоит вернуться к знаменитым поэмам. Вопрос возник в современной науке, хотя его предпосылки появились еще в античном мире. Греки, в целом, верили в существование великого слепого (греч. ό μη όρων) эпического поэта и считали, что содержание поэм -это подлинная история. Практически любой греческий город претендовал на право быть родиной Гомера, а некоторые поклонники приписывали ему создание всех произведений греческого эпоса, что было опровергнуто Аристотелем. Пожалуй, только александрийские ученые, также ставившие Гомера первым в своем литературном «каноне», стали замечать исторические и логические противоречия внутри самих поэм. Возникли сомнения, что «Илиаду» и «Одиссею» сочинил один человек, однако господствующим мнением стала точка зрения Аристарха Самофракийского, что «Илиаду» Гомер написал в юности, а «Одиссею» – в старости.

Впрочем, пиетет к Гомеру перевешивал все подобные сомнения. Согласно преданию, Ликург ввел закон об исполнении поэм Гомера в Спарте, а Солон – в Афинах. Поэмы стали основой школьного образования, некоторые ученики знали большие куски поэм, были и люди, знавшие их целиком (Ксенофонт. Мир. 3, 5). Платон писал, что «Гомер воспитал всю Грецию», а в эллинистическое время вокруг него создается религиозный культ.

Тем не менее, основные трудности создавали именно сторонники и поклонники поэта. Время и место рождения Гомера были предметом спора.

Самым ранним временем считалось время дорийского вторжения (ок. 1200 г. до Р.Х.), самым поздним – примерно середина VIII в. Видимо, наиболее распространенным стало мнение Геродота, считавшего, что Гомер жил примерно за 400 лет до него, т. е. около 850 г. до Р. Х. Спорен и вопрос о родине Гомера, о чем свидетельствует одна из эпиграмм:

Спорило семь городов о рождении мудром Гомера:

Смирна, Хиос, Колофон, Мелос, Аргос, Итака, Афины.

Список этим не исчерпывался, единственную тенденцию, которую можно обнаружить – это указание на Малую Азию и острова, и вероятнее всего, что поэмы появились именно там.

Именно Новое время стало отрицать существование единого Гомера. Сомнения в существовании знаменитого поэта стали высказывать уже в XVIII в. (Р. Бентли, Ф. д' Обиньяк и др.), однако всерьез этот вопрос был поставлен Ф. А. Вольфом. В 1795 г. Вольф написал предисловие к подготовленному им изданию Гомера, где утверждал, что вплоть до времени Писистрата (560-527) поэмы существовали только в устном варианте, а каждая из них представляла собой соединение небольших песен, сочиненных в разное время разными поэтами. Другой ученый, К. Лахман, создал «теорию малых песен», согласно которой каждая поэма делилась на большое число мелких поэм, написанных разными авторами. Несколько позже появилась так называемая «теория ядра», согласно которой первоначально были созданы две небольшие поэмы, «Пра-Илиада» и «Пра-Одиссея», которые потом расширялись за счет различных дополнений. Сложности начались тогда, когда встал вопрос о конкретном содержании этого ядра. Для «Илиады» это обычно была часть, напрямую связанная с Ахиллом, для «Одиссеи» – история странствий главного героя.

Вместе с тем, значительная часть ученых осталась на позиции теории «единого Гомера» или «унитарной теории». Показательно, что первые протесты пришли из литературы. Сторонниками «единого Гомера» были Ф. Шиллер, М. В. Гете, первый переводчик Гомера на русский язык Н. И. Гнедич, В. А. Жуковский, A.C. Пушкин. В науке основателем «унитарной теории» обычно считается К. В. Нич, по мнению которого, письменность возникла гораздо раньше, чем VII–VI вв. до Р. Х. Впрочем, для создания большого эпического произведения письменность не обязательна, а наличие противоречий встречается даже тогда, когда индивидуальное авторство бесспорно, а автор известен со стопроцентной вероятностью. Наконец, Нич высказал, быть может, главный аргумент «унитариев» – любые аргументы против единства поэм не опровергают главного – глубокого художественного и смыслового единства гомеровских поэм.

Будущее развитие науки подтвердило ряд положений Нича. Вскоре выяснилось, что греческие надписи появились не в VII, а в VIII веке до Р.Х., а на Кипре было найдено слоговое письмо, относящееся к X–IX вв. Более того, раскопки Г. Шлимана и А. Эванса показали наличие микенской письменности, а в период между Троянской войной и временем Писистрата письменная традиция (даже несмотря на забвение линейного В) практически не прерывалась. Исследование фольклора подтвердило другое положение Нича – эпические произведения могли создаваться людьми, письменностью не владевшими или вообще принадлежащими к народу, не имевшему собственной письменной культуры. Напротив, противники унитаризма запутывались во внутренних противоречиях как при нахождении «главной» части поэм, так и при определении границ между их составными компонентами.

На стороне каждой из теорий можно обнаружить имена выдающихся филологов, историков и литераторов. Говоря об отечественной историографии, можно сказать, что хотя немалое число авторитетных ученых (П. М. Леонтьев, Ф. Г. Мищенко, Ф. Ф. Зелинский и др.) были сторонниками теорий «ядра» или «малых песен», вероятно, большинство (М. С. Куторга, Ф. Ф. Соколов, СИ. Радциг, Э. Д. Фролов и др.) относятся к числу унитариев. Современный унитаризм существенно отличается от более раннего – в его варианте великий поэт широко использовал идейное и формальное наследие предшественников и играл роль не только оригинального творца, но и «редактора», объединившего стоявшую за ним эпическую традицию.

Нельзя не отметить справедливости главного аргумента унитариев, как прежних, так и современных, а именно – тезиса о глубоком художественном единстве поэм. Как пишет СИ. Радциг: «Если мы попытаемся дать себе отчет, в чем заключается ошибка этих «разделительных» теорий, то увидим, что все они исходят из совершенно идеализированных представлений о каком-то идеальном поэте и, не зная о нем ничего, на основании своего чисто субъективного мнения признают за ним одни части и отнимают другие; далее они произвольно дробят цельное произведение на части, не считаясь с внутренней связью, соединяющей их; кроме того, критики открывают напластования разных эпох, не учитывая требований эпической традиции и намеренной архаизации эпического поэта. Увлекаясь своим предвзятым мнением, «разделители» забывают самое простое естественное условие, что в огромном произведении великий поэт может обнаружить не только сильные, но и слабые стороны своего таланта и, следовательно, качественные различия между отдельными частями никак не могут служить доказательством участия разных поэтов». К этим аргументам можно добавить высказывание другого выдающегося сторонника унитаризма, Ф. Ф. Соколова: «Единство «Илиады» и «Одиссеи» есть также, строго говоря, гипотеза: но она стоит на общем предании древности, на единстве дошедшего до нас текста, на художественной ценности поэм. Доказать свое мнение должен тот, кто восстает против единства, так как он говорит и против предания, и против существующего факта… Мы можем быть вполне уверены, что они падут под тяжестью этой задачи»[1]1
  Соколов Ф. Ф. Гомеровский вопрос // Соколов Ф. Ф. Труды. СПб., 1910. С. 148. Цит. по: Фролов Э. Д. Факел Прометея. 3 изд. СПб., 2004. С. 25–26.


[Закрыть].

Единство поэм не исключает их многослойности. Можно считать признанным наличие предварительного этапа формирования поэм, которые постепенно подвергаются циклизации, детализации, относящейся примерно к VIII веку до Р.Х., завершением которой стала их запись при Писистрате. Таким образом, поэмы Гомера постепенно создавались на протяжении примерно 500-600 лет. Самые ранние их элементы относятся ко времени близкому к собственно осаде Трои или падению Хеттского царства (ок. 1200 г. до Р.Х.), после чего традиция очень долго передавалась в устной форме, вплоть до ее циклизации. Именно на этом этапе должен был появиться Гомер (или два «Гомера»), который и стал «редактором» поэм. Данные указывают на их связь с ионийской колонизацией, и основа эпоса создается именно там, где оказались главные культурные наследники микенского мира. Запись поэм при Писистрате (возможно, не первая) окончательно утвердила основной текст и внесла в них ряд дополнений. Последние появлялись и после, а сопоставление имеющегося у нас текста «Илиады» и «Одиссеи» и многочисленных цитат у разных авторов показывает, что отдельные изменения вносились и в позднее время.

Эта многослойность отражается и в изображении общества, изображенного Гомером. Поэт, несомненно, осведомлен о микенском времени. Главным сюжетом «Илиады» является осада Трои, отражающая реалии ХШ-ХП вв. до Р.Х., борьбу ахейцев с хеттами и их союзниками, а исторической основой «Одиссеи» были плавания микенцев в Средиземном море, особенно в Италии. Античные географы локализовывали места, где путешествовал Одиссей (остров циклопов, грот Каллипсо, остров Эола, Сциллу и Харибду и т. п.), прежде всего, Италией и Сицилией, а микенские путешествия в эти страны подтверждаются многочисленными находками микенской керамики и данными подводной археологии. Показателем этой ощущаемой всеми связи является то, что поэмы были особенно востребованы именно в VIII–VII веке до Р.Х., в период новой волны греческой колонизации.

Важны не только события. Действие поэм происходит не только под Троей и в Италии, но и в Микенах, Пилосе, Спарте и других микенских дворцах. Позже они либо перестали существовать, либо полностью утратили свое значение. Герои Гомера сражаются на колесницах, вышедших из употребления в конце II тыс. до Р.Х. и используют бронзовое и медное оружие, которое в VIII веке уже сменилось железным. Наконец, они живут в роскоши, немыслимой для IX–VIII вв. до Р.Х. «Узнаваемыми» оказались имена и предметы. Некоторые гомеровские имена встречаются и в микенских табличках, а описанные Гомером предметы имеют подчас поразительное сходство с находками Шлимана и других археологов (Кубок Нестора, шлем с кабаньими клыками и др.). Многое, что есть у Гомера, совершенно определенно отсутствовало в так называемый «гомеровский период».

Есть и другое – подробно сообщая о некоторых реалиях микенского времени, поэт совершенно не знает о других. Он не знает о микенской бюрократии и отрядах рабов, в поэмах ни разу не упоминаются хетты. Конкретные картины иногда весьма эклектичны. Так, его Крит – это поразительное смешение разных эпох – процветающий остров с 90 (!) городами, где живут не только древние критяне, но и ахейцы и… дорийцы. Некоторых реалий в микенском мире еще не было: примером являются финикийцы, которые появились в Средиземноморье только в XI в. до Р.Х.

Как бы ни считали греки, Гомер, конечно, не был историком. Это – великий поэт, для сочинения которого характерны и литературный вымысел, и эпическая гиперболизация, и элементы фантастики. Впрочем, даже если учесть литературную сторону вопроса, можно сказать, что описанное Гомером общество искусственно и соединяет в себе два или три разных времени. В некоторых старых частях есть описания, характерные для погибшего общества II тыс. до Р.Х., а в некоторых поздних вставках – реалии новой, архаической эпохи. Тем не менее, главным временным пластом было общество современное поэту.