Текст книги "Триединство. Из цикла «Вспомнить себя»"

Десятая сцена

Утро. Кухня в домике для гостей. Ингрид стоит с кружкой горячего ароматного кофе.

Входит Манн.

Ингрид (весело). Доброе утро.

Манн (растеряно). Доброе. Утренние переговоры?

Ингрид. Да. Но к ним сперва надо подготовиться. Мне показалось, или ты смутился?

Манн. Да… Да, тебе не показалось. Я пытаюсь подобрать слова, но от всех них ощущение, что я пытаюсь оправдаться…

Ингрид. А ты пытаешься оправдаться?

Манн. Нет. Но в любом случае я не знаю, что ты подумаешь, пока не расскажу тебе об этом.

Ингрид. И?

Манн. Айк спит у меня в постели. Он вчера заснул здесь за стойкой за черновиками. А я, как обычно, проснулся попить воды… Попробовал его чуть-чуть разбудить, но в итоге понёс его спать. А когда стал с ним подниматься по лестнице, он открыл глаза и сказал, что не хочет спать один. И вновь провалился в сон. Вот.

Ингрид (улыбаясь). И?

Манн. И мы уснули. Точнее, он уже и так спал, а я заснул чуть позже.

Ингрид. Хочешь сказать, что он храпит?

Манн (улыбаясь). Нет. Я бы сказал, его вообще не слышно. Словно его нет вовсе. А сейчас он… (Улыбаясь.) Вообще, ты своими глазами должна это увидеть.

Подходят к комнате Манна, он аккуратно приоткрывает дверь в свою комнату и, пропуская Ингрид вперёд, останавливается позади неё.

Манн. Вот так он спит большую часть времени. Полностью скрывшись под одеялом. Даже пришлось прислушиваться, дышит ли он. (Склоняет голову к шее Ингрид.) А ещё от вас обоих так вкусно пахнет… и это одурманивает.

Ингрид (не поворачиваясь к Манну). Что тогда тебя смущает?

Манн. Мне хорошо и тепло, когда вы оба рядом. Мне максимально хорошо. И, засыпая, я надеялся, что ты тоже вдруг зайдёшь к нам, залезешь под одеяло и, обняв кого-нибудь из нас, заснёшь. А на утро мы бы вместе пробудились от неги сна, соприкасаясь друг с другом. Я слишком откровенен?

Ингрид. Нет. (Поворачивается к Манну.) Просто последнее время я чувствую себя совсем безэмоциональной. Внутри может появиться какой-то импульс, и есть ощущение его наличия, но он никак не окрашен. Просто пульсирующая точка на карте. Её появление говорит мне, что надо что-то сделать. Но я опять же слишком спокойна относительно этого или рациональна. Или это уже переросло в привычку игнорировать этот сигнал. Или ещё что-то… Но твоя нежность и теплота меня завораживают.

Одиннадцатая сцена

Айк. Я часто слышу, что человек – это примитивное существо. Но при этом внутренне он всегда мечтает и хочет быть понятым, принятым, любимым, радостным, счастливым, со смыслом в жизни. Но буквально быть понятым подразумевает знание того, что у тебя в голове: чтение твоих мыслей, ощущение твоих эмоций, переживание твоих воспоминаний. Иначе это лишь проекции, подборка похожих эмоций и переживаний и восприятие через симуляцию, моделирование, но не оригинал. Не конкретное восприятие конкретного человека, а зеркало с огромным количеством искажений образа, или засорившийся родник под огромным слоем ила, или, возможно, мастерская копия с картины художника, но копия, не оригинал. Оригинал где-то спрятан или украден… И при этом рвение быть понятым буквально, в нужный момент, без лишних слов, без дополнительных разъяснений. Для этого мы изобретаем множество способов: запечатлеваем наши воспоминания, переживания, чувства, желания, делимся ими… Мы пытаемся восполнить что-то, что было утеряно, что-то, что было нам свойственно, что-то, что мы изначально умели… И возникает ощущение, что человек – это не примитивное существо, а отупевший или деградирующий бог. Что изначально мы знали мысли друг друга, могли делиться воспоминаниями друг с другом и транслировать свои эмоции на длительные расстояния. Мы испускали контролируемый сигнал и умели его принимать, понимать и ощущать.

А сейчас, по образу и подобию, мы пытаемся восполнить утраченное с помощью искусства, высокотехнологичных устройств и гаджетов. Пойдя по пути внешнего, по пути материи. По какой причине боги захотели деградировать? Почему решили забыть то, что умели? Или кто-то провернул с нами эту злую шутку? Вмешался, заблокировал, попытался стереть… но не до конца… Эта способность сидит где-то глубоко внутри, заключённая. И мы городим огромные неуклюжие пласты материи, засоряем ими пространство, чтобы выстроить эту связь… Заставляем другие предметы звучать, транслировать, излучать, фокусировать, воспринимать, фиксировать… Пытаясь заменить чем-то вовне, всё больше подчиняясь материи.

А может, это мы выстроили наше тело с пятью чувствами восприятия. Но для чего? Кто-то разорвал какую-то связь между материальным и энергетическим проявлением… Она до сих пор болтается, её надо лишь крепко и уверенно ухватить и вновь закрепить… Или это и есть функционал блуждающей свободной связи, контакта информационной оболочки или поля. Ответ где-то рядом. Как мы могли такое забыть? Почему функционирует только та наша часть, что проявлена в материи?

Словно ты стоишь на земле, на планете Земля, а где-то на орбите вокруг планеты дрейфует твой корабль, но связь с ним потеряна, и тебе его не разглядеть… Но самое главное, что ты даже не помнишь, что он у тебя вообще есть… Как огромный кит, что скрыт от твоих глаз туманом. Почему я тебя не вижу? Что-то тебя увлекло? Одурманило? Очнись. Проснись.

Манн. Айк. Хороший мой, проснись. Всё хорошо. Ты над водой. Я тебя держу. Ты в безопасности. Просыпайся. Ты ходил во сне.

Айк (приходя в себя). Манн?

Манн. С добрым утром.

Айк. Что происходит? Почему ты…

Ингрид (с берега). Ты ходил во сне, Айк.

Айк. Я что?

Ингрид. Я всё это засняла для тебя на телефон.

Айк. Сколько времени?

Ингрид. Два часа дня.

Айк. Нас скоро ждут в гости.

Манн. Может, перенесём на другой день?

Айк. С чего вдруг?

Манн. С того, что я держу тебя на руках над водой.

Айк. Так раскрой их, и я окончательно проснусь.

Манн разжимает ноги Айка, за которые удерживал и приподнимал его над водой, и Айк входит в воду.

Двенадцатая сцена

Манн, Ингрид и Айк выходят с лесной дороги и направляются в сторону их дома. На Манне брючного типа штаны, футболка и пиджак, на Ингрид – лёгкое вечернее платье чуть ниже колен, на Айке – брюки и белая рубашка, с закатанными по локоть рукавами, две верхние пуговицы расстёгнуты.

Айк. Так здорово, что мы вышли раньше и прогулялись этой дорогой.

Манн. Голова так приятно гудит. Столько прекрасных эмоций за этот вечер. (Ингрид). Ты всю дорогу молчала и о чём-то думала, нежно улыбаясь.

Ингрид. …Они такие прекрасные. Эта возрастная пара. Такие увлечённые, жизнерадостные, у них столько планов, столько энергии, такой открытый живой ум, такое количество знаний и исследований в совершенно разных областях науки и искусства, даже своя обсерватория теперь. Поразительно. И это чёткое ощущение, что перед тобой две осознанные личности, находящиеся в индивидуальном и совместном развитии. Это настолько близко мне. Знаете, я иногда представляю, какими бы могли быть мои роди… (Резко замолкает, не договаривая фразы и бледнея, и с удивлённым испугом переводит свой взгляд на Айка, который не отрываясь смотрит на неё.)

Манн сначала не понимает, что произошло.

Ингрид. Ты ведь не сделал этого?

Айк. Ты не можешь туда вернуться, пока не осознаешь, зачем.

Ингрид, как по команде, отмирает и мгновенно направляется в обратную сторону.

Ингрид. Попробуй, останови меня!

Айк. Манн!

Манн перехватывает Ингрид, крепко обнимая её.

Айк. Ты можешь насладиться этим прекрасным вечером и запомнить его таким или поддаться порыву и всё испортить.

Ингрид. Ты не можешь знать наверняка, что я всё испорчу.

Айк. А я и не хочу этого знать. Если ты нарушишь их счастье, то…

Ингрид. То что?!

Айк. Ничего. Это будет на тебе.

Ингрид. Ты жесток!

Айк. Ты прожила этот вечер без токсичной бесполезной информации, без предрассудков и помех – прожила его, искренне наслаждаясь. Они вдохновили тебя, заворожили, ты почувствовала свою связь с ними: умственную, эмоциональную, духовную – они стали этим вечером частью тебя, а ты стала частью их. Ты беседовала с ними не переставая, ты помогала Эйприл накрывать на стол и шутила про выставку современного искусства, на которой недавно побывала. Фил, узнав, что ты ценитель скотча, открыл для тебя особый коллекционный скотч, для особых случаев и особых людей, с которыми можно разделить это ощущение. Ты видела их огромную библиотеку художественных и научных книг на разных языках, среди которых было множество и твоих любимых книг. Они обнимали тебя на прощание и звали вновь нас в гости. Мы все хохотали над шутками Манна и Фила. Ты подошла ко мне, когда я стоял у окна, и, впервые осознанно взяв меня за руку, прошептала, как счастлива, что с ними познакомилась, и как тебе сейчас хорошо. А потом устремилась звать улыбающегося Манна танцевать, любуясь, как эти коричневого цвета глаза вновь превратились в бездонные, вглядываясь в них, и обнимая его, и улыбаясь ему. Танцуя под музыку, которую поставил Фил, рядом с ним и Эйприл. Ощущая приятную дрожь в теле, ты была полна радости и беззаботности. И за этот короткий момент произошло множество других прекрасных мелочей и эмоциональных открытий. И если ты позволишь этому моменту остаться и примешь его, то он ещё не раз будет наполнять тебя и восполнять твои силы.

Константин (голос). Айк, здравствуйте!

Айк удивлённо поворачивает голову в сторону человека, окликнувшего его.

Константин. Меня зовут…

Айк (нетерпеливо). Я знаю, кто вы, Константин. Что вы здесь делаете?

Константин. Ваш агент сказал, где я смогу вас найти. А в отеле мне сказали, что вы тут остановились. И я решил вас именно здесь дождаться.

Айк. Что вы здесь делаете?

Константин. Вижу, вы не хотите сделать этот диалог приветливее и сразу переходите к делу.

Айк. Я сказал Фёдору, что не хочу видеть вас в роли Майка, а если приветливее, то вы просто не подходите на эту роль, хоть вы и рыжий. Мне жаль, если он в том или ином виде этого вам не донёс, и вам пришлось проделать весь этот путь.

Константин. Да, я знаю, что не подхожу на эту роль, так как вижу себя в роли автора. Именно это я и приехал обсудить с вами.

Айк. (ухмыляясь). Автора? (Хочет что-то добавить, но Манн его опережает.)

Манн (Айку). Прекрати сердиться и выслушай. Просто выслушай.

Айк переводит взгляд на Манна и Ингрид.

Айк. Хорошо, Константин. Пойдёмте в бар при отеле.

Манн. Нет, мы все пойдём в дом. (Константину.) Меня зовут Манн, это Ингрид.

Константин. Очень приятно. Зовите меня просто Костя.

Ингрид (поворачиваясь и нежно улыбаясь). Добрый вечер. Прошу простить мне мои слёзы, но сегодня выдался очень эмоциональный день. (На мгновение переводит взгляд на Айка.) В хорошем смысле этого слова. Не смогла удержаться и поддалась эмоциям.

Константин. Ну что вы… Это я должен извиняться, что так внезапно нагрянул. Если я помешал чему-то важному, то я могу прийти завтра и…

Айк. Вы уже помешали, «просто Костя», а сейчас увидели красивую женщину и начали с ней флиртовать.

Константин смущается.

Манн. Айк.

Айк (Манну). Ты не видел его взгляда?

Манн. Видел. Ты сейчас на взводе и поэтому предвзят. Иначе бы так не отреагировал.

Ингрид берёт Манна за руку.

Ингрид. Айк, пойдёмте все вместе в дом.

Константин. Я пойду, только если вы, Айк, разрешите. Я приехал, потому что для меня важен ваш материал и…

Айк. Костя, опять начинаешь.

Константин. Я пытаюсь быть искренним, а ты ведёшь себя, как последний засранец. И да, Ингрид и… прекрасна, и надо быть слепцом, чтобы этого не заметить.

Айк. Уже лучше. Кажется, кто-то живой показался… Хорошо, продолжим диалог в доме.

Тринадцатая сцена

Манн, Ингрид, Константин и Айк входят в дом. Разуваются и проходят в гостиную.

Айк. Есть хочешь?

Константин. Да, очень. Если не затруднит.

Айк. Мне сказать «затруднит»?

Константин. Нет.

Айк идёт к холодильнику и достаёт всё для приготовления омлета. Ставит готовиться тосты и включает разогреваться чайник и сковородку.

Ингрид. Я вас ненадолго оставлю. (Переводит перед уходом короткий взгляд в сторону Айка, который находится к ней спиной. А после смотрит на Манна. Манн ей кивает и направляется к Айку.)

Манн смотрит, что из продуктов достал Айк, и, открывая холодильник, дополнительно достаёт свежий базилик, томаты и сыр, схожий с брынзой. Константин наблюдает за происходящим. Потом, осматриваясь, оглядывается вокруг. Айк взбивает вилкой три яйца и выливает в разогретую сковородку.

Константин. Ты здесь создавал «Триединство»?

Айк. Хочешь понять, насколько подробно надо вглядываться в это пространство?

Из тостера выскакивают готовые румяные тосты. Манн мелко нарезает базилик и берётся за нарезку томатов кружками. Айк достаёт тосты и кладёт на тарелку. Константин наблюдает за их готовкой. Манн обходит Айка со спины и берёт перец с полки, заглядывает Айку через плечо.

Манн. Не хочешь убавить огонь?

Айк. Нет. Это блюдо готовлю я, ты занимайся своим. У меня всё под контролем.

Константин. Твой агент сказал, что ты собираешься отказаться от экранизации.

Айк. Да.

Константин. Если это из-за давления продюсеров киностудии, то можем снять фильм своими силами. Я готов выступить сопродюсером проекта. Уверен, смогу подтянуть всё необходимое финансирование.

Айк. Даже если не будешь играть в этом фильме?

Константин. Ты всегда так издеваешься над людьми?

Айк. Ты сейчас сидишь у меня дома…

Манн бросает короткий взгляд на Айка.

Айк (продолжая). И я готовлю тебе омлет. Если ты считаешь это оскорбительным для себя, то можешь поесть в отеле, а потом, выспавшись в прекрасном номере, отправиться обратно, откуда приехал.

Константин. В отеле нет свободных номеров.

Айк (поворачиваясь). Тогда какого хрена, Костя?

Константин. Это было спонтанное решение. Не было времени раздумывать. Ещё скажи, что сам никогда так не поступал.

Манн ухмыляется этой фразе. Перчит томаты. После чего ставит перец обратно на полку, берёт оливковое масло и вновь заглядывает Айку через плечо.

Манн (тихо Айку). Мне нравится, что ты назвал это место домом и приревновал нас… (Вновь отходит заканчивать приготовление своего блюда.)

Ингрид (голос). Можете переночевать у нас.

Константин, Айк и Манн оглядываются на вошедшую Ингрид. Она переоделась в джинсы и комфортную рубашку, от чего стала выглядеть расслабленно.

Ингрид (продолжая и переводя взгляд на Айка). Мы трое в любом случае сегодня спим в гостиной.

Айк выключает плиту и перекладывает омлет со сковородки на тарелку к румяным тостам. Берёт приборы и направляется с тарелкой к обеденному столу. Манн берёт приготовленное блюдо и тоже идёт к столу.

Айк (Константину). Тебе сейчас лучше начать есть.

Константин принимается за еду.

Ингрид. Почему хотите сыграть именно автора?

Айк (Ингрид). Серьёзно?

Ингрид. А тебе разве не интересно?

Константин. Потому что был в такого рода отношениях. Но, в моём случае, у всех были серьёзные нерешённые внутренние проблемы, которые каждый пытался не замечать и компенсировать этими отношениями. Мы не прислушивались друг к другу, скорее, использовали друг друга. Потому долго это не продлилось, и твой материал проявил множество ответов на вопрос почему. На самом деле этот материал меня буквально раздавил. Когда меня позвали смотреть спектакль, я думал, это будет очередная история про пикантный тройничок. Но этот материал, как и ты, безжалостен к зрителю. Я бы даже сказал, что тебе откровенно плевать на большинство из них… Тебя волновали только эти трое. Ты их свёл, чтобы они создали для себя свою среду, изнутри, чтобы начали её самостоятельно проживать… Но финал! Его уход… Я до сих пор нахожусь в противоречии с этим его поступком…

Манн. Не ты один.

Константин. Как можно было?! У большинства нет и толики того, чего они достигли в своих отношениях. Они пошли по своему пути… но ты безжалостно обрушил всё…

Айк. А теперь ты здесь и хочешь сыграть именно его.

Константин. Потому что он был важным элементом.

Айк. А двое других менее важными?

Константин. Но именно он был катализатором этих отношений.

Айк. И поэтому его функция – удерживать всех вместе?

Константин. Нет, но… Нет. Но вы-то до сих пор вместе!

Айк. А мы не вместе.

Константин (улыбаясь). Ага, конечно. (Смотрит на Ингрид и Манна.)

Ингрид (спокойно). Раз Айк сказал, что мы не вместе, то мы не вместе.

Манн (серьёзно). Да, всё так, как сказал Айк.

Константин. Прошу прощения. Я перешёл черту. Это не моё дело.

Айк. В этом ты прав.

Константин. Какой он тогда – автор?

Айк. А ты уверен, что он вообще есть? Что это не их внутренний голос.

Константин. Уверен. Хотя ты намеренно оставил его без какого-либо описания, в отличие от Майка и Вирджинии. А дальше всё строишь через ощущение его. Но в этом ощущении чётко заложено, что автор знает, кто он. Хотя и не даёт себе внешних оценок и характеристик. Он цельный для себя. Но он знает и про внешнее восприятие, про другое восприятие, про восприятие со стороны. И при этом изначально намеренно в нейтральной позиции, где каждый может налеплять на него свой образ. И вот это мне было очень сложно уловить и особенно сформулировать. Есть моменты, когда он пытается показать им буквально, какой он, но мгновенно ощущает в этом манипуляцию со своей стороны, навязывание им своего виденья себя. И они после этого искренне видят его таким, каким он для них себя раскрыл. И вроде всё так, и это совпадает с его виденьем. Образ закреплён. Не они познали, а он продемонстрировал, проявил, навязал. Что бы он ни говорил про себя, он почему-то мгновенно считает это навязыванием… Подожди, получается, в конце он просто ушёл в поток… В финале у тебя автор по всем ощущениям происходящего на сцене уходит, но актёр остаётся видимым для зрителя, а Майк и Вирджиния отыгрывают его отсутствие. Они больше не могут выхватить его из потока, так как их перехода не произошло. Им не за что ухватиться… Он разочаровался в примитивности внешнего восприятия и шаблонности мышления. Его знакомство и с Майком, и с Вирджинией именно так и происходит – каждый словно выхватывает его из пространства, или даже подпространства его собственной истории, или настраивается на его волну. Он сначала даже не понимает, что разговор происходит с ним. И он в смятении, что вдруг кто-то выхватил его из потока. Но он отвечает и начинает этот диалог развивать, так как это то, чего не ожидал, большое противоречие, которое, по сути, мечтал отыскать. Я двигаюсь в правильном направлении?

Айк. Он долго учился не ассоциировать себя со своими мыслями и желаниями. Это информационный поток, информационное поле без фильтров, сырьё. А его мозг – это огромная машина многослойных симуляций с множеством вариантов от нежной милоты до извращений. И, исходя из симуляции, ему необходимо отыскать путь для её обработки и выстраивания. Побочный эффект в том, что наблюдатель не ассоциирует себя ни с кем. Он вне игры, он невидимка, он бесформен.

Он пропускает через себя их эмоциональные потоки беспристрастно, иначе он станет манипулятором или, ещё хуже, паразитом, питающимся их эмоциями. Он создаёт для них вариативные ситуации с запасом на возможность их развития. Они главная суть и любовь этого действа. Нельзя полюбить бесформенную сущность. Нельзя придавать ей форму, границы и очертания. Тогда он закостенеет, а они лишатся развития. Но и без них он потеряет возможность чувствовать поток.

Константин. Но ведь его же можно постигать, как он постигал их. Они его увидели – на них он откликнулся. Он ощутил в этом развитие или новое исследование. Но когда они подумали, что поняли и познали его, сформулировали его, в этот момент и разучились его видеть… Это настолько утопично. Как это работает у вас?

Айк. Ешь, а то остынет.

Константин. Как тогда строить такие отношения?

Айк. Ты сам назвал это утопией.

Константин. Это из-за усталости. Но ты прав, мне необходимо чётче формулировать.

Константин продолжает есть.

Манн (Айку). Всё в порядке?

Айк (вставая). Я в душ и спать. (Ингрид.) Я помню про гостиную.

Манн. Тогда мы тоже. (Константину). Я постелю тебе в своей комнате.

Константин. Спасибо, что приняли меня сегодня и накормили. Я рад знакомству с вами.

Айк. Мы тоже, Костя…

Четырнадцатая сцена

Гостиная. Манн разложил диван для сна и застилает его постельным бельём. Ингрид подсушивает влажные волосы полотенцем. Оба одеты в удобную для сна одежду: на Манне футболка и спортивного типа серые штаны, а на Ингрид – просторная футболка и шорты.

Айк заходит в гостиную со своим постельным бельём, подушкой и одеялом. Он по-прежнему в рубашке, но уже не заправленной в брюки, и брюках с расстёгнутой пуговицей на поясе.

Айк (Ингрид). И как ты себе это представляешь?

Ингрид. Двое точно спокойно поместятся на диване…

Айк (опережая). Я лягу на полу.

Айк начинает стелить себе на полу, но не у самого дивана. Манн закрывает двери гостиной и дополнительно перегораживает их креслом и стульями. Ингрид садится на диван и наблюдает за Айком. Манн ложится рядом с ней.

Айк заканчивает стелить постель и переводит взгляд на диван, замечая Ингрид и Манна, наблюдающих за ним. Он отворачивается и отходит к креслу, начиная расстегивать рубашку, чтобы лечь спать, но останавливается и застёгивает пуговицы обратно.

Айк (про себя). Идиотизм.

Манн. Ты о чём?

Айк. Если бы я был персонажем, то назвал бы драматурга сволочью за то, что затеял подобную сцену.

Манн ухмыляется.

Манн. Хочешь поговорить об этом?

Айк. Нет.

Ингрид. Разве он подобной сценой не пытается помочь тебе раскрыться?

Айк резко гасит свет в комнате.

Айк. Спокойной ночи.

Все ложатся, и в какой-то момент наступает полная тишина.

Ингрид резко включает торшер у дивана.

Ингрид. Хотела проверить, что никто из вас не исчез…

Айк. Конечно, нет.

Ингрид. Хочу отныне говорить «мои»… Всеми возможными способами.

Манн. У меня такая же потребность.

Манн садится в постели.

Айк. А у меня возникает огромное желание начать саботировать всю эту сцену и дальнейшее наше пребывание здесь.

Ингрид. Из-за того, что сказала?

Айк. Из-за того, что страшно вас потерять…

Ингрид. Что даже лучше не начинать…

Айк. Да. Вот-вот запустится защитный механизм «Или борись, или беги».

Ингрид. Чувство тревоги, словно тень, сегодня сопровождает тебя.

Айк. Внутри всё кричит о необходимости обеспечить себе безопасность.

Манн. Я пережил это в театре, когда внезапно включился свет… И этот страх потерять в итоге помог выхватить вас из потока. А потом вдруг стало страшно, что я не поспею за вами, и я побрил голову…

Айк. Тебе идёт.

Манн улыбается.

Айк. До «Триединства» я жил постоянными страхами, которые способствовали моему выживанию, предупреждая об опасности, а также держа в постоянном стрессе от возможности вновь утратить чувство защищённости. А когда участившиеся обмороки начали лишать сознания… я внезапно проснулся в сцене с Майком и Вирджинией, буквально ворвался в эту гостиную. Почему-то они меня знали, почему-то они меня ждали, почему-то я был им нужен, почему-то они говорили именно со мной, почему-то они слушали и понимали то, о чём я говорю, почему-то они откликались на мои чувства к ним… Словно внутри всё это время одновременно пребывало три личности, которые, наконец, ощутили, что настолько сильно любят друг друга, что мгновенно началась их интеграция друг в друга. С заполнением собой всех пробелов единой личности, с восстановлением давно забытого и подавленного, с привнесением нового знания и недостающих элементов друг в друга, наконец, с ощущением своей цельности. Постепенно начало становиться легче и спокойнее.

Ингрид. Но потом ты покинул Майка и Вирджинию… прервал их интеграцию в тебя.

Айк. Почувствовал, что боль отступила, испугался, что могу лишиться силы… Силы преодоления самой боли… Что без неё не отличу, что такое безопасность…

Манн. В таком случае пора вновь поверить, что безопасность существует. Просто вернись обратно. Не стоит пытаться добиться этого состояния силой. Зайди в комнату, из которой ушёл, со всем своим багажом, со всеми своими страхами, эмоциями и чувствами… Просто войди обратно. Просто останься рядом с ними. Почувствуй их успокаивающее присутствие. Ещё ночь. Люди ведь просто спят ночью. Завтра будет новый день… (Манн отодвигается к краю дивана, освобождая место Айку.)

Айк берёт с пола подушку и одеяло и ложится на диван к Ингрид и Манну. Наступает тишина.

Манн (после паузы). Ничего себе… заснул, как только его голова коснулась подушки.

Ингрид аккуратно, чтобы не разбудить, дотрагивается указательным пальцем до морщинки на лбу Айка.

Ингрид. Закрыл глаза, и сон мгновенно увлёк его от нас. (Нежно проводит по морщинке, а после по краешку носа спускается к губам и далее на подбородок.)

Манн, довольный, наблюдает за Ингрид.

Ингрид. Он даже рубашку перед нами не решился снять.

Манн. Ну ты тоже переоделась у себя в комнате, как и я у себя.

Ингрид. Ну мы-то понятно…

Манн (ухмыляясь). Хочешь сказать, мы уже достаточно засветились в пьесе, теперь его очередь.

Ингрид (улыбаясь). Помнишь твой вопрос в отеле: ну и разве что-то изменилось в нас со вчерашнего просмотра?

Манн (ухмыляясь). Мы полулежим на диване и фантазируем.

Ингрид. И это так приятно.

Манн. И во что бы ты хотела развить свою фантазию с рубашкой?

Ингрид (после паузы). Наверное, как он делал бы это при Майке и Вирджинии, без смущения, как будет воспринят, просто готовясь ко сну, просто расстегивая белую рубашку, пуговица за пуговицей, после долгого эмоционального дня, вытаскивая её из брюк, расстёгивая пуговицы на манжетах, после потирая шею и затылок, расслабляя их… Снимая рубашку и кладя или вешая её на стул. Переводя взгляд на меня… и тебя… чтобы этот взгляд заявлял… (Затихает.)

Манн (сквозь комок в горле). Мои?

Ингрид. Да. А ещё я хотела бы разглядеть вас обоих в мельчайших подробностях, каждую морщинку, каждую мышцу, вену, косточку… Чтобы вы были при этом неподвижны и обнажены, и я могла бы видеть, как вздымается ваша грудная клетка от вдоха и проседает от выдоха, как ваша кожа реагирует на моё прикосновение… И как твоё тело реагирует сейчас на эту фантазию…

Манн не отрываясь смотрит на Ингрид.

Ингрид. Тебе ведь хотелось его крепко обнять и не отпускать до тех пор, пока вновь не почувствует себя в безопасности…

Манн. Он до конца не доверяет тому, что чувствую я, ты и он сам… Точнее, он отлично знает, что он к нам чувствует, но ещё отказывается верить в то, что в данный момент мы реальные и что его чувства взаимны. Что он просто может быть счастлив. И именно в том концепте и архитектуре, в которых всё это когда-то задумал.

Айк внезапно просыпается.

Айк. Вы уже проснулись. Сколько времени? (Ингрид.) Прости. У тебя уже, наверное, скоро переговоры? Я сейчас выметусь. (Начинает быстро вставать.)

Ингрид. Айк, Айк, Айк. Ещё не утро, ещё ночь. Ты только заснул.

Манн. Айк. Останься с нами.

Айк остаётся сидеть на краю дивана к ним спиной и с закрытыми глазами.

Айк (не открывая глаз). Всё слишком осязаемо. (Ингрид.) То, как ты вжимаешься в моё тело, когда я обнимаю тебя со спины, словно хочешь изгнать даже кислород и заполнить собой все изгибы и трещинки. Твой обволакивающий запах смеси эфирных масел, который проявляется только на близком к тебе расстоянии и уже не отпускает, мгновенно пробуждая ощущения, на которые откликается всё тело. (Манну.) Жар твоих ладоней, когда прикасаешься. К этому теплу приходится сперва привыкнуть, прежде чем думать о чём-то ещё. Ощущение щетины на коже, и её звонкий шуршащий звук, когда прикасаюсь к твоему лицу… Не говоря уже о ваших губах. Всё слишком осязаемо.

Ингрид (после паузы). Я так рада внезапному появлению Кости.

Айк. Как хотите себя вести при Косте?

Манн. А как ты хочешь?

Айк. Спокойно. Как сейчас.

Ложится обратно. Ингрид гасит свет.