Текст книги "Видящий. Лестница в небо"

Глава 5

Как и любой пилот МБК, Григорий Осмолкин был крупным накачанным мужчиной весом порядка ста кэгэ. В снаряженном состоянии вес меха мог достигать полутора центнеров и даже больше, поэтому дохляков в таких частях просто не водилось, ведь от повреждений начинка могла отказать, и пилот мог остаться один на один с громоздкими неудобными доспехами, из которых требовалось хотя бы самостоятельно выбраться, а в идеале – продолжить в них бой. За годы инвалидности Гришка, конечно, подрастерял форму, но по ощущениям, последнее время усиленно тренировался, так что слабаком не был по определению. Но это ему не помогло, потому что и я последние полгода не сидел сложа руки.

Да, мой вес пока еще не перевалил за отметку семьдесят кило, но я и развивал другое – источник и техники. Всего лишь легкий импульс жизни в мышцы позволял добиться усиления, которое и не снилось обычным тяжелоатлетам или боксерам, а воздух, который на самом деле имел к нормальному воздуху очень опосредованное отношение, давал просто читерское преимущество. Способность манипулировать потоками в пределах 10–50 метров вокруг себя не поддавалась никакому логическому объяснению, но тем не менее присутствовала в моем арсенале.

Порядком поднадоевшая маска умненького, целеустремленного, но слегка наивного мальчика слетела с меня в одно мгновение. И теперь уже гвардеец хрипел в моей хватке, прижатый за шею к стене.

– Что. Это. Такое?!

– Схх… От… пус… ти… – только и смог просипеть синеющими губами Григорий, обеими руками вцепившись в мои пальцы.

Поняв, что переборщил, ослабляю захват, вернув мужчине способность дышать.

– Я! Спросил!

– Твое задание… – проскрипел Осмолкин.

– Григорий, это не задание, это хрень!!!

– Это не моя идея. Я пытался отговорить его, но он уже все решил.

Он, почтительно выделенный даже слабым, скрипучим голосом Гришки, – это, видимо, предыдущий царь-батюшка, которого я немного того…

– Что за дурацкая идея? – окончательно отпускаю гвардейца.

– Не такая уж и дурацкая… – обиженно бубнит Григорий, растирая пострадавшую глотку, – это ты про другие варианты еще не знаешь.

– Что, детский сад, вторая группа?

Окинув меня злым взглядом, мужчина делает попытку отлипнуть от стены, но тут же прислоняется обратно: я его не только придушил, но и порядочно впечатал в нее. Целительная волна придает ему сил, но благодарности не дожидаюсь, хотя, по правде, и не жду, это было бы странно, учитывая, что в его состоянии виноват тоже я. И вообще требовать признательности от человека, которого я собираюсь в недалеком будущем хладнокровно убить, – верх цинизма.

– Тебе бы точно не понравилось, – саркастически отвечает на заданный вопрос куратор.

– Даже больше, чем сейчас?

– О! Поверь, были там и такие. Подробности тебе знать необязательно. Так что «первое сентября, в школу идти пора…» – фальшиво напел он достаточно известную здесь песенку, не отказав себе в возможности поиздеваться.

Н-да… Действительно, других вариантов не знаю, так что придется поверить на слово. Если подумать, то сам номер школы говорит о том, что ученички там будут непростые, наверняка в этом все дело.

– И какое задание?

– Ты сначала проучись хоть сколько-нибудь! Твоим аттестатом там только подтереться и выкинуть.

– Что-то еще?

– Это все. Бумаги просмотри только внимательно, есть небольшие изменения в биографии.

– То есть? – настораживаюсь.

– Посмотришь сам. Самое главное – Елизару Андреевичу ты теперь не внук, а просто жил неподалеку; есть и еще пара мелочей. Ничего серьезного, урона твоей чести не будет! И относись проще, это всего на год, а товарищами твоими по учебе сплошь именитые дети будут. Глядишь, и еще полезные знакомства завяжешь!

Забавно, я его за язык не тянул, он сам про честь проговорился, похоже, другие варианты действительно были хуже. Только в таком виде план не годится, с новшествами в биографии я для такой школы рылом не вышел, сразу кучу подозрений вызову. А провести целый учебный год в сплошных проверках на прочность – никаких нервов не хватит.

Пролистав для верности бумаги, убеждаюсь в правильности выводов.

– Не пойдет! Тогда зачисляйте Бориса Черного туда же!

– С чего бы это?

– Без Бориса не пойду! – набычившись, упорствую я.

– А как же задание? Никто тебя в монастырь на аудиенцию не приглашал, сам пришел и вызвался!

Ну положим, не вызвался, а просто вы не оставили мне выбора, но это сейчас не важно: надо снизить риск, а вас я потом поодиночке давить буду.

– Задание заданием, а правдоподобности этой легенде не хватает. Если меня одного зачислить, то в моей биографии точно с микроскопом копаться будут, потому что с улицы в такие заведения не берут. А вот Борис для такой школы очень даже подходит, у него и с происхождением все в порядке, и все на виду, в отличие от меня. А я тогда пойду вроде как за компанию, наперсником и телохранителем. И вызывать подозрения, а значит, и пристальные проверки, не буду.

– Хм, есть что-то в этой идее… – Григорий перестал смотреть на меня как на врага народа и задумался. – Действительно, Ярцев и без нашей помощи мог бы туда ребенка пристроить… Но тогда надо, чтоб Лев Романович сам с этим предложением вышел?.. – полуутвердительно-полувопросительно произнес гвардеец.

– Я думаю, с этим проблем не будет. Он, наверное, и оплатить это дело не откажется – к сыну он, несмотря ни на что, хорошо относится.

– Ладно, твои аргументы принимаются. Так для дела действительно лучше будет, – соглашается куратор, – но с ними обоими тебе придется договариваться самому, про мое и его участие им знать не нужно, – опять выделив голосом «его», многозначительно смотрит он мне в глаза.

– Это само собой, – киваю в ответ на предупреждение, ненавязчиво прозвучавшее в последней фразе.

– Тогда пусть Ярцев где-то через неделю к руководству школы обратится, отказа ему не будет. И копии Бориных бумаг мне сделай, я еще два дня в Москве буду; в гостинице, если что, оставь… – Задумавшись о чем-то своем, Григорий довольно рассеянно прощается и уходит, продолжая потирать горло, оставляя меня разгребать новые навалившиеся проблемы. По крайней мере, он больше не пышет негодованием по поводу моего самоуправства и нашей небольшой разборки.

Расставшись с Осмолкиным, вернулся к упаковке приборов, игнорируя любопытные взгляды Бориса и попутно размышляя, как сообщить ему счастливую весть о предстоящей учебе.

Да какого черта? Скажу как есть, просто не упоминая об инициаторах. В конце концов, поучиться год в Первой гимназии – это не так уж и плохо; ясно, что там Потемкины наверняка будут, но не одни же они! Машку вроде князь туда же отправить собирался для социализации. Сам бы я, конечно, туда не пошел, но стоит постараться извлечь из этого максимум пользы.

– Боря, скажи, а ты бы хотел в нормальной школе поучиться? – начинаю разговор.

– Когда-то хотел, но ты же мои проблемы знаешь… – спокойно отвечает Черный.

– А если там я с тобой буду? И вообще в школе сплошь одаренные будут? Как ты на это смотришь?

– Ты это вообще спрашиваешь или у тебя конкретный вариант есть? – Парень откладывает наполовину заполненную коробку и испытующе всматривается в мое лицо. Бушарин в разговор не лезет, но с любопытством поглядывает в нашу сторону.

– Как ни странно, но есть. Так как: рискнешь? – подначиваю юношу. Нехорошо, конечно, разводить на слабо́, но мне его добровольное согласие нужно. Я могу и в рамках нашего договора приказать, данный случай как раз идеально под его действие подойдет, но не хотелось бы делать это, тем более что договор мы еще не подписали, а только на днях собираемся.

– А зачем? – спрашивает Борис, хотя видно, что наживку уже заглотил.

– Научиться общаться со сверстниками, нам обоим это не помешает; завести связи и знакомства. Просто поучиться: говорят, наш аттестат там не очень-то котируется. Как тебе? Все равно ни в один вуз в этом году не поступили.

– А что за школа? Мы же в Питер переезжать собираемся? И как мы туда попадем, если аттестаты уже на руках? – выстреливает приятель целой очередью вопросов.

– А вот это нам с твоим отцом обсудить придется. – Борька сразу сникает и возвращается к прерванному занятию.

– Тогда забудь. Отец на это не пойдет.

– Спорим, что пойдет?

– Я даже спорить не стану, твои деньги поберегу!

– А мы не на деньги!

– На желание? И что ты предлагаешь?

– Если он согласится, то ты с ним нормально общаться начнешь и письма писать будешь или звонить; нет – выбирай сам.

Борис долго сопит, раздумывая над ответом. За время вынужденной паузы я успел набить и подписать две коробки профессорского имущества. Не знаю, кажется мне или нет, но в прошлый переезд вещей как-то поменьше было. Обрастаем потихоньку барахлом: поди, и в один грузовик теперь запихать все не удастся.

– Ладно, я согласен. Но если проиграешь, то больше эту тему никогда не поднимаешь!

– Тогда бросай все и пошли!

– Куда?

– Звонить твоему отцу, пока ты не передумал!

– Прямо сейчас?

– А чего откладывать? – и тащу слабо сопротивляющегося приятеля к ближайшей телефонной будке.

Вопреки Борькиным опасениям, Ярцев-старший его звонку обрадовался. Я хоть и видел пару раз запомнившегося мне по экзаменам Дмитрия Петровича неподалеку от нашего обиталища, но, думаю, доклады подчиненного не заменят личного общения с сыном. Что бы парень ни думал, а отец его любит, хоть, видимо, и не умеет эту любовь выразить.

Ужин в компании Льва Романовича проходит в престижном ресторане. Сначала мужчина был недоволен моим присутствием, но, не ощутив привычной нагрузки на свой слабенький источник, заметно оттаял. Пока отец расспрашивал сына, я отдавал должное искусству повара, не вмешиваясь в их диалог. Ван, конечно, готовит неплохо, но иногда и какие-то изыски интересно попробовать, тем более что в подобных заведениях я и в прошлой жизни считаные разы был.

– Ну-с, молодые люди, а теперь выкладывайте, что вас ко мне привело. Я, конечно, очень рад Боре, но сомневаюсь, что это была его инициатива, – проницательно заметил промышленник после устроенного допроса.

– Отчасти вы правы, Лев Романович, – впервые с момента знакомства подаю голос, – но только отчасти, потому что Борис действительно скучает по семье. – Черный отчетливо краснеет и смущается, а вот его отцу эти слова приятны. Тем временем я продолжаю: – Скажите, вы убедились, что в моем присутствии способности вашего сына нивелируются?

– Да, как это ни удивительно, но я абсолютно не чувствую оттока энергии. Как вам это удается?

Копирую приподнятую бровь Земели: недаром перед зеркалом тренировался, а то очень уж выразительно у Олега выходит, даже завидно иногда. Чтоб Ярцеву-старшему, да не доложили о талантах нашей компании? Очень сомневаюсь.

– Наследственность хорошая, – туманно отвечаю на вопрос.

– А вы, кстати, знаете, Егор, что очень похожи на…

– Так я же говорю – наследственность хорошая, – перебиваю слегка нахмурившегося при этом собеседника, который, впрочем, тут же понимающе усмехается в шикарные светлые усы и оставляет эту тему в покое. Непонимающий взгляд Бориса оба игнорируем.

– И что же вам от меня надо?

– Недавно у меня появилась возможность устроиться в Первую Петербургскую гимназию, в десятый класс. – Теперь черед Бориного отца изумленно двинуть бровями. – Но поскольку учиться мне придется под своим именем, это вызовет ряд вопросов. – Еще одна понимающая усмешка и легкий наклон головы, поощряющий продолжать. – А вот если я поступлю как товарищ какого-нибудь родовитого ученика, то эти вопросы никто задавать не будет, поскольку все будет ясно и прозрачно, а мой покровитель окажется как бы совсем ни при чем…

– И вы хотите, чтобы в данном случае я выступил инициатором вашего зачисления? За компанию с Борисом? – с ходу понял, к чему я клоню, Лев Романович.

– Именно. Как вы сами понимаете, отучиться там хотя бы год – весьма престижно. И откроет потом многие двери как передо мной, так и перед вашим сыном… – продолжил я искушать любящего отца.

– А ты, Боря? Сам-то хочешь? – перевел взгляд Ярцев на моего товарища. – Там ведь всякие ситуации могут возникнуть, а Егор не всегда будет рядом.

– Пап, если я правильно понял, то даже в случае срыва навредить я там никому просто не смогу, многие будут на порядок сильнее меня, а ситуации – они и в обычной жизни возникнуть легко могут. А так я хоть научусь со сверстниками общаться, заведу знакомства, да и просто подучусь, – практически слово в слово повторяет Борис мои аргументы.

– Хорошо. Я доволен, сын, что ты принимаешь правильные решения. Признаться, когда ты просто сбежал из дома, был у меня соблазн вернуть тебя обратно, но я решил посмотреть на твои действия, а заодно дать тебе время остыть, чтоб ты подумал и понял мои причины. И я очень рад, что, несмотря на обиду, ты обратился за помощью именно ко мне, – разразился нравоучительной речью Ярцев, заставляя меня изо всех сил подавлять желание поморщиться. Слова, безусловно, правильные, но то, как они прозвучали… Борьке, наверно, гораздо приятнее было бы услышать что-нибудь вроде: «Молодец, сынок, так держать!»

– Что от меня требуется? – перешел он к текущим задачам, покончив с пафосной частью.

– Если вы, Лев Романович, примерно через неделю обратитесь в гимназию с просьбой о зачислении нас двоих, то вам не откажут, договоренность об этом имеется. Еще нужны Борины документы, но это мы и сами откопируем и передадим. Вот, в общем-то, и все.

– А оплата?

– За себя я заплачу сам, за Бориса – на ваше усмотрение.

– Пап, я сам заплачу! – вмешивается Борис.

– Что я, на обучение сына денег пожалею?! Не думай об этом, учись лучше! И за форму и принадлежности мне потом счета перешли, я компенсирую.

– Хорошо, – смиренным тоном соглашается Борис, словно ему не денег, а каку предложили; от возмущения пинаю под столом этого зажравшегося паршивца. Парень вскидывается, но мои гримасы понимает правильно, и уже нормальным голосом произносит: – Спасибо, папа!

– Вот и хорошо, – отвечает мужчина, от которого не укрылась наша короткая пантомима. – Когда собираетесь ехать?

– Уже на следующей неделе, нам ведь еще устроиться надо, – отвечаю за обоих.

– Позвони, как доберетесь, – это уже персонально сыну. Борька согласно угукает. – У меня есть квартира в Питере, можете там устроиться, – предлагает он нам.

– Спасибо, на первое время будет очень кстати, – благодарно склоняю голову.

Пока я наслаждался изумительным кофе и огромным куском торта, эти двое обсудили еще какие-то свои семейные дела, перемыли кости родственникам, в общем, вполне нормально поговорили. А когда дело дошло до прощания, младший даже украдкой сморгнул слезу, да и старший не был так спокоен, как хотел казаться.

– До свидания, пап. И спасибо за все, – находит все-таки в себе силы поблагодарить отца Борис. В отличие от предыдущего раза, он делает это без моей подсказки, так что становится заметно, что папаша совсем поплыл. – Наверное, теперь увидимся только на каникулах…

Привычки обниматься у гасителя нет, но Лев Романович сам ломает шаблон, встав из-за стола и крепко сжав чадо на прощанье.

– Береги себя, сынок! – вполне человечно произносит промышленник. – И не вздумай там меня опозорить! – заканчивает в своем обычном духе. А я удостаиваюсь весьма благожелательного кивка перед уходом.

Вечер пятницы встречаю в тишине и одиночестве. На месте купола лаборатории теперь громоздится гора коробок, а их хозяин пакует уже личное имущество у себя дома. В отличие от нас он уедет уже послезавтра, почти налегке, имея доверенность от меня на аренду недвижимости. Заодно и с жильем для себя определится, решать за него в этом вопросе я не рискнул. Китайцев откомандировал к профессору на помощь, помимо сбора вещей требуется еще и саму квартиру освободить, так что лишние руки не помешают, а Черный из любопытства умчался с ними. Борька и меня зазывал, но поскольку в данный момент я являюсь для Бушарина нанимателем, то посчитал это несколько… фамильярным, что ли? В отличие от остальных, Александр Леонидович очень четко держит дистанцию «начальник-подчиненный», ничуть не обращая внимания на мой возраст, и весьма дозированно отодвигает границы в нашем общении.

Союзное соглашение с размытыми формулировками мы вчера с Черным подписали и даже сдали в соответствующую палату. Осторожный разговор с Бушариным на эту тему пока не дал результатов – профессор обещал подумать. Отторжения у него эта идея не вызвала, что уже хорошо, но и соглашаться он не спешит, что в общем-то разумно с его стороны. Пытаться как-то воздействовать на него в этом вопросе я посчитал излишним: далеко не все, что умеешь, следует применять в обычной жизни. Пойдешь вот так на поводу у сиюминутного желания – и окажешься вскоре окружен тупыми марионетками. Нет уж, пусть сам дозреет.

Книжка, заготовленная скоротать время, оказалась неинтересной, так что спустя полчаса я уже заскучал, лениво валяясь на своем лежбище, сколоченном когда-то трудолюбивыми детьми Азии из подручных материалов. Душу грел пакет со спиртным и вкусностями, заготовленный к вечернему визиту в меблирашку, но пилоты пока еще не появлялись. Совсем загонял их Костин, а в Питере не легче будет. Зато и отдача идет: в негласном рейтинге по Москве «Кистень» где-то в первой двадцатке котируется, уступая лишь монстрам-старожилам типа «Вихря» и «Опоры», которые еще в прошлом веке на рынок вышли.

От нечего делать вернулся к папке Арешиной, в очередной раз перебирая собранные материалы, благо никто не мешал.

Павел Потемкин – а как отца я его не воспринимал – положа руку на сердце, был не худшим представителем кланов. Примерный семьянин, одаренный, богатый, красивый, достаточно известный. Чем он занимался на самом деле, из собранного досье было не очень ясно, а дедовым историям в этом вопросе я не совсем доверял, потому как эти «сказочки на ночь» проходили по разряду страшилок. С точки зрения бывшего главы Тайной канцелярии, не было в империи ни одного политического преступления, откуда бы не торчали длинные уши Потемкиных. Почему он этих интриганов не убрал, пока был на посту, – покрыто мраком тайны. Вероятно, результат того не стоил – другие кланы просто из принципа прикопали бы деда в ответ, не считаясь с потерями, а там и до переворота недалеко, потому что царь за своего любимца вписался бы. Вот и получилось, что на одной стороне – хрупкое равновесие, достигнутое поколениями предков, а на другой – ненависть и подозрения, возможно и обоснованные, государева постельничего.

В прессе Павел Александрович то перереза́л красную ленточку на открытии учебного центра, то жертвовал крупную сумму на постройку больницы, то еще что-нибудь в этом духе. Эдакий меценат, покровитель искусств и защитник сирых и убогих. Словно на плакате к каким-нибудь выборам; домохозяйки за него голосовали бы пачками.

А вот из бумаг Арешиной выходило, что помимо двух дочерей и сына от законной жены, других детей у него было больше двух десятков, и это только тех, о которых смогли собрать информацию, потому что основная их масса родилась на закрытых для посторонних родовых землях. Дважды отец-герой, а вполне возможно, и трижды, если пользоваться терминами старого мира.

Интересно, блин, а он вообще свой член в неэрегированном состоянии видел или так со стояком и ходил все время?

Но если отстраниться от разных обстоятельств, такому генофонду грех было пропадать: детишки все как на подбор получились умненькими и одаренными в разной степени. По крайней мере, именно такие выводы я сделал из прочитанной подборки. В основном они родились раньше меня, самой старшей сестре исполнилось недавно двадцать шесть. Только вот беда – пока они сидели в своей тьмутаракани тихо – все было нормально, а вот стоило им проявить родовые способности – их судьба круто менялась. В папках были собраны материалы о двадцати одном ребенке, которых с той или иной долей вероятности можно было принять за моих братьев и сестер.

Итог: четверо парней пропали без вести в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Семь девушек получили неплохое по меркам обычных людей приданое и благополучно вышли замуж, укрепляя связи с мелкими вассалами клана; хотя я и не могу поручиться, что сами девушки выбрали себе именно таких мужей, но они хотя бы остались живы. И еще десять мальчишек из списка были теперь мертвы.

По отдельности каждый случай не вызывал особых подозрений: двое умерли в детстве от хворей, присущих лишь одаренным, были здесь и такие недуги. Все бы ничего, но вероятность смертельного исхода даже при тяжелом течении болезни составляла сотые доли процента, а тут – два раза подряд. Но тем не менее событие не исключительное.

Одного задрал медведь; бывает… Зверя потом выследили и убили, но каким образом определили, что именно он сожрал моего братишку – не совсем понятно.

Один погиб, перебегая дорогу. Тоже бывает, но виновника наезда не нашли.

Еще один утонул, что вообще странно для имеющего светлый треугольник дара, но опять же могло иметь место.

Еще один в шестнадцать лет лишился ноги в автомобильной аварии и покончил с собой после потери источника. Пожалуй, единственное происшествие, когда все обстоятельства были предельно ясны, все виновники определены, а исход – закономерен.

Седьмой сгорел при пожаре. Погиб не только он, а вся семья. Было расследование, которое выявило неисправность электропроводки в доме. В абсолютно новом доме. С абсолютно новой электропроводкой. Суд, который затеяла родня, взыскал со строительной компании огромный штраф, но строители подали апелляцию… в общем, дело где-то застряло и не двигается до сих пор.

Очередной подросток отравился. Уже интересно: далеко не все яды приведут к смерти одаренного, но этот якобы на спор с другими мальчишками сожрал крысиную отраву. Что за приятели подбили его на эту глупость – материалами установлено не было, а дело закрыли за отсутствием состава преступления.

Девятый, самый долгожитель, добрался до двадцати одного, учился в институте на потемкинские деньги и был убит в пьяной драке во время мальчишника. Из бумаг Арешиной складывалось впечатление, что парень спиртного в рот не брал, но доказательством это было слабым, мог именно в тот день напиться; и тем не менее…

Последний мальчишка, самый талантливый из всех, повесился, написав записку, что не может оправдать возложенных на него ожиданий. На момент трагедии он уже заканчивал школу отличником и имел оплаченный Потемкиными грант на учебу в университете. Просто пипец какие тяжелые обстоятельства жизни… хотя я был свидетелем и не таких заскоков, но это происходило в прошлом мире, а вот здесь к самоубийствам относились не в пример строже, да и такой тенденции не наблюдалось.

Такие вот десять негритят…

Еще четверо, как уже говорилось, пропали без вести. Трое из них вышли из пункта А по своим делам и не пришли в пункт Б, просто растворившись в воздухе. Поиски до сих пор велись, но безрезультатно. Последний был взят самим Пал Санычем в паломничество по монастырям и святым местам два года назад и не вернулся вместе со всеми. Тревоги по поводу пропажи никто не поднимал, но судьба его составителю подборки документов была неизвестна.

Помимо почти доказанного родства все дети были неслабыми одаренными, напрямую или опосредованно пользовались покровительством Потемкиных, проявляли таланты в какой-нибудь сфере, разве что кроме самых младших.

За последние два года ни одного несчастного случая зафиксировано не было, но лишь потому, что других потемкинских бастардов автором подборки тоже не было обнаружено. Какой был смысл собирать это досье у Татьяны Михайловны, я понял, только прочитав все материалы, – тот самый долгожитель-студент был женихом некоей Алены Арешиной: их свадьба планировалась на дату, до которой он не дожил несколько дней. Про судьбу невесты не было написано ни слова, но сам факт проведения такого многолетнего расследования говорит о том, что бесследно для нее случившееся не прошло. Вот так-то.

Пополнять собой печальную статистику не было никакого желания, но, к сожалению, спойлера «Убийца – дворецкий» в папке не наблюдалось, так что с кем воевать и чего бояться – пока было непонятно. И единственный рабочий вариант – держаться от клана подальше – тоже не проходил. Во-первых, церковники со своим непонятным заданием, а во-вторых, все равно не удастся всю жизнь от родни прятаться – вращаясь в одном и том же обществе, мы волей-неволей когда-нибудь столкнемся.

Решив заесть неприятные мысли, направляюсь к холодильнику. Готовить сегодня было некому, но разные закуски и заедки в нашем доме не переводились по причине вечного круговорота голодных ртов. Разорив пару мисочек, все равно остаюсь ненаевшимся и задумчиво смотрю на творог. Интересно, сработает примета на этот раз или нет? С опаской втыкаю ложку в белоснежную массу.

Уверенный стук в ворота ангара свидетельствует, что общество по защите примет не дремлет. Осторожно выглядываю сквозь окошечко, но, к счастью, это всего лишь Баринов.

– Бок, напугал… Привет! – распахиваю калитку.

– Добрый день, точнее – вечер! А чего это ты так пугаешься?

– Да есть у меня примета: думал, сработала. А еще – один совсем тут сижу.

– Плохая примета?

– Нет, просто странная. Не бери в голову, это мои заскоки!

– Не брать так не брать. Я вообще-то по делу: мне Алексей или Олег нужны, можно я кого-то из них заберу?

– Надолго? – вспоминаю о заготовленных вкусняшках и планах на вечер и ночь.

– Еще не знаю. Ярослав Владимирович куда-то запропастился, Бронислав тоже уехал, так что надо кого-то за старшего в конторе на ночь оставить.

– А сам чего?

– Да я со вчерашнего вечера на ногах, а завтра по городу еще мотаться, ребят проверять, хотел хоть ненадолго прилечь.

– Куда деваться, забирай; только они ведь тоже с дежурства?

– Нет, они сегодня с полудня были свободны, и завтра ничего у них нет, это я буду пахать всю субботу.

– Лады, вызывай! Спасибо они, конечно, не скажут, но деваться-то некуда… – Парней реально жалко, но до понедельника, когда выйдут несколько нанятых Костиным ветеранов, так и придется всем крутиться. Пару раз даже мне приходилось с инспекцией ездить, но наниматели все-таки предпочитали иметь дело с взрослыми людьми, да и Ярослав страшно не любит, когда я сую нос в повседневные дела агентства, так что это были единичные случаи.

– Так они не у тебя?

– Не, я ж говорю, совсем один сижу! Дома, наверное, спят.

– Нет: дома их нет, я только что оттуда… – В груди неприятно екнуло.

– Та-а-ак! А по рации что? – Вместо сотовых телефонов у нас всех теперь были рации, но их дальность оставляла желать лучшего – десять верст был их предел. Нам обычно хватало, но только в пределах одного района, а если разъезжались, то связь держали через диспетчера «Кистеня».

– Не отвечают. Да ладно, не переживай – мало ли куда выбрались! Но когда объявятся – сообщите диспетчеру, лады?

– Погоди-погоди! А может, их Костин куда-то услал?

– Может, и услал. Но отметок в журнале никаких нет, а у него с этим строго, сам же знаешь, – уже усаживаясь обратно в машину, сказал мужчина.

– А сам он?

– Тоже не отвечает. Ладно, я поехал тогда, буду в конторе. Если что, там и посплю.

Из-за поворота на дороге появляются люди, но это возвращаются Ван и Ли с Борисом. Приятель в приподнятом настроении, но, видя наши хмурые лица, быстро перестраивается.

– Борь, побудешь на рации? Я до Верхнего переулка сгоняю.

– Что-то случилось?

– Леха с Олегом на связь не выходят, хочу по их пассиям пробежаться.

– Конечно, посижу, езжай!

Запрыгиваю в машину Баринова:

– До меблирашки подбрось, я их там поищу.

– Да ладно тебе! Ну подумаешь, вымотались парни: спят, поди, вызовов не слышат! Последняя неделя та еще вышла.

Вчера я парней видел, впечатление загнанных лошадей они не производили. Устали, конечно, но в пределах нормы. Да и сложилась у нас уже традиция, что после дежурств они сразу ко мне заваливались, дома-то им самим еду готовить надо было, а здесь у меня Ван и всегда полный холодильник. И я таким образом всегда был в курсе их дел и дел агентства.

– Пробегусь, ноги не отвалятся!

– Ну смотри, хозяин – барин! – И мы трогаемся с места.

Жизнь дома в Верхнем переулке, 5, уже била ключом, народ активно отмечал наступление выходных, но пилотов никто не видел со вчерашнего дня. Отбившись от нескольких недвусмысленных предложений расслабиться за деньги и за так, вышел на воздух. Вечер медленно, но верно переставал быть томным.

В ангар вернулся почти бегом.

– Объявились?

Боря отрицательно мотает головой.

– Ярослав Владимирович тоже пока не объявлялся, – доложил приятель.

Результат сложения трех известных величин: Костин, пилоты и пятница – наконец-то забрезжил в моей голове.

Костин, сссука!!! Урррою!!!

Практически спихнув Бориса с кресла у рации, устраиваюсь за стационарным агрегатом.

– Бок! Глянь, шкурки у ребят на месте? – Разговор на частоте, выделенной «Кистеню», слушать мог любой радиолюбитель, поэтому выражаюсь обтекаемо, но капитан соображает быстро.

Последнее время для удобства и скорости пилоты держали свои МБК на складе при агентстве. Больше для понтов, чем реально по делу, но уж очень многим заказчикам нравилось, когда бойцы к ним являлись во всеоружии. Именно о наличии доспехов я и интересуюсь у Баринова.

«Только светлая, темная где-то не здесь», – спустя пару минуту доносится ответ.

Картинка опять не сходится, по уму должны отсутствовать оба МБК.

– Бок, а ты парням про итоги встречи с собачником рассказывал?

«Когда?! Я за всю неделю их от силы час видел! Да и что там рассказывать, если решили свиней не брать?»

– Вот и я не говорил… Сначала не до этого было, а потом просто забыл.

«Мля!.. – сквозь помехи слышится нечто совсем уж заковыристое и звон разбитого стекла. – Думаешь, Еж их втемную припахал?»

– Не в эфире!

«Принято! Что делать?»

– Обзвони всех, узнай, кого еще нет, кроме Ежа и Броненосца, и каких колючек не хватает? Я пока подумаю. Отбой.

«Принято. Отбой».

Меряю шагами пространство. Вот от кого-кого, а от Ярослава такой подставы не ожидал. Воспользовался… нехороший человек, что денечки суматошными выдались, развел пилотов. Я у него вчера интересовался, как дела в этом направлении, так он ответил, что все на мази. Допытываться подробностей в тот момент было неудобно, Костин опаздывал куда-то, но я решил, что он с заказчиков деньги за информацию стряс, и успокоился. Не учел, что он слишком много надежд возлагал на этот контракт.

В боевых качествах пилотов я не сомневаюсь – раскатают и заасфальтируют, а после скажут, что так и было. Но это при грамотном планировании и правильной постановке задачи, а вот на этом поприще Костин откровенно слаб. Тактический талант у него отсутствует напрочь, если судить по проваленному когда-то «Кистенем» штурму поселка. Как это сочетается с его неплохими организаторскими способностями – не очень понятно, но по небольшому собранному досье известно, что бывший капитан в настоящих боевых действиях никогда не участвовал. Плюс ко всему само дело настолько тухлое, что никакое вознаграждение не перевесит всех его минусов.