Текст книги "Возвращение великого воеводы"

Услышанное явно испортило Балдуччи настроение, но как истинный банкир он был уверен, что любую проблему можно решить с помощью денег.

– О-о! Ваше высочество! Не надо Пескаторе, не надо верительной грамоты. Разве мы не можем договориться с вами? – Он подошел к шнуру, висящему у стены, и трижды дернул за него. – Я сейчас же отправлю деньги за фрахт необходимых вам судов.

– Хорошо, – охотно согласился Сашка и кивнул одному из сопровождавших его воинов. – Поди к старшему, передай, что я велю охрану с парка снять и перенести ее к самому дому. – Бегом.

Бородач, топая сапожищами по начищенному паркету и гремя доспехами, умчался выполнять поручение. В другом же конце зала появился человек, которому Балдуччи что-то сказал по-итальянски.

– Это мой секретарь, – пояснил банкир. – Я велел ему приготовить деньги для оплаты фрахта.

Балдуччи, уверенный, что ему уже удалось решить проблему, вновь сиял самой доброжелательной улыбкой.

– Так зачем же ты все-таки хотел убить меня, банкир? – как бы невзначай поинтересовался Сашка.

– О-о, стоит ли вновь говорить об этом маленьком недоразумении? – Балдуччи, улыбаясь, всплеснул руками. – Ведь мы же уже урегулировали ситуацию.

– Ты думаешь? – Сашка покачал головой, состроив недоуменную гримасу. – Эй, скачи-ка в лагерь, – отдал он распоряжение второму бородачу, – передай, что я распорядился перенести его сюда, в парк синьора Балдуччи. Нечего им там за городом жариться да пыль глотать на самом солнцепеке.

– Так все-таки, любезный банкир Балдуччи, – вновь вступил в разговор Безуглый, – каким же образом вы опознали сейчас Тимофея Васильевича?

– Я догадался, – огрызнулся банкир. Маска любезного хозяина слетела с его лица, как прошлогодняя листва слетает под натиском северного ветра. – Ночью мне доложили, что мой парк окружили какие-то воины. Это могли быть только люди великого воеводы. Поэтому с утра я ждал его визита.

– Прекрасно. – Безуглый так улыбнулся Балдуччи, словно хотел поддержать его этой улыбкой в непростой для того ситуации. – А как и когда, уважаемый банкир, вы договорились с великим князем о способе оплаты?

Балдуччи презрительно скривил губы и передернул плечами.

– Обычная банковская практика. Великий князь мой постоянный клиент. Когда я должен выдать деньги третьему лицу, великий князь передает с ним верительную грамоту со своими печатями.

– Значит, вручить вам верительную грамоту мог любой человек?

– В принципе да.

– И великий князь не говорил вам, что это будет великий воевода?

Здесь Балдуччи слегка замялся, но в конце концов выдавил из себя:

– Н-нет…

– И портрета великого воеводы он вам никакого не посылал?

– Н-нет.

– Замечательно. Итак, исходя из ваших слов, явиться к вам с верительной грамотой мог кто угодно. Так откуда…

– Послушайте, – бросил с досадой Балдуччи, – бросьте вы ваши хитрые заходы. Весь город знает, что уже несколько дней под городом стоит военный лагерь. И возглавляет его великий воевода. – В этот момент в зал вошли четверо молодых людей, несущих небольшой сундучок. Поставив его у ног Балдуччи, один из них открыл крышку сундучка, продемонстрировав его содержимое. Сундучок доверху был заполнен золотыми монетами, а поверх них лежал лист бумаги с расчетами. Молодые люди, как вымуштрованные солдаты, отступив на шаг назад, встали за спиной Балдуччи. – Здесь достаточно золота для фрахта ста десяти кораблей. Забирайте его и убирайтесь из моего дома.

– Ай-ай-ай, нестыковочка, однако, получается у вас, уважаемый банкир. – Безуглый уходить явно никуда не собирался, намереваясь все-таки расколоть скользкого, как линь, Балдуччи.

Со стороны балюстрады раздался топот сапог – это вернулся посланный бородач.

– Государь, дом уже оцеплен, – громогласно, сверкая дикими глазищами, доложил он.

– А, Бантей, это ты… – Великий воевода лишь слегка повернул голову назад. – Позови-ка сюда еще пятерых ребят.

Балдуччи что-то буркнул своим парням, и те шагнули вперед, оставив его за своими спинами.

– О-ох, – тяжело вздохнул Сашка. – Не глупи, Балдуччи.

Но Сашкины увещевания не произвели на банкира должного впечатления. Он снова что-то буркнул, и его парни синхронно обнажили длинные узкие клинки, вытянув их в сторону Сашки. Сашка вновь тяжело вздохнул: «Ну и идиот этот Балдуччи. А еще банкир…» Великий воевода снял с себя шлем, покрутил его в руках, вновь вздохнул и неуловимым движением метнул его в голову стоящего с краю парня. Тот, взбрыкнув ногами, повалился на спину. Тут же оставшиеся трое сделали выпад вперед. Сашка, повернувшись на девяносто градусов и чуть отклонившись назад, одетой в железную перчатку рукой влепил в ухо ближнему к нему сопернику. Все трое тут же оказались на паркете, причем двое невредимых весьма потешно пытались выбраться из-под тела своего попавшего в нокаут товарища. Попеременно ударами правой и левой ног Сашка успокоил и этих.

Во время этой короткой схватки Балдуччи очень быстро понял, на чьей стороне сила и, не дожидаясь исхода, попытался ретироваться. Но тут Безуглый молниеносно достал из кармана некое странное приспособление, состоящее из четырех небольших шаров и соединяющих их шнуров. Раскрутив над головой, он запустил его вслед бегущему банкиру, и через мгновение тот уже барахтался на полу со спутанными ногами.

– Двое – взять сундук, двое – взять этого, – Сашка указал на Балдуччи вошедшим в зал воинам, – двое – этих под замок. – Он показал на лежащих в отключке слуг банкира.

Собравшиеся у дома воины с любопытством взирали на своих товарищей, несущих извивающегося всем телом банкира. Вслед за ними шли великий воевода и Безуглый.

– Давайте его, ребята, вон к тому дереву, – показал рукой Безуглый. – Не захотел говорить по-хорошему, придется договариваться по-плохому.

– Это незаконно! Это насилие! – вопил что есть силы Балдуччи. – Я буду жаловаться царю Тохтамышу!

Под старым развесистым каштаном воины поставили банкира на ноги.

– Давай веревку, Бантей, – распорядился Безуглый.

В мгновение ока аркан был переброшен через толстую ветку, а его петля надета на шею Балдуччи.

– Я требую доставить меня в городской суд! – как заклинание повторял банкир. – Я не хотел убивать великого воеводу! У вас нет доказательств! Где Пескаторе?! Доставьте сюда Пескаторе!

– Во время войны суд великого воеводы главнее всех остальных судов, вместе взятых, – спокойно объяснил ему Безуглый. – Вы находитесь на территории, занимаемой войском, выступившим в поход. Следовательно, подпадаете под действие суда великого воеводы. Давай, Бантей, тяни полегоньку, – обратился он к воину, держащему в руках конец аркана. Тот потихоньку начал выбирать свободный конец, и петля слегка сдавила горло Балдуччи, схватившегося обеими руками за петлю. – Скажи правду, – приговаривал Безуглый. – Зачем ты хотел убить великого воеводу? Кто тебя сподвиг на это? Скажи, и великий воевода помилует тебя.

– Не убивал я, – прохрипел Балдуччи. – Отпустите меня, я дам вам еще денег.

Бантей тут же отпустил веревку, повинуясь знаку великого воеводы.

– У меня шесть тысяч воинов. Каждому по десять золотых – шестьдесят тысяч. Согласен? – спросил Сашка.

– Согласен.

– И еще пять тысяч про запас, на всякий случай, – уточнил Безуглый.

– Согласен.

Сашка вновь подал знак Бантею и тот опять натянул веревку.

– За что? – закричал Балдуччи.

– Мы ждем от тебя рассказа о посещении твоего дома неким кызылбашским купцом.

Веревка вновь была ослаблена, и Балдуччи машинально принялся потирать шею одной рукой.

– Ах это… – Даже невнимательному наблюдателю стало бы заметно, как напрягся банкир при упоминании кызылбашского купца. Похоже, он даже позабыл о веревочной петле, по-прежнему обвивавшейся вокруг его шеи. – А при чем здесь это? Просто деловой контакт. Человек зашел поговорить о возможности предоставления ему кредита. Он открывает в Кафе свою торгов…

Безуглый резко взмахнул рукой, и Бантей сильно дернул веревку, мгновенно сдавившую шею банкира.

– Не надо лгать, уважаемый банкир. Мы знаем, что раньше этот кызылбаш был немцем, и звался он Кнопфелем. Мы также знаем, что это он подговорил вас на убийство великого воеводы. – Безуглый сделал мановение рукой, и веревка вновь была ослаблена.

– Зачем спрашивать, если вы и сами все знаете?

– Нам нужны подробности вашего сговора.

– О уважаемый сеньор… – Балдуччи замялся, не зная как ему обратиться к Безуглому. – Не заставляйте меня говорить о них. – Он покачал головой. – Я их так боюсь… – Похоже, за весь разговор банкир был искренен.

– Их – это кого? – решил уточнить Безуглый. – Некомата, Кнопфеля и их людей?

– Да, да. Именно их.

– Людей, находящихся за много верст отсюда боитесь сильнее, чем реальной веревки на своей шее?

– Они обещали разорить весь наш род, сделать всех нищими. Мне лучше принять смерть, чем подвести семью. Они каким-то образом собрали все кредитные и долговые обязательства нашего банкирского дома. Даже давно погашенные… Они почему-то вновь появились в обороте. Я не понимаю… У них есть реальная возможность выполнить свое обещание.

– Вы что, Балдуччи, не знаете, что еще три года назад великий князь Владимирский объявил Некомата Сурожанина и его присных государственными преступниками и приказал конфисковать все их имущество?

– Знаю, но… Это не везде так. Кое-где на Западе они сохранили и свои деньги, и свое влияние.

– Вы можете назвать, кто помогал Некомату и Кнопфелю провести операцию против вашего банкирского дома?

– Да, да, конечно. Банкирские дома Альфини, Дориа и Росси в Венеции, Киналья в Генуе, личный банкир папы Лациалли, в Англии – Сеймур…

– Ладно, Балдуччи, – перебил его Сашка. Информация, которой сейчас начал делиться банкир, несомненно, была очень важна. Начав распутывать эти банкирские клубочки, наверняка выйдешь на Некомата. Но нет у него возможности отправиться сейчас ни в Италию, ни в Англию. Его ближайшая перспектива – это война, затянувшаяся на несколько месяцев, а то и более. А за это время обязательно сработает задумка «ловить на живца». Сегодня они попробовали убрать его с помощью Балдуччи, а завтра не выдержат и полезут сами. Ну а в крайнем случае, всегда можно будет вернуться в Кафу и допросить Балдуччи поподробнее насчет всех этих банкирских заморочек. Да и если начинать действовать в этом направлении, придется брать его с собой. Без опытного банкира-союзника ему в этом деле не разобраться. – А куда направился из Кафы Кнопфель?

– Он говорил, что поедет в Сарай.

– А где сейчас Некомат?

– Может быть, в Англии, может быть, в Венеции, а может быть, и еще где-нибудь. Я слышал, что он является финансовым советником и веницианского дожа, и английского короля.

– Так все-таки, Балдуччи, чего от вас хотел Кнопфель? – продолжал настаивать на своем Безуглый.

– Ох… Вы же и сами знаете…

– И все же.

– Убить великого воеводу, а если не получится, то любыми способами отсрочить его отбытие из Кафы.

– Ну вот, давно бы так. – Безуглый как истинный профессионал в своем деле не мог не получить удовольствия от самого факта признания преступником своей вины.

В это самое время на поляне перед домом появился Адаш верхом на боевом коне.

– Ого! Вы тоже кого-то вешать собрались? – весело спросил он.

– Это банкир Балдуччи, – охотно пояснил Безуглый, – организовавший покушение на жизнь великого воеводы. К тому же он активно помогал государственным преступникам Некомату Сурожанину и Кнопфелю. Решать великому воеводе, но, по-моему, есть все основания для того, чтобы его повесить. Кстати, Адаш Арцыбашевич, ты Пескаторе привез? Уж очень банкир Балдуччи хотел с ним побеседовать.

– Уже не получится. – Адаш расхохотался. – Разве что отправиться к городским воротам… Пескаторе сейчас там. Мои ребята повесили его на самом въезде в город.

– Ах какая жалость, – притворно вздохнул Безуглый. – Ну что, Тимофей Васильевич, прикажете повесить преступника-банкира?

Балдуччи, смирно стоящий с посеревшим лицом, по которому градом катился пот, похоже, сейчас испугался больше, чем тогда, когда петля реально сдавливала его шею.

– Как видишь, банкир, ты совершил не одно преступление, заслуживающее смерти. Но я милую тебя, – величаво промолвил Сашка. – Бантей, проводи банкира в дом.

– Государь, – обратился к великому воеводе Адаш, когда они остались втроем. – С разбойниками мы покончили, никто не ушел. Дом запалили, самого Пескаторе повесили у городских ворот, чтобы все горожане видели. – Сашка кивнул головой в знак одобрения. – Слушай, государь… Я по дороге в лагерь наш заезжал… Говорят, ты велел перенести его в город, в банкирский сад. Ты уж извини, я немного покомандовал от твоего имени. Встречальщикам велел оставаться на въезде в город…

– Правильно.

– Там пришел передовой отряд конников, так я их в порт сразу отправил – грузиться, и часть обоза… Им велел идти сюда.

– Ты все верно покомандовал, старый черт! Ну что, снова начинается веселая жизнь? – Сашка хлопнул Адаша по закованному в железо плечу. – Поедем сейчас с тобой в порт – аванс корабельщикам выплачивать. Надеюсь, за сегодня-завтра погрузку закончим. А с утра третьего дня, бог даст, и в море выйдем. А ты, Гаврила Иванович, – обратился он к Безуглому, – присматривай за банкиром на всякий случай. Чтобы он чего не выкинул. Не должен, конечно, но мало ли…

VII

Повиснув на фальшборте и подставив солнцу голую спину, Сашка от нечего делать вглядывался в зеленоватую воду, надеясь разглядеть в ее толще веселую дельфинью стайку. Они только что показались пройдясь по борту корабля со скоростью хороших глиссеров, поднырнули под него и… в воду канули. Кроме солнечных зайчиков, бликующих на небольшой волне, ласково лижущей борт корабля, так ничего он и не увидел. Сашка смачно плюнул за борт. «Тьфу ты, и здесь невезуха!»

– Ваше высочество, нельзя плевать за борт. Море может обидеться. – Это капитан. Тот самый, который первым говорил с Сашкой в Кафе.

– Не буду, Иларио. Я не знал. Помолись за меня Нептуну, попроси у него прощения.

Погрузка в Кафе заняла не два дня, как надеялся Сашка, а четыре. Слишком долго подходил обоз. Лошадей сначала завели в трюмы, потом частично пришлось выводить… И снова заводить, когда был погружен весь обоз… В тот же день, когда состоялось разбирательство с Балдуччи, на рейде Кафы показался царский флот. Тьма-тьмущая казацких стругов закрыла море почти до самого горизонта. Сашка сдуру принялся их считать, досчитал до двухсот, сбился со счета и наконец прекратил это бессмысленное занятие. А вечером того же дня в порт явилась делегация кафских горожан во главе с местным городским головой. Представители всех сословий и городских цехов горячо благодарили великого воеводу за избавление города от Пескаторе и его бандитов. Правда, у Сашки сложилось впечатление, что городской голова, вручивший ему висящий на золотой цепи ключ от городских ворот и сообщивший о присвоении ему звания почетного кафского гражданина, был не вполне искренен.

Путь от Кафы до Еросалима занял четыре дня. Погода стояла прекрасная, и плавание напоминало скорее морскую прогулку, чем, выражаясь по-военному, переброску войск и средств материального обеспечения армии в зону военных действий. А теперь, вот уж второй день флот великого воеводы стоит на якоре недалеко от входа в Босфор, в двухстах метрах от европейского берега Черного моря.

Сашка с наслаждением потянулся и вновь повис на фальшборте. Уж загорать так загорать. До черноты. Не война, а порнография какая-то получается. Когда грузились в Кафе, ни у кого даже мыслишка не промелькнула: а где будем разгружаться? Само собой разумелось, что к прибытию флота, состоящего из тяжелых грузовых кораблей, воины царя Тохтамыша уже захватят еросалимские пристани, и разгрузка конницы и обоза пройдет в нормальных условиях, в порту. Ага… Размечтались.

Еросалим оказался грандиозной крепостью, стоящей на азиатском берегу Босфора, у самого выхода в Черное море. Струги царского войска Сашка ожидал увидеть где угодно, но только не на европейском черноморском берегу. В полном беспорядке они усеяли прибрежную полосу плотным ковром, как щепки и прочий мусор устилают пляж после сильного шторма. Когда корабли великого воеводы подошли к берегу настолько, что струги уже не казались щепками, а на берегу уже можно было различить копошащихся людишек, возводящих лагерь, Сашка приказал капитану подойти как можно ближе к берегу и встать на якорь. Следом за флагманским кораблем этот маневр повторили и все остальные. Великий воевода распорядился спустить шлюпку и, сопровождаемый Адашем, отправился на берег – докладываться великому князю.

В строящемся лагере царила сущая неразбериха. Причалившую к берегу лодку великого воеводы, похоже, никто и не заметил. Глядя на творящийся здесь бардак, Сашка не удивился бы, если бы ему сказали, что и на прибытие флота из ста с лишним грузовых кораблей никто не обратил внимания.

Царский шатер нашли без особого труда, наверное, еще и потому, что он был один из немногих окончательно установленных. Несмотря на многолюдство и суету, царящую вокруг шатра, охраны Сашка так и не обнаружил. Во всяком случае, к самому входу в шатер они прошли беспрепятственно, и лишь здесь остановились, увидев вышедшего из шатра человека. Был он мал ростом, худ до чрезвычайности, а усы носил такие длинные, что свисали они чуть ли не до пояса. В одной руке он держал шлем с огромным черно-белым кучерявым плюмажем, а второй – вытирал обильный пот, выступивший на абсолютно гладкой, как бильярдный шар, загорелой до черноты голове. На ней не было даже традиционного казачьего оселедца. Вдобавок этот забавный персонаж бормотал себе под нос, приговаривая:

– Ох крут-крутенек наш царь-царюшка, ох крут-крутенек…

Адаш тронул Сашку за руку:

– Знакомца встретил. Ты иди один, государь. А я с ним поговорю, разузнаю, что здесь творится, – шепнул он великому воеводе.

– Здорово, Мухач! – Адаш хлопнул коротышку по плечу.

Тому, чтобы разглядеть, кто это с ним здоровается, пришлось задрать голову чуть ли не в небеса.

– А-а, здорово, здорово, Адаш, – ответил он так, как будто расстался с Адашем всего лишь пару часов назад.

Сашка откинул полог и шагнул в шатер. Дмитрий бушевал. В чем суть его недовольства и персональных претензий к отдельным военачальникам, великий воевода так и не уловил, потому что после упоминания конкретного имени следовал длинный поток ругательств, и – никакой конструктивной критики.

Внезапно толпа вокруг царя почему-то расступилась, и Дмитрий увидел великого воеводу.

– А-а, это ты… Как у тебя дела?

– Конница и обоз доставлены в полном порядке. Как разгружаться будем?

Дмитрий недовольно скривился:

– Думай сам, у меня и так забот хватает.

Толпа темников вновь заслонила Дмитрия от Сашки, и разбор персональных дел высшим руководством тут же возобновился.

Сашка постоял несколько мгновений, ожидая продолжения разговора, но вскорости понял, что никакого продолжения не последует. Он покрутил головой по сторонам. В углу шатра, скрестив на груди руки, на большом барабане сидел Боброк.

– Ну что, Дмитрий Михайлович, как тут? – поинтересовался великий воевода, подойдя к нему и пожимая руку.

Насколько Сашкин вопрос был завуалированно расплывчат, настолько же ответ Боброка был прост и однозначен. Он громко хыкнул, набирая полный рот слюны, чтобы харкнуть посмачнее, покрутил головой, пытаясь выбрать место, куда это сделать, но, увидев кругом одни лишь персидские ковры, застилающие землю, вынужден был проглотить слюну. Только и молвил:

– Дерьмо!

Сашка потрепал его по плечу:

– Крепись, старина. Все образуется, – и вышел из шатра.

Адаша поблизости не было видно, и великий воевода направился на берег в одиночестве. Адаш нагнал его у самой лодки, шепнув на ухо:

– На корабле расскажу.

Сашка понял: то, что разузнал Адаш, лучше не слышать воинам-гребцам. Рассказ свой Адаш начал лишь тогда, когда они уединились на палубе. Флот Дмитрия, состоящий из более чем тысячи казачьих стругов, прибыл к Еросалиму на сутки раньше, чем грузовые корабли великого воеводы. Не останавливаясь и не снижая скорости, головной струг, на котором находился Дмитрий Тохтамыш, ничтоже сумняшеся, сунулся в Босфор. За ним и все остальные. Со стен крепости началась пушечная пальба. Эффективность ее была такова, что вызвала на стругах дружный издевательский гогот десятков тысяч глоток. Но тут пушки замолкли и вместо них начали работать старые испытанные орудия: баллисты и скорпионы. Огромные горящие стрелы из скорпионов сразу же зажгли два десятка стругов. А баллисты метали такие огромные камни, чуть ли не на всю ширину Босфора, что попадание такого снаряда в струг тут же отправляло его на дно. Огонь был очень плотным. Головной струг сразу же получил серьезные повреждения и утонул. Дмитрий спасся вплавь. Благо до европейского берега было недалеко. Весь головной отряд был уничтожен в считаные минуты. Спаслись только те, кто сумел повернуть и выйти обратно в Черное море.

Старши́на собралась на европейском берегу Черного моря. Послали команду – искать Дмитрия, но тут он и сам нашелся. Подошел к господам темникам и устроил им разнос за отсутствие разведки, за… Короче говоря, за все. Порешили вновь выйти в море, пройти подальше от Еросалима (чтобы опять не попасть под огонь его орудий) и высадиться на азиатском берегу в нескольких верстах от крепости. Устроить там лагерь, провести разведку, а уж потом решать, как вести осаду.

Стали действовать в соответствии со вновь разработанным планом. Пристали к азиатскому берегу Черного моря, пониже Еросалима, стали высаживаться на берег, но в этот самый момент по ним нанесли удар ромейские катафрахты[9]9
  Катафрахты – тяжелая конница.


[Закрыть], поддержанные лучниками и пращниками. Поднялась паника, бойцы, не слушая командиров, самовольно сволакивали струги в воду и спешно отплывали на безопасное расстояние. Потери оказались не очень существенными, но позору натерпелись предостаточно. После этого вернулись к европейскому берегу, туда, где уже раз приставали, и решили разбить здесь лагерь. Что делать дальше, никто не знает. Чтобы осадить крепость, надо как минимум перебраться на азиатский берег; со стороны Черного моря ли, со стороны Босфора ли – все равно. Но вот как это сделать – большой вопрос. К тому же в войске нет ни осадных туров, ни таранов, ни каких-либо еще осадных орудий. В составе обоза, погруженного Сашкой, было шесть полевых пушек, еще из тех, что принимали участие в Куликовской битве. Но для осады они бесполезны. Калибр не тот, да и изношены до предела. Даже лестниц и лопат с кирками – и тех не хватало. К тому же поговаривали, что из Средиземного моря якобы спешит-торопится ромейский флот. Это было бы уж совсем скверно.

Вообще-то изначально, когда только задумывался этот поход, старши́на предлагала Дмитрию идти посуху одвуконь, как это привычно для ордынского войска. Дмитрий же возражал – впереди несколько мощных водных преград, в том числе Днепр, Дунай и сам Босфорский пролив. Члены старши́ны чесали бритые затылки и отвечали, что реки форсировать они привычны. Что им Днепр, когда они и Волгу переплывали. К тому же на Днепре помогут местные проводники. Босфор же… А чего его переплывать? Тем более что там можно и на ромейский флот напороться. Пограбить европейские владения Михаила, вот и будет наказание за измену.

Настоять на своем – идти на стругах морем – Дмитрий настоял, только старши́на как не собиралась готовиться к штурму твердыни, так и не подготовилась. Притащили почти сто тысяч пехотинцев с одними лестницами к самой мощной крепости в мире, а что делать дальше, никто и не знает. Более того, нет даже дельных предложений, как войско к крепости переправить и осадить ее для начала. Вот теперь и идет разбор полетов. И, как у нас обычно водится, ищут крайнего. Хотя, что из этого выйдет, представить сложно.

После того как Адаш выложил великому воеводе всю информацию, тот поделился с Адашем увиденным в царском шатре.

– Одно мне только ясно, Адаш, – подытожил Сашка. – Вопрос с разгрузкой нам придется решать самим. И делать это надо как можно быстрее. Не дай бог, действительно византийский флот подойдет…

– Разгружаться в струги надо, государь. Не меньше двух стругов на корабль. А лучше – три. В струги все перегрузим, вплоть до арб. Что вот только с лошадьми делать? В струг ее не опустишь. Побьет там все и сама покалечится со страху.

– А если вплавь?

– Если б с берега на берег, и вопроса бы не было. А вот с корабля… Почти восемь тысяч лошадей… Это не шутка. Государь, дай мне день подготовиться. А завтра после полудня и начнем.

После этого разговора Адаш вновь отправился на берег договариваться насчет стругов. Вернувшись оттуда, долго сновал на лодке меж кораблями, ведя переговоры с капитанами и раздавая указания воинам на кораблях. Сегодня с утра он вновь уплыл на берег.

Солнце изрядно нажгло спину. «Пожалуй, надо набросить на себя что-нибудь, – решил Сашка, – иначе вместо загара заработаю ожог».

– Ваше высочество, господин Адаш говорил, что после полудня начнем разгрузку… – Это вновь капитан. Беспокоится… Болтаться тут на якоре, да еще с перспективой попасть под удар ромейских боевых кораблей, ему совсем не в жилу. Ясный перец.

– Да, Иларио. Готовь своих моряков.

– Мои моряки давно готовы, ваше высочество.

От берега отчалили несколько стругов и двинулись в сторону кораблей. Это можно было считать условным знаком.

– Сапрык, Рахман! – гаркнул Сашка.

– Да, государь…

– Отправляйте людей на берег!

Для разгрузки решено было чужих не привлекать даже в качестве гребцов, чтобы ненароком не быть втянутым в болото взаимных претензий и неразберихи, царящей в царском лагере. Адаш лишь по-свойски договорился об использовании двухсот стругов. А людей на весла было решено посадить своих. Подошли первые струги, и работа закипела. А следом за ними стали подваливать еще и еще. У Адаша без дела никто не остался. Кто-то вместе с корабельными командами выгружал с кораблей, другие принимали груз внизу и гребли, а третьи перетаскивали грузы с берега внутрь лагеря. Хотя слово «внутрь» будет здесь не совсем корректным. Адаш и Сашка, посовещавшись, решили разместить своих как бы и вместе со всеми, но в то же время как бы и отдельно, отгородившись от основного лагеря штабелями грузов и рядами повозок. За два дня работа по перевозке грузов была завершена. Оставалась самая непростая и ответственная часть разгрузки – транспортировка боевых и обозных лошадей на берег.

Первый опыт проделал Адаш лично. Уговорами и лаской он заставил нервничающего коня ступить на шаткий, ненадежный трап и свел его вниз, к воде. Остальная часть пути, несмотря на немалую дистанцию, прошла проще. Отфыркиваясь, конь благополучно выбрался на берег, а вместе с ним, держась за уздечку, и Адаш. Следом за ним этот опыт повторили еще около сотни человек, а когда увидели, что все нормально, – плывут как ни в чем не бывало, стали сводить по трапам одну лошадь за другой и пускать их вплавь самостоятельно. В целом опыт этот завершился удачно. Ни одна из лошадей, испугавшись, не разнесла в щепки трап, ни одна не покалечилась. За три часа почти восемь тысяч лошадей были переправлены с кораблей на берег.

Капитаны, с которыми Сашка рассчитался на берегу, тут же взапуски бросились к своим шлюпкам, и уже через полчаса весь грузовой флот снялся с якоря, отправившись в сторону Кафы.

Великий воевода, осмотрев свой лагерь, который вроде был частью общего, но в то же время сам по себе, наособицу, остался доволен. В лагере идеальный порядок, котлы с кулешом уже кипят, а личный состав, умаявшийся на разгрузке, отдыхает.

– Все путем, – похвалил он Адаша. – Одну задачку уже решили. Теперь можно и к Дмитрию идти – докладывать.

– Не ходи сегодня, государь, – принялся его отговаривать Адаш. – На сегодня, в ночь, уговорились они вновь в море выйти. Часть стругов пойдет Босфором, а часть на азиатском берегу должна причалить.

– И что? Почему мне сейчас к Дмитрию-то не идти?

– Понимаешь, чувствую, что все у них опять провалом закончится. Уж не знаю, что им на этот раз помешает, но помешает точно. Сам знаешь, не по-людски как-то поход этот начался, и продолжаться все будет с бухты-барахты. А ты появишься там сегодня, еще в обсуждении поучаствуешь, а то и в дело полезешь… И получится, что и ты будешь вместе со всеми замаран этой неудачей. А ты, государь, пойди лучше к царю завтра утром, когда все его военачальники уже обделаются сегодняшней ночью. Придешь, и решение готовенькое принесешь. Ты вот послушай, что Гаврила Иваныч придумал.

Сашка повернулся к отставному дьяку. Во время всей их морской эпопеи тот держался на третьих ролях, с советами не лез, днями пропадая среди простых воинов.

– Адаш Арцыбашевич дело говорит, – заверил Сашку Безуглый. – В таком змеюшнике, как нынешняя царская свита, лучше особняком держаться и лезть туда, только когда есть полная уверенность в успехе. И то ненадолго.

– Да не тяни ты, Гаврила Иванович, дело говори.

– Дело и говорю. Слышал я одну древнюю песню. В ней говорится, как пришел один русский князь Царьград воевать, да, видно, попал в такое же положение, что и мы. Так вот, в песне поется, что он свои ладьи на колеса поставил и посуху под парусами поехал, аки по морю.

– Какие еще колеса? Куда поехал? – не понял Сашка.

– Государь, так то ж песня, – влез со своими объяснениями Адаш. – А на деле было, наверное, так: они пристали к берегу там же, где и мы сейчас. Струги свои поставили на катки, на бревна, и потащили. Струг-то казацкий, он испокон веков такой же. Ни больше не стал, ни меньше. Несколько десятков человек, тянучи за веревки, запросто перекатят его по бревнам. А мы бревна еще салом смажем. Я проверял, его у нас много бочонков. Даже не знаю, кто его и зачем брал… А тут, видишь, пригодилось…

– Завтра чуть свет наши люди начнут рубить деревья, – продолжил Безуглый. – Сосна тут хорошая, стройная. Для нашего дела – самое оно. А как покатим первый струг – ты и пойдешь к великому князю. Наискосок по суше прокатим его и плюхнем в Босфор на таком расстоянии от крепости, чтоб не могли они нас не только достать, но и увидеть. Так весь флот и перетащим. А там уж спокойно можно и на ту сторону Босфора переправляться. И никто нам на переправе не помешает, потому что не ожидают нас там.

«Что ж, старые, похоже, дело говорят», – подумал Сашка.

– Добро, – дал он свое согласие, – так и поступим.

– Тогда еще одно, государь, – сказал Безуглый. – Пока мы на корабле сидели, я кое-каких ребятишек подобрал, кое-чему их подучил… Хотя, чему можно научить за неделю, сидючи на корабле… Однако. Я вчера разведчиков по окрестностям разослал, сегодня они вернулись. Противника нигде не встретили, но с населением местным пообщались. Настроение спокойное. О царском войске и не слышали. Ничего плохого для себя от него не ожидают. Но…Пешком далеко ли уйдешь? А сейчас, когда лошадей перевезли, хочу дальнюю разведку отправить и сам с ними отправиться.