Текст книги "Паутина"

Глава 15

– Как тебе это удалось, Док-Вик? – Камохин, естественно, был удивлен, но не так, чтобы очень. Потому что чудес всяческих он повидал уже немало. Да и ответ у него наготове имелся: – С помощью пакаля?

Ну а как же иначе, ежели пакали – это наше все! Источники всех бед и панацея от любых напастей.

– С помощью здравого смысла, – улыбнулся Осипов. – Если на стенах и потолке нет следов от огня, значит, либо должны быть какие-то экраны, защищающие их, либо что-то должно препятствовать распространению пламени за пределы некого строго очерченного контура. Никакой защиты на стенах и потолке мы не видим. Зато нам известно, что периметр коридора перекрыт неким полем, работающим как спусковой механизм. Поэтому разумно было предположить, что это поле является одновременно и тем самым контуром, что ограничивает распространение пламени. Причем, смею предположить, не только по периметру, но и в объеме. Именно благодаря тому, что пламя из форсунок продавливается через сверхузкую щель, созданную неизвестным нам полем, удается достичь сверхвысокой температуры, способной моментально испарить десятирублевую монету. Каким же образом при этом стены и потолок остаются неповрежденными? Видимо, поле, служащее спусковым крючком и одновременно резервуаром для огня, запрограммировано так, чтобы не соприкасаться с окружающим его жестким периметром. – Осипов пальцем нарисовал в воздухе не очень ровный квадрат. – То есть физический объект, находящийся у края поля, сам по себе является для него ограничителем. Поле как бы обтекает его. Значит, если плотно прижать объект к стене и начать двигать его в сторону ловушки, то он не вызовет срабатывание спускового механизма, а как бы отодвинет контрольное поле в сторону. – Осипов поднял руки к груди и сделал движение, как будто что-то с усилием от себя отталкивал. – Ну вот примерно таков был ход моих мыслей.

– Но ты не был уверен в том, что это так? – прищурился Брейгель.

– Как я мог быть в чем-либо уверен? – пожал плечами Осипов. – Все строилось лишь на домыслах и предположениях.

– Вот! – Орсону наконец-то удалось изобразить что-то похожее на хлопок. – Вот вам блестящий пример торжества научного подхода! Коллега, – биолог взял Осипова за руку и как следует ее встряхнул, – примите мои поздравления! Охотно признаюсь в том, что был не прав. Единственным оправданием для меня может служить лишь то, что я пытался работать не в своей области.

– Оправдание? – чуть приподнял левую бровь Камохин. – А я-то думал, что превышение должностных полномочий является отягощающим вину фактором.

– Мы сейчас не в суде, и я не под присягой! – изящно парировал выпад стрелка англичанин.

– Док-Вик, я так полагаю, ты теперь знаешь, как нам отсюда выбраться? – перевел разговор в более конструктивное русло Брейгель.

– Так же, как и ножу, – ответил Осипов.

– Просто прижавшись спиной к стене?

– Верно.

– Но это как-то… – Брейгель растерянно взмахнул кистью руки. – Странно, что ли?..

– Да какое уж там странно, – хмыкнул Орсон. – Скажем прямо, без обиняков, – глупо! Какой смысл создавать столь хитроумную ловушку, основанную на принципе временного кольца, если ее можно обойти, просто прижавшись спиной к стене?

– А по-моему, все правильно, – заявил Камохин. – Кому придет в голову красться по коридору, прижимаясь к стене? Любой нормальный человек идет, стараясь держаться середины прохода. И в результате попадает точнехонько в огненный экран. Раз! – и тебя уже нет. Второй попытки не будет.

– Да уж, не всякому придет в голову, как нашему Доку, шоколадный батончик перед собой бросать, – не то в шутку, не то всерьез заметил Брейгель.

Орсон же решил счесть это за комплимент и слегка с достоинством наклонил голову.

– Значит, нужно просто прижаться спиной к стене и протиснуться на ту сторону? – спросил Камохин.

– Не нужно никуда протискиваться. Надо просто осторожно пройти вдоль стены. Край поля будет воспринимать человеческое тело как ограничитель. Скорее всего, никто ничего не почувствует.

– Скорее всего? – насторожился Брейгель. – То есть ты не уверен?

Осипов только улыбнулся и руками развел.

– То есть не исключено, – продолжил свою мысль фламандец, – что, попытавшись пролезть вдоль стены, мы окажемся в адском пламени?

– Ну, не все сразу, – уточнил Орсон. – Только тот, кто пойдет первым.

– Или тот, кому не повезет, – добавил Брейгель.

– Или тот, кто окажется слишком толстым, – продолжил развивать тему в своем любимом ключе англичанин.

– Или тот, кто окажется неосторожен, – не сдавался фламандец.

– Или тот, кому вдруг приспичит чихнуть, – вторил ему Орсон.

– Или тот, кто окажется нерешителен.

– Или тот, кто в неподходящий момент вспомнит смешную шутку.

– Или… – Брейгель на пару секунд задумался. – Одним словом, не повезти может любому.

– В любом случае, – подвел итог Орсон, – все произойдет настолько быстро, что несчастный не то что ничего не почувствует, но даже не поймет, что произошло. Вот – ты был, и вот – тебя уже нет! Сгорел, как птица Феникс! Только без права на воскрешение.

– А я слышал, что отрубленная голова еще несколько минут продолжает думать, а, следовательно, понимает, что с ней произошло.

– Да, но здесь-то и головы не останется.

Хотя все видели, как Осипов протолкнул нож между стеной и полем, а затем без всяких последствий вернул его назад, перспектива попытаться самому тем же путем перебраться на другую сторону казалась не очень-то вдохновляющей. Лезть туда, где тебя могли как следует поджарить, положа руку на сердце, совершенно не хотелось. Даже при условии, что другого пути не было. Конечно, как ни крути, а рискнуть-то все равно придется. Но вот прямо так, сразу… При желании можно было найти множество причин для того, чтобы хотя бы немного отсрочить задуманное. Например, проверить амуницию, перекусить, выпить чаю, вспомнить вдруг анекдот, который давно собирался рассказать да все откладывал… Смысла в этом, само собой, не было никакого. И все же подсознательно хотелось оттянуть момент, когда придется лезть в топку. Хотя, конечно, лезть придется все равно. Другого выхода не было. А ситуация, когда нет выбора, самая противная. Так считал Брейгель. И, по всей видимости, не только он один.

Поэтому и тянулся этот бессмысленный разговор.

Конец которому положил Камохин.

– Я пойду первым, – сказал стрелок.

– Что, прямо сейчас? – несколько удивленно посмотрел на приятеля Брейгель, полагавший, что есть что обсудить.

Должно быть.

Просто не могло не быть!

– А чего ждать? – усмехнулся Камохин.

– Ну, в общем, верно, – не очень охотно согласился фламандец.

– Избавься от всего лишнего, – велел стрелку Осипов.

Камохин кинул на пол сумку, положил сверху автомат.

– Шемаг и ремень.

Камохин стянул с шеи платок и снял ремень с кобурой и ножнами.

– А как быть с вещами? – поинтересовался Брейгель.

– Если Игорю удасться благополучно перебраться на другую сторону, то вещи мы ему протолкнем, – ответил Осипов.

Неприятно резануло слух слово «если», использованное Осиповым явно по неосмотрительности. Но все сделали вид, что не обратили на это внимания.

Камохин подтянул брюки и одернул куртку. Застегнул карман на груди.

– Может быть, ему вообще раздеться догола? – предложил Орсон.

Ученый оценивающе посмотрел на Камохина:

– Думаю, не стоит. – Осипов подошел к стене и снова взялся за нож. – Смотри еще раз, внимательно, Игорь. – Он обращался к стрелку, но на самом деле ему самому нужно было еще раз удостовериться в том, что он не совершает ошибку, посылая человека на верную гибель. – Ты должен как можно плотнее прижаться спиной к стене. – Осипов приложил нож к каменной плите и прижал рукоятку ладонью, так что его предплечье сделалось как будто ее продолжением. – И медленно, не делая резких движений, начинаешь двигаться вперед. – Осипов начал перемещать нож в сторону незримой черты, отделяющей условное «здесь» от такого же условного «там». – Ноги передвигаешь так, чтобы пятки не отрывались от стены, а подошвы скользили по полу. – Он начал плавно перемещать нож вперед. – Понятно?.. Ты должен слиться со стеной, сделаться ее частью…

Лезвие ножа пересекло незримую черту. Без каких либо последствий, как и в прошлый раз. Но на этот раз нож не остановился, а продолжал двигаться вперед.

– Бамалама… – неслышно, одними губами прошептал Брейгель, когда ему стало ясно, что собирается сделать Осипов.

Скажи он это громче, и рука, держащая нож, могла дрогнуть.

А так она беспрепятственно вслед за ножом миновала границу контрольного поля. Сначала – пальцы, затем – вся кисть. И невредимой вернулась назад.

Осипов сжал рукоятку ножа в кулаке. Теория теорией, но на самом-то деле он был вовсе не уверен в том, что пламя не полыхнет.

– В общем, примерно так, – улыбнулся он Камохину. – Как думаешь, получится?

– Ну, если у тебя получилось…

Камохин провел ладонями по одежде, уже почти высохшей, проверяя, не топорщится ли какая-нибудь складка.

– Может быть, чашку чая на дорогу? – предложил Орсон.

Камохин решил было, что биолог над ним потешается. Но нет, англичанин был абсолютно серьезен и собран. И чай он предлагал от чистого сердца, искренне надеясь поддержать.

– Спасибо, Док, – улыбнулся Камохин. – Выпьем вместе, на той стороне.

Стрелок подошел к стене, плотно прижался к ней спиной и припечатал ладони к каменной плите.

– Так, Док-Вик?

– Откинь голову назад.

Вскинув подбородок, Камохин прижал затылок к стене.

– Пятки.

Камохин попытался вдавить каблуки в стену. Он не мог видеть себя со стороны, но при этом сам себе казался куском масла, размазанным по бутерброду. Подтаявшим и вот-вот готовым потечь.

– Начинай медленно двигаться.

Камохин на несколько сантиметров переместил левую ногу.

– Не отрывай ступни от пола! Они должны скользить по плитам!

– Понял.

– И не разговаривай со мной!

Камохин плотно сжал губы и подтащил к левой ноге правую.

– Отлично!.. Следи за коленями!

Камохин медленно двигался вперед, чувствуя, как немеют шея и плечи. А по позвоночнику будто пробегают точечные электрические разряды. Он старался не смотреть на отметку, сделанную Осиповым на полу. Он старательно делал вид, что ему абсолютно все равно, сколько там еще осталось до незримой черты. И все же в тот момент, когда Камохину показалось, что его плечо коснулось линии раздела, он невольно затаил дыхание. Да и кто бы на его месте не затаил?

– Все отлично, Игорь! Все просто замечательно! – продолжал увещевать его Осипов. – Не останавливайся! Продолжай двигаться! В том же темпе! Медленно, плавно!.. У тебя все получается!

У меня бы получилось еще лучше, если бы я не видел, как испарилась десятирублевая монета, подумал Камохин. Наверное, нас пугает не столько то, что действительно может произойти, сколько то, как мы себе это представляем. Значит, если не думать ни о чем, тогда ничего страшного и не случится. А если и случится, то так быстро, что сам ты этого даже и не заметишь…

Размышляя примерно таким вот образом, Камохин продолжал медленно двигаться вдоль стены. Он видел невдалеке от себя Осипова, делающего успокаивающие жесты и что-то без умолку говорящего. Он слышал слова, но смысл их не доходил до его разума, сосредоточенного на том, чтобы обособиться от всего происходящего, не придавать ничему значения. Чуть дальше Осипова стояли Брейгель с Орсоном. Фламандец положил руки на автомат, висевшей у него на груди. Англичанин стоял, гордо вскинув голову, расправив плечи и сцепив руки за спиной. Оба почему-то казались Камохину похожими на птиц. Первый – на нахохлившегося воробья, готового ринуться в драку, второй – на орла, пытающегося понять, достаточно ли он проголодался для того, чтобы лететь на охоту, или же можно еще какое-то время лениво посидеть на краю скалы, безучастно взирая на мельтешение жизни у ее подножия. Странные ассоциации. Но Камохин, опять же, не пытался вникнуть в их суть. Возможно, причиной тому были яркие огни фонарей и глубокие темные тени по сторонам, заставляющие человеческие фигуры странным образом трансформироваться, как рисунки на стенах. Интересно, на что станет похож человек, попавший в четвертое измерение?.. Или лучше в седьмое?.. Почему лучше?.. Или лучше спросить – чем?..

– Игорь!.. Камохин!..

В голове у Камохина будто выключатель щелкнул.

Он все еще стоял, плотно прижавшись спиной к стене, затылком ощущая камень, который, наверное, должен быть холодным, но почему-то не был таким. Ладони, прижатые к стене, были влажными от пота.

– Все! – махнул рукой Орсон.

Что он имеет в виду?

– Можешь отойти от стены!

Камохин глянул на отметку на полу.

Мама моя!..

Он и в самом деле был уже по другую сторону ловушки!

– Ну что, Док, кто следующий? – спросил Брейгель.

– Намекаешь, что это должен быть я? – подобрался Орсон.

– Ну, рано или поздно нам всем придется через это пройти.

Глава 16

Брейгель легко перебрался на другую сторону. Он даже улыбался, скользя вдоль стены и демонстрируя при этом потрясающую пластику движений. А оказавшись на другой стороне, пожал руку Камохину и отвесил игривый поклон ученым, протягивать руку которым было бы полнейшим безумием.

Сложнее оказалось переправить на другую сторону вещи. Сидя на корточках, Осипов старательно прижимал сумки к стене и осторожно проталкивал их через экран. На другой стороне их принимал Брейгель и передавал Камохину. Все было нормально до тех пор, пока дело не дошло до сумки Орсона, в которой биолог нес контейнеры для биообразцов. Сумка была легкая, но объемная. В какой-то момент, когда сумка уже примерно на три четверти прошла через экран, Осипову показалось, что она начала крениться в сторону. Квестер крепче ухватился за лямку. Сумка начала сползать вниз по стене. А может быть, это был лишь обман зрения – глаза уже устали от неверного мерцающего света фонарей. Как бы там ни было, Брейгель с Осиповым одновременно постарались не дать сумке упасть. И в этом-то заключалась ошибка. Короткий, в обычной ситуации оставшийся бы незаметным рассинхрон действий двух человек привел к тому, что сумка едва заметно качнулась из стороны в сторону. И в ту же секунду вспыхнуло пламя. Брейгель с Осиповым одновременно откинулись назад, каждый в свою сторону. И ошалело уставились друг на друга, когда пламя погасло.

– Ты цел? – спросил Осипов.

– Вроде бы… – Брейгель медленно провел ладонью по лицу. – Надо же, даже бровей не опалило.

– Поле не выпускает огонь за пределы своих границ… А вот жар чувствуется.

Осипов посмотрел на тлеющие остатки сумки.

– Да ладно, – махнул рукой Орсон. – Мне все равно уже надоело ее таскать.

После того как на другую сторону было передано оружие – по счастью, обошлось без проблем, – наступил черед биолога пройти через защитный экран.

Англичанин держался молодцом. С лицом невозмутимо спокойным, как у индейца, он подошел к стене, одернул на себе куртку, провел пальцем по воротнику, вскинул подбородок и прижался спиной к стене.

– Пятки, – напомнил Осипов.

– Да, конечно, – коротко кивнул Орсон.

– Головой не дергай!

Биолог молча поджал губы.

– Давай.

Англичанин переместил в сторону левую ногу, перенес на нее большую часть веса тела и подтянул правую. – Медленнее! – показал ему ладонь Осипов.

Орсон сильнее прикусил губы. И, чтобы сосредоточиться, на секунду опустил веки.

– Не закрывай глаза! – тут же прикрикнул на него Осипов. – Ты должен видеть, куда идешь!

– Да, конечно, – процедил сквозь зубы Орсон.

Он сделал еще один шаг. Очень плавный, как ему показалось.

– Медленнее, Крис, – сделал успокаивающий жест рукой Осипов. – Чуть-чуть медленнее и более плавно.

Орсон почувствовал, как внутри у него поднимается волна раздражения. Его выводило из себя все – темнота вокруг, мерцающие огни фонарей, уродливые, бессмысленные картины на стенках… А больше всего – то, что у него есть очень хороший шанс оказаться поджаренным. До хрустящей корочки. И тогда он станет похож на тот замечательный стейк, который он ел полгода назад в Лондоне в пабе «Полковник Гриндж», что на Грейт-Рассел-стрит. Увы, то, что называется стейком в России, по сути, таковым не является. Здесь это всего лишь кусок мяса, зажаренного скорее плохо, чем хорошо. Но в любом случае это не стейк… И сам он, поджарившись, будет похож вовсе не на стейк… Curse! Что за мысли лезут в голову!.. Не о том сейчас нужно думать, не о том…

А о чем?..

Ну, например, о розах… Почему бы и нет?..

Нет, розы – это не то! Срезанные цветы всегда вызывали у него раздражение. А сейчас он видел перед собой не цветущий розовый куст, а срезанные, небрежно сунутые в вазу цветы. Умирающие растения, распространяющие вокруг себя флюиды смерти… Стоп!

Лучше – о собаках… Или о кошках?..

Так, о кошках или о собаках?..

Первые – царапаются, вторые – кусаются. И первые и вторые линяют, оставляя на диванных подушках клочья шерсти.

Мерзость!..

Bloody Hell!..

К черту все!

Нужно думать о чем-то нейтральном. О чем-то, что не вызывает никаких ассоциаций. Не давит на мозг. Ну, например…

 
Очень злой джентльмен из Лати
Пробрался раз на кухню в ночи.
Не включив даже свет,
Съел он сорок котлет.
Вот такой джентльмен из Лати.
 

Да, именно так! Очень даже неплохо! Или, лучше сказать, – то, что надо!..

Оказавшись по другую сторону экрана, Орсон отлепился от стены, повел плечами, картинно раскинул руки и торжественно продекламировал:

 
Гражданин из округи Толидо
Был за палец укушен ставридой.
Он сказал: Черт возьми!
Нету большей беды,
Чем ставрида в округе Толидо.
 

– Здорово, – выслушав его, кивнул Камохин. – Нет, в самом деле здорово… Только к чему ты это, Док?

– Ни к чему! – счастливо улыбнулся биолог. – Просто так!

– Ах, просто так, – кивнул Камохин и озадаченно прикусил губу. – Но ты ведь на что-то намекаешь?

– Нет, – отрицательно качнул головой англичанин. – Значит, на кого-то?

– Игорь, это просто стихи! – чуть наклонился вперед очень всем довольный и оптимистично настроенный англичанин. И радость его была проста и понятна – он все еще оставался самим собой! – Понимаешь?

Камохин как-то странно посмотрел на биолога, показал ему два пальца, расставленных буквой V, и сделал шаг в сторону.

Орсон же переключился на Осипова, который как раз собирался присоединиться к остальным.

– Вик, уверяю тебя, это совсем не сложно! Главное, постарайся ни о чем не думать!

Осипов молча показал биологу большой палец и припечатал ладони к стене.

– Что он имел в виду? – шепотом спросил у Брейгеля Камохин.

– Кто? – непонимающе посмотрел на него фламандец.

Камохин взглядом указал на англичанина.

– Когда? – непонимающе сдвинул брови Брейгель.

– Когда говорил что-то там про ставриду.

– Я полагаю, ничего особенного.

– И все же?

– Не бери в голову, Игорь. Это просто стихи.

– Но в стихах должен быть какой-то смысл.

– А в этих нет.

– Почему?

– Это – абсурдистика.

– Тогда какой в этом смысл?

– Абсолютно никакого!

Камохин недовольно поджал губы. Ему казалось странным то, что он не может понять того, что вроде понимают все остальные. Или же они только делают вид, что им понятно, что означает эта история про бешеную рыбу?..

Осипов отошел от стены и отряхнул руки:

– Странное ощущение…

– В каком смысле? – спросил Орсон.

Осипов посветил фонариком на отметку маркера на полу.

– Кажется, что мы валяли дурака. А на самом деле никакого экрана нет.

– Ты так думаешь?..

Орсон достал из кармана одноразовую китайскую авторучку, снял с нее пластиковый колпачок и кинул его туда, откуда они пришли. Тьму подземелья озарило вспыхнувшее пламя, готовое пожрать все и вся. Включая колпачок от китайской авторучки.

– Не показалось, – констатировал Орсон. – Это действительно чертовски хитроумная ловушка. – И, посмотрев на стрелков, как будто специально для них добавил: – Настолько хитроумная, что даже я ее не сразу разгадал.

Брейгель улыбнулся и сделал вполне красноречивый жест рукой – мол, все понятно, что поделаешь, с любым может случиться.

Камохин надел пояс с кобурой и ножнами, обмотал вокруг шеи шемаг, поднял с пола поклажу, перекинул лямку через шею и вскинул сумку на спину. Автомат стрелок повесил на плечо.

– Ну что, пошли?

– А пакаль? – Брейгель указал на то место, на которое указывал дескан. – Мы его не возьмем?

Камохин взглядом переадресовал вопрос Осипову.

– Я бы не стал это делать, – покачал головой ученый. – Если мы заберем пакаль, вся механика ловушки пойдет вразнос. И я даже представить боюсь, к чему это может привести.

– Верно, – поддержал его Орсон. – Как говорят русские, бог заботится о том, кто сам о себе заботится.

Все поняли, что имел в виду англичанин, поэтому никто и не стал уточнять, как на самом деле звучит не совсем точно процитированная им поговорка.

К тому же и чувствовали все себя несколько странно. Или, лучше сказать, непривычно. Темное подземелье, где тени ползали по полу, стенам и потолку, искажая, разламывая, выворачивая наизнанку таинственные многомерные рисунки на плитах, а любые, даже самые тихие звуки раскатывались гулким эхом по узким проходам, казалось, не просто стирало представление о времени, а уничтожало его как таковое. Как физическую величину. Как условную единицу продолжительности любого действия. Как интервал между двумя событиями. Как необратимое течение бытия из прошлого в будущее. Время расплющивалось, растекалось, разламывалось и в конце концов превращалось в нечто противоположное самому себе. Но если так, то что это было? Ну, или хотя бы на что это было похоже?.. На такие вопросы не смог бы ответить даже Осипов. В вопросах космогонии он разбирался не в пример лучше других. Вот только все его знания могли служить очень слабым подспорьем, когда дело касалось не теории, а воплощенных в жизнь всех тех странных, причудливых, зачастую уродливых, невообразимых, немыслимых измышлений теоретиков, в построении своих гипотез опирающихся лишь на математические символы. На безумие это не было похоже, но на мир, вывернутый наизнанку – очень даже.

Как долго они здесь находились?

Оба стрелка обладали очень хорошим внутренним чувством времени. Камохину было достаточно с утра взглянуть на часы, чтобы потом целый день обходиться без них. К вечеру сбой его внутренних часов, как правило, составлял не более десяти минут. Брейгель умел контролировать свой сон и просыпаться в точно назначенное время. Но сейчас даже они чувствовали, что со временем творится что-то неладное. Оно то бежало быстрее, то резко затормаживало, а временами как будто совсем останавливалось. К тому же время внутри подземелья вряд ли соответствовало тому, что за его пределами. Да и существовало ли вообще хоть что-то, кроме этих темных, мрачных переходов из ниоткуда в никуда?

Существовал лишь один способ противостоять странному, противоестественному ощущению ирреальности – двигаться дальше. Поэтому следом за Камохиным и остальные квестеры принялись собирать вещи и оружие.

– И все же меня не оставляет мысль, что мы в двух шагах от сокровищ, – заявил Брейгель. – Иначе зачем было сооружать столь изощренную ловушку?

– Наверно, здесь похоронена любимая лошадь какого-нибудь древнего тирана, – высказал предположение Орсон.

Лицо у него при этом было чрезвычайно серьезное. Как и всегда, когда он начинал валять дурака.

– Пускай лошадь, – не стал спорить Брейгель. – Но с лошадью должны быть погребены и сокровища.

– Все, что может ей понадобиться в загробной жизни, – все тем же тоном прокомментировал биолог, – тридцать мешков овса, раскрашенное седло и инкрустированная уздечка.

– Можно подумать, Док, ты не мечтаешь о сокровищах, – обиделся Брейгель.

– Помнишь, сколько сокровищ было в ратраке, который мы утопили в болоте? – усмехнулся англичанин. – И что от него осталось? Низка жемчуга, что взяла себе Светлана, и яйцо Фаберже, которым играет маленькая девочка.

– Кстати, о маленькой девочке. Что сказала Ирина насчет Игры «серых»?

– Она сказала, что если в Игре нет и не может быть никаких правил, то нам следует действовать по обстоятельствам, опираясь на чувство меры и гармонии.

– А если его у меня нет?

– Чего?

– Чувства гармонии.

– Значит, тебе отведена какая-то иная роль.

– Это ты так решил?

– Так сказала Ирина.

– И что же это за роль?

– Не знаю. Ирина сказала, что в Игре у каждого своя роль. Но в чем она заключается, не стоит даже пытаться понять.

– Почему?

– Потому что все равно не поймешь.

– И что же мне тогда делать?

– Слушай, почему ты сам не пошел поговорить с Ириной?

Брейгель ответил не сразу:

– Я ее боюсь. Честное слово. Мне кажется, что она знает каждую мою фразу еще до того, как я ее произнесу. Будто видит меня насквозь.

– Ты преувеличиваешь, – усмехнулся Камохин. – Ирина – милая девчушка. Очень умная для своих лет, с этим не поспоришь. Но все равно она всего лишь ребенок.

– Очень умная? – несогласно вскинул брови фламандец. – Бамалама! Это Док у нас очень умный. Док-Вик – тоже очень умный. А Ирина… – Брейгель запнулся, не найдя нужного слова. – Знаешь, Игорь, видел я разных умных людей. Но Ирина – это… – Феномен, – подсказал Осипов.

– Точно! – щелкнул пальцами фламандец. – Феномен! Иначе и не скажешь!

– С этим я тоже готов согласиться, – кивнул Камохин.

– Девочка – жертва зоны номер тридцать четыре, – грустно заметил Орсон.

– Разве быть умной плохо? – удивился Брейгель.

– Умной – нет. А вот очень умной… – Орсон покачал головой. – Как говорится, во многом знании много печали.

– Русские так не говорят, – возразил Камохин.

– Естественно, – хмыкнул англичанин. – Это высказывание принадлежит одному старому еврею.

А у русских от ума не печаль, а горе.

– Ну, это еще как сказать! – решил поспорить Камохин.

Он готов был привести пару-тройку веских аргументов, бесспорным лидером среди которых являлась периодическая таблица элементов. Но его перебил Осипов.

– Тихо! – ученый вскинул руку, призывая к молчанию.

В воцарившейся тишине стали отчетливо слышны доносящиеся из темноты звуки шагов.