Текст книги "В сердце Африки. Незабываемое приключение русских, отправившихся по самым нетуристическим местам Африки и задержанных по подозрению в шпионаже"

Плато Эннеди

– Температура в Сахаре доходит до пятидесяти градусов, малейшая ошибка проводника, и караван может погибнуть, – доносится голос Сенкевича с блеклого экрана советского телевизора «Горизонт». Старый кинескоп выдает нечеткую картинку пустыни, где по песчаным дюнам движется бесконечный караван. Я ежусь в кресле: страсти-то какие! В плюс тридцать градусов на даче голову напечь может, а тут все пятьдесят. Хоть мне всего лишь семь лет, я живо представляю эту картину. Хорошо, что я тут, дома в Новосибирске, живу в девятиэтажке на улице Никитина, и мне пустыня не страшна. Как же там люди-то живут?

Верблюды степенно уходят вдаль, камера отъезжает, показывая масштабы происходящего. Среди небольших барханов движутся просто точечки, это караван, растворяющийся в пустыне. Конца и края не видно этим пескам…

Бз-з-зь! – раздается где-то рядом неприятный звук будильника и упорно не умолкает. Половина пятого утра, пора вставать.

Уф-ф, чего только не приснится. Открываю глаза, надо мной сетка палатки. А ведь я здесь, в той самой Сахаре, что видел в детстве по телевизору. Правда, сейчас мне уже сорок три года и я все-таки добрался до настоящей пустыни. Детская картинка песков растворяется, не совпадая с открывшейся за пологом палатки.

– Тут же должны быть пески, где они? Почему так мало дюн? Какого черта они называют все эти камни и глину пустыней?

Сколько бы знаний ни поместилось в голове за время жизни, но конкурировать с теми, первыми, самыми яркими детскими воспоминаниями им не под силу. Пески, верблюды и жара навсегда останутся символами настоящей пустыни. Нас к этому приучили, и иного понимания пустыни, кроме такого канонического, просто нет.

Увы, в реальности все куда скучнее. Пустыней зовется пространство с преимущественно ровной поверхностью, минимальной растительностью и специфической фауной. Пустыни могут быть песчаными, каменными, глинистыми, солончаковыми и даже снежными. Сахара, преимущественно песчаная пустыня, совсем не такая идеальная территория с песками и верблюдами. Сами пески, или «эрги», как они называются по-арабски, занимают всего около пятнадцати процентов всей территории Сахары, при этом их площадь составляет сотни тысяч квадратных километров. Эрги бывают огромными, под сотню тысяч квадратных километров. Песчаные гряды могут вздыматься на сотни метров вверх.

– Блин, ребят, у вас что, глаза не чешутся? – восклицает Денис, беспрестанно протирая покрасневшие глаза. И правда, неприятные ощущения есть, во рту как будто тоже что-то не то. А, кстати, где солнце? Оно вроде есть, кожей чувствуется жар, исходящий от него, но мы его не видим. Наверху какая-то мгла, вокруг что-то похожее на туман.

В пустынях бывает песчаная буря, а бывает пыльная. Сегодня мы во всей красе наблюдаем пыльную бурю. В воздухе висит пыль, поднятая сильным ветром. Во рту появляется неприятный пыльный привкус, от которого сложно избавиться. Глаза высыхают и начинают зудеть. Их хочется тщательно протереть, все мы усиленно трем глаза, но картинка от этого явственней не становится, а глаза воспаляются все сильнее.

– Стоп-стоп, ребята! У кого глаза воспалились, капайте капли. Прекращайте тереть руками. Будет только хуже.

Особенно хорошо последствия бури видны с высоты в пару сотен метров. Взмыв на дроне, я увидел, что наши машины просто растворяются во мгле, и, управляя своим скромным воздушным судном, я очень боюсь их потерять из виду.

Вдали вырисовываются смутные очертания причудливых скал. Мы въезжаем в одно из самых известных мест Чада, это одна из жемчужин списка всемирного наследия ЮНЕСКО – плато Эннеди. Плато представляет собой горный массив из песчаника, окруженного Сахарой. Многие тысячи лет породы под воздействием ветра, песка и воды подвергались сильной эрозии. Итог работы сил природы – картины, достойные быть снятыми в лучших фильмах. Монументальные природные арки, столбы, упирающиеся в небеса, остроконечные вершины и широкие утесы. Мы почти на границе с Суданом…

Весь день пробираемся сквозь пыльную пелену. За окном сегодня вновь жара. Воздух становится предельно сухим, с кондиционера давным-давно не падает ни капли конденсата. Машины спрыгивают в пересохшие русла вади, водители поддают газу, чтобы не завязнуть в песке. Приближаясь к обозначенным на карте вершинам, обретаем видимость и поднимаемся к подножию диковинной арки.

– Это Арка Жуля, лагерь будем ставить здесь, – объявляет Адольфо и зажигает очередную сигарету.

Несмотря на вечер, от каменной скалы веет жаром. Весь день этот каменный исполин вбирал солнечное тепло, ночью он будет его отдавать. Арка выглядит как арт-объект, будто созданный для экспозиции на выставке. Высокий, стройный треугольник с проемом на месте сердцевины. Очень напоминает пламя свечи.

– Женя, принеси коврик и горелку, – прошу я. Мы обустраиваем быт на новом месте. Вечер в такой необычной локации точно не забудется никогда.

Сначала стелим огромный ковер, купленный в первые дни в одном из деревенских магазинов. На нем легко умещаются все одиннадцать человек вместе с посудой. После этого большая горелка присоединяется к невысокому газовому баллону, и мы начинаем готовить. Быстрее готовится что-то относительно простое и понятное. Чаще всего это салат из тех овощей, которые дожили до этого вечера, гречка, перловка или рис, ну и, конечно же, российская тушенка, привезенная с собой.

– Ребятки! Ужин готов, жду ваши тарелочки, – объявляет Сергей, и все устремляются к шеф-повару.

Рассевшись на ковре уже в темноте, можно расслабиться. Это те самые минуты, когда нет жары, палящего солнца, криков Адольфо о том, что надо срочно ехать или срочно стоять, не снимать, замереть, не дышать. Наступает время наслаждения покоем, едой и неспешной беседой. После следует чаепитие. В такие минуты так хочется, чтобы состояние удовлетворения и спокойствия не кончалось как можно дольше. Но на часах уже девять вечера, и каждая минута кайфа здесь забирает минуту сна. Приходится выбирать, ведь вставать завтра в пять утра.

Первыми берут опрыскиватели девушки и уходят в темноту. После удушливой и пыльной жары наш импровизированный душ – садовый опрыскиватель «Gardena» – еще один приятный момент в суровых буднях путешественника. Это изобретение оказалось самым выносливым, неприхотливым и к тому же очень экономным, а это очень важно ввиду отсутствия водоемов. Вода, набранная в опрыскиватель, не льется, а распыляется широким потоком водяной пыли, и это истинное блаженство в условиях непрекращающейся жары. Через пару минут после опрыскивания кажется, что ты обновился, смыл с себя дневную пыль, а мир засиял свежими красками и ощущениями. После девушек наступал и наш черед освежиться. Орошаемый мельчайшими каплями водяной пыли, я обычно подолгу просто стоял и наслаждался моментом, ощущениями свежей охлажденной воды и ветерком реальности.

После бурных приключений, преодолений и незабываемых красот, увиденных за день, много времени, чтобы погрузиться в сон, не требуется. Достаточно лечь, закрыть глаза, и вот ты уже провалился в сладкую бездну.

Башекеле

Устрашающе на меня смотрело довольное смуглое лицо, обрамленное густой черной растительностью. Кожа, покрытая пеленой сухих морщинок, поблескивает песчинками, белки глаз светятся необычным розовым цветом, мятый ежик чернильных волос на голове. Сухие, обветренные губы с белесым оттенком улыбаются мне глупой, растерянной улыбкой.

Провел рукой по лицу, отражение повторило мой жест. Всматриваясь в эту картину, я пытался убедить себя в том, что этот диковатый, потертый песками и жарой человек и есть я. Я, но только после полутора недель в Сахаре. Впервые с момента старта я случайно увидел свое отражение в зеркале авто. От песка не избавиться никак, кожа из-за недостатка влаги сморщивается, как печеное яблоко, а глаза краснеют. Над прической можно особенно и не думать, ежик – он и в Африке ежик, только вот песок, набиваясь в волосы, придает им огненный оттенок.

Обернувшись, я придирчиво рассмотрел своих спутников. Все они выглядели не менее чудаковато, чем я. Спутанные волосы, повышенная загорелость, яркие и уверенные голоса, открытые улыбки и исключительное, необычайное сияние, которое наперекор усталости и трудностям вот прямо сейчас провозглашает: «Все эти испытания – чепуха. Мы готовы идти дальше, вперед и пройти весь маршрут до конца, как запланировали. Там, дальше, все самое интересное».

Они горели и пылали, требовали идти вперед, ехать до конца, смотреть этот новый, неведомый нам мир. В глазах было то, что пряталось глубоко внутри, что сложно увидеть за припыленным фасадом. Для такого сложного маршрута и невероятных испытаний мне очень повезло собрать такую замечательную команду из совершенно необыкновенных личностей и отвязных искателей приключений!

Внешняя телесная потрепанная оболочка быстро восстановится. Кожа расправится, песок отмоется, губы напитаются влагой. И все это для меня и моих друзей не так важно, как наша страсть к новым впечатлениям и приключениям, которые мы жаждем испытать впереди.

Сухие губы растянулись в широкой улыбке. Мечты, даже самые дикие, осуществимы! Сколько лет я воображал, как мы будем ехать в далекой, глухой пустыне, в жуткой жаре, в окружении песков и неведомых пейзажей. Получается, все сбывается, надо только позволить себе поглотить столько счастья.

Лагерь быстро исчезал в утробах наших внедорожников. Палатки, спальники, посуда, легчайший плетеный ковер, на котором мы все умещались за ужином и завтраком, газовый баллон, плитка складировались, упихивались, устраивались в путь до вечера. Вечером все повторится. Вещи снова будут востребованы, и лагерь заживет своей жизнью, уже совсем в другом, пока абсолютно неизвестном нам месте.

Но сейчас семь утра. Впереди захватывающий новый день.

Адольфо, как всегда, в клубах сигаретного дыма, одетый с итальянским шиком, несмотря на пекло, легко вскакивает за руль своей «Тойоты».

– Алексей, сейчас отправляемся к гельте Башекеле. Следуйте за мной. Мы остановимся в самом начале гельты и оттуда отправимся пешком.

Перемалывая груды песка, первый внедорожник не спеша выдвигается. За ним в колонну один за одним присоединяемся мы.

Гельтами арабы называли естественные водоемы разных форм. Здесь, в скалах Эннеди, есть несколько известных гельт. Первая на нашем пути – это Башекеле. В этой гельте среди скал есть небольшая река. На машинах доезжаем до входа в каньон. Здесь оставляем их на попечение гида Али и отправляемся внутрь каньона в сопровождении Адольфо.

Там, где есть вода, – есть и жизнь. Возле таких источников воды всегда много животных и, конечно, людей. Раздается рев верблюдов, крики осликов, блеяние коз, тут сотни голов скота. По берегам русла зеленеют пальмы, кустарники, раскидистые деревья. Погонщики пригоняют на водопой всю имеющуюся у них живность. На нас аборигены смотрят неприветливо.

– Эй, эй, – недовольно кричит парень в голубой тоге и машет рукой, мол, «идите быстрее отсюда».

Крики продолжаются, даже когда мы просто фотографируем верблюдов. «Это мой верблюд, я не разрешаю его снимать».

Люди, живущие далеко в изоляции в Сахаре, не любят чужаков. Точно так же относились к путешественникам в Ранние и Средние века. Кто этот новый человек? Почему ему не сидится дома? С миром ли он пришел?

Для аборигенов мы странные люди с другой планеты, которые вторгаются в их отлаженную веками рутину. Они пасут скот, добывают воду, собирают скудные урожаи фиников, строят свои незамысловатые жилища. Для них это уже привычная жизнь, другой они не знают. Они не думают о том, тяжело это или легко. Предки делали то же самое, год за годом, век за веком. Так будут делать и они, их дети, которые с малых лет помогают вести быт, пасти верблюдов и таскать воду.

Считаные единицы бывают в столице страны – Нджамене, для всех остальных мир остается неизменным. В него понемногу проникают элементы современной цивилизации: к верблюдам привязаны желтые пластиковые канистры, где-то стоит бензиновый насос, качающий воду, на крышах некоторых жилищ можно увидеть небольшие блоки солнечных батарей. На центральной улице селения будут обязательно валяться многочисленные пластиковые отходы, наполовину занесенные песком. Здесь современный мир встречается с тем миром, который существовал задолго до прихода первых европейцев в девятнадцатом веке. Следует понять и принять этот мир таким, какой он есть.

В ответ на крики мы кивали, убирали камеры и широко улыбались в ответ. Это работает по всему миру, везде и всегда. И не дай бог упереться и кричать о том, что мы хотим во что бы то ни стало сделать это фото или пройти именно этой тропой. В конце концов, длиннофокусную технику никто не отменял, и я спокойно снял все то, что хотел, с приличного расстояния.

Сегодня дует сумасшедший ветер, который буквально сносит нас с ног. Песок жестко режет непокрытые части тела. Ветер утихает лишь там, где ущелье сужается и мы попадаем под защиту скал.

– Йелла, йелла! – кричит раздосадованный то ли пастух, то ли владелец, завидев, что я поднимаю фотоаппарат. Ему не нужны деньги или подарки, он просто не хочет, чтобы мы их фотографировали.

– Тамам![22]22
  Хорошо! (Пер. с араб.)


[Закрыть] – говорю я и перевожу объектив на верблюдов. Но пастух никак не смягчается и продолжает кричать и махать руками. Следующий погонщик, завидев нас, начинает заранее жестикулировать, показывая, что ни его, ни животных даже думать нельзя снимать. На обратном пути кто-то из детворы начнет нам вслед кидать верблюжьи какашки. Ах какая жалость, что мы не решились с ними поиграть в фекальную войну! Отличный бы сюжет получился.

Воды в гельте немного, на дне липкий ил. Чтобы пересечь водоем, нужно пройти по мутной и пахнущей жиже. Увы, Адольфо не посоветовал нам надеть сланцы, и мы бодро шагаем по грязи в трекинговых ботинках и кроссовках.

Там, несколько сотен метров назад, только сухой, горячий, безжизненный песок. А здесь повсюду жизнь. Шум сотен животных, яркая сочная зелень, мириады птиц и насекомых в воздухе, на земле и в воде. Эхо наших шагов гулко разносилось по ущелью, мы шли вверх по гельте. Иногда замирали и оглядывались вокруг, задирая голову наверх. Там, по скалам, задиристо крича, стайками носились обезьяны. Невероятный островок жизни в бесконечном море песка.

В самом конце распадка речка широко разливалась, вода закрывала все пространство. Мария и Коля отправились дальше, прямо по речке. Вода доходила до колена, потом до пояса, и вот Мария уже плывет. Через пару минут она уже довольно машет и кричит с того берега, что это самое прекрасное, что можно увидеть в Сахаре!

Серега и Тася уже ползут между скал и находят там свежие следы крови и останки животного. Они еще не источают характерного запаха, несмотря на жару, значит, охотились совсем недавно. Похоже, что большой хищник из отряда кошачьих утащил из стада козочку и там же ее съел. До середины двадцатого века в этих краях наблюдали даже сахарских львов. Какие хищники живут здесь теперь, остается загадкой для нас.

Тс-с-с! Здесь крокодилы!

– Теперь все говорим только шепотом! Иначе крокодилы испугаются, и мы их не увидим, – загадочно зашептал Адольфо.

Под ногами скрипели раскрошенные камни. Солнце жгло так, что казалось, камни должны задымиться от такой температуры. Впереди по горной тропе пробиралась Мамуна, местная проводница, одетая в широкую яркую тунику. Девушка вела нас к следующей гельте – Аршей. Это природное творение еще более известное, чем гельта Башекеле. Одна из самых крупных гельт в Сахаре. Долина вади Хорунгуру (пересыхающей реки, питающей гельту) расположена на западных склонах плато Эннеди. В центральной части русла реки, в ущелье, находится постоянный водоем – он и зовется «гельта Аршей».

Про тишину Адольфо совсем не шутил. Я много читал о том, что где-то здесь в Сахаре до сих пор обитают крокодилы. Ведь пустыня не всегда была такой безжизненной. Еще пять-семь тысяч лет назад здесь шумели леса, текли реки, обитали животные под стать природе, в том числе и крокодилы. Но климат начал меняться, становился более сухим, и жара сделала свое дело. Реки практически исчезли, зелень сохранилась только в оазисах, вблизи источников воды, животные пропали. А нильские крокодилы – это те жалкие остатки былой роскоши флоры и фауны этой части континента. От большого моря остались лишь небольшие озера.

Поднявшись по обжигающим камням наверх, мы начали спускаться в пересохшее русло реки. На дне ровным ковром лежал крупный речной песок, а по бокам, прямо на скалах, были видны следы буйства реки. Мощные потоки и завихрения вымывали в твердых породах характерные углубления, временами настолько большие, что там могло уместиться по несколько человек.

Вчерашняя пыль за ночь осела, и сегодня над головой было ясное небо, а солнце в полную силу демонстрировало свою мощь. Становилось все жарче. Каждый из нас взял с собой литр воды, но запасы таяли на глазах. А ведь нам еще предстояло возвращаться горным маршрутом в пик жары.

Наконец тропа устремилась вверх, к той точке, откуда гельта открывается во всей красе. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее доносились крики верблюдов, ослов, голоса людей и завывания ветра. Какая уж тут тишина, похоже, всех крокодилов распугали до нас.

Да, идти сюда стоило. Поднявшись на одну из скал, мы обомлели. С этой точки открывалась просто захватывающая картина. Мы оказались на выступе, нависающем над узким каньоном. Внизу, между скал, переливалась водная гладь, по берегам стояли десятки дромадеров – одногорбых верблюдов. Они пили воду, кричали, ходили взад-вперед, некоторые дрались. На песке расположились скромные бедуинские палатки с нехитрым скарбом. Тут же аборигены, стоя по колено в воде, наполняли водой навьюченные на животных бочки. Женщины с гиканьем перегоняли ослов и верблюдов, кричали что-то детям, выполняющим свои привычные обязанности. Чаще всего дети в Африке занимаются добычей и доставкой воды, так и здесь они набирали фляги из источника, грузили их на осликов и переправляли на другой берег.

Перед нами, будто на сцене, разыгрывался спектакль средневековой жизни, которая не меняется здесь столетиями. Мужчины, по обыкновению, лежат на ковриках, отдыхая в тени утеса, несколько других представителей сильного пола расположились в естественной ванночке с чистой водой из источника и принимают водные процедуры. А вот женщины и дети в Африке всегда заняты всевозможными делами. Но вот нас заметили, и очевидно, что нам не рады. Но мы слишком высоко, как на балконе в театре, и можем спокойно наблюдать за происходящим, даже снимать в свое удовольствие.

Мне удалось пролететь на коптере между скал, в ту самую тихую часть ущелья, где почти нет бедуинов и палаток. На фоне темно-зеленой, почти черной воды, белели спины верблюдов, которые долго и вдумчиво пили живительную влагу. Откуда ни возьмись появилась стая агрессивных птиц, барражирующих прямо над моим летательным аппаратом, недвусмысленно давая понять, что он тут незваный гость и ему пора убираться. Пришлось аккуратно возвращаться к точке старта.

– Эх, надо было приходить на час раньше! – Адольфо выглядел расстроенным. – Местные распугали всех крокодилов.

Мы, правда, с самого начала относились к истории с крокодилами весьма скептически. Их часто упоминают, но ни одной фотки этих милых животных, сделанной именно в Аршее, мне пока видеть не доводилось. Бог с ними, с крокодилами, их мы насмотрелись в Кении, это место и так произвело одно из самых ярких впечатлений. Только ради этого незабываемого вида можно отправляться в Сахару.

Вернувшись в лагерь, мы решили уже на машинах добраться до гельты с другой стороны. Проводники рванули вперед и исчезли за ближайшими кустами. Мы, глазея в разные стороны, не спеша начали движение за ними. Внезапно я почувствовал, что почва под нами уходит, машина начинает тонуть в песке. Поддав газу, я рванул вперед. С ревом, на максимальных оборотах, я вылетел на пригорок с кустарником, там почва оказалась тверже. Едва я перевел дух, как услышал в рации голос Сереги:

– Я сел около скалы, завяз конкретно. Давайте выбираться вместе.

Тут мы впервые столкнулись с настоящим глубоким песком. Рядом со скалой, прилично зарывшись, стоял внедорожник Сереги. Я тихонько сдал задом в надежде рывком вытащить Зарипова динамическим тросом, но мой расчет не оправдался. Я не то что не смог дернуть его машину, я сам начал тонуть в зыбучей песочной трясине.

Самое время вспоминать езду по пескам. Мы расчехлили лопаты, а с крыши сняли сандтреки[23]23
  Специальные металлические щиты, подкладываемые под колеса.


[Закрыть]. Наконец-то! Последний раз мы их использовали в Монголии шесть лет назад, когда попали в сильное наводнение в одном из приграничных с Китаем районов. Тогда, глубоко ночью, несколько часов подряд мы откапывались все по очереди.

В обычной жизни вытащить внедорожники было бы относительно просто: мы откапываем машины, устанавливаем сандтреки и вылетаем на свободу. Но за окном было что-то около +45…+47 градусов, и работа лопатой превращается в тяжелейшее испытание. Каждые тридцать секунд прерывается дыхание, сердце начинает бешено колотиться, в глазах темнеет, и приходится останавливаться, пытаясь осознать, что же это с тобой случилось. С таким же успехом можно тягать гири в сауне. Песок раскаленный, если случайно промахиваешься лопатой и он падает на ногу, то нужно срочно отдергивать ногу, иначе ее поджаривает.

Очистив колею, шатаясь на ватных ногах и тяжело дыша, подхожу к скале. Там, стоя в небольшом теньке, снимает происходящее Марина. Она крайне тяжело переносит жару, но, превозмогая свое состояние, старается не упустить ни одного интересного или сложного момента нашего путешествия. Техника перегревается моментально. Телефоны давно вытащены из защитных чехлов, подвес отказывается работать, камеры GoPro через несколько минут на жаре отключаются. Стоит только выскочить из машины – через пять-семь минут нужно снова возвращаться, охлаждать аппаратуру, прислонив ее к кондиционеру. Так можно пропустить и не снять много крутых кадров. Сейчас Марина обкатывает новый способ продлить работу съемочной техники в условиях предельной жары. Ноу-хау заключается во влажной тряпочке, накинутой на корпус камеры или обернутой вокруг смартфона. Перевожу дыхание, махом выпиваю пол-литра горячей воды. Нужно отдышаться, сердце продолжает бешено колотиться. Черт возьми! Жара все портит.

По очереди откапываем машины и вставляем под колеса металлические листы. Делаем мы это с перерывами. Отработавший очередную минуту с лопатой, шатаясь, отходит в небольшой тенек, на его место заступает следующий. Из-за горы появляется Адольфо, благоразумно отправившийся проверять нас пешком.

Песок убран, несколько ребят наваливаются на машину сзади, рывок, и… Я на большом газу вылетаю вперед и мчу до тех пор, пока почва не становится достаточно твердой. Теперь достаем остальных. С Сергеем тоже получается все неплохо, и через десять минут его машина с чудовищным ревом уносится вперед.

Сложнее всего было с Димой. Это единственный «Хайлюкс» с ручной коробкой передач. Если коробка-автомат во время буксования успешно перепрыгивает с одной передачи на другую, то на механической коробке это сделать сложно. Нужно либо сразу трогаться со второй передачи, что не очень хорошо, потому как машина сразу зарывается, либо трогаться с первой, но в таком случае возможности включить вторую без остановки уже нет. По этой причине Дима выбирается по сандтрекам, проезжает пару метров, и мы их подкладываем снова. Сейчас важно не зарываться после каждого небольшого проезда. Всей командой помогаем, толкая машину сзади.

– Навались, ребята! – Дима газует что есть мочи и внезапно глохнет.

– Еб т… м…!!! – дружно, как по команде, кричат участники вызволения.

– Как вы здорово это сказали, будто репетировали, а я все сняла, – довольно говорит нам Марина.

Пересматриваем видео и смеемся как дети: хорошие шутки гарантированно разряжают сложную обстановку.

Проходит еще четверть часа, как мы, вытолкав всех, стоим в тени чахлого деревца и жадно пьем воду из бутылок. Первый урок езды по глубокому песку усвоен: не останавливаться на мягком песке, не зарываться, использовать сандтреки, толкать машину или дергать динамическим тросом, когда возможно. Давление в шинах сброшено до полутора атмосфер. До одной атмосферы побаиваемся, потому как иногда попадаются каменистые участки. Впереди будет еще много песка, а первый урок был хорош.