Текст книги "Знаменитые русские о Венеции"

На следующий год, 29 мая 1698 г. Толстой отправился из Венеции в новое учебное плавание по Адриатике на сторожевом судне под командованием грека Ивана Карстели, которое охраняло морские границы Венеции от турок и корсаров. Спустя несколько дней, отправившись из Дубровника в Пераст, на рейде городка Кастель-Нуово (ныне Херцег-Нови), недавно отвоеванного Венецией у турок, “группа Толстого” встретила вторую группу русских волонтеров (условно “группу Куракина”), обучавшихся в Перасте в школе “Наутика” у Марко Мартиновича:

“Июня в 10 день. В 6-м часу дня от города Дубровника мы на своем фрегадоне поплыли к городу, или к местечку, Перасте способным ветром, а невеликим. И, отъехав от Дубровника 10 миль италиянских, увидели на море впереди себя два судна турецких, которые называются фусты, на которых ездят корсары, то есть добыточники, или разбойники морские. И мы на фрегадоне своем, управя пушки к бою и всякое ружье, поворотили парусы свои прямо к тем корсарам и сошлись с ними блиско, как можно стрелять ис пушек. И те корсары поворотили от нас к берегу и, опасаяся нас, поставили у себя на фусте бандеру, то есть знамя под гербом Венецкой републики под образ святаго Марка, которую бандеру мы усмотря, прошли их мимо, не стреляя по них ис пушек, в ближнем разстоянии. А то суть обыкность курсаров турецких: когда не смеют с кем бится, тогда выставливают бандеры, или знамена, християнских знаков. Того ж числа за два часа до ночи приплыли мы под город, которой называется Каштелново; тот город Венецкой правинции, от города Дубровника 40 миль италиянских. Под тем городом наехал я своих москвичей на карабле: князя Дмитрея, князя Федора Голицыных, князя Андрея Репнина, князя Ивана Гагина, князя Юрия Хилкова, князя Бориса Куракина и иных…”

Стремясь еще более расширить свою морскую практику, Петр Толстой совершил далее уникальное плавание (на этот раз один или в составе небольшой группы) из Неаполя на Сицилию, далее на Мальту и обратно в Неаполь, в котором пережил немало приключений, подробно описанных в его “записках”. Проехав далее Рим, Флоренцию, Болонью, Феррару и Падую, Толстой закончил свое многомесячное турне опять в Венеции, по всей видимости так и не узнав, что в те дни, когда он в конце июля 1698 г. плыл из Сицилии в Неаполь вдоль Тирренского побережья Италии, в Венеции побывал (хотя и очень коротко) человек, ради расположения которого он и проделал свое уникальное путешествие, – царь Петр Алексеевич Романов.

25 октября 1698 г. Толстой получил письмо, подписанное боярином Федором Алексеевичем Головиным, вернувшимся вместе с царем Петром из “Великого посольства” в Москву. Глава Посольского приказа, по-видимому симпатизировавший Толстому, сообщал, что царь приказал отозвать из Европы всех обучающихся там “волонтеров”:

“Государь мой Петр Андреевич, здравие твое да сохранит Господь вовеки, чего я истинно желаю. А о себе тебе, мой государь, извествую, что за помощию Божиею жив на Москве сентября в 29 день. Еще милости твоей известно чиню, что указано всем столникам, которые познали науку, быти к Москве из Венецы и из Амстердама, и, есть ли воля твоя будет, изволь ехать без опасности. Федка Головин. С Москвы, сентября в 29 день…”.

Итальянское путешествие П. А. Толстого 1697–1698 гг. не сблизило его с царем Петром – это произошло много позднее, лишь после кончины влиятельного дяди царя Льва Нарышкина. В 1717 г. Толстой оказал царю важную услугу, сильно упрочившую его положение: посланный в Неаполь, где в то время скрывался царевич Алексей Петрович (сын Евдокии Лопухиной) со своей любовницей Евфросиньей, Толстой, путем ложных обещаний, склонил его к возвращению в Россию. За деятельное участие в следствии и суде над царевичем Толстой был награждён поместьями и поставлен во главе Канцелярии тайных и розыскных дел.

“Дело царевича Алексея” особенно сблизило Толстого с императрицей Екатериной, в день коронования которой, 7 мая 1724 г., он, Высочайшим указом, был возведен, “с нисходящим его потомством, в графское Российской империи достоинство”, став, таким образом, основателем графского рода Толстых.

После смерти императора Петра Толстой, вместе с Меншиковым, энергично содействовал воцарению Екатерины; он знал, что успех другого кандидата, малолетнего Петра Алексеевича (сына погибшего в застенке царевича Алексея), положил бы конец его карьере. Однако план австрийского посланника Рабутина возвести на престол Петра II, женив его на дочери Меншикова, сделал последнего противником 82-летнего Петра Толстого, который был сослан в Соловецкий монастырь, где вскоре скончался.

Незадолго до смерти на Соловках, к Толстому в одиночную камеру неожиданно принесли итальянское вино и лимоны – его бывший товарищ по поездке в Венецию, а теперь архангелогородский губернатор Андрей Измайлов решил таким образом поддержать друга, сильно рискуя карьерой.

Приложение

П. А. Толстой

Рождественские торжества в Венеции

Ноября в 27-й день. В костеле святаго Марка в Венецы поставлен был образ Пресвятыя Богородицы на болшом олтаре… Написан тот Пресвятыя Богородицы образ поясной, а Превечный Младенец написан в недрех таким подобием, как пишут образ Пресвятыя Богородицы Печерской, писмо древнее греческое. Сказывают те венецияне, что тот образ писма святаго Луки-евангилиста. И около тое святыя иконы множество было поставлено свеч восковых, возженных, в серебреных великих шанданех – всех их было болше 300 свеч; и между свечами поставлены были цветы изрядные в великих серебреных горшках, также и травы всякие благовонные были поставлены в горшках же. И стояла та святая икона на том месте 8 дней до 5-го числа декабря; а в те 8 дней непрестанно народ приходил в тот костел и во дни и в ночи, и никогда в те дни тот костел не запирался… Декабря в 5 день. За 2 часа до ночи была в Венецы процесия от соборнаго костела святаго Марка с тою святою вышепомяненною богородичною иконою. В той процесии народу было много тысяч, а шли все со свечами восковыми великими и припадали к той святой богородичной иконе с великою верою и со слезами. Напреди шли певчие венецкаго князя, потом диаконы в стихарях, за ними несли тот Богородицын образ на носилках зело высоко. Под тем святым образом на тех носилках зделана великая гора серебреная на трех ступенех предивною работою и зело богато. А несли тот образ священники римские, за тем образом нес один законник в сосуде часть ризы Пресвятыя Богородицы, другой законник нес в другом сосуде несколко власов Пресвятыя ж Богородицы, за ними патриарх венецкой в сосуде нес млеко Пресвятыя Богородицы; а пред всеми теми святынями шли дияконы с кадилами и кадили те помяненные святыни; а над теми святынями над всеми несли балдахины изрядные, золотные. С тою процесиею из церкви святаго Марка выходили в южные двери, а входили в западные. Князь венецкой со всеми прокураторями в той процесии был, также кавалеры и простого народу было множество; и носили тое святую икону по площади, которая площадь пред костелом святаго Марка с обе стороны… Декабря против 15-го числа в час ночи в костеле святаго Марка началась вечерня, для того что у римлян по новому их календарю было в тот день 25-е число декабря, праздник Рождества Христова. И после той вечерни начали и обедню, служил тое обедню бискуп; и как тое обедню начали, в то время приступил к олтарю сам князь венецкой и стоял у олтаря на коленях, услуговал бискупу, служащему вместо понамаря. Такой обычай у них бывает по вся годы в навечерие Рождества Христова. А в самой праздник Рождества Христова повинен всякой поп римской по закону своему отслужить 3 обедни на одном престоле и в одних сосудех. А в навечерие Рождества Христова в костеле святаго Марка была музыка спеваная и играная, ие всех спеваков и музыкантов было 130 человек.

Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе. 1697–1699. М., Наука, с. 81–83.

Борис Петрович Шереметев

Борис Петрович Шереметев (1652–1719) – военачальник, дипломат, близкий сподвижник Петра I. Генерал-фельдмаршал (1701); граф (1706). Выходец из древнего боярского рода, основоположник которого, согласно “Бархатной книге” русского дворянства, выехал в Московию в xiv в. “из прусских земель”. Прозвище “Шеремет” – татарского происхождения, буквально означает “достохвальный лев”. В первой четверти xvii в. Шереметевы содействовали восшествию и укреплению на русском престоле династии Романовых, с которой были связаны старинным родством, и стали играть важную роль в Боярской думе.

Детство и юность Бориса Шереметева прошли в Киеве, где служил воеводой его отец, боярин Петр Васильевич “Большой” – один из первых русских “западников”, который демонстративно одевался в польское платье, не носил бороды, содержал певческую капеллу и оркестр, дававший концерты для киевского дворянства.

Борис Петрович Шереметев

Юный Шереметев учился в Киево-Могилянском коллегиуме с Даниилом Туптало, будущим архиепископом Дмитрием Ростовским и Иосафом Кроковским, будущим киевским митрополитом. Изучал церковнославянский, греческий, латинский языки, в совершенстве овладел польским языком, которым пользовалась в быту украинская знать.

Государеву службу Борис Шереметев начал при царе Алексее Михайловиче: в тринадцать лет, еще будучи в Киеве, был пожалован в комнатные стольники. 1666-й год был для Руси тяжелым временем, когда православный мир готовился к пришествию Антихриста и концу света, признаки чего видели в нападении крымчаков на города южной Руси и в восстании казаков против старшин и воевод в Переяславле. В мае 1666 г. был расстрижен и предан анафеме протопоп Аввакум; произошел раскол в Русской православной церкви. В конце 1660-х гг. последовала череда смертей в семье царя Алексея Михайловича: царицы Марии, тещи Ксении Милославской, четырехлетнего царевича Симеона Алексеевича и, в довершение всех бед, наследника престола, шестнадцатилетнего Алексея Алексеевича.

22 января 1671 г. состоялась новая свадьба царя Алексея Михайловича с Натальей Нарышкиной, а 30 мая следующего года в семье государя появился на свет царевич Петр, к колыбели которого были приставлены бояре Петр Васильевич Шереметев и его двадцатилетний сын Борис.

В 1682 г., при вступлении на престол царей Иоанна и Петра, Борис Шереметев, с одобрения регентши Софьи Алексеевны, искавшей поддержки родовитой знати, был пожалован в боярство; продолжилась его карьера как дипломата и военачальника. Однако личная неприязнь между Шереметевыми и Голицыными (лидером которых был фаворит Софьи, князь Василий) сблизила Шереметевых с семьей второй жены покойного царя Алексея – Нарышкиными и их ставленником на московское царство – юным Петром Алексеевичем Романовым.

Весной 1697 г. молодой царь Петр I, тайно, под именем “Петра Михайлова”, отправился в Европу “северным маршрутом” в составе “Великого посольства”, призванного укрепить союз христианских государств против Оттоманской Порты. Три месяца спустя, в Европу, но “южным маршрутом”, отправился 45-летний Борис Петрович Шереметев. По мнению историков, посылая Шереметева в Европу как частное лицо, не обладавшее дипломатическим статусом, Петр I проводил “разведку”, ибо путь известного в Европе родовитого московского боярина лежал по тем странам, которые позднее намеревался посетить русский царь.

Официально Шереметев направлялся в Рим “на богомолье”, чтобы выполнить обет – поклониться своим небесным покровителям, святым апостолам Петру и Павлу. В подписанном царем Петром Алексеевичем “путевом листе” от 25 апреля 1697 г. говорилось:

“По нашему, царского величества, указу отпущен ближний наш боярин и наместник вятский Борис Петрович Шереметев по его охоте в Италию, в Рим и в Венецию для видения тамошних стран и государств…”

Однако конфиденциальные царские грамоты, которые Шереметев вез польскому королю, австрийскому императору, венецианскому дожу, папе римскому, великому магистру Мальтийского ордена, великому герцогу Тосканскому, превращали его, несомненно, в “государева посла”.

22 июня 1697 г. Шереметев выехал из Москвы в составе группы из 12 человек. В его ближайшую свиту входили:

Алексей Курбатов, “дворецкий”, иногда представительствовавший при иностранных дворах от имени и под видом Шереметева (позднее выдвинувшийся как крупный российский администратор и финансист); Иосиф Пешковский, духовный чин, занимавшийся переводами и составлением официальных бумаг; дворянин Герасим Головцын, близкий к Шереметеву по военным походам, отвечавший в путешествии за боярскую казну, оплату дорожных расходов, покупку товаров, расчеты за гостиницы, наемные экипажи, морские суда, провизию и другие траты. Позднее, на основании путевых записей Головцына и Курбатова, дьяк Петр Артемьев составил официальные материалы поездки, ставшие известными как “Записка путешествия графа Шереметева”.

Для достижения политических целей посланец русского царя неоднократно прибегал к хитростям и мистификациям. В Польше, где профранцузская партия не признавала власти русского ставленника короля Августа II, Шереметев принужден был скрывать свое имя, назвался русским “ротмистром Романом”, переменил платье, имел общий стол со свитою, в то время как Алексей Курбатов представлял первое лицо.

В Вене Шереметева опекал иезуитский священник Фридрих Вольф, имевший, судя по всему, задание от своего руководства в Риме. В письме к генералу иезуитов Тирусу Гонзальцу Санталле Вольф сообщал:

“В Рим приедет московский генералиссимус по имени Борис Петрович Шереметев, человек находящийся в высшем почете у своих. И хотя он схизматик, но все-таки весьма сведущ в Божественных делах. Он выказал мне большое доверие и весьма близок к Божию царству и обращению в католицизм. Он может быть апостолом в Московии, но все это должно сохраниться в высшей тайне. Постарайтесь, отче, чтобы наши оказали ему всякую честь, и чтобы Святейший отец обращался с ним с благословением. Было бы всего лучше, если бы там был отец, знающий по-славянски, который часто посещал бы его, беседуя с ним о Божественных делах. Есть большая надежда, но это под секретом, обратить его в унию…”

Главный вход в венецианский Арсенал. С картины М. Мариески.

Отправившись из Вены, Шереметев со спутниками с трудом продвигался – через альпийские городки Клагенфурт, Филлах и Арнольдштайн к границе Священной Римской империи и Венецианской республики. Зимняя дорога в горах была чрезвычайно трудна и опасна, о чем свидетельствует дневник путешествия: “снег выпал превеликий” (14 января); “ехать было на телегах невозможно, наняли лошадей и сани” (15 января); “ехали две мили весь день” (16 января); “ехали весь день превеликими снегами одну милю” (17 января) и т. д.

В приграничном итальянском городке Понтебба (Понтафель) пришлось задержаться из-за снежной бури до 27 января. Когда же путники решили продолжить путь, “с гор великие снеги опали, и дорогу завалило, и людей три человека едва не до смерти подавило…”. Свита Шереметева с носильщиками принуждена была вернуться в Понтеббу, а сам боярин, мечтавший во что бы то ни стало увидеть в Венеции знаменитый карнавал, принял решение оставить основную группу и пробиваться на юг пешком с ближайшими соратниками – Курбатовым и Головцыным:

“Пошел пеш чрез те великие горы и чрез те великие опалые с гор сугробы. И шли они с великою трудностию и опасностью от снега с гор верст с семь, и ночевали в деревнишке Доня, в которой и есть добыть не могли…”

31 января 1698 г., спустившись на равнину, Шереметев, не дожидаясь основной группы, без промедления – через венецианские городки Жемона, Сан-Даниеле, Парденоне, Сачиле, Конельяно, Тревизо и Местре – поспешил в Венецию.

Инкогнито Шереметева, успевшего поучаствовать в карнавале, было быстро раскрыто. Венецианский репортер выходившего в Амстердаме журнала “Европейский Меркурий” сообщал читателям:

“Открытие карнавала привлекло сюда, в Венецию, множество иностранцев и лиц высшего сословия… Московский генерал Шеремет… умножил наконец собою это число. Он намеревался осматривать главнейшие города в Италии, по примеру других московских господ, живущих с некоторого времени за счет святейшего отца в Риме, где им, как и везде в других местах, были оказаны чрезвычайные почести, так что не было никаких празднеств, где бы они не присутствовали…”

Пробыв в охваченной карнавалом Венеции лишь сутки, Шереметев вернулся в прибрежный городок Местре. В “Дневнике путешествия” на этот счет говорится:

“Февраля 3 числа боярин, быв в Венеции тайно, приехал в Местру и прислал в Венецию о приезде своем письмо к братьям своим. И того ж числа перед вечером приезжали из Венеции к боярину князь Петр Алексеевич Голицын, Михайло Афанасьевич Матюшкин, Василий Петрович и Владимир Петрович Шереметевы, меньшие братья его родные”.

4 февраля 1698 г. Шереметев послал в Венецию своего дворецкого Курбатова с важным заданием:

“Февраля 4 числа изволил боярин посылать в Венецию с переводчиком маршалка своего Алексея Курбатова, обвестить князю венецианскому о приезде своем и подать великого государя грамоту. И ту великого государя грамоту приняли в канцелярию сенаторов, наивышший прокуратор со товарищи. А князь, или дож, в то время был болен…”

В отправленной в Венецию с Курбатовым “грамоте” царя Петра на имя правившего в Венеции с 1694 г. дожа Сильвестро Вальера говорилось:

“Божиею милостию мы, пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич [далее следуют многочисленные титулы русского царя] Пресветлейшему и вельможному князю и господину Силвестру Валерию, Божиею милостию герцогу владетельства Венецианского, и всему сенату венецианскому наше, царского величества, благоприятствованное поздравление…”

5 февраля 1698 г. на барке по морю русские путешественники прибыли в Венецию и стали на “наемном дворе” на Большом канале. Согласно местному обычаю встречи знатных гостей, “на двор” Шереметева было прислано угощение, состоявшее из 180 блюд сладостей и 60 фляг различных вин.

Палаццо Дона-Джиованнелли в районе Каннареджио, где Б. П. Шереметев вел переговоры с прокуратором Венеции Дж.-Б. Доной.

В Венеции Шереметев повел переговоры с одним из самых авторитетных политиков Венеции, первым сенатором Джованни Баттиста Доной, работавшим ранее венецианским послом в Константинополе и опубликовавшим в Венеции в 1688 г. переведенный с турецкого отчет о русско-турецких войнах. Дона служил главой венецианского монетного двора, главным администратором Арсенала, руководил составлением законов. Жил Джованни Дона жил в своем Палаццо Дона-Джиованнелли в районе Каннареджио (в приходе церкви Санта Фоска на берегу Рио ди Ноале и Рио ди Фоска), куда неоднократно приглашал Шереметева для бесед.

Зал Большого Совета во Дворце дожей. С картины Й. Хайнца-мл.

21 марта 1898 г. русская делегация – через Феррару, Болонью, Фаэнцу, Пезаро и Сполето – прибыла в Рим, где папа Иннокентий XII оказал послу московского царя редкую честь: “не велел отбирать у него шпаги и шляпы при входе в аудиенц-залу, принял сам из рук его привезенные им грамоты, выхвалял мужественные его подвиги против неприятелей Святого Креста и допустил к своей руке, а сам поцеловал его в голову”. На другой день Шереметев, в свою очередь, “препроводил к Первосвятителю соболье одеяло в девятьсот рублей, две драгоценные парчи и пять сороков горностаев”. Перед выездом русских из Рима, Иннокентий прислал Шереметеву золотой крест, вмещавший частицу древа животворящего Креста Господня.

Далее Шереметев со свитой – через Террачину и Капую – продолжили путь на Неаполь, откуда морем отправились двумя кораблями на Мальту. 2 мая 1698 г. Шереметев был торжественно встречен мальтийскими рыцарями в Валетте и имел переговоры с Великим магистром Раймундом Переллос-Рокафуллом, наградившего посла русского царя Мальтийским крестом.

22 мая русская делегация вернулась морем в Неаполь, откуда Шереметев ездил на побережье Адриатики в Бари на поклонение святым мощам Святителя Николая Чудотворца. 11 июня Шереметев снова был в Риме, виделся с Папою (у которого получил ответные грамоты русскому царю и австрийскому императору Леопольду) и 15 июня выехал в обратный путь на север во Флоренцию. Проведя в столице Тосканы переговоры с Великим герцогом Козимо III, русская делегация выехала в Венецию, где собралось к тому времени немало русских в ожидании царя Петра Алексеевича, путешествовавшего по Европе в составе “Великого посольства”.

По-видимому, именно по заданию царя Петра, который лишь на двое суток сумел инкогнито заехать в Венецию в конце июля, Шереметев задержался там до 10 августа, потом почти месяц вел переговоры в Вене, где император Леопольд I “слушал с любопытством рассказ Бориса Петровича, в особенности, об Италии и Мальте; желал, чтобы полученный им орденский знак поощрил его к новым подвигам, полезным для всего христианства”.

Побывав затем в польских землях и Киеве, Шереметев возвратился в Москву лишь 10 февраля 1899 г., представ перед царем Петром “в немецком платье, с Мальтийским командорственным крестом и драгоценной шпагою”. После этого царь приказал записать во всех официальных бумагах, касаемых Шереметева, что “титло его, сверх боярского достоинства, еще получило приращение, и как в Боярской Книге, в Росписях и других бумагах, так и сам бы он писался: Боярин и Военный свидетельстьвованный Мальтийский Кавалер”.