Текст книги "Японская разведка против СССР"

Болтун – для кого-то находка

Чего только не написано в прессе и не рассказано-показано по радио-телевидению о КГБ СССР! На Западе средства массовой информации, да и российские тоже, продолжают муссировать эту разоблачительную тему, хотя объекта критики уже нет и в помине. При этом правда перемешивается с вымыслом.

Действительно, ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ, предшественники КГБ, наряду с защитой социалистической Родины, а защищать ее нужно было, ибо реальный враг не дремал, снискали себе недобрую славу тем, что действовали по указаниям советской партийной верхушки и явились исполнителями жестоких расправ.

Предавая гласности «коварные» дела КГБ, поднаторевшие на разоблачительной стезе западные и российские журналисты взывают к гуманности и поносят органы безопасности СССР, расписывая методы и средства, которые использовал КГБ для защиты государственных и национальных интересов.

Между тем наши органы госбезопасности ничего нового не изобрели, ибо работают так же и теми же методами, как и подобные организации в других странах, а в ряде случаев и более гуманно. Уж об этом генерал-расстрига О.Д. Калугин (говорят, в США он подвизается экскурсоводом – показывает любопытным бабушкам потайные места, где он «конспиративно» проводил встречи с американскими контрразведчиками), у которого после ухода на пенсию тоже проявился разоблачительный зуд, не может не знать.

Одним из таких способов, вызывающих особую ярость этих разоблачителей, является факт использования секретной техники подслушивания для получения интересующей информации. Среди подобных гуманистов-теоретиков нашелся один по фамилии В.В. Бакатин, которому удалось пробраться в кресло председателя КГБ СССР во время агонии М.С. Горбачева после так называемого путча в августе 1991 года. Этот строитель по специальности и партийный выскочка по призванию пробыл на посту председателя с августа по ноябрь 1991 года. За этот короткий срок чекистом он не стал, но нанес КГБ непоправимый удар и огромный вред, по всей вероятности, не без поддержки М.С. Горбачева. Одна из самых преступных его акций – это выдача американцам оперативной техники подслушивания, которой было оснащено новое здание американского посольства в Москве.

О существовании подобной техники многие знают, а коммерческие фирмы даже предлагают использовать ее для отлова неверных мужей или жен. Казалось бы, дотошный враг должен ее остерегаться и ничего лишнего не говорить. Но глухонемых пока в разведку не берут, и поэтому иногда с помощью этих средств можно получить интересные сведения.

Мне рассказывал один специалист в этой области, что в наше прогрессивное время, когда техника достигла феноменальных успехов, избежать подслушивания почти невозможно.

Сама организация этого дела – вещь чрезвычайно дорогая, и такой акт, как обнаружение жучков и их уничтожение – большой успех для поисковиков и серьезная потеря для их хозяев. Поэтому «бакатинский подарок» наверняка вызвал у американцев восторг и недоумение: неужели русские такие дураки, что просто за так сдали свою оперативную технику секретного подслушивания? На что рассчитывал этот реформатор? Возможно, он ожидал ответной любезности со стороны янки?

Однако американцы на столь остроумный первый ход новой игры в поддавки Бакатина повели себя слишком уж нахально: не принесли ему на тарелочке с голубой каемочкой такую же технику, которой наверняка оборудованы российские служебные и жилые помещения в США. Они также не стали от умиления проливать крокодиловы слезы, а только в недоумении разводили руками: «Ну и дурак!» А может быть, и не совсем дурак, а оплаченный преступник?

Есть только один способ не бояться этого «негуманного» метода работы спецслужб – не заниматься недозволенной деятельностью против государства, на территории которого ты проживаешь. Не зря, видимо, практичные американцы двенадцать лет дожидались Бакатина и не въезжали в новое здание посольства, ожидая его официального ознакомления американцев с тем, где же находятся эти злополучные сверхсекретные «закладки».

В делах, связанных с выявлением техники секретного подслушивания, были успехи и у нас, когда советские специалисты обнаруживали жучки в советских учреждениях за рубежом, но и противник порой делал то же на нашей территории. И в том и другом случае мы хранили молчание и не позволяли таким сведениям просачиваться в печать.

Мне кажется, это была гордая, но ошибочная линия. Ибо противник любой наш промах, а тем более выявление и изъятие наших подслушивающих средств, вовсю обыгрывал в печати и других средствах массовой информации, дабы поднять волну шпиономании и показать, какой Советский Союз плохой, хотя сам жевал хлебную корочку тем же местом, а не наоборот.

Берегись! Ниндзя за работой!

В начале семидесятых годов неприятные события коснулись и нашего подразделения, «курировавшего» японское посольство в Москве. Эти неприятности нам доставили японские специалисты, которые приехали выявлять технику секретного подслушивания в здании японского посольства. Они ее вскоре обнаружили, чем ввергли нас в уныние и доставили неприятности, ибо капиталистическая печать некоторое время пошумела по этому поводу. Потом поутихла и переключилась на очередную сенсацию.

Успех дотошных японцев в какой-то степени подрезал наши информационные возможности, но удар для нас был не смертельным, ибо особенно важной информации политического или оперативного характера с помощью этой техники мы почти никогда и не добывали. Тем более что японцы народ дисциплинированный и аккуратно использовали для важных бесед специальную комнату, защищенную от секретного подслушивания.

Поступавшие к нам сводки с записями японских дипломатов иногда нас приводили в восторг, ибо японцы делали неординарные выводы. Помню, когда Л.И. Брежнева наградили очередной Золотой Звездой, то умудренный жизнью японский дипломат сказал своему коллеге, что добром это для Советского Союза не кончится. Как в воду смотрел японский прорицатель!

Однажды я знакомился с расшифрованной сводкой, и в конце ее была фраза: «А. рассказывает антисоветский анекдот. Все смеются». Я тут же позвонил своему знакомому, который непосредственно занимался слуховым контролем, и спросил, какой анекдот рассказал А. Он мне по телефону пересказал анекдот, и мы тоже посмеялись.

В КГБ СССР в мое время службой оперативного подслушивания руководил будущий гэкачепист (от ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению) генерал Плеханов, которого в 1967 году привел с собой в органы госбезопасности Ю.В. Андропов.

Любой начальник в бывшем КГБ пытался доказать свою полезность Родине и норовил первым доложить Ю.В. Андропову интересную информацию. Плеханов, хотя и возглавлял оперативно-техническую службу и обязан был работать на оперативные подразделения, тоже имел на это разрешение и докладывал руководству напрямую наиболее интересные материалы.

Из наиболее важных материалов, которые удалось добыть службе Плеханова о подрывной деятельности японцев в Москве, была, по всей вероятности, запись самодеятельного спектакля, который разыграли в своем коллективе загадочные самураи.

Один из сотрудников службы Плеханова по секрету рассказал мне, что однажды в рождественские каникулы, когда все «реакционное» человечество отмечало Рождество Христово, а советский революционный пролетариат продолжал работать до самого Нового года на мировую революцию, в японском посольстве был устроен праздник для работавших в Москве японцев.

В представленных номерах самодеятельности, а японцы, к их чести будь сказано, большие мастера по этой части и это только надо приветствовать, пожалуй, одним из главных была небольшая пьеса, разыгранная чрезвычайным и полномочным послом Японии в Советском Союзе Ниидзэки Кинъя, который изображал Л.И. Брежнева, и советником-министром Хасэгава Такааки, игравшим роль Ю.В. Андропова.

Опустив основное содержание состоявшейся между ними беседы, мне хотелось бы заострить внимание только на нескольких фразах:

Ниидзэки-Брежнев задает вопрос Хасэгаве-Андропову:

– Ну-ка, Юрий Владимирович, доложите мне, а чем занимаются в Москве японские дипломаты?

Хасэгава-Андропов, горестно вздохнув, виновато ответил:

– Дорогой Леонид Ильич! Ну что я вам могу сказать по этому поводу? Кропотливая работа, которую проводит КГБ по японским разведчикам, пока ни к чему хорошему не привела. Мы пришли к выводу, что в основном японцы пьют водку да занимаются половым шпионажем, то есть гуляют с русскими женщинами.

Такой ответ вызвал одобрительный хохот присутствовавших, потому что где-то и чем-то смахивал на правду.

Для участников этого праздника осталось неизвестным, что этот диалог был расшифрован спецслужбами КГБ и, как интересный материал, был доложен вначале Ю.В. Андропову, а тот решил позабавить «самого», то есть Л.И. Брежнева, который, ознакомившись с ним, проронил:

– Ох и мудрецы эти японцы! Ну почему я их люблю?

Генеральный секретарь КПСС правильно делал, что не считал указанные привычки японцев какими-то пороками, ибо и сам любил по случаю опрокинуть рюмку «Лимонной».

Скандал с обнаружением и изъятием японцами оперативной техники в японском посольстве в Москве имел и последствия локального характера. Мой непосредственный начальник Газизов, недавно пришедший к нам на работу из разведки, откуда он, по всей вероятности, был выдворен за ненадобностью и действительно туговато соображавший в оперативных вопросах, но обладавший удивительной способностью «верблюда» пролезть в игольное ушко[9]9
  Выражение «сделать что-то, словно пролезть „верблюду“ через игольное ушко» означает невозможность что-то сделать. В данном случае «верблюд» обозначает не животное, а самый толстый канат на российских парусных судах.


[Закрыть], пристально всматриваясь в подчиненных, многозначительно и грозно изрек:

– Ну что, орлы? – И, испытующе вращая глазами, дабы охватить пронзительным взглядом своих подчиненных, продолжил: – У руководства есть и такая мысль, что и среди нас нужно искать предателя…

Меня возмутила такая незаконченная мыслишка начальника, я не удержался и поддакнул:

– Да, вы совершенно правы. Давно пора пошерстить наши ряды. – И после небольшой паузы продолжил: – Между прочим, до вашего прихода оперативная техника работала вполне нормально, и вдруг такое случилось…

Газизов от моих слов застыл, будто аршин проглотил, но взял себя в руки и больше шпионов среди нас не искал. Зато он обошел меня с другой стороны:

– Раз ты такой умный, то вот тебе задание – узнать, что было в здании японского посольства со времени его строительства.

Как я потом понял, такие данные нужны были, чтобы при необходимости подбросить японцам мысль, что здание было оборудовано жучками еще до 1957 года, когда было передано в распоряжение японского дипломатического представительства.

Сам замысел был рассчитан на дураков, хотя хороший хозяин вообще-то должен был иметь подобную историческую справку еще при передаче здания в другие руки. Поэтому искать пути спасения в истории – это своего рода страусова политика, ибо японцев на мякине не проведешь, да и не станут они интересоваться у нас, откуда появились у них в здании жучки.

Единственное, что оправдывало замысел Газизова – это то, что при докладе наверху можно проявить свою осведомленность, как бы мимоходом сообщив, что же в этом особняке находилось, например, до Февральской революции или во времена Екатерины II.

Приказ есть приказ, и я нашел архив, в котором хранились богатейшие материалы по истории градостроительства в Москве. Здесь пылились досье, по которым можно было проследить историю создания и реконструкции каждого дома, даже тех, которые по различным причинам были снесены ретивыми реформаторами ушедших эпох.

В моем же представлении, даже старые и ветхие строения необходимо бережно сохранять и по возможности поддерживать в пристойном состоянии, ибо любое сооружение – это овеществленный труд наших предков, какая-то толика нашего общего достояния, не говоря уже о том, что это живое свидетельство истории.

В архиве для меня быстро нашли необходимые материалы, из которых я узнал, что первоначально занимаемый японским дипломатическим представительством дом был построен в восемнадцатом столетии и принадлежал дворянину Калашникову, откуда и пошло нынешнее название переулка, в котором расположено здание японского посольства. Затем дом переходил из рук в руки, надстраивался и перестраивался, превратился при советской власти в административное здание. Одно время в нем размещался пансионат для детей работников Коминтерна и других иностранных революционеров, которые предпочитали не воспитывать своих отпрысков, а где-то вершили мировую революцию.

Я быстро закончил свою работу, но провел еще некоторое время в этом драгоценном хранилище истории, выслушав интереснейшие рассказы сотрудников архива, которых не так уж и часто тревожили исследователи имевшихся у них материалов.

Добытые мною данные наверняка в какой-то степени подняли рейтинг Газизова в глазах начальства, но моими изысканиями не удалось ввести в заблуждение любопытных японцев, так некстати заинтересовавшихся нашими жучками.

В самом деле, не скажешь ведь этим самураям, что дом когда-то принадлежал какому-нибудь декабристу и был оборудован оперативной техникой еще жандармами по приказу Николая I в 1825 году[10]10
  В декабре 1825 года после смерти царя Александра I в Санкт-Петербурге произошло восстание против власти самодержавия, организованное офицерами. Восстание было жестоко подавлено – пять офицеров было повешено, а сотни дворян были сосланы на каторгу в Сибирь. Следствие по делу вел новый царь Николай I.


[Закрыть], который сам руководил расследованием преступной деятельности непоседливых дворян. Ведь образованным японцам наверняка было известно, что в те времена и электричества-то еще не было.

Прорабатывая различные варианты выхода из щепетильного положения, каждый мог предлагать любой, самый фантастичный способ по локализации этой ситуации. Предложил свой вариант выхода из неприятного дела и я. Однако это, видимо, показалось начальству бредом близкого к помешательству человека, хотя я до сих пор иногда задумываюсь, а что было бы, если бы…

Дело в том, что здание японского посольства по Калашному переулку, 12, перед передачей его в пользование японцам в середине пятидесятых годов было оборудовано громоздкой, но надежной оперативной техникой, которая к началу семидесятых годов даже по советским меркам безнадежно устарела. А что тут говорить о японских возможностях, которые уже к тому времени в этом деле обогнали не только нас, но и почти что были «впереди планеты всей».

Сам я к оперативной технике не имел никакого касательства и довольно смутно представлял, как она выглядит. Но специалисты сказали, что громоздкие советские жучки имели и свои преимущества – они могли служить как микрофонами, так и мегафонами (представляете себе размеры?). Если на то будет чье-то желание. Я и предложил воспользоваться этим свойством и вступить с японскими специалистами в переговоры, и в тот момент, когда они будут таинственно шептаться, рассматривая диковинные «закладки» русских мастеров, обратиться к ним с просьбой вмонтировать оперативную технику обратно на привычное ей место. А вдруг бы они послушались?

Естественно, начальство проигнорировало мое предложение и посчитало ниже своего достоинства обратиться к японцам с предложением жить дружно, а зря. Как бы там ни было, а японские спецслужбы нанесли нам пусть не смертельный, но удар.

Вся оперативная жизнь состоит из обмена такими ударами, потому что каждый защищает свою позицию и интересы народа, а если человеку нечего защищать, то можно передать все противнику, как это сделал Бакатин.

«Гости»

Как любому новичку, с приходом на работу мне дали участок почти пустой и бесперспективный с точки зрения достижения результатов. Подборки на объектов были без какого-либо агентурного прикрытия, а значит, совсем тощие, гиблые. В контрразведке это было обычным делом, так как новичкам спихивают все второстепенные направления, хотя и необходимые в оперативном хозяйстве. А что касается результатов – то пусть сам себя и покажет, на пустом месте быстрее научится.

Кроме того, на меня навесили еще одну обузу – оперативное обеспечение посещавших нашу страну с краткосрочным визитом государственных чиновников Японии, этих «гостей посольства», как мы их между собой называли, потому что японское посольство было вынуждено отвлекаться от своих дел и оказывать им внимание, ибо если не будет такового, то вернется в Токио кто-либо не обласканный в Москве японскими дипломатами и ненароком пожалуется. Зачем лишние неприятности?

Как правило, это были солидные люди, в возрасте, работавшие или работающие в государственных ведомствах Японии или ответственные чиновники МИД, следовавшие через Москву на какую-то конференцию или совещание в Европу и останавливающиеся в Москве на пару дней. Иногда по делу, а иногда и посмотреть столицу этого страшного СССР, где за «особую опасность» японские дипломаты получали даже повышенную зарплату.

Обычно количество таких посетителей, которых вынуждены были всячески обхаживать японские дипломаты, возрастало к концу японского финансового года, который в Японии начинается 1 апреля. Именно в это время в Японии, как и в Советском Союзе перед 1 января (начало финансового года), деловая активность всех ведомств возрастала, ибо нужно было израсходовать остававшиеся деньги, выделенные бюджетом. Неизрасходованные вовремя средства тут же уйдут в доход государства, но ни в коем случае не будут приплюсованы ко вновь выделенной из бюджета сумме.

На этих визитеров в контрразведке смотрели сквозь пальцы: «Ну что с какого-то старикана возьмешь? Только время потеряешь, занимаясь его делами». И обычно спихивали этот участок на новичков. Но, забегая вперед, скажу, что когда я уже не считался новичком, никому это направление работы не отдал, так для меня оно было самым интересным. И вот почему.

В прежнем КГБ существовало правило, как и в подобных органах других стран, – рядовая оперативная работа начинается с проверки вновь попавшего в поле зрения лица – а вдруг он уже где-то засветился?

Однако те простые учеты, которые тогда существовали, были громоздки, трудоемки, и требовалось время, чтобы направить исполненный от руки запрос и получить какие-то данные, ибо учеты были карточными и проверка осуществлялась сотрудником, который перебирал эти карточки, отыскивая искомое лицо. Но человеческие возможности ограничены, а насытить учетное подразделение таким количеством сотрудников, чтобы ответ на запрос исполнялся немедленно, было делом нереальным. Поэтому ответ на обычный запрос приходил через несколько дней, когда «гость» уже покидал Москву.

Для срочной проверки по учетам требовалась подпись начальника отдела, но его обычно не беспокоили такими пустяками. Не беспокоили до меня. А я же стал пробивать такие подписи. Вначале к моей просьбе относились скептически, а затем с готовностью, ибо и начальники почувствовали, что жареным попахивает.

Передавший мне этот участок оперативный работник Пончиков, который вскоре был выдвинут на работу в разведку, пренебрежительно советовал мне бросить заниматься пустым делом, так как на нем лавры не заработаешь. Однако я продолжал свое дело и был вознагражден за труды.

Некоторые из проверяемых в свое время попадали в поле зрения органов госбезопасности, так как занимались разведывательной деятельностью против нашей страны, а некоторые во время советско-японской войны в Маньчжурии в 1945 году были интернированы и прошли сибирские лагеря. Некоторые из них в лагерях были завербованы и благополучно вернулись на родину. Было очень важно выяснить, а каково их настроение теперь? Я не имею права рассказывать обо всех подробностях работы с этой категорией лиц, но хочу уверить читателя, что она была очень полезной для нашего государства.

Но один аспект моей работы по «гостям» сыграл для меня определяющую на всю последующую жизнь роль. Когда возвращались мои запросы на проверку, то указывалось, или что данных нет, или что какой-либо «Накамура Сатоси проходит по делу № 0101010». Вот второй вариант ответа как раз и был очень важен для меня.

По указанному на запросе номеру я заказывал в архиве дело и погружался в те материалы, которые там имелись на Накамура Сатоси. В архивном деле можно было найти кое-что интересное для текущей работы. Бывали и более крупные успехи. Но для меня самыми главными были два момента.

Во-первых, я получил доступ к материалам и документам, в которых отразилось то жесткое противостояние в довоенное и военное время между Японией и СССР, когда шла борьба не на жизнь, а насмерть. И в этой борьбе НКВД сыграл далеко не пассивную роль, потому что чекисты 1930-х годов не только занимались репрессиями в стране, но и боролись с разведками противника. Внешняя угроза Советскому Союзу – это не пропагандистский лозунг, а историческая реальность, которая грозит России и ныне, когда мы в мире остались практически одни и когда наша страна стала такой слабой и одинокой. Белоруссия пока только к нам льнет, да и ту некоторые россияне за это склоняют на все лады.

Во-вторых, я открыл для себя тайну военнопленных японцев 1945 года, о которой тогда мало что было известно. Об этом я расскажу ниже.