Текст книги "Олли Таймон"

Лупцевали они его, надо сказать, за дело, но ты как любитель всякого рода авантюр и мастер влипать во всякие дурацкие истории, ввязался в драку и избил молодчиков своим посохом, поскольку нет тебе равных в искусстве размахивать оным налево и направо! Естественно, на шум прибежала охрана, после чего тебя бросили в темницу, где ты и продрых до сегодняшнего утра. Спал мертвецким сном и не проснулся, даже когда сюда впихнули меня. Ну, как? Уловил я ход событий?

– Ты изумительно осведомлен, друг Олли, – Вейдок Найтл, Великий Магистр Ордена Странствий и Поэзии улыбнулся. – А знаешь, что самое неприятное во всей этой истории?

– Что?

– То, что попик даже не вступился за меня, когда подоспела охрана.

– С чего бы ему? Кто ты ему – брат или сват?

– Твоя правда, – печально сказал Вейдок. – Э-эх! В былые времена люди были порядочнее.

– Никогда, – проговорил Олли Таймон, – никогда люди не были порядочными. И в былые времена, как и сейчас – как были сволочью и быдлом, так ими и остаются. Уж мне-то известно доподлинно. Бывают исключения, но редко. – Но вернемся к нашим баранам. Мы в тюрьме. Надо выбираться.

– Каким образом?

– Сейчас придумаю.

Олли посмотрелся по сторонам, взгляд его остановился на решетке.

– Придумал.

Вейдок сделал заинтересованное выражение лица.

– Давай-ка, ты разнесешь решетку магией, и мы побежим что есть мочи. Как тебе такой план?

– Паршивый.

– Почему?

– Понимаешь, друг Олли, – Вейдок сел. – Я должен тебе кое в чем признаться. – Он вдохновенно глянул в потолок и продолжал: – Вчера преподобный отче, которого я… хм, поддержал в споре на религиозную тему, отпустил мне грехи мои, наложил епитимью, и передал меня в руки страже с напутствием больше не грешить. Я же епитимью принял и обещал смиренно вытерпеть любое наказание, какое бы ни было назначено.

Вейдок замолчал и внимательно поглядел в изумленные глаза Таймона, едва сдерживая ухмылку. Затем сказал снисходительно:

– Надеюсь, ты не поверил в эту чушь, друг Олли?

– Нет, но я подумал, что ты рехнулся, друг Вей.

– Ты забыл, что прутья зачарованы? – Вейдок кивнул в сторону решетки. – Весьма умело, надо сказать. Чарами их даже не погнуть. Теперь ясно?

Таймон озадачено смотрел на Вейдока, и выражение его лица было истинно кретинское, потом он понимающе закивал, а следом они оба захохотали. Насмеявшись вдосталь, Таймон сказал:

– Признаюсь, я думал, что тюрьма для волшебников – одно лишь название. Для формальности.

– Нет. Тут на самом деле поработал маг. Работа высшего класса.

– И тебе не хватит сил расколдовать решетку?

Вейдок пожал плечами. Таймон фыркнул:

– Ну, тогда я просто выломаю прутья, и делу конец.

– Тоже не пойдет, Олли.

– Да почему же?!

– А что ты намерен делать со стражей?

– Стражи нет!

– А если появится? Не исключаешь же ты такую возможность?

– Если стража появится, я с ней справлюсь!

– Отлично. Сила есть, ума не надо. Одного ты уже поколотил. Ну, положим, еще половину из них ты покалечишь, может, кого-нибудь даже прибьешь.

– Ну и что?!..

Повисло молчание. Вейдок покачал головой. Он знал, Таймон не видел никакого зла в убийстве, – такой уж у него взгляд на вещи. Но твердо решил переспорить его сегодня.

– Олли, ты жалуешься, что теряешь человеческий облик.

– Это из-за людей, я же сказал.

– Думаю, не из-за людей. Вспомни, каким ты был, когда я нашел тебя. И как потом ты изменился, живя среди людей. Теперь ты снова изменяешься, но лишь потому, что отдаляешься от них. От нас. От меня, я ведь тоже человек. Может быть, стоит больше следовать человеческим устоям?

– Если я буду следовать человеческим устоям, я превращусь в свинью, – огрызнулся Таймон. – И оглянуться не успеешь.

– А ты не подражай свиньям. Не слушай баранов. Не водись с собаками.

– Это невозможно, ты знаешь.

– Посмотри на меня. Я делаю все то же, что и ты. Но я не теряю лица.

– Когда напиваешься, теряешь.

– Отнюдь, даже когда напиваюсь, не теряю.

– Что же ты сидишь в тюрьме? За приличное лицо?

– Не исключено, что именно за него, – Вейдок тяжело вздохнул.

– И как же тебе удается это – не терять лицо?

– Просто я ищу во всем хорошие стороны.

– Какие хорошие стороны в утреннем реве этого пьяницы-тюремщика? – с сарказмом спросил Таймон.

– Хотя бы то, что своим появлением он провозглашает для несчастных в этой юдоли скорби, что пришло новое утро, – ответил Вейдок.

Он замолчал, глядя на Таймона победным взглядом. Таймон не ответил, он не проронил ни слова минуты три. В течение этого времени выражение лица Таймона менялось несколько раз, отражая по очереди досаду, разочарование, смирение и наконец глубокую задумчивость.

– Ты демагог, Вейдок Найтл, – произнес он. – Ты чертов демагог! Но если тебе не нравится ни один из предложенных мной планов, вот тебе еще один, – он надолго задумался, потом сказал: – Вот что… Мы не станем убивать тюремщиков. Не надо нам и ломать решетку. Просто воспользуйся даром. Тем самым, что хранится во мне.

Вейдок резко отвел глаза. Словно поймал взглядом солнечного зайчика. Он переменился в лице, и было совершенно ясно, что шутки для него кончились. Вейдок прошептал быстро:

– Как я могу?

– Да просто прикажи мне, я выполню! – ответил Таймон. – Прикажи мне унести нас отсюда в другое место, и мы мигом переместимся.

Вейдок Найтл сделал над собой усилие. Возможно, волшебный дар Олли Таймона и был для многих людей мифом. Не более, чем сказкой. Но для Вейдока он был самым сильным искушением в жизни. Таким, с которым приходится бороться каждое мгновение.

– Я не могу…

– Чего ты не можешь? – переспросил Таймон.

– Не могу жопой разговаривать.

Таймон разочаровано вздохнул и отвернулся.

– Какие вы, люди, все же, дураки, – сказал он. – У меня больше нет идей. Как насчет тебя, Вей? Уже придумал что-нибудь?

Вейдок заложил руки за голову, прислонился спиной к стене.

– Есть одна мысль.

– Какая же, если не секрет?

– А такая, что мы просто подождем. Я уверен, нас не оставят тут надолго.

Олли Таймон покачал головой.

– Это верно. Может, уже завтра вздернут. Не знай я тебя целых три года, Вей, подумал бы, что ты спятил. Кому мы тут можем понадобиться кроме палача?

Вейдок протянул руку и почесал голую пятку.

– Вспомни кабацкую мудрость, друг Олли. Чаще всего мы нужны тому, кому задолжали.

Олли тряхнул головой. Он ничего не понял.

– О чем речь, Вейдок? Ты что, проигрался в карты?

Вейдок прикрыл глаза.

– Нет. Я не проигрывал в карты.

Таймон задумался, и вдруг его лицо, походящее чертами на звериную морду, просветлело, и как будто стало более человеческим. Но лишь на секунду.

– Я знаю, о чем ты говоришь. Тененталь?

– Да. Замок Тененталь. Загадочный господин Лидс. Цель нашего пребывания в Истарии.

– Ты что же, надеешься, что он вытащит нас из тюрьмы?!

– А почему нет? – спросил Вейдок. – Лидс богат и влиятелен. Освободить нас для него – плевое дело.

– Да почему он должен?!..

– Он не должен. Но он захочет сделать это сам, Олли. Мы нужны ему. Лидс не стал бы спонсором Ордена Странствий и Поэзии, если бы у него на это не были веские причины. Просто дай ему время.

Олли Таймона медленно охватывал гнев. Но он еще держал себя в руках.

– Вейдок, послушай, – попытался он решить проблему человеческим путем. – Зачем ждать милости неба? У меня только что появился новый план. Без убийств. Я сломаю все решетки в подземелье. Заключенные выберутся на свободу. Мы смоемся под шумок. Никого не надо убивать. Это ведь хороший план, правда?.. – внезапно он навострил уши и вдруг воскликнул: – Не может быть!

Вейдок поглядел на друга торжествующе.

– Что же, я оказался прав, друг Олли? Тот, чьи шаги ты сейчас слышишь, не иначе как наш благодетель, подобный огненной птице судьбы, несущей на своих крыльях нашу свободу в это убогое узилище. Встанем, друг мой, встанем и поприветствуем его!

Вейдок бодро вскочил на ноги навстречу шагам, приближающимся из темноты.

В подземелье блеснул огонек. Фонарик в руке тюремщика Варека мерцал неверным светом. Тюремщик поставил его в продолговатую выбоину на стене и повернулся к решетке.

– Это здесь, господин судья.

Таймон насторожился. Вейдок, не поверив ушам своим, спросил его вполголоса:

– Судья?

– Невероятно, – повторил Таймон. – Судья – здесь? Как думаешь, сколько золота ему заплатили, чтобы он спустился в эту яму?

– Я же говорил тебе, Лидс очень влиятелен. Он кого угодно заставит спуститься хоть в яму, хоть в сам ад, – пробормотал Вейдок.

Судья не был молод, но выглядел прекрасно. Так выглядят люди сытые, хорошо выспавшиеся, довольные жизнью и собой, поскольку большинство их желаний сбываются. Он был богато одет, и даже седины его смотрелись как-то уж очень молодо.

За судьей и Вареком в подземелье спустились еще двое.

Сперва – девушка, а точнее, девочка. На вид не больше шестнадцати, подумал Вейдок. Тихо, осторожно ступая, словно с опаской, она выглядела смущенной и немного испуганной.

У нее были черные прямые волосы, длинные, как у благородных девиц, спадали на грудь и спину. Миловидное лицо казалось белым, будто из мрамора. Черты лица были правильными, словно кукольными, и большие темные глаза с длинными ресницами еще больше придавали девочке сходство с куклой. Одета она была в черное платье с широкой юбкой, а на плечах носила простую шерстяную накидку, способную согреть в непогоду и, при случае, скрыть от ненужных глаз.

Девочка встала подальше от всех решеток, а главное, как почудилось Вейдоку, подальше от судьи. За ее спиной возвышалась женщина-южанка. Темнокожая, с коротко остриженными волосами и карими глазами, одетая в плотное льняное, перепоясанное кожаным ремнем, сюрко. На спине она носила крест накрест две сабли из гибкой стали, без ножен, в ременных петлях, как носят оружие эпреты.

Телохранительница сложила руки на груди и лениво следила за происходящим.

– Так вот куда мы теперь сажаем пленных магов, – сказал судья, оглядывая стены подземелья. – Помню времена, когда с чародеями-бунтарями обходились несколько иначе.

– Помню и я их, – сказал Таймон. – В прошлом магам заливали в рот расплавленный свинец, чтобы они не могли выкрикивать заклятья. А если они делали пассы руками, руки им быстренько отрубали.

– О! – Судья просиял. – Значит, ты уже знаком с предметом?

– В некоторой степени, – ответил Таймон. – Всего, конечно, не видел. Можно ли охватить неохватное? Но как ломаются берцовые кости на дыбе, к примеру, знаю. Раскаленные клещи пробовал на себе. Из банального повешения искусный мастер может сделать невыносимую пытку. А что можно сделать кнутом – ни за что не догадаетесь!

Девочка, несмотря на присутствие телохранителя, побелела как мел. Вейдок раздумывал, дать Таймону пинка сейчас, или отругать его потом.

– Вынужден согласиться, ваша честь, – продолжал Олли, – условия, в которых нас содержат, прекрасные. Не то, что были в прошлые века. Мне приходилось бывать в местах и похуже, чем эта темница.

– Вот как? – удивился судья. Он был, судя по всему, жизнерадостный балагур, и любил поболтать, все равно с кем. – И каково впечатление?

– Самое паршивое. Никому такого не пожелаю.

– Ясно. Что же. Не знаю, кто ты такой, незнакомец. Наверное, лжец, коль скоро помнишь прошлые века. Но если уж ты полагаешь, что тебя содержат в чересчур мягких условиях, твоей непритязательности можно только позавидовать. Наслаждайся пока, потому как завтра тебя повесят, и в аду, куда ты непременно попадешь, будут совсем другие условия. Таких ты еще не испытывал на своей шкуре. Ни сейчас, ни в века минувшие!

Девочка, видя, что на нее никто не обращает внимания, неуверенно кашлянула.

– Господин судья, вы не забыли обещание?

Судья глянул на нее с неожиданной нежностью и рассмеялся.

– Ну-ну, дитя, не беспокойтесь. Я пошутил. Про ад и про казнь, конечно.

Девочка нахмурилась. Судья определенно ей не нравился. Тому было все равно, он взглянул на тюремщика:

– Послушай, уважаемый, оставь-ка нас на несколько минут.

– Не положено, – пробурчал Варек, опершись на древко пики. – Сами знаете, господин судья, правила…

– Знаю, уважаемый, я сам эти правила писал! – возмутился судья. – Говорю тебе, подожди снаружи темницы. Ничего не случится.

– Господин судья, без приказа…

– Ну что ты станешь делать! Похвальная бдительность. Такое соблюдение устава обязательно должно поощряться, – в голосе судьи послышалась многозначительность, которой сообразительный Варек не мог не заметить. Он помялся и сказал:

– Ну, коль так… Фонарь вам оставлю.

– Давайте же приступим к установлению личности, – сказал судья, когда тюремщик удалился. – Леди Амелия, узнаете ли вы среди этих двух… хм, людей своего подопечного?

Девочка подняла голову, внимательно вглядываясь в лица Вейдока и Таймона, словно желая их получше запомнить. Она, конечно, их не узнавала, поскольку видела впервые. Вейдок ощутил легкое волнение. Что-то было не так. Судья терпеливо ждал.

– Да, – сказала девочка наконец. – Это Олли Таймон. Мой подопечный.

Голос ее звучал решительно и твердо.

– Который? – уточнил судья.

Девушка сжала губы и уверенно кивнула, глядя на Олли Таймона:

– Вот этот. Вам его лицо может показаться странным. Мой подопечный.

Лицо Вейдока вытянулось от удивления.

– Значит, ошибки быть не может, – вздохнул судья. – Отлично… Господин Таймон, – обратился он к Таймону. – Позвольте зачитать вам один интересный документ.

Он вынул свиток.

– О-о, – протянул Таймон. – Это займет уйму времени.

Судья сделал вид, что не слышит. Вейдок только покачал головой. Он отошел от решетки, уселся на солому и сделал вид, что происходящее его больше не касается.

– Записка написана мальчишкой-писарем, – продолжал он. – Видимо, запись была сделана для тюремщика. Он старался не забыть, вот и раскошелился на памятку. Писалось скверным пером на обеденном столе. Жирное пятно. Кляксы. Очень интересно, послушайте:

«Уродец назвался Олем Топтуном. Сознался в следующих преступлениях:

4 грабежа крестьянских подвод,

5 нападений на путников,

ни разу не уплатил ни податей, ни дорожных пошлин, а

2 раза даже ограбил сборщика податей.

В дальнейшем совершил:

28 убийств с целью грабежа, и священника Клода убил тоже он,

42 карманные кражи, включая драгоценности ювелира Сафио, и 10 раз подверг честных горожанок Мареаполя разврату…»

Несчастная девочка, которой пришлось все это слушать, поспешно подняла ладонь ко рту. Вейдок сказал бы, что у нее случился неожиданный приступ тошноты. А судья, закончив, свернул свиток и убрал его в рукав.

– Замечательная бумага, – проговорил Таймон. – Как минимум, бедолаге Топтуну светит пристрастный допрос.

– И на этот раз ты прав, – сказал судья сурово. – Топтун или Таймон, а досталось бы тебе крепко. Выходка твоя светит на колесование, сдирание кожи и медленную смерть, когда приговоренного варят живьем в масле!

– Бывало и хуже, – пробормотал Таймон задумчиво.

И тут судья вышел таки из себя.

– Послушай, уважаемый! – процедил он, сдержавшись таки от крика. – Не знаю, зачем тебе понадобилось сознаваться во всех этих, явственно собранных со всего города, преступлениях. Может, ты умалишенный?

Вейдок поднял голову и пробормотал:

– Весьма похоже на правду.

Судья взял себя в руки.

– Теперь последуют вынужденные пояснения, которые попросила сделать для тебя, Таймон, эта леди. Ее ты, конечно же, узнал. Твоя осведомленность подсказывает мне, что ты, вне сомнения, знаешь, что дела, в которых затронута церковь, сразу передаются в Инквизицию. Инквизиция не проводит долгих расследований. Там не любят церемониться, выслушивая всякие небылицы. Их конек, да будет тебе известно – допросы и пристрастное дознание. Поверь, в ходе такого дознания ты признал бы и то, что было, и то, чего не было. Довольно быстро признал, скажу я тебе, господин шутник!

– Ни сколько в этом не сомневаюсь, господин судья, – вежливо на этот раз ответил Таймон. – И прошу простить меня за мою несдержанность.

– Надеюсь, со временем ты осознаешь, что в тюрьме язык до добра не доводит, – ответил судья серьезно. – Извинение, впрочем, принято. А теперь позволь рассказать тебе о сути дела и предупредить.

– Слушаю внимательно, господин судья, – сказал Олли Таймон.

– Дело об убийстве священника Клода передано Инквизиции сегодня утром. Так положено по закону, – сказал судья. – И хотя давно известно, кто отправил святошу к его создателю и за что, ты бы ответил за его смерть сполна, поверь мне. Но среди ночи ко мне влетела эта леди, которую ты видишь здесь со мной. Она не побоялась явиться в неурочный час, поднять меня с постели и этим довольно сильно рассердить. Впрочем, учитывая некоторые обстоятельства, я выслушал юную леди и, приняв во внимание прошлую дружбу с ее уважаемым родителем, согласился выполнить одну просьбу.

Вейдок и Таймон молчали, делая вид, что сильно заинтересованы.

– Она пожелала поручиться за тебя, Таймон, – сказал судья. – Отрекомендовав тебя как своего подопечного. В качестве залога она внесла в королевскую казну сумму величиной в пятьсот глорий. Сумма немалая. Таким образом, дело из канцелярии Инквизиции исчезло, и теперь ты всего лишь бедолага, которого схватили стражники, по досадной ошибке приняв за преступника. И поэтому тебя отпускают из тюрьмы. Будешь возражать?

– Нисколько, господин судья.

– Хорошо. Впрочем, помни: за тебя поручились. Знаешь, что это значит?

– Понятия не имею, – честно ответил Олли.

– Это значит, что еще хоть раз появишься в Мареаполе или устроишь беспорядки в каком-либо ином месте, тебя вместе с твоим поручителем немедленно схватят. Поручителя ждет суд, а тебя – костер.

– Долгий пристрастный суд и мокрый, дымящий костер, – пробормотал Олли Таймон и обратился к девочке: – Дитя, ты не ведаешь, на что идешь. Старина Олли выйдет из темницы и уже назавтра обязательно что-нибудь натворит. Украдет драгоценности у ювелира или, чего доброго, подвергнет кого-нибудь разврату. Тебя отведут на лобное место и вздернут. И ты будешь показывать язык всем и каждому. Глаза твои выклюют городские вороны, а ноги обгрызут бродячие псы…

Леди Амелия побледнела. Она смутилась, но вида не подала.

– Это не самое страшное, что может произойти со мной, – ответила она дрожащим голосом, но высоко подняв голову. – Я не боюсь. К тому же, надеюсь, постоянно памятуя о том, что залогом его свободы служит чья-то шея, уважаемый Олли Таймон поостережется ввязываться в неприятности. Ведь так?

Олли осклабился, а Вейдок опустил голову.

– Истинно так, – сказал он за Таймона.

– В таком случае, не пора ли завершать беседу? – спросил судья торопливо. – Дела не ждут.

– Да, – медленно сказала Амелия. – Господин судья, я прошу еще минуту, чтобы поговорить с моим подопечным наедине.

– Как будет угодно, – ответил судья. – А я, в таком случае, откланиваюсь. Удачного вам всем дня. Будьте милосердны друг к другу и не грешите впредь.

Он ушел. Когда его шаги смолкли в темноте, леди Амелия приблизилась к решетке. Таймон оценил ее движение и немедленно ответил улыбкой:

– Ближе, дитя, сегодня еще не подавали завтрак.

Он показал клыки. Чернокожая телохранительница даже не почесалась. Видимо, не сочла угрозу серьезной. Юную леди действия Таймона ничуть не смутили. По выражению на ее симпатичном личике можно было явственно понять, что она о Таймоне не слишком высокого мнения.

– Магистр Найтл, – проговорила девушка, глядя на Вейдока.

– Имел ли я честь видеть тебя раньше, леди? – спросил Великий Магистр.

– Не думаю, – ответила леди Амелия. – Но я знаю тебя.

– Откуда же?

– Мой отец – Даниэль Лидс.

– Ах, вот в чем дело! – Вейдок изобразил на лице выражение глубокого понимания. – Это твой отец послал тебя?

Амелия Лидс запнулась.

– В некотором роде – да.

– Почему же твой отец не пришел сам?

– Это вас не касается.

Вейдок мимоходом сделал открытие: Амелия Лидс избегала лжи. Она предпочитала умалчивать и скрывать.

– Мой отец не предполагал, что придется вытаскивать вас из тюрьмы, – медленно проговорила Амелия. – Я всегда думала, что Великий Магистр Ордена Странствий и Поэзии никогда не станет устраивать потасовку в храмовом квартале незнакомого города.

– Иногда обстоятельства выше наших предположений, – ответил Вейдок просто. – Тебе, леди Амелия, полезно узнать, что я всегда с трудом смотрел на несправедливости, творящиеся у меня под носом.

– Вот как? По-твоему два избитых тобой прихожанина – это справедливо.

– Это были не прихожане, а хамы и разбойники, – как ни в чем не бывало, отвечал Вейдок. – Не спорю, разбойник может раскаяться. Тогда в храме ему самое место. Но если он разбойником остается даже в святом месте, не грех и приложить посохом по башке! В воспитательных целях!..

– Ты говоришь ужасные вещи, Вейдок Найтл!

– Порой ради справедливости творятся ужасные вещи.

Амелия несколько секунд молчала, задумчиво глядя на Вейдока.

– Может, ты и прав, – сказала она погодя. – Может, тогда ты поймешь и найдешь оправдание моему ужасному поступку? Ради справедливости, как ты говоришь? Ведь я пришла освобождать тебя, но в последний момент передумала.

– И освободила Таймона, – Вейдок горько рассмеялся. – Охотно пойму твои действия. Для дела отволшебничек гораздо полезнее Великого магистра. Да и мне ты оказала неоценимую услугу. Теперь я хотя бы высплюсь.

Амелия поджала губы.

– Да, и еще. В том случае, если меня случайно казнят завтра на рассвете, передай твоему уважаемому родителю мои извинения. Я никак не смогу отработать заплаченные мне восемь тысяч золотых роллондов задатка, потому что буду мертв. Глубоко сожалею.

– Эти восемь тысяч, Вейдок Найтл, – произнесла Амелия, – я тебе прощаю.

У Вейдока от удивления открылся рот.

– Да ну?! Вот спасибо! – воскликнул он, а Олли Таймон громко захохотал.

Леди Амелия с раздражением отошла от решетки.

– Я ухожу! – бросила она сердито. – Прощайте, господин Найтл. Не сердитесь на меня. У меня были все основания освободить не вас, а вашего друга. И вам, до свидания, Любитель острить! – сказала она Таймону. – Думаю, мы еще встретимся. Замок Тененталь. В лучшем случае наши пути пересекутся еще до заката, в худшем… вороны выклюют мне глаза!

Сказав так, юная леди удалилась быстро и решительно. Эпретийка безмолвно последовала за ней.

– Дитя с норовом, в меру глупое, в меру задиристое. Смелости девчонке не занимать, – проговорил Таймон, когда все их покинули.

– Хватит паясничать, Олли, – Вейдок прислонился спиной к стене и задумчиво жевал соломинку. – Чего ей бояться? Уверен, никто девчонку пальцем не тронет, даже если мы с тобой развратим всех женщин Истарии, тьфу! Попробуй кто-нибудь обидеть младшенькую Лидс – вся семья встанет на ее защиту! Видел ее «дуэнью»?

– От такой «дуэньи» и я бы не отказался. Вей, признайся, как ты узнал, что за нами придет Амелия Лидс?

– Признаюсь, я не знал. Я думал, что нашим благодетелем станет ее щедрый папаша. Но коль он не явился, что-то изменилось. Что-то пошло не так. Нам придется выяснить, что именно.

– А стоит ли? – спросил Олли. – Ведь Амелия Лидс только что простила тебе долг.

– А есть ли у нее право? – Вейдок задумался.

Он погрузился в свои мысли и размышлял до тех пор, пока не явились тюремщики, бестолковый Пир и еще один, который зевал и всем своим видом показал, что только-только поднялся с постели. Он отпер решетку, ловя ртом мух. Пир стоял столбом, отчаянно пытаясь что-то припомнить.

– Кто из вас двоих Олли Таймон? – спросил он.

В тот самый миг в голове Таймона родился план, которым делиться с другом он не стал, потому как на это не было времени, а сразу привел его в исполнение.

– Он Таймон, – Олли указал на друга.

– Я Таймон? – Великий Магистр Ордена Странствий и Поэзии только секунду не понимал, что происходит и вскочил на ноги.

– Король тебя милует, парень, – сказал безмозглый бедолага Пир. – Вали отсюда побыстрее. А то я уже на твою рожу смотреть не могу. И забери свои вещички… Эй, а ты куда собрался? – он преградил Таймону дорогу. – Нет, насчет тебя распоряжений не было! Кстати, твоя рожа мне кажется знакомой. Где я тебя видел?

– В тюрьме, – ответил Таймон глухо.

– А я думал, король если милует, то всех сразу.

– Поболтай еще…, – проворчал Тайон.

С деланным выражением легкой досады на лице Олли проводил Вейдока взглядом, ухмыльнулся украдкой. Вейдок обернулся.

– Не огорчайся, друг… Вейдок, – сказал он громко. – Вспомни старые времена. Утес на побережье.

– Где?

– У моря, разиня! Где маргаритки.

Он удалился, сопровождаемый тюремщиками. Олли Таймон вздохнул и вновь уселся на пук соломы.

– У моря, утес… Где маргаритки. Он думает, я помню?

Он закрыл глаза и представил себе море на закате. Высокий утес и на нем маргаритки среди травы.

Темница погрузилась в тишину и холод. Через час в ней было все так же тихо. Только слышалось, как капает в темноте вода, да время от времени попискивают в подземельях крысы. Никто не услышал ни единого подозрительного звука.

Через два часа, когда пьяный Пир, растолкав сонного тюремщика на посту, понес заключенному еду, он обнаружил, что зачарованные прутья решетки сломаны, а сама темница пуста.