Текст книги "Дудль Вздул Майдан. Стихотворения и поэмы"

Хроника

 
О, как ужасно в век суровый,
Неблагодарный и пустой
Пребыть колхозною коровой
С босой, понурой головой!
Как грустно видеть в щель сарая
Топор, ведро, верёвку, пень,
А там вдали, где птичья стая —
Ошмётки дымных деревень!
Бежит по косогору стадо!
Грустит о добром Ильиче
Горбун с пропитым в детстве взглядом
С хлыстом тяжёлым на плече!
 
 
Как жутко муравьём родиться,
И на горбу таскать бревно,
Чтоб выжив чудом, возгордиться
И говорить: «Мне всё равно!»
Как больно быть пчелой – и мимо
Лететь неведомо куда!…
Их участь, впрочем, несравнима
С ужасной участью совка!
 
 
Не в плавках сила! Сила – в знаньях!
С тоской посматриваю я
На повторенья, заклинанья!
На участь честных средь ворья!
О, смертнорусская истома!
Да, наш удел весьма суров —
Как гости пребываем дома
Средь нагловатых чужаков!
Веками – пыль, глупцы и мухи,
Грязь непролазная дорог,
И те же нищие старухи,
Привыкшие латать носок!
Спит под звездой нерукотворной
Земля, рождающая дух…
Дух безнадёжности покорной
К всевластию Навозных Мух!
Пусть насмехаются соседи!
Всем вопреки умеем мы
Жить без Божественных Комедий
Комедией своей судьбы!
Порой средь дикого бедлама,
Спасаясь чудом от беды,
Мы смотрим в землю…
Где же яма,
В которой кончатся следы?
Прекрасны плесени узоры!
Чу, наводняют сирый стан
Легко линяющие своры
Попов, бандитов, партизан…
Кого ещё судьба подкинет?
О том не знает человек!
И это он пройдёт, и минет
Неведомо который век!
Рабы рабов при слове мёртвом!
Видать Всевышний нам велел
Дышать веками духом спёртым,
Отбросами заморских дел!
Но как придёт захватчик лютый
С освобождением своим,
Рабы в течение минуты
(Невесть зачем!) кончают с ним!
Чтобы потом свои сатрапы,
Забыв об участи рабов,
Набив карман, потёрли лапы
И улыбнулись средь гробов!
 
 
Я вижу их! Паны и слуги,
Запёртые в земную клеть…
 
 
P.S. …Не надо мне бы на досуге
Немецкой хроники смотреть!
 

Сын Демоса – Вася Отсосов

 
Не надо наивных вопросов!
Уймите трагический визг!
Сын Демоса – Вася Отсосов
Продался Америке вдрызг!
Зашёлся в кармическом блуде!
Хвалить асмодеев всхотел!
И Шустер глазами из ртути
На дивное диво глядел.
Ходил он в советскую школу,
(Как к счастью и нам довелось)
Но пить он мечтал «Кока-Колу»,
И нежить на жо «Леви Стросс».
Втыкая в английскую тачку
Набитый икрою живот,
Он помнил, как первую жвачку
Засунул в возжаждавший рот.
Не нравился с детства малютке
Совковщины лик неживой,
Савейские грубые шутки
Над блефом любви половой,
Быдлятины дух всенародный,
Обилье трагических рож,
И Маркс с бородою немодной
Бросал его в мелкую дрожь.
Потом запретили колёса,
И следом – магический мат…
И этому Вася Отсосов
Был до омерзенья не рад!
«Всё было бы в мире прекрасно,
Коль вовремя Бог замочил
Всех, всех: Дерьмокрадов и Красных,
Всех, всех Разноцветных Шустрил!»
Молитвою детскою с рани
Василий жужжал, как комар:
«О, были бы деньги в кармане,
И был на прилавке товар!»
Всё это в Руси невозможно!
Здесь странен саксонский уют!
В России иль грабят безбожно,
Иль грабить безбожно дают
Монголам, Французам, Евреям,
И Немцам, профукавшим честь.
Их надо иль вешать по реям,
Или им славословия несть!
Подумав над этим вопросом,
И прокляв мамону и рать,
Решился Василий Отсосов,
Как раньше, всегда – отсосать!
Не надо наивных вопросов!
Уймите трагический визг!
Сын Демоса – Вася Отсосов
Продался Америке вдрызг!
 

Бездна

 
Воспоминанье иль предначертанье?
Доставшееся даром станет данью!
А выгрызенное трудом отменным —
Чужой добычей иль пожарной пеной!
Воспоминанье – слабость перед бурей.
В горланье псов, в далёком свисте фурий,
В полёте ведьм и в круге на поляне.
В дупле древес,
Где птицы и древляне
Нас нет, пока стальные стрелки
Не сдвинут жизнь к печенью иль к пучине,
А остальные будут в клетке белки,
Раскусывать орехи и причины.
 
 
Да, в старости он стал не Куманеччи!
Кому такое признавать охота?
Корсет костей обрушился на плечи,
Как шлем картонный на виски Кихота.
Усохший мозг, гораздый на ошибки,
Белка лишённый и лишённый смысла,
В размокшем ухе поселил три рыбки,
И вобла одинокая повисла.
Они впотьмах беседовали мило,
Порою жадно раскрывая пасти
Словами из асбеста и акрила,
Раскраивая черепа и кроя страсти.
Из обретений оставалась грыжа,
Два фонаря под глазом,
Чирей-ниже,
И президент какой-то на экране,
Толь под шафе, а то ли под тиарой,
Отчизны неземной радетель рьяный.
Что было сил, долбил на барабане!
 
 
Он к старости стремился к обретеньям:
Соединился с мыслью, слился с тенью
И согласился с тем, что в прошлом было
Ему противно, как ослу кормила.
Уж в мавзолее был Великий Кормчий.
Святого на фронтоне били корчи,
Из красной пасти храма лилось пенье,
Иезуит внизу боялся порчи
И лишь грифон крутил столпотворенье.
Ослабевала воля, страх селился,
С вопросом древним «Кто ты?» и «Кому ты?»
На горизонте лёгкий дым клубился,
Сигнал о скором возвращенье смуты,
В наросшем шуме и прибывшем гаме
Детишки волокли бабло кусками,
Выкрамсывая с древним анекдотом,
Что скоплено истерикой и потом.
Исчезли смысл, намеренье и ясность,
С косой в накидке ковыляла Гласность,
Как всякий Штирлиц к Гамбургу и Берну,
Стремившаяся к хаосу столь мерно,
При этом родину любя без пива.
 
 
– Кому давать? – сказала грустно Рива
И вдаль ушла, влача платок в овраге.
В подъезде поселились бедолаги,
Удачно распростившиеся с ванной,
Прихожей и гостиной богоданной.
Их добрый дух попахивал «Шанелью»,
Залив кончался заводью и мелью,
А рыбы робой и рабы не мыли
Губами в синий стойкий вход в бутыли.
Он иногда спускался к их настойке
И им сулил последнее с любовью.
Жакет жены или жилет от тройки,
Оставшейся от свадьбы как наследство,
Отсюда путь в утраченное детство.
Здесь тайные вечери – не попойки!
Чужое благо – не свинина с кровью!
Прилепился отважный взгляд к матрасу…
И участковый с нищенской заплатой.
Акулий глаз и кобура на крупе
Мечтал о супе сыну и о супе
Себе… А как же быть солдату?
 
 
Так был положен тяжкий взгляд на хазу.
В боярышнике очутившись средь флаконов,
Он не сдавался, поздний пук гормонов
Отважно говорил ему: «Опасность!»
Но надо же учесть напор и страстность,
Народного артиста и актёра,
А не слепого шептуна из хора.
Уверенность бывает самомненьем
Сирены отвлекали нежным пеньем
Упорного Улисса от Итаки,
Он стал хитом на миг в кровавой драке,
Где выбит мозг, и кто-то выпал, падок,
То в палисадник, то ли, блин, в осадок,
И вой сирен сменился соловьями.
Прекрасно жить с любимыми, друзьями,
Не зная их имён, фамилий, явок.
Что фараон египетский без справок?
Интеллигент без ссылки и отсидки?
Любой святой всегда висит на нитке!
 
 
– Прорвёмся, братья! – он шептал бывало, —
Попытка-не быдло, рога не жвала!
Мы ж не клопы, а гомо, человеки!
 
 
Такое б говорить в иные веки!
Когда цензура и профорг с очками,
И рыбный лов сетями ночью в Каме.
Амбивалентный смысл растаял втуне,
Риэлтора на ступе звали Дуней.
Глаза – в глаза! Так говорят с врагами!
Увлёкшись вдохновенным разговором,
В котором были дали неземные,
Забытый мир, дотла набитый честью,
Пытался ртуть поймать печальным взором,
Но не поймал.
Уверенный в законе,
Как пред удавом, пребывал на месте!»
Того не зная, рухнул в люк к мамоне,
В тоннель всё падал, падал, дна не чуя,
«Где ж мои ножки? Сапоги не жали!
Кругом летели крышки и пачули,
Партийные билеты и скрижали,
Чужие лица и родные пули
Орали, выли, били и дрожали.
На вешалку улыбку вешал кролик,
Монах смеялся и дрожал до колик.
Из «Шмайсеров» менты стреляли.
Суки,
ОМОН и Хаммурапи рвались в Луки,
От «Мёртвой головы» остались трое,
Кому изгои, а кому герои.
Вросли в ледник над хладным пулемётом,
Роняя кровь над охладелым взводом,
Так, полагая быть самой собою,
Пчела дрожит над опустелым сотом,
И дым кружил над обгорелым дотом.
Для тех, кто не смеётся над судьбою,
Прошенье в рай кончается отводом!
 
 
По некоей стезе или причине
Тут он икринкой вылез из белуги.
И к Троице, очнувшийся в колхозе,
В избе без света, в копоти и глине,
Он протрезвев, вскричал: «Нет, лучше б в бозе!»
А по углам листы писанья гнили.
Замена равноценная – квартира
На развалюху из лиан Вьетнама,
Там где иконостас – большие дыры,
И вход без двери, а у входа – яма,
В которой, судя по виду, вчерась ли
Или когда, отчёт утрачен из кармана,
(Доверится такому? Вот и здрасьте!)
Здесь вверенного богом высшей касте
Гордейшего пытали партизана?
Откуда эти тряпки на заборе,
Свинья с угла и куры на насесте,
Хорошие соседи – это много!
Но и такое, говоря по чести,
Подув на пвльцы и помыслив строго —
Кусок говна на пыльном Эвересте!
В трёх метрах пруд с навозом, там когда-то
Толь ферма, толь дракон с седлом и цепом,
И часть без цифры, где бичи-солдаты,
Делились анашою, будто хлебом.
 
 
Россия пламенела на закате
Бутылки две на скомканной кровати
Надменно говорили об остатках
Его квартиры, и во рту так гадко,
Как будто жаба трахалась с тритоном
Во рву кремля – паучьем гнездовище!
Вот так в России можно статься нищим!
 
 
Россия – караульщик ратных грошей,
И этих жил, намерений и почты,
Она как бы мечтает о хорошем,
Но держит в жилах кулака заточки.
Люблю ли, не люблю ли, вас поздравлю
С тем, что судьба готовит всем по блату.
Вот так метаморфозы внидут явью
тотчас преобразуя сцену в хату.
Задав вопрос, надменно и сердечно:
«Что это было Дао или Нечто?»,
Как уцелеть, не зная крыл защиты,
Не видя в горизонте дыр дороги,
Что говорить, когда все карты биты,
И лишь шуршат исчадия и боги.
 
 
Что вводит рой слепцов в картину Босха,
В шестнадцатый из камеди и воска?
 

Месса

 
…Насмешливо весьма и очень кратко
Бог осветил источники Упадка
Людской цивилизации, и влез
В всемирно-исторический Прогресс.
Обрушившись в отчаянье глубоком
На скалы Дувра, как на венский стул,
Бог, обозревши Мир суровым оком,
Изрек, что виноват во всем Ромул.
Сорвав покровы с римского гарема,
Он сбросил в бурный Тибр малютку Рема
И смёл с Капитолийского Холма
Когорты, гладиаторов, дома;
Туда же полетел Водопровод,
Квинтилий Вар – источник всех хлопот,
Блудница Рима (будто бы она
Девицею когда-то рождена).
Вослед за этим, не смутясь нимало,
Свалил все наши беды на Ваала,
На римский блуд, на ханжество святош,
На Целибат кривой,
Прямой монгольский нож,
Досуг султана, Трудовой Мозоль,
Любви занозу, на Зубную Боль,
На Градусник, почивший за окном,
Всесилье богачей, банкротства гром,
На Солнце, в глаз вонзающее луч,
Совет Старейшин, допустивший путч,
Столетнюю войну, и на Блицкриг,
На Броуна, который всё постиг,
На Колесо, источник страшных смут,
На Книги, что к безверию влекут,
На Порох, на Бумагу и на Хмель,
Немудрое открытие земель,
Паломничество в Мекку, на Битлов,
Употребивших мало умных слов,
На Гильотину, на Столовый Нож,
На круг позора, на победы дрожь,
Предательство друзей, на вражий смех,
В одежды блага облеченный грех,
На Воровство шальное, на Чуму,
На Глупость, неподвластную Уму,
На Ум Бесчестный, на Неправый Суд,
На Геморрой, Литературный Труд,
На Зависть, что ворвавшись в мирный лог,
Испепелит любого в порошок,
Бессилье чести, что – у зла в плену —
Отправиться готово на войну,
Отставшие часы, Спешащий Век,
На то, что подл и низок Человек,
На то, что ничего не изменить,
На то, что, не помиловав – казнить;
Реформы в тлене, на Падеж Скота,
На Даму Пик, Трефового Вальта,
Или… Валета (черт возьми троих!),
На Ик нежданный, долгожданный Чих,
На Ссохшиеся Мозги, на Потоп,
Безглазый Ров и на Господень Гроб,
Рожденье не ко времени, Войну,
Отсутствие законов, на Страну,
В которой ничего нельзя понять,
На Гроб большой, Корсет, что правит стать,
На Брюки, что без пуговиц идут,
На Гнома в потолке, на Страшный Суд,
На Шабаш Ведьм, на Иудейский Храм…
 
 
Забыв сказать, в чем виноват Он Сам.
 

Вечные как Гибралтар

 
Да, кануло в Лету, как грек
Царапал на стенке вот так:
Я – мудрый, большой человек,
А консул Полибий – дурак!
Вогнал грека в землю удар,
Сожрали врага жернова,
Но Вечные как Гибралтар
Остались на стенке слова.
 
 
II
Жил Микельанджело – чудак.
Сникая от зависти, он
Писал: «Леонардо – дурак,
Член «Красных Бригад» и масон».
Мир это не в силах забыть,
Ведь трижды коллегу прокляв,
Он искренен был (может быть?!),
Но был он, конечно, неправ.
 
 
Да Винч не остался в долгу,
Нашел черный грифель, и вот
Царапает он на суку,
Что враг его «бабник и жмот»,
Что деньги он прячет в сундук,
Что зол он и жаден весьма
И от живописных потуг
Бедняга свихнулся с ума.
 
 
Великих не красит навет,
Но этого можно простить,
Ведь Винч не марал туалет
И стены домов (может быть?!)
Коллеги втянулись в войну.
Ножами у римских ворот
Они измеряли длину
И качество вражьих бород.
 
 
Идти нужно было домой…
Как Гении Мира, горды,
Пошли: Бонаротти хромой,
А Винчи был без бороды.
Хватил Леонардо удар,
Сожрали врага жернова,
Но Вечные как Гибралтар
Остались на ветке слова.
 
 
III
Хоть жили магистры наук,
Уж страшно сказать, как давно,
Писал в туалете сэр Гук:
«Ньютон попивает вино…
Сухой нарушает закон…
А эта научная прыть…
С каких не посмотришь сторон —
Учение нужно прикрыть!»
 
 
Гук был академиком, он
Вершил над коллегою суд
И проклял ньютонов закон,
Создатель которого – плут.
Он грифель до корня стесал,
Забывшись черченьем эпюр,
Но что он там дальше писал,
Нельзя привести без купюр.
 
 
На это сказал Исаак:
– На физике нету креста!
Всем ясно, что Гукер – дурак! —
И дегтем измазал врата.
И века галантного сын,
Соседям нашептывал он:
– Тут много, конечно, причин,
Но Гукер – испанский шпион!
Ударил Ньютона удар,
Сожрали врага жернова,
Но Вечные как Гибралтар,
Не умерли эти слова.
 
 
IV
Кто звезды на небе считал?
Считал их железный секстант.
Сальери соседу шептал,
Что Моцарт – большой дилетант,
Что дом его – сущий чердак,
Что нищ он, и мог быть богат,
Поэтому Моцарт – дурак.
(Сальери был явно предвзят)
 
 
А Моцарт садился играть,
Искал в композиции прок…
Что друг его может предать —
Он даже подумать не мог.
Да, был выше злобы птенец.
Не ведает зависти дар.
Сальери озлился вконец
И друга отправил в Тартар,
 
 
Промолвив: Конец дураку!.. —
От Моцарта нет и следа.
(Жалеть для друзей мышьяку
Не принято было тогда).
Ударил Сальери удар,
Смерть всех остальных забрала,
Но Вечные как Гибралтар
По миру гуляют слова.
 
 
V
Маститый писатель стоит
Как глыба гренландского льда.
И вид его всем говорит:
– Не велено! Кто там? Куда?
Как Цербер на цепи (точь в точь)
Твердит он: «Зелен виноград,
Таланту готов я помочь,
Да разве же это талант?»
 
 
Творцы от него далеки,
Совсем как Геракла столпы,
И щедрой рукой ярлыки
Он лепит на умные лбы.
Его не ударит удар,
Его не сожрут жернова,
Но Вечные как Гибралтар
Он очень умножит слова.
 
 
VI
Да уж кануло в Лету, как грек
Царапал на стенке вот так:
– Я – мудрый, большой человек,
А консул Полибий – дурак…
 

Петя и волк

 
I
Вот Вселенная моя,
Вот вселенские края,
Чуть левее, где-то тут
Дыры чёрные снуют.
И в одной из этих дыр
Расположен Этот Мир.
Вот Галактика, у ней
Нет ни кроны, ни корней,
Мириадами планет
Управляет Новый Свет.
Это Солнце, коим мы
Избавляемы от тьмы.
Вот планета Труляля,
Для землян она – Земля.
Территория видна,
Это, блин, Моя Страна —
Гордость наша… Среди бед
Мы живём здесь тыщу лет.
 
 
II
 
 
Стольный град Моей Страны.
Башни за сто вёрст видны.
Сумасшедший повар Билл
Это чудо сотворил.
Это вождь народных масс,
Давший воду нам и квас.
Знает бомж и знает мент,
Это – Новый Президент!
Говорит, что Патриот —
Значит, много украдёт.
Попадёт тщедушный дед
В нобелевский комитет.
Будет повод у народа
Говорить четыре года.
Это Флаг, а это Герб,
Но не Молот и не Серп,
Когти, перья, клюв в крови.
Господи, благослови!
Это Новый Кабинет,
Заправляет коим Шкет
И Чиновничья Орда.
Мы им всем сказали «Да».
Это наш Высокий Суд —
Клиентуру здесь сосут.
Это Клуб, и в нём любой
Или Гей, иль Голубой.
Вечный Огнь горит, и тут
Бомжу Крыша и Приют.
Здесь он песенки поёт,
Банки гнёт и водку пьёт.
Фрак, что носит Мойдодыр
Состоит из многих дыр.
 
 
III
 
 
Вот поля. Со всех сторон
Помидорный наш Район.
Это город Друляля.
Это Улица Моя.
Вот – Блюститель на посту,
Обходите за версту.
Утром бдит, слегка кривой,
Ночью ходит на разбой.
Это Мэр – глава ментов,
Он надменен и суров,
Честен, нравственен,.. притом
Держит он Публичный Дом.
Здесь Музей, и в нём кубы,
Кляксы, гвозди и гробы,
В общем – всё, что идиот
Здесь искусствами зовёт.
Это – Поп. Идёт к посту,
Морду видно за версту.
Бабка, согнута дугой,
Перед ним трясёт рукой.
Бабка бедная, и Поп
Морщит толоконный лоб.
Он сейчас подскажет ей
Накупить в подол свечей.
Вот – народ в водопровод
Вдоль по улице течёт.
Вот Пустые Закрома
И Игорные Дома.
Остановка. Винный Склад.
Проститутки здесь стоят.
Что же им так нужно тут?
Проститутки принцев ждут!
Здесь жил Маленький Поэт
Без надежды и конфет.
Здесь (аж с фиг каких времён)
Собирали Батальон.
Где тот Б., куда пропал
Я, признаюсь, не узнал.
Здесь торгуют анашой…
Бюстик медный небольшой
Неизвестного Творца,
Ярь-медянка льёт с конца.
Тут – Доходные Дома.
Там пустое Синема.
Нос, торчащий из норы.
Ни на понюх детворы.
Пушкин! Плюшкин! Е-моё!
Ты у этих «Наше Всё»!
Пушкин! Сердце не томи!
Этот Рай благослови!
Это Я иду домой
С рынка Улицей Кривой
Повернул направо —
Пьяная орава.
Повернул налево-
Согнутое древо.
Это наш Весёлый Дом.
Мы здесь сорок лет живём.
И от Дома Моего
Не осталось Ничего.
В прошлом был здесь Чудный Двор.
Погоняет вором вор.
Клумбы и фруктовый сад —
На их месте сущий Ад.
Здесь удобные скамьи
Для персоны и семьи.
Где они – не даст ответ
Даже очень старый дед.
Подо мной живёт Стукач.
Надо мной живёт Смехач.
То, что раньше звал Двором
Стало Покати Шаром.
 
 
IV
Папа Пети – Генерал,
Всех солдат он обобрал.
Мама – это просто Мать,
Что о ней ещё сказать?
В детстве Петенька потел,
Космонавтом быть хотел,
Иль Полярником, ведь тут
Денег куры не клюют.
Петя вырос, понял Пет,
Что в яранге денег нет.
Петя волка изловил,
Ободрал и ошкурил.
И заправил в «Мерседес»
В нём вчера Христос воскрес.
Хорошо, что в этот раз
Килер выполнил Заказ!
Знают все, что нет на свете
Бизнесмена лучше Пети!
Чистит зубы, моет руки!
Нет на свете большей суки!
 
 
V
 
 
Петя волка изловил,
Ободрал и ошкурил.
Знают все, что нет на свете
Бизнесмена лучше Пети.
Чистит зубы, моет руки!
Нет на свете большей суки!
 
 
Вот вселенная моя…
Вот вселенная моя…
Вот вселенная моя…
 

«Воронеж-Париж» и Обратно!

 
План на Четверг:
Нализаться
В дупель, вплепорцию, в прах,
Прыгнуть в канализацию
И вылезть на Елисейских Полях,
Не удивляясь, как чисто,
(Франкрейх, ети его мать!)
Шляпу у трубочиста
С громкой икотой отнять.
Это подстава и бяка,
Это ужасно старо —
Видеть потомка казака
В каждом сурке из бистро!
Вторить церковному ору!
Выкрасть у бомжа часы!
Плюнуть в лицо Сальвадору,
Рвущему Пабле усы!
Быть по старинке не в духе,
И проклиная весь мир,
Смутно надеясь – у шлюхи,
Выспросить – «Vо la Sortir?».
Знать – будуар их культура,
А не плебейский лабаз!
Точно такие же дуры
С зенками лазят у нас!
С думою смутной и вольной
Как аргонавты в пути,
В лондонском смоге viv Смольный
Иль Пикадилли найти!
Франция! На фиг! Всё враки!
Карта побита! Я – пас!!
У Андалузской собаки
Плачет искромсанный глаз!
Мимо какого-то Солнца
С воем слинять без штиблет,
Долго пытать у гасконца,
Что по-французски «Минет»?
Мстить: в Москове до обеда
Снова крестьян на..ли!
С крысами на велосипедах
Дружно рвануть в Тиволи.
Перепугать франкмазонок,
Гидов тупизмом взъебать,
Ночь провести средь картонок
Склада «Шанель» N5.
И не дождавшись Шанели
В Сент-Ориоль-Наблюе
В кровь, как в России хотели,
Морду набить Депардье.
Рядом с воришем горбатым
– Тебья не дурья губа!
Быть от-кутюр и поддатым,
В тютельку, в меру, слегка.
 
 
Смазать все звуки и краски:
Кадмий, индиго и медь,
И в инвалидной коляске
К неграм в «Юнеску» влететь.
Вон этих негров любитель!
Родины славной певец!
Дикой провинции житель!
Многих частушек отец!
Вижу цветение века
В парке Жофри Валуа —
Вместе троих гомосеков
И двух троцкистов в боа.
Хочется мира и драки!
Что там за крики и звон?
В этом сияющем мраке
Дует в трубу Посейдон!
Хочется в центре культуры,
От древнерусской тоски,
Бить вместе с неграми фуры
И поджигать бутики!
Хочется спутать им карты,
Хочется, …твою мать,
Быть впереди «Лейбштандарта»!
С знаменем красным шагать!
Хочется денег и пищи
От древнерусской тоски,
И Леонардо да Винчи
Тут же порвать на куски!
Петь во весь ор «Марсельезу»
С «Хорстом» чредуя её,
Хочется вызвенить мессу,
Чуть блеванув на неё!
Рвать с кардиналов гамаши,
Сколько ещё им вонять?
С крыши Парижской Мамаши
В Сену бутылки швырять!
Крошки пролить из кармана!
Нет ни сантима! Шалишь!
Выгнувшись, как гитана,
Золото лить на Париж!
Хочется в центре Европы
Где всё гнило и старо,
С криком: «Товарищьи! Копы!»
Скрыться в клоаке Метро.
Вытянув длинную выю,
В дредревнерусской тоске,
Сквозь Скориал в Далузию
Дико скакать на быке.
Там столоваться у крысы,
Больше ста грамм не проси!
И через Зазер Алисы-
Снова в клоаку Руси.
Здесь не промазав ни разу,
Низом минув города,
Вылезти из унитаза-
Фирмы Корбе Леруа!
Выпить из ящика водки,
Или пожалуй «Шабли»,
Прыгать блохой в сковородке.
Мять между пальцев рубли,
Видеть в оконных узорах
Крошку Жужу с Шуази,
И вспоминать Сальвадора
Дали стальные усы!
 

Франция

 
Всем довольны, краснопузы,
В Сене, Лувре или где,
Пусть во Франции французы
Чешут пёстрое. уде
Я же думаю: на тризне,
Провожая взглядом гроб,
Мат – фундамент нашей жизни
А французы? Мать их в ё.!